Бет - 5

Юность Мухамеджана Сералина

Предки М. Сералина происходили из г. Туркестана. Дед по отцу — Турсунбай-Кожа был среднезажиточным кочевником. Его аул занимал пастбища в низовьях Сырдарьи. По семейным преданиям, он любил музыку и поэзию, сочинял песни и стихи, пользовался уважением у одноаульцев и в округе.

Отец Мухамеджана Сералы рано остался без отца. В отличие от своего отца скотоводством не занимался. В молодости увлекался сочинением стихов и музыки, обладал хорошим голосом, пел. Без него, как говорят, не проходили вечера в окрестных аулах. Одно время он входил в свиту молодого султана-правителя части младшего жуза Ахмета Джантюрина, сопровождал его в

поездках по степи. Ценили Сералы также за находчи­вость и талант импровизатора. По некоторым данным, он получил хорошее для того времени домашнее обра­зование, учился в медресе, владел некоторыми навыками врачевания, которые передали ему родители. Со време­нем он пришел к убеждению о необходимости распро­странения просвещения среди казахской молодежи. Переехав в Кустанайскую степь, Сералы занялся обуче­нием детей. Но в народе был известен не столько как учитель, сколько как одаренный певец и сочинитель стихов.

В рукописном фонде научной библиотеки Академии наук Казахской ССР отложилось несколько стихов Сералы-ходжи. Они посвящены моральным темам: «Друг, каким он должен быть», «Памятное дерево», «Слава перед смертью». Судя по ним, он обладал тонким поэтическим даром и проницательным умом. Вот нес­колько строк из его стихов.

Дос, емес — дос сыртынан жамандаса

Несi дос, бір қатесін жаба алмаса

Дұшпан шіркін не демейді,

Қауып етіп бір адамнан ұялмаса.

Дос емес достың сөзін көтермесе,

Салған жерден — түбіце жетем десе.

Негылып дос атына қосылады,

Көтермей бір сөзіңді бүйтем десе.

Жақынның әрбір сөзін қайырмаңыз,

Жасыған жердей қылып майырмаңыз.

Сыр алмаған біреумен дос болдым деп,

Сыр алған досыңыздан айрылмаңыз.

В этом стихотворении воспевается истинная дружба, ее моральные и ценностные черты, какими являются честность и душевность, открытость и преданность, немелочность и способность прийти на защиту друга, если он попал в беду.

В другом стихотворении, названном «Прощальное слово Сералы», сказанное им перед своей смертью, имеются следующие строки:

Дүние қырда ойнаған лақтайсың,

Мекен ғып қандай жанға тұрақтайсың,

Еріксіз көнбегенді көндіресің,

Жол білмес асау кердей бұлақтайсың.

Азғана көңіл ашар қызығың бар,       

Кетеріне келгенде сыландайсың,

Тығыны жоқ шыныға құйғандай-ақ,

Қашарына келгенде сынаптайсын.

За поэтическую одаренность прозванный в народе Сералы-акыном, он, видимо, настолько стоял в своем искусстве высоко, что участвовал в поэтических состя­заниях (айтысах) с наиболее крупными импровизатора­ми-поэтами. Известный советский казахский писатель Шахмет Хусаинов в 1943 г. записал и сдал в фонд научной библиотеки Академии наук Казахской ССР текст такого айтыса между Сералы и Орынбаем. По­этическое состязание произошло при следующих обстоя­тельствах: когда Сералы уехал в Бухару, поэт Орынбай посетил Ахмета-торе, сына Кенесары, и получил от него в подарок хорошего коня за хвалебные стихи. По возвращении, Сералы, узнав об этом случае, проговорил: «Жаль, что не было тогда меня, я бы победил его (в состязаниях), вынудил бы Орынбая оставить мне своего коня». Такие слова могли исходить только из уст крупного, известного поэта. Этот случай народ сохра­нил в своей памяти. Поэты впоследствии встретились в том же доме Ахмета-торе. Поэт Орынбай на приветст­венное слово Сералы и готовность его состязаться в стихах с ним ответил:

Ассалаумағалайкум Сералы інім, Дәулет бітіп жабылсын бойда мінің, Жақсы леп, жарым ырыс деген сөз бар Баласы асылзада дана герім.

