Меню Закрыть

Мировоззрение Мухтара Ауэзова — Тайжанов, А. Т.

Название:Мировоззрение Мухтара Ауэзова
Автор:Тайжанов, А. Т.
Жанр:Литературоведческие исследования творчества М. О. Ауэзова
Издательство:Гылым
Год:1997
ISBN:5—628— 02055—9
Язык книги:Русский
VK
Facebook
Telegram
WhatsApp
OK
Twitter

Перейти на страницу:

Страница - 7


4. Соотношение традиций и новаторства в истории развития литературы и общественной мысли

В обобщение и научную разработку общественной мысли в Ка­захстане, в раскрытие «общих и частных закономерностей движе­ния литературных процессов в нашем многонациональном госу­дарстве» определенный вклад внес М. О. Ауэзов. Развитие ка­захской общественной мысли он неизменно связывал с влиянием передовой культуры народов мира. «Лучшие представители на­циональных литератур, проникнутые сознанием своей ответствен­ности перед народом,— писал Ауэзов,— были связаны духовным родством с передовой общественной мыслью».

Исследование творческого наследия писателя позволяет гово­рить о том, что М. О. Ауэзов является «одним из основоположни­ков научной разработки истории общественной мысли Казахста­на».

В развитии литературно-общественной мысли Казахстана вообще и в исследованиях Ауэзова, в частности, большое значение имела проблема традиции и новаторства. И сегодня она остается актуальной в эстетике и современном литературоведении.

В жизни каждого народа, государства, общества происходят явления, которые играют существенную роль в его жизни, в опре­делении норм поведения. Возникнув в системе конкретных обще­ственных отношений, они занимают важное место в регулировании этих отношений. Этот круг явлений, объединяющийся термином «традиция», осуществляет связь поколений друг с другом.

Само слово (tradere — передавать, вручать, сдавать на руки) показывает, что традиции, в частности художественные, являются продуктом исторического развития. Они зависят от развития и изменения способа производства.

Мыслители прошлого, выделяя традиции как одно из важней­ших общественных явлений, учитывая, что традиции всегда высту­пают как форма передачи определенных вкусов, навыков, взгля­дов, подчеркивали, что общественные отношения, прежде чем превратиться в традицию, должны многократно повторяться и что традиция сама становится исходным пунктом для нового разви­тия.

Проблема традиции обычно рассматривается в связи с ролью творческого новаторства. В ее правильном решении ключ к пони­манию самих истоков художественного развития человечества. Исследование проблемы традиций вообще в традиций в истории развития литературы и общественной мысли, в частности, тесно связано с отношением к культуре прошлого.

М. Ауэзов, рассматривая проблемы новаторства и традиций, исходил из известного положения о культурном наследии, в кото­ром новая культура должна опираться на передовые, прогрессив­ные моменты, на завоевания и достижения старой культуры, кото­рую необходимо практически переработать, взять все ценное в ней.

Исходя из этих положений, М. О. Ауэзов сделал вывод, что необходим не разрыв с традициями, а их продолжение, новаторст­во же он рассматривал не просто как продолжение традиций, а их революционное осмысление. «Диалектическое понимание и оценка эпохи, истории народов и народных культур,—- писал он,— учит нас анализу явлений и их преемственной связи, в организо­ванном единстве исторических процессов... с точки зрения взаимо­связей в прошлом и взаимопроникновений в настоящем».

Искусство нашего времени, по мнению М. О. Ауэзова, не проти­востоит предшествующему искусству, не исключает его, но при всей принципиально качественной новизне своего художествен­ного метода, развиваясь, вбирает в себя существенные традиции прошлого, применительно к новым сторонам современной действи­тельности.

Национальные традиции, как известно, создаются передовой практикой многих поколений. Из века в век отшлифовываются в литературе к искусстве способы художественного освоения мира, передаются принципы оценки общественной среды и природы, накапливается богатство изобразительных средств. «Это,— пишет М. О. Ауэзов,— напоминает эстафету, но эстафету совсем особен­ную — в ней каждый новый этап искусства проходит, постоянно накопляя новое, обогащаясь».

Новые традиции в процессе своего возникновения и развития, в свою очередь, как бы отрицают старое, отжившее. Но это не голое отрицание, а отрицание как момент развития с удержанием положительного. Между новыми и старыми традициями могут существовать такие органические связи, когда некоторые тради­ции, возникшие в далеком историческом прошлом, вообще не исчезают, а в соответствии с новым историческим бытием обога­щаются и развиваются по содержанию и по форме. «История есть ие что иное, как последовательная смена отдельных поколений, каждое из которых использует материалы, производительные силы, переданные ему всеми предшествующими поколениями, в силу этого данное поколение, с одной стороны, продолжает унас­ледованную действительность при совершенно изменившихся условиях, а с другой стороны, видоизменяет старые условия посредством совершенно измененной действительности».