Нәсілің төрт тараптан діндәр қожам, Қисық жүрме, тузу жүр, жол бар қожам, Қолына ұстап кітап дәріс айтпай, Өлеңде молда болсаң, нең бар қожам.

Этими словами поэт Орынбай, с одной стороны, воздает должное поэтическому таланту Сералы, а с дру­гой, как это положено в айтысе (песенное состязание), находит в нем, в его генеалогии «слабые» места, указы­вая на которые можно уязвить самолюбие оппонента.

Замечательный композитор А. В. Затаевич, собрав­ший богатейшие образцы казахской фольклорной музы­кальной культуры в начале 20-х гг. писал: «Песню Сералы я лично склонен считать одним из перлов настоящего сборника. По своей форме она необыкновен­но светла и оригинальна». В дальнейшем А. В. Затаевич несколько раз пытался записывать песни и мелодии Сералы-акына. К сожалению, его поиски не увенчались успехом и он с досадой сетует: «Серали-акын, певец Кустанайской губернии, умерший в 1876 году, 40 лет от роду, был поэтом и автором напевов. По приведенному здесь образчику можно судить о том, что это был музы­кальный самородок великолепного дарования, и тем более жаль, что его песни, своевременно никем не запи­санные, в настоящее время почти совершенно порастерялись..., все мои старания найти и записать еще какие- либо песни прекрасного кустанайского мастера остались безрезультатными».

Во время встречи с А. В. Затаевичем М. Сералин рассказывал ему, что его отец—Сералы-акын вместе с тем был «горе-коммерсантом», непрактичным и добрым. Быстро прогорел, но не унывая, к радости окружающих, брался за домбру и пел. Текст и музыку, как правило, слагал он сам.

Семья М. Сералина была религиозной. Традиционно в семье ходжей в отличие от кочевников-скотоводов более строго соблюдались религиозные правила и обря­ды и к этому приучали детей с ранних лет. Детские рели­гиозные впечатления в определенной степени влияли на его дальнейшую жизнь и деятельность, формирование мировоззрения.

Семья Сералы скорее относилась к категории слабо­обеспеченных, хотя не была и бедной. Ему не удалось успешно сочетать искусство певца и поэта с деятель­ностью торговца, каковым пытался стать он по совету родственников. В последние годы жизни Сералы-акын обеднел и умер в долгах.

М. Сералин гордился своим отцом, уважительным отношением казахского народа к его памяти. Об этом он писал во вводной части поэмы «Топ жарган».

М. Сералин родился в 1872 г. Когда ему было три года, умер отец. Для семьи наступили тяжелые времена. Воспитание детей легло на плечи матери. В этом ей оказывали помощь и поддержку одноаульцы, с почте­нием относившиеся к дому Сералы-акына, а также бли­жайшие родственники. Об этих годах М.. Сералин писал:

В 1880—1887 гг. М. Сералин учился в медресе в г. Троицке, считавшемся в ту пору лучшим в Централь­ном Казахстане. После завершения учебы мать отправи­ла Мухамеджана в г. Кустанай к родственнику Арыстану Мыржакуп-улы для продолжения учебы и обучения ремеслу. Там он поступил в Кустанайское двухклассное русско-киргизское (казахское) училище. Прилежание и способности М. Сералина обратили на него внимание учителей. Один из них — Ильиных становится весьма близким М. Сералину, снабжает его литературой, помо­гает его интеллектуальному росту. По совету и рекомен­дации Ильиных, после окончания училища Мухамеджан едет в г. Оренбург, где, успешно сдав вступительные экзамены, зачисляется в учительскую семинарию, закончить которую ему не пришлось. По семейным и материальным обстоятельствам он вынужден был рабо­тать.