Вместе с тем с течением времени некоторые национальные традиции отмирают в результате общественных перемен и вследст­вие исторического развития национального характера народа.

Современные писатели, по выражению М. О. Ауэзова, как ху­дожники высокого сознания и мастерства, обобщающие передо­вые мысли общества, никак не могут оставаться в узких рамках старых традиций, например, традиций фольклора. «Как нельзя в реке дважды войти в одну воду,— писал он,— так нет традиций без новаторства... Традиции обогащаются повседневно новатор­скими поисками творцов-художников. Возникают новые традиции. Совершается единый диалектический процесс обновления искусст­ва на его родной почве». Кроме того, развивающиеся националь­ные традиции обязательно включают в себя и результаты взаимо­действия, взаимообогащения разных национальных литератур.

В статье «О традиционном и новаторском» М. О. Ауэзов пока­зывает взаимоотношение (диалектику) традиции и новаторства на примере казахской литературы, которая не имела развитой пись­менности до Октябрьского переворота.

Если русская литература развивалась на богатых традициях прошлого, то казахская литература развивается, опираясь на фольклор, «максимум с зачатками просветительства». Поэтому, писал М. О. Ауэзов, «на нас, писателях, лежит сейчас ответствен­ная задача воспитания читателя, повышения его культуры, углуб­ления его интеллекта. А это значит, что нужно издавать и разви­вать свои традиции интеллектуальности в литературе. В ходе соз­дания такой традиция необходимо опираться на достижения прошлого, и прежде всего — на духовное богатство нашего сегод­няшнего дня».

Продолжение и обогащение национальных традиций на новом этапе культурного развития невозможно без подлинного новатор­ства. Исходным положением диалектического понимания самой традиции и ее места в поступательном развитии искусства являет­ся подход к традиции не только как к сохранению и передаче всего лучшего от эпохи к эпохе, от поколения к поколению, от мастера к мастеру, но и как к сочетанию «внутри» традиции преемственности, с возможностью развития самой традиции. Исхо­дя из этого. М. О. Ауэзов исключал абсолютизацию противопо­ставления традиции новаторству. Как новаторство отнюдь не оз­начало для него отрицания, отбрасывания с порога каких бы то ни было традиций только потому, что они относятся к прошлому, так и следование традициям вовсе не означало топтание на месте, неподвижность. Писатель рассматривал соотношение традиции и новаторства в диалектической взаимосвязи. По М. О. Ауэзову, суть диалектической взаимосвязи в том, что новаторство, отрицая старый канон, утверждает новый.

Молодость казахского советского искусства, сложность и мно­гообразие задач, которые ему предстояло решить в кратчайшие сроки, исторически сложившаяся потребность в формировании новых, не известных прежде ни писателям, ни их читателям, жан­ров — все это обусловило необходимость овладения художествен­ными традициями различных культур, оценки их возможностей в становлении и развитии современного искуства. В их число М. О. Ауэзов включал и традиции казахского устного народного творчества, фольклор с его лаконизмом, афористичностью, вопло­тивший народную мудрость и народные стремления, творчество казахских просветителей. Наконец, предстояло освоить идейно- эстетическое богатство русской литературы, связанной с освобо­дительным движением, идейные завоевания ее гуманизма, комп­лекс ее проблем и образов, жанров, сложившихся в ней.

Обращение к работам М. О. Ауэзова, посвященным проблемам соотношения традиции и новаторства в литературе и обществен­ной мысли, помогает также вести аргументированную полемику с некоторыми западными учеными, которые придерживаются теорий «европоцентризма» и «азияцентризма».

М. О. Ауэзов отвергал «всяческие центризмы»: «Нет племен­ных культур по происхождению, а есть культура определенных стадий развития»,— считал он91. Кроме того, он рассматривал проблемы традиций и новаторства ко взаимодействии националь­ных культур народов СССР. Они выступают в его исследованиях «не как надуманные теоретические абстракции, а как конкретное отражение развития духовной культуры общества».

М. О. Ауэзов-ученый постоянно прислушивался к пульсу исто­рии. Глубоко понимая диалектические связи теории и практики, истории и теории, он счтал своим долгом «заняться теорией», по­тому что «слабость в теоретических вопросах сказывается в твор­ческой практике». Понимание «идеалов красоты, смысла жизни, мудрости, любви, назначения искусства» нужно, по его мнению, для «противопоставления пошлости, тупости, которые противобор­ствуют в жизненных конфликтах человеческих судеб». Подлин­ное развитие искусства невозможно без широкой творческой раз­работки теоретических проблем, в частности соотношения тради­ции и новаторства, но чтобы разработать теорию, необходимо осмыслить историю, ибо история — критерий истинности теорий. Не прошлое «вообще» интересует ученого, а только такое прош­лое, через понятие которого могла бы в историческом разрезе отразиться современность. Таким прошлым для М. О. Ауэзова было творчество великого просветителя Абая — свидетельство подлинного новаторства и обращения к традициям казахской на­родной поэзии.

Абай Кунанбаев является родоначальником классической ка­захской литературы, развивающейся под плодотворным влиянием лучших традиций казахского фольклора — стремления к широким эпическим обобщениям, создания героического образа народа, поэтичности языка. Обращение к традиции казахской народной поэзии сделало стихи Абая самобытными. Он глубоко знал поэти­ческое наследие народа, запечатленное в устных и письменных памятниках прошлого, ставшее животворным источником его поэзии.

В то же время, замечает М. О. Ауэзов, поэт отказался в своем творчестве от целого ряда канонческих форм устной народной поэзии и выступил творцом новых, ранее неведомых в казахской поэзии.

В исследованиях, посвященных творчеству Абая, М. О. Ауэзов показал, что духовное развитие поэта, его художественная прак­тика. на которой складывались традиции, осуществлялись в тесном и многообразном взаимодействии с опытом и достижениями лите­ратур восточных народов — таджикской, узбекской. «Этот факт Для развития казахской культуры литературы был в значительной мере не взглядом в прошлое, а расширением кругозора в настоя­щем, ибо классическая поэзия этих народов была мало знакома в то время казахскому народу. Именно поэтому Лбай оригинален и в своем общении с восточной поэзией, со всей прошлой и совре­менной культурой Ближнего Востока»,— писал М. О. Ауэзов.

Примером несомненного влияния восточных классиков на Абая являются написанные им песни любви, лирические раздумья, фи­лософско-моралистическая поэма «Масгуд». Однако он наследует лишь те их достижения, которые устремлены в будущее и несут в себе возможность развития, превращения в нечто новое. Ориги­нальность поэзии Абая и независимость от традиционной восточ­ной поэзии прежде всего не в реализме идейно-художественного содержания, а в глубоком ощущении жизни, в «земном» осознании мира и человеческих отношений.

Вскрывая истоки глубокого демократизма Абая и его прогрес­сивных воззрений, М. О. Ауэзов как убежденный интернациона­лист глубоко и всесторонне раскрыл огромное воздействие на ка­захского мыслителя-поэта передовой русской культуры и ее рево­люционно настроенных представителей. Под влиянием произведе­ний Пушкина Абай создал ряд прекрасных лирических произведе­ний о четырех временах года, стихи о назначении поэта, поэму об Александре Македонском и Аристотеле.

Благотворно влияли на творчество Абая не только лирика Пушкина, но и сатирические произведения писателей второй поло­вины XIX в., особенно Салтыкова-Щедрина. О традиции русского реализма в поэзии Абая Кунанбаева М. О. Ауэзов писал: «Одним из любимых и особо выделенных Абаем русских писателей второй половины XIX века был Салтыков-Щедрин. Па первый взгляд, может показаться странным, если не парадоксальным, установле­ние родства Абая-поэта, нс писавшего к тому же сюжетных произ­ведений, с русским писателем-прозаиком, автором сатирических сказок, новелл и романов».

Поскольку Абай обращался к культурам, не освоенным еще казахским народом, постольку он обогащался новыми средствами художественной выразительности, а также новыми идеями. Боль­шая часть стихов Абая относится к 80-м гг. прошлого столетия, посвящена жизни казахского общества. Вместе с тем поэт произ­водит глубокий художественно-критический пересмотр всех духов­ных ценностей своего народа и провозглашает свою поэтическую программу. Ни одна его строчка не воспроизводит речевого и поэтического строя народного творчества в канонизированном, традиционном виде. Его поэзия насыщена новыми мыслями и чув­ствами.

По мнению М. О. Ауэзова, возникновение прогрессивных тради­ций и утверждение нового тесно связаны с народностью и реализ­мом. Определение понятия народности в творчестве великих ху­дожников прошлого он считал задачей сложной. Следуя за Н. В. Гоголем, М. О. Ауэзов видел народность не во внешней пе­редаче отдельных черт народного быта и языка, а в глубоком проникновении в суть народного духа, народной психологии «не в описании сарафана, а в самом духе народа». Народность в твор­честве писателя означает прежде всего необходимость «быть вер­ным действительности». Внимательно наблюдая быт народа, изучая его обычаи и верования, М. О. Ауэзов старался уловить неповторимое своеобразие национального харктера и передать его в своих произведениях и исследованиях.

Понятия «народность» и «популярность», говорил М. Ауэзов, не тождественны, так же как «народность» и «фольклорнзм».

По мнению М. О. Ауэзова, популярность художественного произведения — один из существенных критериев народности ис­кусства, «публика есть высшее судилище, высший трибунал для литературы». Популярность истинного искусства — явление прочное, устойчивое, длительное. Популярностью, не проходящей с годами, пользуются, например, стихи Абая. Она не только не уменьшается со временем, но даже растет. По глубокому убежде­нию М. О. Ауэзова, все подлинно народное в искусстве популярно, но не все популярное народно.