М. Сералин родился, вырос и начал свою трудовую деятельность в Кустанайском уезде, с ним была связана его дальнейшая судьба.

Кустанайский уезд (бывший Николаевский) с терри­торией 69 183 км² до 1917 г. входил в состав Тургайской области. Его административным центром вначале был г. Троицк, а с конца XIX в.— г. Кустанай, основанный русскими переселенцами. Кустанай, возведенный в сте­пень города в 1893 г., быстро рос. Его население за период с 1885 по 1900 гг. выросло с 7325 чел. до 16 175, т. е. более чем в два раза. Вскоре он стал значитель­ным торговым, экономическим и культурным центром уезда и Тургайской области. Этому способствовало удоб­ное географическое положение, возведение железнодо­рожной ветки Кустанай — Троицк в 1913 г.

Только перечень учебных заведений, имевшихся в то время в г. Кустанае, характеризует его как значитель­ный культурный центр на Северо-Западе Казахстана. Так, в 1884 г., по настоянию инспектора учебных заве­дений Тургайской области Ибрая Алтынсарина, в г. Кус­танай из г. Троицка была переведена классная школа, ставшая первым учебным заведением города. Уже через год, в 1885 г. в ней обучались 55 учеников, из них 30 ка­захских мальчиков и 25 русских детей. Из стен этой школы вышел ряд видных деятелей казахского общества: Алиби Джангильдин, Спандияр Кубеев и др. К 1911 г. в городе действовали реальное училище, Алексадровская русско-киргизская (казахская) гимназия, женское русско-киргизское (казахское) училище, двух­классное русско-киргизское (казахское) училище, город­ское четырехклассное училище, педагогические курсы и др. — всего 27 учебных заведений, в которых обучались 2370 учащихся. При русско-казахских училищах были организованы интернаты для мальчиков и девочек из казахских аулов.

Население уезда было многонациональным, причем более половины его составляли русские.

Кустанайский уезд имел самую большую плотность населения. Здесь проживала основная масса русских, намного больше, чем во всех остальных уездах Тургай- ской области вместе взятых. Одних русских поселков в уезде насчитывалось 299, что составляло 66 % всех поселков в области. Большинство казахского населения занималось кочевым и полукочевым скотоводством. Многие из них в начале XX в. уже имели небольшие посевные участки вблизи зимовок, по берегам неболь­ших рек и на богаре. Однако основным источником благосостояния и хозяйственных доходов казахских семей оставалось пастбищное скотоводство. В 1911 г. на одну семью русского крестьянина приходилось около 8 голов скота, а на одну кибитку казахов — более 30 го­лов.

Административно уезд делился по территориально­национальному принципу. Для русского населения соз­давались отдельные волости. Первые управлялись на основе крестьянского Положения, как и в центральных областях России, а казахи — по Положению об управ­лении в степных областях от 25 марта 1891 г. Русские, проживавшие на территории казахских волостей, управлялись и подлежали юрисдикции только русских влас­тей. Такой порядок распространялся и на казахов.

Вопреки политике царской администрации и ее наместников, направленной на разъединение и противо­поставление народов, трудовые массы русского и казах­ского населения завязывали тесные хозяйственные, деловые и семейные связи. В их отношениях закладыва­лись основы дружбы и взаимной солидарности в борьбе за жизненные интересы, против царского режима.

В Кустанайском уезде, территориально расположен, ном на границе с Россией, влияние на местное население передовой экономики и культуры, а также освободитель­ных идей и движения русского народа было более активным, чем во внутренних районах Казахстана.