Одним из доказательств народности для М. О. Ауэзова являет­ся обращение к фольклору и его осмысление. «Но разве верно было бы,— продолжает он мысль,— определить народность Пуш­кина лишь по сказкам». Было бы ошибочно, считал М. Ауэзов, видеть народность Пушкина, Шота Руставели, Низами и Навои лишь в использовании ими мотивов народной сказки, так же, как сводить народность художника к изобаржению событий народной жизни или жизнедеятельности народных масс, ибо в одно и то же время представители разных социальных и идеологических тече­ний вкладывают в понятие «народность» свое особое содержание. Для М. О. Ауэзова народность в искусстве — это высокая идея, которая богата и содержанием, и формой конкретно-исторического и индивидуального проявления; эта идея — непрерывно развиваю­щаяся историческая категория. «Народность художника... в том, как отразил он чаяния и стремления трудовых масс, какова его роль в процессе развития национальной культуры, насколько он преумножил и обогатил духовные сокровища народа, насколько он помог народу».

Как и все великие поэты, взяв лучшее у народа, он сторицей возвратил ему свой долг. «Все гении наших народов, в том числе Абай,— пишет ученый,— использовали достояния народа, обяза­тельно обогащая, развивая и творчески совершенствуя их». В этом смысле, продолжает он, «дистанция от первоначального народного источника до поэтического воплощения его в произведении вели­кого классика может оказаться приблизительно такой же, как от простых глинобитных землянок до Дворца культуры пли, примени­тельно к истории русской культуры прошлого,— от крестьянской избы до творений Растрелли... от сказки до «Евгения Онегина», от русской народной песни до оперы или симфонии Чайковского».

В статье «народность и реализм Абая» М. Ауэзов указывает на главные черты народности поэта:

  1. Абай — честный и дальнозоркий художник — в ущерб соб­ственному благополучию отверг источник гнили и тлена... Иной, живительный источник — жизнь трудового народа — питал поэ­зию Абая.
  2. Творчество Абая отразило думы и мечты казахского народа о справедливой жизни. Горячо и вдохновенно призывал он народ к смелой борьбе за лучшее будущее... Напряженно, многосторонне и ответственно мыслил поэт о судьбе казахского народа, о его бу­дущем.
  3. Творения Абая народны потому, что возвращают заимство­ванные у народа идейные и художественные ценности возросшими, заново осмысленными, наполненными тем, что необходимо для дальнейшего исторического развития.
  4. Творчество Абая было ценнейшим вкладом в казахскую культуру. Народ унаследовал произведения поэта, потому что они были высшим художественным выражением народного духа той поры.
  5. Абай был выразителем взглядов трудящихся казахов... Поэт правдиво отразил социальный опыт пореформенного казахского крестьянства, его искреннее стремление к дружбе с трудовым на­родом соседствующих стран.
  6. В своем творчестве Абай выразил то, что в силу историче­ской новизны лишь смутно бродило в сознании масс и еще не мог­ло быть высказано народными певцами. А выразителем стремле­ния народа он смог стать потому, что в его поэтическом подвиге опорой ему служила передовая демократическая культура».

В статье «Великий сын народа», отвечая на вопрос: «В чем ве­личие Абая как прогрессивного общественного мыслителя своей эпохи?», М. О. Ауэзов подчеркивает «народность и реализм его ис­кусства» как два незыблемых и могучих свойства. Подробно останавливаясь на анализе этих двух проблем наследия Абая- мыслителя, ученый видит особые свойства народности поэта в том, что «всей суммой своих идейных исканий, своей творческой дея­тельностью он оказался в главном русле прогрессивного поступа­тельного развития истории своего народа». В связи с этим автор подвергает критике тех исследователей Абая, которые ищут в его творчестве отражение ханско-феодального деспотизма; показ борьбы народных масс против угнетателей; пропаганду оседлости и земледелия; призыв народных масс к борьбе с царизмом; при­общение своего народа к русскому рабочему движению и т. п. То есть эти исследователи определили степень его народности абсо­лютно внешне, односторонне. «Нет, не в таком виде выступает народность поэта,— писал М. Ауэзов,— Абай народен в выявле­нии дремлющих возможностей своего народа».

В. Г. Белинский, давая высокую оценку творчеству А. С. Пуш­кина, писал, что он «принадлежит к числу тех творческих гениев, тех великих исторических натур, которые, работая для настояще­го, приуготовляют будущее, и потому уже не могут принадлежать только одному прошедшему». Эти слова М. О. Ауэзов с полным правом относит и к Абаю.

Творчество Абая внесло в историю казахского народа и обще­человеческую культуру новые ценности, бережно хранимые наро­дом. Он был не только прогрессивным мыслителем, но и, как вы­разился М. О. Ауэзов, «стоял во главе прогрессивной мысли всей эпохи». С великой силой убедительности, жизненности и поэтич­ности вторгался он в действительность своей эпохи, способствовал прогрессу своего народа.

«Абай прогрессивен и народен тем,— писал М. О. Ауэзов,— что стал духовным оком своего народа и видел далеко вдаль, мысля и чувствуя за народ, указывая ему его будущее». Наследие Абая является частью передовой народно-демократической культуры. Поэтому М. Ауэзов понимает народность великого поэта «в диалектическом единстве с понятием классовости всей природы его наследия».

Не менее важной является проблема реализма в творчестве Абая. В этой же статье М. О. Ауэзов показывает две стороны реа­лизма Абая. Первая заключается в том, что он «раздвинул узкие границы традиционного поэтического мира, ввел в казахскую поэ­зию большое количество новых тем, создал полную разносторон­нюю картину казахской действительности, картину жизни всех слоев современного ему казахского общества». Вторая, не менее важная сторона заключается «в глубоком критическом анализе сложных и противоречивых социальных явлений, с которыми он встречался».

В стихах Абая охвачены сложнейшие явления жизни степи, в которой поэт критически раскрывает глубокие корпи социальной действительности своего времени. «Поразительна обличительная сила его творений,— писал М. Ауэзов,— правдиво и смело, резко и гневно раскрывающих все недуги и пороки описываемой им дей­ствительности, главным образом, окружающей его общественной жизни».

По мнению ученого, народность и реализм «определяют вели­кое новаторское значение творчества Абая для роста духовной культуры казахского народа».

Известно, что с поэзией Абая в казахскую литературу пришел принципиально новый реалистический метод изображения жизни. Подчеркивая это, М. О. Ауэзов в статье «Народность и реализм Абая» пишет: «Деятельность великого поэта-просветителя проте­кала в то время, когда в Казахстане под воздействием капитали­стической экономики началось разложение феодально-патриар­хальных отношений, усилились классовые расслоения и классо­вый антагонизм. В это время даже в кочевую казахскую степь стало проникать влияние прогрессивной общественной мысли. Эти предпосылки и обусловили зарождение и развитие элементов кри­тического реализма в творчестве Абая».

Основополагающий вывод ученого имеет большое значение и для исследователей развития общественной мысли в крае. Кроме того, проблема соотношения прогрессивных традиций и новатор-

ства в истории развития литературы и общественной мысли затра­гивается во всех его литературно-критических и научных исследо­ваниях по истории развития литературы.

В целом выводы М. Ауэзова о развитии общественной мысли в степи конца XIX — начала XX в. сводятся к тому, что «высокий гуманизм, глубокое и революционизирующее значение русской классической литературы XIX в., проникнутой освободительными идеями, ее упорная оппозиционность царизму, неумолчный голос заступничества за угнетенные массы пробуждали к жизни и вос­питывали общественную мысль в Сибири и в Казахстане».

Поэтому главным в исследовании творческого наследия вы­дающихся деятелей национальной культуры М. О. Ауэзов считал выявление прогрессивных элементов, подлинно передового и показ глубинной связи с революционно-демократическими традициями.

Еще в 30-е гг. в истории казахской общественной мысли сере­дины и второй половины XIX в. М. Ауэзов выделял два основных направления: прогрессивное и консервативное. Основоположника­ми первого были Шокан Уалиханов, Ибрай Алтынсарин. Абай Кунанбаев, второго — он считал — Шангирей Бокеев и Магжан Жумабаев. В статьях «Рожденная революцией» и «Традиции рус­ского реализма и казахская дореволюционная литература», напи­санных в конце 50-х гг., М. Ауэзов подверг острой критике этих поэтов за отрыв от реализма. Так. Ш. Бокеева он упрекал за то, что тот создавал свои лирические стихи не в духе Абая, не в про­должение его традиции и традиции русской классической и рево­люционной демократии, а подражая другим русским поэтам — представителям «чистого искусства», а М. Жумабаева — за «уход от реальной действительности, воспевание одиночества, отрешенности, индивидуалистических настроений, характерных для декаденствующих стихотворцев, отколовшихся от жизни обще­ства и выражвших реакционные, порой мистические, настроения свергнутого революцией эксплуататорского общества».

В целом, не оспаривая необходимость критики, мы считаем та­кой подход слишком прямолинейным, что, впрочем, было харак­терно для науки тех лет. Ш. Бокеев подражал представителям «чистого искусства», декаденствующим поэтам. Однако вместе с тем мы не должны забывать, что современник Абая, потомок хана, носивший титул русского дворянина Самарской губернии, Ш. Бо­кеев как поэт сформировался и творил в основном во второй поло­вине. XIX в. и умер через два года после победы Октября. Требо­вать же от семидесятилетнего поэта принятия идей Октября по меньшей мере неправомерно. Нельзя не видеть в творчестве Ш. Бокеева и сострадания к своему народу, находившемуся под двойным гнетом — царских властей и местных феодалов. Но и эти «тенденции поэтического творчества Ш. Бокеева в 50-е гг. харак­теризовались как декадентские, тогда как в основных произведе­ниях Ш. Бокеев призывает народ к знанию и культуре».