М. Сералин как мыслитель и общественный деятеле формировался в общении с русскими, крестьянами, людьми передовых взглядов, Вместе с тем с молоком матери он впитал психологию, быт, интересы и нужды казахского народа. Социальная среда, в гуще которой находился М. Сералин, была разнообразной, насыщен­ной событиями. Она давала молодому Сералину богатую пищу для размышлений, подводила к критической оцен­ке политики царизма, проводимой в Казахстане, к осознанию необходимости преодоления отсталости ка­захского народа, приобщения к цивилизации.

М. Сералин ставит перед собой задачу итти «в на­род», глубже знать его состояние, настроение и нужды, способствовать распространению образования и русской грамоты. В открытии мектебов и училищ для казахских детей он видит долг казахской интеллигенции. Руково­димый этой идеей, он едет в Приаралье, в пустынные и полупустынные районы казахских кочевий. Там, в гуще казахских аулов, сохранивших во многом традиционный быт кочевников-скотоводов, он решил учить детей.

Район, куда направился М. Сералин вместе с кара­ваном, был песчаной пустыней. Инспектор школ Тургай- ской области А. А. Алекторов на страницах столичной газеты так описывал эту поездку М. Сералина к берегам Аральского моря: «Странный караван двигался в начале сентября к берегам Аральского моря. Никто не мог определить, что за караван идет и чем нагружены верблюды. Одна тропа пересекала другую, образуя бесчисленное множество верблюжьих дорог и неопыт­ному человеку никогда не найти бы своей дороги, а караван шел уверенным шагом. Всегда любопытные, встречные киргизы напрасно всматривались в тюки — все им было непонятно. Верблюды нагружены были ученическими столами, классными досками и разными школьными принадлежностями. Караван остановился в урочище Талыспе. Здесь, в доме казаха Жасаганберге на Пирманова, в ауле № 4 Тулагайской волости Иргиз- ского уезда Тургайской области предположено было открыть первую на Аральском море аульную школу. Собравшиеся киргизы ощупывали руками мебель, раз­вертывали невиданные книги и покачивали головами. Школа открыта при одиннадцати учениках и семь посту­пили на другой день. Учителем назначены окончивший курс Кустанайского педагогического класса киргиз Сералин». Далее школьный инспектор отмечает: «Мог ли тогда, 12 лет тому назад, я предполагать, что и сюда заглянет просвещение, что эти пустынные берега огла­сятся веселыми голосами школьников, что с книжками в руках побегут киргизские дети в русские училища, сядут за русскую азбуку».

Это были первые шаги его самостоятельной деятель­ности и начинал он их на ниве просвещения казахского народа.

В Приаралье М. Сералин пробыл несколько лет. Известно, что в эти годы он задумывает планы будущих поэм и заканчивает одну из них. В 1900 г. в г. Троицке выходит первая поэма «Топ жарган», написанная в 1888 г. В ней он воспевает удальство и храбрость моло­дых и славит степного скакуна, способного спасти жизнь джигита в час трудных испытаний.

В поэме «Гулкашима», написанной в 1901 г., М. Се­ралин выступает против старых и вредных обычаев, широко распространенных в казахской степи, узаконив­ших положение, при котором девушек выдавали замуж против их воли, продавали, наследовали, как вещь.

Против несправедливости и насилия протестует М. Сералин и в ранних стихах. Для этого он часто выби­рал иносказательную форму. В поэме «Слезы Сайгака» он описывает случай, когда жестоконравный охотник расставлял свои капканы (ловушки) в степи, в одну из которых попала самка Сайгака. В предсмертных муках, прощаясь с жизнью, она вдруг увидела человека в образе Мухаммед-пророка и обратилась к нему с просьбой.

Пришелец услышал ее страдания и искренне желая ей помочь, обратился к охотнику с просьбой дать ее ему на поруки с обязательством, что она, накормив своих детей, вернется, и человек волен будет поступать с ней, как захочет.

Сайгачиха сдержала обещание: возвратилась с двумя своими козлятами раньше срока и, обняв детей в послед ний раз, отдала себя в распоряжение охотника. Он был изумлен, а затем заплакал: «Не достоин я называться человеком, намного лучше меня дикие обитатели степи». И дал ей свободу. В этой небольшой по объему поэме- легенде М. Сералин, с одной стороны, наделяет добро силой, способной одолеть зло, а с другой — восстает про­тив угнетения слабых, против жестокости человека по отношению к беззащитным диким обитателям земли.

От бытовых и нравственных проблем, которые преоб­ладали в ранних произведениях М. Сералина и имели социальное звучание, постепенно он переходит к идее служения народу, поискам практических путей ее реа­лизации.

В те годы М. Сералин еще четко не представлял, каким образом он будет служить своему народу, но одно было для него ясно, что необходимо всемерно способст­вовать пробуждению народа и преодолению старых взглядов, консервирующих отсталость казахского об­щества.

В 1900 г. М. Сералин переехал в г. Троицк и устроил­ся на работу приказчиком у купца Яушева. Выполняя поручения Яушева, он часто выезжал в степь, в г. Орен­бург и Кустанай. Постоянные поездки давали ему воз­можность лучше узнать жизнь населения различных его слоев, познакомиться с прогрессивно мыслящими людьми.

В жизни М. Сералина и его идейно-политическом становлении г. Троицк сыграл первостепенную роль. Здесь он по-настоящему приобщился к русской культу­ре, увлекся передовыми идеями русских и татарских просветителей, стал постоянным читателем городской библиотеки, установил контакты с патриотически на­строенной частью образованной казахской молодежи и стал одним из ее лидеров, с русской местной интеллиген­цией и рабочими.

М. Сералин был разносторонне развитым человеком С малых лет он много читал, имел личную библиотеку. Многие книги, изданные в Казани, Уфе и Оренбурге на турко-казахском и татарском языках, он брал с собой в Приаралье. Позже М. Сералин описывал чувства, охватившие его, когда ему привозили новые книги татарских просветителей: «Я, как голодный, набросился на них и прочитал на одном дыхании. По прочтении их мои мысли озарились как солнце, вышедшее над гори­зонтом... Никогда не изгладятся из моей памяти те времена, когда я на берегу Сырдарьи читал эти книги, как будто я встретился с лучшим другом.». Пристрастие к книгам сохранилось у него на всю жизнь. Повзрослев, он обогатил свою библиотеку книгами на русском языке, среди которых были и запрещенные.

Страстно увлекался М. Сералин фольклором: соби­рал, изучал и записывал его. Его занимала приключен­ческая жизнь Марала Курманова, которого можно наз­вать «возмутителем спокойствия» в степи, выдавшего себя за посланца «неба» для установления нового по­рядка на земле. Собрав о нем сведения, Сералин сооб­щил их русскому ученому И. И. Крафту, который опубликовал статью о М. Курманове. К его сородичам принадлежал акын Шортанбай, многие стихотворения которого направлены против невежества, косности и соци­альной несправедливости. М. Сералин с почтением относился и к личности, и к творчеству Шортанбая, называя его «печальником казахской бедноты». Одна из статей, напечатанная в первые годы Советской власти и обращенная к трудовому казахскому населению, начи­налась следующими словами: «Лет 50 тому назад кир­гизский поэт Шортанбай пел следующие песни: „Как может хорошо жить киргизский кедей (бедняк), коли он все лето косит сено, всю осень жнет хлеб, а добытую таким образом трудовую копейку от него «на расходы» отнимает толмач? Зимою кедей режет последнюю коро­ву на мясо, а теленка от коровы забирает себе богач. Сколько бы ни эксплуатировал бедняка, утроба бая не насыщается и он готов отнять у кедея последнее достоя­ние. За отказ бедняка от бесплатной работы, хотя бы на один день, бай отказывает бедняку в чашке жирного супа”». Так пел печальный поэт киргизской бедноты Шор­танбай.