Не избежал влияния распространенного в конце XIX — в на­чале XX вв. в Европе и России декадентского течения в искусстве и М. Жумабаев. Далек он был и от политической борьбы, что не помешало ему, однако, впоследствии принять Октябрь. Современ­ники высоко ценили творчество М. Жумабаева, считая его самым талантливым поэтом после Абая». В 1929 г. сам М. Ауэзов, искренне восхищаясь им, писал: «Я очень люблю поэзию Магжа- на, он поэт высокой культуры... Из всех сегодняшних поэтов-писа­телей только он устремлен в будущее и, несомненно, его слово бессмертно». Обвиненный в буржуазном национализме, М. Жу­мабаев был репрессирован, а его творчество предано забвению.

Нам кажется, что слишком суров М. О. Ауэзов и в оценке одно­го из классиков казахской литературы — Султан-Махмуда Торай- гырова. Он пишет: «Будучи современником Горького и Маяков­ского, Султан-Махмуд Торайгыров остался равнодушным к рево­люционным идеям их творчества. Султан-Мухмуд остался лишь выразителем индивидуального, анархически-бунтарского протеста. Отсюда происходят его политические блуждания в годы 1917— 1918. Поэт попадает в тот же тупик, в котором оказались все идеологи буржуазно-националистической эксплуататорской вер­хушки казахского общества».

Но ведь С. Торайгыров умер в 1920 г., а писал в основном в предвоенные годы (имеется в виду первая мировая война). Поэто­му, думается, богатое и разнообразное литературное наследие Султан-Махмуда Торайгырова надо оценивать, учитывая всю сложность породившего его времени. Важно для читателя то, что С. Торайгыров отчетливее многих своих предшественников и сов­ременников видел классовую борьбу в степи, был более последо­вателен и смел в обличении пороков феодальной действительности.

Постановления по вопросам развития культуры и литературы Казахстана, принятые в 40—50-е гг., еще более усилили негатив­ное отношение к творчеству ряда выдающихся поэтов дореволю­ционного периода и первых лет после Октября. В те годы М. О. Ауэзов не был свободен от односторонних оценок творчест­ва этих поэтов, но и позднее он отстаивал свои принципы жизне­утверждающей, реалистической поэзии.

М. О. Ауэзов отмечает, что основоположники казахской лите­ратуры советского периода с первых лет установления Советской власти вели борьбу за «яркую, солнечную и жизнеутверждающую народную поэзию Абая, слившего лучшие свои чувства, думы, настроения со всем передовым, что было в народе», овладевали новаторскими методами крупнейших представителей русской лите­ратуры того времени.

Более глубокому раскрытию духовной жизни казахского обще­ства, считал М. О. Ауэзов, способствует исторический подход к общественной мысли, изучение ее во всей сложности диалектиче­ского процесса, со всеми проявлениями идейных разногласий меж­ду теми или ными группами и течениями. Нельзя полагать, говорил М. О. Ауэзов, что движение казахской общественной мысли в на­родно-демократическое русло было беспрепятственным, прямоли­нейным. Прогрессивное крыло развивалось в острой идеологиче­ской борьбе с приверженцами патриархально-родового строя, старыми отжившими обычаями и традициями. Они глубоко осознавали свою ответственность перед народом, всегда связыва­ли себя духовным родством с передовой общественной мыслью, с се народной эстетикой. Однако в силу незрелых условий казахской общественной жизни они в то же время не смогли пойти дальше отстаивания абстрактных принципов справедливости. Лучшие представители национальных литератур XIX в. не всегда могли стать вровень с передовой общественной мыслью России того вре­мени. Ведь развитие общественной мысли в России отражало рост производительных сил и шло быстро. Ограниченность мировоззре­ния даже передовых писателей-мыслителей в ряде национальных литератур была исторически обусловлена, что хорошо просматри­вается в творчестве Ш. Уалиханова и А. Кунанбаева. Так, Абай, творчески воспринявший идейно-художественные традиции пуш­кинского реализма и знакомый с идеями революционных демокра­тов Чернышевского и Добролюбова, монархический строй воспри­нимал как нечто незыблемое. Ш. Уалиханов, горячо воспринявший идеи русских просветителей, знакомый с произведениями Герцена, Чернышевского, Белинского, ближе всего воспринял программу широкого просвещения масс. Ибо в условиях экономической и культурной отсталости Казахстана они не могли выработать за­конченного п предельно ясного революционно-демократического мировоззрения.

Анализируя творчество классиков национальных окраин Рос­сии Ахундова, Тукая и Абая, М. О. Ауэзов обнаружил, что, несмот­ря на их восхищение поэзией старого Востока, они не могли ею полностью удовлетвориться, так как произошли большие измене­ния в истории человечества. Русская же литература того времени несла идеи революционного гуманизма, свободы человеческой лич­ности, раскрепощения трудового народа, равноправия женщин, требовала широкого светского образования, а также провозглаша­ла братство всех народов «Руси великой».

М. О. Ауэзов считал принципиально необходимым сопоставле­ние влияния восточной и русской поэзии на творчество классиков национальных окраин России. По его мнению, оно позволяет уви­деть. какое огромное значение для творчества национальных мыс­лителей в целом имела русская литература, которая, однако, не превалировала над традициями Востока. «Об этом небесполезно вспомнить и иметь яркое представление каждому из нас, писате­лей национальных республик и прежде всего Средней Азии. При­мер Абая особенно поучителен», — заключает М. О. Ауэзов.

Таким образом, по глубокому убеждению М. О. Ауэзова, исто­рический подход к развитию литературы и общественной мысли показывает, что лучшие представители национальных литератур, проникнутые сознанием ответственности перед народом, были связаны духовным родством с передовой общественной мыслью, с ее эстетикой, в которой выразилось верное понимание цели искус­ства и общественной роли писателя.

В контактах стран с разным уровнем развития всегда возни­кает противоречие между национальной практикой отсталых стран и всеобщим прогрессивным сознанием. Как правило, прогрессив­ные слои общества отсталых стран воспринимают всеобщие про­грессивные идеи передовых стран, которые оказываются действи­тельно прогрессивной силой в условиях жизни отсталых стран, ибо «восприятие чужих идей совершается тогда, когда появляется спрос на эти идеи — спрос, обусловленный общественным быти­ем».

Метод историзма позволил М. О. Ауэзову осмыслить не только прошлое, но и современное состояние художественной культуры народов в его исторической динамике. Он обратил внимание на внутреннюю, имманентную закономерность, т. е. на относительную самостоятельность художественного развития, не только обнару­жил противоречивость отношений к традициям, материалам насле­дия. но и объяснил, почему данное художественное направление опирается именно на эти, а не другие традиции.

Говоря о соотношении традиции и новаторства в развитии ли­тературы и общественной мысли, рождении новых жанров и обнов­лении старых, взаимном обогащении письменного и устного худо­жественного творчества, М. О. Ауэзов указывает, что все эти живительные процессы в организме казахской литературы стиму­лируются ее народностью. А эти последние, по мнению М. О. Ауэ­зова, выражаются в красочном многообразии национальных форм, стилей. «Мы наблюдаем по отношению к каждой отдельной на­ции,— писал М. О. Ауэзов,— прежде всего самостоятельное проявление национальной формы». Новое в национальной фор­ме. в понимании М. О. Ауэзова, рождается на основе прогрессив­ного народного при сохранении исторической преемственности. Новая форма, по его мнению, должна быть глубоко национальной не только по языку, но и по всем отображаемым его особенностям жизни — психологии, быту, деяниям, образно-языковому мышле­нию, человеческим отношениям.

Национальные стили, основанные на исторически сложившихся традициях.— явления не застывшие. Претерпевая постоянные изменения, совершенствуясь, они расширяют в углубляют взаимное обогащение всех составных частей разноязычной советской лите­ратуры. Подчеркивая это, М. О. Ауэзов на конкретном примере доказывает тематическое сходство известных автобиографических произведений «Детство», «В людях», «Мон университеты» М. Горь­кого с «Бухарой» Садриддина Айни, «Школой жизни» С. Мукано- ва, «Утром нашей жизни» Сатыма Улугзаде. В то же время, про­должает он, «все они различны по своим национальным стилям. Каждый из авторов использует самобытные краски, «чтобы пока­зать особенности формирования национального характера в тру­довой русской, узбекской, таджикской, казахской среде».

Среди лучших традиций советской многонациональном литера­туры писатель выделяет духовное содружество. Еще В. Г. Белин- ски предвидел, что придет время, когда народы России, далекие в XIX в. от взаимопонимания, будут «братски делиться друг с дру­гом духовными сокровищами своей национальности». Как бы в продолжение этой мысли М. Ауэзов писал, что рост и сближение национальных культур, упрочение их взаимосвязей делают более плодотворным взаимное обогащение, открывают людям широчай­шие возможности для приобщения ко всему ценному, что рождено талантом каждого из народов нашей страны».

Рассматривая проблему взаимодействия и взаимообогащения литератур, М. Ауэзов не сводил ее к простому заимствованию. Этот процесс обязательно содержит элемент критической перера­ботки, творческого преобразования, восприятия опыта в своей собственной, индивидуальной, манере.

Исследуя соотношение традиций и новаторства в развитии ли­тературы и общественной мысли, он показывает воздействие лите­ратуры и искусства ранее отсталых народов в процессе их бурного развития на литературу и искусство русского народа и других народов СССР, имеющих относительно высокоразвитую культуру. Таким примером служит творчество самого М. О. Ауэзова. В настоящее время трудно представить себе крупный современный роман о судьбах народных, в котором бы так или иначе, прямо или косвенно не был учтен опыт ауэзовского «Абая». Этот факт пока­зывает выход казахской прозы на всемирную арену, безусловный ее рост.

Создание образа национального героя, раскрытие внутренних противоречий и психологии людей, писал М. О. Ауэзов, невозмож­но без учета традиций и форм национальной художественной прак­тики. По М. О. Ауэзову, сходны в изображении писателей судьбы народов, искания положительных героев, типичны характеры и обстоятельства. «Но как своеобразны нарисованные картины..., национальные традиции, новаторски приумноженные, ощущаются в сюжетах и композиционных решениях общей темы, в портретных и психологических характеристиках духовно растущих героев; в развороте массовых сцен, в обличительных мотивах, в отборе кра­сок для образного показа эволюции национального самосозна­ния». Исходя из этого, национальные традиции надо рассмат­ривать как постоянно развивающийся процесс, а нс как неподвиж­ную, неизменяюшуюся и неразвиваюшуюся догму, а также прини­мать во внимание «их связь с национальной традицией других братских народов, особенно с русской национальной традицией, с традицией всего советского общества».

Рисуя героя наших дней, писатели, поэты, оставаясь верными традиции, ищут и находят новое. М. О. Ауэзов по этому поводу писал, что надо «стремиться на основе лучшей традиции народно­го творчества все шире раздвигать рамки и сферу своей деятель­ности в наши дни до подлинной и интернациональной широты горизонтов в масштабе всей страны».

М. О. Ауэзов ратовал за высокохудожественные произведения в казахской литературе. При этом мерилом подлинной ценности произведения казахской литературы считал «признание не только казахского, но и всесоюзного читателя». Примером такого призна­ния служила поэзия Джамбула. По мнению ученого, широкие го­ризонты и художественные масштабы для литераторов Казахста­на может открыть свободное творческое соревнование с выдаю­щимися писателями СССР.

Проблему традиции и новаторства писатель тесно связывал с изучением закономерностей развития советской многонациональ­ной литературы, анализом жизненных реальностей, процессов, ее породивших, а также передовых национальных традиций в их ха­рактерных особенностях и всемерным раскрытием их сущности. «Только при таком условии многогранная, сложная история раз­вития литературы может соответствовать требованиям всесторон­него исследования».

Исследование литературных памятников народов, считал М. Ауэзов, предполагает глубокое изучение истории братских ли­тератур; выявление сходства и преемственности каждой группы литератур; сходных черт каждой литературы, которые связывают ее с русской литературой; наконец, подробную оценку и сравни­тельное исследование ее связей с другими братскими литерату­рами.

Таким образом, культуру народов питают, с одной стороны, традиции, а с другой — новации, представляющие квинтэссенцию опыта сегодняшнего дня, который, в свою очередь, будет служить источником знания для будущих поколений. Таким является твор­чество самого М. О. Ауэзова.

В творчестве М. О. Ауэзова нашла высшее выражение такая черта казахской литературы, как изначальная изустность.

У М. О. Ауэзова традиции устной литературы предстали в но­вом эстетическом качестве. Знаток и переводчик восточной поэзии Альфред Курелла писал о романе-эпопее «Путь Абая»: «Степь ожила и пошла на нас со всем великолепием се первозданной при­роды, ее чистыми и цельными характерами. А какие страсти шекс­пировские! Вы ощущаете эпоху, как ни в одном научном исследо­вании. А какая поэзия! Ни одной прозаической строчки в этих двух объемистых книгах, напечатанных в форме прозы».

Творчество М. О. Ауэзова стало новым этапом художественного освоения действительности в форме романа. Освоение и преобразо­вание традиции у него стали органической частью духовного раз­вития современного общества. М. М. Бахтин в своей работе о Франсуа Рабле писал: «Его произведение, правильно раскрытое, проливает обратный свет на тысячелетия народной смеховой культуры, величайшим выразителем которой в области литерату­ры он является. Освещающее значение Рабле громадно: его роман должен стать ключок к малоизученным и почти вовсе непонятным грандиозным сокровищам народного творчества». «Обратный свет» на богатейшие ценности казахской словесно-художественной культуры «проливают» и произведения М. О. Ауэзова, в чьем твор­честве культурные и художественные традиции устной литерату­ры, устного поэтического творчества выступают в качественно новом виде.


Перейти на страницу: