Книга избранных произведений видногоученого,академикаС.З.Зиманова объединяет научно-исследовательские труды, в основном созданные за последнее десятилетие: монографии «Теория и практика автономизации в СССР» (1998 г.), «Государство и контракты в сфере нефтяных операций» (2007 г.), «Казахский академический университет и государственноправовая наука» (2008 г), статья «Парламент Республики Казахстан: опыт и проблемы» (2007 г.), а также брошюра «Общая теория права и ее место в системе правоведения», изданная в 1982 году.

ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА АВТОНОМИЗАЦИИ В СССР

1998 г.

В монографии

С. Зиманова, изданной в 1998 году,
исследуются проблемы Советской Федерации,
основанной на автономизации национальностей, в
конечном счете ставшей одной из причин распада СССР.
Обращение автора к проблеме автономизации в СССР связано
с постоянным интересом к ней, ее неизменной актуальностью
не только и не столько в историко-познавательном плане, но и
в современной политике посттоталитарных государств.
Данная работа является новым видением проблемы в
условиях гласности и определенной творчес-
кой свободы.

ВВЕДЕНИЕ

Эйфория свободы и независимости, охватившая бывшие союзные республики на этапе распада СССР, стихает. Республики не предпо­лагали, что путь к самостоятельному развитию и демократии будет настолько сложным и долгим. Одни из них в итоге перестройки и пре­образований, длившихся почти десять лет, с трудом выходят из глубо­кого экономического и политического кризиса, в котором оказались с приобретением суверенитета. Другим, пройдя тяжелый этап, удалось нащупать собственный путь развития. Некоторые республики запута­лись в сложной сети реформ. Перспектива последних представляется пока не ясной. При всем многообразии последствий и трудностей ре­форм ни одна из бывших союзных республик, ставших нежданно-не­гаданно суверенными, не собирается вернуться в лоно тоталитарной великодержавной политической системы. Здесь определенную роль сыграла национальная автономизация как политико-структурное пос­троение Союза ССР. При внешнем благополучии в ней был заложен заряд, во многом определивший распад Союза ССР.

История СССР — наша история, еще не ставшая прошлым. Она наш вчерашний день, еще не успевший скрыться за горизонтом живой па­мяти. Во многом мы еще живем в ней и ощущаем свою временную с нею связь. Как бы мы ни относились к ней, к тому, что произошло за семьдесят лет Советской власти — диктатура и репрессии, рост эконо­мики, науки и образования, имперская политика и русификаторство, — она останется и будет сказываться долгие годы на политике, на лю­дях и на их делах.

Советское государство, огромное по территории и природным ре­сурсам, ставшее одной из великих мировых держав с тоталитарным режимом, было самой идеологизированной страной на планете, име­ющей строгую, четко разработанную теоретическую базу. Оно было внешне монолитным, а внутренне глубоко противоречивым и потен­циально конфликтным. Успехи и провалы, контрасты отрицательного и положительного, антинародного и народного-эти особенности совет­ского социалистического строя нашли отражение в теории и практике автономизации национальностей и в федеративных отношениях.

Национальная автономизация была стержневой идеей и конструк­цией разрешения национального вопроса по советской модели. Ей отводилось центральное место в политике и теоретическом арсенале коммунистической партии, определявшей направления и деятельность государства, его центральных и местных органов. Именно советские национально-государственные отношения служили, с одной стороны, устоями и базой, обеспечивавшими рост могущества Союза ССР, а с другой стороны, явились одним из главных факторов, приведших к его гибели. В теории и практике автономизации национальных терри­торий соседствовали оригинальные решения и навязывание держав­ной воли, политика «пряника», идеологический прессинг и массовые репрессии, которые вели к одной стратегической цели — к ускоренной ликвидации «национальных различий» и самих наций, кроме и в пользу великорусской.

В теории и практике автономизации в СССР наряду с негативным опытом накоплен и немалый исторически обусловленный и в извест­ной степени оправданный опыт, особенно в области подъема экономи­ки и образования ранее отсталых народов окраин. Накоплен, при всей мучительности пути, опыт государственного и автономного развития наций и народностей в составе режимного федеративного государства. Было бы неправильно рисовать все советское только в черном цвете. Этот опыт может быть проанализирован и использован в различных целях: а) как завершенные социально-политические циклы, имеющие историко-познавательное значение; б) как арсенал, содержащий в себе разнообразие опыта, удачных решений и существенных ошибок, поло­жительных моделей и не выдержавших испытания временем формул в области решения национального вопроса и проблем национально­государственного строительства; в) как начало и источник многих наших современных проблем.

Прошлые успехи и неудачи в национально-государственном стро­ительстве в одинаковой степени ценны и сегодня, ибо они учат тому, насколько хрупко национальное сознание и сложны национальные отношения — особенно там, где они в прошлом подавлялись. В толще завалов в области национальных отношений и на участке националь­но-государственного строительства имеется немало теоретических и практических построений и схем, приносивших плоды советской системе — в первую очередь на так называемом ленинском этапе. Они заслуживают анализа, критического рассмотрения и переосмысления. В задачу настоящего исследования входит разбор некоторых из этих теоретических обоснований практики прошлых лет, повинных в де­формации национальной политики и советского федерализма. Расчис­тка теоретического арсенала от безжизненных, мягко говоря, не рабо­тавших в русле движения вперед догм поможет предотвратить новое разрушение социально-политической системы и послужит трудному делу перестройки и демократических реформ.

Мы не уйдем от признания того, что советскую федерацию В.И. Ленин первоначально строил как некую динамичную политическую систему в рамках диктатуры. В допустимых рамках большой поли­тики она была нацелена на рамочное обеспечение равноправия и сво­боды самоопределения, экономическое и культурное развитие наций. Однако такая позитивная линия в строительстве советской федерации с начала 30-х годов была искривлена и деформирована, вернее — вошла в свою стратегическую колею. Тотальная централизация управления, . проводившаяся под лозунгом «Чем больше власти в Центре, тем сильнее федеративное государство», фактически свела к минимуму и без того ограниченные суверенитеты и самостоятельность союзных республик. Процесс отхода от начального пути развития Советской федерации со временем стал настолько глубоким, что в конце концов породил острые конфликтные ситуации внутри федеративных отно­шений.

Успехи политики тоталитарного государства заключались в том, что за исторически короткий срок Советский Союз вошел в разряд великих держав мира. В этом была немалая доля заслуг союзных и автономных республик, федеративной системы в целом. В то же время нельзя не отметить, что эти успехи были достигнуты на путях началь­но заданного революционного порыва и инерции первых двух десяти­летий Советской власти, на путях лишений, палочной дисциплины, массовых репрессий и отчуждения народа от власти, на путях пре­дельной идеологизации жизни общества и бытия людей. Под внешним благополучием и сглаженностью общественной жизни накапливались острые, взрывные противоречия, всплывшие в годы перестройки и глубоких реформ. Даже несомненные экономические успехи прошлых лет были односторонни и неравномерны. Имперская политика Союза была в них нами более ощутима. Ряд республик и национальных ре­гионов, в том числе Казахстан, был превращен в сырьевую базу мет­рополии. Отрасли народного хозяйства в ряде национальных окраин развивались преимущественно на интенсивной основе, в такой про­порции, чтобы постоянно сохранялась привязанность к метрополии й зависимость от нее. Многие важные сферы духовной культуры наций и народностей или серьезно отставали в своем развитии, или остава­лись вовсе без внимания.

На отдельных этапах развития федеративного Союза нарушался принцип соответствия структурных форм национально-государс­твенного развития социально-экономическим отношениям. Нельзя сказать, что не принимались меры. В какой-то степени изменялась и обновлялась система федерации и автономных образований. В се­редине 30-х годов была предпринята попытка структурно несколько усовершенствовать Союз республик. Ряд автономных республик был преобразован в союзные, а автономные области — в автономные республики. Однако эта «реформа» не устранила перекосы в нацио­нальной политике. В последующие годы разрыв между объективным процессом развития общества и федеративными отношениями еще более увеличился.

Осознание необходимости обновления и глубоких преобразований в области федеративных отношений пришло с перестройкой, на­метившейся в середине 80-х годов. В ее активной зоне оказались и проблемы укрепления формально провозглашенного суверенитета и относительной самостоятельности союзных республик. Процесс здесь развертывался «снизу» — по инициативе республик и «сверху» — по инициативе высших, в том числе представительных, органов СССР. Были предприняты попытки перевести «митинговый» период в де­ловую плоскость, разрабатывались и внедрялись новые отношения и структуры, в значительной степени меняющие сложившиеся стерео­типы в системе федерации. В Союзе и в республиках было принято немало законодательных актов. Все это проходило негладко, нередко болезненно, но преобразования в советской федерации начались. Во что это выльется — трудно было предсказать. Наступит ли коренное обновление в федеративных отношениях, поведет ли оно к дальней­шему укреплению Союза республик на новых, более цивилизованных принципах — все это во многом зависело от радикальности этих пре­образований, от способов их реализации и участия в них самих народ­ных масс. Перестройка набирала такой оборот,что выходила из-под контроля государства и тех его руководителей, которые намеревались совершить мирный переход без переворота в социально-политической системе общества.

Реформы, проводившиеся по инициативе «сверху», кроме планов экономической реорганизации общества, которая стала неотложной, касались демократических начал и принципов в такой мере, в какой они были необходимы для проведения реорганизации, не выходящей за пределы советской платформы. На деле процесс умеренной демок­ратизации в системе управления и в сферах отношений властных структур и населения, работодателей и работников, стихийно рас­пространился на права и свободы личности, на область возрождения наций. Таким образом, перестройка выбрала опасный для советской системы курс.

Реформы, имеющие демократическую направленность, по своему глубинному значению суть методы решения человеческих проблем и проблем советского человека. И раньше, в период культа личнос­ти, формально признавалось, что человек — самый ценный капитал и что цели социализма и интересы человека совпадают. Все это было, по меткому выражению реформатора и руководителя страны тех лет М.С. Горбачева, «трибунными заклинаниями». Так и было: вместо демократических свобод — авторитарность, вместо народовластия — всевластие партийного и государственного аппарата, вместо уважения гуманистических ценностей — бесконтрольная массовая репрессия.

Человек оказался задавленным и обесцененным не в силу того, что такова роль человека в социалистическом обществе. Деформирован­ная политическая система превратила администрирование и принуж­дение в свой главный метод обращения с людьми. Для нее человек был всего лишь «винтиком», «фактором», простым исполнителем, больше средством политической власти, а не индивидуальностью. Как писал об этом один из бывших видных деятелей партии Б.Н. Ельцин: «Мы духовно задавили человека, он оказался под прессом дутых авторите­тов, приказаний, непререкаемых распоряжений, бесконечного коли­чества постановлений и т. д. Мы приучили людей к едино-удушенню, а не единодушию».

В процессе стихии власти человек всегда раздвоен: может играть активную созидательную роль и может играть активную саморазру- шающую (пассивную) роль. Смысл реформы политической системы, проводившейся поэтапно в СССР по инициативе его руководителей, состоял в том, чтобы создать условия для социальной и политической активности членов общества, добиться гармонии и взаимозависимос­ти между властью и теми, кому адресована эта власть, т. е. людьми. Поговаривали, что человек должен быть поставлен в такое положение, чтобы он смог умерить, ограничить эгоизм власти, а власть стала бы защищать его свободу, охранять, стимулировать творческую энергию личности и опираться на нее. Словом, стали признавать ценность демократических принципов. Такая установка в скором времени вступила в противоречие с реальной системой, в рамках которой она проводилась.

С положением и реальным статусом в обществе индивида и масс- как носителей социального связано и положение носителей нацио­нального. Каждый член общества есть представитель определенной социальной, профессиональной группы, и в то же время он является представителем конкретного этноса, нации. В нем соединены черты разных сообществ людей, к которым он принадлежит и в среде ко­торых формируется как личность. Отсюда и положение личности в обществе как субъекта социального непременно отражается и на положении личности как субъекта национального. Там, где челове­ческая личность низведена, обезличена и отчуждена, в таком же стра­дальческом положении оказывается и личность национала.

Дружба, братство людей всех национальностей и их единение в рамках благородной цели должны быть основой цивилизованного об­щества. Многие во времена Советской власти верили, что ее политика преследует именно эту цель. Такова была сила пропаганды и идеоло­гической установки. Жизнь отомстила за обман.

В центре нашего исследования находятся проблемы Советской Фе­дерации, основанной на автономизации национальностей, в конечном счете ставшей одной из причин распада СССР. С началом перестройки вся система Советской федерации с ее основными принципами под­верглась жесткому испытанию на жизненность, решалась ее судьба. Было ясно, что независимо от того, с какими потерями она выйдет из кризиса, — она будет в корне обновлена.

Перестроечные процессы происходили далеко не в простых, порою в драматических условиях. Они хотя и медленно, но набирали темп в атмосфере острых дискуссий, перенесенных в стены парламентов, и развивающегося плюрализма мнений. Поиски оптимальных путей преобразования общественных структур в рамках устоявшейся кон­сервативной политической системы стали проблематичными. Кон­фликтные ситуации, возникавшие то в одном, то в другом регионе, осложняли процесс перестроечного обновления общества. Одновре­менно с ростом сознания обреченности старой административно-ко­мандной системы в системе федеративных отношений росла и опас­ность возврата к сталинским временам в виде реакции на кризисы демократии.

В исследованиях советского периода национально-федеративные отношения в СССР рисовались беспроблемными, в розовых тонах. Разработка политики, программ и законодательства по национально­му вопросу, в том числе по федеративным отношениям, относилась к исключительной компетенции центральных органов партии и госу­дарства. То, что было написано и сказано в них, считалось непререка­емым и обсуждениям не подлежало. Таков был «свободный» режим тоталитарной системы. Задача ученых и публицистов состояла в ос­новном в обосновании и оправдании идей и политики директивных органов. Всякое отклонение от этого правила поведения пресекалось самыми жесткими мерами. Вместе с тем следует указать, что в исследованиях того времени был собран огромный систематизированный фактический материал, содержались интересные обобщения и анали­зы, а также подспудно перспективные идеи, в том числе критические, нередко выходящие за рамки дозволенных.

Наше обращение к проблеме автономизации в СССР связано с пос­тоянным интересом к ней, ее неизменной актуальностью не только и не столько в историко-познавательном плане, но и в современной по­литике посттоталитарных государств. Данная работа является как бы продолжением наших исследований, проведенных в идеологических и методологических рамках советского периода, и новым видением проблемы в условиях гласности и определенной творческой свободы.

В центре исследования проблем и аспектов теории и практики автономизации в СССР находится союзная республика, считав­шаяся наиболее высокой и организационно стабильной формой автономии в Союзе. Она являлась одновременно административно­территориальной структурой и субъектом федеративного государс­тва. Союзная республика, в отличие от других форм национальных автономий, имела конституционный ранг государственности: свою Конституцию, Парламент и судебную систему во главе с Верхов­ным судом. В ее организации и функциях, статусе и роли в Союзе ССР более рельефно выступали суть и особенности советского фе­дерализма.

Первый бесценный итог перестройки — входящий в нашу жизнь и ов­ладевающий сознанием масс дух свободы. Свободная личность способ­на переделать мир и сделать наши большие и малые отношения, в том числе национальные, подлинно человечными. Время покажет, обретут ли жизненную силу заданные реформами позитивные идеи. Опасноеть возврата бывших союзных, ныне независимых республик к тоталитар­ному режиму все еще существует: возврат может осуществиться и под флагом формальных демократических лозунгов. Опасность особенно реальна в республиках Центральной Азии, население которых веками привыкло жить под пятой своих «народных» правителей.

close_page

1. Становление советской модели автономизации регионов

Национально-структурный контраст населения советской России был более сложен, чем в многонациональных государствах Европы и соседней Азии. Переплелись в узлы различных уровней национальные и межнациональные отношения. Противоречия между национальны­ми слоями населения были глубокими и в социально-политическом плане взрывоопасными. Именно такую картину представляла Россия накануне и в период победы Октябрьской революции 1917 года. Со­ветской власти в лице ее руководящих центров и лидеров надо было решать архисложную задачу в области национальных отношений. И она взялась за их решение по новой модели, основанной на идейно­политической платформе марксизма левого толка.

Народы находились на разных стадиях социально-экономического, культурного и политического развития: одни относились к жителям метрополии, другие — к жителям колониальных окраин; одни имели традиции государственного управления, другие еще не вышли из пле­менно-родовой организации. Среди основных национальностей были развитые и отсталые по культурному и образовательному уровням. По данным переписи населения 1926 года, грамотность литовцев и латы­шей составляла 70-75%, русских и украинцев-41-48%; таджиков — 22%; туркменов — 2,3%; узбеков — 3,8%; киргизов — 4,6%; казахов — 6,1%. На­роды по своей численности занимали различный удельный вес в соста­ве населения СССР. Так, русские составили 52,9%; украинцы — 21,1%; узбеки — 2,6%; казахи — 2,7%; туркмены — 1,1%; таджики — 0,7%; киргизы — 0,5%. Октябрьская Социалистическая революция, провозгласившая демократические лозунги о равенстве народов и упразднении соци­альных и национальных привилегий, в новоидеологической трактовке смогла объединить эти народы в единый Союз. В основе этого объеди­нения лежала советская модель автономизации национальных регионов как способ переустройства социально-политической и экономической жизни национальностей. Идейно-теоретическую базу этой модели со­ставляло учение о праве нации на самоопределение.

Право нации на самоопределение, взятое Лениным из поли­тического и демократического арсенала Запада и модернизированное им на большевистский лад применительно к условиям России, при всей ограниченности и деформации, явилось одним из важнейших факторов интернационализации и обеспечения «единства» общества и страны. Парадокс состоял в том, что навязанное право самоопре­деления нации укрепило Россию как великую державу, основанную на советской власти. Без этой идеи и ее практической конструкции вряд ли бы состоялся Союз советских республик и была бы одержана победа в Великой Отечественной войне.

В ходе первой мировой войны и установления Советской власти развалилась «единая, неделимая Российская держава». По мере ос­лабления, а затем падения монархии росли в стране центробежные национальные силы. Выходили из ее состава Финляндия, Польша, Прибалтийские страны и др. На Кавказе, Украине и в Средней Азии возникали новые национальные государственные образования.

В.И. Ленин вопреки своим оппонентам и критикам, в том числе из среды большевиков, отстаивает и проводит свой тонкий тактичес­кий план, сыгравший мобилизующую роль в строительстве страны Советов в целом, Союза республик и их ускоренной «советизации» в частности. Этот план был оригинален по конструкции и глубок по стратегическому замыслу. Он строился с учетом обыденного сознания масс многонациональной России и их «демократизированных» лиде­ров, выступающих за автономность и свободу национальных окраин.

В основе этого плана лежала буржуазно-демократическая идея «права нации на самоопределение», переложенная на большевист­скую платформу. Она не представляла открытой опасности для ново­го режима, скорее подняла его в сложившейся послереволюционной ситуации, когда командные высоты как в Центре, так и в провинциях находились фактически в руках Советов. Анализ, прогнозы, основан­ные на них ленинские решения национального вопроса в России, были достаточно выверены. Отвечая своим противникам в самой партии, выступавшим против права нации на самоопределение, он утверждал: «Нам говорят, что Россия раздробится, распадется на отдельные рес­публики, но нам нечего бояться этого. Сколько бы ни было самосто­ятельных республик, мы этого страшиться не станем. Для нас важно не то, где проходит государственная граница, а то, чтобы сохранялся Союз между трудящимися всех наций для борьбы с буржуазией каких угодно наций». В одном из документов, составленном В.И. Лениным в связи с переговорами с Украинской Радой, говорилось: «Национальные же требования украинцев, самостоятельность их народной республи­ки, ее права требовать федеративных отношений признаются Советом Народных Комиссаров полностью и никаких споров не вызывают».

В.И. Ленин был сторонником сочетания жесткой политики «кнута и пряника», когда речь шла о судьбе революции, и трезво представлял особенности и уязвимость национальных отношений в России. Он требовал от государственных и партийных работников, представля­ющих центральную власть, не допускать откровенного диктата по отношению к национальным республикам и их представителям. Как председатель Совнаркома он пытался строго проводить эту линию с первых дней существования Советского государства.

В этом плане следует оценивать телеграммы В.И. Ленина, на­правленные в январе-феврале 1918 года В.А. Антонову-Овсеенко, руководившему в то время боевыми операциями на Украине и в силу этого сосредоточившему в своих руках значительную власть на местах. Когда возникло серьезное разногласие, могущее перерасти в трение между ним и ЦИКом Украинской Советской республики, про­возглашенной в Харькове 24 декабря 1917 года, В.И. Ленин немедленно вмешался и просил Антонова-Овсеенко приложить «все усилия, что­бы все и всяческие трения с ЦИК (Харьковским) устранить… Очень и очень надеюсь, что Вы эту просьбу исполните и абсолютного мира с Харьковским ЦИК достигнете. Тут нужен «архитакт национальный».В другой телеграмме, датированной месяцем позже, 17 февраля 1918 года, посланной по получении сведений о назначениях, сделанных В.А. Антоновым-Овсеенко без согласования с Украинским правитель­ством, предупредил его о необходимости «действовать не иначе как в полном согласии с Лугановским и по его указаниям как народного секретаря суверенной Украинской республики». В этом же русле следует рассматривать подтверждение В.И. Лениным силы указания Кудинскому, уполномоченному ставки главнокомандующего, о том, что «в районе территории Украинской Советской республики ваши действия должны быть точно согласованы с действиями Украинской Советской власти и ее органов…».

Одновременно во внутренних отношениях в Федерации усиливалась роль центральной власти, что не могло не сказаться на относительной самостоятельности окраинных республик, ускоренно втягивающихся в орбиту процесса советизации. Не везде соблюдался провозглашенный принцип о том, что централизация власти в общефедеральных орга­нах не должна служить препятствием свободе и самостоятельности республик в решении ими жизненно важных внутренних вопросов. Не­обходимость концентрации ресурсов в условиях начавшейся гражданс­кой войны так или иначе усиливала монополизацию власти в Центре.

В контексте необходимости завоевания «полного доверия» нацио­нальностей к русскому народу, к России и особой важности соблюде­ния в отношениях к республикам «архитакта национального» следует рассматривать борьбу В.И. Ленина против шовинизма. Можно сказать вполне определенно, что он был непреклонен в своей борьбе и непри­мирим к шовинизму большой нации, тем более господствовавшей в прошлом. Были веские причины для беспокойства о возможном усиле­нии шовинистических настроений и в среде самих «революционеров». Тонкость тактики руководства молодого государства, ведомого Лени­ным, состояла именно в том, чтобы «великорусский шовинизм» не оттолкнул от революции и не расколол другие народы. Нельзя было не учитывать того обстоятельства, что ведущей силой в революционном перевороте в России были русские. Они были распространителями идеи Октябрьской революции и организаторами новой жизни и новой власти на просторах бывшей Царской империи. Первое Советское го­сударство — РСФСР — было преимущественно государством русского народа. Русские по своей численности превосходили все другие нации, вместе взятые. Все эти преимущества могли вскружить головы мно­гих представителей русской нации, даже тех из них, которые активно участвовали в деле революции. Нельзя было сбрасывать со счета и того, что основная масса коренного населения России, проживавшая в национальных окраинных территориях, до революции находилась под колпаком шовинистической, имперской политики царизма. Все это могло сыграть свою отрицательную роль в межнациональных отношениях и нанести серьезный удар интересам революционного обновления страны, осуществляемого под лозунгом объединения сил и ресурсов всех территорий и национальных регионов.

С этих позиций следует рассматривать и решительную борьбу Ле­нина с шовинизмом и его проявлениями. Она была непреклонной и категоричной. В одной из записок, датированной 6 августа 1922 года, он писал: «Великодержавному шовинизму объявляю бой не на жизнь, а на смерть. Как только избавлюсь от проклятого зуба, съем его всеми здоровыми зубами».

Преодоление русского шовинизма в дальнейшем должно было вести и к преодолению «малого шовинизма» коренных наций в неко­торых национальных республиках и автономиях, проявляемого или могущего проявиться там по мере их национального возрождения по отношению к национальным меньшинствам в этих регионах. Прихо­дится констатировать тот факт, что терпеливая и настойчивая борьба с шовинизмом после смерти Ленина заметно спала, даже сошла на нет. Намеченная им национальная политика стала серьезно дефор­мироваться и перерождаться. Вскоре борьба с национализмом малых наций была объявлена главной в национальной политике. Многие из позитивных проблем, первоначально намеченных, не были заверше­ны. Дальнейшее осложнение межнациональных отношений и рост антирусского настроения в отдельных национальных республиках, а также выступления русскоязычного населения в этих республиках с требованиями особой формы управления для них или выхода из со­става этих республик и присоединения к Российской федерации — все это в немалой степени объясняется крупными изъянами национальной политики периодов культа личности и застоя.

Демократический централизм, изрядно дискредитировавший себя в нашей истории, на самом деле — универсальная схема взаимоотно­шений целого и части в социально-политической системе. Все зависит от его понимания и методов применения. Он имеет широкий диапазон действий и может успешно функционировать и в федеративном госу­дарстве. Все зависит не столько от того, какой его вариант использует­ся и признан в данной системе, сколько от того, насколько соотносимы сама формула и реальность, иначе говоря, насколько сама идея адек­ватна действительному положению. Демократический централизм в федеративной системе, как и в любом другом социально-политическом целом, основан на демократии, на ее существенных принципах и фор­мальных формах. Если этого нет или это лишь прикрытие, лозунг, то нет места и для реального демократического централизма. В СССР он был искажен и деформирован, сросся с бюрократизмом, обслуживал интересы тоталитарного, а не свободно развивающегося государства. Он стал формальным лозунгом, под прикрытием которого осущест­влялись насилие, репрессии, беззаконие, попирались права и свободы личности. При этом советский вариант демократического централизма противостоял по своей сути демократии и тем самым отрицал самое себя. На этой почве возникали противоречия и серьезные конфликт­ные ситуации в системе политической организации общества, нега­тивно влияющие на все другие сферы жизни общества. Нельзя было не согласиться с Лениным, когда он писал: «На самом деле на заре Советской власти — даже федерация, если она проведена в разумных, с экономической точки зрения, пределах, если она основывается на серьезных национальных отличиях, вызывающих действительную необходимость в известной государственной обособленности, — даже федерация нисколько не противоречит демократическому централизму». Далее он предостерегал от пагубных последствий смешения «демократического централизма с бюрократизмом и шаблонизацией».Именно это происходило в нашей стране в периоды неприкрытого господства административно-командной репрессивной системы, при которой демократический централизм по существу переродился в то­талитарный централизм.

В.И. Ленин был не только признанным лидером большевистской партии. Независимо от нашего отношения к нему следует признать, что он был выдающимся теоретиком лево-марксистского толка, об­ладал большой практичностью при анализе и оценке политической ситуации. Да, он допускал и ошибки. Однако его фигуру определяла изумительная способность находить варианты решения революцион­ных задач применительно к конкретным условиям России того време­ни. Он жил в самое сложное и жестокое революционное время, когда одна социально-политическая система с вековыми корнями разруша­лась и вместо нее создавалась другая, являющаяся по своей сути ее отрицанием. Он находился во главе этого исторического переворота, имевшего глобальные масштабы и значение. Все это противоречиво отразилось в его наследии.

Говоря о наследии В.И. Ленина, связанном с подготовкой и образо­ванием Союза Советских республик, нельзя не учитывать следующие обстоятельства. Преобразования осуществлялись в обстановке воору­женной борьбы, после ее прекращения и когда решался вопрос, быть или не быть новой революционной власти — Советскому государству. Большевистские лидеры понимали, что сама обстановка с необходи­мостью требовала ускорения процесса объединения советских рес­публик и образования их тесного союза. Эта главная партийно-идеоло­гическая цель определяла средства и способы ее достижения. В.И. Ленин накануне и в момент создания Союза ССР был тяжело болен, не мог в полную силу руководить этим процессом, хотя значитель­ная часть его идей и установок легла в основу и была реализована. В последние годы жизни он в качестве одной из первоочередных задач ставил развернутое обобщение начального опыта и анализа решения государственного устройства национальностей и «добровольного» объединения независимых советских республик в единый Союз. Однако этому плану не суждено было полностью сбыться. Все же отдельные наметки, оставленные В.И. Лениным в этой части, дают возможность восстановить канву основной его мысли.

В ленинском теоретическом и практическом наследии важно рас­крыть методологию его подхода к решению сложнейших проблем. Конкретные мысли В.И. Ленина историчны, они продукт той эпохи и идеологической установки, связаны с ними, и их нельзя переносить в том виде в другие условия и эпохи. В то же время они важны как опыт рационального познания. Основные идейные установки В.И. Ленина о Союзе советских республик имели большое значение на протяжении всей истории Союза ССР. Деформация федеративного союза, а также его радикальные преобразования, происходившие в течение 70 лет, выдавались за освоение и осмысление ленинского наследия с учетом изменившихся условий.

В.И. Ленин оставил богатое наследие по национальному вопросу — как его в принципе следует решать в условиях Советской власти. Ему принадлежит разработка советской модели права наций на самоопре­деление. Идея «добровольного» объединения и обеспечения тесного союза советских республик также принадлежит ему. Официальные документы, подписанные В.И. Лениным, многие из которых он лич­но редактировал, его выступления и беседы, записки и телеграммы, его замечания на полях материалов, связанные с республиками и об­разованием их союза, дают возможность проследить стержневые их характеристики и стратегические цели. Они заключались в том, что федеративное советское государство было лишь промежуточным эта­пом на пути к строго централизованному, авторитарному государству. Однако эта стратегическая цель раскрывалась постепенно.

Ленин лучше других лидеров партии и государства понимал необ­ходимость осторожного обращения со стремлением к самостоятель­ности республик, образовавшихся на территории России. Об этом сви­детельствуют такие важнейшие его работы, как письмо Л.Б. Каменеву и членам Политбюро ЦК РКП(б) «Об образовании СССР», написанное 26 сентября 1922 года, а также записка «К вопросу о национальностях или об «автономизации», продиктованная 30 и 31 декабря 1922 года. Эти документы длительное время скрывали от читателей, и только во второй половине 50-х годов они увидели свет и вошли в Полное собрание сочинений (Издание пятое). Причина такого положения про­стая: ленинские замыслы первых лет и план создания Союза респуб­лик расходились с политикой, проводимой после смерти Ленина и в годы культа личности Сталина и приверженности советской системы административно-командным методам в федеративных отношениях.

В этих работах В.И. Ленина, написанных непосредственно в ходе подготовки к образованию Союза ССР, нашли отражение его мысли, как создавать и как строить Союз, учитывая российскую реальность, чтобы он стал «могучей революционной федерацией».

Поводом для письма В.И. Ленина в Оргбюро ЦК послужил проект резолюции партийной Комиссии под председательством И.В. Сталина «О взаимоотношениях РСФСР с независимыми республиками». Резо­люция предусматривала объединение всех так называемых независи­мых советских республик в составе Российской федерации на правах автономных республик с вытекающими отсюда политико-правовыми. Она вошла в историю как план «автономизации» Сталина. Ленин считал идеи сталинского плана преждевременными и предложил осуществить объединение республик на другой структурной основе — на основе создания Союза Советских Социалистических Республик, куда бы все независимые республики вошли как равноправные, в том числе и РСФСР. «Мы признали себя, — писал В.И. Ленин, — равноправ­ными с Украинской ССР и др. и вместе и наравне с ними входим в новый Союз, новую федерацию, «Союз Советских Республик Европы и Азии». В этих строках проходит идея о равенстве объединяющихся в Союз республик, больших и малых; прослеживается мысль о том, что в первую очередь РСФСР, обладавшая во всех отношениях особым весом и ролью, в том числе в объединительном и союзном процессах, должна поставить себя наравне со всеми другими республиками и признать себя равной среди равных. Известное ленинское предписа­ние, требовавшее, чтобы в будущем в ЦИКе поочередно председатель­ствовали и руководители ЦИК союзных республик, раскрывает эту идею применительно к высшим органам государства. Что касается формирования и функционирования других органов Союза, то они, следуя логике В.И. Ленина, должны содержать элементы федерализ­ма. Об этом свидетельствует политика СНК РСФСР первых лет, воз­главляемого Лениным. Создание национальных отделов и групп при Наркомнаце Российской федерации с правом участия в работе любого наркомата при обсуждении им вопросов, касающихся той или иной национальности, а также учреждение института постоянных предста­вительств республик в федеральных органах — все это направлено на возможное соединение политики и деятельности Центра с националь­но-автономными образованиями.

По Ленину, центральные органы федерации должны были быть приближены по составу к республикам, должны были стать органами, в эффективном функционировании которых в равной степени были бы заинтересованы и субъекты Союза. Однако этой идее не суждено было воплотиться в жизнь, после смерти Ленина она была предана забвению. Центр становился центральным и все больше централизо­ванным, а республики — его периферией и придатком.

В ленинском плане организации государственно-федеративных отношений были и сегодня представляющие интерес позитивные мо­менты.

Письмо «Об образовании СССР» написано Лениным через день после получения плана «автономизации» Сталина, 26 сентября 1922 года. Оно адресовано Л.Б. Каменеву, работавшему в то время замести­телем председателя Совнаркома и иногда председательствовавшему на заседании Политбюро в отсутствие В.И. Ленина. Вступительная часть письма начиналась так: «Тов. Каменев! Вы, наверное, получили уже от Сталина резолюцию его комиссии о вхождении независимых республик в РСФСР. Если не получили, возьмите у секретаря и прочтите, пожалуй­ста, немедленно. Я беседовал об этом вчера с Сокольниковым, сегодня со Сталиным, завтра буду видеть Мдивани (Грузинский коммунист).

По-моему, вопрос архиважный. Сталин немного имеет устремление торопиться. Надо Вам (Вы когда-то имели намерение заняться этим и даже немного занимались) подумать хорошенько; Зиновьеву тоже».

Здесь заметна озабоченность и беспокойство тем, что «архиважный» вопрос, каковым является образование Союза республик, решается торопливо, эмоционально, под углом зрения одной группы интересов, оставляя без внимания другие, тогда как необходимо «подумать хоро­шенько».

Далее В.И. Ленин пункт за пунктом разбирал план «автономиза­ции». Позднее он был во многом переделан на основании принципи­альных указаний В.И. Ленина. Так, пункт 21 резолюции, с которым ознакомился Ленин, гласил: «Признать целесообразным заключение договора между советскими республиками Украины, Белоруссии, Азербайджана, Грузии, Армении и РСФСР о формальном вступлении первых в состав РСФСР, оставив вопрос о Бухаре, Хорезме и ДВР от­крытым и ограничившись принятием договоров с ними по таможенно­му делу, внешней торговле, иностранным и военным делам и прочее». Ленин предлагал изложить этот пункт в принципиально новой редак­ции: «Признать необходимым заключение договора между Украиной, Белоруссией, федерацией Закавказских республик и РСФСР об объ­единении их в Союз Социалистических Советских республик с остав­лением за каждой из них права свободного выхода из состава Союза».

Исходя из этого основного положения, были внесены существенные изменения и в другие статьи документа, предусматривавшие создание общефедеральных органов и определявшие права республик обжало­вать решение высших органов управления федерации.

В письме В.И. Ленина, изложенном в тезисном порядке, проведе­на еще одна важная идея о природе федерации. Он писал: «Важно, чтобы мы не давали пищи «независимцам», не уничтожали их неза­висимости, а создавали еще новый этаж — федерацию равноправных республик». Три значительных момента, взятые вместе в неразрывной связи, характеризуют ленинскую мысль: во-первых, объединяются в союз «независимые» республики; во-вторых, объединяются они как равноправные республики и на равных условиях; в-третьих — при та­ком объединении не уничтожается, а сохраняется их некоторая неза­висимость, что очень важно.

Разбирая статью плана «автономизации», где сказано о согласовании с республиками при назначении уполномоченных наркоматов РСФСР, В.И. Ленин указывал на необходимость соблюдения в этом деле «боль­шего равноправия» республик, а также на необходимость заменить «целесообразность» на «обязательность» участия представителей рес­публик в заграничных представительствах федеративных органов. Он внес в проект и другие изменения. Письмо, написанное в Горках, где находился в это время В.И. Лепин, заканчивалось словами: «Сталин согласился отложить внесение резолюции в Политбюро ЦеКа до мое­го приезда. Я приезжаю в понедельник, 2.Х. Желая иметь свидание с Вами и с Рыковым часа на 2 утром, скажем, в 12-2, и, если понадобит­ся, вечером, скажем, 5-7 или 6-8. Это мой предварительный проект. На основании бесед с Мдивани и др. очень прошу и Вас сдела ть то же и ответить мне».

В этих словах чувствуется озабоченность вождя тем, насколько правильно начнется образование СССР. Одним из самых главных вопросов текущего момента, как писал он, «является вопрос об объ­единении республик. От правильного решения этого вопроса зависит дальнейшая организация нашего государственного аппарата».

Обсуждение и принятие документа комиссии об образовании СССР на Политбюро и на октябрьском и декабрьском 1922 года Пле­нумах ЦК партии проходило без В.И. Лепина. Хотя в нем были учтены принципиальные идеи В.И. Ленина и они определяли его основное содержание, однако дух «автономизации» в сталинском варианте не был последовательно искоренен при определении взаимоотношений федерального центра и республик, а также статуса «независимости» последних. В.И. Ленин считал, что план «автономизации» Сталина является основной причиной разногласий между представителями республик и тех конфликтов (например, «грузинское дело»), которые имели место в преддверии образования Союза ССР.

В.И. Ленин не всегда был доволен развитием событий, связанных с конструктивной стороной объединения республик. Особую тревогу вызывала у него спешка, администрирование со стороны ряда членов комиссии, созданной для выработки политических документов и про­ведения объединения независимых республик, а также недостаточный учет, порой игнорирование ими мнений мест. Он собирался выступать на ближайшем пленуме ЦК партии. Осуществить эту идею ему не уда­лось по состоянию здоровья. 6 октября 1922 года, в день обсуждения на Пленуме ЦК вопроса о взаимоотношениях между РСФСР и незави­симыми республиками, он направляет записку Л.Б. Каменеву, выделяя в ней необходимость бескомпромиссной борьбы с великодержавным шовинизмом и обеспечения абсолютного равноправия республик в высших органах федерации. «Надо абсолютно настоять, — писал он в ней, — чтобы в Союзном ЦИКе председательствовали по очереди рус­ский, украинец, грузин и т. д. «Абсолютно».

Следующий пленум ЦК РКП(б), состоявшийся 18 декабря 1922 года, на котором обсуждался проект Союзного договора, проходил также без В.И. Ленина. На нем были приняты важные решения о порядке и времени созыва Союзного съезда, принятия Декларации и Договора об образовании Союза ССР.

Так называемое «грузинское дело», возникшее в ходе острых споров между Мдивани и его группой, с одной стороны, Сталиным, Орджоникидзе — с другой, хотя и не могло помешать объединению независимых республик в федеративный союз, тем не менее вскрыло наличие серьезных конфликтных проблем в этом процессе, столкну­лись имперские замашки Центра и сепаратизм на местах.

Теперь можно только предполагать, почему В.И. Ленин не стал го­лосовать за решение Секретариата ЦК РКП(б) от 24 ноября 1922 года,которым, по предложению Сталина, назначалась комиссия в составе Ф.Э. Дзержинского (председатель) и еще двух лиц для срочного рас­смотрения заявления членов ЦК КП Грузии (во главе с П.Г. Мдивани), подавших 22 октября в отставку в связи с инцидентом с К.Г. Орджони­кидзе. Ленин открыто выражал свое сомнение в объективности этой комиссии.

Работу комиссии Ф.Э. Дзержинского В.И. Ленин, несмотря на свое нездоровье и предписания лечащих врачей о необходимости отдыха, держал в центре внимания. В дневниках его секретарей отмечено, что 2 декабря он справлялся у них о приезде Рыкова и Дзержинского из Тбилиси. Подчеркивал, что он «этим очень интересуется». 12 декабря, в день прибытия комиссии из Тбилиси, Ленин принял Дзержинско­го и имел с ним продолжительную беседу. В.И. Ленина насторожило то, как писал он об этом позже, «что в материалах и выводах комис­сии Дзержинского в основном оправдывались поступки и действия Орджоникидзе, вызвавшие «инцидент». В них В.И. Ленин усмотрел «громадные массы неправильностей и пристрастных суждений…».14 декабря Ленин собирался продиктовать письмо по национальному вопросу — об образовании СССР, но не смог выполнить намерение по состоянию здоровья. 30 января 1923 года Ленин сказал дежурному секретарю Л.А. Фотиевой: «Накануне моей болезни Дзержинский го­ворил мне о работе комиссии и об «инциденте», и это на меня очень тяжело повлияло».

На ближайшее будущее Ленин собирался написать статью или письмо «О национальном вопросе и об интернационализме (в связи с последним конфликтом в грузинской партии)».

Записка В.И. Ленина, продиктованная им 30 и 31 декабря 1922 года, «К вопросу о национальностях или об «автономизации» отразила бес­покойство и основные его идеи о том, как надо организовать и каким должен быть Союз независимых республик, основанный на равенстве, уважении, на принципах интернационализма. Записка начиналась словами: «Я, кажется, сильно виноват перед рабочими России за то, что не вмешался достаточно энергично и достаточно резко в пресло­вутый вопрос автономизации». По его мнению, «инцидент» в Грузии показал, что, «видимо, вся эта затея «автономизации» в корне была неверна и несвоевременна».

Любой неосмотрительный шаг в решении национального вопроса, вызывающий сомнение у «независимцев», способен был подорвать до­верие окраин к официальной власти. Это хорошо понимал В.И. Ленин. Он подчеркивал, что «ничто так не задерживает развития и упрочен- ности пролетарской классовой солидарности, как национальная неспра­ведливость…». В.И. Ленин завещал в этой работе «укрепить Союз Соци­алистических республик», а новой революционной власти не подрывать свой авторитет «малейшей хотя бы грубостью и несправедливостью по отношению к нашим собственным инородцам». Свою записку «К вопросу о национальностях или об «автономизации» он считал не окон­чательной и намеревался написать еще одно письмо в Политбюро после изучения всего материала комиссии Дзержинского. По данным записей секретарей, «24 января (1923 г.) Владимир Ильич вызвал Фотиеву и дал поручение запросить у Дзержинского или Сталина материалы комиссии по Грузинскому делу». По получении материала он дал поручение сек­ретарям сделать выписки из них, уделяя основное внимание вопросам, которые он перечислил. Вначале для составления ответов на них он ус­тановил четыре недели срока, а через два дня, когда ему стало известно о состоявшемся 25 января 1923 г. обсуждении материала комиссии на Политбюро, просил ускорить исполнение поручения — в три недели. Он сказал Л.А. Фотиевой: «Ну, я думаю, что Вы сделаете Вашу революцию недели через три и тогда я обращусь с письмом».

Одна из последних записей секретарей Ленина: «14 февраля, вечер. Вызвал снова. Затруднялся речью, видимо, устал. Говорил опять по трем пунктам своих поручений. Особенно подробно по тому, который его всех больше волнует, т. е. по грузинскому вопросу. Просил торо­питься».

Обострение болезни прервало работу над материалами по «гру­зинскому делу». В.И. Ленин успел перед новыми приступами болез­ни продиктовать 5 и 6 марта 1923 года два письма на имя Троцкого и Мдивани. Они были его последними записями. В них он изложил свое отношение и оценку всего «грузинского дела», связанного с образова­нием СССР. Эти письма следующего содержания:

«Л.Д. Троцкому

Уважаемый тов.Троцкий!

Я просил бы Вас очень взять на себя защиту грузинского дела на ЦК партии. Дело это сейчас находится под «преследованием» Сталина и Дзержинского, и я не могу положиться на их беспристрастие. Даже совсем напротив. Если бы Вы согласились взять на себя его защиту, то я бы мог быть спокойным. Если вы почему-нибудь не согласитесь, то верните мне все дело. Я буду считать это признаком Вашего несо­гласия».

На следующий день, 6 марта, В.И. Ленин продиктовал письмо в Грузию на имя П.Г. Мдивани и Ф.Е. Махарадзе: «Уважаемые товари­щи! Всей душой слежу за вашим делом. Возмущен грубостью Орд­жоникидзе и потачками Сталина и Дзержинского. Готовлю для вас записки и речь».

Ленинская политическая мудрость проявилась в глубоком осмыс­лении задач революционной власти в национальном вопросе, в оценке с этих позиций процесса образования СССР и того, какими должны быть отношения внутри федерации, Центра и независимых республик как условие упрочения Советской власти. Рациональное зерно ленин­ской теории образования советского государства заключалось в том, что он считал необходимым строить его общими усилиями республик при самом внимательном и чутком отношении Центра к мнениям их представителей, при строгом соблюдении и обеспечении равенства и равноправия республик. Завоевание доверия к Союзу со стороны рес­публик должно было стать основным требованием в национальных и межнациональных отношениях.

В демократическом федеративном государстве, как показал опыт За­пада, каждая республика (земля) относительно суверенна и все вместе суверенны, передают часть своих прав Союзу, наделяют его общенаци­ональными полномочиями, чтобы это был сильный центр — источник благополучия всех составляющих его частей и каждой в отдельности и чтобы была сильной каждая республика, поддерживаемая федерацией и всеми другими ее членами. Во внутренних федеральных о тношениях пе г насилия и диктата или они допускаются в такой мере, в какой необходи­мы для устранения отклонений, выходящих за рамки общих ин тересов благополучия и единства. Центр, как слияние воли республик, коорди­нирует их деятельность, управляет их делами в соответс твии со своими полномочиями, несет ответственность перед ними. В свою очередь сови­ные республики несут ответственность за их единство, за судьбу федера­тивного Союза. Существует осознанное всеми и Центром стремление к установлению гармонии интересов каждой нации, общенациональных во взаимоотношениях. Ленин в известной степени учитывал такой опыт и стремился использовать его в национально-государственном строитель­стве в контексте задач диктатуры пролетариата. Эта политика, несмотря на свою ограниченность, содержала позитивные моменты.

После смерти В.И. Ленина Сталин вернулся к своей схеме «Союз свободных республик», превратил страну в Союз полностью зависи­мых республик, то есть фактически внедрил свой проект «автономи­зации», — федеративное устройство государства по существу стало во многом формальностью. В литературе последних лет это выдавалось как деформация ленинской национальной политики, отход от ее при­нципов в национально-государственном строительстве. На самом деле это было потенциально заложено и у Ленина.

Советское государство, основанное на коммунистических учениях, признавало федеративный Союз республик как явление временное.

преходящее. Тоталитарный режим, проявившийся во всей своей пол­ною в последующие годы, вел к созданию единого централизованно­го государства, в котором «суверенные» республики играли роль его провинции. Именно в таком развитии состояла политическая линия коммунистической партии. В канун перестройки союзные республи­ки выступали как производные части Союза и всецело зависели от него, выполняли приписанные им функции и задачи. Говоря иначе, федеральный союз и выступающие от его имени центральные орга­ны по своему усмотрению наделяли союзные республики определен­ными функциями и правами в рамках «высших» интересов целого, т. с. федерации. При этом союзные республики, входящие в федерацию, выступали как функционеры, лишенные фактической самостоятель­ности (формально признаваемой). Приблизительно такую федерацию предлагал Сталин в 1922 году под видом «автономизации». Отноше­ния в федерации со временем, особенно после смерти Ленина, мыс­лились как безусловное верховенство воли федеральных органов во всем с широким применением санкций по отношению к автономиям так средство укрепления Союза. Этот путь был раскритикован в свое время В. И. Лепиным, по не отвергнут. Советская федерация как тотальное целое утвердилась на диктате и насилии.

Советская модель Российской федерации складывалась в ходе и в первые годы после победы Октябрьской революции. В ее основе лежа­ла стратегическая линия создания строго централизованного велико­державного государства, в которой национальный вопрос и автономи­зация национальностей были второстепенными и промежуточными вопросами, всецело подчиненными главной политической цели. Эту задачу коммунистическая партия, стоявшая во главе всего масштаб­ного общее общественно-политического процесса, решала и решила весьма подготовленно и искусно.

После распада Союза ССР на фоне затянувшегося экономического и политического кризиса в странах СНГ снова оживают проимпер­ские силы, особенно в Российской федерации. Они хотят реванша и претендуют на власть. Одним из их политических лозунгов является создание «Великой России» с включением в ее состав всех бывших со­юзных республик или большинства из них. При таком «объединении» они считают все методы допустимыми, в том числе и насильственные. Основную причину распада СССР они видят нс в его тоталитарном и имперском политическом режиме, а в его федеративном устройстве, основанном на праве наций на самоопределение. Считают в корне ошибочной политику Советской власти, направленную на образование союзных и автономных республик, которые, по мнению, якобы и стали основной причиной развала «Великого Союза». Это — сознательное извращение истории.

История повторяется. То, что происходит в наши дни па всем быв­шем пространстве Союза ССР и в идейной и внешнеполитической жиз­ни Российской федерации, ставшей его правопреемником, во многом напоминает реальность и политику первых лет Советского государс­тва. И ныне раздаются мощные голоса в Парламенте и в публичных речах влиятельных представителей общественных и политических движений с призывом помешать независимым республикам в скреп­лении их суверенитета и вести дело к их новому объединению под зна­менем «Могучей Российской державы». Война в Чечне, гражданские войны и политическая нестабильность в ряде республик Содружества Независимых Государств (СНГ) так или иначе связаны с имперскими замашками влиятельных сил в России.

close_page

2. Формы национальных автономий

Форма автономного самоопределения наций не есть нечто внешнее, второстепенное в их жизнедеятельности и судьбе. По определению Ге геля, форма любого явления есть превращение содержания в форму, а содержание — превращение формы в содержание. Форма автономного образования и управления является неотъемлемым компонентом и в то же время средством развития национальной жизни в широком смысле.

В ходе советского национально-государственного строительства сложились четыре формы автономных структур: союзная республика, автономная республика, автономная национальная область и автоном­ный национальный округ. В процессе реализации идеи о праве наций на самоопределение все эти формы использовались одновременно. В зависимости, в первую очередь, от национального, соцкультурного и хозяйственного потенциала, географического положения одни народы оформляли свою автономность в форме союзной республики, другие -автономной республики, а третьи — в формах автономных областей и автономных округов. По мере прогресса общества и изменения го сударственной политики происходили преобразования одних форм национальной автономии в другие. Некоторые автономные области становились автономными республиками, а авюіюмпые республики поднимались до уровня союзной республики.

Опыт государственного устройства национальностей па базе учения о праве нации на самоопределение, осуществленного в первые годы Советской власти, при всех его имперских подоплеках и зигзагах уникален. Образование сети национально-автономных территорий, несмотря на годы гражданской войны, в основном завершилось к се­редине 20-х годов. Оно проводилось как неотложное вслед за Октябрь­ской Социалистической революцией. На то были свои причины. Дви­жения ранее угнетенных национальных общностей являлись одной из главных движущих сил в революции. Следует отметить, что в этом сложном процессе автономизации не было хаоса, не было «игр» вне правил большевистской политики в национально-государственном строительстве. Успехи в этой области на время сняли остроту наци­онального вопроса в России. Народы, после некоторого колебания, поверили советской власти. Это было крупным заделом и успехом советской национальной политики. Последующие этапы развития Советской власти в основном подтвердили рациональность полити­ки государственного устройства жизни национальностей на началах автономии. Заложенный ритм национально-федеративного развития работал в пользу советского государства и приносил свои плоды. Внут­ренние противоречия обнажились несколько позже, особенно в период господства культа личности и с усилением тоталитарного режима.

Нод формой самоопределения наций подразумевают их тер­риториально-политическую организацию и относительно автономное структурное построение. Объем функции, полномочия национально­территориального образования, а следовательно, и его статус, место в системе федеральных отношений во многом зависят от его конструк­ции, организации, от его формы. Форма — не содержание, но является постелем содержания. Сама по себе суть национальной автономии не зависит от ее формы, но и не существует вне формы и реализу­ется через определенную структурную организацию. Содержание, понимаемое как совокупность взаимосвязанных внутренних процес­сов в национально-политических отношениях, в той или иной мере зависит от того, как она организована. Таким образом, между формой и содержанием советской автономии существует неразрывная связь и зависимость.

Есть факторы в жизни национальностей, наибольшим образом влияющие па вопрос: быть или не быть автономии. Они составляют как бы предпосылку национального самоопределения. В то же время существуют другие факторы, которые в большей степени соотносятся со структурной стороной национального самоопределения, играют роль генератора внутри автономии. Для исследователя важно умение различать эти аспекты проблемы.

В основу советской национальной автономии были положены идеи и разработки В.И. Ленина. В статье, написанной до революционного переворота в России и посвященной национальному вопросу, он ука­зывал: «Демократическое государство должно признавать автономию разных областей, особенно областей и округов с разным националь­ным составом населения. Такая автономия нисколько не противоре­чит демократическому централизму: напротив, лишь посредством автономии областей в большом и пестром по национальному составу государстве можно осуществить действительно демократический централизм». К этой основной мысли В.И. Ленин не раз возвращал­ся в послеоктябрьский период, уточняя и раскрывая ее содержание. Он резко критиковал тех деятелей, которые или противопоставляли национальную автономию демократическому централизму, как не­совместимые явления, или считали ее вынужденным временным приложением к нему, сдерживающим централизацию управления. «Противники централизма, — писал В.И. Ленин в начале 1918 года, — постоянно выдвигают автономию и федерацию как средства борьбы со случайностями централизма, на самом деле демократический цен т­рализм нисколько не исключает автономию, а напротив, предполагает ее необходимость». Из приведенных и других высказываний полити­ческих деятелей пролетариата вытекает, что: а) автономное устройство общества является объективной необходимостью в государстве «с раз­ным национальным составом населения»; б) по-советски устроенное многонациональное государство должно признавать нрава наций на самоопределение в течение более или менее длительного времени; в) национальная автономия не только не противоречит основным при­нципам существования и развития советской системы, а наоборот, они «предполагают ее необходимость».

В формировании и развитии сети национальных автономий следуе т различать два этапа: первый — это предпосылка и основание образова­ния и становления национальной автономии, второй — ее утверждение и развитие. Выбор и определение форм национальной автономии пред­ставляют не начало автономизации, а ее организационно-структурное завершение. На всех этих этапах, наряду с учетом в определенной мере национальной воли, определяющее значение имела большая го­сударственная политика в национальном вопросе. Желание самоопре­делиться в принципе генетически присуще любому народу. Не было ни одного случая, чтобы та или иная компактно расселенная нация (народность) не желала бы воспользоваться правом самоопределения.

Однако только одного волеизъявления народа, хотя и важного самого по себе, недостаточно для его политического самоопределения.

Одно лишь желание нации самоопределиться не вело к его осущест­влению. Также и наличие объективных условий, в принципе достаточ­ных для образования той или иной формы национальной автономии, само но себе не вело к его реализации. Учет важных долговременных и стабилыю действующих объективных и субъективных факторов внутренней жизни нации, оценка их с позиции перспективы советской государственности в целом, национальных регионов в частности, со­ставляли главные кри терии в национально-автономном строительстве.

Механизм образования национально-территориальной автономии выглядел следующим образом. Все начиналось с обсуждения и поста­новки вопроса на местных сходах, форумах, состоящих из представи­телей революционных и демократических организаций. Руководящую роль в них играли коммунисты. Затем он переходил на рассмотрение межведомственной комиссии Народного комиссариата по делам нацио­нальностей РСФСР с участием полномочных представителей самоопре­деляющейся нации, а также заинтересованных ведомств, республик и губерний. Нередко решение вопроса, если оно оказывалось сложным и противоречивым или имело особо важное значение, обсуждалось на заседаниях Совнаркома РСФСР и Политбюро ЦК РКП(б) с участием самою Ленина. Так было при решении вопросов об образовании Ка­захской. Башкирской, Татарской и других автономных республик. В набросках Проекта постановления Политбюро ЦК РКП(б) о задачах партии в местностях, населенных восточными народами, от 1920 года содержалось такое указание: «Признать необходимым проведение в жизнь автономии, в соответствующих конкретным условиям формах, для тех восточных национальностей, которые не имеют еще автоном­ных учреждений, в первую голову для калмыков и бурят-монголов, поручив ПКИану».

Движение за национальную автономию стало реальностью еще до революции. Так, в Казахстане оно было основным лозунгом в ходе национально-освободительного движения в дооктябрьский период. В самом начале 1918 года Советским правительством было официально заявлено об организации Казахской автономии и даже был намечен конкретный срок созыва Всеказахского учредительного съезда с вы­делением соответствующих средств на его проведение. Практически реализова ть эту идею удалось только в октябре 1920 года. На подгото­вительном лапе образования Казахской автономной республики были созданы временные органы с региональными функциями-Казахский отдел Наркомнаца РСФСР и Революционный комитет но управлению краем. В процессе решения и уточнения ряда территориальных, адми­нистративных и управленческих вопросов, связанных с образованием Казахской АССР, иногда принимал участие В.И. Ленни. Он руководил рядом заседаний, комиссией Совнаркома, на которых они обсужда­лись. Подводя итоги деятельности правительства по обеспечению ре­ализации права наций на самоопределение в течение первых четырех лет Советской власти, Ленин писал: «Мы дали всем нерусским нацио­нальностям их собственные республики или автономные области».

Несмотря на то что руководящим органам партии и государе іва приходилось систематически заниматься вопросами, связанными с са­моопределением национальных регионов, и решать их, однако какие- либо общие качественные или количественные критерии, служившие основанием для образования той или иной формы автономии, не были обнародованы. Исключение составила союзная республика, признаки которой обсуждались в период принятия Конституции СССР 1936 года. Каждый национальный регион с компактным составом корен­ного населения мог претендовать на ту или иную форму националь­но-территориального самоопределения, если это вписывалось в цели Советской власти в национальном вопросе.

«Наш опыт решения в течение пяти лет национального вопроса, -указывал В.И. Ленин, — в государстве, содержащем в себе такое оби­лие национальностей, которое едва ли можно найти в других странах, всецело убеждает нас в том, что единственно правильным отноше­нием к интересам наций в подобных случаях будет максимальное их удовлетворение и создание условий, которые исключают возможность конфликтов на этой почве».

В советской политике национальной автономизации, кроме стратегических целей, существенное значение имели такие реалии, как численность и социальная структура коренного населения, террито- риальная компактность его расселения, природные и материальные ресурсы, экономический потенциал, культурный уровень и идейно­политическая традиция народа, его место в истории, а также развитие национального самосознания. Совокупность этих и некоторых других факторов составляла условие, которое лежало в основании автоном­ных образований. По выражению В.И. Ленина, автономия должна строиться «в соответствующих конкретным условиям формах».

Население, разумеется, было основным фактором при образовании Советской автономии, ибо самоопределялась не территория, как та­ковая, не хозяйственный комплекс, а само население, организованное в нацию или народность. Нация или народность самоуправляться и воспользоваться правом самоопределения в автономные учреждения могла тогда, когда она имела территориально компактный состав насе­ления, определенно указывающий на его этноземельные границы. Что касается численности населения, то она не должна была опускаться ниже минимума, необходимого для относительной целостности авто­номии. В.И. Ленин в одной из дореволюционных работ указывал на необходимость образования «автономных национальных округов с населением не только 1/2 миллиона, но даже и в 50 000 жителей. Для более высоких форм автономии людской и экономический потенциал был одним из главных.

При постановке и решении вопроса об автономизации того или иного национального региона, кроме экономических его ресурсов, принимались во внимание общая численность населения, числен­ность самоопределяющейся национальности, удельный вес последней в этноструктуре края, а также территориальная сфера обитания и фун­кционирования населения с этнической определенностью.

Национально-автономное строительство по своему месту, содержа­нию и назначению являлось частью социалистического строительства, но отношению к последнему занимало подчиненное положение. Оно о тражало и выражало изменения во всей советской системе. Вместе с тем оно было связано с национальной жизнью региона. Его главным предназначением было обеспечение прогресса советского общества в целом и единства народа, а также усиление сближения всех наций на пути к их слиянию под эгидой великорусской.

Форма национальной автономии более консервативна, чем ее со­держание. В то же время она была достаточно гибка и разнообразна, чтобы дать необходимый простор для содержательного и функцио­нального развития автономного образования в рамках большой поли­тики. Официально считалось, что «разнообразие политических форм» самоопределения наций, наряду с некоторыми другими факторами, является «залогом ускорения процесса добровольного сближения и слияния наций».

К середине 80-х годов в СССР насчитывалось 53 национально­территориальных образования, в том числе союзных республик — 15, автономных республик — 20, автономных национальных областей — 8, автономных национальных округов — 10. Самоопределившиеся в автономии национальности составляют почти 97 процентов всего населения страны.

В СССР проживали около 100 наций и народностей. По чис­ленному составу они были разные: наряду с многомиллионными этносами были и такие народности, как юкагиры, негидальцы и др., каждая из которых по численности не достигала и одной тысячи человек. Процессом автономизации были охвачены многие из них. Некоторые народности и племена, имевшие общую территорию и родственные или близкие по происхождению, культуре и быту, но малочисленные, изъявляли желание объединиться в рамках одной общей автономной единицы. Такую этническую структуру имели многие национальные округа Крайнего Севера. На Кавказе чечены и ингуши объединились в одну автономную республику. В аналогич­ном положении находились кабардинцы и балкарцы. Только немно­гие из коренных народностей, живущие некомпактно, разбросанно, к тому же весьма малочисленные, не имели по объективным причинам своих национально-территориальных образований.

Образование форм автономий особенно активно проходило в период реализации плана самоопределения народов. По мере укреп­ления Советского государства, накопления опыта в национально­государственном строительстве пересматривались,, обновлялись структурные организации системы автономии. Таким крупным эта­пом были перестроения, осуществленные в середине 30-х годов. С победой социализма в СССР установилась относительно стабильная система союзных республик и национально-автономных образова­ний (таблица 1).

Из таблицы видно, что число союзных республик за 1923 — 1989 гг. возросло почти в 4 раза. Увеличилось число и автономных рес­публик, в основном за счет преобразования в них ряда автономных областей. Автономные округа являлись более молодыми в системе национально-территориальных единиц. Они охватывали в основном народности Крайнего Севера и Дальнего Востока, входили в состав РСФСР и находились в большинстве своем в административном под­чинении краев и крупных областей республики.

Союзная республика была высшей формой автономий. Она обладала рангом национальной государственности. Автономная республика располагалась ступенькой ниже и входила в состав Союзной республики. Автономные области и округа считались политико-административными образованиями с национальными признаками.

Таблица 1

Динамика развития национально-территориальных
образований за годы Советской власти.

Годы	Союзные республики	Автономные республики	Автономные области	Автономные округа	Всего
1920 в составе РСФСР		10	11	—	21
1923	4	13	16	—	33
1926	6	15	14	—	35
1937	11	22	9	9	51
1947	15	20	8	10	53
1959	15	196	9	10	53
1989	15	20	8	10	53

В национальных и межнациональных отношениях и этнической структуре общества в целом, в автономиях в частности произошли значительные изменения. Необходимость освоения ресурсов новых районов и достижения научно-технического прогресса использова­лись Центром для усиления процесса интернационализации жизне­деятельности наций и автономий. Намного выросли миграция на­селения и этнотрансформационные процессы. Они активизировали межэтническую ассимиляцию. В ряде мест происходило укрепление более крупных наций за счет объединения с ними более мелких. Так, увеличение численности узбеков за 1926 — 1979 гг. более чем в три раза являлось результатом не только высокого естественного прироста, это, безусловно, главный фактор, но в немалой степени и результатом объ­единения и слияния с ними как одноязычных и близких этнических групп (сарты, кипчаки, курами и др.), так и части таджиков, казахов и др., издавна проживающих среди них. В данном случае процессы на­циональной консолидации и ассимиляции развивались одновременно. Это явление может быть оценено по-разному. Ассимиляция этничес­ких «осколков» и их объединение могло иметь и положительное значение. Но если речь идет об исчезновении той или иной народности, этнической группы, даже при отсутствии элементов насилия, пусть малочисленной, то это не может считаться прогрессом в национальных и межнациональных отношениях. Другой аспект проблемы состоял в том, что на основе объединения и слияния ряда мелких и близких, главным образом по языку, этничностей происходило образование новой этнической общности, к примеру становление хакасов. Все это влияло на жизнь и взаимосвязи автономных территорий. Не случайно в литературе в 60-70 годы часто поднимались вопросы о критериях и признаках союзной и автономной республик, об их отличиях друг от друга не по формальным или статусным признакам, а по их положе­нию, удельному весу в Союзе и т. д. Причем такая постановка часто связывалась с решением практических задач. Ставились вопросы о возможности преобразования некоторых автономных республик в со­юзные. Одновременно распространялось мнение о том, что союзные республики как более высокая форма национального самоопределения якобы изживают себя и даже становятся помехой в развитии федерации. Предлагалось преобразовать вначале некоторые из них в автономные республики, а затем перейти к политике унификации всех форм авто­номных территорий. Были и обратные идейные течения, сторонники которых ратовали за расширение сети национально-территориальных структур и функций автономии, особенно национальных республик. Высказывались и о явной недостаточности теоретических разработок и аналитического материала, основываясь на которые можно было сформулировать ответы на поставленные вопросы. Отмечались также односторонность и абстрактность постановки многих из указанных проблем, не выражающих объективных тенденций, характерных для советского национально-государственного строительства.

Формообразование в национально-государственном строительстве может быть осмыслено и понято только в рамках конкретных условий развития советского общества. Для 20-х годов наиболее характерно образование новых национально-территориальных автономий, а в 30-е годы происходил процесс преобразования ряда автономных республик в союзные, автономных областей — в автономные республики. Соци­ально-политические мотивы и исторические рамки этих мероприятий были различны: на первом этапе реализовались идеи о праве наций на самоопределение, а на втором — в условиях существенных успехов в укреплении государственной системы и национальных и межнацио­нальных отношений, когда был накоплен опыт устройства жизни на­циональностей, — возникла объективная необходимость приведения в соответствие форм национальных автономий с их содержанием.

Со времени крупных изменений и преобразований в структуре национально-территориальных образований, осуществленных в 30-е годы, прошло полвека. За это время многое изменилось как в социаль­но-экономическом и политическом развитии общества, так и в разви­тии национальных регионов и национальных отношений.

Образование и преобразование форм национально-автономных еди­ниц всегда рассматривались главным образом с позиции укрепления Союзного государства и межнационального единства в стране. Еще в 1942 году М.И. Калинин, считавшийся старостой государства, писал: «Шло непрерывное преобразование форм государственной жизни советских народов, размежевание многонациональных национальнос­тей СССР. Одни национальности определяли свои этнографические границы, другие устраивались как уже развитые, сложившиеся нации. Характерно, что эта перестройка не только не мешала, а и способс­твовала росту союзного единства. Народы, как бы удовлетворенные в своих национальных стремлениях, еще теснее прижимались к союзу, сознавая, что только через единство они сохранят свою национальную свободу».

Реализация идеи автономизации национальных территорий и внедрение различных форм автономий, осуществлявшиеся под опе­ративным контролем и с поддержки центральной советской власти, во многом обусловили высокие темпы в первую очередь экономического ’ развития Союза ССР в целом, национальных республик в частности.

Система национально-автономных территорий в СССР истори­чески формировалась и сложилась как национальная. Главным их критерием, но не единственным, являлся национальный фактор. До тех пор, пока существует и функционирует нация, реализовавшая свое право на самоопределение в соответствующих формах автономного образования, и пока ее социальный, культурно-интеллектуальный прогресс тесно связан с этой структурой, вполне возможно, что она сохранится как жизненная организация. Допустимо возникновение устойчивых противоречий между самоопределившейся нацией и ав­тономным ее развитием, что может быть результатом следующего: а) нация перестала функционировать как относительно самостоятельная общественно-этническая сила, или слилась с другими этносами, или в силу ряда объективных причин по численности опустилась ниже до­пустимого порога; б) нация по своим внутренним возможностям пере­росла свою автономную форму; в) нация, самоопределившаяся в свое время в автономную территорию, достигла такого уровня зрелости, что более не нуждается в национально-автономной организации.

Следует указать, что в судьбах национальных автономий, в ре­шении вопроса: быть или не быть той или иной автономной форме, продолжали еще играть важнейшую роль состояние национальных и межнациональных отношений и этнический фактор. Не случайно, что в некоторых республиках, как, например, в ряде прибалтийских, обсуждаются и разрабатываются меры, связанные с сохранением устойчивой этнической структуры населения, необходимой для нор­мального функционирования республик как форм национальной го­сударственности.

Прогресс в национально-автономных и федеративных отношениях происходил в рамках тоталитарного режима и административно-ко­мандной системы. В силу этого он был ограничен и деформирован. Мирные методы решения национального вопроса временами чередо­вались с диктаторскими. Выселение из обжитых мест и переселение целых народов в годы Великой Отечественной войны с упразднением их автономных образований (калмыков, немцев Поволжья, крымс­ких татар, чеченцев и др.) были антигуманными актами. В 50-е годы некоторые из этих народов были возвращены в свои исконные места обитания с восстановлением их автономного самоуправления. Потре­буется немало времени для того, чтобы они, пережившие трагедию в социальном, нравственном и бытовом планах, вошли в прежнее русло социально-экономического, политико-морального и этнокультурного развития. Некоторые народы до сих пор остаются в ожидании восста­новления справедливости в их национально-автономном развитии (не­мцы, крымские татары, турки-месхитинцы и др.). Эти «стряхивания» национальностей впоследствии породили немало острых, «не мирных» проблем. Так, пограничные конфликты между Северной Осетией и ингушской частью населения Чечено-Ингушской АССР принимали и принимают временами трагические формы, приносят человеческие жертвы. Они возникли из-за неустроенности вернувшихся в свои род­ные места народов. Споры вокруг Нагорно-Карабахской автономной области, в которые были вовлечены Армения и Азербайджан, перрос- шие в гражданскую войну, еще остаются неразрешенными.

Смысл и назначение национально-автономного строительства в масштабе страны в целом и в рамках союзных и автономных респуб­лик заключались в оптимизации осуществления программных целей Советской власти в сфере национальных отношений. Эти цели состо­яли в укреплении федеративного союза, увеличении вклада каждой автономии в ускоренное развитие страны, обеспечении рыночного экономического и культурного прогресса наций и в нивелировании и интернационализации их жизни.

Начавшиеся в середине 80-х годов перестроечные процессы, свя­занная с ними идея коренной реорганизации федеративного союза, в основе которой лежали обеспечение большей самостоятельности авто­номных республик и расширение их прав в решении ряда важнейших внутренних социально-экономических и национальных проблем, не уменьшили, а, наоборот, еще больше усилили тягу национальностей к самостоятельности и национально-автономному развитию.

close_page

3. Союзная республика — высшая форма советской автономии

В системе национальных автономий не в терминологическом, а в понятийно-содержательном плане союзная республика представляет высшую ее форму. Первые союзные республики были образованы из независимых государств, возникших в основном на окраинах бывшей Российской империи в ходе победы Октябрьской революции. Четыре республики (РСФСР, Украинская республика, Белорусская республика и Закавказская республика) заключили между собою в 1922 году до­говор об образовании Союза Советских Социалистических Республик с вхождением в его состав в качестве образующих его субъектов. С этого момента договорные отношения между ними, как независимы­ми государствами, переросли в федеративные отношения. По своему статусу союзная республика обладала более широкими прерогатива­ми по сравнению с другими формами национально-территориальных образований.

Каждая союзная республика была тесно связана с СССР как его субъект и носитель и с другими республиками как равноправный член содружества. Эта связь — прямая и обратная — была обусловле­на тем, что СССР представлял собой единый народнохозяйственный комплекс и единое союзное государство, в котором каждая союзная республика в принципе несла обязанность и ответственность за себя и за состояние дела всего общества. Благополучие каждой республики зависело от содержания и интенсивности этих связей — обмена опытом и достижениями, материальными и духовными ценностями, оказания помощи и взаимопомощи. Таким представляется условное разделение единой функции союзной республики на общую и местную, на обще­государственную и национально-государственную.

Союзные республики различались и по структуре. В состав РСФСР, Узбекской ССР и Грузинской ССР входили автономые республики. РСФСР, Азербайджанская ССР и Таджикская ССР имели автономные области и округа. Таким образом, 5 из 15 союзных республик, будучи сами национально-государственными образованиями, в свою очередь включали в свой состав ряд национально-территориальных единиц.

Значение и роль союзных республик в экономической и полити­ческой жизни страны были велики, можно сказать, они определяли судьбу Союза ССР, и в то же время Союз ССР в лице его руководящего Центра определял политику этих республик. Внутренняя их жизнь и вопросы их «советизации» и «интернационализации» постоянно находились в центре внимания ЦК Коммунистической партии и пра­вительства Союза.

Стержневой осью государственной политики в союзных республи­ках было постепенное превращение их из национальных автономий в территориальные автономии, послушные во всем Центру и беспре­кословно исполняющие его волю. Дозировка полномочий и самосто­ятельности союзных республик проводилась таким образом, чтобы она служила текущим и перспективным целям стратегической линии государства, направленным на усиление централизованной власти с тоталитарным режимом. Такая политика не могла осуществляться по инициативе самих союзных республик, хотя такую картину нередко рисовали официальные органы власти. Навязывание воли и насилие сверху были главными методами проведения этой политики. Они временами принимали неприкрытую форму. Многие острые пробле­мы, возникавшие в ходе развития республик, в особенности в сфере национальной жизни, как правило, не находили адекватного решения и загонялись внутрь общества. Проблемы накапливались, и чем боль­ше росло «молчаливое» недовольство националов, тем сильнее была идеологическая обработка населения, призванная выхолостить их со­знание. Отчасти эта задача осуществлялась не без успеха.

Для понимания и осмысления характера и конструкции союзной республики и того, какой она была и какой могла стать в будущем, необходимо вычленение ее черт и признаков. Оно необходимо для уяснения места и роли союзной республики в федеративном устройс­тве. Приходится констатировать тот факт, что союзная республика как государственный системный объект изучалась односторонне, в основном в плане определения ее ресурсов, социально-экономическо­го и культурного преуспевания при Советской власти. Она изучалась больше в историческом плане. Собственно проблемы национально­государственного строительства долгое время находились в загоне.

Десятилетиями не проводились ни обсуждения, ни дискуссии, хотя острая необходимость в этом была. И только в условиях приближающе­гося кризиса всей политической системы Союза заметно оживился ин­терес к внутренним и федеративным проблемам союзной республики.

Союзные республики прошли тот же путь, что и Советская власть. Первые союзные республики возникли в дни победы Октябрьской ре­волюции (РСФСР и Украинская ССР). Годы их становления и развития были трудными и тернистыми, так же как и годы советского строи­тельства в целом. Менялись облик и содержание союзных республик, изменялись их положение и черты. Однако природа союзной респуб­лики как высшей формы советской национальной государственности в основном осталась неизменной.

Впервые вопрос об основных чертах и отличительных признаках союзной республики ставился и решался в середине 30-х годов сугубо в практическом плане, в связи с преобразованием ряда автономных республик в союзные. На чрезвычайном VIII Всесоюзном съезде Со­ветов, на котором была утверждена Конституция СССР 1936 года, за­крепившая преобразование шести автономных республик в союзные, Председатель Конституционной комиссии И.В. Сталин указывал на три основных признака, служивших критериями для такого преобра­зования. «Во-первых, — говорил он, — необходимо, чтобы республика была окраиной, не окруженной со всех сторон территорией СССР. Почему? Потому что если за союзной республикой сохраняется право выхода из Союза ССР, то необходимо, чтобы эта республика, став­шая союзной, имела возможность логически и фактически поставить вопрос о ее выходе из СССР… Во-вторых, необходимо, чтобы наци­ональность, давшая советской республике свое имя, представляла в республике более или менее компактное большинство… В-третьих, необходимо, чтобы республика была не очень маленькой, чтобы она имела население, скажем, не меньше, а больше хотя бы миллиона».Долгое время указанные выше критерии, определяющие союзную республику, считались незыблемыми. Все союзные республики в мо­мент их образования соответствовали этим трем признакам. В свое время И.В. Сталин подчеркивал, что эти «признаки союзной респуб­лики имеют силу в «настоящий исторический момент». Начиная с 60-х годов предпринимались отдельные попытки внести коррективы в определение союзной республики.

В центре внимания оживленной полемики среди ученых оказался вопрос об этническом компоненте союзной республики, а в нем — о месте и роли коренной национальности, давшей ей имя. Итоги пере­писи населения 1959, 1970, 1979 годов дали определенный материал для такой постановки. В союзной республике, согласно сталинской формуле, ставшей официальной линией, коренная национальность должна составлять «компактное большинство». Однако в результате миграции населения со временем в некоторых союзных республиках такого компактного большинства не оказалось, то есть удельный вес коренной национальности в некоторых республиках упал ниже половины населения (Казахская ССР, Киргизская ССР). Возник прак­тический вопрос: как быть с этими республиками, считать ли их утра­тившими главный свой этнический признак с вытекающими отсюда последствиями? Один из видных советских ученых И. Цамерян в работах конца 50-х годов, признавая обоснованность двух признаков союзной республики — ее окраинное положение и численность населе­ния не менее одного миллиона — предложил заменить формулировку третьего признака — «компактное большинство» коренной националь­ности — и вместо него принять в качестве этнического определения -«значительный удельный вес коренной национальности в населении республик». Д.Л. Златопольский несколько иначе подошел к оценке признаков союзной республики. По его мнению, «первый признак» — окраинное положение республики — остается совершенно необходи­мым и в настоящее время, второй — численное преобладание нацио­нальностей, давшей ей имя, применяется в практике государственного строительства в подавляющем большинстве случаев…, что касается третьего признака, то он в то время (то есть 1936 г. — С.З.) не являлся бесспорным, а в современных условиях тем более». В качестве ар­гумента он приводил образование Карело-Финской ССР в 1940 году, когда ее население составляло около 600 тысяч человек, т. е. меньше одного миллиона. К. Коркмасова идет еще дальше. Она признавала нежизненность в современных условиях всех официально принятых признаков союзной республики. По ее схеме «окраинное положение» союзной республики следует заменить понятием «территориальная компактность». Она также считала, что «теоретически и политически необоснованно устанавливать определенный минимум населения», а также говорить о «компактном большинстве» коренной националь­ности в рамках любой формы национальной государственности, вклю­чая и союзную республику. «Критериев, — писала она, — а тем более правовых норм, предусматривающих конкретные признаки и условия, необходимые для изменения статуса автономной республики в статус союзной, автономной области в АССР, или национального округа, ав­тономной области в АССР, или национального округа в автономную область, — не существует». Имеются и другие высказывания, отлича­ющиеся в несущественных отдельных нюансах.

Нельзя согласиться с мнением о том, что критериев или признаков форм национальной государственности, в том числе и союзной рес­публики, «не существует». Всякое целостное явление, если оно дейс­твительно представляет реальность, способное к саморазвитию и самоутверждению, особенное, отличное от других, не может не иметь своих определений, признаков и черт, в совокупности характеризую­щих его как о тносительно обособленную конкретность. Если их нет у союзной или автономной республики, то их существование, попросту говоря, является фикцией.

Советская национальная автономия, включая союзную республику, — не географическое и не культурное понятие. Ее генезис и суть тесно связаны с самоопределением конкретного народа. Этнический фактор во всех формах национальной государственности был и остается важ­нейшим и определяющим фактором. Вопросы об удельном весе в со­ставе населения и численности коренной национальности, давшей имя национальной автономии, нельзя рассматривать вне связи и без учета крупных изменений, происшедших в социально-экономической жиз­ни народов, а также ситуации в каждом национально-территориаль­ном регионе. Однако, по нашему мнению, существует «критический минимум» в численности коренной национальности, ниже которого национально-территориальное образование перестает быть политико­организационной формой самоопределения этой нации, а если сказать точнее, становится формальным. Этот этнический «критический ми­нимум» неодинаков для разных форм советской автономии. Он имеет одну характеристику для союзной или автономной республики, дру­гую для автономных областей и автономных округов. Но во всех случаях удельный вес и численность коренной нации, давшей имя ав­тономии, должны быть такими, какие необходимы для эффективного осуществления действительного самоопределения, независимо от ее доли и численности в этнической структуре населения республики. При этом критерии «мера» и «возможность» национального самоуп­равления, фактическая его осуществимость выступают важнейшими факторами. Самоуправление нации — не самоцель. Оно должно слу­жить ее развитию, самоуправлению, реализация которых во многом обусловлена не только социально-политическими условиями, но и внутренними возможностями самой нации. В этом плане важна не только и не столько фиксация этнической группы в регионе, сколько учет ее реальной силы и возможностей самоуправляться.

Возможность нации самоуправляться, возможность быть реальной обусловлена наличием достаточных материальных ресурсов и интел­лектуальных сил, хотя бы в потенции, для того чтобы национальная автономия была работающей и полезной системой — именно такими возможностями должна обладать нация, претендующая па националь­но-территориальное образование или имеющая его. Отсюда важность этнического критерия для любой формы автономных структур. В этом плане нельзя согласиться с ходячим мнением о том, что вообще «теоретически и политически необоснованно устанавливать опре­деленный минимум населения», в том числе и для коренной нации, как один из признаков национальных образований, включая союзную республику.

«Этнический порог» или «этнический минимум» как критерий национально-территориального образования, ниже которого самооп­ределение нации или народности становится формальным, нереаль­ным, должен существовать. При этом коренная нация становится недееспособной как обладательница автономии, и ее разви тие може т быть обеспечено без и вне ее или в рамках солидарной автономной территории, когда в нее входит несколько этносов на равных нравах самоопределения. Каков этот критический этнический порог в ко­личественном отношении — определяется нс шаблонно, а в каждом конкретном случае применительно к формам и особенностям конс­труирования национально-территориального образования. Опыт на­ционально-государственного строительства показывает, что на опре­деленном рубеже уменьшения численности и удельною веса коренной нации в составе населения региона нередко возникают трудности и сложности, связанные с поддержанием и развитием национальной культуры, распространением образования на родном языке, с про­ведением кадровой политики, с сохранением традиции и культуры внутринационального общения и языка, с двуязычием и г. д. Причем наступает такой момент, когда решение этих и других проблем уже затруднено в традиционных рамках системы национальной автоном­ности. Преобразования и реформа в ней становятся необходимостью.

Некоторые исследователи ограничивались указанием на «наци­ональную компактность» как на один из основных признаков всех форм национальной территории, включая и союзную республику. По мнению М.Б. Садыкова, «национальная компактность» обозначала «самую высокую в сравнении с другими местами степень расселения людей коренной национальности в данной республике (области), независимо от удельного веса ее в населении территории национальной государственности». Вряд ли была приемлема такая трактовка, когда ни численность, ни удельный вес коренной нации населения не имели никакого значения для ее самоопределения в любых формах националь­ной автономии. Единственное, что предлагали учитывать, — это более «высокое расселение людей коренной национальности» в данной мест­ности, чем в других регионах. Нам представляется, что это не признак и не критерий, а какая-то неопределенность. Любая нация (народность) всегда имеет место наибольшего расселения, следовательно, она могла в принципе требовать автономного самоопределения вплоть до союзной республики. Это нереально, и в этом не было необходимости.

Обратимся теперь к историческим фактам. При образовании СССР в его составе было 4 союзных республики (РСФСР, Украинская ССР, Белорусская ССР, ЗСФСР). По данным первой Всесоюзной переписи, в каждой из них численность лиц коренной национальности составляла не менее 4 миллионов человек (а в ЗСФСР — все три национальности). Самыми многочисленными были русские — около 78 миллионов чело­век; украинцы в Украинской ССР — более 31 миллиона человек.

За 70 лет ряды союзных республик пополнились 12 новыми чле­нами (одна из них в дальнейшем преобразовано в АССР). По данным переписи 1959 года, в каждой из них численность коренной нацио­нальности составляла не менее миллиона человек. Этот факт, име­ющий устойчивый характер, может быть принят за один из основных этнических характеристик союзной республики.

Если подходить к оценке союзных республик с позиции нацио­нальной компактности коренного населения, то и здесь имеется своя определенная закономерность. Она заключается в том, как показывает опыт истории развития федеративного союза, что в пределах своей союзной республики постоянно проживало абсолютное большинс­тво коренной национальности. Это колебалось в 1959 году от 55,7 до 97,2%, в 1970 г. — от 62 до 96,5%, в 1979 г. — от 65,6 до 96,1%. Эти данные говорят и о продолжавшемся процессе консолидации коренных наци­ональностей в территориальных рамках союзных республик. Число союзных республик, в которых проживало более 80% лиц коренных национальностей от общего их числа по Союзу, увеличилось за период с 1959 по 1979 годы с 12 до 14. Факт проживания в пределах своей республики абсолютного большинства лиц коренной национальности можно считать одним из важных устойчивых этнических признаков союзной республики.

Несомненно, что важнейшим критерием для любой формы наци­ональных образований является удельный вес коренной националь­ности в составе населения региона. Это особенно важный фактор для союзной республики. По «старой» (период Сталина) классификации одним из признаков союзной республики было ее компактное нацио­нальное большинство, означавшее наличие в ней коренной националь­ности с удельным весом не менее половины в составе населения. В литературе этот вопрос больше других вызывал споры, однако этот признак союзной республики, как бы ни был «стар», сохранял силу в федеративной системе и имел устойчивый характер.

За весь период существования союзных республик, за единичными исключениями, доля коренных национальностей в них была не ниже 50% в составе населения, что еще важно, в большинстве республик эта доля с годами все больше возрастала. По данным переписи 1979 года, в семи союзных республиках коренные национальности составляли от 50 до 69 процентов, а в шести — от 70 до процентов.

Исключение из этих общих правил составляли Киргизская ССР и Казахская ССР, что имело временный характер. Между тем это давало повод некоторым исследователям считать, что такой признак нацио­нальных республик, как «более или менее компактное большинство» коренной нации в них, вовсе теряет значение, некоторые из них ус­матривали в этот факте «затухание» государственности этих народов. Мнения эти представляются нам необоснованными.

Теоретически и методологически нельзя считать состоятельным подход выхватывания отдельного временного отрезка из истории Ка­захской ССР или Киргизской ССР и на этом строить обобщения и пы­таться распространить их на весь путь развития зтих республик. Тем более неправомерно через призму отдельных республик оценивать положение во всей сети Советской федерации. Следует учитывать следующие обстоятельства.

В первые годы образования Казахской АССР (1920 г), Киргизской АССР (1926 г.) коренные национальности в них составляли компакт­ное большинство: по переписи 1926 г. соответственно — 57,1 и 66,6%. Второе. К 1939 году, когда эти автономные республики уже были пре­образованы в союзные (1936 г.), удельный вес киргизов в своей рес­публике составил более половины ее населения, казахов в Казахской ССР — 38%. Годы страшного голода начала 30-х годов, по современ­ным данным, привели к гибели почти 1/3 части казахского населения, что отразилось на численности коренной национальности в Казахской республике в 30-е годы.

Самый низкий удельный вес казахов и киргизов в своих республиках падает на перепись 1959 года. Это было результатом освоения огром­ных площадей целинных земель и переселения сюда миллионов людей из других республик. Тут надо иметь в виду и то обстоятельство, что в последующие десятилетия (1958-1979 гг.) наблюдался устойчивый рост удельного веса коренных национальностей: от 30 до 36% в Казах­ской ССР, от 40,5 до 47,9% в Киргизской ССР.

Казахская ССР являлась к середине 80-х годов единственной рес­публикой, в которой коренная нация составляла менее половины на­селения, киргизы составили уже более 50%. Это было временным яв­лением. Произошло это не в результате «отхода» коренных жителей от национальной государственности и не в результате естественного ее «затухания». Ни Казахская ССР, ни Киргизская ССР, взятые в контекс­те истории их развития, не могут служить доказательством отрицания главного признака союзной республики, заключающегося в том, что нация, давшая свое имя республике, должна представлять более или менее компактное большинство.

Национальный момент оставался ведущим критерием в системе советской национальной автономии. Его обьем и содержание не были одинаковыми в разных формах национально-территориального обра­зования. Для союзных республик как высшей формы национальной государственности значение этого критерия особенно велико. Сущес­твенные отклонения в нем, тем более его «затухание», влекли серьез­ные последс твия, в том числе постановку вопроса о бесперспективнос­ти республики, что в свое время и произошло с Карело-Финской ССР.

Из вышесказанного можно сделать следующие выводы. Для нор­мального функционирования союзной республики как формы советс­кой национальной государственности было нужно, чтобы: а) союзная республика располагала ресурсами и возможностями своего народно­хозяйственного развития и прогресса в областях культуры и науки; б) в союзной республике проживало не менее миллиона человек корен­ной национальности; в) национальность, давшая свое имя республике, была представлена в ней как компактное большинство, т. е. составляла более половины населения. Критический этнический порог, когда функционирование республики как национальной государственности является проблематичным, наступал при уменьшении удельного веса коренной национальности до 1/3 состава населения.

Умаление общественно-политической роли национального момен­та в союзных республиках, тем более пренебрежение им, не могло не стать потенциальным источником недовольства и социального взрыва. Общественные и творческие организации, руководящие ра­ботники партийных и советских органов ряда прибалтийских союз­ных республик остро ставили в предперестроечное время вопросы о необходимости принятия срочных организационных и законодатель­ных мер, направленных против сползания удельного веса коренных национальностей в этих республиках до уровня намного ниже полови­ны населения. Они не без основания считали, что это создает угрозу существованию коренных наций, их культуре, традициям и языку. В числе мер, ими предлагаемых, были следующие: ввести гражданство союзной республики; ограничить миграцию населения из других рес­публик; не строить новых крупных производственных объектов, тре­бующих ввоза большой партии рабочих рук; расшири ть право респуб­лики и советских органов по регулированию состава населения и др. Эти планы обнародовались и в других республиках, где падение доли коренной национальности до половины и ниже в составе населения принимало более длительный характер. Были предложения: в высших органах власти, в Верховных Советах республик представители ко­ренной национальности должны иметь большинство мест; объявить национальный язык государственным языком республики при сохра­нении русского языка как языка межнационального общения и др.

Опыт Казахской ССР и Киргизской ССР, в которых удельный вес коренных национальностей временами в прошлом уменьшался до 30 процентов, свидетельствует, что в данной ситуации возникают неор­динарные трудности и осложнения, связанные с проведением здоро­вой национальной и межнациональной политики, с развитием наци­ональной культуры, с проведением кадровой политики, со статусом языка и др.

Искусственное формирование развития наций и создание па этой основе иллюзорной, лозунговой картины ликвидации различий и слияния наций были главными пороками административно-команд­ной национальной политики в периоды культа личности и застоя. Не безумным подталкиванием следовало обеспечить развитие здоровых национальных и межнациональных отношений, а объективной оцен­кой реальности и выработкой на ее основе научной политики.

Настанет время, хотя и не скоро, когда само развитие национального самосознания народов, обогащаясь общечеловеческими и нптернацн- ональными ценностями, подведет к отрицанию сегодняшнего наци­онального в основных сферах локального, местнического, центрист­ского движения. До тех пор, пока не наступило это время, необходимо считаться с национальными реалиями, не стараться загнать их вглубь или подавить насильственно. Диктат в национальном вопросе пагубен во всех отношениях.

Другим важнейшим признаком союзной республики принято было считать ее окраинное положение. Этот критерий в свое время был увязан с правом выхода союзной республики из состава СССР (статья 72 Конституции СССР). Окраинное положение союзной республики как ее признак все больше подвергалось критике. Некоторые ученые (в частности О.И. Чистяков, Д.Л. Златопольский) выразили сомнение относительно дальнейшей целесообразности сохранения данного критерия в качестве обязательного признака союзной республики. По мере обострения национальных и межнациональных отношений и необходимости радикальных перемен в них разноголосица в мнениях усилилась. Вопрос о выходе из состава СССР, считавшийся ранее во многом формальным, к середине 80-х годов стал принимать реальные очертания. Горячие «патриоты» державного Союза стали все громче настаивать на исключении из Конституции нормы о праве выхода со­юзной республики из состава Союза ССР, ликвидируя таким образом «окраинный признак» союзной республики. Так, профессор Г. Стару- шенко отстаивал мысль о том, что право отделения союзной респуб­лики с точки зрения принципов международного права, закреплен­ных в декларациях ООН, не имеет юридического обоснования. По его мнению, правом свободно определять без вмешательства извне свой политический статус и форму социально-экономического развития располагают все народы. Однако «никто из них не может восполь­зоваться им, реализовать его за счет или без должного учета прав и интересов других народов…».

В общем-то в этом тезисе, на первый взгляд, нет ничего одиозного и нового. Однако следом проводилась мысль о неправомерности пос­тановки вопроса об отделении союзных республик даже в условиях уже наметившегося распада Союза ССР. Это отражало и беспокойство центральных органов власти. В Постановлении внеочередного треть­его Съезда народных депутатов СССР, принятом 15 марта 1990 года в связи с решением Верховного Совета Литовской ССР «О восстановле­нии независимости Литовского государства», сказано: «Обладая конс­титуционным правом на самоопределение, союзная республика вместе с тем не может как при вхождении в федерацию, так и при выходе из нее игнорировать возникающие при этом политические, социально­экономические, территориальные, правовые и другие проблемы».

Время и ситуация уже изменились, и эти идеи, еще вчера ка­завшиеся обычными, теперь растолковывались и воспринимались в республиках как выступления, направленные против их свободного волеизъявления. Если говорить серьезно, союзные республики еще не замышляли о выходе. А такие открытые парламентские заявления могли еще больше осложнить хрупкие национальные отношения. Они растолковывались во многих республиках как возврат к методам диктата в федеративных отношениях. Они шли вразрез с идеями вос­становления ленинских принципов и норм в национальных и межна­циональных отношениях, о необходимости которого провозгласила перестройка. В целях сохранения единства и целостности Союза ССР нужно было идти другим путем: устранить накопившиеся причины, побуждающие союзные республики ставить вопрос об их выходе из состава СССР, и открыто изложить их в Союзном договоре, работа над которым уже началась.

Было достаточно веское мнение о том, что признак союзной рес­публики — ее окраинное положение в интересах сохранения Союза мог быть в перспективе пересмотрен. Снятие «окраинного положения» союзной республики как одного из главных ее признаков умножило бы структурный динамизм Советского федерального государства, а в практическом плане открыло бы путь для преобразования некоторых автономных республик в союзные, о чем все громче ставили вопросы в Татарской АССР и Башкирской АССР.

В национально-государственной политике КПСС игнорировался тот факт, что союзная республика объективно являлась центром консолидации нации, давшей ей имя. Она представляла культурное и интеллектуальное ядро развития нации, была хранительницей ее материальных, духовных и исторических ценностей. Этот недостаток официальной политики впоследствии перерос в отрицание этой поли­тики в ее основе.

close_page

4. Этническая структура союзных республик

Национальный признак был главным среди других образующих союзные республики и автономные единицы. Это было особенностью устройства федеративного советского государства, обусловленной многонациональным его составом и характером национально-освобо­дительной борьбы в стране в начале XX века. Царская Россия была «тюрьмой народов». Ленинская модель учения о праве нации на само­определение не была сугубо абстрактной конструкцией гениального ума марксиста. В ней в определенной мере воспроизводились мотивы национальных движений, направленные против национального угне­тения и на возрождение.

В форме союзной республики самоопределились наиболее значи­тельные по компактности расселения и по ресурсам нации, имеющие потенциальные условия для социально-экономического, культурного и политического саморазвития в составе СССР. В момент образования союзных республик в каждой из них население составляло не меньше миллиона человек. По данным переписи 1979 года, с населением свы­ше 10 млн. человек было 4 союзных республики, от 2 до 10 млн. чело­век — 10 республик, и только в одной союзной республике проживало около 1,5 млн. человек.

Федеративное советское государство, провозглашенное в конце 1922 года, состояло из 4-х союзных республик. За последующие годы число их выросло почти в 4 раза, формирование системы союзных республик в основном приходится на период с 20-х годов до середины 1930 года. Если не считать единичные случаи, каких-либо изменений в их численности и структуре в дальнейшем не произошло. В отде­льных национальных регионах и в литературе не раз поднимались вопросы о необходимости пересмотра критериев, которым должны отвечать союзные республики, и о переводе в их ряды, в частности, Татарской АССР, Башкирской АССР. Эти вопросы так и остались на уровне постановки и обсуждений. К середине 80-х годов в СССР вхо­дило 53 национально-территориальных образования разного уровня, из них 15 являлись союзными республиками.

В контексте определения природы и особенностей союзной респуб­лики как высшей национальной формы советской государственности представляют значительный интерес история и мотивы ее образова­ния и реорганизации. Был случай, когда в состав «большой» федера­ции — СССР — входила «малая» федерация — Закавказская Советская федерация социалистических республик (ЗСФСР). Последняя была создана в 1922 году, расформирована в 1936 году. На ее базе воз­никли три союзные республики (Грузинская ССР, Армянская ССР, Азербайджанская ССР).

По основаниям, способам и времени образования союзные рес­публики можно подразделить на несколько групп: одни из них были провозглашены в первые годы революции — в 1917- 1920 годах, другие возникли в процессе советского строительства путем преобразования автономных республик в союзные, а третьи — в результате присоединения к СССР отдельных территорий с государственными образова­ниями. Наибольшее распространение получило преобразование ав­тономных республик в союзные. Таких случаев в истории советского государства было шесть. Мотивы и основания были разные.

Таджикская ССР была образована в 1929 году. До этого она вхо­дила в качестве автономной республики в состав Узбекской ССР. В решении Президиума ЦИК СССР от 12 июня 1929 года, обсуждавше­го ходатайство партийных и советских органов Таджикской АССР о преобразовании ее в союзную республику, было записано: «Принимая во внимание, что Таджикская АССР по своему экономическому, наци­ональному и географическому признакам является совершенно обо­собленной от Узбекской ССР, считать своевременным в целях более успешного культурного развития Таджикистана постановку вопроса о выделении Таджикской ССР и о вхождении ее в Союз ССР как само­стоятельной союзной республики». В этом официальном документе заслуживают внимания два обстоятельства, послужившие как бы основанием для преобразования автономной республики в союзную. Первое — это то, что Таджикская АССР, несмотря на пятилетнее пре­бывание в составе Узбекской ССР, так и оставалась в экономическом, национальном и географическом планах совершенно обособленной от Узбекской ССР единицей. Причину такого положения следует искать в историческом прошлом узбекского и таджикского народов. На про­тяжении многих десятилетий они находились под жестоким гнетом колониальной политики царизма и связанных с ним местных феодаль­ных властей в Бухарском эмирате и Туркестанском губернаторстве, проводивших принцип «разделяй и властвуй». Взаимоотношения двух соседних и близких народов в достаточной мере были обостре­ны. Советской власти не удалось развязать этот тугой узел взаимных конфликтов. В качестве основной цели реорганизации также указана необходимость «успешного культурного развития Таджикистана». Эта формулировка в свое время вызвала в литературе ряд толкований. Несколько преувеличенное объяснение давала Т.П. Литвинова. Она писала, что «советская национальная государственность на Востоке в тот конкретный период была призвана сыграть историческую роль в процессе ускоренного развития ранее отсталых народов и подтягива­ния их до уровня передовых». Да, такая задача ставилась, и она была подчинена политике «социализации» регионов.

Массовое преобразование автономных республик в союзные про­изошло в 1936 году. Оно было связано, как тогда утверждалось, с побе­дой социализма и значительными качественными сдвигами и достиже­ниями в развитии советского общества вообще, отдельных советских республик в частности. В центральные органы СССР поступало нема­ло предложений и ходатайств местных организаций и отдельных лиц о преобразовании ряда автономных республик в союзные. В некоторых из них предлагалось установить правило, согласно которому каждая автономная республика по достижении определенного уровня соци­ально-экономического и культурного развития могла претендовать на преобразование ее в союзную республику. Академик И.П. Трайнин, входивший в состав комиссии по рассмотрению предложений, по этому поводу писал: «Были предложения, чтобы автономные респуб­лики по достижении ими соответствующего уровня хозяйственного и культурного развития были преобразованы в союзные республики».Однако эти предложения, по его словам, поскольку выдвигались вне связи с другими важными факторами, при обсуждении были найдены необоснованными. Учитывалось географическое положение, обеспе­чивающее потенциальную возможность отделения будущих союзных республик, что предусмотрено Конституцией СССР.

Начиная с конца 50-х годов нередки были высказывания о том, что союзные и автономные республики как государственные формы национального самоуправления уже теряют или даже потеряли свою «привлекательность».

Сторонники такого взгляда указывали на два обстоятельства: на растущий процесс интернационализации всех сфер общественной жизни, в том числе и в области национально-государственных отно­шений, и на рост «отходничества» коренных национальностей из сво­их республик, что якобы свидетельствовало о безразличном отноше­нии многих из них к своей исторической Родине. Такое суждение при ближайшем рассмотрении оказывалось несостоятельным. Основные этнические массивы коренных национальностей союзных республик проживали в границах своих республик.

Причем, по данным переписи 1979 года, они по численности со­ставляли не менее одного миллиона человек. В 12 союзных республи­ках их число превышало 2 миллиона человек. Закономерный процесс «коренизации» в союзных республиках все больше усиливался, как и стремление народов к государственному самоуправлению. Они связы­вали свои мечты о цивилизованной национальной жизни с государс­твенным самоопределением — это во-первых. Во-вторых, нельзя было не учитывать тот факт, что субъекты советской федерации обладали более широкими организационно-политическими правовыми возмож­ностями для национального обновления и прогресса.

Что касается так называемого «отходничества» коренных нацио­нальностей из своих республик, связанного якобы с падением их инте­реса к своей национальной государственности, то этого в реальности не происходило. Действительно, в 5 республиках за 1959 — 1979 годы произошло незначительное уменьшение процентной доли лиц корен­ной национальности, проживающих в пределах своих республик. Но это вовсе не объяснялось каким-то устойчивым и развивающимся яв­лением «отлива» или «отходничества» коренных национальностей из своих республик. Это было обычной миграцией и перемещением насе­ления в процессе освоения новых экономических районов и ресурсов.

Характерно то, что при некотором колебании абсолютное боль­шинство лиц коренных национальностей проживало в пределах своих республик. В большинстве союзных республик доля представителей коренных национальностей, проживающих в пределах своих респуб­лик, постоянно росла. В ряде случаев это было связано с обеспечением трудовыми ресурсами новых районов освоения. Так, в связи с расши­рением и развитием нефтедобывающей промышленности в Западной части Казахстана в 60-70 годы часть казахских семей переселилась из соседней Туркменской ССР. Точно так же в годы освоения новых пус­тынных территорий под хлопок в Узбекской ССР наблюдался прилив узбекских семей из соседних республик.

Территориально-этническая компактность коренных нацио­нальностей была особенно характерна для союзных республик (среди всех форм национальных образований). В абсолютном большинстве союзных республик (в 13 из 15) представители коренных националь­ностей составляли 80% и выше от их общего числа по стране в целом.

Рассмотрим теперь проблему с другой стороны — с точки зрения удельного веса коренных национальностей в союзных республиках в со­ставе их населения. Одним из основных признаков союзной республики принято было считать наличие в ее структуре населения не менее поло­вины жителей коренной национальности. Этот критерий соблюдался в момент образования союзной республики. Некоторое «отступление» от этой «нормы» наблюдалось лишь в отдельные периоды в отдельных со­юзных республиках в связи с их комплексным народнохозяйственным развитием, вызвавшим значительное перемещение и приток населения.

В шести союзных республиках за 1959 — 1979 годы удельный вес представителей коренной национальности несколько снизился (см. таблицу 2). Такое положение создалось не в результате «отходничест­ва», а в основном в связи с неправильным планированием перемещения рабочей силы, что, однако, совершенно не повлияло на их «компактное большинство» в республиках.

Таблица 2

Удельный вес коренных национальностей в союзных республиках

Союзная республика	Удельный вес коренной национальности			Рост в 1979 г. по сравнению с 1959 г.
	1959	1970	1979
1	2	3	4	5
РСФСР	83,3	82,8	82,6	-0,7
Украинская	75,8	74,9	73,6	-3,2
Белорусская	81,1	81,0	79,4	-1,7
Узбекская	62,2	65,5	68,7	6,5
Казахская	30,0	32,6	36,0	6,0
Грузинская	64,3	66,8	68,8	4,5
Азербайджанская	67,5	73,8	78,1	10,6
Литовская	79,3	80,1	80,0	0,7
Молдавская	65,4	64,6	63,9	-1,5
Латвийская	62,0	56,8	53,7	-8,3
Киргизская	40,5	43,8	47,9	7,4
Таджикская	53,1	56,2	58,7	5,7
Армянская	88,0	88,6	89,7	1,7
Туркменская	60,9	65,6	68,4	7,5
Эстонская	74,6	68,2	64,7	-9,9

Наиболее заметным этот процесс был в Латвии и Эстонии, где в период между переписями 1959 и 1979 годов удельный вес коренных национальностей упал на 8,3 и 9,9%, хотя они продолжали составлять более половины населения. Опасение, что при сохранении этой тен­денции в ближайшем будущем они окажутся в своих республиках в меньшинстве, вызвало острую реакцию местного населения.

Только в двух союзных республиках — в Казахской ССР и Кир­гизской ССР — коренные национальности, по данным переписи 1979 года, составили меньше половины населения — соответственно 36,0 и 47,9%. Это явление носило временный характер. В последние три де­сятилетия наблюдается тенденция роста в них процента коренной на­циональности. Так, в Казахской ССР происходит стабильный процесс увеличения ее удельного веса. В 1959 и 1979 годах казахи составляли соответственно 30% и 36%. К началу 1989 года удельный вес возрос до 40%, а к середине 1996 года они составили уже 46%.

Растет и численность киргизов. Скоропалительные выводы с по­литической подоплекой о приближении «критического минимума в численности коренной национальности в некоторых союзных респуб­ликах» оказались несостоятельными.

Если рассматривать этническую структуру населения и ее измене­ние в союзных республиках в принципиальном плане, то увеличение или уменьшение удельного веса коренных национальностей в них, на первый взгляд, являлось вполне логичным процессом в условиях развития единого народнохозяйственного комплекса и интернацио­нализации всех сторон жизни общества, в том числе и сферы нацио­нальных отношений. Этот процесс, стань он устойчивым, мог вызвать ряд осложнений. Нарушился бы принцип компактного проживания коренной национальности, что привело бы к уменьшению ее предста­вительства в органах власти и управления в республике. Нарушился бы главный критерий — этнический признак, характеризующий рес­публику как национальную форму государственности. Само по себе увеличение или снижение в определенных пределах удельного веса коренной национальности в республике не влияет на суть процессов развития самих наций и их всемерного сближения с другими нациями, регионами. Однако нарастающее уменьшение доли коренного населе­ния, если оно тем более переходит порог минимума, может создать организационные трудности и даже осложнения.

В то же время анализ развития этнической структуры союзных республик не давал оснований для практической постановки вопроса о постепенном «затухании» национальной государственности в форме союзной республики. Выхватывать какой-то узкий участок в истории развития союзных республик и на этом основании строить обобще­ния, касающиеся перспективы их развития как форм национальной государственности, теоретически и методологически неверно.

В контексте сказанного опыт преобразования Карело-Финской союзной республики в автономную представляет известный интерес. Вопрос о преобразовании был поставлен самим ходом развития этой республики, где удельный вес коренной национальности опустил­ся ниже «порога», допустимого в союзной республике. Причем этот процесс оказался устойчивым и длительным. Этот фактор послужил одной из главных причин преобразования союзной республики в авто­номную. Решение сессии Верховного Совета СССР (1956 г.) о преобра­зовании Карело-Финской союзной республики в автономную гласило: «Принять во внимание пожелание трудящихся Карело-Финской ССР и, учитывая национальный состав населения, общность экономики, тесные хозяйственные и культурные связи этой союзной республики с РСФСР… удовлетворить просьбу Верховного Совета Карело-Фин­ской ССР о преобразовании ее в Карельскую АССР». Комментируя это решение Верховного Совета СССР, газета «Правда» писала, что национальный состав Карело-Финской ССР за годы ее развития сильно изменился и удельный вес коренного населения значительно сократился: карелы, финны и вепсы составляют теперь лишь около 1/4 всего населения республики, а остальную часть составляют в ос­новном русские. В результате этого национальная форма республики в виде союзной республики перестала соответствовать национальному составу населения.

В литературе 60 — 70 годов заметное распространение получил взгляд, что в социально-этнической сути власти в союзной республике произошли коренные изменения и она из государственности опреде­ленной нации, давшей ей свое имя, превратилась в государственность всех наций, живущих на ее территории. Здесь налицо недопустимый метод противопоставления государственности коренной нации влас­ти всего народа республики. По мнению авторов этой идеи, если, например, раньше Украинская Советская республика считалась госу­дарственностью украинского народа, то в какой-то период она должна была стать государственностью всех народов этого региона. Точно так же Казахская ССР не могла именоваться государственностью ка­захского народа и т. д. Более полно эту «ликвидаторскую» позицию выразила Г.И. Литвинова, автор ряда исследований по национально­государственному строительству. В одной из работ, опубликованных в середине 70-х годов, она выступила против А. В. Радвогина и других, считавших национальную государственность политической властью самоопределившейся нации. По ее утверждению, национальная го­сударственность в СССР потеряла свою «национальность» и превра­тилась в государственность «всего многонационального населения, проживающего на территории той или иной союзной республики либо автономной республики». В качестве доводов она приводи т следую­щее: а) согласно Конституции государственная власть принадлежит всем трудящимся, независимо от их национальной принадлежности; б) нет ни одной советской республики, «которую можно было бы на­звать целиком однородной по национальному составу»; в) «при опре­делении национальной государственности как политической власти только коренной нации (народности) пришлось бы считать, что в ряде республик, особенно автономных, политическая власть сейчас при­надлежит меньшинству населения». В подтверждение своей мысли она делала ссылку на итоги переписи населения 1970 года, по которой коренные жители составляли: в Казахской ССР — 32%, в Киргизской ССР — 44%, а в некоторых других «незначительное большинство», например, в Латвийской ССР и Таджикской ССР — около 57%. Но словам автора, «самый высокий удельный вес коренного населения имеет Армения — 88,6%, но и здесь процент инонационального на­селения достаточно велик». Высказывания подобного рода можно встретить и у других авторов.

Эти взгляды имели далеко идущие политические цели — ори­ентированы на отмену системы республик и на еще большее усиление централизации власти. Они были, как представляется нам, не только ошибочными в своей концептуальной части, но и опасными для об­щественного строя. Основной недостаток подобных умозаключений -смешение разных, но взаимосвязанных вопросов и понятий: вопроса о политическом самоопределении наций в автономию с вопросом об интернациональной природе советской национальной государствен­ности, понятия политической власти народа с государственностью, образованной на базе самоопределения нации. Хотели этого авторы или нет, но получилось противопоставление этих понятий друг другу и поглощение одного другим. На самом деле интернационализм — это не приобретенное свойство советской национальной государственности на каком-то этапе своего развития, с появлением которою само­определившаяся нация как таковая теряет свое значение. Он задан в основе национальных автономий, входит в их суть изначально. Власть в общегосударственных границах нс противостоит государственности определенной нации, в рамках которой она самоопределилась. Наобо­рот, они расчленены в едином, являются признаками разного уровня в единой целостности. Политика самоопределения народов проводилась на базе и в рамках Советской власти — единой и общей государствен­ности. Это заложено в идеях Ленина о том, что «советская республика объединяет трудящихся всех наций и отстаивает интересы трудя­щихся без различия наций». В этом смысле и союзная, и автономная республики, будучи национально-территориальными образованиями определенных самоопределяющихся наций, народностей, в то же вре­мя олицетворяют политическую власть всех живущих в них народов. Когда мы говорили, что СССР есть Родина и государственность всех национальностей, его населяющих, то при этом выделяли политичес­кие границы национального бытия и суверенитета. А национальная государственность служит указанием на политико-организационную структуру определенной нации, получившую конституционное офор­мление. Правы те авторы, которые отмечали, что в периоды создания она рассматривалась «как проявление определенной самостоятельнос­ти национального образования по отношению к центральной власти государства, в составе которого оно находилось».

Время от времени в литературе, и особенно часто идеологическими работниками в республиках, поднимался вопрос о понятии «коренной национальности» — об отказе от него или о широком его толковании с включением в данное понятие представителей всех национальных групп, постоянно проживающих на территории национального реги­она. Это делалось из политико-практических соображений: стереть границы между национальностями и не «возиться» больше с пробле­мами отдельных из них, в особенности отстающих в своем развитии. Далеко идущий замысел заключался в постепенном отрицании самого национально-территориального образования и федеративного уст­ройства страны в целом. И действительно, если нет коренной нации, которая являлась бы носительницей самоуправляющейся республики как национальной, то, разумеется, само существование этой республи­ки как таковой ставится под сомнение. «Теоретическая» база, согласно которой национальная государственность в СССР якобы уже исчерпа­ла свои внутренние возможности или близка к этому, была негативна по своей направленности и последствиям. Поддержанная властями политическая тенденция умаления роли и места национальных форм государственности была одним из негативных фактов, приведших впоследс твии к распаду Союза ССР.

Стремление некоторых «исследователей» исключить вообще из употребления понятия «коренная нация», «коренная национальность» по отношению к народам СССР есть не что иное, как служение им­перскому идеалу. Эти понятия-термины прочно вошли в социально­политическую историю народов планеты. Они достаточно часто при­менялись и в советское время. В обращении Президиума ЦИК СССР к народностям Советского Востока от 13 февраля 1925 года было сказа­но: «…Советская власть призывает коренное население национальных республик и областей…».

Понятие «коренные народы» часто встречается во многих партий­ных и государственных официальных документах прошлых лет. о нем упоминается и в Проекте платформы КПСС по национальному вопро­су, опубликованном 17 августа 1989 года.

Понятие «коренная нация» обозначает, что предки данного этноса жили и живут на этой территории с незапамятных времен и являются первыми переселенцами по данным письменных источников и па­мятников материальной культуры. Современный его смысл передает естественно-историческую преемственность между нацией, живущей сегодня, и племенами, населявшими эту территорию в далеком про­шлом. Оно не является абстрактно значимым. С ним связаны особые права этих народов на своей исконной территории. К народам, жив­шим здесь в далеком прошлом, но не проживающим сегодня, поня тие «коренная национальность» в строго научном смысле неприменимо. Нельзя путать его с такими терминами, как «основной житель», основ­ные национальности», указывающими больше на продолжительность обживания ими этих мест, а также на их численность. Понятие «ко­ренная нация» означает, что данная территория является эпицентром для всей этнической общности.

Союзная и автономная республики, взятые как формы советской национальной государственности, в социально-политическом плане суть образования второго порядка, т. е. надстроечные конструкции, возвышающиеся на базе Советской власти и одновременно находя­щиеся внутри нее и в ее рамках. Это означает, во-первых, что нельзя отделить национальную государственность от политической органи­зации Советов, а во-вторых, нельзя отождествлять в организационно­политическом плане Советы и национальные автономии, ибо первые составляют систему и основу всей политической власти независимо от регионов и административно-управленческих делений, а вторые представляют формы ее организации на уровне самоопределения и самоуправления конкретных наций, изъявивших на то свою волю.

Советская национальная государственность как политико-властная организация определенной нации в рамках федеративного государства не могла оставаться незыблемой структурой. На каком-то рубеже истории должна была уступить место более совершенной организации. Так дума­ли мы, не допускавшие и мысли о преждевременном разрушении «власти народа». Даже ставили вопрос о том, что произойдет раньше, отмирание советского государства, а потом национальной государственности или наоборот. Допускали и одновременное отмирание. Крайними были взгляды, согласно которым естественное якобы отмирание советских автономных территорий, в том числе союзных республик, уже началось, и недалеко то время, когда их можно будет вычеркнуть из Конституции. При этом их авторы ссылались и на многонациональный состав населе­ния в национальных автономиях как на фактор их «денационализации».

Вопрос о том, в каком направлении пойдет развитие республик, где коренные жители составляют около половины или того меньше в составе населения, являлся проблематичным. Тут нужен был глубо­кий анализ динамики и тенденций движения этнической структуры, определение критического минимума численности коренной нацио­нальности, за которым с необходимостью следуют организационные преобразования. Один из видных советских специалистов по нацио­нальным вопросам И.П. Цамерян еще в конце 60-х годов подверг крити­ке положение о «безнациональной» национальной государственности: «Пропаганда взглядов о «денационализации», «затухании» нацио­нальной государственности, о ликвидации в ближайшей перспективе национальных республик и автономий не может не вызвать оживле­ния и усиления пережитков местного национализма. По существу этот взгляд, какие бы благие намерения ни были у его авторов, является проявлением пережитков великодержавного шовинизма».

Эти ошибки и перекосы в теоретической мысли не могли не вли­ять отрицательно на практику национально-государственного стро­ительства в республиках и автономиях. Тогда была надежда, что по мере развития Союза ССР в целом и укрепления самостоятельности союзных республик, его составляющих, произойдут и существенные изменения в содержании и в политико-правовом статусе советской национальной государственности. Вместе с тем в течение довольно длительного времени советские республики оставались структурны­ми формами национальной государственности.

Среди задач и соответствующих им функций, выполняемых союз­ными республиками, имелись особые, специфические, непосредственно связанные с национальными отношениями. Это развитие националь­ной жизни и межнациональных отношений в соответствии с идеалами советского социализма, содействие дальнейшему сближению наций и народностей, укрепление государственного единства. Советская наци­онально-государственная система глубоко отражала эти задачи, и в то же время признавалась необходимость радикальных преобразований в системе федеративных отношений, чтобы продлить жизнеспособность политической структуры Советской власти. Сторонники националь­ных республик считали, что внутренний потенциал союзных респуб­лик будет исчерпан не раньше того, как национальное в содержании деятельности советского государства перерастет в общенационал ыюе и решение национальных задач может быть удовлетворено необяза­тельно на уровне национальной государственности.

Как можно скорее убрать с социалистического пути и искоренить все «национальное», денационализировать национальное входило в страте­гический план Коммунистической партии и Советского государства. Усилия официальной пропаганды и идеологии были направлены на вдалбливание в сознание националов тезиса о том, что ин тернациона­лизация национальной жизни и внутренних структур союзных и авто­номных республик является неизбежной и на этой основе закономерно происходит убывание в них национального. Это не могло не породить на местах, в республиках, в определенной мере национальный нигилизм, что соответствовало задачам имперской политики.

Специфически этническое в экономике, быту, образе жизни, тради­циях и обычаях, в культуре и психологии национальностей существенно изменилось за годы Советской власти, кое-где и радикально. Однако вы­разить это изменение через понятие «убывание национального» было бы неправомерным. Не национальное при этом убывало. Оно, может быть, даже увеличилось в количественно-качественном отношении и приоб­рело другие формы. Резкий контраст и видимые различия между ранее отсталыми и передовыми, нецивилизованными и цивилизованными на­циями, характерные для послереволюционных лет, в дальнейшем, в ходе осуществления национальной политики, стали намного меньше. Тезис об убывании национального в жизненных циклах союзных и автономных республик — это был легкий путь, чтобы отмахнуться от национальных проблем, путь ошибочный с отрицальными и опасными последствиями. Прогресс и рост самосознания наций, миграционные этнотрансформа- ционные процессы, отсутствие или недостаточность механизма, обес­печивающего гармонию интересов центра и национальных регионов, культурно-языковое неравновесие формировали и выдвигали новые и новые проблемы в сфере национальных и межнациональных отношений. В процессе решения одних на очередном витке развития национальной жизни появлялись новые. В этом плане национальное или специфически этническое не исчерпывает себя, наоборот, пока существует нация, наци­ональное воспроизводит себя на новом уровне на каждом витке развития, все больше и больше обогащаясь общечеловеческими ценностями Этот объективный процесс во многом сознательно игнорировался.

close_page

5. Кадровая политика в национально-государственном строительстве

Кадровая политика центральной власти в национальных автономи­ях была той зоной, которая оберегалась и в которой особенно наглядно проявилась проимперская направленность режима.

Успехи СССР в областях образования и подготовки молодых спе­циалистов, науки и культуры в союзных и автономных республиках были немалые. Значительное внимание уделялось подготовке кадров высшей и средней квалификации, в том числе и в национальных рес­публиках. Так, например, в Казахстане, где до революции 1917 года не было ни одного высшего учебного заведения, на 1 января 1987 года на­считывалось 55 вузов и 246 средних специальных учебных заведений, в которых обучались более 550 тыс. студентов и учащихся.

Таблица 3

Динамика роста численности студентов вузов и учащихся
средних специальных учебных заведений по республикам
Средней Азии и Казахстану

Республика	на 10 000 населения приходилось (на начало уч. года)
	студенты вузов		уч-ся ср. спец, уч. заведений
	1922/23	1981/82	1922/23	1981/82
СССР	—	—	9	170
Узбекская ССР	7	172		147
Казахская ССР	—	176	2	177
Киргизская ССР	—	155	1	135
Таджикская ССР	—	138	—	97
Туркменская ССР	—	125	8	16

Эти крупные положительные сдвиги характеризуют объективные результаты, достигнутые в течение семидесятилетней истории разви­тия Советского Союза в рамках его тоталитарной системы.

На так называемом ленинском этапе осуществления национальной политики проводилось ускоренное развитие национальных кадров. Это особенно было заметно в республиках Средней Азии и Казахста­не, в национальных регионах Северного Кавказа и Сибири, коренные народы которых до революции находились на стадии патриархаль­но-средневекового развития, а некоторые из них на ступени общин­но-племенной организации. Ликвидация неграмотности населения, создание сети школ и высших учебных заведений, налаживание из­дательской деятельности, относительно массовое издание литературы на национальных языках, подъем национальной культуры составили органическую часть государственной политики просвещения народа в республиках. Одновременно происходил процесс привлечения в аппа­раты управления представителей национальной интеллигенции, что было особенно важно на Востоке страны.

Нельзя в то же время не сказать, что успехи советской власти были достигнуты ценой бесчисленных жертв и лишений. Положительная в целом созидательная деятельность в республиках сопровождалась «ре­волюционной» ломкой привычной жизни, насильственным переводом кочевников, полукочевников на оседлый образ жизни, индивидуальных сельских хозяйств в коллективные артели, массовым «раскулачивани­ем» более или менее имущих крестьян и скотоводов, в большинстве сво­ем связанных с вековыми традициями ведения сельского образа жизни. Массовые репрессии были направлены на искоренение «инакомыслия» в обществе. Все это весьма пагубно отразилось на жизни всех народов СССР, особенно тяжелая обстановка сложилась в таких национальных регионах, как Казахстан, где разрушение традиционного уклада жизни привело к массовой гибели населения от разорения и голода. Как вид­но из изложенного, развитие республик, в том числе в духовной сфере, происходили в трудных условиях, были сложными и противоречивыми, имели крупные социальные и моральные издержки.

Определенное историческое значение имело соединение кадровой политики в республиках с национально-государственным строительс­твом, характерное для начального этапа осуществление нациями права на самоопределение, к сожалению, «забытое» и деформированное в пери­оды культа личности Сталина и хрущевско-брежневского застоя. В годы становления и первых десятилетий развития союзных и автономных республик было принято считать, что представители коренных нацио­нальностей, давших имя республикам, не только будут участниками в управленческом аппарате, но и должны преобладать в его составе. Эта идея лежала в основе коренизации государственного аппарата, проводив­шейся в конце 20-х — начале 30-х годов в республиках. Именно к этому периоду относятся хвалебные отзывы некоторых советских исследова­телей о позитивных началах в национально-кадровой политике. «Важ­ный принцип советской федерации заключается также в том, — писали Д. Л. Златопольский и О.И. Чистяков, — что в ней все органы государс­твенной власти, органы государственного управления, суда и проку­ратуры состоят преимущественно из лиц коренной национальности».Важной чертой советской национальной государственности, как считал другой известный исследователь Э.В. Тадевосян, является формирова­ние «государственных органов преимущественно из представителей коренной или коренных национальностей, а в тех случаях, когда эти национальнос ти не составляют большинство населения, в обеспечении их широкого представительства в этих органах». Коренизация госу­дарственного аппарата в свое время имела большой морально-психоло­гический резонанс в настроении и умах национальных общностей.

В кадровой политике проблема руководящих управленческих кадров занимала особое место, что было вызвано несколькими об­стоятельствами: а) рост уровня национального самосознания и ин­теллектуальной зрелости этносов, связанное с ним повышение требо­вательности к тем, кто руководит ими; б) осложнение содержания и структуры национальных и межнациональных, политико-правовых и федеративных отношений, а следовательно, повышение требований к компетентности и политической зрелости аппарата; в) расширение возможности выбора наиболее подготовленных «народных» кадров, пользующихся или могущих пользоваться определенным доверием и поддержкой масс. Кадровая политика в национальных регионах была гибкой и соответствовала быстро изменяющимся условиям, этому нельзя не отдать важное. Однако она никогда не была выдержанной и цивилизованной. Ничто так не вызывает обостренную внутреннюю, открытую реакцию в национальной среде, как несправедливость, методы навязывания при назначении руководящих номенклатурных кадров. Это становилось особенно чувствительным в периоды де­формации и наметившегося общего кризиса советской системы. Эти методы были традиционными и временами принимали откровенный характер. В этом плане характерен эпизод с назначением Г.В. Колбина Первым секретарем ЦК партии Казахской ССР в 1986 году. Речь в дан­ном случае идет не о его личных качествах.

Он не знал республику и никогда не был в ней. Совершенно не был знаком с населением, с историей, культурой и психологией коренной нации, давшей свое имя республике. И республика, и население ее не знали его. Освобождение от работы Первого секретаря Д.А. Кунаева, работавшего около 40 лет на руководящих постах, члена Политбюро, и «избрание» Г.В. Колбина происходило в тайне от населения, на пле­нуме ЦК партии республики, продолжавшемся всего 17 минут. Это было обычным и распространенным методом кадровой политики в восточных республиках. «Верхи» не предполагали, что в националь­ных отношениях в крае и без того накопилось к этому времени много нерешенных проблем и «горючих материалов». Протест против тай­ного решения пленума, в котором участвовала в основном молодежь казахской национальности, вылился в «декабрьские события в Алма- Ате» с весьма трагическими последствиями. Здесь мы не анализируем их суть и причины. Совершенно ясно, что первопричиной массового волнения молодежи были утвердившиеся в кадровой политике цент­ральных органов субъективизм и вседозволенность…

В прямой связи с этапами активного развития высшего образова­ния в республиках связаны и успехи науки в них. В каждой союзной республике была создана своя национальная Академия наук, сфор­мировался большой отряд высококвалифицированных ученых, в том числе из числа представителей коренных национальностей. Лозунг опережающего развития прежде отсталых регионов сыграл свою роль. Так, с 1939 по 1966 год число научных работников выросло в СССР в 7 раз, киргизов — в 32 раза, казахов — в 19, туркмен — в 18, узбеков — в 17, таджиков — в 12 раз.

Научных работников в Казахской ССР за 1966 -1982 годы увели­чилось почти в два раза, а казахов, которых было первоначально мало, — более чем в 3 раза. Удельный вес представителей коренной нацио­нальности в составе научных работников составил в 1966 году 23%, а в 1982 году — около 30%. При всем этом Казахская ССР по составу научных работников коренной национальности в расчете на 10 тыс. человек занимала одно из последних мест среди союзных республик.

Национальные аспекты культурно-образовательного процесса в национальных автономиях находились под контролем. Существовало и действовало негласное ограничение для национальной молодежи. За несколько лет до начала перестройки и проведения коренных реформ политико-экономической системы Центр открыто взял курс «на ре­гулирование национального состава кадров и студенчества», что по сути было колониальной мерой сдерживания роста саморазвития и самосознания коренных национальностей. Раскол общества по нацио­нальным признакам, проявившийся накануне реформ в ряде союзных республик, закладывался не без участия в свое время федеративной власти.

Кадровая политика советского государства в национальных рес­публиках имела немало принципиальных особенностей. Они связаны в первую очередь с задачами сохранения и усиления командной роли Центра в делах республик, с необходимостью бдительного контроля за национальной жизнью в них, чтобы не допустить и пресечь всякое проявление тенденции к самостоятельности, тем более сепаратизма и национализма на местах, в угоду этой политике часто приносились в жертву важные этико-культурные принципы, такие как необходимость особого управленческого такта и выдержанная в «национальном сти­ле» манера руководства первых руководителей и состава ответчинов- ников, назначаемых Центром в республиках. Эти кадры, особенно в таких «отсталых» в прошлом национальных регионах, как Казахстан, в большинстве своем вели себя высокомерно и отчужденно с мест­ным обществом и не утруждали себя изучением истории, культуры, традиций и языка коренной национальности и даже не обнаружива­ли такого желания. Мало внимания уделялось ими общекультурной и цивилизаторской функции власти и управления в национальной среде, направленной на освоение коренными народами общечелове­ческих ценностей. Они строили свою деятельность и решали «произ­водственные» и другие общие вопросы в основном по шаблону, а не с учетом психологии и интересов местного населения.

Национальная политика, проводившаяся в СССР в течение десяти­летий, не была подлинно социалистической и цивилизаторской. И в то же время нельзя видеть только одни ее недостатки. Она привела в движение ряд сил в народных массах, имела в отдельных сферах, осо­бенно в экономической и культурно-образовательной, немалые поло­жительные результаты. Нередко негативное и позитивное соседство­вали рядом. Кадровая политика в союзных и автономных республиках проводилась в условиях усиленной идеологизации сфер общественной жизни, отвлечения энергии масс на классовую борьбу с вытекающими отсюда печальными последствиями. Модель национальной кадровой политики отразила и энтузиазм масс в революционном обновлении общества в первые десятилетия после Октябрьской революции, свя­занный с провозглашением Советами права народов на политическое самоопределение и с его реализацией в рамках федеративного Союза. Постепенно росла вера в идею революции, хотя недоверие к Центру оказалось труднопреодолимым. Великодержавный шовинизм, а так­же политика подавления групп местной интеллигенции, пытавшихся говорить о недостатках федеральной администрации на местах, пред­ставляли устойчивые черты советской власти в национальных авто­номиях. В то же время не все было мрачно в национальной политике Советского государства, были структуры, решения, которые могут быть отнесены к категории ценностных.

Национальная кадровая политика была многоуровневой и имела разные аспекты — начиная с подготовки будущих специалистов и кон­чая участием представителей национальностей в центральных органах власти и управления. Здесь нами рассматриваются только некоторые аспекты кадровой политики, в основном связанные с подбором и на­значением номенклатурных работников в национальных республиках, в особенности руководящего состава. Лозунг «кадры решают все» твердо и жестко проводился в республиках и в автономиях в контексте интересов центральной власти.

На разных этапах развития государства в кадровой политике в национальных республиках преобладали то одни, то другие методы — от откровенного диктата и теоретических обоснований приорите­та общеимперских задач до некоторого учета национально-местных особенностей. На заре Советской власти наместники в своей деятель­ности в той или иной мере учитывали специфику работы в каждом национальном регионе, «вписывались» в жизнь народа, изучали его менталитет и психологию, создавали социальную базу из сторонников официальной власти. Во властно-управленческих органах ставились задачи быть ближе к массам, к жизни национальностей, овладевать их думами, мобилизовывать их на выполнение социально-экономических и политических целей, стоящих в национальном регионе. В периоды «деформации социализма и ленинских идей в национальном вопросе» преобладали командные формы руководства в федеративных отноше­ниях, откровенно попирающие социально-экономические интересы и нужды культурного развития республик. Так называемое отступление от ленинской национальной политики, длившееся несколько десяти­летий, которое было не чем иным, как обнажением ее сути, способс­твовало накоплению нарастающего недовольства населения.

О крупных негативных сторонах национальной политики, в том числе кадровой, было не принято говорить открыто. Демократические веяния, внесенные в политическую жизнь страны с середины 80-х годов, изменили обстановку, сделали общество более открытым. На одном из форумов Союза писателей Башкирской автономной респуб­лики, состоявшемся в этот период, было сказано: «Сколько лет судьбу- земли нашей определяли (да и сейчас определяют) люди, не знающие ни ее истории, ни культуры, не говоря уже о любви и уважении к ней».Критическая оценка национальной кадровой политики прошлых лет и искривлений, имевших в ней место, представляет не только и не столько исторический интерес. Лишь правильное осмысление опыта прошлого открывает путь движению общества вперед.

Принципиальный урок цивилизации заключается в том, что при решении той или иной проблемы необходимо учитывать разный опыт истории — и негативный и позитивный, что в высшей степени полезно при определении путей и направления развития общества в будущем. Без этого настоящее казалось бы хаосом, лишенным внутренней ло­гики, а будущее лишилось бы стержня и во многом бы проиграло. Преемственность в истории — величайший фактор, обеспечивающий прогресс цивилизации. События, факты, отдельные личности, сыграв­шие важную роль в истории того или иного народа и общества, не­смотря на бури социальных и политических перемен, долго живут в памяти народа. Выдающиеся личности встречаются и в сфере власти, среди правителей и руководителей — малых и больших, деятельность которых была запоминающейся во многих отношениях. Независимо от того, когда они жили и творили, истинно человеческие их деяния — вклад в копилку развития и прогресса.

Важные этапы, деяния и фигуры можно найти и в кадровой поли­тике дореволюционной России. История того времени, как бы ни была мрачна в отдельные периоды, никогда не обходилась без светлых умов. Они были и среди номенклатурных российских наместников в Тур­кестане и Казахстане. Их было немного, а поэтому еще более высокой была цена их деятельности и благородства. Среди таких деятелей XIX века следует особо выделить председателя Оренбургской комиссии В.В. Григорьева, управляющего «сибирскими киргизами» К.К.Гут- ковского, губернатора Туркестана генерала К.П. Кауфмана, губерна­тора Семиреченской области Колпаковского. С их именами связаны лучшие начинания в колониальном крае в мрачную эпоху царизма. Благодарное общество «туземцев» долго хранило в своей памяти их имена и деяния, сложило о них легенды.

В.В.Григорьев, воспитанник Петербургского университета, до на­значения его начальником «Областного правления Оренбургскими киргизами» (1854 г.) проходил двухлетнюю практику в Министерстве иностранных дел для работы среди «восточных иноверцев», изучал их историю, культуру, обычаи. Прибыв в казахскую степь, ставил перед собой, по его словам, задачу ознакомиться «с киргизами» (казахами. — С.З.), их нравами и вообще степным бытом. Вскоре он в совершенс­тве овладел казахским языком. Он был одним из немногих высоких царских наместников, проявлявших «заботливость к удовлетворе­нию нужд подведомственных ему киргизов»? Чиновником такого же ранга был и К.К. Гутковский, председатель областного правления сибирских казахов (40-60 гг. XIX в.). Известны его дружба с Чоканом Валихановым, близкие отношения с Мусой Чармановым и другими образованными людьми из местного населения. Он был истинным покровителем казахского народа и нередко становился на его сторону в трудные годы колонизации края. «Я почти тридцать лет, — писал К.К.Гутковский в 1868 году, — указывал властям на безобразные при­нципы, которыми управляется степь». В истории дореволюционного Казахстана и Туркестана среди меняющихся имен царских губерна­торов выделяются фигуры К.П. Кауфмана и Колпаковского. Первый в свою бытность генерал-губернатором Туркестана (60-80-е гг. XIX в.) много сделал для преобразования края «на новых, просвещенных началах». По его инициативе были открыты сеть светских школ для «туземцев», первые гимназии, основано Туркестанское отделение Русского географического общества; он был его председателем, пи­сал труды по истории и культуре края. Его политика по управлению краем и личные усердия «много способствовали к составлению миро­любивых отношений туземцев к поселениям русских в Туркестанском крае». Генерал Колпаковский, занимая посты начальника Алатауского округа, а затем военного губернатора Семиреченской области (60-70 гг. XIX в.), «изучил край так, что вряд ли кто найдется, чтобы знать так хорошо Туркестан, как он… Изучил нравы и обычаи степных жителей, как нельзя лучше». Он, как и К.П. Кауфман, не только был подвержен идее «просвещенного управления», но и пытался по мере возможнос­тей царского ставленника распространить ее на весь Степной край.

Советский мир был особенным, по-иному устроенным и органи­зованным, чем дореволюционный. Он разрушил старый строй. В ходе этой ломки уничтожалось, наряду с отжившим, в немалой степени и то, что было общечеловеческим. Революция имеет свои законы. Она в основном развивается внутри себя и дает более полный отчет сво­им свершениям после победы или по достижении решающего успеха своей цели. Как сложно и мучительно это ни происходило, Советская власть разрушила «тюрьму народов», провозгласила, хотя во многом формально, лозунг о предоставлении «свободы и равноправия» всем народам и нациям, живущим в центре России и на окраинах. Полити­ка РСФСР, а затем СССР, центральных партийных и государственных органов в подборе управленческих кадров для национальных респуб­лик на определенном этапе в какой-то мере основывалась на идеях сближения аппарата с массами, учета особенностей их интересов, истории, культуры и традиций. Правда, практика не всегда была адек­ватна этим идеям. Тем не менее само по себе наличие таких идей было существенным фактором, имевшим жизненно важное значение.

Кадровая политика в национальных окраинах и регионах наиболее содержательной была в первое послереволюционное десятилетие — до конца 20-х годов, в период, именуемый «ленинским этапом развития социалистической революции». Это был период формирования и про­ведения политики, в центре которой находилось право наций на само­определение и ускоренное социально-экономическое и политическое развитие национальных автономий на основе советской власти. Еще в 1918 году в «Очередных задачах Советской власти» В.И. Ленин, говоря о необходимости подбора руководителей-организаторов, подчеркивал, что «гвоздь положения — в людях, в подборе кадров».

Резолюцией XII съезда РКП(б) по национальному вопросу в ка­честве одной из практических мер была определена задача: орга­ны национальных республик и областей должны были строиться «по преимуществу из людей местных, знающих язык, быт, нравы и обычаи соответствующих народов». На четвертом совещании ЦК РКП(б) с ответственными работниками национальных республик и областей (9-12 июня 1923 г.) рассматривались вопросы практического претворения в жизнь резолюции XII съезда партии по национальному вопросу, предусматривалась в числе других мер «систематическая и неуклонная работа по национализации государственных и партийных учреждений в республиках и областях в смысле постепенного ввода в делопроизводство местных языков, с обязательством ответственных работников изучить местные языки».

Как было сказано, в периоды культа личности и застоя эти уста­новки стали терять реальную силу. В числе болезненных и нерешен­ных проблем, вызвавших в 70-80 гг. напряженность в национальных и межнациональных отношениях, были и кадровые вопросы. Это признавалось тогдашним генсеком партии М.С. Горбачевым. «Эти проблемы возникли не сегодня, — говорил он. — Они зародились тогда, когда национальное начало подавляли, официально объявляя «нацио­нальный вопрос» решенным».

Кризис в национальных и национально-федеративных отношениях во властно-кадровом плане усугублялся. Во-первых, — возрастающей централизацией власти и управления в Центре и как следствие — «зату­ханием» автономных прав республик. Во-вторых, тем, что под видом интернационализации властно-управленческих отношений в автоно­миях направление и назначение туда руководящих кадров из Центра при наличии подготовленных местных кадров становилось системой. Это не имело отношения к обмену кадрами, который является нор­мальным и нужным явлением. В большинстве случаев «пришлые» вели себя как доверенные федеральных инстанций и еще хуже — как надзиратели. В-третьих, — перерождением таких понятий и установок, имевших реальное значение в первое десятилетие, как «национальное представительство», «коренизация аппарата», «делопроизводство на национальном языке», направленные на широкое привлечение представителей коренного населения к управлению делами респуб­лики и на местах. Отрицательно сказалось введение так называемого «пропорционального представительства», направленного на сдержи­вание роста национальных кадров в тех областях, где намечалась такая тенденция. Появилась «процентная норма» для занятия аппаратных постов представителями разных национальностей, живущих в респуб­ликах, в том числе и коренной. Все это особенно заметно проявилось в годы застоя и деформации национальной политики, провозглашенной в первых программах советского государства.

В многонациональном производственном и аппаратном коллективе отношения между руководителями и подчиненными, когда они относят­ся к представителям разных национальностей, во многом формируют климат межнациональных отношений. До тех пор, пока не преодолены чувства национальной настороженности по отношению друг к другу, эта сфера отношений остается важной. Она непременно должна учитываться в кадровой политике в национальных автономиях, среди коренных жите­лей, у которых в национальном сознании, в силу исторических факторов, заметно преобладает традиционное чувство самосохранения. Такова реальность. Как показала жизнь, чем меньше удельный вес коренной на­циональности в составе населения республики, тем больше возрастает у нее чувство ответственности за свои перспективы и судьбу.

При всех перекосах в кадровой политике в республиках здоровое начало никогда не исчезало, хотя в силу обстоятельств оно не получи­ло должного темпа развития. Среди руководящего кадрового корпуса в республиках было немало компетентных, нравственно достойных работников, интернационалистов. Они пользовались большим авто­ритетом и значительным влиянием в массах. К ним из среды первых руководителей, в частности Казахстана, могут быть отнесены Пест- ковский, Мирзоян и Барков. О них много хорошего сказано и написа­но в литературе и мемуарах. Мирзояну посвящены пьесы и оды. Ему отведено особое место в истории Казахстана.

В канун перехода к политике «перестройки» национальные и меж­национальные отношения в ряде регионов страны приняли конфликт­ный характер, что было неожиданным для метрополии, но закономер­ным. Это внесло определенное смятение в национальную кадровую политику. Центр ответил новоимперскими мерами. Появился «нацио­нально-процентный» критерий в формировании госорганов под видом обеспечения представительного участия национальностей, в том числе этнических групп и меньшинств, в органах государственной власти и управления в союзных республиках. Политика стала проводиться про­тивоположная, сама по себе эта идея не была новой. В Проекте Закона «О равноправии наций и защите прав национальных меньшинств», внесенном большевиками в Государственную думу (май 1914 г.), со­держалось требование обеспечения принципа пропорционального представительства национальностей в государственных органах. В годы Советской власти этим принципом руководствовались в опре­деленных вопросах национальной политики. Он должен был играть позитивную роль в привлечении представителей, в особенности ранее отсталых народов, к управлению делами общества и государства, в приобщении их к активной политической жизни. Эта задача, несмотря на трудности, в основном была правильно решена.

Постановка «пропорционального представительства» националь­ностей в канун и в начале перестройки отличалась от прежних лет. Если раньше данный принцип проводился в условиях осуществления политики ликвидации фактической отсталости отдельных народов и в основном был адресован коренным национальностям в восточных республиках, в автономных областях и автономных округах, то теперь он охватывал все этнические группы населения, малые и большие, проживавшие на территории той или иной республики. По отноше­нию к национальным меньшинствам принцип пропорционального представительства имел значение и как принцип охраны развития их языка, традиций, обычаев, национально-специфического в их культуре и мышлении, то есть всего того, что важно для жизнедеятельности нации как таковой и для ее прогресса.

Другой особенностью прежней постановки «пропорционального представительства» национальностей являлось то, что оно было со­риентировано в какой-то степени на позитивное решение проблемы национальных взаимоотношений и на расширение поля, как было принято говорить, интернационального воспитания населения с зада­чей утверждения культуры межнациональных отношений в условиях роста национального самосознания народов и демократизации сфер жизни общества, в том числе в области национальных отношений.

Существенным недостатком нового варианта «пропорционального представительства» национальностей в партийных органах и в органах государственной власти явилось сведение его к простой арифметичес­кой манипуляции, прозванной «процентоманией». Она превратилась в гвоздь кампании, развернутой в серии статей, опубликованных по указке сверху в центральных газетах в 1987 году. С этого времени эта кампания особенно активно началась в восточных республиках. Лицемерие заключалось в том, что она проводилась под лозунгом «интернационализации» аппарата, надоедливое напоминание о на­циональной принадлежности того или иного работника не могло не коробить его национальное чувство. Так, на республиканском сове­щании правоохранительных органов КазССР, состоявшемся в самом начале 1988 года, заведующим административным отделом ЦК КПК (В.И.Ефимов) было заявлено следующее: «Большой вред нанесли ав­торитету правоохранительных органов грубые перекосы в националь­ной политике при подборе и расстановке кадров. Особенно это косну­лось прокуратуры и милиции. Так, в ОБХСС, ГАИ, вневедомственной и пожарной охране, где две трети и более были лица казахской на­циональности. Не лучше дело обстояло и в учреждениях юстиции и прокуратуры, особенно в Алма-Ате». В этом же плане выступил и первый секретарь Алма-Атинского горкома партии В.И. Романов. На пленуме горкома партии, критикуя, по его словам, извращения и пере­косы в кадровой политике, он заявил: «Прежде всего это касае тся того, что в кадровой политике не всегда должным образом учи тывалась национальная структура населения города. Результатом подобных упущений стали явные диспропорции в представительстве кадров различных наций и народностей в выборных партийных, советских и других руководящих органах». В подтверждение он сослался на то, что на 1 января 1987 года в номенклатуре горкома среди руководите­лей из казахской национальности — 56%, а в составе населения города казахов — 22,5%; русских, соответственно, — 32% и 60%; представи­телей других национальностей — 12 и 18%. В аппарате горисполко­ма работает казахов почти 53%, русских — 36%. Среди заведующих отделами и начальников управлений лиц казахской национальности еще больше — 63%, а русских лишь 29%. Такое выступление первого руководителя столичной партийной организации воспринималось как директивное указание на необходимость в самом ближайшем времени ликвидировать подобные диспропорции не только в указанных орга­нах, но и повсеместно. Далее он рекомендовал принять самые жесткие и быстрые меры: «Раз подобное положение складывалось годами, то и на его исправление времени потребуется якобы не меньше. Это невер­ная позиция…».

Можно себе представить, какое чувство оскорбленности и при­ниженности охватило работников-казахов столичных учреждений в условиях такой открытой кампании, в которой на первый план выдвигались не их деловые качества занимаемой должности, а на­циональная принадлежность. Это чувство переросло в угнетенное состояние, когда от слов переходили к делу: работников увольняли, сокращали, не принимали на работу только из-за их принадлежности к казахской национальности. Это было грубейшим извращением «ле­нинской национальной политики». Оно обнажило ее истинную суть, игнорировались такие объективные факторы, как: государственное самоопределение коренной нации в республиках и интересы ее воз­рождения; сосредоточение основной силы национальной интеллиген­ции в столице и областных центрах и то, что национально-русским двуязычием лучше владеют работники, принадлежащие к коренной национальности, что немаловажно в системе партийных, советских органов и в учреждениях обслуживания населения.

Процентомания еще больше усугубила сложности с двуязычным обслуживанием населения, что было и так неблагополучно в респуб­лике. На одном из заседаний комиссии ЦК Компартии Казахстана по национальным и межнациональным отношениям, состоявшемся в сентябре 1987 года, признавалось, что в языковом обслуживании местных жителей «до сих пор не изжиты существенные недостатки, ущемляющие права граждан, вызывающие справедливые нарекания и жалобы трудящихся». Об этом же говорилось, в частности, в речи первого секретаря Кегенского райкома партии Алма-Атинской об­ласти Б. Данышпанова. По его словам, в сфере общения трудности не уменьшаются. «Взять, например, такую житейскую ситуацию, как посещение сберегательной кассы. Бывает, приехав из далекого отгона, чабан вынужден терять много времени, ожидая посторонней помощи в заполнении необходимых бланков. …То же самое на почте, где банде­роль, посылку, телеграмму на родном языке отправить очень трудно. А сколько мытарств приходится на долю пожилых людей, готовящихся к уходу на пенсию. Все анкеты, другая многочисленная документация заполняются по-русски». Приводилась на этом совещании масса дру­гих примеров, свидетельствующих о пренебрежении интересами ко­ренной национальности, в особенности в части ее языкового общения. Так, при наличии казахского и русского населения только на русском языке проводились сессии Советов народных депутатов в Актюбин­ской, Кзыл-Ординской, Кокчетавской, Кустанайской, Павлодарской, Северо-Казахстанской, Целиноградской областях. Некоторые минис­терства и центральные ведомства республики, получая письма и жало­бы трудящихся на казахском языке, игнорировали требования отвечать на них также на казахском. Не утруждали себя делопроизводством на казахском языке и работники Минздрава, Минвуза, МВД, Минлег- прома, Госпрофобра, Казпотребсоюза и других органов.

Имперская политика никогда не была привлекательной. Процен­томания представляла собой ее худшую форму. Она проводилась методами, задевающими открыто национальное чувство наций, в особенности коренных. В расчет отцов этой политики входило так­же заигрывание с национальными чувствами, в особенности рус­ских, и стремление разбудить в них шовинистические настроения. Утверждалось, что специалистов с высшим образованием, например казахов, в Казахстане якобы стало больше, чем их удельный вес в со­ставе населения, и наоборот, русских — меньше, чем их удельный вес. Это было сознательным искажением фактов. По данным известного демографа М. Татимова, составленным им на материалах переписи 1959 — 1979 гг., интеллигенция и служащие из казахов в республике соответственно составляли 16 и 28% при их численности 30 и 36,7% в структуре населения. По численности в занятом населении ведущих групп интеллигенции из коренного населения — производственная, на­учная и творческая — Казахстан занимал одно из последних мест среди союзных республик.

В постановлении ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 25 марта 1987 года «О мерах по коренному улучшению качества подготовки и использования специалистов с высшим образованием в народном хо­зяйстве» указывалось, что развитие высшего и среднего специального образования в союзных республиках сегодня достигло такого уровня, когда уже ставится вопрос, наряду с регулированием социального со­става студентов и учащихся, и о регулировании их национального со­става. Это обосновывалось условиями перестройки и необходимостью обеспечения отраслей народного хозяйства квалифицированными спе­циалистами из числа представителей всех национальностей. Накануне и после выхода этого постановления в центральной печати, в том чис­ле на страницах «Правды» и «Известий», появилась серия статей спе­циальных их корреспондентов, в которых объявлялась ненормальной сложившаяся этно-структурная ситуация в вузах ряда республик из-за неурегулированности национального состава ежегодно поступающих в вузы студентов. Основная мысль заключалась в том, что такие «пе­рекосы» в осуществлении национальной политики по формированию отрядов национальной интеллигенции в республиках привели к тому, что во многих союзных республиках (в Грузии, Казахстане, Азер­байджане, Армении, Литве, Латвии, Эстонии и др.) число студентов коренной национальности превышает их долю в составе населения. О тмечалось, например, что в Казахском государственном университе­те в 1984/85 учебном году казахи составляли 75,8%, в Карагандинском государственном университете — 59%, тогда как доля казахов среди населения республики была равна 38%. Таким же «ненормальным» было признано положение в ряде вузов многих других республик. Так, в Якутском государственном университете в 1985/86 учебном году на дневном отделении якуты составляли 79,5%, в то время как среди на­селения Якутской АССР доля якутов была 31,1%. Аналогичная ситуа­ция отмечена в Латвийской сельскохозяйственной Академии.

За этими «открытиями» последовала политика, предписывающая при подго товке кадров исходить из их национальной принадлежности. Эта команда энергично была подхвачена почти всеми руководящими областными органами Казахстана.

«Регулирование национального состава» студенческой молодежи фактически вылилось в разделение ее по признакам национальной принадлежности и было направлено на ограничение образовательно­го процесса в первую очередь среди представителей коренных наци­ональностей республик. Никого не интересовало, что такая политика могла привести к еще большему отставанию национальных окраин от уровня метрополии. Так, в расчете на 10 тыс. человек населения чис­ленность студентов вузов и учащихся средних специальных учебных заведений составляла в 1984/1985 учебном году по Казахской ССР — 78 человек. Это намного ниже, чем средний уровень по стране — 191 человек, и в ряде других республик (РСФСР — 213, Белорусская ССР — 186, Литовская ССР -192). По данным переписи 1959 года, уровень образования казахов среди других национальностей, проживающих в Казахской ССР, был одним из самых низких. В расчете на 1000 чел. высшее, среднее и неполное среднее образование имели: казахи — 194, русские — 298, украинцы — 320, татары -312, узбеки — 215 чел. Принятая ранее политика обеспечения опережающего темпа разви тия образова­тельного уровня народов национальных республик, особенно рапсе отсталых среднеазиатских республик и Казахстана, начинавшая да­вать заметные плоды, сходила на нет. На идее «процентомании» была, например, основана разрекламированная в Казахской ССР программа «Абитуриент-87». По замыслу органов, ее проводивших, она должна была по-новому регулировать отбор абитуриентов и зачисление сту­дентов в высшие учебные заведения республики. Внешняя афишная идея привлечь в вузы побольше с «опытом работы» из разных об­ластей и разных отраслей народного хозяйства имела ту подоплеку, что отбор по районам и областям должен был проводиться местными органами, исходя из национальной принадлежности. Состав аби ту­риентов должен был соответствовать удельному весу национальных групп в структуре населения региона. Был установлен следующий по­рядок: прием вступительных экзаменов в столичные и другие област­ные высшие учебные заведения проводился не в вузах, куда поступал абитуриент, а, как правило, в своем регионе под контролем местных партийных органов.

Как следовало ожидать, программа «Абитуриент-87» вызвала не­довольство и протесты со стороны молодежи и их родителей. Тревога передалась некоторым трезвомыслящим местным руководителям, в том числе партийным. Некоторые члены ЦК КП Казахстана па пленуме республиканской партийной организации, состоявшемся в июне 1988 года, открыто говорили, что «на первый план выдвинулся, отодвинув реального человека, его величество процент. Начался скру­пулезный подсчет, сколько представителей и каких наций занимают руководящие посты в партийном и государственном аппарате и как сложившийся процент смотрится на фоне республики».

Один из прозорливых деятелей М.И. Исиналиев, говоря о нацио­нальных и межнациональных отношениях в Казахстане, сказал: «Надо делать упор на культуру вообще отношений между людьми, независи- мо от их национальной принадлежности. Имеется в виду — меньше подчеркивать и напоминать, кто какой национальности». Известный казахский писатель Абдижамил Нурпеисов был прав, когда указывал, что «сегодня духовные и культурные потребности людей неизбеж­но возрастают, и не пристало нам обуздывать этот здоровый рост… Между тем некоторые наши ответственные работники по-прежнему продолжают оглашать сопоставительные таблицы, составленные по принципу, какое кресло или вузовскую парту занимает представитель какой национальности». Их он называл «ретивыми поборниками плакатной дружбы». Вмешался в «политику» и выдающийся писатель Чингиз Айтматов. По его мнению, «мощная инструментовка послед­него периода — процентомания, призванная якобы определять нормы национальных соотношений, а на самом деле нередко для того, чтобы лишний раз умалить, принизить значение национальной культуры и ее насущных проблем».

Подводя итоги выполнения программы «Абитуриент-87», ЦК Ком­партии Казахстана признал, что конкурс среди поступающих резко снизился, не выполнен план приема в высшие учебные заведения, сор­ван план внеконкурсного приема в центральные вузы по дефицитным специальностям, меньше поступило медалистов в сельскохозяйствен­ные и технические вузы. Вместе с тем ЦК партии республики подтвер­дил силу своего прежнего курса и обязал соответствующие органы и впредь «уделять особое внимание направлению в вузы абитуриентов с производственным стажем, с учетом и национального состава».Что касается подготовки кадров для работы в правоохранительных органах, как отмечалось на одном из республиканских совещаний, состоявшемся в начале 1988 года, то здесь, как было заявлено, «пе­ресмотрена система отбора абитуриентов на юридические факульте­ты университетов и в учебные заведения МВД СССР. Прием теперь осуществляется по направлениям обкомов партии и республиканских правоохранительных органов. Из числа принятых в вузы в 1987 году — две трети студентов из рабочих и крестьян, 10 процентов — комму­нисты. Сбалансирован и национальный состав».

«Национальное регулирование», проводимое в автономиях, про­тиворечило нормам Конституции и других законов, регулирующих образование и поступление в высшие учебные заведения. Дети, неза­висимо от их социального происхождения — из рабочих лиц, крестьян или интеллигенции, обладали равными правами. Закрыть путь для одних и открыть его для других было ничем иным, как «имперским протекционизмом». Право на образование по Конституции СССР и союзных республик имели все граждане, независимо от социального положения и национальной принадлежности. Вопреки законам, не­равные права устанавливались правилами приема в вузы, утвержден­ными Министерством высшего и среднего специального образования СССР. Трудно было бы возразить, если бы речь шла об обеспечении сбалансированного поступления в вузы городской и сельской моло­дежи, об осуществлении в этом плане системы мер, направленных на улучшение качества образовательной подготовки. Однако не эти воп­росы занимали умы руководящих чиновников.

Деформация в кадровой политике отражала глубокий кризис не только в одной из областей социальной жизни. Она выражала кризис политической системы в СССР в целом.

close_page

6. Тоталитарное государство и федеративная система

Федеративное устройство государства и тоталитарная система по своей природе являются несовместимыми политическими структура­ми. Первая тяготеет к демократии, а вторая — к ее отрицанию. СССР с самого начала своего существования содержал в себе это непримири­мое противоречие, и оно развивалось и управлялось в пользу тотали­тарной системы. Федеративная организация государства становилась минимальной. Это соответствовало стратегической цели и идеологии советской власти. В то же время на этом пути были большие труд­ности. Они были связаны с тем, что за федеративной структурой го­сударства стояли десятки крупных компактно проживающих наций, самоопределившихся в государственные образования. Эта система национальной государственности автономий исправно служила со­ветской системе и в то же время завоевала авторитет в среде коренных народов, рассматривавших эти политические образования как симво­лы своей относительной национальной самостоятельности.

Таким образом, в федеративном пространстве государства столк­нулись две тенденции: одна — за сохранение и дальнейшее упрочение союзных и автономных республик, а другая — за их упразднение и пре­образование федерации в унитарное государство. Коммунистическая партия Советского Союза, стоявшая во главе страны, воля и политика которой были определяющими, взяла курс на идеологическую под­готовку и на теоретическое обоснование изменений в политической реорганизации системы.

В пятидесятых годах было громогласно заявлено о том, что наци­ональный вопрос в Советском Союзе решен окончательно. Этот тезис стал общетеоретической платформой в области национальной поли­тики. Содержание данного тезиса стало предметом изучения в науч­ной литературе. Одни понимали его в том смысле, что национальный вопрос решен в таком объеме, в каком он был унаследован от царизма, и что сам по себе национальный вопрос продолжает существовать. Другие, не без вмешательства официальных идеологических цент­ров, начали придавать ему такое значение: в социально-политической жизни общества более не существует специального, относительно самостоятельного национального вопроса, как это было прежде. Это означало, что развитие национальных отношений впредь будет проис­ходить в основном в плане разрешения возникающих в этой области частных, отдельных проблем. Из этого вытекал и другой вывод о том, что и советское национально-государственное строительство выпол­нило свою основную задачу и его дальнейшая деятельность будет све­дена к поддержанию того, что уже сделано в области национальных отношений и к их дальнейшей интернационализации. В литературе возобладало облегченное, упрощенное представление о националь­ных проблемах социализма. В эти годы пропагандировался тезис о том, что главное уже сделано — национальный вопрос решен и теперь речь идет о национальных отношениях зрелого социализма, которые нуждаются в текущем управлении, регулировании.

Действительно, самый начальный и сложный период устройства на­циональностей на советской основе и национально-государственного с троительства уже был пройден. Создание системы национальных ав­тономий и их федеративного союза на базе советской идеи самоопреде­ления наций, переход от провозглашения юридического равноправия всех национальностей к обеспечению их определенного фактического равенства, занявший целый исторический период, осуществление про­межуточных крупных социальных мер, направленных на ликвидацию хозяйственной, культурной и образовательной отсталости народов, не прошедших капиталистическую стадию развития, несмотря на труд­ные годы и принесенные жертвы, — эти задачи были в какой-то мере решены. Советский федерализм, как бы ни были сложны, масштабны и противоречивы вставшие перед ним задачи, показал свою жизнен­ность. Однако он не только не исчерпал себя, наоборот, перед ним, как и перед обществом в целом, возникали все новые проблемы, не менее сложные, чем раньше. Однако идеологическая машина набирала темп и работала в заданном направлении.

За два десятилетия до перестройки в теоретическом арсенале по национальному вопросу значительное место стали занимать проблемы федерации и национальной государственности, большей частью под­водившие к выводу о постепенном отмирании национальных автоно­мий и о преимуществах сильного централизованного государства без деления на национальные автономии. Старая марксистско-ленинская формула о подчиненном положении национального вопроса по отно­шению к социальным вопросам и о том, что национальные отношения являются частью социальных отношений, служила удобной общетео­ретической базой для новых идеологов. Их суждения по большей мере страдали абстрактностью и однородностью. Они мало учитывали тот факт, что в национальных отношениях завязываются в узел многие стороны общественных отношений: социальные, экономические, по­литические и отношения духовной сферы. Наличие в них нерешенных острых проблем непременно отражается и в проблеме национальной, во многом определяет ее содержание.

С большим упорством в сознание масс стала внедряться идея слияния наций, каждая из которых якобы уже потеряла право на относительно самостоятельное существование как этническая общность. В директив­ных документах официальной власти и в трудах ряда ученых эта идея определялась как непосредственная задача, которую надо решать в бли­жайшем будущем. При этом они ссылались на авторитет В.И. Ленина, а на самом деле самым грубым образом искажали его мысли. В.И. Ленин предсказывал в перспективе неизбежность слияния наций, но он рас­сматривал его в первую очередь как духовный процесс, а не физичес­кий. Оно понималось им не как самоотрицание нации. Между тем, как писал бывший член Политбюро ЦК КПСС П.Е. Шелест, М.А. Суслов, возглавлявший всю идеологическую работу в партии в течение ряда десятилетий — почти до начала 80-х годов, «очень настаивал на быст­рейшем слиянии наций, их языков и культуры».

Политика слияния наций фактически сняла с повестки дня все другие вопросы жизни национальностей, кроме вопросов, прямо ве­дущих к такому слиянию. Национальное своеобразие культуры и традиций, образа жизни, языка, хозяйственного уклада и мышления, возникающие на их базе интересы и проблемы если не игнорирова­лись полностью, то считались несущественными, и на них мало обра­щалось внимания. Понятие «социалистического интернационализма» связывалось со слиянием наций, вернее, из него выводилось. Нацио­нальное самосознание, потребность в самовыражении и самоутверж­дении, качества, присущие любому целостному сообществу людей, в особенности нации, объявлялись враждебными интернационализму, а их носителям и сторонникам навешивались ярлыки «националис­тов», нередко ведущие в тюремные застенки. Как позже писал один из деятелей культуры Белоруссии, у его земляков «еще жил, да и теперь кое у кого живет страх, вынесенный из времен культа личности, когда ярлык «националиста» был равносилен смертному приговору…».

Со слиянием наций связана и другая теория об активном убывании национальных различий в областях культуры и языка, психологии и быта больших и малых этносов, что якобы делает актуальным образо­вание единой социально-этнической общности, прообразом которой является «советский народ». Отсюда и невнимание, формальное от­ношение властных структур ко всему тому, что отличало одну нацию от другой, к своеобразию духовной жизни, в том числе к языкам и традициям национальностей.

Системе советской федерации, а следовательно, и национально-го­сударственному строительству в целом, нанесли ущерб теоретические разработки, получившие распространение с конца 50-х годов, согласно которым происходящее в национальном мире оценивалось как «посте­пенное затухание» национального вообще и национальной государс­твенности в частности, предполагалось, что функции ее будут исчер­паны в ближайшем будущем. Были и настойчивые рекомендации об упразднении союзных республик и преобразовании их в автономные.

Распространялось мнение о том, что советская национальная го­сударственность — союзные и автономные республики — в процессе своего развития утратили свой основной национальный признак, по существу и по форме уже превратились в многонациональные админис­тративно-политические структуры. Все это оправдывалось задачами укрепления советской федерации — Союза ССР, путем структурного ее совершенствования. Руководители партии и государства еще в 50-х годах с высоких трибун различных форумов заявляли о начавшемся в стране этапе развернутого строительства коммунизма и о том, что тогдашнее поколение будет жить при коммунизме, о начавшемся про­цессе слияния наций и утверждении на этой основе новой общности людей без деления по национальной принадлежности и др. Из этих «глобальных» установок извлекались «малые» теории применительно к различным сторонам и аспектам общественной жизни, в том числе к советской федерации, обходящие вниманием объективные процессы самой жизни.

Объективные процессы были таковы, что в результате в основном силовой интернационализации сфер общественно-политических от­ношений — от семейно-бытовых до производственной деятельности и группового сознания, в том числе национального, происходило вне­шнее убывание национального. Это было использовано официальной идеологией как обогащение национального интернациональным и общими ценностями. На этой почве насаждался национальный ниги­лизм и сознательное пренебрежение почти всем тем, что относилось к национальному. Национальное, загнанное насильно в глубь жизни рес­публик, будучи «запертым», не проявляло себя или проявляло слабо, неактивно, и это воспринималось как доказательство его убывания.

Специфически-этническое в экономике, быту, образе жизни, в традициях и обычаях, в культуре и психологии национальностей за годы Советской власти подверглось существенным изменениям. Од­нако национальное не убывало, напротив, оно стало даже больше, а главное — приобрело другие формы и оттенки. Прогресс и рост само­сознания наций, миграционные и этнотрансформационные процессы, отсутствие или недостаточность механизма, обеспечивающего учет и сочетание интересов центра и национальных регионов, культурно­языковое неравновесие вновь и вновь выдвигали новые проблемы в сфере национальных и межнациональных отношений. В процессе решения одних на новом витке развития национальной жизни по­являлись другие. Национальное или специфически-этническое не исчерпывало себя, наоборот, на каждом новом витке своего развития воспроизводило себя на новом уровне. При этом так или иначе про­исходило определенное прогрессирующее обогащение национального общечеловеческими ценностями.

Продолжением теории «убывания национального» явилась идея о постепенном «затухании» союзной республики, а следовательно, и всей федерации. Это объяснялось качественным перерастанием советской федерации в свою противоположность, т. е. в государство унитарное. Наиболее четко эту позицию проводил П.Г. Семенов. Еще в середине 60-х годов он характеризовал развитие советской нацио­нальной государственности как движение «по затухающей линии», как постепенное ее «пропадание и испарение». В качестве доказатель­ства он ссылался на «затухание» интереса прежде самоопределив­шихся наций к формам своей национальной государственности. По его мнению, в период борьбы за строительство социализма, т. е. до 1936 года, «национальный вопрос оказывал на ход государственного строительства сильное влияние. Полная и окончательная победа со­циализма, — писал П.Г. Семенов, — серьезно ослабила силу указанного воздействия. Новые успехи советской национальной политики сведут его полностью на нет». Признавая ходячий тезис о том, что система советской национальной государственности является гарантом нацио­нальной свободы и развития, он делает следующий вывод:

«Уже сейчас можно с уверенностью сказать, что с этой стороны на­циональная государственность и федерация в целом выполнили свою историческую миссию». Активные сторонники этого взгляда стали доказывать, что к середине 70-х годов уже созрели условия для начала практической ликвидации союзных и автономных республик.

В период обсуждения проекта Конституции СССР 1977 года они внесли официальное предложение о конституционном закреплении такой ликвидации. При этом они ссылались на успехи националь­ных регионов в областях социально-экономического и культурного прогресса, на усиление процесса интернационализации внутренней жизни республик и системы советской федерации в целом.

Взаимовлияние и взаимообогащение сфер национальной жизни при нормальных условиях свободы развития наций — закономерный про­цесс. Происходило, при всех издержках и искривлениях, насыщение структуры и содержания национальной государственности новыми элементами, в том числе и ценностными, в какой-то мере самоотри­цание самой системы — национальной государственности, в том плане, что отмирание одних ее свойств восполнялось появлением новых. Однако все это происходило в процессе эволюции, фундаментальная федеративно-этническая основа государства не менялась. На каждом новом этапе автономные республики воспроизводили самих себя, но на более высоком уровне — как национальные государственные обра­зования. Правда состоит в том, что союзные и автономные республики как формы советской национальной государственности обладали внут­ренними возможностями, которые в годы культа личности и застоя в должной мере не раскрылись и не были использованы в интересах развития многонационального государства и в интересах всесторон­него и равноправного развития наций и народностей.

Национальная государственность, разумеется, не вечная катего­рия. Она так или иначе на далеком этапе развития общества сама по себе должна была отмереть или преобразоваться в ненациональную, возможно, в самоопределяющуюся категорию. Но это должно быть естественным процессом на путях совершенствования, реформ и ре­организации всей федеративной системы и ее субъектов.

Одним из предлагаемых вариантов структурной реорганизации советской федерации была схема, согласно которой СССР должен был превратиться в «автономизированное» унитарное государство. Суть его была изложена философом И.М. Кислицыным. В одной из своих работ, опубликованной в конце 60 -х годов, он утверждал, что преобразование союзного государства в унитарное уже началось. Он предлагал оформить это конституционным путем, указав на завер­шенность функций союзных республик, для выполнения которых они были первоначально созданы. Само развитие союзных республик, по его мнению, вплотную подвело к их преобразованию в автономные республики, и это могло быть «использовано в качестве одного из пу­тей перерастания советского федерализма в советский унитаризм».

На взгляд авторов, стоящих на этой позиции, их идеи якобы полу­чили отражение в новой Конституции СССР. В частности, статью 70 Конституции, в которой Союз Советских Социалистических Респуб­лик охарактеризован как «единое союзное многонациональное госу­дарство», они толковали в свою пользу. В конституциях СССР 1924 и 1936 годов не было слова «единое», и его включение в Конституцию 1977 года, по их мнению, отражало тенденцию развития советского государства от федерации к унитарному или к «целостно-единому». Эти идеи не были умозаключениями отдельных лиц. Они вопло­щались в реальную государственную политику. Расширялась компе­тенция центральных ведомств в решении вопросов, ранее переданных союзным и автономным республикам. Росло число предприятий и организаций союзного подчинения, изъятых из-под власти союзных республик, хотя они были расположены на их территории и эксплу­атировали местные материальные, природные и трудовые ресурсы. Ослаблялась практика согласования с союзными республиками в ре­шении региональных вопросов.

В высших государственных органах, формирующих политику, постепенно утверждался взгляд, что национально-автономные обра­зования вообще создают больше помех и трудностей на путях ком­мунистического строительства. Под эту идеологию стала подводиться теоретическая база, в основу которой легла статья В. Тишкова, дирек­тора Института этнографии АН СССР (это солидное научное учреж­дение в течение длительного времени претендовало на ведущую роль разработчика проблем национальных отношений). Автор исходил из главной посылки о том, что не союзные республики в свое время объ­единились в Союз и создали его, а, наоборот, Союз сам создал себя как единое государство. Источником его власти и полномочий явля­лись его внутренние свойства, ибо «СССР есть единое федеративное государство и его структурообразующим началом является сам при­нцип единого государства. …Иными словами, первичными — хотя не единственно значимыми — признаются федеративное государство и соответствующие его целям общественные ценности, а не субъекты федерации и их политический суверенитет». Полагаясь на это теоре­тическое начало, В. Тишков выступал против положения Конститу­ции, признающего союзные республики суверенными государствами. Он считал, что «не может существовать суверенное государство па­раллельно с Союзом суверенных государств. Рано или поздно здесь придется делать выбор». Однако, по мнению автора, высшие законо­дательные органы СССР пошли не по этому пути. Им предлагалось, вместо принятия законов о национально-государственных образова­ниях, регулировать связанные с ними отношения в рамках закона о местном самоуправлении, предусмотрев в нем вопросы «культурного развития и национально-культурного самоопределения, которые мо­гут и должны решаться на местном уровне, на основе волеизъявления самого населения». В. Тишков по-своему объяснял создавшееся кризисное положение в советской федерации. В этом были виновны, оказывается, ученые-обществоведы, писатели и публицисты. Вот его рассуждения: «Наши ученые-гуманитарии продолжают верить в величайшую догму сталинского обществознания — теорию наций, со­гласно которой якобы существуют разные типы этнических общнос­тей (народов), высший из которых — это нация со свойственными ей признаками территории (а значит, границы), общности экономических связей, языка и культурно-психологических особенностей.

Писатели и публицисты возводят логику этого определения на эмоциональный уровень, объявляя нации вечными, как солнце и луна, категориями со своими «священными правами», не замечая при этом неприличного для мирового сообщества (особенно после краха в се­редине XX века нацизма) сходства с принесшей человечеству столько бед идеологией национализма».

В этих и подобных взглядах нет ничего оригинального, кроме откро­венности. За всеми перестроениями, намечавшимися и проводившими­ся в условиях Советов, стояли главные цели — обеспечить максималь­ную концентрацию власти в масштабе Союза и превратить союзные и автономные республики в целом в штатные структуры Центра.

Национальная политика, проводившаяся советским государством, особенно в периоды культа личности и застоя, по направленности и по форме была имперской и административно-командной. Сама по себе новая политика — политика радикального обновления сферы националь­ных и межнациональных отношений, провозглашенная перестройкой, была отрицанием прежней советской национальной политики.

close_page

7. Начало реформ в системе федерации

В структуре и внутриполитических отношениях федерации об­разовался клубок противоречий, залежавшихся и осложнившихся за годы культа личности и застоя. Они на протяжении многих лет не раз­решались, скорее игнорировались. Своеобразным выходом из создав­шегося критического положения были посулы вроде того, что причин, «которые вызвали к жизни федеративный строй, уже нет» или что в обозримом будущем советское государство по устройству перерастет «от сложного к более простому, от федерализма к унитаризму».

В 70-х годах начались поиски и наметились контуры существенных преобразований в советской федерации. От осознания необходимости существенных изменений в ней стали переходить к практическим моделям реорганизации. Во весь голос заговорили о новом этапе взаи­моотношений субъектов внутри федерации. Попытки проводить час­тичную корректировку полномочий республик, в частности союзных, — то их расширение, то сужение — желаемого эффекта не дали. Были серьезно поражены деформацией и болезненными симптомами сами фундаментальные устои отношений внутри федерации. Они не могли быть сняты ни расширением задач субъектов Союза, ни сужением, ни идеологическими инъекциями. Традиционная организация федера­ции, образно говоря, в результате долгой эксплуатации без должной заботы была потрепана и износилась. Радикальные преобразования, которых все больше стали требовать сами республики, и частичные уступки Центра в условиях резкого осложнения национальных и межнациональных отношений, представляли запоздалую плату за имперскую политику в национально-государственных отношениях. Если окинуть взглядом историю развития советской федерации, то можно заметить, что серьезных и принципиальных реформ в ее сис­теме не проводилось со времен реализации права наций на самоопре­деление по ленинской модели. Рост числа союзных республик за счет преобразования автономных республик, появление новых республик в составе Союза ССР на воссоединенных землях, некоторые измене­ния в структуре национально-территориальных автономий, имевшие место в 20-40 годы, не внесли существенно нового, тем более ради­кального в содержание и регламент внутренних отношений в федера­ции. Так называемый «новый этап» в развитии советской федерации, связанный с преобразованием ряда автономных республик в союзные, совпавший с принятием «сталинской» Конституции 1936 года, внес в нее в основном количественное изменение. Многие беды и трудности, с которыми пришлось столкнуться в период проведения перестройки в 80-х годах, унаследованы от старых лет.

О том, что накануне горбачевской перестройки национальный вопрос, а в нем проблемы федеративного Союза приобрели исклю­чительную остроту, свидетельствовали митинги и дебаты, развер­нувшиеся в 1987 — 1989 годах почти во всех регионах государства в процессе всенародного обсуждения ряда проектов важнейших доку­ментов, связанных с частичной экономической реформой и с измене­ниями в национальных и межнациональных отношениях. Одним из вопросов, оказавшихся в центре общественно-политической жизни, был вопрос о реальном наполнении новым содержанием федератив­ных отношений. Со второй половины 1989 года митинговая форма постановки проблемы стала переноситься на заседания высших представительных органов Союза ССР и союзных республик. На­чались активные поиски путей решения накопившихся и вновь воз­никающих проблем, связанных с расширением прав и суверенитета союзных республик и с их взаимоотношениями с Центром. Реаль­ность была такова, что само понятие «радикальные преобразования» быстро изменялось в содержании в сторону углубления.

В первые годы перестройки предполагалось, что прежде чем на­чать радикальные преобразования в системе федерации, необходимо добиться существенного оздоровления национальных и межнацио­нальных отношений и в процессе сдвигов в этой области, опираясь на них, приступить к коренному обновлению федерации под углом зре­ния упрочения единства советского многонационального государства и развития его экономического потенциала. Стремительное развитие событий, связанных в первую очередь с резким ухудшением экономи­ки, продовольственного снабжения населения, обесцениванием рубля, разрушили планы постепенной реформы учреждений федеративной политической системы.

В постановке и обсуждении проблем советской федерации можно выделить три условных этапа. Первый этап — от XIX Всесоюзной пар­тийной конференции (1986 г.), принявшей резолюцию «О межнацио­нальных отношениях», до принятия «Платформы КПСС о политике партии по национальному вопросу в современных условиях» (сен­тябрь 1989 г.). Второй этап охватывает несколько месяцев — до при­нятия решения XX съездом компартии Литовской ССР о ее выходе из состава КПСС и образовании самостоятельной Коммунистической партии Литвы и последовавших за ним решений Верховного Совета республики, провозгласивших ее независимой (март 1990 г.). Нако­нец, третий этап — повсеместное движение в союзных республиках за экономическую и политическую самостоятельность, принятие ими и даже некоторыми автономными республиками деклараций о сувере­нитетах, признание необходимости заключения Союзного договора и его непосредственная подготовка.

Для первого этапа характерны понимание необходимости сущес­твенных изменений и определенных преобразований в федерации и внутрифедеративных отношениях путем расширения самостоятель­ности и укрепления суверенитета союзных республик и более четкого разграничения компетенции между ними и Союзом. Вначале мысли­лось осуществить это в рамках положений Конституции 1977 года. Однако по мере внедрения плюрализма и освоения демократических форм дискуссии рамки постановки проблем расширились, а формы обострились.

На ход обсуждения различных аспектов назревших проблем фе­деративной структуры повлияли определенная открытость и раскре­пощение мысли периода начала перестройки. Вопросы национальные выдвинулись в число самых актуальных и острых, реальность была такова, что они быстро превратились в клубок противоречивых и слож­ных проблем, стали опережать политику, и нередко к решению таких вопросов не были готовы ни государственный аппарат и его верхи, в ко­торых формируются методы действий в новых условиях, ни идеологи, призванные разрабатывать и предлагать обоснованные ответы.

Характерны для этого этапа реформы советской федерации ма­териалы заседания «круглого стола», организованного Институтом государства и права АН СССР в сентябре 1988 года. Это было пер­вым крупным обсуждением государственно-правовых аспектов на­циональных отношений за многие десятилетия. В нем участвовали многие видные ученые, занимавшиеся этими вопросами. Основная задача обсуждения состояла в том, чтобы «выявить новые подходы, новые решения, новые проблемы, касающиеся советской федерации в условиях демократического общества». При этом надо было отве­тить на основной вопрос: «Есть ли возможности для развития и ук­репления федерации в рамках действующей Конституции союзных и автономных республик?» Почти все участники ответили на это утвердительно. Предлагались как условие решения национального вопроса и проблем национально-государственного устройства следу­ющие меры: укрепить «взаимосвязь развития национальных отноше­ний с демократией» (Н.П. Фарберов); «совершенствовать содержание и формы советской национальной государственности, федеративной формы и структуры советского государства» путем организации «ши­рокой федерации», куда входили бы непосредственно, наряду с 15 союзными республиками, и другие автономии (В.С. Нересянц); «дать возможность автономным республикам на основании волеизъявления своих народов переформироваться в союзные республики и входить в состав СССР в качестве его субъектов» (Н.А. Айвозян); создать в РСФСР парламент «двухпалатной структуры» (Д.Л. Златопольский); «расширить сферы участия союзных республик в деятельности союз­ных органов», закрепить на конституционном уровне принцип: «Все, что не закреплено в Конституции СССР за Союзом ССР, относится к ведению союзной республики» (М.Н. Алиаскеров); расширить права союзных республик, предоставив им право «переходить на полный хозрасчет и самофинансирование» (В.О. Миллер, А.Р. Палтсер).

На совещании отмечалось, что ленинское определение федерации как союза равных «давно предано забвению» (А.А. Бартусявичюс); «тенденция чрезмерной централизации власти привела к падению престижа национальной государственности союзной республики» (Я.В. Путкарадзе); «национально-государственные отношения носили на деле административно-командный характер, опирались на власт­ные императивные методы и методы внесудебной репрессии» (С.З. Зи- манов).

Как видно из изложенного, предложения и рекомендации в основ­ном не выходили за рамки принципиальных положений Конституции СССР. Предлагалось внести определенные изменения в Конституцию, весомо расширяющие права хозяйственной самостоятельности союз­ных республик, укрепляющие их внутрифедеративные суверенитеты. В то время речь еще не шла о крупных преобразованиях в системе федерации.

Второй этап в реформировании советской федерации начался с подготовительных работ к Пленуму ЦК КПСС, созыв которого на­мечался ближе к осени 1989 года. На нем должны были обсуждаться национальные и межнациональные отношения. С середины 1988 года заметно активизировались заинтересованные обсуждения, обмен мне­ниями. Дискуссии развернулись в основном вокруг проблем сувере­нитета союзных республик, автономных образований, защиты прав малых наций и национальных меньшинств, причин начавшихся ос­ложнений в межнациональных отношениях. Одновременно получили распространение митинговые и забастовочные формы движений. Они обострили дискуссию. Некоторые республики ратовали за коренную реорганизацию федеративного союза. Диапазон предложений был довольно широк. В печати и на съездах депутатов СССР вносились предложения упразднить существующее деление национально-тер­риториальных образований на союзные и автономные республики, на автономные области и округа, уравнять их статусы и правовое поло­жение, на их месте создать систему равноправных национальных авто­номий с выходом непосредственно в федеративный Союз. По мнению их авторов, при этом не будет «высших и низших», «первого сорта и второго сорта» автономных образований». «Независимо от числен­ности, — писал один из участников обсуждений, — каждое националь­ное образование не по квотам, а по принципу равноправия должно быть представлено в парламенте страны». Причем каждая нация сама должна была выбирать форму своей автономии и решать, «сохранить автономию в рамках существующей федерации или на правах союз­ной республики войти в состав самостоятельной суверенной едини­цей». По мнению другого автора, «сложилось государство, в котором нарушен принцип политического равенства всех наций и народностей в организации Союза». Равноправием на деле пользуются только 15 наций из более пятидесяти, давших свое имя национально-территори­альным образованиям. Одной из важных причин межнациональных трений, считал он, является «политическая иерархия народов, наде­ленных различными государственно-политическими правами». Как- выход из положения предлагалось вместо существующей структуры союзных республик и национально-территориальных автономий «организовать, начиная с низов до союзного уровня, независимо от численности и наличия национально-территориальных образований, Союзы национальных общин»,¹ которые подчинялись бы Советам на­родных депутатов.

Как видно из изложенного, в указанных вариантах речь идет о лом­ке структуры федерации и национальных автономий. Хотя основная цель, лежащая в их основе, благородна — обеспечить равенство и рав­ноправие всех наций в сфере государственных отношений, трудно со­гласиться с предлагаемыми решениями. Равенство наций — не уравни­ловка. Защита их интересов в конкретном плане также разнообразна, как разнообразны сами нации, их культура, традиции, языки. Стрем­ление уравнять все нации и народности, независимо от численности, образа бытия и мышления, путем введения для всех одной формы организации и равного их представительства в высшем парламенте, не может считаться эффективной мерой, да и противоречит принципу конкретно-исторического подхода, испытанного на практике многи­ми поколениями. Противоречие заложено в самой новой структуре: вместо связи «Союз — республика» предлагается «Союз — нация», т. е. сама по себе нация без территории конструируется в политическую автономную организацию.

В то время мало кто сомневался в том, что советская федерация обла­дает значительными неиспользованными внутренними возможностями самоуправления и саморазвития наций, и считалось, что эти возможности еще достаточно не раскрыты. К тому же это готовая действующая конс­трукция, которую при желании можно было запустить в полную силу. Следует учитывать, что союзная республика и другие национальные автономии являлись не только самоопределившимися политическими образованиями. Они одновременно представляли собой структуры уп­равления вообще, вне зависимости от того, какие национальности их населяли. А предлагаемые «национальные общины», «национальные со­юзы» общеуправленческую функцию не несут. Они направлены исклю­чительно в сторону «равноправия наций» и в силу этого, вполне вероятно, способствовали бы росту национального изоляционизма.

Мысль об уравнении всех наций в правах и в политическом статусе нельзя считать достаточно продуманной. Ссылка на опыт территори­альных автономий в США, Швейцарии, Федеративной Республике Германии представляется абстрактной. В обстановке обострения национальных и межнациональных отношений, роста выступлений за самостоятельность и независимость республик, укрепления их общественного и политического престижа постановка вопроса об их ликвидации выглядит движением против течения, шагом назад.

Большой общественный резонанс вызвал проект Платформы КПСС по национальному вопросу «Национальная политика партии в современных условиях». В ней проблемам советской федерации был посвящен специальный раздел, признано, что «условием стабильности и успешного развития нашей федерации является нахождение опти­мального соотношения между правами союзных республик и Союза ССР как целого».

Основное внимание было сосредоточено на разделении функций, определении компетенции и взаимных обязательств Союза и респуб­лик. Указывалось, что за Союзом должны быть закреплены полномочия по определению основ политического развития, обеспечению оборо­ны страны, проведению внешней политики, координации и решению общих задач в области экономики, науки и культуры; полномочия, «необходимые для обеспечения динамичного и устойчивого разви­тия народнохозяйственного комплекса страны». Предусматривалось расширение суверенитета союзных республик: «они властны решать все вопросы государственной и общественной жизни, за исключением тех, которые добровольно передаются ими в ведение Союза». В сфере экономики самоопределение и суверенитет союзных республик, как зафиксировано в документе, проявлялся бы в их переходе на хозрасчет и самофинансирование. Весьма сдержанно и мало сказано о формах самостоятельности и независимости в областях политических отноше­ний и законодательной деятельности. Структурные изменения в феде­рации касались только РСФСР в плане создания в ней новых респуб­ликанских органов и перехода к управлению по крупным регионам, а также создания двухпалатного Верховного Совета. Предусмотрено было создание национальных районов, сельских и поселковых Сове­тов в местах компактного проживания национальностей, которые не имеют своих национально-территориальных образований.

В целом, проект Платформы партии по национальному вопросу по глубине предусмотренных в ней изменений в сфере государственно-феде­ративных и национально-федеративных отношений был умеренным до­кументом, в нем придерживались принципа «достаточного расширения» прав и статуса союзных республик при сохранении сильного Центра.

Между тем национальные и межнациональные отношения продол­жали обостряться. К болезненным и конфликтным проблемам Нагор­но-Карабахской автономной области (Азербайджанская ССР) приба­вились апрельские события в Тбилиси, кровопролитные конфликты в Фергане (Узбекская ССР), межнациональная конфронтация в Новом Узене (Казахская ССР). Росли требования масс, в том числе со сто­роны различных групп и органов в некоторых союзных республиках, о необходимости пересмотра сложившихся взаимоотношений между республиками и Центром, ущемляющих суверенитет республик. 16 ноября 1988 года Верховный Совет Эстонской ССР принял Деклара­цию о суверенитете республики. Спустя полгода, 18 мая 1989 года, Верховный Совет Литовской ССР принял аналогичную Декларацию «О государственном суверенитете Литвы». В них провозглашались экономическая, политическая и законодательная самостоятельность республик в решении вопросов, относящихся к внутренней их жиз­ни, право приостанавливать законы Союза ССР, если они по тем или иным мотивам не могут быть применены в регионах, право республик распоряжаться бюджетами и естественными материальными ресурса­ми. Эти акты получили поддержку на митингах различных местных неформальных объединений. В них тогда еще не ставились вопросы ни о полной независимости, ни о выходе из состава Союза ССР.

Довольно внушительным было другое идейное течение, выступаю­щее против расширения прав и самостоятельности республик, за необ­ходимость обеспечения безусловного верховенства Союзного закона и за то, чтобы его действие не могло быть ни ограничено, ни изменено, ни приостановлено на территории любой союзной республики решения­ми их Верховных Советов. Его сторонники в декларациях республик Прибалтики о государственном суверенитете усмотрели идею «заме­ны союзных начал конфедеративными», «стремление представить конфедерацию предпочтительнее федерации». Они не без основания считали, что такое движение Союза ССР — от федерации к конфеде­рации — было бы движением вспять с самыми отрицательными пос­ледствиями для жизни национальностей, в том числе Прибалтийских республик, и для страны в целом.

Принятие республиками Прибалтики первыми деклараций о су­веренитете и последующие осложнения отношений с Союзом имели свою мотивировку. Эти республики в той или иной мере еще сохра­нили остатки буржуазно-демократических свобод. Конституционная норма, утверждающая, что «союзная республика — суверенное Совет­ское Социалистическое государство» (ст.76 Конституции СССР), была формальной, ничуть не мешала непомерной «централизации власти и управления в руках Союза и служила удобным прикрытием для нее. И другое конституционное установление о том, что «Союз ССР обеспечивает защиту суверенитета Союзной республики», также не работало, точнее, работало односторонне. Оно понималось как защита интересов империи в национальных республиках. Не конституцион­ные нормы и формальные установки определяли взаимоотношения между Союзом и союзными республиками. Верховодила всеми дела­ми административно-командная система, действовавшая по принци­пу: «воля Центра превыше всего». Немаловажное значение имело и то, что период вхождения Латвии, Литвы и Эстонии в состав СССР был периодом разгула сталинских репрессий. Если это в какой-то мере стало «привычным» явлением для «старых» республик, то для республик Прибалтики было «новым», и репрессии разыгрались на их территории с неменьшей силой, чем к середине 30-х годов в стране.

На этом фоне перестройка в стране, начатая по инициативе сверху и охватившая все важнейшие сферы жизнедеятельности общества, представлялась радикальной и даже революционной. Она офици­ально признавалась крупной мерой по созданию качественно нового общества — гуманного, демократического социализма. При этом был провозглашен лозунг: «Дело перестройки — в первую очередь дело самих народных масс». Были созданы благоприятные политические и идеологические условия для того, чтобы народ становился «иници­ативной» силой в перестройке. В этой обстановке «разыгрывались» варианты обеспечения подлинного суверенитета союзных республик.

Платформа партии по национальному вопросу, принятая на сен­тябрьском 1989 года пленуме, обобщила предложения, поступившие в ходе широкого и открытого обсуждения его проекта по стране. Прав­да, времени было отпущено на это мало — всего около месяца. Хотя внесенные изменения были не принципиальными, сам по себе факт обращения к предложениям низов был важной вехой в политической жизни. Период (сентябрь 1989 — февраль 1990 года) можно назвать предкризисным этапом для федерации. Произошло дальнейшее обос­трение межнациональных отношений, как в «старых» национальных регионах, таких как Азербайджан и Армения, так и в новых, в виде размежевания населения по национальным признакам в борьбе за вли­яние и власть на местах (Прибалтийские республики, Молдавская ССР и др.). Оно отразилось и на федеративных отношениях. В ряде мест на митингах неформалов появились лозунги с требованием выхода из со­става Союза ССР. Дело доходило до обсуждения и принятия решений в Верховных Советах отдельных республик об их полной независимости. Кульминационным событием явилось решение XX Съезда Компартии Литвы, провозгласившее создание самостоятельной коммунистичес­кой партии республики с выходом из состава КПСС. Одновременно образовалась другая компартия республики, стоящая на платформе КПСС. Таким образом, произошло серьезное размежевание внутри компартии республики по принципиальным идеологическим и поли­тическим вопросам. Это имело прямое отношение к Союзу республик — советской федерации, к ее настоящему и будущему. На совещании партийного актива в Вильнюсе, состоявшемся в начале января 1990 года, Первый секретарь новой Компартии Литвы А. Бразаукас это ре­шение обосновал следующим образом: «Раз в Литве экономическая самостоятельность, то как можно без самостоятельной Компартии?».

В дальнейшем Литва все больше отходила от Союза республик, стала действовать в ряде случаев как самостоятельное государство. Это было ударом по федеративному Союзу. Состоялась поездка груп­пы членов Политбюро во главе с Генеральным секретарем КПСС М.С. Горбачевым в Литву, и ее итоги обсуждались на Пленуме ЦК КПСС. Однако смягчить событие, тем более приостановить его развитие или повернуть в прежнее русло не удалось.

Обстановка, сложившаяся в федерации, была чрезвычайной, заго­ворили о новом Союзном договоре. Жизнь ставила трудные вопросы. Найти адекватные им конструктивные решения, в конечном итоге обеспечивающие жизненность и рациональность федеративного сою­за, — такова была задача Центра. Надо сказать, что центральные орга­ны партии, выполнявшие еще свою прежнюю роль ядра политической системы общества и ответственные за разработку Большой политики, по-видимому, еще не были готовы для ее решения. Об этом свиде­тельствует ряд документов высших партийных инстанций. В конце 1989 года был опубликован документ, представляющий основопола­гающую теоретическую концепцию партии. Он был обсужден и под­готовлен Политбюро, хотя вышел в авторстве генсека. О советской федерации в нем говорилось очень мало, в нескольких строках. Совет­ская федерация должна была быть «гармонично сочетающей интересы национального суверенитета и развития с общими интересами союза народов страны. В ее рамках межнациональные отношения не могут не строиться на началах демократии и равноправия, взаимоуважения и свободного развития народов». Общие соображения об обновлен­ной федерации содержались и в речи М.С. Горбачева, произнесенной в Литве. Им было заявлено: «В своей национальной политике КПСС твердо привержена идее поиска эффективных форм развития респуб­лик. Каждая из них сможет внести свой неповторимый вклад в обнов­ление социализма. Дифференциация моделей экономического разви­тия, типов республиканских хозяйственных связей, взаимоотношений становится реальностью. На очереди переход к большей гибкости федеративных связей».

Вопросы о новом содержании и конструкции советской федерации, о новом ее облике так или иначе были предметом обмена мнениями на сессиях Верховного Совета СССР и на съездах народных депутатов Союза ССР, особенно на февральском 1990 года Пленуме ЦК партии, обсудившем и принявшем проект Платформы КПСС к XXVIII ее съез­ду. Мнения не могли быть едиными, порою были противоположными, задача достижения конценсуса и не ставилась. Эти обсуждения свиде­тельствовали о путях поиска оптимальной модели федерации, соответс­твующей новым условиям, о новом подходе к ней.

На Пленуме ЦК КПСС предлагались различные модели коренного преобразования и переустройства федерации. «Рискну предположить, — говорил один из ораторов в своем выступлении, — что не так уже важно для будущности нашей Родины, в какую форму сольется само­выражение наций и народностей, в федерацию, допускающую и кон­федеративные элементы, или во что-то самобытное, присущее только нашей отечественной государственности. По моему мнению, назрела необходимость в новом общесоюзном договоре, который гибко и дифференцированно регулировал бы эти проблемы. Представляется жизненным тезис не об унифицированном, а о многообразном харак­тере связей между частями и целым».

В основном в этом же русле выступили и другие. «Наш идеал, — говорил В.И. Вялис из Эстонии, — это не унификация, а единство многообразия»?

В выступлении Э.А. Шеварднадзе содержалась рекомендация: «Если мы хотим сохранить наше содружество братских народов, то должны воссоздать его как договорный союз действительно суверен­ных государств, на деле содействовать наполнению принципа нацио­нальной суверенности каждой республики реальным содержанием»?

Были и другие конструктивные предложения, направленные на расширение прав и статуса национально-территориальных автоно­мий. Первый секретарь Каракалпакского обкома партии Узбекистана С.Д. Ниетуллаев предложил внести в Платформу запись о том, что автономные республики «наравне с союзными являются субъектами федерации и участвуют в разработке нового договора о Союзе ССР»?

В опубликованном проекте Платформы КПСС к XXVIII съезду партии один из разделов был назван «К новой федерации». В нем заяв­лено о решительном отходе «от сталинской, по сути своей унитарной модели государственного устройства» и «о переходе к политике пол­ной последовательной реализации принципа федерализма».

В качестве практических мер сочтено необходимым развитие до­говорного принципа построения Союза, более четкое разграничение компетенции Союза и республик, «укрепление суверенитета, расши­рение прав автономных республик, автономных областей и автоном­ных округов, их возможности самостоятельно решать крупные вопро­сы экономической, социальной и культурной жизни».

Проект Платформы — наиболее значительный политический доку­мент, охватывавший важнейшие сферы перестройки, в том числе и вопросы существенного обновления самой партии. В частности, пре­дусмотрено завершение перестройки структуры всех государствен­ных органов, передача власти Советам и «коренное преобразование советской федерации». Формула «сильный центр и сильная республи­ка», подвергшаяся критике, была заменена указанием на то, что «сов­ременная экономика не может обойтись без Центра, действующего на макроуровне. У Центра нет интересов самих по себе, отличных от коренных интересов входящих в федерацию республик, народов».

В это же время происходили значительные изменения в федерации, в ее структуре и содержании. Они или были осуществлены, или намече­ны к осуществлению в рамках реформы политической системы страны. Ряд важных вопросов структурного развития Союза и союзных респуб­лик был отражен в принятых изменениях и дополнениях к Конститу­ции Союза ССР и Конституциям союзных республик, а также в новом избирательном законе. Было провозглашено создание нового высшего органа — Съезда народных депутатов СССР, реорганизованы Верховный Совет Союза и Верховные Советы союзных республик с приданием им статуса постоянных высших законодательных и контрольных органов между съездами. Учреждена президентская власть. Изменены методы формирования и структура местных Советов. Объявлена передача Со­ветам народных депутатов всей полноты власти в Центре и на местах.

Остро стоял вопрос о защите интересов национальных меньшинств. Время от времени поднимался вопрос о переходе к двухпалатной структуре Верховного Совета не только в союзных, но и в автономных республиках. В основном это мыслилось так: одна палата будет пред­ставлять Совет республики, а другая — Совет национальностей. Во вторую войдут равное число представителей от каждой из основных наций, проживающих на территории республик. Такая организация, по мнению сторонников этой модели, должна была служить гарантом обеспечения интересов и равного права малых наций и национальных меньшинств. В данной постановке имелись и рациональные, и негатив­ные моменты. Однако преобладало мнение о том, что есть формальное основание в организации второй палаты в структуре Верховного Со­вета республики, если в ее составе имеются две и более национально­территориальные автономии. Даже при наличии этого фактора вопрос о необходимости ее организации должен решаться в каждой республи­ке сугубо индивидуально, исходя из конкретных условий. Дело в том, что увеличение числа параллельных органов в принципе не улучшает и не упрощает управление, а напротив, его осложняет. Не усложне­нием структуры Верховных Советов республик надо было удовлетво­рять и защищать интересы наций, в том числе и малых, а эффективнее следовало бы проводить это через специально созданные постоянные подразделения — комитеты и комиссии Верховного Совета по нацио­нальным и межнациональным отношениям, по делам национальных меньшинств, с обеспечением в органах их должного представитель­ства с решающими и совещательными голосами. Следовало иметь в виду, что сама республика образована на основе самоопределения определенной нации, является национальной республикой. Создание двух палат в составе ее Верховного Совета представляло не что иное, как создание двух национальных палат. Другое значение оно имело в федеративной республике.

Полемику и разногласия вызвали принципы и основания вхождения республик в состав Союза ССР в историческом прошлом и печальные итоги, к которым привела их односторонняя политизация. Особого накала они достигли в республиках Прибалтики.

Добровольность и волеизъявление населения республики официально считались основополагающими принципами ее вхождения в федератив­ный Союз. Это зафиксировано в Договоре и Декларации об образовании Союза ССР от 1922 года. В годы безраздельного господства админист­ративно-командной системы эти принципы имели формальное значение, что особенно проявилось на практике в период вхождения Латвии, Литвы и Эстонии в состав СССР. Согласно секретным протоколам Советско-гер­манского договора 1939 года (Пакт Молотова — Риббентропа), определив­шим сферы влияния двух держав, Прибалтийские государства относи­лись к зоне оккупации советскими войсками. Так оно и было. В 1940 году эти государства присоединились к СССР и вошли в его состав в качестве союзных республик. Спустя много лет, когда эти секретные документы стали достоянием гласности, в официальных решениях партийных и советских органов указанных республик это историческое соглашение было расценено «как политическое насилие».

22 августа 1989 года в Вильнюсе опубликовано заключение специ­альной комиссии Верховного Совета Литовской ССР. В нем Деклара­ция Народного сейма Литвы от 21 июля 1940 года о вступлении ее в состав СССР, а также Закон СССР о принятии Литовской ССР в состав СССР от 3 августа 1940 года объявлены незаконными, недействитель­ными актами, не имеющими юридической силы. Аналогичные реше­ния были приняты и в Латвии, и в Эстонии.

Взаимоотношения Центра и союзных республик, какими должны быть республики — эти два вопроса, пожалуй, являлись главными в практике и теории радикального обновления советской федерации. Они возникли не сразу, их в той или иной мере ставили и пытались решить на протяжении всей истории советского многонационального государства. Но решали их под знаком усиления Центра. Союзным республикам все больше отводилась исполнительная роль в админис­тративно-командной системе. Такая практика, утвердившаяся в тече­ние ряда десятилетий, начала давать «плоды».

Этап развития советской федерации второй половины 80-х годов характеризуется, с одной стороны, кризисным состоянием, а с дру­гой — интенсивными поисками новых путей и форм сотрудничества и взаимосвязей союзных республик с центральными органами Союза и между собою. Это происходило в сложных, порою драматических условиях, связанных с осложнением национальных и межнациональ­ных отношений, с осуществлением серьезных реформ в экономике, политической системе страны. Работа в этих направлениях шла не гладко. Иного пути быть не могло. Речь шла не о рядовом обновлении федеративных отношений, как в прежние годы, а о радикальных пре­образованиях, допустимых в рамках Союза ССР.

Диапазон суждений и вариантов относительно реорганизации фе­деративного Союза был весьма широк — от обычных реформистских идей до необычных и экстремальных. Такое стало возможным впервые за все годы истории Союза республик. Сам по себе этот факт, несмотря на зигзаги и ограничения, представлял крупное положительное явле­ние. В условиях диалога, сопоставления мнений намного облегчалась задача поиска оптимальных форм взаимоотношений внутри федера­тивного Союза.

Основным содержанием коренных преобразований в советской федерации оставались поиски и закрепление новых форм взаимоот­ношений между Союзом и союзными республиками. Эти отношения должны были исходить из изменившихся условий и необходимости обеспечения большей самостоятельности и демократического разви­тия республик в рамках принципа самоопределения наций, более пол­ного использования потенциала советской федерации, необходимости ее укрепления.

На Втором Съезде народных депутатов СССР (февраль 1989 г.) большая группа депутатов (140 чел.) сделала следующее заявление: «Мы против подчинения национальных республик сильному Центру, то есть против унитарного, имперского государства, созданного Ста­линым и сохраняющегося поныне. Мы считаем необходимым скорей­шую выработку нового договора о Советском Союзе как свободном и добровольном объединении суверенных республик по формуле «Сильные республики и созданный ими Центр». Депутат от Молда­вии, говоря о необходимости составления нового договора о Союзе республик, ставил вопрос: «Что важнее — первичность республики и вторичность Союза или наоборот?» По его мнению, «основой Со­юза все-таки является республика, ее суверенность, добровольность вхождения в состав Союза, гарантии самоопределения. Равноправные республики как суверенные субъекты реорганизованного и перестро­енного Союза должны развивать свои отношения на принципах абсо­лютного доверия». Подобные выступления были и на внеочередном третьем съезде народных депутатов СССР (1990 г., март). Депутат, первый секретарь ЦК Компартии Казахстана Н.А. Назарбаев сказал: «Мы глубоко убеждены в верности известной формулы: сильные рес­публики — это сильная держава, крепкий Союз!».

В начале перестроечного периода преобладающим тезисом остава­лась формула: центр должен быть авторитетным и сильным. Слабое или маломощное союзное государство вряд ли будет устраивать со­юзные республики. В то же время мало было согласных с тем, чтобы центральные федеральные министерства и комитеты оставались ор­ганами «властвующего управления», диктующими и навязывающими свои решения и волю республикам без учета позиций последних и без согласования с ними, как это было до сих пор.

close_page

8. Углубление кризиса политической системы политической системы и начало распада союза

В области экономики «яма застоя» оказалась более глубокой и опасной для советской системы. К этому выводу, хотя и с большим опозданием, пришла сама высшая власть. К середине 80-х годов пере­стройка стала осознаваться как неотложная необходимость. Она была подготовлена и созрела как отрицание всего негативного, охватившего важнейшие сферы социально-экономической и политической жизни общества, как отрицание последствий культа личности, беззакония, насилия, административно-командных методов руководства и управ­ления, застоя, приведших социализм к кризисной ситуации.

Перестройка, мирно начатая сверху, исходила из необходимости достижения качественно новых, более высоких рубежей развития об­щества, из необходимости его радикального обновления и устранения искривлений, пустивших глубокие корни во все сферы общественной жизни. Она охватила государственные институты, органы и формы управления отраслями народного хозяйства и культуры, партийный и государственный аппарат, общественные организации, правовую систему. Причем центр обновления был перенесен не на структурную реорганизацию и координацию их деятельности, хотя и эти вопросы важны и имели место. Качественно новой была ставка на демократи­зацию и развитие гласности, принципов и начал народовластия и плю­рализма мнений в обществе. Предполагалось, что в результате этих мер удастся раскрыть потенциальные силы, творческие возможности личности и устранить ее отчуждение от собственности, от аппарата управления и от дел социально-политических.

С тяжелым наследием страна вступила в перестройку экономики. Не менее тяжелым оно было в политической системе. В том, что эконо­мика оказалась в тисках кризисных явлений, во многом была виновна экономическая политика, т.е. определенные командные и управлен­ческие узлы политической системы, занимавшиеся экономикой и оп­ределявшие направления ее развития. Какую бы область политики ни взять, они формируются в недрах политической системы. В этом плане все начинается с политической системы и сходится к ней.

Политическая реформа проводилась в многонациональном, да еще федеративном государстве. Это придало ей особый характер и свое­образие. Национальная политика — «самая сложная политика, ибо в ней в тугой узел завязываются и экономические, и социальные, и духовные проблемы». В этом смысле национальная политика, мож­но сказать, это политика большого деятеля или коллективного ума мудрых. Чтобы правильно сочетать в ней общесоциальные и нацио­нальные, общесоюзные и национально-территориальные интересы, требуется выверенная гуманистическая политика. Именно этого не было в СССР, а если и было, то во многом иллюзорно и формально. Достаточно сказать, что десятилетиями в ежегодные статистические сборники о народном хозяйстве СССР, а также союзных республик не включались данные о социально-национальной, национально-куль­турной структуре общества и регионов. Не проводились социологи­ческие исследования национальных и межнациональных отношений. Отдельные попытки в этой области касались лишь частных, второсте­пенных участков отношений и носили эпизодический характер. Они не могли оказать и не оказали сколько-нибудь заметного влияния на национальную политику, которая в большей части формировалась в стороне от национальных интересов.

Требования жизни оказались неумолимыми. В повестку дня пере­стройки было включено коренное обновление национальных и меж­национальных отношений и выработка соответствующей этой задаче новой национальной политики. Это было связано с тем, что, во-первых, национальная политика не изолирована от всех других областей поли­тики, подвергающихся радикальным реформам. Во-вторых, запущен­ность, деформация национальных отношений, серьезные перекосы в национальной политике были не менее глубоки, чем в других сферах общественной жизни. Партия сама вынуждена была признать такое положение. На XIX Всесоюзной партийной конференции ее делегата­ми было заявлено, что национальный вопрос «у нас один из запушен­ных» и что «одно из тяжких наследий культа — извращение ленинской национальной политики». Во многом было выхолощено содержание интернационализма. Тогда наивно считали, что ряд важных идей Ле­нина по национальному вопросу или извращен или предан забвению. Самовыражение наций часто подводилось под крамольные статьи. Введение гласности, демократии и плюрализма мнений, которые свя­заны с началом перестройки, расширило горизонты видения и оценки того, что было и что могло быть. Стали открыто говорить о серьезных негативных явлениях, о чем прежде не было принято высказываться. На первом месте стояли вопросы о советском федерализме, о его ор­ганизации и проблемах, особенно о суверенитете союзных республик. По существу речь шла о политической системе Союза ССР, оценивае­мой весьма критически.

Суверенитет и автономная самостоятельность союзных республик, не столько их экономические, сколько политические аспекты скоро стали гвоздем проблем перестройки. В этом не было ничего противоес­тественного, хотя попытки миновать это предпринимались. Чрезмер­ная централизация власти и управления в руках союзных и федераль­ных инстанций привела к ликвидации многих конституционных прав и полномочий союзных республик, к лишению их самостоятельности в решении тех вопросов, которые относились к их компетенции, к ог­раничению и ущемлению их суверенитета. Под маркой обеспечения приоритета общих задач игнорировались специфические местные и национальные интересы республик. При принятии решений в цент­ральных ведомствах Союза ССР, касающихся союзных и автономных республик, не учитывались нужды и мнения последних. Перестройка этих отношений началась под видом обеспечения большей самосто­ятельности союзных республик как условие эффективного социаль­но-экономического и политического функционирования Союза ССР. Создалась обстановка, в которой процесс перестройки не мог быть успешным без опоры на республики, в свою очередь республики не могли перестроить свою внутреннюю жизнь без коренного изменения их статуса суверенности и самостоятельности.

Развитию процесса «суверенизации» республик способствовала по­литика форсированного превращения федеративного Союза в единую административную организацию. О масштабах и уровне централиза­ции отраслей народного хозяйства, приведшей к «хозяйственному бес­правию» союзных республик, говорят следующие факты. Предприятия, находящиеся в подчинении республик, к середине 80-х годов выпускали только 5% промышленной продукции страны; а остальные 95% при­ходились на долю предприятий союзного подчинения. В Казахстане, например, продукция республиканских промышленных предприятий составляла около 7%. Если в целом по стране предприятия союзного подчинения в среднем отчисляли из прибылей 2% в бюджет республик, то по Казахстану это отчисление составляло только 1%. Республика распоряжалась одной пятой частью государственных централизован­ных капиталовложений. Правильно отмечалось в печати, что «в столь усеченной хозяйственной самостоятельности республик кроется одна из причин обострения межнациональных отношений и возникновения как защитной реакции национального эгоизма и местничества».

Деформация общественной системы в периоды культа личности и застоя пагубно отразилась и на национальных, и межнациональных отношениях. Характерная для этого периода административно-ко­мандная система, основанная на предельной централизации влас­тно-управленческих структур, по своей сути была несовместима с автономностью, тем более с «малым» суверенитетом национальных регионов. Объявив национальный вопрос решенным, Центр по сути игнорировал различия, особенности и интересы развития республик. Вопреки всему этому жизнь национальностей оставалась сложной со­циальной реальностью, в ней за многие годы накопились острейшие проблемы, получившие теперь выход в различных формах, порою в неординарных и негативных. Многие причины того, что «националь­ный вопрос в Советском Союзе приобрел… исключительную остроту», кроются в историческом прошлом. Одна из важнейших унаследован­ных острых проблем — это сведение фактически на нет суверенитета и самостоятельности союзных республик и, как следствие этого, огра­ничение в использовании внутренних их возможностей как полити­ческой структуры национального самоопределения. Это сопровожда­лось искусственно подстегиваемой политикой «денационализации», «полинационализации» республик путем смещения этносов и их переселения за счет массового привлечения рабочих и иных кадров из других регионов, проводимой под прикрытием односторонне тол­куемого лозунга интернационализации населения. Нелегок был путь осознания, что «реальный суверенитет республик невозможен без их экономической самостоятельности».

Критика всего негативного, имевшего место в прошлом, в том числе и в области национальной политики, развернутая в первую оче­редь по инициативе самой компартии и получившая широкий отклик по всей стране, охватила и одну из центральных проблем советской федерации — вопрос о суверенитете союзных республик. В обстанов­ке возрождения и роста самосознания коренных национальностей в республиках, совпавших с этапом существенных преобразований, ин­терес к статусу республик особенно усилился. Работа по подготовке различных разработок и вариантов по расширению политико-орга­низационных законодательных полномочий республик шла в полную силу. Происходила политизация «суверенитета» — суверенных прав субъектов федерации.

Здесь следует сделать небольшое отступление, чтобы разобраться в советской природе суверенитета союзных республик, ставшего одним из центральных вопросов реформы политической системы общества.

«Суверенитет» как государственно-правовое понятие означает независимость и самостоятельность верховной власти государства в решении внутренних и внешних дел. В энциклопедиях разных изда­ний имеются упоминания о суверенных правах союзной республики. Так, в первом издании Большой Советской Энциклопедии сказано: «Суверенитет Союза ССР не только не исключает, но предполагает суверенитет составляющих его союзных республик, их суверенитет лишь в пределах ст. 14 Конституции СССР 1936 года». Аналогичная трактовка дана во втором издании: «Вне пределов компетенции СССР союзная республика осуществляет государственную власть самостоя­тельно, полностью сохраняя свои суверенные права». В третьем изда­нии Большой Советской Энциклопедии союзной республике отведено больше места по сравнению с предыдущими изданиями. «Союзная республика, — указывается в ней, — суверенное национальное совет­ское социалистическое государство, добровольно объединившееся в области экономической, политической и обороны с другими равно­правными союзными республиками в одно союзное (федеративное) государство — Союз Советских Социалистических Республик». Вне пределов ст. 14 Конституции союзная республика «осуществляет государственную власть самостоятельно, сохраняя свои суверенные права. В свою очередь охрана суверенитета союзной республики явля­ется конституционной обязанностью Союза ССР (ст. 15)».

После принятия Конституции 1977 года начали говорить о двуеди­ном процессе развития советского государства: об усилении союзных начал государства, т. е. о еще большей централизации власти, ставшей якобы объективным законом ввиду развития процесса слияния наций, денационализации национальных отношений и о расширении суве­ренных прав союзных республик. Под последним понимали расши­рение компетенции республик в некоторых второстепенных сферах деятельности при общем бесправии.

Суверенитет союзной республики был конституирован. «Союзная республика, — записано в Конституции СССР 1977 года, — суверенное советское социалистическое государство, которое объединилось с дру­гими советскими республиками в Союз Советских Социалистических Республик» (ст. 76). В ней также указано, что суверенитет союзной рес­публики выражается в самостоятельном осуществлении государствен­ной власти на своей территории, за исключением тех вопросов, которые отнесены к ведению Союза ССР. А к ведению Союза ССР, согласно ст. 73 Конституции, отнесены все важнейшие вопросы развития обще­ственной системы. Только в области экономики — проведение единой социально-экономической политики, руководство экономикой страны и отраслями народного хозяйства, объединениями и предприятиями союзного подчинения, определение основных направлений научно­технического прогресса, установление налогов и доходов, определение политики в области цен и оплаты и т. д. По смыслу п. 12 этой же статьи любой вопрос по усмотрению центральных органов Союза мог быть объявлен вопросом «общесоюзного значения» и отнесен к компетенции Союза. Практика развивалась в направлении все большей концентра­ции власти и управления в Центре, в федеральных органах, а союзные республики наделялись исполнительскими функциями. Их самостоя­тельность во многом стала формальной, декларативной.

Существует большая литература о суверенитете союзной республи­ки, в том числе и исследовательская. Значительная ее часть написана по принятому в то время шаблону: комментировать, оправдывать то, что зафиксировано в Конституции, в официальных решениях и материалах. Научная мысль, как правило, занималась больше абстрактно-теорети­ческими аспектами проблемы, а именно: понятиями национального, народного и государственного суверенитета, их связями и соотношени­ями, конституционными основами суверенитета Союза ССР и союзных республик, проблемой ограничения суверенитета последних в пользу федеральных органов, определением компетенции Союза ССР и союз­ных республик, объемом и пределами суверенитета союзной республи­ки по Конституциям СССР 1936 и 1977 годов и др. Дело доходило до объявления самой союзной республики частным вопросом. Почти все без исключения исходили из концептуального положения «о единстве суверенитета СССР и союзных республик в условиях советской феде­рации», толкуемом как их слитность, нераздельность. Один из иссле­дователей в своей монографии, посвященной суверенитету союзных республик, писал: «Ныне проблемы суверенитета союзных республик в условиях СССР фактически не существует. Она, как указывалось выше, успешно решена. Следовательно, о проблеме суверенитета союзных республик можно говорить лишь в смысле характеристики и роли ленинских идей и принципов, в соответствии с которыми эта проблема решена, а также характеристики путей и результатов ее решения».

Суверенитет союзной республики как форма национальной авто­номии, разумеется, связан с общим понятием суверенитета государс­твенной власти, но в то же время отличается от него. Это обусловлено тем обстоятельством, что союзная республика — органический субъект более крупной государственной системы и входит в нее как ее состав­ная часть. Иначе говоря, союзная республика есть государственность в государстве — в Союзе республик. Ее суверенитет ограничен фактом вхождения в состав союзного государства.

В официальной политике суверенитет союзной республики сводил­ся к ее экономической характеристике и успехи в экономической сфере воспринимались как проявление и результат ее суверенности. Сами по себе критерии и показатели экономического развития республики были первостепенны и важны. Однако они не имели прямого отношения к свободе, равноправию, самостоятельности, тем более к суверенитету союзных и автономных республик. Следует помнить формулу о том, что не только достижения должны быть благородными, но и пути, веду­щие к ним, должны быть благородными. Только тогда устанавливается устойчивая гармония между содержанием и формой явления. Между суверенитетом и экономическим потенциалом республики была тесная связь, но не в таком объеме, которым определялся бы ее политико-пра­вовой статус. 1987 — 1989 годы следует считать интенсивными поисками путей и частичной реализации мер расширения экономической само­стоятельности союзных республик, а следовательно, в определенной степени и их суверенитета. Идея перехода к качественно новой системе территориального управления, основанной на хозрасчете, в том числе в республиках, была впервые выдвинута на сессии Верховного Совета СССР в июне 1987 года, на которой был принят Закон о государственном предприятии. В дальнейшем при Совете Министров Союза ССР было создано несколько комиссий для решения задачи обоснования и разра­ботки общих принципов и конкретных предложений, направленных на существенное расширение прав и хозяйственной самостоятельности республик и перехода их на хозяйственный расчет и самофинансирова­ние. В пакет предложений, намеченных к реализации, по данным начала 1989 года, входило: увеличение доли выпуска промышленной продук­ции республиканскими предприятиями в 8 — 10 раз, а в республиках Прибалтики, Средней Азии и в Молдавии он должен был составить 60 — 70% всего промышленного производства. Предусматривалась система мер по укреплению финансовой базы республик. Намечалось устанав­ливать в пользу бюджета республики плату предприятий, в том числе союзного подчинения, за трудовые ресурсы, землю и воду. Причем раз­мер таких платежей должен был определяться самими республиками. Предприятия союзного подчинения в перспективе должны были уве­личить до 40% свои отчисления от прибылей в бюджет республики. Республика наделялась правом самостоятельного распоряжения своим бюджетом и его распределения между ведомствами без какого-либо ограничения и по своему усмотрению. Все эти и другие меры были направлены, как предполагалось, на коренное изменение положений со­юзных республик как самостоятельных и суверенных государственных образований, входивших в состав Союза ССР.

В течение 1989 года во всех союзных республиках шла интенсивная подготовительная работа, составлялись расчеты и варианты усиления экономической самостоятельности и перехода республик на самоуп­равление и самофинансирование: одни — с начала 1990 года, а другие — с начала 1991 года. В мае 1989 года Верховный Совет Литовской ССР принял Закон об основах экономической самостоятельности рес­публики, который должен был вступить в действие с 1 января 1990 года. Аналогичные акты были приняты в Латвийской ССР (Закон «Об экономической самостоятельности Латвийской ССР»), в Эстонии (За­кон «Об основах хозяйственного расчета Эстонской ССР»).

Парламент Союза ССР, идя навстречу настойчивым ходатайствам с мест, 27 ноября 1989 года принял Закон «Об экономической самосто­ятельности Литовской ССР, Латвийской ССР и Эстонской ССР». Это был первый крупный прорыв на пути утверждения экономического суверенитета союзных республик. «Закон закрепляет, — говорилось в нем, — право суверенных союзных республик на самостоятельное ведение хозяйства и предусматривает равноправное их участие в меж­республиканской союзной деятельности».

Высшим органам государственной власти и управления этих рес­публик были представлены широкие права, в том числе: владение, пользование и распоряжение землей и другими ресурсами на своей территории, экономическое регулирование деятельности всех отрас­лей и субъектов хозяйства, находящихся на территории республик, формирование системы государственных доходов республики в соот­ветствии с законодательствами республик и Союза ССР и др.

Дальнейшее развитие событий показало, что в республиках При­балтики накопились гораздо более серьезные проблемы, чем их «экономическая самостоятельность» в рамках федерации. События развивались по пути образования самостоятельного независимого го­сударства с возможным выходом из состава СССР.

После принятия закона, расширяющего экономическую са­мостоятельность прибалтийских республик, другие союзные респуб­лики ставили вопрос о распространении его действия и на них. Такое ходатайство получило поддержку в выступлениях ряда депутатов на Втором Съезде народных депутатов СССР. В одном из них говорилось: «Дать экономическую самостоятельность всем союзным, автономным образованиям, принять антимонопольные законы, закон о принципи­альной новой инвестиционной политике в стране».

Съезд дал поручение, в том числе и Верховному Совету СССР, ус­корить принятие законов об общих началах руководства экономикой и социальной сферой в союзных и автономных республиках, разграни­чении полномочий между Союзом ССР и союзными республиками.

А Третий съезд народных депутатов СССР принял такой закон. Весь ход и тенденция развития советской федерации были таковы, что хозяйственные, финансовые и политические права союзных рес­публик должны были быть существенно расширены. Это диктовалось самой жизнью.

Общепринятым было положение, согласно которому суверенитет со­юзной республики не мог быть истолкован как состояние политической обособленности и государственной независимости, обращенной в себя, с вытекающими отсюда последствиями. В то же время он не мог быть све­ден к вопросам компетенции, даже широкой, хотя это один из важнейших критериев. Суверенитет — понятие структурное и политическое. В нем функциональный момент выступает как бы опосредованной стороной его более глубокого содержания. Государственность — черта республики, и она имеет больше политический оттенок, чем хозяйственный, этим и от­личается государственный суверенитет республики от самостоятельнос­ти административно-территориальных регионов.

Суверенитет и самостоятельность союзной республики органически связаны между собою, но имеют различия. Суверенитета не может быть без самостоятельности в решении вопросов республикой, основанной на самоопределении. А сама по себе самостоятельность регионов, в том числе национальных, как функциональное состояние, возможна и без, а также вне государственного суверенитета. Самостоятельность респуб­лики в рамках ее суверенитета — особая самостоятельность не только по широте и диапазону общей функции, что весьма важно, но главное — она связана с состоянием государственной власти. Дело в том, что суть суверенитета сводится к самоопределению. В этом плане говорят о суверенитете наций, народа. Суверенитет союзной республики — тоже самоопределение, но не вообще, а политическое, государственное. Жизнь и структура государства, союзной республики, включают в себя управление отраслями хозяйства, социальными условиями, духовной сферой и сам аппарат, осуществляющий это управление. Аппарат без­жизнен, если не обладает властью повелевать и распоряжаться. Таким образом, суверенитет союзной республики — это состояние власти.

Верховенство власти союзной республики было усеченным, непол­ным, оно являлось свойством второго порядка, следовало после верхо­венства власти объединенного государства — Союза ССР. Все это так, за исключением некоторых «мелочей». Однако нельзя утверждать, что власть союзной республики была производна от власти Союза ССР. Власть союзной республики не являлась делегированной властью и в основе ее формирования не лежала уступка части своих полномо­чий со стороны федеративного союза. Наоборот, полномочия власти Союза ССР, которые в совокупности составляли ее верховность, об­разовывались в результате добровольной передачи части своих пол­номочий союзными республиками. Это зафиксировано в Договоре и Декларации об образовании Союза ССР 1922 года.

За долгие годы развития советской федерации в условиях предель­ной централизации власти и управления в ней, отчуждения народных масс от власти выработался узкий стереотип относительно форм Союза республик. Любое отклонение, тем более отступление от сложившегося представления о федерации как о могучем Центре и непререкаемости его воли, от командного режима в республиках казалось ненормальным. Перестройка начала развенчивать этот миф и все больше стала охваты­вать вопросы законодательной самостоятельности союзной республики. Во второй половине 1989 года во всех республиках разрабатывались, обсуждались и принимались изменения и дополнения к конституциям, законы о выборах Верховных и местных Советов и другие акты. При этом, вопреки старой законодательной практике, допускались отступле­ния от основных начал и принципов союзной Конституции. Так, ряд со­юзных республик объявил, что они у себя устанавливают однозвенный парламент (Верховный Совет), тогда как в Союзе был учрежден двух­звенный (Съезд народных депутатов и Верховный Совет); был изменен и количественный состав депутатов от общественных организации, оп­ределив квоту — 1/4 их части, а в Казахской ССР — 1/3. В некоторых рес­публиках вообще был упразднен этот порядок. Допускалось немало и других изменений и отступлений от союзного законодательства. Подоб­ного рода законодательными инициативами союзные органы пытались «завладеть» союзными и автономными республиками. Съездом народ­ных депутатов СССР был принят Закон «Об изменениях и дополнениях к Конституции (Основному закону) СССР по вопросам избирательной системы». Этот закон был довольно гибким: решение ряда важных воп­росов было передано на усмотрение республик, в том числе и вопрос об избрании части народных депутатов от общественных организаций (на начало 1990 года такой порядок сохранен только в Казахской ССР и в Белорусской ССР).

16 ноября 1988 года Верховный Совет Эстонской ССР принял Де­кларацию о суверенитете республики. Ею было установлено, что на территории Эстонской ССР действуют законы, принятые Верховным Советом республики, а также союзные законы, но только одобренные им. Союзные законы могли быть приостановлены Верховным Советом Эстонской ССР, и в них могли быть внесены изменения в соответствии с условиями республики. Президиум Верховного Совета СССР, счи­тая указанную Декларацию противоречащей нормам Конституции СССР, своим указом от 26 ноября этого же года отменил ее. Спустя полгода, 18 мая 1989 года, Верховный Совет Литовской ССР принял аналогичную Декларацию «О государственном суверенитете Литвы». В ней сказано, что «в Литовской ССР имеют силу только принятые или ратифицированные ее Верховным Советом законы». Внесены были соответствующие изменения и дополнения в Конституцию Ли­товской ССР, в частности о том, что «законы СССР и правовые акты органов государственной власти и управления СССР действуют на территории Литовской ССР лишь после их утверждения Верховным Советом Литовской ССР и регистрации в установленном порядке. Их действие может быть ограничено или приостановлено постановлени­ем Верховного Совета Литовской ССР». Такая же позиция высказана на многих митингах, форумах и в Латвийской ССР.

Постановка проблемы о суверенитете и экономической самостоя­тельности в Прибалтийских республиках вышла за рамки федератив­ных отношений. В Эстонской ССР 2 февраля 1990 года республиканс­кое собрание народных депутатов всех уровней приняло Декларацию о выходе Эстонии из Советского Союза и о проведении переговоров с союзным правительством.

20 февраля 1990 года Пленум ЦК самостоятельной Компартии Литвы, обсудив вопрос «О политической ситуации в республике и де­ятельности Компартии Литвы», принял заявление «О восстановлении независимого литовского государства» и добивался его международ­ного признания.

На Третьем съезде народных депутатов СССР представители трех Прибалтийских республик сделали заявление о том, что они не будут участвовать в обсуждении вопросов, поскольку они такими полномо­чиями уже не обладают.

Дебаты и обсуждения, развернувшиеся в союзных республиках в 1988 — 1990 годах, имели больше политический оттенок. В числе пер­востепенных проблем стояли и вопросы перераспределения собствен­ности на ресурсы и владения ими. Становилось весомым мнение о не­обходимости объявления земли, недр, лесных массивов, вод и других природных ресурсов на территории республик их исключительной собственностью (Эстония, Латвия, Казахская ССР, Азербайджанская ССР, Молдавская ССР и др.).

Реформа политической системы страны, первоначально задуманная как ее усовершенствование и частичная демократизация, столкнулась с новыми явлениями, выходящими за рамки стратегических целей со­ветского государства. Инициатива реформы переходила от Центра к национальным республикам, в планах которых суверенитет и незави­симость находились на первом плане. Опасность распада Союза ССР стала реальной.

В основе начавшейся перестройки лежали проблемы человека, ко­торые кощунственно попирались и не могли быть решены в рамках тоталитарного режима государства и его имперской политики.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

СССР — государство и политическое явление мирового масштаба. Его прочность и распад, возвышение и гибель в определяющей степени были связаны с идеологией и практикой федерализации страны, прове­денной в условиях тоталитарного режима с имперскими устремлени­ями. Вариант права наций на самоопределение, положенный в основу советского федерализма, с одной стороны, исторически обусловлен, а с другой — он был ограниченным и внутренне противоречивым.

Роковую роль в судьбе Советского Союза сыграло не право наций на самоопределение, а его глубокая деформация.

Развитие событий, особенно политических, к концу 80-х годов ус­корилось: одно качественно новое накладывалось на другое. Ломались традиционные представления о принципах и организации советской государственной власти. Образовалась серьезная брешь в системе всев­ластия коммунистической партии, правившей страной. Решением Тре­тьего Внеочередного Съезда народных депутатов СССР в Союзе была учреждена президентская власть (март 1990 г.), ставшая носительницей функции главы государства. Одна за другой принимались декларации о суверенитете республик, в том числе и автономных. В них провозг­лашались экономическая и политическая самостоятельность вплоть до создания своей армии, таможенной системы. Выход отдельных респуб­лик из состава СССР стал реальностью. Не без основания заговорили о возможности распада Союза советских республик, если события будут развиваться и дальше в этом русле. Шла интенсивная работа по подготовке Союзного договора. Принимались и вводились в действие важнейшие, судьбоносные законодательные и политические акты с целью спасения СССР. Среди них законы о переходе к рыночным отно­шениям. Происходил активный процесс существенного обновления со­ветской федерации. Только что избранный Президент СССР на первом заседании Президентского совета, перечисляя неотложные проблемы и задачи дальнейшего углубления перестройки, указал, что «из внутри­политических вопросов первостепенное значение имеет также коренное преобразование нашей федерации на основе Союзного договора».

Перестройка развивалась противоречиво и сумбурно. Она была не­ожиданной для населения и для большинства аппаратных работников, хотя дальновидные лидеры страны сознавали ее неотложную необхо­димость, не имеющую альтернативы. Перестройка была подготовлена и созрела как отрицание всего негативного, охватившего важнейшие сферы социально-экономической и политической жизни общества, как отрицание последствий культа личности, беззакония, насилия, административно-командных методов руководства и управления, при­ведших страну к катастрофическому кризису. Начинавшаяся «плано­во», она вскоре вышла из-под контроля ее инициаторов в верхах.

Распад Союза ССР на отдельные независимые республики был кон­цом советской тоталитарной системы, просуществовавшей семьдесят лет. Но проблема осталась. По какому пути пойдут бывшие союзные республики, ставшие теперь суверенными: по пути подлинного демок­ратического развития или по пути установления абсолютной власти национальных президентов-маньяков? Эти вопросы остаются в ряде из них актуально-злободневными. Вероятность возврата к худшим формам коммунистической государственной системы в пространстве бывшего Союза ССР еще не снята. Независимое развитие республик в данных историко-конкретных условиях оказалось сложным и вовсе не безопасным в национальном и геополитическом планах.

close_page

ГОСУДАРСТВО И КОНТРАКТЫ В СФЕРЕ НЕФТЯНЫХ ОПЕРАЦИЙ

2007 г.

В данной работе,
вышедшей в 2007 году под общей редакцией
доктора юридических наук КБ. Сафинова,
рассматриваются теоретические
и прикладные аспекты отношений, возникающих
в системе «государство —
контракты—законодательство» 

в сфере нефтяных операций, в которых
участвуют иностранные инвесторы
и подрядные организации.

ОТ РЕДАКТОРА

В современных условиях развития мировой экономики перед Ка­захстаном стоит задача сформировать экономическую политику, поз­воляющую максимизировать эффект от добычи нефтяных ресурсов, являющихся достоянием всего казахстанского народа.

Экономические изменения в Республике Казахстан серьезно отра­зились на правовом механизме регулирования сферы недропользова­ния. Развитие рыночных отношений в недропользовании способство­вало переходу от существовавшего административно-лицензионного порядка отношений в сфере недропользования к контрактному. Од­нако усиление договорных начал в действующем законодательстве не означает, что государство в таких контрактах выступает однобоко, т .е. только как один из участников гражданско-правовых договоров. Не­льзя не учитывать другую сторону — государство призвано выполнять регулятивные функции, которые влияют на исполнение самих дого­воров. Именно эти проблемы являются сегодня наиболее дискуссион­ными в сфере недропользования. Таким образом, в настоящее время продолжается поиск оптимального соотношения договорных и адми­нистративно-правовых начал в регулировании недропользования.

Безусловно, рациональное использование государственной собс­твенности в рыночной системе должно достигаться методами кон­курентной борьбы, а не методами административного государствен­ного регулирования. Вместе с тем вызывает сомнение, что только гражданское законодательство способно своими нормами обеспечить возможность установления баланса прав и обязательств между обла­дателем права недропользования и государством. Поэтому развитие законодательства в сфере недропользования должно идти по пути оптимального сочетания гражданско-правовых и административных регуляторов между государством и недропользователем.

В работе С. Зиманова «Государство и контракты в сфере нефтяных операций» отразился главный аспект дискуссии между юристами, представляющими интересы государства, и недропользователями в лице иностранных инвесторов. Так получилось, что специалисты в области гражданского права стали активными сторонниками кон­цепции равных партнерских отношений государства и недропользо­вателей в контрактах в сфере недропользования. С другой стороны, академик С. Зиманов на основе глубокого анализа всех исторических и теоретических аспектов законодательства по этому вопросу дал четкое и обоснованное понимание роли государства в контрактах на недропользование в современных условиях.

Важно подчеркнуть: несмотря на то что иногда его оппоненты переходили рамки цивилизованного научного спора, позволяя себе тенденциозные высказывания и сравнения, у них не нашлось более или менее серьезного аргумента, кроме как защита прав иностранных инвесторов.

Особенно хотелось бы отметить сложные переговоры с иностран­ными подрядчиками, которые в 2004 году полностью отрицали право государства на приоритетное приобретение продаваемой доли в Ка- шаганском проекте. Подрядчики зачастую оперировали аргументами, которые были закреплены в положениях Соглашения о разделе про­дукции по Северному Каспию от 18 ноября 1997 года. Руководство АО НК «КазМунайГаз» понимало, что контракты на недропользование, подписанные в переходный период развития нашего государства, име­ли ряд недостатков, поскольку такие контракты готовились, как прави­ло, иностранными юристами со стороны зарубежных инвесторов. При этом часто правовая основа отдельных положений контрактов не имела аналога в действующем законодательстве Республики Казахстан. По­этому при переговорах покупки доли в Кашагане, казахстанской сто­роне требовались разъяснения о полномочиях государства, исходящие не только из заключенного договора, но и в целом из действующего законодательства в период заключения СРП. Обращение руководства АО НК «КазМунайГаз» к академику С. Зиманову в сложный период переговоров позволило развить и укрепить теоретическую базу для утверждения права приобретения государством 8,33% доли в проекте Кашаган. Четкие разъяснения, данные С. Зимановым в публикациях, явились тем основанием, которое позволило выработать стройную и беспроигрышную концепцию в ходе переговоров о приоритетном праве Республики Казахстан на продаваемую долю и нашло в после­дующем отражение в законодательстве Республики Казахстан.

Важно также подчеркнуть, что работа академика С. Зиманова сыг­рала решающую роль в вопросе приобретения доли в проекте Каша­ган еще до периода возрастания цен на нефть на рынках, то есть когда 8,33% доля оценивалась в 913 млн долларов США, при цене за баррель нефти марки «Брент» 25 — 31 долларов США в 2003 году. В 2005 году цены на нефть этой марки подскочили в два раза и держались в ин­тервале от 57 до 77 долларов США за баррель, и соответственно, уве­личилась стоимость выкупленной республикой доли. Таким образом, сегодня республика обладает долей в проекте, рыночная цена которой существенно выросла.

Благодаря бескорыстной и талантливой работе мэтра юридической науки академика С. Зиманова республика впервые в истории своего го­сударственного развития вернула часть своих стратегических ресурсов. На основе теоретических разработок академика С. Зиманова о роли и месте государства в контрактах на недропользование и проведение нефтяных операций сегодня ставится вопрос об усилении эффективнос­ти государственного регулирования в стратегически важных секторах экономики. Готовится специальный законопроект о сохранении страте­гических ресурсов не только в области недропользования, но и в других важных сферах экономики Республики Казахстан.

close_page

ИНВЕСТОРЫ И КОНТРАКТЫ В НЕФТЯНОЙ ОТРАСЛИ

За последние годы, особенно за последние месяцы, как в печати, так и на организуемых круглых столах и конференциях стали активно обсуждаться вопросы, связанные с соглашениями о распределении продукции (СРП) и налоговой системе в нефтегазовой отрасли, о роли государства в договорных отношениях на недропользование и о пре­делах его прав как собственника недр и как одной из сторон в этих договорных отношениях. Среди них особую актуальность приобрел вопрос о праве приобретения государством доли в пакете проекта в нефтяной отрасли, доли, предложенной одним из его участников на продажу вообще и о правомерности отрицания этого права государс­тва другими участниками, объединенными в консорциум, состоящий из одних иностранных подрядных компаний в особенности. Данная статья посвящена последнему вопросу.

Об одном дополнении к Закону РК «О недрах и недропользовании»

В начале апреля с.г. Верхняя палата Парламента — Сенат, обсуждая изменения и дополнения к Указу Президента Республики Казахстан, имеющему силу Закона, «О недрах и недропользовании» внес свое дополнение к статье 71 указа в виде третьей ее части, которое гласило: «В целях сохранения и укрепления ресурсно-энергетической основы экономики в новых, а также уже подписанных контрактах на недро­пользование, государство имеет приоритетное право перед другой стороной контракта или участниками юридического лица, имеющего право недропользования, и иными лицами на приобретение отчуж­даемого права недропользования (его части) или части доли (пакета акций) в юридическом лице, имеющем право недропользования, на условиях не хуже условий, предложенных другими покупателями». Насколько мне известно, это дополнение имеет своих сторонников и немало противников, в основном вне Парламента. Судя по тому, что такому дополнению придается ранг Закона, видимо, оно имеет важ­ное значение. Так оно и есть. Если сказать правду, оно вызвало об­ширную реакцию со стороны инвесторов и групп, вовлеченных или участвующих в отношениях недропользования. Вполне возможно и допускаю, смотря насколько эти силы влиятельны, что эта поправка будет заморожена, изменена или снята на совместном заседании обеих Палат Парламента. Однако проблемы, описанные в дополнении Сена­та, остаются в реальности, являются принципиальными и решения их относятся к числу актуальных задач.

Если вычленить главное в содержании дополнения Сената, то речь идет о государстве и контракте, заключенном им на недропользова­ние, о роли и месте государства в этих договорных отношениях и о праве государства самому быть одним из участников недропользо­вания — иметь долю в пакете акций и в составе юридического лица, обладающего правом недропользования.

На первый взгляд, дополнение направлено на регулирование, ка­жется, частного вопроса — на констатацию права государства быть участником, приобретать долю в пакете акций на недропользова­ние в случае отчуждения (продажи) своей доли в проекте одним из участников договорных отношений на недропользование. Причем включена оговорка о том, что это произойдет «на условиях не хуже условий, чем предложенных другими покупателями», т. е. государство не претендует на какие-то льготы и его действия не наносят ущерба другим участникам-инвесторам. Оно заявляет о своем приоритетном праве долевого участия в проекте при решении подобного вопроса. Сам факт, что этот «частный вопрос», на первый взгляд, вполне объяс­нимый и вытекающий из наличного статуса государства в контрактах на недропользование, заключенных им как собственником и гарантом интересов республики, все же подвергается регулированию в законе, свидетельствует о наличии разных подходов к нему и о стремлении законодателей придать вопросу большую ясность. В этом плане при­нятие указанного дополнения к закону оправдано. Между тем собы­тия, последовавшие после принятия Сенатом дополнения, еще более актуализировали поднятый в нем вопрос. Не только адвокаты инвес­торов, да и некоторые иностранные посольства в республике выразили сомнение относительно правомерности принятия поправки к закону, фиксирующей преимущественное право государства в приобретении доли в пакете акций на недропользование. По сути, обсуждение вышло за рамки сделки на недропользование. Вопрос все больше переходит на плоскость о методах и формах защиты интересов как государства, так и инвесторов — подрядных иностранных компаний. Оба эти аспек­та вопроса важны и актуальны.

О доводах подрядных организаций и их сторонников

Противники дополнения на первый план выдвигают тезис о том, что «право недропользования является имущественным правом», а контракты на недропользование относятся к вещному праву, а го­сударство никаких вещных правомочий не имеет на переданное им подрядным организациям имущество, тем более состоящим из одних иностранных компаний. При этом нередко ссылаются на статью 26 Конституции республики, где сказано: «Никто не может быть лишен своего имущества, иначе как по решению суда» (п. 3), «Каждый име­ет право на свободу предпринимательской деятельности, свободное использование своего имущества для любой законной предпринима­тельской деятельности» (п. 4). Что касается первой части тезиса, то в нем в общем-то есть правильное начало о том, что контракты на недропользование являются имущественными отношениями и они относятся к вещному праву. Однако нелогично и неправильно то, что государство, которое является собственником недр и волеизъявление которого лежит в основе контракта на недропользование и утверж­дает себя как одной из сторон в контрактных отношениях, вопреки им и этим фактам, объявляется лишенным имущественных (вещных) правомочий в этих отношениях. Это равнозначно тому, что объявлять белое черным, ясное туманным. Что касается второй части тезиса, состоящей из ссылок на некоторые нормы Конституции республики, то они прямого отношения к обсуждаемому вопросу не имеют, отно­сятся к другим сферам имущественных отношений — никто не лиша­ется своего имущества и не собирается ограничивать кому-то свободу предпринимательской деятельности.

Как бы следствием первого тезиса является утверждение оппонен­тов о том, что контрактные отношения на недропользование относятся к сферам регулирования исключительно частного права, в котором существует равенство и равноправие сторон и нет места преимущественному праву государства вообще, в приобретении им освободив­шейся доли в пакете проекта в частности. Указанную поправку (до­полнение) к закону объясняют «попыткой предоставить государству большие права на частную собственность, чем частным лицам». В этом утверждении также есть правильное начало, однако в дальней­шем изложении оно перерастает в свою противоположность, т. е. оно используется совершенно не к месту, а именно — для отрицания роли и правосубъектного статуса государства.

Любая сделка, в том числе контракт на недропользование, есть гражданско-правовой акт в том смысле, что в ней сходятся стороны равные и независимые друг от друга, преследующие имущественные интересы, а следовательно — отношения между ними вместе с тем являются имущественно-правовыми. Из этого правильного положе­ния порою делается неправомерное и неправильное по сути и форме заключение о том, что возникающие при этом отношения являются исключительно частно-правовыми и регулируются они только норма­ми Гражданского кодекса республики, в их рамках. При этом игнори­руется реальное бытие контрактных отношений, в которых сходятся неравные по статусу и правомочию субъекты, отягощенные имма­нентно разными интересами и правовой индивидуальной характерис­тикой. Само участие государства с управленческими, разрешитель­но-регистрационными функциями в контракте на недропользование меняет суть и форму возникающих при этом отношений — граждан­ское правовое отношение покрываются отношениями публичного права. При такой ситуации неприемлемо отведение вторичной роли государству или публичному праву в контрактах. Если обратиться к общей теории права, положения которой являются более истинными, то так называемые «частные гражданско-правовые отношения» со­ставляют лишь один из векторов содержания гражданско-правовых отношений в обществе и в государстве вообще. Гражданский кодекс в его широком и смысловом понимании охватывает законы гражданско­го общества как такового, т. е. всю совокупность правовых отношений в гражданском обществе, в том числе и отношения, обычно именуе­мые уголовно-правовыми, государственно-правовыми, которые ныне выведены из оформленного официально Гражданского кодекса РК в отдельные и относительно самостоятельные отрасли гражданских общественных отношений. Отсюда различать частное право и пуб­личное (государственное) право можно, но их противопоставление совершенно неприемлемо, к тому же, если в сделке в качестве одной из ее сторон-субъектов участвует государство. При этом именно в силу факта участия государства возникающие отношения в большей части являются государственными, иначе говоря — публично-право­выми. Деление на роли, на которые претендует гражданско-частное и гражданско-публичное право в содержании сделки, тем более — на первичную и вторичную, малопродуктивно. Практически ущербно, а теоретически неверно мнение о том, что имущественные отношения являются исключительным объектом частного права, в котором нет места для публичного права даже тогда, когда в них участвуют госу­дарство и его уполномоченные органы.

Равенство сторон в контракте на недропользование, как и в любой другой сделке, используется порою как аргумент для непризнания или даже отрицания имманентной особой роли государства, участвующе­го в качестве одной из сторон в соглашении. Само участие государства в контракте, когда другой стороной в нем является негосударственная структура, независимо, она национальная или иностранная, придает контрактным отношениям «неравенство» в равенстве. Постулат о ра­венстве сторон в контракте предполагает и равенство признания роли государства как особого субъекта в этих отношениях.

О роли и месте государства в контрактных отношениях на недропользование

Казахстанская нефтяная отрасль богата контрактами с иностран­ными компаниями. Вполне закономерно, что в ходе реализации ус­ловий этих контрактов возникает немало коллизионных и спорных вопросов, как частных, так и принципиальных, нередко и тупиковых, по которым каждая сторона отстаивает свои позиции, исходя из фор­мальных и неформальных условий заключенного контракта, толкуя их в свою пользу. Ничего в этом нет ни особенного, ни оригинального. Так было не раз и так будет, тем более если за этими разными подхода­ми и несогласованностью и даже несовместимостью позиций сторон стоят малоскрываемые «большие» интересы.

Суть часто встречающихся разногласий, особенно между государс­твом, переходным и развивающимся, и подрядными иностранными компаниями заключается в том, что последние подходят к государству как одной из сторон в гражданско-правовых соглашениях и не более, ибо так легче доказывать свои права и претензии, проводить интере­сы, исходя из норм и содержания сделки. При этом игнорируется то, что государство не просто субъект договорных отношений, не только владелец объекта, «продавец», «арендодатель», «заказчик», вместе с тем оно занимает в них особое статусно-правовое положение, являет­ся особым субъектом в этих отношениях.

Государство едино как собственник недр и как субъект-распоря­дитель этой собственности. Его законодательный статус определен в Конституции республики: «Земля и ее недра, воды, растительный и жи­вотный мир, другие природные ресурсы находятся в государственной собственности» и что эта собственность должна «одновременно служить общественному благу» (пп. 2 и 3 ст. 6). Из этого логически вытекает и практически обосновывается вывод о том, что место и роль государс­тва в контракте на недропользование, заключаемом им, раздвоены: оно выступает через свой уполномоченный орган как владелец объекта (как заказчик) с конкретной и наличной предметной целью. В этой части оно равноправно. В то же время его вступление в контрактные отношения регламентировано более большой задачей, связанной ответственностью перед законами Республики за обеспечение национальных интересов и экономической безопасности республики. На это есть прямое указание в Законе РК «О национальной безопасности республики Казахстан». В нем сказано: «Требования по обеспечению национальной безопасности в обязательном порядке учитываются при заключении контрактов по использованию стратегических ресурсов Республики Казахстан, вы­полнении этих контрактов и контроля за их использованием» (п. 3 ст. 18). В силу этого положение и роль, место и правовой статус государства в договорных отношениях, когда оно выступает одной из сторон в них, должны быть восприняты из этой «целевой политики», вплетенной в подрядные отношения. Это — естественный статус государства, опреде­ляющий его функцию и действия, статус более высокий, чем регламен­тирующее его единичное, индивидуализирующее позитивное право, заключенное в контракте на недропользование. Попытка рассматривать «членство» государства в договорных отношениях в границах сделки, игнорируя его «природный» правовой статус, обусловленный его уп­равленческой, контрольно-распорядительной властью над объектом отношений, не продуктивно и схоластично. Функциональная способ­ность государства и эффективность его деятельности в первую очередь оценивается по тому, насколько оно обеспечивает и защищает нацио­нальные интересы, «благо всего народа Казахстана».

В Указе Президента Республики Казахстан, имеющем силу Закона, «О недрах и недропользовании» предписано уполномоченному госу­дарственному органу «в ходе своей деятельности по заключению и исполнению контрактов обеспечивать соблюдение интересов Респуб­лики Казахстан» (ч. 1 п. 2 ст. 8). Это же подтверждено и в Законе РК «О национальной безопасности Республики Казахстан». В нем сказано: «В целях защиты национальных интересов Республики Казахстан, в том числе сохранения и укрепления промышленного потенциала, государство с соблюдением гарантий, предоставленных иностранным инвесторам, осуществляет контроль за состоянием и использовани­ем объектов экономики Казахстана, находящихся в управлении или собственности иностранных организаций и организаций с иностран­ным участием» (п. 2 ст. 18).

Попытка свести роль государства в контрактах на недро­пользование, заключенных им, к этим контрактам и рассматривать его в их рамках нужно и необходимо, но в то же время недостаточно и односторонне. Указанное дополнение к статье 71 Закона РК «О недрах и недропользовании», видимо, вызвано разноголосицей на уровне и по поводу частного и конкретного участка правового поля и наличием групповых интересов, реализуемых на этом участке.

Адекватное представление и понимание роли и места государства и его уполномоченных органов в контрактах на недропользование лежат не столько в нормативных их рамках, сколько во всей совокупности норм законодательных актов, регулирующих эти контракты, вместе с тем и дееспособность, и правоспособность их участников.

Рассмотрим теперь этот вопрос несколько глубже, с точки зрения философии познания. Когда практика нуждается в объяснении и ее адекватное понимание из-за «вмешательства» интересов заходит в ту­пик, на помощь приходят разработанные и проверенные поколениями методы и каноны осмысления и оценки практики. Их применение во многом снимает разноголосицу вокруг вопроса. Суть этого метода состоит в том, что жизненные данные как скопление фактов должны найти объяснения в ложе и с позиции этих канонов, имеющих всеоб­щее значение, и укладываться в них. Таково правило поиска и установ­ления истины. Его называют теоретическим построением реальных отношений, самой практики. Как говорят, не надо изобретать велоси­пед, который давно изобретен, надо только воспользоваться им.

Этот познавательный канон с большой разрешительной способ­ностью устанавливает: для понимания и осмысления факта, опыта, как бы он ни был важен и значителен, следует подходить к нему как к элементу жизни, общественного и социального бытия и в этом смысле как к «малому» в измерениях объема и величины. Его пра­вильная оценка, следовательно — и истинное понимание, возможны и продуктивны, если строить рассуждение, двигаясь и идя «от большего к малому» или «от малого к большему». Их в науке принято называть методами индукции и дедукции. Оба эти метода ведут к одному и тому же результату — к пониманию предмета, а в нашем случае воп­роса о месте государства и инвесторов в контрактных отношениях на недропользование. Это означает и это правило диктует, чтобы мно­гообразие мнений и позиций сторон, основанные на нормах и усло­виях сделки на недропользование и формируемые на основе сделки, следует рассматривать как малый цикл — малое «правовое поле», под­линная жизнедеятельность и смысл которого зависит и определяется системным циклом, «правовым пространством», включающим в себя наряду с малым циклом и его движущие силы, мотивы и интересы. Адекватное понимание роли и места государства в контрактах на недропользование лежит не столько в нормативном толковании норм сделки, которое может быть длительным и схоластическим, сколько в осмыслении его конституционно-правовых полномочий и статуса. Это самое главное, его нельзя игнорировать также, как нельзя игно­рировать обеспечение законных прав и интересов другой стороны — инвесторов в контрактных отношениях на недропользование. Хотя государство является одним из субъектов-сторон договорных отно­шений, но вместе с тем оно выступает как носитель управленческих, контрольно-регистрационных функций от имени власти народа. Это означает, что государство выступает в договорных отношениях на не­дропользование в двойной роли — в роли одного из их равноправных субъектов и в роли носителя функций обеспечения экономической и политической безопасности республики.

close_page

Законность и рамки «вмешательства» государства в контракты на недропользование

Кажется, нет оснований для тревоги у подрядных иностранных ком­паний — инвесторов. Государство в своих действиях, направленных на покупку вынесенной на продажу доли в проекте по цене, объявленной самим недропользователем, только реализует свое право. Что касает­ся того, что это его право при равных условиях имеет преимущество перед другими покупателями, в том числе подрядными компаниями, входящими в консорциум, обусловлено статусом государства как собс­твенника — потенциального «хозяина» объекта торга с вытекающими отсюда правовыми и материальными последствиями. К сожалению, не следуют логике отношений и вещей подрядные компании и их ад­вокаты из Казахстанской нефтяной ассоциации, Совета иностранных инвесторов и из числа местных юридических фирм, лоббирующих интересы иностранных инвесторов. Они не только выражают свое неодобрение — это было их личное мнение. Они обращаются в цент­ральные и высшие органы власти республики с настоянием отменить дополнение к статье 71 Закона РК «О недрах и недропользовании», хотя оно по сути не устанавливает новую норму, а только фиксирует

существующий правовой порядок. Основные мотивировки инвесто­ров не основаны на конкретных статьях законов республики, ибо нет в них ограничения, тем более запрета действовать государству, его уполномоченным органам подобным образом. Они говорят, что мол, такая позиция государства «нанесет ущерб инвеституционному кли­мату в государстве и доверию инвесторов к Правительству»; «снизит конкурентное преимущество республики в привлечении иностран­ных инвестиций»; «увеличит степень риска в деятельности основных нефтедобывающих компаний в Казахстане»; является «вмешательс­твом» государства в контрактные отношения на недропользование.

Если взглянуть трезво на эти и другие подобные утверждения ин­весторов и попытаться суммировать их, то нетрудно увидеть, что они направлены по сути на вытеснение государства из сферы заключенных контрактных отношений в области недропользования и нефтедобычи, на наделение его нейтральной ролью или «равной» ролью в них.

Обязательства и ответственность государства в сохранении и ук­реплении ресурсно-энергетической основы экономики, установленные Конституцией и законами республики, не ограничены рамками време­ни, представляются исходной и фундаментальной правовой и поли­тической основой его деятельности. Они реализуются в конкретных правовых отношениях, в том числе и в особенности в области сделки на недропользование. Контракты на недропользование с подробно разработанной «внутренней» системой нормативного регулирования отношений субъекта — объекта не покрывают и не заменяют закон­ность, складывающуюся на факте участия государства в них как но­сителя правомочий власти в отношениях собственности. Законность, связанная с рамочными условиями контракта, вторична по отноше­нию к законности, формируемой правомочиями и правоспособностью государства. Это установка конституционно-законодательная, и в ее рамках следует рассматривать и сверять с нею возникшие и возни­кающие наличные правовые отношения, связанные с контрактами на недропользование. Для большей убедительности и наглядности рассмотрим теперь проблему с позиции составляющих ее основных частей, последовательное развитие которых и в совокупности опреде­ляют саму эту проблему.

Допустим, что сделка на недропользование заключена между госу­дарством (его уполномоченным органом) и иностранными компаниями (их консорциумом, генеральным подрядчиком). Может ли государс­тво — собственник объекта быть обладателем части в пакете проекта наравне с другими подрядными иностранными компаниями? Этот вопрос предполагается и считается аксиоматическим, и нет запрета в осуществлении инвестиции из средств государственного бюджета в Законе РК «Об инвестициях» и в Законе РК «Об иностранных инвес­тициях». Предположим теперь, что пакет акций на недропользование полностью находится в руках подрядных иностранных компаний. Мо­жет ли государство как собственник недр и как заказчик вмешаться в ряды этих подрядных компаний, растолкать и потеснить их, чтобы со­здать таким образом свободное место в пакете акций, чтобы его занять самому. Нет, не может, это уже незаконное вмешательство, является нарушением стабильности закона и законности. Другой случай: одна из подрядных иностранных компаний по своей воле, в силу каких-то обстоятельств, выходит из консорциума и объявляет о продаже своей доли в проекте. Согласно условиям контракта другие участники кон­тракта обладают приоритетным правом в приобретении этой доли. Они согласны на это и заключают соответствующие соглашения об этом. Тут «вмешивается» в эти отношения государство и заявляет о желании приобрести эту освободившуюся долю в проекте. Ком­пании, объединившиеся в консорциум, не хотят этого и противятся этому самым серьезным образом, приводя ряд косвенных юридичес­ких аргументов и общеэкономических и политических соображений, даже угрожая дело передать, если вопрос решится не по их мнению, в международные судебные организации. При этом их аргументами являются: контракт не предусматривает приобретение государством акций — доли в проекте; в контракте предусмотрено приоритетное право участвующих подрядных компаний приобретать долю акций в проекте своего выбывающего партнера. Все это не оспаривается ни­кем. Но нельзя смешивать отношений внутри подрядных компаний с отношениями между государством и подрядными организациями. Первоначально государство было бедно, не имело средств для участия в пакете долей на недропользование. Теперь у государства-собствен­ника есть такая возможность, и оно может, хочет и вправе реализовать эту возможность на другом этапе и уровне контрактных отношений, не нанося ущерба интересам других участников. В данном случае воз­никли отношения между государством и подрядными компаниями, прямо не предусмотренные в статьях контракта на недропользование, которые, однако, лежат на правовом поле отношений между ними, ибо они предусмотрены в законах, имеющих приоритеты по отношению к правовым нормам «внутреннего» применения. Таким образом, право государства приобрести долю в проекте, выставленную на продажу, не только правомерно, но и является безусловным, бесконфликтным с точки зрения законности.

Государство переходного периода и законность

Государство в контрактах на недропользование, заключенных с иностранными инвесторами, независимо от того, владеет ли оно само или не владеет долей в пакете проекта (акций), выступает как в роли участника этих контрактов, так и в особой, свойственной только ему, роли носителя управленческой функции и гаранта законности в конт­рактных отношениях. На этом основан постулат о том, что не договор находится над государством, а, наоборот, государство является доми­нантой, «повелителем» в конкретных отношениях на недропользова­ние. Вмешательство государства в них осуществляется в рамках за­конности, определяемой как конкретными условиями контракта, так и законным статусом самого государства как особого субъекта в этих отношениях. При этом не наносится ущерб ни стабильности законода­тельства и ни самой законности.

Транзитное, т. е. переходное, государство, к числу которого отно­сится Казахстан, имеет свои преимущества и недостатки. Преиму­щество состоит в том, что оно в силу состояния переходности меньше «загружено» внутренними и внешними взятыми и выполняемыми обязательствами и что модели его бытия и развития обладают боль­шей свободой выбора нового содержания и более восприимчивы к изменениям. Это мы видели и видим за годы независимого развития нашей республики. Недостатки переходного государства, в частности Республики Казахстан, состоят в том, что в силу той же переходности оно еще не состоялось в своих основных и несущих компонентах госу­дарственности, относится в лучшем случае к разряду развивающихся, в ряде случаев зависимых государств. Оно еще слабо перед лицом «ле­визны» и еще в большей степени в защите выбранных способов выжи­вания и выхода из него на просторы цивилизованного развития. Если к этому добавить то, что страна с неосвоенными богатыми сырьевыми ресурсами становится не только привлекательной, но и центром со­бирания и сосредоточения интересов разных групп и сил, в основном внешних, готовых обеспечить в первую очередь свои интересы, само по себе это таит угрозу для самого существования переходного госу­дарства и постепенного его превращения в подопечную, зависимую страну. Ни одна сторона в сделках на недропользование не может вос­пользоваться недостатком и временной слабостью в степени зрелости и благополучия другой стороны — государства, чтобы навязывать ему свою выгодную для себя волю как постоянно действующий фактор. Современный Казахстан вовсе не свободен от подобного рода склады­вающихся отношений. Такое положение не может сохраниться долго.

Оно непременно будет меняться и выравниваться по мере взросления государства и набирания внутренней силы и возможностей, реально обеспечивающих его статусное право и активную, свойственную только ему роль в контрактных отношениях на недропользование. Это диктуется требованиями времени и современным состоянием респуб­лики.

ОТВЕТ МОИМ ОППОНЕНТАМ

(профессору М.К. Сулейменову, Ю.Г. Басину и др.)

На мои статьи, опубликованные под названием «Контракт на не­дропользование» («Юридическая газета». 2004. 26 мая) и «Инвестор и контракты» («Казахстанская правда». 2004. 28 мая), в которых за­трагивались некоторые прикладные и связанные с ними теоретичес­кие проблемы государственно-правовой сферы освоения нефтяных месторождений, появились одна за другой несколько статей. В числе их авторов были и наши ведущие и уважаемые мною коллеги уче­ные-юристы М.К. Сулейменов, Ю.Г. Басин (журнал «Юрист». 2004. №№ 7, 8), а также некоторые казахстанские управляющие партнеры иностранных юридических и адвокатских компаний. Многие из них выражают несогласие с основными положениями, поставленными и выдвинутыми в моих статьях, оспаривают их обоснованность.

Важно отметить, что это первый случай за последнее десятилетие, когда статьи одного плана, посвященные проблемам государственнос­ти, права и законности в стране, становятся в центре полемики в от­крытой печати и столкновения разных взглядов и позиций в поисках научных и альтернативных ответов на них. Только такой метод явля­ется более продуктивным и необходимым в познавательной и научной сфере в плане содействия развитию республики на его переходном этапе.

Дискуссия имела несколько аспектов. Она показала, что накопилось немало слабо освещенных и безответных государственно-правовых проблемных вопросов в сфере государственно-правового регулирова­ния нефтяных операций, в защите интересов и государства, и инвесто­ров. Она также показала необходимость подтягивания уровня научной мысли в области права до требований, предъявляемых экономическим, социальным и политическим развитием республики. Приходится признавать и говорить об отставании и даже об отсталости некото­рых важных отраслей науки права, методов познания, применяемых в ней, о преобладании в них узко нормативных воззрений, ограниченно годных для прикладной юриспруденции и почти неэффективных для познавательной, аналитической деятельности в области права, столь необходимой и составляющей основу поиска и нахождения более адекватных ответов на возникающие правовые вопросы.

Начало и суть дискуссии

Поводом для моих статей послужили ведущиеся почти в течение года и особенно активно в последнее время переговоры и обсуждения в Национальной компании «КазМунайГаз» и Министерстве энергети­ки и минеральных ресурсов РК, по их инициативе, с одной стороны, с представителями иностранных подрядных компаний, разрабатыва­ющих крупное месторождение нефти «Кашаган» на казахстанском шельфе Каспийского моря, с другой стороны. Одним из вопросов, по которому обнаружились наибольшие разногласия сторон, был вопрос о желании республики купить долю в пакете проекта одного иност­ранного инвестора, пожелавшего продать свою долю, довольно круп­ную, в разработке месторождения. Он был участником консорциума, состоящего из одних иностранных организаций. Вначале одно ази­атское государство изъявило желание прибрести — купить эту долю, оцененную в более чем миллиард долларов, но не получилось. Наше государство, взвесив свои финансовые возможности, которые были тощими несколько лет тому назад — в момент заключения контракта на месторождение, а теперь несколько пополненные, заявило, что оно купит эту долю и тем самым станет одним из участников консорци­ума. Именно это предложение Казахстана, казалось бы, логичное и правомерное, ибо он собственник и по большому счету хозяин этого месторождения, тем более выступает и как покупатель на «свободном рынке», встретило организованное несогласие и отрицательное отно­шение со стороны иностранных инвесторов, входивших в консорциум. Политика «не пущать» стала преградой. О мотивах не трудно дога­даться. Официальные представители иностранных государств, орга­низациями которых являлись подрядные компании, в обоснование по­зиций последних выдвинули ряд аргументов политико-экономических и правовых — из арсенала традиционных инвестиционных отношений. Таковыми были утверждения о том, что эта заявка Казахстана иметь долю в пакете проекта по освоению месторождения нефти, которыми прежде монопольно владели иностранные компании, по их мнению, «нанесет ущерб инвестиционному климату в республике и доверию инвесторов к Правительству», «снизит конкурентное преимущество Казахстана в привлечении иностранных инвестиций», «увеличит степень риска основных нефтедобывающих компаний в государстве», это якобы — «вмешательство государства» вопреки законам рыночной экономики. На помощь они привлекли юридические силы из Ассо­циации «Казахстан Петролеум», Совета иностранных инвесторов, Ассоциации юристов нефтегазовой отрасли, а также казахстанских партнеров, ученых-юристов, постоянно лоббирующих их правовые и иные интересы. Некоторые из них выступили на официальных пе­реговорах, происходивших в компетентных органах Правительства, на стороне и в пользу иностранных компаний. Участие именно этой последней группы адвокатствующих местных юристов, знакомых с законодательством республики, усилило как бы изнутри формальную юридическую аргументацию позиции иностранных инвесторов.

Страсти в полемике разгорелись, особенно в ходе постановки и воз­можности законодательного закрепления прав государства Казахстан на приобретение отчуждаемой доли в пакете акций на недропользо­вание. Почти полгода тому назад (в начале апреля) Верхняя палата Парламента — Сенат инсценировал дополнение к статье 71 в виде ее третьей части к Указу Президента Республики Казахстан, имеющему силу Закона, «О недрах и недропользовании». Оно гласило: «В целях сохранения и укрепления ресурсно-энергетической основы экономи­ки в новых, а также уже подписанных контрактах на недропользова­ние государство имеет приоритетное право перед другой стороной контракта или участниками юридического лица, имеющего право недропользования, и иными лицами на приобретение отчуждаемого права недропользования (его части) или части доли (пакета акций) в юридическом лице, имеющем право недропользования, на условиях не хуже условий, предложенных другими покупателями». Непосредс­твенной причиной принятия указанного дополнения к закону послу­жила необходимость снятия одного из основных доводов иностранных подрядных компаний и их адвокатствующих партнеров, который ис­пользовался ими для обоснования «не пущать» государство Казахстан в ряды участников разработки упомянутого важного месторождения нефти. Суть этого довода состояла в том, что-де нет прямого указания в законодательстве республики о таковом ее праве. Это был формаль­ный повод. Дело в том, что существует и действует правовой поря­док, определяемый законодательством, который и составляет право­вое поле, на котором в принципе, возможно, и происходит действие контрактных отношений на недропользование. Дополнение к закону ничего нового не устанавливает, что бы выходило за рамки функцио­нирующего правового порядка.

Не было оснований для тревоги у подрядных иностранных ком­паний-инвесторов. Государство в своих действиях, направленных на покупку вынесенной на продажу доли в проекте по цене, объявленной самим продавцом — недропользователем, только реализует свое право быть первым покупателем перед другими покупателями, в том числе подрядными компаниями, входящими в консорциум. Это вытекает из статуса государства как собственника верховного и потенциального «хозяина» объекта торга с вытекающими отсюда правовыми и эконо­мическими последствиями. Тем более оговорено, что это его действие не наносит ущерба статусу и положению иностранных инвесторов.

Транснациональным нефтяным компаниям в лице их организаций в Казахстане удалось затормозить принятие указанного дополнения к Закону РК «О недрах и недропользовании». Их аргументации про­тив дополнения носили все тот же дипломатический, политический и экономический характер. Они были более сдержанными по стилю реакции на законодательную поправку. Этого нельзя было сказать об их местных партнерах из казахстанских юристов, в том числе и о моих оппонентах. Они пытались и старались представить позицию иностранных подрядных компаний вполне обоснованной и «закон­ной», не считаясь, по нашему мнению, с подлинными законами, их логикой и законностью. Они действовали открыто, пристрастно, нередко приписывая к дополнению к Закону то, чего в нем не было. Так, мои оппоненты выдумали и усмотрели в нем «принудительную акцию», даже «национализацию имущества» иностранных компаний, «вмешательство» государства в их дела. По их мнению, вопросы, из­ложенные в дополнении, а именно о приоритетном праве государства приобретать отчуждаемую часть недропользования, должны якобы решаться судом, а не Парламентом. М. Сулейменов, выделив особо вопрос: «Законно ли принудительное изъятие имущества?» и задав его самому себе, пишет: «В рассматриваемом нами случае имеет место принудительное изъятие имущества (акции, например)», ибо это осу­ществляется «вопреки воле собственника акции», и поэтому нужно «разрешение суда». В качестве обоснования этой мысли он ссылается на ст. 26 Конституции РК, где сказано: «Никто не может быть лишен своего имущества», хотя об этом вовсе не идет речь в дополнении. Он идет еще дальше, что, мол, это «принудительное обращение в го­сударственную собственность имущества, находящегося в частной собственности граждан и юридических лиц — это национализация, которая может быть осуществлена только принятием специального закона о национализации имущества».

close_page

Нефть — стратегическое сырье и Закон РК «О национальной безопасности»

Методологическая ущербность позиции моих оппонентов состоит в том, что контракт на недропользование, в частности на нефть, которая является стратегическим ресурсом и устоем макроэкономики респуб­лики, они рассматривают как соглашение вообще, регулируемое толь­ко соответствующими статьями Гражданского кодекса, а положение и роль государства, его уполномоченного органа в этом контракте, оп­ределяют в рамках этих статей и сводят к ним. При таком подходе для них нет различия в предметной ценности объекта соглашения, одно и то же, что недра — нефть и что, например, пара башмаков. В статье пи­сал, что государство как собственник недр и как распорядитель этой собственностью, вступая в контракные отношения на недропользова­ние в качестве одной из этих отношений, оставаясь верным им, вместе с тем несет и реализует задачу и обеспечения государственной «боль­шой целевой политики», суть и требования которой зафиксированы в Законе РК «О национальной безопасности Республики Казахстан» от 26 июня 1998 г. В законе сказано: «В целях защиты национальных ин­тересов Республики Казахстан, в том числе сохранения и укрепления промышленного потенциала, государство с соблюдением гарантий, предоставленных иностранным инвесторам, осуществляет контроль за состоянием использования объектов экономики Казахстана, нахо­дящихся в управлении или собственности иностранных организаций и организаций с иностранным участием» (п. 2 ст. 18). Эти требования в обязательном порядке учитываются как при заключении контрактов по использованию стратегических ресурсов республики, так и при «выполнении контрактов и контролю за их исполнением» (п. 3 ст. 18).

Основной наш оппонент — М. Сулейменов — в категорической фор­ме не воспринимает наше утверждение о том, что для Республики Казахстан и для компетентного его органа, выступающего от ее имени в контрактах с иностранными организациями по разработке и осво­ению нефтяных месторождений, имеет ключевое политико-правовое значение именно Закон РК «О национальной безопасности Респуб­лики Казахстан». Он объявляет «совершенно не обоснованными и не имеющими никакого отношения к проблеме ссылки на Закон РК «О национальной безопасности Республики Казахстан». Свою пози­цию он обосновывает мотивами, лежащими в другой плоскости, не имеющими отношения к вопросу, тем, что в этом законе «ничего не говорится о возможности необоснованного изменения условий конт­ракта» и о «неправомерном вмешательстве» государства в контракты с участием иностранных организаций (журнал «Юрист», 2004. № 7. С. 26). Тут нелишне напомнить моим оппонентам то место Закона РК «О нефти», где сказано, что гарантии, установленные для подрядчиков в сфере нефти, а они значительные, «не распространяются на изменения законодательства Республики Казахстан» в четырех областях, в том числе в области обеспечения национальной безопасности (ч. 2 ст. 57).

Ю. Басин высказался достаточно осторожно относительно роли и места Закона РК «О национальной безопасности Республики Казахс­тан» в определении политико-правового статуса государства в конт­рактных отношениях, заключенных с иностранными организациями, хотя считает в целом «убедительными» доводы М. Сулейменова (жур­нал «Юрист», 2004. № 8. С. 24-25). Он ограничился лишь указанием на то, что «в статьях С. Зиманова приводятся ссылки на ст. 18 Закона РК «О национальной безопасности Республики Казахстан», выбрано «обеспечение экономической безопасности», хотя в той же статье в числе актов, угрожающих национальной безопасности, «называются решения и действия, которые препятствуют притоку инвестиций в экономику Казахстана».

Айгуль Кенжебаева, безусловно, талантливый юрист-практик, не­сколько месяцев тому назад участвовала на переговорах «КазМунай­Газа» с иностранными инвесторами в составе группы и на стороне последних. По свидетельству участников, она защищала и обосно­вывала со ссылками на статьи Гражданского кодекса РК позицию зарубежных компаний «не пущать» Казахстан в свои ряды, который пожелал купить выставленную на продажу долю в пакете проекта и быть в консорциуме как один из его участников по освоению круп­ного месторождения нефти «Кашаган». Ее можно было понять, если иметь в виду, что она руководит Алматинским филиалом иностранной юридической фирмы «Саланс», одной из задач которого и является лоббирование интересов зарубежных инвесторов в Казахстане. Она и говорит об этом открыто, что «ее клиентами в основном являются крупные транснациональные компании» и они «мои клиенты соблю­дают казахстанское законодательство». Отвечая, по ее словам, неко­торым высоким чиновникам, обвинившим ее после переговоров, что она дает «неправильные советы клиенту», оправдывала свою позицию тем, что «если закон соблюден, то сделка не может быть против инте­ресов РК» (журнал «Юрист», 2004, № 8. С. 10, 14). Не совсем понятно, почему она назвала свою статью слишком громко: «Конституционная норма о Казахстане как правовом государстве — в опасности!». По мнению автора, это выражается в усилении «влияния государства на все сферы общества и ущемления государством прав интересов граждан и юридических лиц» и что «государственные органы и даже суды решают вопросы, исходя не столько из принципов законности и справедливости, а из так называемых «интересов государства». Этих рассуждений явно недостаточно для публичного объявления о том, что правовое государстве в Казахстане «в опасности».

Поле «больших интересов» и об оценке дополнения к закону

Казахстанская нефтяная отрасль богата контрактами с иностранны­ми компаниями. Вполне закономерно, что в ходе реализации условий этих контрактов возникает немало коллизионных и спорных вопросов, как частных, так и принципиальных, нередко и тупиковых, по кото­рым каждая сторона отстаивает свои позиции, исходя из формальных и неформальных условий заключенного контракта, толкуя их в свою пользу. Ничего в этом нет ни особенного, ни оригинального. Так было не раз и так будет, тем более если за этими разными подходами и не­согласованностью и даже несовместимостью позиций сторон стоят малоскрываемые «большие интересы». Различие позиций в наших статьях — моей и моих оппонентов — это различие «больших интере­сов», сторонниками которых, так или иначе, объективно мы являемся, вернее, которые мы лоббируем. В этой части места нейтралу нет, как бы не напрягались показать свое «безразличие» и свою нейтральность. Однако все это должно происходить в рамках правового пространства и законности — они представляют единственно реальную возможность.

Реальность такова, что государство как одна из сторон контракта и соблюдая его условия, в то же время выступает как носитель и защит­ник национальных интересов, включающих в первую очередь сохра­нение и умножение экономического потенциала республики. В свою очередь иностранные подрядные компании, участвующие в разработ­ке нефтяных месторождений, главной и единственной целью имеют максимальное извлечение прибыли и выгоды из этого контракта. Эти два больших интереса определяют суть, предназначение и формы кон­трактных отношений. Эти «большие интересы» в этом контексте пок­рывают контракты на недропользование, входят в них, но ни в коем случае не сводятся к ним. Ошибка моих оппонентов состоит в том, что они не видят и не различают различий в интересах и определяемых ими в статусах участников контракта и сводят их всецело к сделкам, к их нормам, то есть придерживаются идеи «голого равенства».

Вернемся теперь к дополнению к Закону РК «О недрах и недро­пользовании». Если вычленить главное в содержании дополнения, то речь идет о государстве и контракте, заключенном им на недрополь­зование, о роли и месте государства в этих договорных отношениях и о праве государства самому быть одним из участников недрополь­зования — иметь долю в пакете акций и в составе юридического лица, обладающего правом недропользования.

На первый взгляд, дополнение направлено на регулирование, ка­жется, частного вопроса — на констатацию права государства быть участником, приобретать долю в пакете акций на недропользование в случае отчуждения (продажи) своей доли в проекте одним из участни­ков договорных отношений на недропользование. Причем, включена оговорка о том, что это произойдет «на условиях не хуже условий, чем предложенных другими покупателями», т. е. государство не претен­дует на какие-то льготы, и его действия не наносят ущерба другим участникам-инвесторам. Оно, исходя из своего статуса, заявляет о своем приоритетном праве долевого участия в проекте при решении подобного вопроса. Сам факт, что этот «частный вопрос», на первый взгляд, вполне объяснимый и вытекающий из наличного статуса государства в контрактах на недропользование, заключенных им, как собственником и гарантом интересов республики, все же подвергает­ся регулированию в законе, свидетельствует о наличии разногласий, разных подходов к нему и о стремлении законодателей придать воп­росу большую определенность. В этом плане принятие указанного дополнения к закону оправдано. Между тем события, последовавшие после принятия Сенатом дополнения, еще более актуализировали поднятый в нем вопрос. По сути, обсуждение вышло за рамки сделки на недропользование. Вопрос все больше переходит на плоскость о ме­тодах и формах защиты интересов как государства, так и инвесторов — подрядных иностранных компаний. Оба эти аспекта вопроса важны и актуальны.

В процессе консультации и переговоров между сторонами, осо­бенно со стороны иностранных компаний, между прочими, ставился вопрос о выборе времени республикой и почему именно сейчас ею принимается это дополнение к закону. Я давал этому свое объяснение, которое, мне кажется, служит практическим и теоретическим ответом и на многие другие вопросы, поставленные в связи с возникшей про­блемой. Транзитное, т. е. переходное государство, каковым является Казахстан, имеет свои преимущества и недостатки. Преимущество со­стоит в том, что оно в силу состояния переходности меньше «загруже­но» внутренними и внешними взятыми и выполняемыми обязательс­твами и что модели его бытия и развития обладают большей свободой выбора нового содержания и более восприимчивы к изменениям. Это мы видели и видим за годы независимого развития нашей респуб­лики. Недостатки переходного государства, в частности Республики Казахстан, состоят в том, что в силу той же переходности оно еще не состоялось в своих основных и несущих компонентах государствен­ности, относится в лучшем случае к разряду развивающихся, в ряде случаев зависимых государств. Оно еще слабо перед лицом «левизны» и еще в большей степени в защите выбранных способов выживания и выхода из него на просторы цивилизованного развития. Если к этому добавить то, что страна с неосвоенными богатыми сырьевыми ресур­сами становится не только привлекательной, но и центром собирания и сосредоточения интересов разных групп и сил, в основном внешних, готовых обеспечить в первую очередь свои интересы, само по себе это таит угрозу самому существованию переходного государства и ведет к постепенному его превращению в подопечную, зависимую страну. Ни одна сторона в сделках на недропользование не может воспользо­ваться недостатком и временной слабостью в степени зрелости и бла­гополучия другой стороны — государства, чтобы навязывать ему свою выгодную для себя волю как постоянно действующий фактор. Сов­ременный Казахстан вовсе не свободен от подобного рода складываю­щихся отношений. Такое положение не может сохраниться долго. Оно непременно будет меняться и выравниваться по мере взросления государства и набирания внутренней силы и возможностей, реально обеспечивающих его статусное право и активную, свойственную только ему роль в контрактных отношениях на недропользование. Это диктуется требованиями времени и современным состоянием респуб­лики. Эта моя идея явно не понравилась моим оппонентам. Один из них (М. Сулейменов) вместо анализа, как подобает ученому, с порога оценил мое описание, что это «несколько страшноватая психология, неприемлемая для правового государства», и стал неуместно ирони­зировать, уподобляя нашу мысль с примитивной небылицей, якобы я выдвигаю тезис: «пока я беден, я готов обещать вам все блага, льготы и преимущества на все время контракта, давать любые обещания, но когда я разбогател и сам могу справиться, можете удалиться, вы мне не нужны».

Мне трудно дать оценку суждению моих оппонентов о таких ко­ренных понятиях, как «интересы народа», «интересы государства», «общественное благо», обеспечение и защита которых пронизывают и составляют содержание политики и деятельности Казахстана. Постав­ленный мною вопрос, должно ли государство защищать интересы рес­публики и народа в конкретных отношениях по недропользованию, М. Сулейменов трактует по-своему. Он считает, что это «беспроигрышный популистский лозунг — во благо народа. Таким лозунгом можно оправ­дать любое беззаконие и произвол», и далее: «Теперь опять предлагает­ся поступиться законностью во имя целесообразности… во имя высших интересов Республики и народа». Комментарии тут излишни.

Государство как собственник недр и как субъект-распорядитель этой собственностью должно вести себя так, чтобы эта собственность могла «одновременно служить общественному благу» (пп. 2 и 3 ст. 6 Конституции РК). Из этого логически вытекает и практически обос­новывается вывод о том, что место и роль государства в контракте на недропользование, заключаемом им, раздвоены: оно выступает в нем через свой уполномоченный орган как основной владелец объекта (как заказчик) с конкретной и наличной предметной целью. В этой части оно равноправно. В то же время его вступление в контрактные отношения регламентировано большей задачей, связанной его ответственностью перед законами республики за обеспечение национальных интересов и экономической безопасности республики. Это — естественный статус государства, определяющий его функцию и действия, статус более вы­сокий, чем регламентирующее его единичное, индивидуализирующее позитивное право, заключенное в контракте на недропользование. Попытка рассматривать «членство» государства в договорных от­ношениях в границах сделки, игнорируя его «природный» правовой статус, обусловленный его управленческой, контрольно-распоряди­тельной властью над объектом отношений, не продуктивна и схолас­тична. Функциональная способность государства и эффективность его деятельности в первую очередь оцениваются по тому, насколько оно обеспечивает и защищает национальные интересы, «благо всего народа Казахстана», используя возможности правового пространства.

Мои оппоненты придерживаются, я сказал бы, «крайней и «консер­вативной» позиции, отрицающей реальное место и «естественный» статус государства, сдающего свое «имущество» — недры на долго­срочную аренду. Так, М. Сулейменов бескомпромиссно отрицает и не признает особое положение государства как собственника нефтяных недр, каковыми не являются подрядчики. Он пишет: «Главная идея статьи С. Зиманова заключается в том, что государство в контракте занимает особое положение… Само участие государства в контракте придает контрактным отношениям «неравенство в равенстве». Это действительно мое мнение. Оно оспаривается моим оппонентом: «никакой особой роли (государства), никакого нарушения принципа равенства участников».

Прискорбно то, что он в оценке роли государства в контрактах прибегает к грубым и непозволительным сравнениям. Так, приведя мое утверждение о том, что «постулат о равенстве сторон в контракте предполагает и равенство признания роли государства как особого субъекта в этих отношениях», он пишет, что при этом ему «невольно приходит на ум знаменитая фраза из футуристического романа Оруэл­ла «Скотный двор»: «Все животные равны, но свиньи немножечко рав­нее». Тут комментарии не нужны. Скажу только, что мои оппоненты порою слишком горячи и представляются слишком консервативными во взглядах, что они не могут понять той наличной реальности в жиз­ни и в правовых построениях о том, что признание равенства сторон о контрактных отношениях, что является безусловным, вовсе не зачер­кивает, не снимает различия их интересов, лежащих в мотивации и в основах этих отношений. Они в совокупности с нормативной схемой контракта составляют действующее жизненное их начало.

Нельзя путать понятие «законность» с формами законности

Бывает трудно спорить, когда приходится объяснять элементарные установки и правила, ставшие аксиоматическими как в теории права, так и в практике юриспруденции. В старании обосновать политику иностранных компаний «не пущать» в свои «ряды» Казахстан даже на тех же общих условиях, что существуют для других, мои оппоненты, вернее, адвокатствующие на стороне зарубежных инвесторов юристы вольно или невольно идут на явно путанные рассуждения. М. Су- лейменов пишет: «В статье академика С.З. Зиманова сформулирован и активно пропагандируется очень своеобразный подход к понятию «законность». Это, по его мнению, выражается в том, что я делю за­конность на первичную и вторичную. «Получается, — указывает он, — что одна законность выше другой, и законность контрактную можно просто игнорировать… Законность не может быть первичной или вто­ричной, законность едина».

Здесь разные мыслительные формы свалены в одну кучу. Во-пер­вых, у моего оппонента произошло смешение понятия «законность» с формами законности. Это недопустимо для исследователя. Понятие «законность», как всякое понятие, категория абстрактная, выражает суть определяемого явления в совокупности, его общую закономер­ность. Вместе с тем законность имеет свои различные определенные формы или виды, относящиеся к различным сферам, участкам реаль­ной жизни, регулируемым нормами закона. Их столько, сколько этих законов. В данном случае речь идет о реальном бытие законности: соотношение, роль и место понятия «законность» и ее форм, видов 140

должны рассматриваться и они могут быть осмыслены и правильно поняты в рамках различения субординации понятий «абстрактного» и «конкретного». Во-вторых, приходится объяснять, что мир эмпири­ческих, конкретных форм и видов законности не хаотичен и не есть просто их скопление. Он поддается систематизации и упорядочению по значимости, по месту, по ранжиру так же, как и сами законы. Су­ществует иерархия в построении и в системе законности так же, как в системе законов: конституция, законы, подзаконные акты. Да, полу­чается, что одна законность по уровню и сфере регулирования выше, чем другая, это реальность, которая существует независимо от нашего восприятия и которую нельзя игнорировать.

Я высказывался в статьях и высказываюсь сейчас: обязательства и ответственность государства в сохранении и укреплении ресурсно­энергетической основы экономики, установленные Конституцией и законами республики, не ограничены рамками времени, представляют исходную и фундаментальную правовую и политическую основу его деятельности. Они реализуются в конкретных правовых отношениях, в том числе и в особенности в области сделки на недропользование. Контракты на недропользование, с подробно разработанной «внут­ренней» системой нормативного регулирования отношений субъекта — объекта, не покрывают и не заменяют законность, складывающуюся на факте участия государства в них как носителя правомочий власти в отношениях собственности. Законность, связанная с рамочными условиями индивидуального, единична, вторична по отношению к законности, формируемой правомочиями и правоспособностью госу­дарства. Это установка конституционно-законодательная, и в ее рам­ках следует рассматривать и сверять с нею возникшие и возникающие наличные правовые отношения, связанные с контрактами на недро­пользование.

close_page

О разграничении публичного права и частного права

В моей статье вопрос о разграничении публичного права и частного права, сферы и ниши их действия в правовом пространстве специаль­но не ставился. Он рассматривался только применительно к структуре правовых отношений, возникающих между государством и его ком­петентным органом, с одной стороны, и иностранными подрядными компаниями, разрабатывающими месторождения нефти — с другой. Я исхожу из того, что в этих отношениях действуют начала и нормы как частного права, так и публичного права, как нормы Гражданского ко­декса, так и нормы государственного права, поскольку в них участвуют и государство, и негосударственные юридические лица, тем более не оправдана абсолютизация одного из них. Мои оппоненты придержива­ются противоположной позиции, ибо так удобнее защищать интересы лоббируемых иностранных инвесторов. М. Сулейменов в контексте обсуждаемой проблемы пишет: «В последние годы мы с профессором Ю. Басиным ведем борьбу за разграничение принципов публичного и частного регулирования». По его мнению, сфера недропользования представляет монополию частного права. И там, где имеются участки действия публичного права, то они покрываются нормами частного права. В подтверждение приводит свое собственное толкование и пишет: «В силу закона о нормативных правовых актах в случае про­тиворечия между законом, относящимся к сфере публичного права (например, закон о лицензировании) и законом, относящимся к сфере частного права (Гражданский кодекс), будет действовать последний». Все это высказывание сведено к тому, чтобы обосновать «законность» позиции иностранных подрядных организаций. Он резюмирует: «Никакие различия между публичным и частным правом не могут оправдать правомерность нарушения законов (частных)». Приходится напомнить еще раз, что Закон РК «О нефти» и Закон РК «О националь­ной безопасности Республики Казахстан», как зафиксировано в них, занимают приоритетное положение в законодательстве, кроме тех законодательств, которые относятся к областям обороноспособности, экологической безопасности и здравоохранения.

Здесь следует сделать некоторое отступление, необходимое для адекватного понимания основ и схемы позиции моих оппонентов. Я знаю, что большинство моих оппонентов придерживаются так назы­ваемых нормативистских взглядов в праве. Он годен для студенческой аудитории с начальными знаниями и для сугубо прикладной юрисп­руденции. Он малопригоден для познавательной и аналитической ра­боты в науке права. Суть этого метода заключается в том, что знание о праве всецело основано на толковании его норм, выражает то, что составляет состояние и бытие этих норм, т. е. ограничено их норма­тивными рамками. Это означает, что при таком подходе жизненный цикл закона (права), что является главным в его предназначении, оста­ется вне поля и интересов познавателя. Это и сказывается в суждениях моих критиков. Абсолютизация ими Гражданского кодекса РК, его от­дельных норм и попытка рассматривать складывающийся и возника­ющий комплекс политико-правовых, экономико-правовых отношений между государством и иностранными инвесторами с позиции этих норм не может дать истинной картины этих отношений. Такой метод ущербен и беден в познавательных целях. В официальных записках и материалах, оглашенных представителями иностранных компаний на переговорах в компетентных казахстанских органах, их тезисы и обоснования во многом совпадают с позицией моих публичных оппо­нентов.

Мои оппоненты также исходят из того, что «право недро­пользования является имущественным правом», а контракты на не­дропользование относятся к вещному праву, а «государство никаких вещных правомочий не имеет на переданное им подрядным орга­низациям имущество». Вообще-то нелогично и неправильно то, что государство, которое является собственником недр и волеизъявление которого лежит в основе контракта на недропользование и утверждае т себя одной из сторон в контрактных отношениях, вопреки им и этим фактам объявляется лишенным имущественных (вещных) правомо­чий в этих отношениях. Это равнозначно тому, что объявлять белое черным, ясное туманным.

Любая сделка, в том числе контракт на недропользование, есть гражданско-правовой акт в том смысле, что в нем сходятся стороны равные и независимые друг от друга, так или иначе преследующие имущественные интересы, а следовательно, отношения между ними вместе с тем являются имущественно-правовыми. Из этого правиль­ного положения порою делается неправомерное и неправильное по сути и форме заключение о том, что возникающие при этом отноше­ния являются исключительно частно-правовыми и регулируются они только нормами Гражданского кодекса республики, в их рамках. При этом игнорируется реальное бытие контрактных отношений, в кото­рых сходятся неравные по статусу и правомочию субъекты, отягощен­ные имманентно разными интересами и правовой индивидуальной характеристикой. Само участие государства с управленческими, контрольно-властными функциями в контракте на недропользование меняет суть и влияет на эти отношения — частное правовое отноше­ние покрывается отношениями публичного права. Различать частное право и публичное (государственное) право можно, но их противопос­тавление совершенно неприемлемо, если в сделке в качестве одной из ее сторон-субъектов участвует государство. При этом именно в силу факта участия государства возникающие отношения в большей час­ти являются государственными, иначе говоря, публично-правовыми. Практически ущербно, а теоретически неверно мнение о том, что иму­щественные отношения являются исключительным объектом частно­го права, в котором нет места для публичного права даже тогда, когда в них участвуют государство и его уполномоченные органы.

Вместо выводов

Государство в контрактах на недропользование, заключенных с иностранными инвесторами, независимо от того, владеет ли оно само или не владеет долей в пакете проекта (акций), выступает как в роли участника этих контрактов, так и в особой, свойственной только ему, роли носителя управленческой функции и гаранта законности в конт­рактных отношениях. На этом основан постулат о том, что не договор находится над государством, а, наоборот, государство является доми­нантой, «повелителем» в конкретных отношениях на недропользо­вание. «Вмешательство» государства в них осуществляется в рамках законности, определяемой как конкретными условиями контракта, так и законным статусом самого государства.

Равенство сторон в контракте на недропользование, как и в любой другой сделке, не может быть использовано как аргумент для непри­знания или даже отрицания имманентной особой роли государства, участвующего в качестве одной из сторон в соглашении. Само учас­тие государства в контракте, когда другой стороной в нем является негосударственная структура, независимо от того, национальная она или иностранная, придает контрактным отношениям «неравенство» в равенстве. Постулат о равенстве сторон в контракте предполагает и равенство признания роли государства как особого субъекта в этих отношениях.

Само по себе то, что объектом контрактных отношений является нефть, являющаяся стратегическим сырьем и основным составля­ющим макроэкономики республики, предопределяет место и роль, обязательства и ответственность государства в этих контрактах на недропользование. О мотивах политики иностранных подрядных компаний, объединившихся в консорциум, «не пущать» Республику Казахстан в его компанию, нетрудно догадаться…

Моя мысль и логика суждений вокруг обсуждаемого вопроса сво­дятся к следующей наглядной схеме. Допустим, что сделка на недро­пользование заключена между государством (его уполномоченным ор­ганом) и иностранными компаниями (их консорциумом, генеральным подрядчиком). Может ли государство — собственник объекта — быть обладателем части в пакете проекта наравне с другими подрядными иностранными компаниями? Этот вопрос предполагается и считает­ся аксиоматическим, и нет запрета в осуществлении инвестиции из средств государственного бюджета ни в Законе РК «Об инвестициях», ни в Законе РК «Об иностранных инвестициях». Предположим те­перь, что пакет акций на недропользование полностью находится в

руках подрядных иностранных компаний. Может ли государство как собственник недр и как заказчик вмешаться в ряды этих подрядных компаний, растолкать и потеснить их, чтобы создать, таким образом, свободное место в пакете акций, чтобы его занять самому? Нет, не может, это уже незаконное вмешательство, является нарушением ста­бильности закона и законности. Другой случай: одна из подрядных иностранных компаний по своей воле, в силу каких-то обстоятельств, выходит из консорциума и объявляет о продаже своей доли в проекте. Согласно условиям контракта другие участники контракта обладают приоритетным правом в приобретении этой доли. Они согласны на это и заключают соответствующие соглашения об этом. Тут «вмешива­ется» в эти отношения государство и заявляет о желании приобрести эту освободившуюся долю в проекте. Компании, объединившиеся в консорциум, не хотят этого и противятся этому самым серьезным образом, приводя ряд косвенных юридических аргументов и общеэко­номических и политических соображений, даже угрожая, если вопрос решится не в их пользу, передать дело в международные судебные организации. При этом их аргументами являются: контракт не предус­матривает приобретение государством акций — доли в проекте; в кон­тракте предусмотрено приоритетное право участвующих подрядных компаний приобретать долю акций в проекте своего выбывающего партнера.

Все это не оспаривается никем. Но нельзя смешивать отношения внутри подрядных компаний с отношениями между государством и подрядными организациями. В данном случае возникли отношения между государством и подрядными компаниями, прямо не предус­мотренные в статьях контракта на недропользование, которые, однако, лежат на правовом поле отношений между ними, ибо они предусмот­рены в законах, имеющих приоритеты по отношению к правовым нор­мам «внутреннего» применения. Таким образом, право государства приобрести долю в проекте, выставленную на продажу, не только пра­вомерно, но и является безусловным, бесконфликтным с точки зрения законности.

ЕЩЕ РАЗ ОБ ИНВЕСТОРАХ И КОНТРАКТАХ

Мои статьи: «Контракт на недропользование» («Юридическая газета», 2004. 26 мая.) и «Инвесторы и контракты» («Казахстанская правда», 2004. 28 мая.) и вопросы, поднятые в них в связи с нефтяными

операциями в республике, вызвали неподдельный интерес и ответную реакцию как среди представителей иностранных подрядных компа­ний, так и среди казахстанских ученых-юристов и адвокатствующих контор. Один из видных журналов страны «Юрист» открыл дискус­сию вокруг указанных статей и опубликовал ряд статей, заметок с участием видных профессоров-юристов — М.К. Сулейменова, Ю.Г. Ба­сина и других (№№ 7, 8, 10 и 11, 2004 г.). Данная статья является про­должением обмена мнениями и вместе с тем ответом на критические замечания моих оппонентов.

Нефть — стратегическое сырье и главнейшее богатство республики. Современное состояние и будущее Казахстана, находящегося на пе­реходном этапе с множеством проблем внутреннего и внешнего обес­печения, во многом связаны с разработкой нефтяных месторождений, особенно на Каспийском шельфе. В их освоении значительна и даже масштабна роль иностранных инвесторов и подрядных компаний. Государство Казахстан нуждается в иностранной инвестиции и заин­тересовано в создании необходимого и надлежащего законодательного, политического и разрешительного климата для иностранных инвес­торов. Однако при этом обязательства государства не могут быть односторонними. Оно обязано на законных основаниях защищать национальные интересы страны, без ущерба интересам иностранных подрядчиков. Обеспечение баланса интересов сторон в контрактах и следование моральному принципу справедливости в распределении продукции нефтедобычи с учетом и в контексте особого статуса госу­дарства как верховного собственника недр и арендодателя, представ­ляют актуальные вопросы в контрактных отношениях.

Начало и предмет дискуссии

Будучи сопредседателем оргкомитета по подготовке и проведению международной научно-практической конференции «Законодательное регулирование и государственная регламентация нефтяных операций на казахском секторе Каспийского моря», проходившей в Алматы 23 — 24 августа 2003 года под эгидой Казахского академического уни­верситета, участвуя в обобщении материалов конференции, мне при­ходилось поддерживать идею об актуальности и о перспективности исследования проблем, связанных со статусом и местом государства в сферах отношений смешанных предприятий (СП) и международных предприятий (МП) в нефтяной отрасли. Такая постановка в последние годы приобретала как теоретическое, так и все больше практическое значение. И в то же время проблема эта была ответственная и тонкая в контексте определения выбора пределов «вмешательства» государс­тва в дела инвесторов вообще, иностранных подрядных компаний в особенности. При этом было архиважно и следовало думать о разум­ном обеспечении законных и материальных интересов и государства, и инвесторов в соответствии с заключенными контрактами. Проблема эта скоро приобрела конкретно-предметную форму и вышла из облас­ти общих рассуждений и постановок. Как сообщила печать, одна из подрядных иностранных компаний, участвовавшая в разработке од­ного крупного нефтяного месторождения нефти на прикаспийском шельфе, объявила о продаже своей доли в пакете проекта. По закону она могла продать любому субъекту, но согласно условиям контракта на это требовалось согласие других участников консорциума, состо­ящего в данном случае из одних иностранных подрядных компаний, а также одобрение (санкции) государства-собственника. Государство Казахстан само решило приобрести — купить эту долю в пакете про­екта, выставленную на свободную продажу. Возникла ситуация, при которой государство Казахстан могло стать участником в разработ­ке указанного нефтяного месторождения наряду с иностранными подрядными компаниями, в том числе и там, где последние до этого времени были монопольными собственниками. В затянувшихся пере­говорных процессах по этому вопросу консорциум, голосами иност­ранных подрядных компаний, придерживался линии и политики «не пущать» государство Казахстан в свои ряды и чтобы оно не было од­ним из участников разработки месторождения.

Проблема эта получила дальнейшее осложнение в связи с приняти­ем Верхней палатой Парламента — Сенатом в начале апреля 2004 года дополнения к статье 71 Указа Президента РК, имеющего силу Закона, «О недрах и недропользовании», устанавливающее приоритетное пра­во государства приобретать долю в пакете проекта на недропользова­ние. Статьи мои «Контракт на недропользование», «Инвесторы и кон­тракты», ставшие дискуссионными, были посвящены рассмотрению прикладных и связанных с ними теоретических вопросов государс­твенно-правовой сферы освоения нефтяных месторождений. В них проводилась идея об «естественности» и правомерности притязания государства как верховного собственника недр, «арендодателя» и «за­казчика» быть участником разработки нефтяного месторождения на своей территории, наряду с другими подрядными организациями, в том числе и иностранными.

Два подхода — два разных мнения

К дискуссии в открытой печати предшествовали дипломатические и иные шаги представителей государств, организациями которых яв­лялись иностранные подрядные компании, а также адвокатствующих их контор. В них утверждалось о том, что заявка Казахстана иметь долю в пакете проекта по освоению месторождения нефти, которыми прежде монопольно владели иностранные компании, по их мнению, «нанесет ущерб инвестиционному климату в республике и доверию инвесторов Казахстана в привлечении иностранных инвестиций», «увеличит степень риска основных нефтедобывающих компаний в государстве», это якобы — «вмешательство государства» вопреки законам рыночной экономики. Такой реакции можно было ожидать. Явление было новое. Оно, разумеется затрагивало в той или иной мере интересы инвесторов и нарушало сложившуюся схему, вернее — стихию, внутриконтрактных отношений, в которых доминировали иностранные инвесторы. В то же время такая постановка была естес­твенной и закономерной. Она с необходимостью выдвигалась самим ходом развития инвестиционно-контрактных отношений в области недропользования и уровнем прогресса государства Казахстан, до­стигнутым им в экономической и финансовой сферах к данному пе­риоду. В этой постановке прежде всего речь идет о движении по пути к обеспечению баланса и сбалансированности интересов как инвесто­ров, так и государства, являвшегося верховным собственником недр и арендодателем. При этом законность и исполнение условий контракта в измерениях разумного понимания остаются незыблемыми.

Мои идеи и основные вопросы, на которые я хотел ответить и по ко­торым изложил свое видение, сводились к следующему: а) государство Казахстан, заключая контракт на недропользование с инвесторами, будучи равным партнером с последними в контрактных отношениях и неся ответственность за выполнение их условий и стабильность, в то же время оно реализует свою конституционную и функциональную правоспособность как выразитель интересов безопасности населения и государственности. В этом состоит его особое место в контрактных отношениях; б) право государства приобретать часть акций или долю в пакете проекта по разработке нефтяного месторождения следует рас­сматривать в контексте его политико-правового статуса и как первое право, принадлежащее ему среди равных в контрактных отношениях; в) надо различать грани между вмешательством государства в конт­рактные отношения по закону и вмешательством государства вопреки закону и законности. Притязание государства на приобретение доли 148

в пакете проекта, выставленной на продажу, есть его приоритетное право по закону; г) в контрактных отношениях, особенно в нефтяной отрасли, важнейшим постоянно действующим фактором является поэтапное обеспечение баланса и балансированности интересов как государства, так и инвесторов. Преимущественное право государс­тва приобретать долю в пакете проекта на разработку нефтяного месторождения находится в рамках действия указанного фактора; д) в контрактных отношениях между государством и иностранными инвесторами первостепенное значение имеют, наряду с правовыми, и моральные аспекты распределения продукции.

В подходе к указанным вопросам и в расшифровке их содержа­ния в контексте роли и места государства и иностранных подрядных компаний в контрактных отношениях в нефтяной отрасли участники дискуссии существенно разошлись во мнениях. Одна группа во главе с профессором М.К. Сулейменовым выступила против моих основных положений, доказывая якобы неправомерность и необоснованность самой постановки вопроса о приобретении (покупки) государством доли в пакете проекта, находившегося в арендной собственности иностранных подрядных компаний, и отвергала преимущественное право государства в такой сделке перед другими покупателями. Идеи и схема доводов этой группы казахстанских юристов почти совпадали с позициями адвокатствующих контор и лиц, находящихся на службе иностранных подрядных компаний и инвесторов. В поддержку наших позиций в дискуссии своими письменными отзывами, представлен­ными в Национальную Компанию «КазМунайГаз», по их просьбе, выступали известные профессора-юристы В.Н. Уваров, С.Ф. Ударцев, Е.К. Нурпеисов. В данной статье рассматриваются основные доводы и положения моих оппонентов, оправдывающих политику «не пущать» государство Казахстан в ряды сообщества иностранных подрядных компаний, объединенных в консорциум. Поскольку основные идеи этой группы ученых изложены в статье академика М.К. Сулейменова, с которыми выражают согласие остальные его сторонники, наше вни­мание уделено больше его аргументации.

Важно отметить, что это первый случай за последнее десятилетие, когда статьи одного плана, посвященные проблемам государственнос­ти, права и законности в стране, становятся в центре полемики в от­крытой печати и столкновения разных взглядов и позиций в поисках научных и альтернативных ответов на них. Только такой метод явля­ется более продуктивным и необходимым в познавательной и научной сфере в плане содействия развитию республики на его переходном этапе.

Дискуссия показала, что накопилось немало слабо освещенных и без­ответных государственно-правовых проблемных вопросов в сфере госу­дарственно-правового регулирования нефтяных операций, в защите ин­тересов и государства и инвесторов. Она также показала необходимость подтягивания уровня научной мысли в области права до требований, предъявляемых экономическим, социальным и политическим развитием республики. Приходится признавать и говорить об отставании и даже об отсталости некоторых важных отраслей науки права, методов познания, применяемых в ней, о преобладании в них узконормативных воззрений, ограниченно годных для прикладной юриспруденции и почти неэф­фективных для познавательной, аналитической деятельности в области права, столь необходимой и составляющей основу поиска и нахождения более адекватных ответов на возникающие правовые вопросы.

Политико-правовой статус государства в контрактных отношениях на недропользование

Те, которые по сути не хотят или не желают видеть государство в качестве участника разработки нефтяных месторождений наряду с иностранными подрядными компаниями, организовавшимися в международное предприятие (МП), то есть не допускают мысли о возможности реорганизации последнего в смешанное предприятие (СП) с участием Казахстана, выставляют ряд доводов и обоснований, правовых и экономических, среди которых на первом плане стоит ста­тус государства. Суть понимания ими статуса государства сводится к тому, что контракт на нефть — это частно-правовая сделка, а государс­тво самим фактом заключения им контракта на недропользование и в силу этого становится субъектом частно-правовых отношений, сво­бодным от всех обязанностей и ответственности, которые оно несло до заключения контракта. Уважаемый мною профессор М.К. Сулейменов заявляет: «…практически весь мир переходит к признанию того, что государство, вступая в частно-правовые отношения, выступает как обычный субъект частного права, теряющий свои властно-правовые функции и право на судебный иммунитет» (журнал «Юрист», 2004. № 7. С. 25). Это же заблуждение. В законодательных актах, отнесенных к категории приоритетных, в частности «О национальной безопаснос­ти», «О недрах и недропользовании», «О нефти», «Об экологической безопасности», имеются разделы о полномочиях и функциях Пра­вительства и его компетентных органов по контролю и управлению нефтяными операциями, находящимися в арендной собственности национальных и иностранных подрядных организаций.

В соответствии с Указом Президента Республики Казахстан, име­ющим силу Закона, «О недрах и недропользовании» Правительство «определяет компетентный орган по заключению и исполнению конт­рактов на недропользование» (п. 10 ст. 6). В свою очередь, компетент­ный орган осуществляет в числе других задач «мониторинг и контроль за соблюдением условий контрактов совместно с государственным органом по использованию и охране недр». Он обязан «в ходе своей деятельности по заключению и исполнению контрактов обеспечивать соблюдение интересов Республики Казахстан» (пп. 5 п. 1. и пп. 1 п. 2. ст. 8). Подрядчик, независимо национальный он или иностранный, не только должен следовать условиям контракта, вместе с тем он обязан «проводить нефтяные операции в строгом соответствии с законода­тельством Республики Казахстан, соблюдать требования по охране окружающей природной среды и недр» (п. 3 ст. 41 Указа Президента, имеющего силу Закона, «О нефти»).

Ущербность позиции моих оппонентов состоит в том, что они кон­тракт на нефть, которая является стратегическим ресурсом и устоем макроэкономики республики, рассматривают как соглашение, в самом себе замкнутое, регулируемое только соответствующими статьями Гражданского кодекса, а положение и роль государства, его уполно­моченного органа в этом контракте определяют в рамках этих статей и сводят к ним. При таком подходе для них нет различия в предмет­ной ценности объекта соглашения, одно и то же, что недры — нефть и что, например, пара башмаков. В статье я писал, что государство как собственник недр и как субъект-распорядитель этой собственностью, вступая в контрактные отношения на недропользование в качестве одной из сторон этих отношений, оставаясь верным им, вместе с тем несет и реализует задачу обеспечения государственной «большой це­левой политики», суть и требования которой зафиксированы в ряде законов и в первую очередь в Законе РК «О национальной безопаснос­ти Республики Казахстан» от 26 июня 1998 г. В нем сказано: «В целях защиты национальных интересов Республики Казахстан, в том числе сохранения и укрепления промышленного потенциала, государство с соблюдением гарантий, предоставленных иностранным инвесторам, осуществляет контроль за состоянием использования объектов эко­номики Казахстана, находящихся в управлении или собственности иностранных организаций и организаций с иностранным участием» (п. 2 ст. 18). Эти требования в обязательном порядке учитываются как при заключении контрактов по использованию стратегических ресур­сов республики, так и при «выполнении контрактов и контроля за их исполнением» (п. 3 ст. 18).

Основной наш оппонент М. Сулейменов в категорической форме не воспринимает наше утверждение о том, что для государства Ка­захстан и для компетентного его органа, выступающего от его имени в контрактах с иностранными организациями по разработке и осво­ению нефтяных месторождений, имеет ключевое политико-правовое значение именно Закон РК «О национальной безопасности Республики Казахстан». Он, наоборот, считает «совершенно не обоснованными и не имеющими никакого отношения к проблеме ссылки на Закон РК «О национальной безопасности Республики Казахстан». Ю.Г Басин высказывается осторожно относительно роли и места Закона РК «О национальной безопасности Республики Казахстан» в определении политико-правового статуса государства в контрактных отношениях, заключенных с иностранными организациями, хотя считает в целом «убедительными» доводы М. Сулейменова (журнал «Юрист», 2004. №8. С. 24-25).

От понимания статуса и места государства Казахстан и о его до­левом участии в контрактных отношениях на разработку нефтяных месторождений зависит многое в ценностной оценке и в осмыслении целевого направления и результатов этих контрактов в контексте «больших интересов» сторон, лежащих в их основе. Это вовсе не означает действие вопреки условиям контракта или предоставление какого-то выдуманного преимущества одной из сторон контракта, в данном случае государству. Наоборот, оно служит интересам соблюде­ния этих условий с заложенными в них исходными началами, которые предопределены «естественной» системностью и состоянием и госу­дарства как владельца недр, так и инвестора, его эксплуатирующего. Собственно на такой основе обеспечивается стабильность контракта.

Реальность такова, что государство, как одна из сторон контракта и соблюдая его условия, в то же время выступает как носитель на­циональных интересов, направленных на сохранение и умножение экономического потенциала республики.

В свою очередь иностранные подрядные компании, участвующие в разработке нефтяных месторождений, главной целью имеют макси­мальное извлечение прибыли и выгоды из этого контракта. Эти два больших интереса, их сбалансированность определяют суть и пред­назначение контрактных отношений. Эти «большие интересы» в этом контексте покрывают контракты на недропользование, входят в них, но ни в коем случае не сводятся к ним. Ошибка моих оппонентов со­стоит в том, что они не видят и не различают различий в интересах, в статусах участников контракта и сводят их всецело к сделкам, к их нормам, то есть придерживаются идеи «равенства голяков». Само по себе то, что объектом контрактных отношений является нефть, явля­ющаяся стратегическим сырьем и основным составляющим макроэко­номики республики, предопределяют место и роль, обязательства и ответственность государства в этих контрактах на недропользование.

Государство Казахстан в контрактах на недропользование, заклю­ченных с иностранными инвесторами, независимо от того, владеет ли оно само или не владеет долей в пакете проекта (акций), выступает как в роли участника этих контрактов, так и в особой, свойственной только ему, роли носителя прав верховного собственника недр, управ­ленческой функции и гаранта законности в контрактных отношениях. На этом основан постулат о том, что не договор находится над госу­дарством, а, наоборот, государство является доминантой в конкретных договорных отношениях на недропользование в пределах законности и признания его законных прав. «Вмешательство» государства в таком понимании осуществляется в интересах обеспечения справедливого баланса интересов сторон в контракте и выполнения нормативно-пра­вовых его условий.

Равенство сторон в контракте на недропользование, как и в любой другой сделке, не может быть использовано как аргумент для непри­знания или даже отрицания имманентной особой роли государства, участвующего в качестве одной из сторон в соглашении. Само учас­тие государства в контракте, когда другой стороной в нем является негосударственная структура, независимо она национальная или иностранная, придает контрактным отношениям «неравенство» в равенстве. Постулат о равенстве сторон в контракте предполагает и равенство признания роли государства как особого субъекта в этих отношениях.

Об оценке законодательной инициативы — дополнения к закону

Страсти в полемике разгорелись, особенно в ходе постановки и возможности законодательного закрепления приоритетного права госу­дарства Казахстан на приобретение отчуждаемой доли в пакете проекта на недропользование независимо от того, является ли «продавец» инос­транной подрядной компанией, входящей в юридическое лицо, состоя­щее из одних иностранных инвесторов. Критическую реакцию инвес­торов можно было понять. Вхождение государства, его компетентного органа в подобные контрактные отношения в качестве их полноправ­ного долевого участника, вдобавок к тому, что государство являлось одной из сторон контракта, предоставляло определенное «неудобство» для других негосударственных подрядных организаций. Постоянно и односторонне лоббирующие интересы иностранных компаний лица, в особенности из числа ученых-юристов, окрестили дополнение к закону как «насильственное вмешательство» государства в внутриконтракт- ные отношения, с вытекающими отсюда последствиями.

Дело в том, что в начале апреля текущего года Верхняя палата Парламента — Сенат инсценировал дополнение к статье 71 Указа Пре­зидента Республики Казахстан, имеющего силу Закона, «О недрах и недропользовании». Оно гласило: «В целях сохранения и укрепления ресурсно-энергетической основы экономики, в новых, а также уже подписанных контрактах на недропользование, государство имеет приоритетное право перед другой стороной контракта или участника­ми юридического лица, имеющего право недропользования, и иными лицами на приобретение отчуждаемого права недропользования (его части) или части доли (пакета акций) в юридическом лице, имеющем право недропользования, на условиях не хуже условий, предложен­ных другими покупателями». Непосредственной причиной принятия указанного дополнения к закону послужила необходимость снятия одного из основных доводов иностранных подрядных компаний и их адвокатствующих партнеров, который использовался ими для обос­нования политики «не пущать» государство Казахстан в ряды участ­ников разработки важного месторождения нефти. Суть этого довода состояла в том, что-де нет прямого указания в законодательстве рес­публики о таковом ее праве. Это был формальный повод. На самом деле существует и действует институциональная правовая среда, оп­ределяемая законодательством, которая и составляет правовое поле, на котором в принципе возможно и происходит действие контрактных отношений на недропользование. Дополнение к закону ничего нового не устанавливает, выходящего за рамки функционирующего правово­го порядка. Однако с этой реальностью не собирались и не собираются считаться как инвесторы, так и мои оппоненты — юристы местные.

Не было оснований для тревоги у подрядных иностранных компа­ний — инвесторов. Государство в своих действиях, направленных на покупку вынесенной на продажу доли в проекте по цене, объявленной самим продавцом — недропользователем, только реализует свое право быть первым покупателем перед другими покупателями, в том числе подрядными компаниями, входящими в консорциум. Это вытекает из статуса государств как собственника, верховного и потенциального хозяина объекта торга с вытекающими отсюда правовыми и экономи­ческими последствиями. Тем более оговорено, что это его действие не наносит ущерба статусу и положению иностранных инвесторов.

Транснациональным нефтяным компаниям в лице их организаций в республике, а также адвокатствующим казахстанским юристам уда­лось надолго затормозить принятие указанного дополнения к Закону РК «О недрах и недропользовании». Особенно последние проявляли большую активность в «изобретательности» часто надуманных дово­дов и аргументации. Они пытались и старались представить позицию иностранных подрядных компаний вполне обоснованной и «законной», не считаясь, по нашему мнению, с подлинными законами, их логикой и законностью. Они нередко приписывали к дополнению к закону то, чего в нем не было. Так, мои оппоненты выдуманно усмотрели в нем «принудительную акцию», даже «национализацию имущества» инос­транных компаний, расценили как «вмешательство» государства в их дела. По их мнению, вопросы, изложенные в дополнении, а именно о приоритетном праве государства приобретать отчуждаемую часть пакета проекта на недропользование, должны якобы решаться судом, а не Парламентом. М.К. Сулейменов писал: «В рассматриваемом нами случае имеет место принудительное изъятие имущества (акции, на­пример)», ибо это якобы осуществляется «вопреки воле собственника акции», и поэтому нужно «разрешение суда». В качестве основания этой мысли он ссылается на ст. 26 Конституции, где сказано: «никто не может быть лишен своего имущества», хотя это вовсе относится к дополнению. Он идет еще дальше, что, мол, это «принудительное обращение в государственную собственность имущества, находяще­гося в частной собственности граждан и юридических лиц, — это на­ционализация, которая может быть осуществлена только принятием специального закона о национализации имущества».

В последние месяцы, несмотря на противоречивые сообщения печати, наметились определенные сдвиги в сложном переговорном процессе вокруг приобретения Казахстаном доли в пакете проекта нефтяного месторождения Кашаган. В конце сентября 2004 г. министр энергетики и минеральных ресурсов В. Школьник сделал заявление о том, что вопрос вокруг продажи Казахстану британской компанией BG Group своей акции (16,6%) в нефтяном проекте, возможно, будет решен до конца года. А через несколько дней в Сенате Парламента при обсуждении проекта бюджета на 2005 год представитель Министерс­тва финансов, затронув указанные переговоры, сказал, что «оформле­ние сделки — это очень долгая процедура… на это уйдет примерно еще год». В конце октября 2004 года поступили два важных сообщения: первое — в Лондоне была достигнута договоренность по вопросу о при­обретении Казахстаном доли участия в Северо-Каспийском проекте, и второе о том, что Парламент республики принял, в конце концов.

дополнение к Закону РК «О недрах и недропользовании» с незначи­тельной корректировкой первоначального текста (журнал «Юрист», 2004. № 11. С. 33). Есть сведения, что буквально на днях Президент республики подписал это дополнение к закону.

Предстоит пройти еще немало переговорных зигзагов юридичес­кого и экономического плана, возможно, не столь длительных, после принятия указанного дополнения к закону, закрепляющего приори­тетное право республики на приобретение доли в проекте пакета на разработку нефтяного месторождения, в свое время отданного в собственность иностранных подрядных компаний. Многое зависит как от государства, его уполномоченных органов, так и от культуры иностранных подрядных организаций.

Консультации, тем более переговоры, периодически проводимые компетентным органом Правительства с подрядными иностранными компаниями по вопросам, затрагивающим имущественные, финансо­вые и организационные интересы сторон, были и будут всегда трудны­ми. Еще более трудными предстают вопросы, вносящие изменения в устоявшие схемы отношений между государством и инвесторами, тем более если эти стандарты отношений в той или иной степени успели консервироваться в контрактных отношениях на недропользование. Даже тогда, когда притязания одной из сторон контракта кажутся спра­ведливыми в общеправовых и нравственных измерениях и не приносят ущерба другой стороне, они будут решаться шаг за шагом, путем ком­промисса и возможных взаимных уступок участвующих сторон. Такое было до принятия указанного дополнения к Закону РК «О недрах и не­дропользовании» и таковое будет и после его принятия.

close_page

Моральные критерии в контрактных отношениях

Каждая сторона в любой сделке руководствуется своими интере­сами. Вернее, сделка есть воплощение интересов участвующих в ней сторон. Вне интересов нет сделки. Интересы не могут быть равными, скорее — они противоположны, так, например, одна сторона прода­ет, а другая сторона покупает, чтобы удовлетворить свои интересы. Равенство сторон в контракте не есть равенство их интересов, а есть равенство в свободном волеизъявлении и в верности обязательствам, связанным с условиями сделки, за которыми лежат более высокие, более ценные критерии, придающие взаимному соглашению «чело­веческое лицо» — это быть честными и не обманывать, относиться с уважением к интересам друг друга и быть в меру справедливыми во взаимных отношениях и претензиях. Разумеется, все это существует в 156

идеале и вместе с тем должно служить ориентацией в действиях сто­рон, вовлеченных в сделку, независимо от того, сознают они это или входит в их естество и проявляется стихийно. В контрактах на недро­пользование вообще, по поводу разработки нефтяных месторождений в особенности, представляющих ось жизнедеятельности государства в целом, моральные критерии должны верховодить действиями и ума­ми участвующих в них сторон. По большому счету, равенство сторон в контрактах на недропользование есть равнодействующее уважение как интересов государства, так и интересов инвесторов, как в рамках правовых нормативов и законов, так и в рамках всеобщих нравствен­ных критериев, придающих этим юридическим нормам «человеческое лицо» и тем самым наибольшую жизненность и стабильность.

Справедливо ли, а следовательно, законно ли притязание государс­тва Казахстан иметь приоритетное право быть одним из участников разработки нефтяного месторождения в случае открытия реализуемой «вакансии» в консорциуме иностранных подрядных компаний? Мы уже указали, что одни отвечают на это отрицательно и говорят — нет, не может, ибо об этом нет указания или оговорки в тексте контракта. Другие говорят: может, таковое право предоставлено самим фактом заключения контракта и той правовой средой, в системе которой он действует, а также и моральными основаниями контракта и по су­ществу не нуждается в нормативно-правовой фиксации. Если таковая регламентация появится в законе, то это будет лишь уясняющим и подтверждающим актом реальных отношений.

Транзитное, т. е. переходное государство, каковым является Казах­стан, имеет свои преимущества и недостатки. Преимущество состоит в том, что оно в силу состояния переходности меньше «загружено» внутренними и внешними взятыми и выполняемыми обязательства­ми и что модели его бытия и развития обладают большей свободой выбора нового содержания и более восприимчивы к изменениям. Это мы видели и видим за годы независимого развития нашей респуб­лики. Недостатки переходного государства, в частности Республики Казахстан, состоят в том, что в силу той же переходности оно еще не состоялось в своих основных и несущих компонентах государствен­ности, относится в лучшем случае к разряду развивающихся, в ряде случаев зависимых государств. Оно еще слабо перед лицом «левизны» и еще в большей степени в защите выбранных способов выживания и выхода из него на просторы цивилизованного развития. Если к этому добавить то, что страна с неосвоенными богатыми сырьевыми ресур­сами становится не только привлекательной, но и центром собирания и сосредоточения интересов разных групп и сил, в основном внешних,

готовых обеспечить в первую очередь свои интересы, само по себе это таит угрозу самому существованию переходного государства и ведет к постепенному его превращению в подопечную, зависимую страну. Ни одна сторона в сделках на недропользование не может воспользовать­ся недостатком и временной слабостью в степени зрелости и благо­получия другой стороны — государства, чтобы навязывать ему свою выгодную для себя волю как постоянно действующий фактор. Совре­менный Казахстан вовсе не свободен от подобного рода складываю­щихся отношений. Такое положение не может сохраниться долго, ибо оно в первую очередь несправедливо. Оно непременно будет меняться и выравниваться по мере осознания сторонами контракта морального долга и взросления государства и набирания им внутренней силы и возможностей, реально требующих уважение к его сбалансированно­му праву и справедливости в распределении места и продукции в кон­трактных отношениях на недропользование. Такое мое рассуждение явно не понравилось моим оппонентам. Лидер из них вместо анализа, как подобает ученому, с порога оценил мое мнение как «страшнова­тую психологию, неприемлемую для правового государства» и стал неуместно иронизировать, уподобляя нашу мысль с примитивной небылицей, якобы я выдвигаю тезис: «пока я беден, я готов обещать вам все блага, льготы и преимущества на все время контракта, давать любые обещания, но когда я разбогател и сам могу справиться, можете удалиться, вы мне не нужны» (журнал «Юрист», 2004. № 7. С. 27).

Такие коренные понятия, как «интересы народа», «интересы госу­дарства», «общественное благо», их обеспечение и защита, пронизы­вают и составляют содержание и суть политики и деятельности госу­дарства Казахстан. Странно, что с этим аксиоматическим положением не согласны наши оппоненты. Они устами одного из своих сторонни­ков считают, что-де все это «беспроигрышный популистский лозунг — во благо народа. Таким лозунгом можно оправдать любое беззако­ние и произвол», и далее: «Теперь опять предлагается поступиться законностью во имя целесообразности… во имя высших интересов республики и народа» (там же). Здесь комментарии излишни.

Некоторые выводы

Теория о минимизации роли государства в условиях рыночной эко­номики нередко толкуется как его ограничение, а не как отпадение в большей части его административно-управленческой экономической функции в силу ее ненадобности, что происходит на определенном этапе политической и культурной зрелости общества. Еще хуже, когда 158

она используется для вытеснения государства из системы экономичес­ких отношений, в том числе и контрактных, независимо от места и времени формы и уровня зрелости этих отношений.

Место и роль государства Казахстан в контракте на не­дропользование, заключаемом им, раздвоены: оно выступает в нем через свой уполномоченный орган как основной владелец объекта (как арендодатель, заказчик) с конкретной и наличной предметной целью. В этой части оно равноправно. В то же время его вступление в конт­рактные отношения регламентировано более высокой задачей, связан­ной его ответственностью перед законами республики за обеспечение национальных интересов и экономической безопасности республики. Это-естественный статус государства, определяющий его функцию и действия, статус более большой, чем регламентирующее его единичное, индивидуализирующее позитивное право, заключенное в контракте на недропользование. Попытка рассматривать «членство» государства в договорных отношениях в границах только сделки, игнорируя его «природный» правовой статус, обусловленный его управленческой, контрольно-распорядительной властью над объектом отношений, не продуктивна и схоластична. Функциональная способность государс­тва и эффективность его деятельности в первую очередь оценивается по тому, насколько оно в рамках правового пространства и законности обеспечивает и защищает национальные интересы, «благо всего на­рода Казахстана», оставаясь при этом верным условиям контракта. Постулат о равенстве сторон в контракте предполагает и равенство признания роли государства как особого субъекта в этих отношениях. Признание равенства сторон в контрактных отношениях, что является безусловным, вовсе не зачеркивает, не снимает различия их интере­сов, лежащих в мотивации и в основах этих отношений. Они в сово­купности с нормативной схемой контракта составляют действующее жизненное их начало.

НЕКОТОРЫЕ ГОСУДАРСТВЕННО-ПРАВОВЫЕ
ПРОБЛЕМЫ ПРОВЕДЕНИЯ НЕФТЯНЫХ
ОПЕРАЦИЙ НА МОРЕ

Сфера нефтяных операций — это область стратегии и большой поли­тики для Казахстана. С нефтью во многом связаны настоящее и буду­щее республики и ее народа. Дело не в том, принесет ли нефтедобыча выгоду республике, — так или иначе она будет. Главенствующий воп­рос заключается в том, чтобы нефтяная отрасль принесла максималь­но возможную выгоду в рамках инвестиционных контрактов — долю естественную и законную, на которую должна и обязана претендо­вать республика. Законодательное регулирование и государственная регламентация в сфере нефтяных операций всецело исходят от этой приоритетной задачи и подчинены ей. На этом пути немало преград, включая недостаточную опытность и восточную доверчивость наших кадров, соблазняющий блеск банкнот для чиновников, мечтающих разбогатеть, их корпоративную коррупционность и др. Так что наше государство, находящееся на переходном этапе постсоветского разви­тия, его руководители поставлены перед судьбоносными решениями.

Оказалось, что на дне Каспийского моря лежат огромные запасы нефти. Причем природа распорядилась так, что основная масса запа­сов сосредоточена в казахстанской зоне. Началась в республике масш­табная подготовка к освоению и частичное освоение нефтяных зале­жей на дне Каспийского моря. Началась первая коммерческая добыча нефти. Только что, на днях, принята «Государственная программа освоения казахстанского сектора Каспийского моря», разработанная Министерством энергетики и минеральных ресурсов, Национальной Компанией «КазМунайГаз». Она утверждена Указом Президента от 16 мая 2003 года. Программа рассчитана на 2003 — 2015 годы. В ней в качестве основной цели ставятся рациональное и безопасное освоение ресурсов углеводородов на море, рост их добычи и поступлений де­нежных средств в государственный бюджет, внедрение современных технологий мирового уровня, создание новых рабочих мест и все это в совокупности должно обеспечить рост благосостояния населения.

Нет ничего легче, чем описать на бумаге цели и задачи, даже в мас­штабной области, освоения залежей морского дна, до сих пор нетро­нутых и скрытых под толстыми пластами, в то же время нет ничего сложнее, чем их реализация, тем более когда их реализация не под силу национальным возможностям и она лежит больше за их преде­лами. Я имею в виду неотложность и безусловную необходимость привлечения иностранного капитала и специалистов, т. е. иностран­ной инвестиции в крупных масштабах. Это в свою очередь умножит непростые внутринациональные проблемы.

Нефть уже начинает определять львиную долю национальной эко­номики. Среднегодовой рост валового внутреннего продукта (ВВП) на 2002 — 2004 годы планировался в пределах 5-7 процентов ежегодно. По итогам 2002 года он составил более 10 процентов, а в первом полугодии 2003 года рост ВВП составил 10 процентов, что на 2,5 процентов выше планового. Главным источником такого рекордного роста ВВП является нефтедобыча, причем в основном на прикаспийском шельфе. Интенсивно происходит освоение крупнейшего в мире Карачаганак­ского нефтегазоконденсатного месторождения. Недавно дан офици­альный старт экспорту первой нефти. Планируется довести добычу жидких углеводородов в ближайшем будущем до 10-10,5 млн тонн в год против 5,2 млн тонн в 2002 году («Панорама», 2003. 8 августа).

На нашей конференции мы намерены обсудить и обменяться мне­ниями, насколько это возможно и допустимо, вокруг трех вопросов. Это, во-первых, о пределах, формах и методах регулирующей и над­зорно-контрольной роли государства как собственника и арендодате­ля нефтегазовых месторождений, в конкретных, сегодняшних казахс­танских условиях. Этот вопрос весьма важный, трудный и тонкий. Он относится и к области политики, и к области искусства управления, требующего реальной взвешенности интересов и возможностей. Во- вторых, поговорить о законодательной базе нефтяных операций и о том, как оптимизировать и усилить ее правоуста-новливающую и праворегулятивную функцию, имея в виду, с одной стороны, соот­несения ее к условиям заключенных или заключаемых новых конт­рактов и договоров, а с другой стороны, под углом зрения получения большей доходности на разных стадиях производственных операций при сохранении природной системности и ее охраны. В-третьих, попы­таться трезво оценить наш государственно-правовой опыт проведения нефтяных операций на прикаспийском шельфе как с позиции разум­ного учета и внедрения мировых методов и устоявшихся стандартов в казахстанских условиях, в том числе и в неменьшей степени в обес­печении и защите интересов инвесторов, создавая им необходимые и благоприятные просторы действия.

Наша конференция проходит под грифом «Каспий шельф — 2003» в контексте рассмотрения и коллективного обсуждения блока вопро­сов, связанных с состоянием и перспективой государственной рег­ламентации и законодательного регулирования нефтяных операций, преимущественно на море. Нефтегазовый сектор — наиболее быстро и опережающе развивающаяся отрасль экономики республики. По всему видно, что именно этот сектор не только займет ведущее место во всей экономической системе страны. Вместе с тем он во многом, а возможно, почти всецело в прямом смысле будет не только определять потенциальную картину, лицо, престиж республики, но и наклады­вать на нее, на ее высшие руководящие властно-распорядительные структуры многосложную, трудную и растущую ответственность.

Смогут ли эти властные и руководящие структуры, включая в первую очередь президентскую власть, Парламент и Правительство, в недрах которых формируются стратегия экономическая и законодательная политика, быть на высоте этой ответственности и брать на себя задачу ее реализации, — это зависит от ряда слагаемых важнейших факторов. Одним из таких значимых факторов является использование потен­циала научной мысли как ученых, так и практических работников, включение их коллективного ума в общий потенциал и арсенал дости­жения и выполнения целевых установок и задач. Наша конференция, организованная как международная, в которой участвуют предста­вители посольств некоторых зарубежных государств и иностранных компаний и инвесторов, работающих в нефтяном секторе Казахстана, должна рассматриваться в контексте указанных задач и преследует определенную цель содействия государству и его компетентным орга­нам в выработке и реализации ими политики в нефтегазовой отрасли экономики.

О национальных интересах и столкновение интересов в нефтегазовой отрасли

При постановке сложных, особенно сложных и новых волевых за­дач законодательного регулирования и определения конкретных дейс­твий государственного надзора и контроля над проведением нефтя­ных операций, в поиске опытных моделей и конструкции, вариантов их решения надобно сначала уяснить интересы, которые лежат в их основе и которым они служат. Интересы — явление двустороннее или многостороннее, в котором всегда имеются основные и «играющие» стороны, поведение и действия которых являются определяющими в системе отношений интересов.

К сожалению, некоторые практики-руководители, да и ученые часто в своих действиях и работах обходят проблему интересов, считая ее абс­трактной или общефилософской категорией, не имеющей прямое отно­шение к решению сугубо прикладных вопросов, возникающих на стыке связей корпоративных и экономико-политических групп и учреждений разной ориентации. В этой связи было бы полезно помнить учения и сло­ва великих мыслителей, выведенные из опыта поколений. «Интерес — это то, — указывал великий немецкий мыслитель Кант, — благодаря чему ра­зум становится практическим, есть причина, определяющая волю». Эту же мысль еще более выпукло и наглядно изложил один из авторитетов французской мысли Гельвеций. Он писал: «Если физический мир под­чинен закону движения, то мир духовный не менее подчинен закону интереса. Загадка существования человека вполне может быть разгадана с помощью интереса». Правительственная администрация, компетентные органы государства, вырабатывающие политику или в процессе реализа­ции этой политики, долиты попытаться уяснить и вычленить интересы разных сторон, более ясно предоставить в них национальные интересы — это наиболее рациональный путь принятия решений в нефтегазовой отрасли, являющейся судьбоносной для страны и народа.

Интересы, проявляемые на волевом уровне, как мотивизация, всег­да имеют материальное содержание в виде выгоды и вещей, на посту­латах которых построено само общество, государство, их богатство, жизнеобеспечение и благополучие населения, независимо, к какой стороне оно относится в системе отношений интереса. Отсюда и стол­кновение интересов, его неизбежность.

Нетрудно предвидеть, исходя из опытов нефтедобывающих госу­дарств Африки, Азии и Латинской Америки, что столкновение инте­ресов сторон, участвующих в нефтяных операциях, будет проявляться на всех их этапах, в разных ракурсах, в разной степени сложности. Особенно остро оно проявляется там, где интересы сторон выступают как интересы разных государств, в разной степени опытных, в разной степени сильных в мировой политике и в разной степени подвержен­ных к общецивилизационной, имперской и национальной политике. Как видите, благо и хорошо быть хозяином нефтяного богатства и владеть им, вместе с тем это и источник головоломной политики и трудных решений для государства и его руководителей.

Интерес входит и в то же время не входит в право (в законодательство). Он — несущая основа права и в то же время не растворяется в нем, остается за его пределами как объективная реальность. Иначе интерес потерял свое свойство как системное явление, перестал бы быть объ­ективной мотивацией и основой формирования политики права.

Государственно-правовое регулирование — это один из основных мобильных принципов и методов обеспечения интересов сторон, как непосредственно участвующих в проведении нефтяных операций, так и заинтересованных субъектов, стоящих за ними. В этом плане оно выступает как самодостаточное, содержательное и самостоятель­ное явление. Именно в этом плане оно эффективно. Рассмотрение государственно-правового регулирования нефтяных операций только как волевой акт власти, вне и без интересов сторон, прямо или косвен­но участвующих в них, без обоснования и учета их, в конечном счете его осложняет и умножает столкновение интересов.

В то же время государственно-правовое регулирование нефтяных операций — это односторонний акт, т. е. оно является продуктом и функцией одной из сторон, участвующих в контрактах. В силу этого государственно-правовое регулирование, так или иначе, несет в себе элемент и признаки вмешательства в отношения между сторонами. Это в свою очередь обуславливает необходимую осмотрительность и повышает ответственность тех органов государства, на которых ле­жит правовое регулирование. Акты государства, имеющие как регу­лятивное, так и надзорно-организационное значение в таких особенно важных сферах, как нефтяная отрасль, легко могут быть расценены другой стороной в контрактах как вмешательство государства и его компетентных органов в ранее узаконенную систему отношений. По­этому умение выделять и видеть общие интересы, а в них локальные интересы другой стороны, непосредственно затрагивающие действи­ями государственных органов, выступающих от имени собственника недр и арендодателя, является задачей номер один в контрактных от­ношениях.

Под государственно-правовым регулированием контрактных отно­шений по проведению нефтяных операций имеется в виду весь ком­плекс мер и действия, связанных с осуществлением распорядительно­надзорных, контрольно-управленческих, а также правотворческих функций государства и его компетентных органов в постконтракт­ный период.

Вопросы о контрактах, о нефтяных операциях, как на суше, а осо­бенно на море, об их подготовке и заключении представляют особую, многосложную и самостоятельную проблему. О них не идет речь на нашей конференции. Мы намерены сосредоточить внимание на не­которых приоритетных вопросах государственной регламентации в широком смысле и законодательного регулирования постконтракт­ных отношений на всем протяжении их действия, т. е. об обеспече­нии их исполнения участвующими в них сторонами. Следовательно, базовыми нормативами, имеющими обязательную юридическую и политическую силу во взаимоотношениях сторон, заключивших кон­тракт, являются и остаются условия контракта. Эти условия контракта представляют воплощение интересов участвующих в нем сторон, за­фиксированных, допустим, в максимальной степени конкретно и по возможности точно, но, несмотря на это, они требуют осмысления, толкования и раскрытия нюансов, деталей и граней во времени и в про­странстве, которые изменчивы. Более того, исполнительская функция, тем более на уровне государственной власти, по своим присущим ей законам не менее сложна, чем условия нефтяного контракта, подле­жащие исполнению и составляющие суть и ориентиры этой исполни­тельской функции. На этом стыке и возникает больше разногласий и противоречий, требующих государственно-правового регулирования и «вмешательства».

Целесообразность и необходимость, выгодность и выгода с главной ориентацией на получение максимально большей прибыли в резуль­тате раздела продукции, начиная с сооружения морской платформы для добычи нефти, кончая коммерческой добычей и ее экспортом — это основная зона столкновения интересов нефтедобывающей стороны с государством и его компетентными органами. Все это может проис­ходить в рамках контракта и контрактных отношений, а также за их пределами, но связанные с ними. Эти противоречия со временем, осо­бенно с началом и нарастанием коммерческой добычи нефти будут, видимо, осложняться, поскольку выгода все больше начинает материа- лизовываться в виде наличного капитала, вызывающего повышенный интерес. Соглашение о разделе продукции вступит в стадию главного работающего документа, постоянно испытывающего удары односто­ронних и многосторонних интересов, под тяжестью которых обнару­живает скрыто и искусно первоначально заложенные «секреты» и недостатки, оцениваемые, как бывает часто, больше в пользу одной из сторон, участвующих в соглашении. В этих условиях заделать бреши в соглашении, гармонировать интересы сторон потребуют немалых усилий, лежащих на государственно-правовой регламентации.

С момента заключения контракта о проведении нефтяных опе­раций он становится основным правовым документом между сторо­нами, исполнение норм и условий, зафиксированных и заложенных в нем, является обязательным. Как бы ни были они конкретными и всеобъемлющими, жизнь вносит в них свои требования и коррективы, имеющие как будничное значение, нередко и принципиальное значе­ние, что представляет поле столкновения интересов и порождает про­тиворечия. Государство и его агенты должны иметь тонкое чувство улавливания колебания интересов, чтобы их движение направить в нужное русло, соответствующее интересам сторон.

Проблема экологической безопасности страны и ее обеспечение особенно остро стоят в области разработки и эксплуатации природ­ных богатств и недр вообще, в процессе проведения нефтяных опера­ций, на море в особенности. Вполне правомерно введение в эти сферы жестких ограничений, налоговых и штрафных санкций, расширение полномочий специальных агентов и другие чувствительные меры для инвесторов и подрядных компаний, которые в свою очередь, так или иначе, раздражают их и порождают столкновение интересов. В этих условиях значение государственного регулирования экологических отношений становится весомым.

В связи с тотальным ростом иностранных, а в перспективе и трансна­циональных иностранных компаний и их абсолютного удельного веса в нефтегазовом секторе казахстанской экономики, кадровая политика в них может превратиться в одну из зон столкновения интересов. Я имею в виду в первую очередь состав рабочих, средних специалистов, исчисляемых тысячами, и их комплектование в них. На наших глазах, под мотивами отсутствия специалистов на местах, происходит массо­вый завоз из-за материнского рубежа рабочих различных категорий и другого персонала, которых с лихвой можно найти или подготовить на местах, в регионах. Причем приглашенные иностранные рабочие и служащие, выполняющие одну и ту же работу, оплачиваются ком­паниями в несколько раз больше, чем местные кадры. Иностранные рабочие живут несравненно в лучших условиях. Уже происходили первые стычки, митинги протестов национальных рабочих против на­растающей несправедливости и унизительных условий и обращений с ними со стороны администраторов иностранных компаний.

Проблемой проблем является возмещение инвестиций, вложенных иностранцами в нефтяную отрасль, сильно влияющее на доходы, по­лучаемые государством. Так называемая «компенсационная нефть», идущая иностранным подрядным компаниям на возмещение сильно преувеличенных и раздутых их затрат, понесенных ими в процессе нефтяных операций, можно предполагать, станет одним из источни­ков конфликтных ситуаций.

close_page

Об отношениях в системе «государство — законодательство — раздел продукции»

Следует особо отметить, что настоящая научно-практическая кон­ференция главным образом сориентирована на рассмотрение и обсуж­дение вопросов, возникающих и могущих возникнуть в рамках систе­мы отношений «государство — законодательство — раздел продукции» в процессе проведения нефтяных операций на море. Это означает, что нас в данном случае интересуют не экономические, технические, технологические или техникогенные вопросы нефтяных операций, а интеллектуально-волевая сторона проведения нефтяных операций, а точнее, государственно-правовая заинтересованность в получении больше продукции — своей доли от нефтяных доходов. Постановка и рассмотрение проблемы нефти в контексте «государство — законода­тельство — раздел продукции» является по своим аспектам новыми, как сравнительно нова сама проблема освоения нефтяных залежей на морском пространстве республики. Между тем на мгновение нефть становится судьбоносным фактором, бурно растет ее освоение и до­быча. В республике задействовано уже около 200 нефтяных место­рождений. Среди них есть крупные, принадлежащие весьма опытным иностранным компаниям, вкладывающим крупные средства на ее освоение. Они пользуются льготными условиями и по удельному весу занимают доминантное положение, способное перерасти в командное положение. По мере осознания нами национальных интересов такое положение может стать потенциальным источником, провоцирующим конфликты от малых до более серьезных. Именно в такой обстановке значение системы «государство — законодательство — раздел продук­ции» многократно возрастет. Становится необходимостью, вместе с тем и искусством управления увязка трех важнейших элементов про­ведения нефтяных операций, а именно таких как государство, законо­дательство и доля доходов, которые всегда присутствуют и являются активно действующими в них началами, за которыми стоят инвесторы и власть, богатство и претензии на него.

Отношения в системе «государство — законодательство — раздел про­дукции» тем сложны, что в них нет единого бога — единого субъекта. В них играют и действуют много субъектов, много богов, разделенные на две большие группы, равные по правовому статусу как стороны конт­ракта, но не равные по «комплекции» — по прессинговым возможнос­тям во внутрисистемных отношениях. Более того, отношения в системе имеют многоуровневый характер, т. е. они действуют и решаются не только на верхних этажах вертикали власти и инвесторов, на уровнях национальных центров и регионов, но и охватывают национальные и наднациональные блоки законодательства и интересов. Все эти особен­ности и тонкости проблем, возникающих в системе «государство — за­конодательство — раздел продукции» должны подвергаться тщательно­му изучению и анализу в процессе реализации национальных интересов в нефтяных операциях. В этом деле огромна роль науки.

Наука должна играть базовую роль в государственной регламен­тации, в законодательстве и в обеспечении гармонии интересов госу­дарства и иностранных интересов в сфере нефтяных операций. Поло­жение в этой области таково, что в сфере недропользования вообще, а в нефтяном секторе в особенности, мягко говоря, практика намного обгоняет науку, вернее, мыслительные операции выполняют сугубо обслуживающую, будничную функцию. Между тем морские нефтя­ные операции создают и порождают намного больше и более сложные специфические проблемы, чем на суше. Ответы на них, в условиях отсутствия или слабости научных разработок, приходится искать в примирительных субъективных конструкциях.

Рациональное мышление, кроме как опережающее практику об­разы поведения, потребно и нужно в исследовании на веру «объяс­нимых» факторов. Возьмем такой пример. По одному из флагманов нефтедобычи на прикаспийском шельфе — по ТОО «Тенгизшевройль» оборот от реализации в 2002 году составил 411303 млн тенге, т. е. по сравнению с 2000 годом вырос в 1,3 раза, а уплаченные им госу­дарству суммарные налоги за этот промежуток времени составили 0,8 раза, т. е. уменьшились. Тут выдвигается масса причин и доводы, требующие не просто делового расчета, а основательного научного анализа «природы вещей». Этого-то не проводилось. Такой случай не единичен. ОАО «КражанбасМунай» за тот же период (2000-2002 гг.) увеличил реализацию в 1,9 раза, а уплачено им налогов в сопостав­лении только 1,2 раза. Имеются примеры другого плана — это соотно­шение по нефтяной компании «МангистауМунайГаз» составило 1,1 к 1,1 раза. Здесь открывается поле для более глубокой сопоставительной мотивации и объяснения истинных постулатов и причин, лежащих в основе выданных реальных результатов. Эти итоги могут быть объек­тивными и субъективными, но важно понять и осмыслить их, чтобы сделать контрактные отношения более ясными и прозрачными. Важно иметь в виду, что причины подобных явлений в большей части скрыт­ны. С точки зрения практической мысли они почти необъяснимы. Их мотивационная логика структурирована и может оказаться доступной познавательной научной мысли.

Научные разработки тем полезны и необходимы, что выполняют прогностическую, опережающую практику, функцию. На их основе заранее можно предугадать, предоставить возможные проблемные вопросы, которые могут возникнуть в таких важнейших сложных сферах, как нефтяные операции. Там, где творческая мысль не подни­мается выше практики, плетется в хвосте практики, еще хуже, всеце­ло или преимущественно занята решением ее проблемных вопросов в практической плоскости, не вдаваясь в их системные корни, может дать временные результаты — подобие решения. Это выглядит как за­полнение, заколачивание дыр и трещин, образовавшихся по ходу про­ведения нефтяных операций на их отдельных этапах. Они непременно скажутся отрицательно на последующих этапах.

О теории минимизации роли государства в нефтегазовом секторе

Это очень серьезный и большой вопрос, особенно для такой страны, как Казахстан, вступающий в ряды нефтяных держав, не имея своего опыта, да и в условиях переходного развития от советского социализма к капитализму. Формула о том, что роль государства и его органов ог­раничивается, суживается по мере капитализации производственной сферы, основанной на частной и корпоративной собственности — него­сударственной собственности, в общем-то, известна и выучена всеми. А что скрывается за этой формулой, где и на каком участке и пластах хозяйственной жизни в большей и в меньшей степени действует и про­является ее сила, а что происходит при этом с извечной исторической ролью государства как защитника и покровителя интересов общества и народа — все эти и другие связанные с ним вопросы во многом оста­ются для нас открытыми. Поиски их решений — задача и политиков, и практиков, и ученых. В этом деле полагаться на авось или куда выведет кривая опасно, а думать о том, что сама власть в одиночку справится с этой задачей без участия интеллектуальных сил общества, непрости­тельно опасно и еще более опасно пренебрегать столетним опытом других стран, не видеть необходимости освоения общечеловеческого опыта, именно освоения этого опыта, а не подражания ему. Вместе с тем мы-ученые и практики, вооруженные национальными идеями, не можем ждать наступления благоприятных дней для активизации на­шей деятельности в нефтегазовой отрасли, где решается по сути каж­додневно судьба страны и ее независимое развитие. В этом деле нужна организованность, и она так или иначе материализуется в функциях и деятельности государства и его компетентных органов. Процесс не может быть стихийным ремесленничеством. Поэтому к распростра­няемой теории о минимизации роли государства и тем более к его тотальной разновидности — об устранении вмешательства госорганов вообще в дела нефтегазового сектора экономики, следует относиться с умом и критически. В юридической науке республики, в ее цивилисти- ческом направлении, устанавливается и берет верх узкая установка о незыблемости договорных отношений в нефтегазовой отрасли и даже об их исключительности в определении взаимоотношений инвесторов — иностранцев и казахского государства, поскольку уполномоченные последнего подписывали многие нефтяные соглашения от имени са­мых высоких властных инстанций страны. Мы должны обсудить на конференции, насколько и в какой степени полезна и вредна такая, так сказать , «научная установка» с позиции интересов и мировоззрений судьбы нашего народа. Мы считаем, что в ведении государства и в ус­ловиях поощрения капиталистических форм хозяйствования имеется немало сил, резерва, форм и методов, достаточных для поддержания определенных путей, каналов для усиления регулятивной роли госу­дарства в самом активно-широком смысле. Минимизация роли госу­дарства в условиях капитализма, как мы полагаем, возможно, войдет в полную силу на развитом этапе капитализации общественной и политической жизни в той или другой стране. Однако в переходных государствах, таких как Казахстан и в других странах на пространс­тве бывшего Советского Союза, государство меняет и перестраивает старые методы управления и контроля в сфере экономики, и вместе с тем оно остается важнейшим регулятивным инструментом — орга­низацией общенационального масштаба. Это мы должны помнить и исходить из него как из основного постулата нашей деятельности.

В арсенале нефтедобывающих стран по государственной регламента­ции и законодательного урегулирования нефтяных операций, в которых преобладают или преобладали иностранные инвесторы и подрядные компании, имеются и получают распространение понятия «государствен­ное участие» в них, «государственно-управляемая нефтяная промыш­ленность», «государственная нефтяная корпорация» и другие, которые отражают, выражают роли и места государства в нефтяной отрасли. Го­сударство ни при каких условиях не может отказаться от своей конститу­ционной роли собственника нефтяного богатства, арендодателя и в силу этого от своей ответственности перед народом и обществом за разумную распорядительность ресурсами в их интересах. В этой сфере возможны и не исключаются крайние меры, если ситуация подводит к ним, не остав­ляя другие возможности регулирования нефтяных операций.

close_page

ГОСУДАРСТВО И СДЕЛКИ В СФЕРЕ НЕДРОПОЛЬЗОВАНИЯ

Экспертное заключение

Экспертное заключение подготовлено по письму-заданию Нацио­нальной Компании «КазМунайГаз» от 8 апреля 2004 года, подписан­ному управляющим директором по правовому обеспечению г-ном Са- финовым К. Оно было адресовано Национальной академии наук РК, по поручению которой составлено данное экспертное заключение.

Вопрос 1. Вправе ли с точки зрения теоретических аспектов го­сударства как субъекта административно-властных отношений вмешаться в процесс гражданско-правовой сделки, которая касается исключительной собственности государства, в частности отчужде­ния части права недропользования?

Ответ. Из описания ситуации, приложенного к письму-заданию, видно, что постановка указанного вопроса связана с продажей одной иностранной подрядной компанией, входящей в состав консорциума, своей доли в пакете проекта на недропользование (нефтяное место­рождение). Государство как собственник недр и сторона сделки на недропользование изъявило готовность приобрести (купить) отчуж­даемую долю в проекте.

Условиями Соглашения о разделе продукции (СРП) предусмотрена возможность переуступки любой из подрядных компаний своей доли в проекте другим подрядным компаниям, что и происходит без ведома государства (его уполномоченного органа). При этом игнорируется и отрицается право государства приобрести указанную долю в проекте.

В данном случае действие подрядных компаний не обосновано ни требованиями национального законодательства и ни философией сдел­ки, в которой заказчиком объекта выступает государство, обладающее исключительной собственностью на него. К тому же оно сохраняет и оставляет статус-кво акций подрядных компаний.

Тут надо осознать и исходить из того основного постулата о том, что государство в подобных сделках выступает не только как участник частно-правовых, но одновременно и публично-правовых отношений, как институт, определяющий правила игры в сфере права. Публично­правовые аспекты законодательства и основанные на них правоотно­шения неотделимы и от права, и от политики.

Государство является ведущим субъектом социально-экономичес­ких и управленческих отношений, и в этом качестве оно обладает всей полнотой публичной власти. Одновременно государство является собственником недр (ст. 6 Конституции РК). Отсюда теоретически и практически вытекает, что в гражданско-правовой сделке с участием государства отношения характеризуются состоянием юридического неравенства сторон. Публично-правовой характер таких отношений выражается в том, что в них реализуется компетенция государства (государственного органа). Обеспеченное Конституцией монопольное право собственности государства на недра предполагает использова­ние их в общенациональных интересах. Такое использование может быть обеспечено применением не только экономических методов, но и административно-правовых. Поэтому правомочия государства как субъекта права собственности на недра тесно взаимосвязаны с его прерогативами как органа публичной власти, суверенного гаранта и защитника недр, обеспечивающего их сохранность и рациональное использование. При этом государством в рамках его правового статуса обеспечивается выполнение правовых условий СРП.

В Конституционном законе РК от 18 декабря 1995 г. № 2688 «О Правительстве Республики Казахстан» (с последующими изменениями) установлено, что к компетенции Правительства РК относится ор­ганизация управления государственной собственностью, выработка и осуществление мер по ее использованию, обеспечение защиты права государственной собственности (см.: п. 8 ст. 9). В Постановлении

Конституционного Совета РК от 17 марта 1999 г. № 4/2 «Об офици­альном толковании подпункта 4) статьи 66 Конституции Республики Казахстан» признается, что собственником государственного иму­щества выступает сама Республика Казахстан, которая, определяя в законодательном акте полномочия Правительства, наделяет его пра­вомочиями пользования, владения и распоряжения государственным имуществом. Конституционный Совет РК постановил, что юриди­ческое содержание нормы «организует управление государственной собственностью» означает наделение Правительства республики пол­номочиями владеть, пользоваться и распоряжаться государственной собственностью в пределах, установленных законодательными актами. Следовательно, владение, пользование и распоряжение государствен­ной собственностью означает, в частности, организацию управления ею Правительством. Государство, будучи собственником природных ресурсов, вправе тем самым управлять ими. Закон предписывает ак­тивность Правительства в данной сфере.

Нефтегазодобывающий сектор — опорная отрасль экономики, капи­талоемкая отрасль, а потому здесь необходим жесткий стратегический контроль государства (Стратегия «Казахстан — 2030». Долгосрочный приоритет 3). Это политический аспект проблемы. На этом уровне руководства экономикой государство может принять любое решение, отвечающее национальным интересам, не нанося, в частности, при этом ущерба интересам подрядных компаний, участвующих в сделке с государством.

Экономические интересы государства — составная часть нацио­нальных интересов. Согласно ст. 18 Закона РК от 26 июня 1998 г. № 233-1 «О национальной безопасности Республики Казахстан» на го­сударство возложено обеспечение экономической безопасности стра­ны путем осуществления контроля за состоянием и использованием объектов экономики, находящихся в управлении или собственности иностранных организаций и организаций с иностранным участием. Причем приоритетность экономических мер возведена в ранг принци­па обеспечения национальной безопасности РК (п. 4 ст. 3 закона). На этой фундаментальной основе Правительство организует управление Государственным фондом недр как объектом государственной собс­твенности, определяет порядок лицензирования недропользования и заключения контрактов (пп. 1 и 6 ст. 7 Указа «О недрах и недропользовании»), а также осуществляет контроль за ходом выполнения кон­трактов (п. 8 ст. 5 Закона «О нефти»). Все это охватывается компетен­цией Правительства по обеспечению защиты права государственной собственности (п. 8 ст. 9 Конституционного закона РК от 18 декабря 1995 г. № 2688 «О Правительстве Республики Казахстан»).

Следует особо сказать, что в Закон РК «О национальной безопас­ности Республики Казахстан» включены специальные положения о защите прав инвесторов. Так, в подпункте 1) п. 5 ст. 18 (Обеспечение экономической безопасности) запрещается принятие решений и со­вершение действий, препятствующих притоку инвестиций в экономи­ку Казахстана, и устанавливается ответственность за это. Подобные нормы необходимо рассматривать в комплексе с другими нормами, а также учитывать, что замена одних инвесторов на других и, особенно, на государственные инвестиции, когда государство может и желает их осуществлять, сами по себе никак не могут рассматриваться как препятствование притоку инвестиций. Нельзя не учитывать также последствия для республики тех или иных иностранных инвестиций с учетом геополитических аспектов положения страны в мире, ее вне­шней политики, а также реальную отдачу тех или иных инвестиций для республики (в частности, получение возможной прибыли при го­сударственных инвестициях).

Особо следует отметить, что условия контрактов должны основы­ваться на действующем законодательстве РК в области недр и нефтя­ных операций, а также требований в части обеспечения национальной безопасности. В п. 3 ст. 18 Закона РК «О национальной безопасности Республики Казахстан» прямо сказано: «Требования по обеспечению национальной безопасности в обязательном порядке учитываются при заключении контрактов по использованию стратегических ресурсов Республики Казахстан, выполнении этих контрактов и контроле за их использованием».

Необходимо иметь в виду, что государство как участник и регуля­тор публично-правовых отношений согласно законодательству вправе как активно, так и пассивно воздействовать на общественные отно­шения для достижения желаемого результата. Оно может принимать новые нормативные правовые акты, изменять действующие, отменять их. Но может действовать путем, так сказать, законного бездействия. Например, используя свое право давать согласие, разрешение на те или иные действия, государство в определенных ситуациях вправе не давать таковых, не выражать своего решения по тем или иным вопро­сам, особенно в случаях, когда ни в законодательстве, ни в договорах с участием государства нет специальных норм о сроках тех или иных действий. Наконец, если обратиться к Гражданскому кодексу РК, то нельзя не отметить, что далеко не все отношения регулируются нор­мами Гражданского кодекса РК.

В п. 3 ст. 1 ГК РК говорится, в частности, что к отношениям по использованию природных ресурсов и охране окружающей среды гражданское законодательство применяется в случаях, когда эти отношения не регулируются законодательством об использовании природных ресурсов и охране окружающей среды. Во всяком случае, в данной сфере применяется далеко не только одно гражданское зако­нодательство.

Таким образом, анализ статуса государства как субъекта властных отношений и законодательства, регулирующего его роль в сфере эко­номики, позволяет сделать следующие выводы:

Государство как субъект административно-правовых отношений, исходя из своего суверенитета и интересов национальной безопаснос­ти, вправе активно вмешаться, а также пассивно (путем законного бездействия) воздействовать на процедуру и содержание отношений об отчуждении части права недропользования в пределах компетен­ции государственных органов, установленных действующим законо­дательством, то есть разрешать передачу недропользователем своего права недропользования другому или отказать в этом. Одновременно как участник гражданско-правовых отношений государство вправе приобрести отчуждаемую долю в пакете проекта на недропользова­ние, а подрядным компаниям следует признать его законный приори­тет в этой части.

Процессуальная норма о предварительном письменном уведом­лении полномочного органа о частичной передаче права недропользо­вания по контракту на недропользование третьему лицу является со­ставной частью контроля как функции государственного управления. Это означает, что дать такое разрешение или отказать в нем относится к исключительной компетенции государства. Поскольку государство по законодательству (ст. 14 Указа «О недрах и недропользовании» в старой и новой редакции) наделено правом выдачи разрешения на передачу права недропользования, то недропользователь, намерева­ющийся передать свое право, обязан обратиться к государственному органу с заявлением (просьбой) о таком разрешении, а не уведомлять о своем намерении.

Государство вправе предложить частичную передачу права недропользования по контракту на недропользование казахстанско­му товаропроизводителю. Это вытекает из требования обеспечения экономической безопасности страны (п. 10 ст. 18 Закона РК «О национальной безопасности Республики Казахстан»), Отход и отступление от этого законодательного требования неизбежно может привести к отрицательным последствиям, вплоть до угрозы подрыва экономичес­ких интересов страны.

Вопрос 2. С учетом анализа вопроса продажи права недропользо­вания (его части) и статей 1090 и 1091 Гражданского кодекса Рес­публики Казахстан, может ли к такой сделке в полном объеме приме­няться иностранное право?

Ответ. Ст. 1090 ГК РК содержит важную оговорку о публичном праве. В частности, в п. 1 ст. 1090 устанавливается, что «иностранное право не применяется в случаях, когда его применение противоре­чило бы основам правопорядка Республики Казахстан (публичному порядку Республики Казахстан). В этих случаях применяется право Республики Казахстан». Вопросы национальной безопасности и императивные публично-правовые нормы могут рассматриваться достаточным основанием для неприменения в определенных случаях иностранного права, хотя стороны и договорились о его применении. Подобные оговорки типичны для законодательства многих стран, широко известны и признаваемы в теории международного частного права, хотя и редко применяются на практике, считаются своего рода «предохранительным клапаном».

Аналогичный «предохранитель» заложен также и в содержании ст. 1091 ГК РК как определенная страховка национальных интересов Казахстана. В п. 1 ст. 1091 установлено правило о соблюдении импера­тивных норм законодательства РК. Разумеется, речь не идет о любых императивных нормах, но тем не менее возможность их приоритета пе­ред нормами иностранного законодательства, о применении которого договорились стороны, в случае коллизии норм, возможно, как более предпочтительных. Имеются в виду прежде всего публично-правовые императивные нормы или смешанные нормы (с элементами частно­правового и публично-правового содержания), с «пограничным» со­держанием, что особенно характерно для законодательства о недро­пользовании в целом. Приоритет императивных норм национального законодательства перед иностранным правом закреплен, например, в законодательстве Швейцарии, ФРГ, в Римской конвенции стран Об­щего рынка 1980 г. Отсюда следует, что императивные нормы, содер­жащиеся в Указе Президента Республики Казахстан, имеющего силу Закона, «О недрах и недропользовании» от 27 января 1996 г, подлежат безусловному применению, независимо от того, было это предусмот­рено СРП или нет. Речь, в частности, идет о ст. 14 названного Указа в первоначальной редакции и с изменениями, внесенными от 11 августа 1999 г., о выдаче разрешения на передачу права недропользования другому лицу. Принципиальная разница между прежней и новой ре­дакцией текста статьи состоит в изменении государственного органа, выдающего разрешение, — эта функция Правительства передана упол­номоченному органу, то есть министерству. Но суть при этом осталась прежней: передача недропользователем своего права на недропользо­вание осуществляется только лишь с разрешения государственного органа. Если в СРП был установлен другой порядок передачи права недропользования, пусть даже со ссылкой на применимое иностран­ное право, то он находился бы и находится в явном противоречии с п. 1. ст 1091 ГК РК и ст. 14 Указа Президента РК, имеющего силу Закона, «О недрах и недропользовании» в первоначальной и новой редакции.

Таким образом, в Республике Казахстан к сделкам по продаже права недропользования (его части) иностранное право не может быть применимо в полном объеме, и там, где оговорено такое его приме­нение, оно должно рассматриваться и оцениваться в рамках и внутри публично-правового приоритета государства в этих сделках.

Вопрос 3. С учетом статьи 155 Гражданского кодекса Республики Казахстан и статьи 14 Указа Президента Республики Казахстан, имеющего силу Закона, «О недрах и недропользовании», когда сделка по продаже права недропользования (его части) будет считаться за­вершенной?

Ответ. Сделка на недропользование относится к продолжающимся правовым отношениям. Она, как системность, может считаться завер­шенной (исполненной) по исчерпании ее содержания, и тогда она ста­новится архивным документом. Сделка осуществляется и исполняется поэтапно, и каждый ее этап имеет свое завершение, которое, в свою очередь, является лишь составной частью (элементом) продолжаю­щихся отношений. Каждый акт государства (его уполномоченного органа), санкционирующий, подтверждающий и признающий им оп­ределенное действие в рамках сделки, может считаться завершенным, но только в относительном смысле.

Законодательством установлены порядок и процедура придания компетентным органом государства завершенности отдельным этапам контрактных отношений и действиям, связанным с ними (например, завершение стадии заключения сделки). При этом разрешительные методы являются доминирующими, что относится к полномочиям публичной власти. Так, в п. 1-2 ст. 14 Указа Президента РК, имеющего силу Закона, от 27 января 1996 года № 2828 «О недрах и недропользо­вании» (с последующими изменениями) установлено:

1. Передача права недропользования недропользователем другому лицу, осуществляемая на платной либо бесплатной основе, включая передачу в качестве взноса в уставный капитал создаваемого юри­дического лица, за исключением передачи права недропользования в залог, осуществляется только с разрешения компетентного органа (уполномоченный государственный орган).

2. Разрешение компетентного органа (уполномоченный государс­твенный орган) на передачу права недропользования конкретному лицу дается отдельно в каждом случае такой передачи. Не допускает­ся установление в контракте (в случаях, когда контракт заключается) общего разрешения недропользователю на передачу права недрополь­зования любому лицу по усмотрению недропользователя».

Без такого разрешения государственного компетентного органа передача невозможна, независимо от того, что записано в контракте и чего бы ни желали лица, намеревающиеся получить право недро­пользования в результате его передачи им. Иначе, согласно п. 5 той же статьи, без государственного разрешения сделка будет считаться недействительной с момента ее заключения.

В п. 9-1 той же ст. 14 данного указа предусмотрена при определен­ных условиях возможность отказа компетентного органа в выдаче разрешения на передачу права недропользования.

Следует отметить, что рассматриваемый указ не обязывает компе­тентный орган во что бы то ни стало или в определенный срок выдать разрешение и произвести переоформление и регистрацию сделки. В случае, если разрешение не выдано, сделка не может быть совершена и завершена на этом этапе (заключена). Таким образом, можно счи­тать, что в законодательстве заложена возможность пассивного, путем законного бездействия, регулирования государственным органом вопроса о том, кому передавать, а кому не передавать право недро­пользования.

Следовательно, без участия государственного органа указанный в вопросе № 3 этап сделки не может считаться завершенным.

Вопрос 4. В случае если подрядная компания, планирующая осу­ществить переуступку своих прав и обстоятельств по СРП, уже на­правила необходимое уведомление полномочному органу и подписала договоры купли-продажи доли в проекте, то согласно условиям СРП и применимому праву вправе ли Правительство Республики Казахстан, являющееся лицензионным органом в соответствии с действующим на момент заключения СРП законодательством и выступая от имени государства как исключительного собственника на недра, фактичес­ки вмешаться в процесс сделки и заявить свое желание приобрести отчуждаемую долю на условиях, равных тем, которые предложены другими покупателями?

Ответ. Ответ на этот вопрос частично охвачен ответом на тре­тий вопрос. Компетентный государственный орган вправе не давать разрешение, воздержаться от его выдачи до тех пор, пока участники консорциума не придут к соглашению с ним о возможном, наиболее оптимальном для всех и в первую очередь для Республики Казахстан, лице (или лицах), которым наиболее целесообразно, с учетом всех об­стоятельств, передать право недропользования и кому компетентный орган готов выдать соответствующее разрешение и затем произвести необходимое переоформление контракта и его регистрацию.

Учитывая национальные интересы, Правительство, опираясь на нормы действующего законодательства, может и активно, и пассив­но фактически вмешаться в процесс сделки и, в частности, заявить и обосновать свое желание приобрести отчуждаемую долю на условиях, равных тем, которые предложены другими покупателями как наибо­лее оптимальный вариант согласования интересов, учитывая, что без разрешения компетентного органа данная сделка не может быть заключена в принципе. Важно найти устраивающий всех участников отношений вариант решения проблемы, учитывающий при этом, если это необходимо по обстоятельствам, высокое правовое и политическое положение государства и его национальные интересы.

Вопрос 5. Укажите конкретные нормы законодательства Респуб­лики Казахстан, которыми должно руководствоваться Правитель­ство Республики Казахстан при вмешательстве в процесс осущест- вления указанной сделки.

Ответ. Они указаны в ответах на вопросы 1-4. К таким нормам могут быть отнесены: пункты 1, 2, 5, 9-1 ст. 14 Указа Президента РК, имеющего силу Закона, «О недрах и недропользовании» от 27 января 1996 года № 2828 (с последующими изменениями); статьи 1090 и 1091 Гражданского кодекса РК; подпункты 1), 3), 4), 10) и п. 1 ст. 18 (Обес­печение экономической безопасности) Закона РК «О национальной безопасности.Республики Казахстан» и др.

При этом важно, чтобы государство (его органы) при формировании правового пространства и в его рамках контрактных отношений дейс­твовало в соответствии с Конституцией РК и иными законодатель­ными актами с учетом национальных и стратегических ориентиров страны.

close_page

ПРИЛОЖЕНИЯ

М. Сулейменов

Государство и контракты

Между тем последние несколько лет мы с тревогой отмечаем наби­рающий все больший размах откат от принципов рыночной экономи­ки. Все более усиливается необоснованное вмешательство чиновников в хозяйственную деятельность предприятий, ширится число законов, предусматривающих увеличение лицензирования, сертифицирова­ния, согласования и прочих разрешительных процедур. Все это вво­дится под флагом усиления контролирующей и регулирующей роли государства, защиты государственных интересов и интересов народа.

Однако нередко за этим стоят не государственные интересы, а ведомственные корпоративные интересы чиновников, пытающихся получить для себя обоснованные и необоснованные льготы и преиму­щества, возможность что-нибудь разрешать и лицензировать. И эта тенденция, направленная на то, чтобы сузить пределы применения частноправовых отношений, усилить государственное вмешательс­тво, предоставить государству в частноправовых отношениях односто­ронние льготы, преимущества и приоритеты, эта тенденция усилива­ется и расширяется.

Последние годы мы с профессором Ю.Г. Басиным ведем борьбу за разграничение принципов публичного и частного регулирования. Мы провели международную конференцию, посвященную разграни­чению публичного и частного права, поставили вопрос о роли госу­дарства на заседании Совета по правовой политике при Президенте РК, постоянно выступаем по вопросам публичного и частного права в печати.

К большому сожалению, статья С.З. Зиманова вольно или неволь­но стала идеологическим обоснованием вышеуказанной тенденции, обоснованием позиции, оправдывающей государство и односторонне нарушающей принятые на себя обязательства.

Занимает ли государство особое положение в контрактах?

Главная идея статьи заключается в том, что государство в контракте занимает особое положение, поскольку здесь действуют начала не толь­ко частного, но и публичного права. Само участие государства в конт­ракте придает контрактным отношениям «неравенство в равенстве».

Чтобы опровергнуть эти построения с позиции гражданского пра­ва, не требуется особых усилий. Согласно Гражданскому кодексу Рес­публики Казахстан государство, вступая в контрактные отношения, выступает таким же субъектом гражданского права, как физические и юридические лица. К государству в этих случаях применяются нормы ГК о юридических лицах. Никакой особой роли и никакого нарушения принципа равенства участников. Такие же положения закреплены в гражданском законодательстве всего мира. Например, в гражданском кодексе Грузии государство прямо названо юридическим лицом.

Однако я чувствую, что сторонников особой роли государства в контрактах эти аргументы не убеждают, так как они считают, что к контрактам с участием государства, в частности к контрактам на недропользование, нормы ГК не применимы или применимы с ого­ворками. Помните: «неравенство в равенстве». Как пишется в статье, «постулат о равенстве сторон в контракте предполагает и равенство признания роли государства как особого субъекта в этих отношени­ях». Невольно приходит на ум знаменитая фраза из футуристического романа Оруэлла «Скотный двор»: «Все животные равны, но свиньи все же немножечко равнее».

Поэтому я возьму в качестве примера для анализа не гражданское, а международное право, где суверенные функции государства прояв- ляютс я более четко.

Производным от понятия суверенитета является иммнитет госу­дарства от судебного преследования. Много лет в теории междуна­родного права господствовала концепция абсолютного иммунитета: государство ни при каких обстоятельствах не может быть привлечено к ответственности в судах другого государства. Это выражалось в из­вестной формуле «равный над равным не имеет юрисдикции».

Сторонникам особой роли государства в любых отношениях такое положение кажется нормальным и сейчас. Однако во всем остальном мире отношение к иммунитету государства резко поменялось.

Господствующей сталатеория функционального или ограниченного иммунитета. Согласно ей государство всегда пользуется иммунитетом, когда оно действует как суверен, совершает акт властвования. Если же государство заключает контракты с частными лицами, осуществля­ет внешнеторговые операции, занимается какой-либо коммерческой деятельностью, то оно иммунитетом не пользуется. Сейчас во многих государствах приняты законы об иммунитетах иностранных госу­дарств, в соответствии с которыми государство лишается иммуните­та, если оно вступило в частно-правовые отношения (например, «ком­мерческая деятельность, осуществляемая иностранным государством в Соединенных Штатах, или действие, совершенное за пределами Со­единенных Штатов в связи с коммерческой деятельностью иностран­ного государства вне Соединенных Штатов, если это действие имело прямые последствия для Соединенных Штатов» — § 1605 (а) 2 закона США об иммунитетах иностранных государств 1976 года).

Страны ЕС приняли Европейскую конвенцию об иммунитете го­сударств 16 мая 1972 г. Комиссия международного права ООН в 1991 году приняла проект статей об иммунитетах государств и их собс­твенности.

Даже в тех странах, где еще нет таких законов, суды принимают ре­шения, основанные на теории ограниченного иммунитета (например, решения конституционного суда ФРГ в 1962 и 1963 годах по вопросам иммунитета).

Таким образом, практически весь мир переходит к признанию того, что государство, вступая в частноправовые отношения, выступает как обычный субъект частного права, теряющий свои властно-правовые функции и право на судебный иммунитет. То, что мы придерживаемся иной точки зрения, никого не волнует. При рассмотрении одного кон­кретного дела правительство Китая заявило, что Китай придерживается теории абсолютного иммунитета, поэтому теория ограниченного иммунитета не может быть к нему применена. Однако суд США не принял эти доводы во внимание.

Поэтому в настоящее время сложилась парадоксальная ситуация: Правительство и Национальный банк РК привлекают к гражданско- правовой ответственности по всему миру, а мы в своих судах не можем рассмотреть иск к иностранному государству без его согласия, пото­му что мы, хотя и провозгласили применение теории ограниченного иммунитета, но специального закона об иммунитете иностранных государств до сих пор не приняли.

Особенности предоставления недр в пользование

Однако в статье С.З. Зиманова отстаивается еще и особый характер контрактов на недропользование, исходя при этом из того, что госу­дарство обладает исключительным правом собственности на недра, и это обуславливает его особую роль с властно-распорядительными функциями, выходящими за пределы контракта.

То, что государство является исключительным собственником недр, не вызывает сомнений, как и то, что только государство вправе распоряжаться недрами. Однако пути и способы распоряжения могут быть различны. Выбор их является волей государства и должен быть закреплен в законах государства.

В мире существует два основных способа предоставления недр в пользование — лицензия и контракт. При лицензионной системе между государством и недропользователем возникают чисто властно-распо­рядительные, административные отношения. Государство определяет условия выдачи лицензии, инвестор принимает их. Но даже в этом слу­чае государство не может произвольно отозвать или изменить условия лицензии. В случае необоснованного отзыва или изменения лицензии инвестор вправе обратиться в суд и потребовать соблюдения условий выданной лицензии или возмещения убытков.

Другим способом является заключение контракта на недро-пользо- вание, и в случае выбора этого способа государство переходит целиком на гражданско-правовые рельсы (само, добровольно, самостоятельно) и отступить от гражданско-правовых принципов (прежде всего ра­венства сторон, неприкосновенности собственности, недопустимости произвольного вмешательства кого-либо в частные дела — см. ст. 2 ГК) оно не вправе. Тем более это касается случаев, когда государство является участником хозяйственного товарищества или акционерного общества. В таком товариществе государство является обычным учас­тником, собственность такого ТОО или АО, даже если 100% его акций принадлежат государству, уже не государственная, а частная собс­твенность. И здесь действуют уже нормы не государственного или административного права, а корпоративного (гражданского) права.

Казахстан выбрал смешанную, лицензионно-контрактную систему, но эта система как смешанная могла быть только временной, надо было переходить или к лицензионной, или к контрактной. После бурных обсуждений законодатель в 1999 году выбрал контрактную систему. Можно критиковать этот выбор, возмущаться, обвинять законодателя в предательстве интересов народа, но это закон, и его надо выполнять. Любое отступление от гражданско-правовых принципов до тех пор, пока не отменена контрактная система, есть нарушение собственной воли государства.

close_page

Закон РК «О национальной безопасности Республики Казахстан»

Совершенно необоснованными и не имеющими никакого отно­шения к проблеме выглядят ссылки на Закон РК «О национальной безопасности Республики Казахстан». Делается ссылка на п. 3 ст. 18 закона: требования по обеспечению националь-ной безопасности учитываются при заключении контрактов по использованию страте­гических ресурсов РК, выполнении этих контрактов и контроле за их исполнением. Обратите внимание: заключение, выполнение и конт­роль за исполнением. Но ничего не говорится о возможности необос­нованного изменения условий контракта.

Делается ссылка на п. 2 ст. 18 закона: государство с соблюдением гарантий, предоставленных иностранным инвесторам, осуществляет контроль за состоянием и использованием объектов экономики Ка­захстана, находящихся в управлении или собственности иностран­ных организаций и организаций с иностранным участием. Все очень правильно написано в п. 2 ст. 18 Закона, мы целиком подерживаем его положения. Но непонятно, какое отношение имеет этот пункт к неправомерному вмешательству государства во внутренние отноше­ния участников таких организаций, тем более что в п. 2 ст. 18 прямо сказано: «…с соблюдением гарантий, предоставленных иностранным инвесторам».

Кроме того, следует учитывать, что одним из основных принципов при осуществлении деятельности по обеспечению национальной безо­пасности является принцип законности (подпункт 1 ст. 3 Закона РК «О национальной безопасности Республики Казахстан»).

Что общего между гражданским правом и гражданским обществом?

Революционными и ломающими все представления о системе пра­ва и в то же время абсолютно недоказуемыми являются рассуждения автора о наличии гражданско-правовых отношений в широком смысле слова, о том, что Гражданский кодекс в его широком и смысловом по­нимании охватывает законы гражданского общества как такового, то есть всю совокупность правовых отношений в гражданском обществе, в том числе отношения, обычно именуемые уголовно-правовыми, го­сударственно-правовыми, которые ныне выведены из оформленного официально Гражданского кодекса РК в отдельные и относительно самостоятельные отрасли гражданских общественных отношений.

Эти рассуждения нельзя признать обоснованными.

Во-первых, С.З. Зиманов сам себе противоречит. Если продолжить приведенные утверждения, то получается, что гражданское право первично, а все остальные отрасли, в том числе государственно-пра­вовые, вышли из него и, следовательно, вторичны.

Во-вторых, здесь имеет место смешение двух различных понятий -«гражданское право» и «гражданское общество». Гражданское право как понятие давно потеряло связь с понятием, из которого оно вышло, — «отношения между гражданами». Сейчас львиную долю в отноше­ниях, регулируемых гражданским правом, занимают отношения с участием юридических лиц. Важную роль играют и отношения с учас­тием государства. Понятие «гражданское общество» тоже приобрело самостоятельное звучание, далеко выходящее за понятие, связанное просто с гражданами и правами граждан. Ничего общего между поня­тиями «гражданское право» и «гражданское общество» нет, тем более нельзя рассматривать такие разнородные отношения, как уголовно­правовые, государственно-правовые и гражданско-правовые, как объ­единенные какими-то непонятными гражданскими общественными отношениями (в широком смысле слова).

Законно ли принудительное изъятие имущества?

Как обстоит дело с законностью? Мне не хотелось подробно гово­рить о предложенной в указе о недрах поправке, но, ввдимо, без этого не обойтись. Данная поправка гласит: «В целях сохранения и укреп­ления ресурсно-энергетической основы экономики в новых, а также уже подписанных контрактах на недропользование государство имеет приоритетное право перед другой стороной контракта или участника­ми юридического лица, имеющего право недропользования, и иными лицами на приобретение отчуждаемого права недропользования (его части) или части доли (пакета акций) в юридическом лице, имеющем право недропользования, на условиях не хуже условий, предложен­ных другими покупателями». В статье обосновывается, что никакого нарушения прав инвесторов не происходит, что инвесторы ничего не теряют и что ничему это не противоречит, в том числе, Конституции РК. Однако посмотрим на ст. 26 Конституции, которую С.З. Зи-манов просто отбросил, заявив, что она не имеет прямого отношения к рас­сматриваемому вопросу, поскольку никто не лишается своего иму­щества.

Как известно, п. 3 ст. 26 Конституции гласит: «Никто не может быть лишен своего имущества, иначе как по решению суда. Принудитель­ное отчуждение имущества для государственных нужд в исключи­тельных случаях, предусмотренных законом, может быть произведено при условии равноценного его возмещения».

В рассматриваемом нами случае имеет место принудительное изъятие имущества (акций, например). «Принудительное» означа­ет «вопреки воле собственника акций», причем без решения суда. Принудительное отчуждение имущества для государственных нужд допускается только в исключительных случаях (трудно отнести к таким случаям обычную сделку продажи акций), и только в случа­ях, предусмотренных законом. Случаи принудительного изъятия у собственника имущества предусмотрены ст. 249 ГК РК (реквизиция, конфискация, взыскание по долгам и др.). Могут быть и иные случаи, чем те, что предусмотрены ст. 249 ГК РК, но они могут быть предус­мотрены только Гражданским кодексом.

В истории Казахстана был только один случай, когда предусмотрели дополнительное основание принудительного изъятия имущества — это принудительный выкуп акций банков и страховых организаций в случае наличия у них отрицательного размера капитала. Процесс включения этого основания в 1996 году сопровождался шумным скан­далом, так как при этом нарушались права простых акционеров этих банков, которые никак не были виноваты в том, что у банка возник отрицательный размер капитала. Потребовалось специальное реше­ние Конституционного Совета (причем результаты голосования были такие: три «за», три «против», и только голос председателя сыграл решающую роль). В ГК РК была включена специальная норма (п. 6 ст. 86). Все это было предпринято только для того, чтобы спасти от ликвидации банки «Туран» и «Алем» и создать на их базе «ТуранАлемБанк». В настоящее время необходимость в этой норме отпала, и она вввду ее явной несправедливости была отменена (ст. 86 из ГК РК ис­ключена законом от 16 мая 2003 г.). Новый Закон РК «Об акционерных обществах» от 13 мая 2003 г. также ни одним словом не обмолвился о таком основании принудительного отчуждения имущества.

Следовательно, предлагаемая поправка в указ о недрах противоре­чит и ст. 26 Конституции РК, и ст. 249 ГК РК (в силу приоритета ГК при наличии противоречий между ГК и иным законодательным актом будет действовать ГК РК).

Если разобраться по существу, что означает принудительный вы­куп акций у собственника государством (а именно это возникнет при принятии поправки в указ о недрах), то это переход имущества из час­тной собственности в государственную. Согласно определению, дан­ному в п. 4 ст. 249 ГК, принудительное обращение в государственную собственность имущества, находящегося в частной собственности граждан и юридических лиц, — это национализация, которая может быть осуществлена только принятием специального закона о нацио­нализации имущества.

То есть у государства, если оно чувствует себя несправедливо ущемленным иностранными инвесторами, есть вполне законное пра­во, которое имманентно присуще каждому государству и является проявлением его суверенитета, — это национализация. Но тогда и надо проводить национализацию, и честно заявить об этом, использовать нормы публичного права, не пытаясь изменить и приспособить к сво­им интересам ранее заключенные контракты.

close_page

Соотношение законности и целесообразности

В статье академика С.З. Зиманова сформулирован и активно про­пагандируется очень своеобразный подход к понятию «законность». Есть законность первичная и законность вторичная. Законность, свя­занная с рамочными условиями контракта, вторична по отношению к законности, формируемой правомочиями и правоспособностью госу­дарства.

Получается, что одна законность выше другой, и законность конт­рактную можно просто проигнорировать. Вряд ли это правильно с точ­ки зрения теории права. Еще незабвенный наш классик говорил, что не может быть законности рязанской, калужской, законность одна.

Законность не может быть первичной или вторичной, законность едина, и никакие различия между публичным и частным правом не могут оправдать правомерность нарушения законов (частных). Это положение противоречит законодательной практике. В силу закона о нормативных правовых актах в случае противоречия между законом, относящимся к сфере публичного права (например, закон о лицензиро­вании) и законом, относящимся к сфере частного права (Гражданский кодекс), будет действовать последний. То есть законность, связанная с рамочными условиями контракта (Гражданский кодекс), первична по отношению к законности, формируемой правомочиями и правоспо­собностью государства (закон о лицензировании).

Этот пример я привел лишь для того, чтобы показать неверность деления законности на первичную, вторичную, третичную и т. д.

Данная теоретическая посылка приводит к неприемлемым практи­ческим выводам, сделанным в статье: первоначально государство было бедно, не имело средств для участия в пакете долей на недропользова­ние. Теперь у государства-собственника есть такая возможность, и оно может, хочет и вправе реализовать эту возможность на другом этапе и уровне контрактных отношений, не нанося ущерба интересам других участников.

Несколько страшноватая психология, не приемлемая для правового государства: пока я беден, я готов обещать вам все блага, льготы и преимущества на все время контракта, давать любые обещания, но когда я разбогател и сам могу справиться, можете удалиться, вы мне не нужны. А обоснование — у меня есть законность первичная, а ваша вторичная законность мне без надобности. И очень странно, что вы сопротивляетесь, ведь я не наношу ущерба вашим интересам.

В статье используется беспроигрышный популистский лозунг — во благо народа. Таким лозунгом можно оправдать любое беззаконие и произвол, и поддержка все равно будет обеспечена, особенно среди простых людей, не разбирающихся в юриспруденции. Даже подза­головок статьи в «Казахстанской правде» называется «Должно ли государство защищать интересы республики и народа в конкретных отношениях по недропользованию?». Ответ однозначный: конечно, должно. Но с добавлением: в рамках законности. Другого ответа, по- моему, быть не может.

Соотношение законности и целесообразности являлось камнем преткновения для многих государств, особенно в период их становле­ния. Не избежал этой участи и Казахстан.

Я помню, как мы с профессором Ю.Г Басиным выступали против нарушений законодательства при приватизации, которая проводилась в 90-е годы в Казахстане. Нам отвечали на самом высоком уровне: да, мы нарушаем Гражданский кодекс, но так требует обстановка, так целесообразнее. И в самом деле: предприятия «лежат на боку», государствен­ная собственность дискредитирована, рабочие не получают зарплаты, семьи голодают. Несоблюдение законности во имя интересов народа.

Что из этого получилось, известно — массовая «прихватизация», обогащение кучки олигархов, обнищание народа.

Я также помню, как мы с профессором Ю.Г. Басиным выступали против нарушения законности при заключении контрактов с иностран­ными инвесторами. В одном контракте, на который я готовил правовое заключение, было записано: «Настоящий контракт является Законом Республики Казахстан», в другом записано, что в случае вступления норм контракта в противоречие с действующим законодательством РК, законодательство будет изменено. Оба контракта были подписаны, как и многие другие, а нам объясняли, что высшая целесообразность требует нарушения законодательных требований. И в самом деле: в стране экономический кризис, живых денег нет, массовая безработи­ца, люди голодают, и потому идет несоблюдение законности «во имя интересов народа».

Что из этого получилось, тоже известно — природные ресурсы под контролем иностранцев, большая часть денег «уплывает» в оффшор­ные зоны, обогащение кучки олигархов и чиновников, простой же народ от инвестиций мало что получил.

Теперь опять предлагается поступиться законностью во имя целе­сообразности. Законность второго порядка нарушается во имя высших интересов республики и народа. И в самом деле: инвесторы ведут себя слишком самоуверенно, не подчиняются чиновникам, в государстве много лишних денег, которые некуда вложить, и вообще, не пора ли произвести передел собственности?

Что из этого получится, также известно: государство расширит свое влияние за счет вытеснения иностранных инвесторов, в мире о Казахстане сложится мнение как о стране, которая не выполняет за­ключенных контрактов, серьезные инвесторы постараются избежать отношений с нашей страной, да и бог с ними, главное, что интересы республики и народа защищены.

Больше 10 лет мы ведем борьбу с чиновниками разных уровней за то, чтобы в своей деятельности они руководствовались не целесообраз­ностью (прикрываясь лозунгами об интересах народа), а принципом строгого соблюдения законности. Именно в отстаивании принципа за­конности всегда и везде, чем бы это ни грозило и чьи бы интересы это ни затрагивало, мы видим главную задачу юристов, особенно ученых, идеи и высказывания которых определяют порой развитие законода­тельства и практики на десятилетия вперед.

close_page

Ю. Басин

ЗАЩИТА ПРАВ НЕГОСУДАРСТВЕННЫХ УЧАСТНИКОВ ГРАЖДАНСКО-ПРАВОВЫХ ОБЯЗАТЕЛЬСТВ С ГОСУДАРСТВОМ

Казахстанское государство (и республика в целом, и ее админис­тративно-территориальные единицы) прежде всего рассматривается в качестве субъекта публичных правоотношений, в которых оно вы­ступает носителем власти, обязывающим других участников юриди­ческих отношений подчиняться требованиям, заявленным государс­твенными органами, непосредственно выражающими в границах их компетенции государственную волю. Вместе с этим казахстанское государство может от своего имени вступать в гражданско-правовые обязательства, существенной и непременной чертой каковых является взаимонезависимость участников, их полное юридическое равенство и их взаимная ответственность за нарушение принятых на себя граж­данско-правовых обязанностей.

Эти аксиоматические положения закреплены статьями 111-114 Гражданского кодекса Республики Казахстан (далее — ГК, ГК РК). Это особенно важно для правоотношений, возникающих из добровольно принимаемых на себя взаимных договорных обязанностей участ­ников, одним из которых является государство, другим же — негосу­дарственный партнер (или несколько негосударственных партнеров — консорциум). Такой партнер, подчиненный публичным актам госу­дарственной власти, но в границах данного гражданского обязатель­ства при полном согласии на это государства, разговаривает с ним на равных.

И в этой сложной ситуации нам представляется возможным единственный выход: при нарушении государством своих гражданс­ко-правовых обязанностей либо предъявлении к договорному негосу­дарственному участнику правоотношений требований, неправомерно нарушающих интересы последнего, предоставлять ему возможность защищать такие интересы средствами, предусмотренными граждан­ским законодательством в гражданском процессуальном порядке (ст. 9 ГК РК). Но поскольку оба участника гражданского правоотношения остаются субъектами публично охраняемой правовой системы, воз­никает сложная задача правильно определять природу совершаемых нарушений, ибо именно от этого зависит выбор и средств защиты, и порядка их применения.

Для констатации самого факта правонарушения отметим, что при­нцип «разрешено все, кроме того, что запрещено законом» применим только в сфере отношений, регулируемых гражданским (частным) правом, независимо от состава участников конкретного правоотно­шения. Но, выступая в качестве властного субъекта, государство в лице своих органов подчиняется прямо противоположному принципу — «разрешено лишь то, что прямо охватывается компетенцией данного органа». Следовательно, публичное требование, выходящее за пределы компетенции, означает совершение правонарушения.

Требование правовой определенности в реальной жизни, особенно в области экономики, вызывает настоятельную необходимость четко разграничивать публичные и частные правоотношения. На это обра­щается специальное внимание в «Концепции правовой политики Рес­публики Казахстан», одобренной Указом Президента Республики Ка­захстан от 20 сентября 2002 г., где говорится о процессе «глобального разделения правовой системы государства на публичное право, защи­щающее государственные и общественные интересы, и частное право, обеспечивающее удовлетворение и защиту частных интересов».¹ И для этой частноправовой сферы Концепция правовой политики вновь подтверждает необходимость соблюдения фундаментальных основ гражданского законодательства, важнейшая из которых означает ра­венство субъектов, в силу чего государство, вступая в гражданские правоотношения, не имеет каких либо преимуществ либо привилегий перед своими гражданско-правовыми партнерами.

Но в последнее время, особенно в сфере недропользования, и практическими работниками, и некоторыми учеными выдвигаются предложения о предоставлении государству как участнику граждан­ско-правовых отношений ряда радикальных приоритетов, льгот и преимуществ, дающих ему возможность в одностороннем порядке изменять ранее заключенные договоры, принудительно выкупать у негосударственного договорного партнера его имущество, отступать от заключенных частных хозяйственных соглашений. Попытки чи­новников даже самого высокого ранга совершать подобные действия понятны и объяснимы, ибо у таких чиновников и у ведомственных органов имеются свои обособленные интересы, далеко не всегда совпадающие с интересами государства, особенно претендующего на титул «правового государства» и определяющего перспективные последствия каждого своего существенного шага.

Прежде всего хотелось бы возразить против доводов авто­ритетнейшего аксакала казахстанского правоведения академика С.З. Зиманова, приведенных в недавно опубликованных статьях «Конт­ракты на недропользование» и «Инвесторы и контракты».

В «Юридической газете» ученый пишет: «Само участие государс­тва в контракте, когда другой стороной в нем является негосударствен­ная структура, независимо, национальная или иностранная, придает контрактным отношениям «неравенство в равенстве». Постулат о ра­венстве сторон в контракте предполагает и равенство признания роли государства как особого субъекта в этих отношениях». А о статье 111 Гражданского кодекса, которая прямо говорит: «Республика Казахстан выступает в отношениях, регулируемых гражданским законодатель­ством, на равных началах с иными участниками этих отношений», -даже не упоминается.

Ну а раз равенство может быть равным или неравным, то и за­конность может быть (по С. Зиманову) первичной или вторичной: «Законность, связанная с рамочными условиями контракта, вторична по отношению к законности, формируемой правомочиями и правоспо­собностями государства».

В общем, одну законность (всевластие) правовое государство фор­мирует для себя, другую (подчиненность односторонней воле госу­дарства) — для тех, с кем оно вступает в договорные (равноправные) отношения.

Ученый сводит доводы противников его позиции к тому, что го­сударство — собственник недр лишается своих вещных прав, что они (противники) исключают публичное право и публичную власть из сферы регулирования контрактных отношений и т. п. Но подобные доводы ни на чем не основаны. Государство в полной мере остается собственником недр, а его негосударственные контрпартнеры по до­говору с государством и на условиях, установленных или принятых государством, приобретают лишь временное и весьма ограниченное право добывать из этих недр полезные ископаемые. Никто и никогда не отрицал огромную роль публичного (государственного), обязатель­ного для негосударственных недропользователей руководства всей сферой недропользования. В публичном нормативном обязательном порядке государство определяет возможности и процедуру предостав­ления недр частным недропользователям, основные условия конт­рактов, фискальные условия для недропользователей, условия конт­роля за их деятельностью, односторонние меры, предпринимаемые государством за нарушения публичного порядка недропользования и многое другое. И лишь строго ограниченное государством поле предоставляется для свободного определения участниками условий контракта по взаимному соглашению. Вот только на этом поле и про­является специфика частного права — равенство сторон, без которой вообще несерьезно говорить о каком-либо контракте… Прикрытым мотивом требований о предоставлении государству права в односто­роннем порядке изменять действующие контракты служит тот факт, что уже накопленная более чем десятилетняя практика применения этих контрактов показала неумелость, недостаточные компетентность и опытность, а иногда и корыстную заинтересованность их состави­телей, действовавших от имени республики. И государство в связи с этим несет большие и ничем не оправданные потери, иностранные же инвесторы неоправданно обогащаются. Но здесь мы можем только сожалеть, что высокие государственные чиновники того времени ока­зались не на высоте… Может быть, следует еще раз проверить крими­нальные элементы, которые использовались при определении некото­рых условий контрактов, и в строгих рамках законности требовать их изменения. Но только называя вещи своими именами, а не признавая права за государством в одностороннем порядке отказываться сегодня от ранее принятых на себя обязательств.

Во всех случаях государство не только имеет право, но и несет перед казахстанским обществом обязанность извлекать уроки из про­шлого, привлекать к подготовке контрактов более квалифицирован­ных и достойных должностных лиц и решительно, в императивном порядке изменять законы в направлении более полной защищенности интересов государства.

Это, повторяю, законно и необходимо. Но такие изменения, такие новые законы в виде общего правила приобретают юридическую силу лишь для контрактов, заключаемых после обновления законодательс­тва, что, кстати сказать, прямо вытекает из пункта 2 статьи 383 Граж­данского кодекса.

Одним из главных доводов в поддержку предоставления государс­тву приоритета в равноправных контрактах служит ссылка на закон о национальной безопасности. Это явно просматривается в статьях С. Зиманова и в «Юридической газете», и в «Казахстанской правде». Действительно, национальная безопасность — это очень серьезно и важно. И при совершении действий, равно как и при возникновении обстоятельств, угрожающих национальной безопасности, государство должно обладать легальной возможностью предпринимать необходи­мые меры, устраняющие такую угрозу и восстанавливающие нацио­нальную безопасность в полном объеме. Здесь, как и при объявлении чрезвычайного военного положения, и при действии непреодолимой силы могут применяться меры, не допускаемые в обычных условиях, в обычном гражданском обороте. Но для этого законодательство о национальной безопасности должно императивно определить, какие действия либо обстоятельства признаются угрожающими националь­ной безопасности нашего государства, какой конкретный орган в кон­кретных случаях может признать ситуацию угрожающей националь­ной безопасности (такими правомочиями, по всей видимости, должен наделяться Президент республики) и какие меры, в каком порядке сле­дует применять для устранения такой угрозы. Именно это, по-види- мому, имеет в виду статья 1 Закона РК «О национальной безопасности Республики Казахстан».

Но в статьях академика С. Зиманова в качестве примера такой угрозы приведен случай, когда консорциум инвесторов-недрополь­зователей возражает против предоставления государству приоритета в принудительном приобретении доли одного члена консорциума в общем договоре о недропользовании всех членов консорциума с го­сударством. Долю, которую владелец желает продать другому члену консорциума.

Чем же это желание угрожает национальной безопасности?! И по­чему предоставление такого приоритета спасет национальную безо­пасность?

Доводы в подтверждение целесообразности предоставления данно­го приоритета государству сводятся лишь к тому, что продающая долю сторона ничего не теряет, ибо государство оплатит стоимость доли. Но это лишь свидетельствует о недопонимании истинного значения специ­фики одновременного участия в одном договоре о недропользовании с государством нескольких подрядчиков-инвесторов. Ведь они выполняют свои обязанности в процессе совместной деятельности, оформленной консорциальным соглашением, образовав, таким образом, простое това­рищество. Это означает, что их обязательство перед государством носит согласно статье 287 ГК солидарный характер, и каждый из них несет за общее исполнение солидарную со всеми остальными участниками от­ветственность. Каждый из них полностью отвечает за любое нарушение обязательства любым другим членом консорциума перед государством. У них общие интересы в договоре, и поэтому договором предусмотрено изменение в их составе только с их общего согласия. И в конкретном случае возражает против предоставления приоритета государству не только тот член консорциума, который продает долю, но и все остальные, пос­кольку, очевидно, не рассчитывают на надежность партнера-государства в проводимых ими операциях по недропользованию.

Да и сам факт приобретения государством, являющимся одной сто­роной договора (СРП), доли участника этого договора, с другой сторо­ны, превращает государство, сохраняющее свое положение собствен­ника недр, в одного из нескольких недропользователей, находящихся на противоположной стороне, с которым также нужно заключать са­мостоятельный договор: государство заключает договор с самим со­бой. А интересы разных сторон договора отнюдь не одинаковы.

В подтверждение необходимости защиты государства от угрозы его национальной безопасности в статьях С. Зиманова приводятся ссылки на статью 18 закона о национальной безопасности «Обеспечение эко­номической безопасности». Но эта статья содержит большой перечень решений, действий и других целевых обстоятельств, которые могут угрожать экономической безопасности страны. В газетных статьях из этого перечня выбраны действия, отвечающие концепции автора. Но в той же статье 18 Закона среди актов, угрожающих национальной безопасности, называются такие решения и действия, ко-торые пре­пятствуют притоку инвестиций в экономику Казахстана (пункт 5).

Вступая в полемику с академиком С. Зимановым, мы хорошо по­нимаем, что наш подход к оценке допустимости односторонних действий государства, вступающего в частные гражданско-правовые обязательства, во многом отличается. Мы высказываем оценку, опи­рающуюся на юридические аргументы, вытекающие из действующе­го права, специально не рассматривая политических задач, решаемых государством с учетом меняющихся условий его развития либо це­лесообразности достижения перспективных успехов, более полного решения социальных задач и т. п. В разных условиях развития разные государства, руководствуясь собственными интересами либо дейс­твуя под принуждением, по-разному решали вопросы допустимого вмешательства управляющей власти в частные отношения, вплоть до полного подчинения последних властным структурам. Но всегда и неизменно право, будучи инструментом государственного управле­ния, выражало лишь способы достижения политических и социаль­ных целей общества. Задача чисто правовых исследований сводилась к оценке адекватности и эффективности такого выражения.

Поэтому мы оцениваем в настоящей статье правовые условия современного этапа развития Казахстана, отраженные содержанием действующего казахстанского права.

Руководствуясь исходными принципами, рассмотрим некоторые вопросы защиты прав негосударственных субъектов, связанных с государством по поводу одного и того же предмета обязательства конкретными и частными (гражданско-правовыми), и публичными (административными, налоговыми, экологическими и т. п.) право­отношениями. Вступая в конкретное гражданское правоотношение, государство занимает позицию обычного юридического лица, следо­вательно, должно в равной степени соблюдать те нормы публичного права, какие действуют в момент заключения договора. В том числе нормы, установленные органом, вступающим в гражданское обяза­тельство от имени государства. В этом и заключается приоритет госу­дарства, который так защищает академик С. Зиманов.

Если, например, постановлением Правительства данная продукция включена в перечень импортируемых товаров, императивно облага­емых таможенной пошлиной, то Правительство, заключая договор о приобретении такой продукции у зарубежного производителя, не вправе освободить ее от таможенных платежей своим ивдивидуаль- ным актом при исполнении договора. Иначе говоря, уже действующие императивные публичные нормы по своей юридической силе имеют приоритет перед индивидуальными договорами, заключенными тем же органом, который принимает названные нормы.

Но законодательные нормы могут изменяться уже после заклю­чения договора. В этих условиях изменяется и приоритет. Согласно пункту 2 статьи 383 ГК РК уже действующий договор не подвластен подобным изменениям. И государство, принявшее на себя какие-либо договорные обязанности, не может уклониться от их исполнения пу­тем издания общей нормы, запрещающей такого рода исполнение. Не может, даже придав упоминаемой норме обратную силу.

Мы сознательно применяем здесь данным утверждением ограни­чительное толкование пункта 2 статьи 383 ГК РК, полагая, что в рас­сматриваемой ситуации такое .(ограничительное) толкование вполне оправдано. В противном случае мы предоставим государству возмож­ность, заключив гражданско-правовой договор, по своему усмотрению изменять либо прекращать его действие, пользуясь принадлежащей ему публичной властью. Это превращает провозглашенное статьей 111 Гражданского кодекса договорное равенство сторон в лицемерную фикцию.

Следует учитывать при сопоставлении юридической силы, что пуб­личные властные акты государства могут иметь и нормативный, и ин­дивидуальный характер. Акты же заключения государством договора с негосударственным партнером всегда являются индивидуальными юридическими фактами. И при таком соотношении государство как абсолютный обладатель публичной власти, умело оперируя формами ее проявления, имеет полную возможность обеспечить использование конкретных частных договоров в политических, экономических и со­циальных интересах всего общества.

Письмо исполнительного директора по правовому обеспечению НК «КазМунайГаз» Сафинова К.Б. академику Зиманову С.З.

Уважаемый Салык Заманович!

На днях глава государства должен подписать принятый Парла­ментом Закон РК «О внесении изменений и дополнений в некоторые законодательные акты Республики Казахстан по вопросам недрополь­зования и проведения нефтяных операций в Республике Казахстан». Мы весьма заинтересованы еще в одном Вашем выступлении в рес­публиканских СМИ в отношении положений принятой статьи 71 За­кона РК «О недрах и недропользовании». Поднятая Вами ранее дискус­сия на тему стабильности положений контрактов и особом статусе государства в отношениях, связанных с недрами, безусловно, дала свои положительные результаты. «КазМунайГаз» как правопримени­тельная организация непосредственно в будущей работе будет зави­сеть от правильного понимания и уяснения норм указанного закона, касающихся преимущественного права государства на приобретение продаваемых недропользователями прав.

Новые новеллы пополнили действующее право Казахстана. Безу­словно, самой главной из них станет дополнение в статью 71 Закона РК «О недрах и недропользовании», вызвавшее большой интерес как в среде ученых-правоведов, так и среди практикующих юристов и не­дропользователей.

Законодатель наделил государство правом «для сохранения и укреп­ления ресурсно-энергетической основы экономики страны» в приоритет­ном порядке перед другой стороной контракта или участниками юри­дического лица, обладающего правом недропользования, а также перед другими лицами приобретать отчуждаемое право недропользования (его части) и или доли участия (пакета акций) в юридическом лице, облада­ющем правом недропользования «на условиях не хуже, чем предложен­ные другими покупателями». Данное приоритетное право появляется у государства в силу установления закона, и оно будет применяться как в части уже имеющихся контрактов на недропользование, так и в отноше­нии вновь заключаемых, а также при продажах долей участия в ТОО и пакетов акций акционерных обществ, являющихся недропользователя­ми, независимо от положений их уставов, регламентирующих вопросы уступки долей (продажи акций) между участниками юридического лица. На наш взгляд, данные положения органично вписываются в изначально сформулированный концептуальный подход, что государство, регулируя гражданские отношения и на уровне закона устанавливая гарантии прав недропользователей, никогда не распространяло их на случаи обеспече­ния обороноспособности, национальной безопасности, экологической безопасности и здравоохранение как работников, так и населения (см. часть вторую статьи 71 Закона РК «О недрах и недропользовании»). Это и понятно, поскольку государственность напрямую связана с суверените­том и национальной безопасностью.

Новые нормы статьи 71 желательно рассмотреть в трех ракурсах:

1. с точки зрения интересов выбывающего участника;
2. с точки зрения участников общей долевой собственности как в отношении права недропользования, так и в отношении активов юри­дического лица, являющегося недропользователем, при выходе одного из участников из проекта;
3. с точки зрения всех заинтересованных лиц, в виду придания действию этих положений обратной силы принятым законом.

В соответствии с концепцией Закона РК «О национальной безо­пасности Республики Казахстан» обеспечение национальной безо­пасности является главным условием развития Республики Казахстан как независимого суверенного государства. Одним из направлений обеспечения национальной безопасности Республики Казахстан яв­ляется обеспечение экономической независимости Казахстана, что вытекает из положений ст. 18 указанного закона, увеличение доли казахстанских товаропроизводителей в экономике страны при усло­вии поощрения конкуренции и ограничения монополизма и обеспе­чение экономического роста. В условиях глобализации и придания углеводородному сырью стратегического значения большинством государств мира республика не может оставаться сторонним наблю­дателем в период активного развития в Казахстане вторичного рынка в сфере недропользования. Тем более что в силу пункта 3 статьи 6 Конституции Республики Казахстан недра республики, как и другие природные ресурсы, находятся в государственной собственности. Кроме того, в стране изменилась экономическая ситуация, появилась реальная возможность на рыночных условиях приобрести продавае­мое право недропользования у выбывающего из проекта участника, не прибегая к непопулярным видам принудительного изъятия у собственника имущества и имущественных прав, предусмотренных стать­ей 249 Гражданского кодекса Республики Казахстан. В новой редак­ции статьи 71 Закона РК «О недрах и недропользовании» нет и намека на реквизицию или конфискацию, осуществляемые в одностороннем порядке со стороны государства, как нет и аналогии со статьей 255 Гражданского кодекса, охватывающей случаи изъятий для государс­твенных надобностей с возмещением собственнику в полном объеме убытков, причиненных прекращением права собственности.

Дополнения охватывают случаи, когда сам недропользователь самостоятельно, свободно, добровольно и без какого-либо давления со стороны решается на выход из проекта или из хозяйствующего субъекта, являющегося недропользователем, и намерен продать свои имущественные права по рыночной цене. Только в данном случае, а также если данный объект продажи влияет на сохранение и укреп­ление ресурсно-энергетической основы экономики страны, то в силу закона у государства появляется рассматриваемое приоритетное пра­во приобретения. Государство вправе будет осуществить приобрете­ние только по рыночной цене, предложенной другими покупателями, и которая подходит и устраивает самого продавца. Данные отноше­ния соответствуют рыночным принципам, свободны и понятны как самим участникам сделки, так и с позиции стороннего наблюдателя, поскольку полностью отсутствуют элементы ущемления каких-либо интересов выбывающего участника. К тому же у выбывающего учас­тника проекта остается в запасе целый набор иных способов распо­ряжения своим имущественным правом в проекте, помимо продажи, которые предусмотрены в Гражданском кодексе (мена, дарение и пр.)

В то же время постоянно муссируется вопрос об ущемлении ин­тересов других участников общей долевой собственности в части их преимущественного права покупки в силу положений контрактов при частичной переуступке права недропользования, а также в силу зако­нодательства о товариществах с ограниченной ответственностью при выходе из товарищества одного из его участников либо при продаже пакета акций акционерного общества, являющегося недропользовате­лем.

Принятая норма гарантирует государству, что государство не будет связано никакими обязательствами, существующими между участни­ками как проекта, так и уставными положениями юридического лица недропользователя. Данный подход является законным, поскольку в соответствии с п. 3 ст. 1 Гражданского кодекса Республики Казахс­тан к отношениям по использованию природных ресурсов и охране окружающей среды, гражданское законодательство применяется в случаях, когда эти отношения не регулируются законодательством об использовании природных ресурсов и охране окружающей среды. В нашем рассматриваемом случае отношения регулируются именно специальным законодательством, то есть статьей 71 Закона РК «О не­драх и недропользовании». Кроме того, изначально редакция статьи 71 закона; посвященная защите прав недропользователя, гарантировала защиту лишь тех его прав, которые не распространяются на обеспе­чение обороноспособности, национальной безопасности республики, сферу экологической безопасности и здравоохранения.

Законодатель придал нормам обратную силу, и это также является правомерным в отношении ранее заключенных контрактов в области недропользования. Прежде всего, в Гражданском кодексе урегулиро­ваны вопросы соотношения законодательства и договора. Требования законодательства являются обязательными для участников гражданс­ких отношений. Все контракты на недропользование содержат обяза­тельное положение Модельного контракта в части соблюдения недро пользователями требований законодательства Республики Казахстан. Следует отметить, что в отношении иностранных недропользователей действовавшая ранее статья б Закона РК «Об иностранных инвести­циях» также не давала гарантий стабильности, речь касалась измене­ния законодательства Республики Казахстан в области обеспечения обороноспособности, национальной безопасности, в сфере экологи­ческой безопасности и здравоохранения и нравственности. Однако при изменении законодательства, ухудшающего положение иностран­ного инвестора в данных областях, иностранному инвестору должна была быть выплачена незамедлительная и эффективная компенсация в валюте инвестирования либо в иностранной валюте, установленной соглашением иностранного инвестора с Республикой Казахстан.

Принятые положения являются чрезвычайно актуальными, важ­ными для поступательного развития экономики республики. Они дополняют Закон РК «О национальной безопасности Республики Казахстан» реальным механизмом регулирования в части природных ресурсов. Таким образом, у государства появляется важный инстру­мент обеспечения национальных экономических интересов в области недропользования.

Ваш комментарий на уже принятый закон, уважаемый Салык Зи- манович, затрагивающий изложенные выше моменты, был бы чрезвы­чайно полезен и необходим юридической общественности.

КАЗАХСКИЙ АКАДЕМИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ И ГОСУДАРСТВЕННО-ПРАВОВАЯ НАУКА

2008 г.

В политической истории казахской государственности советского и постсоветского периодов, как и в любой аналогичной системе, правоохранительные и правообеспечивающие органы и подготовка,
воспитание кадров для работы в них, а также научная разработка проблем, связанных с их деятельностью, занимали главенствующую роль. В книге, изданной в 2008 году, описывается, как этот процесс, связанный с подготовкой человеческих ресурсов для указанных органов, происходил в канун и в условиях постсоветского Казахстана.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Все сферы знания важны и составляют системное целое в любую историческую эпоху независимо от того, на каком уровне развития они находятся. Каждое выражает состояние и потребности в них налично­го догражданского и гражданского общества. На взгляд современного человека они могут быть примитивными и природными, выработан­ными по ходу естественного отбора человеческого рода и людского общежития или полученными по ходу сознательного управления жиз­недеятельностью людей и их сообществом в контексте обеспечения их благополучия и восхождения от низшего к относительному высшему. Это вовсе не означает, что все отрасли знания, которыми владеет сооб­щество, равноценны и равномерны по степени их влияния на его бытие, а точнее, на его жизненные и жизненно-обеспечивающие компоненты. Отсюда первенствующая роль и приоритетность некоторых отраслей и видов знания, наиболее адекватных, значимых и необходимых в данных, конкретных условиях жизнеобеспечения общества и составляющих его членов. К таким категориям знаний следует отнести знания, служащие и могущие служить олицетворению человека на каждом этапе дли­тельной истории, особенно тогда, когда начинается ступенчатый про­цесс его взросления и восхождения: человек — гражданин — личность. Именно на этой полосе истории законы и правопорядок, справедливый суд и разумное управление становятся доминирующими факторами в самоутверждении человека — гражданина и личности, а также общества как гуманного, светского и демократического. Относительно и в меру воплощенные знания об этих институциональных учреждениях фикси­руются и даны в науке юриспруденции и черпаются из нее.

В данной книге речь идет в основном о юридическом высшем об­разовании и о государственно-правовой науке, о том, как они пришли в Казахстан и насколько удалось им играть свою цивилизирующую в обществе роль. Тут не было и не могло быть «ковровой дорожки» или «дорожной карты», ведущей к успеху. Следует помнить постулат, ставший традиционным, который утверждает, что, чем больше сфе­ры знания касаются интеллектуальной и идейно-психологической природы становления и жизнедеятельности человека, тем больше они подвержены противоречивым тенденциям эскалации по пути к про­грессу, успехи и неудачи не были чужды для казахстанского опыта. Именно такой путь проходила и проходит юриспруденция как наука и как образование в нашей республике.

Правовая наука и высшее юридическое образование в республике за последние 60 лет (с 1948 г.), трудности их становления и успехи проходили, можно сказать, на моих глазах, с моим участием. Мне довелось быть директором первого высшего юридического учебного заведения — Алматинского государственного юридического инсти­тута (1952 — 1955), директором научно-исследовательского Институ­та философии и права Академии наук Казахской ССР (1958 — 1969), ректором Казахского академического университета (1995 — 2004). Одновременно все это время руководил исследовательской ячейкой — отделом теории и истории государства и права в структуре Инсти­тута философии и права, а затем Института государства и права Ака­демии наук республики, до передачи последнего в вуз. В науку и вуз я пришел, имея определенный опыт работы с людьми, а также опыт управленческой деятельности. Правда, это армейский опыт: в годы Отечественной войны я был командиром дивизиона — заместителем командира минометного полка по строевой части, заместителем ко­мандира бригады по артиллерии (восьмой механизированный корпус пятой танковой армии). Демобилизовался из рядов армии в середине 1946 г. в звании старшего офицера, в должности начальника штаба артиллерийского полка. Имею четыре фронтовых ранения. В пер­вые годы после демобилизации на гражданке прошел должностные ступени от следователя областной прокуратуры до следователя по важнейшим делам при прокуратуре республики (1946 — 1948). Так что не был новичком в работе с коллективом. Эти данные привожу для того, чтобы у читателей не создалось впечатление, что я стал ра­ботать ректором вузов и директором исследовательских институтов «с молоком во рту».

Отложившиеся в документах и памяти важные вехи в развитии высшего юридического образования и правовой науки в республике имеют не только историко-познавательное, но и общепознавательное значение, оставаясь во многом актуальными и сегодня. Противоре­чивый процесс между провозглашением необходимости утвержде­ния законности и реальностью еще далек от разрешения и, можно сказать, еще более осложняется в республике. Причин этого немало, среди них неупорядоченность и слабая подготовка юридических кадров, а также волюнтаризм в сфере научного их обеспечения игра­ют не последнюю роль. Как это получилось? — вопрос вовсе не ри­торический. Он нуждается в раскрытии и объяснении с тем, чтобы превратить опыт прошлых лет и ушедших дней в учение и поучение для сегодняшних строителей нового казахстанского общества. Дан­ная книга преследует эту цель.

В книге рассказывается об исследовательских правовых инсти­тутах и высших юридических учебных заведениях Казахстана, о их деятельности и людях, приятных, а порою и досадных событиях и фактах, происшедших в их жизни, о лицах, причастных к ним. Ста­новление и зрелые периоды этих юридических учреждений полны борьбы и противоречий, прямо и косвенно влиявших как позитив­но, так и негативно на установление и утверждение законности как важнейшего компонента цивилизованного гражданского общества. В этой части остается еще много нерешенных задач.

close_page

ГЛАВА I. КАЗАХСКИЙ АКАДЕМИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ: ОПЫТ И УРОКИ

От Академического правового учебного института «Парасат» к казахскому академическому университету

На восьмом году существования, 30 августа 2003 года, учредители Казахского академического университета без какого-либо влияния извне объявили о самоупразднении. Это произошло внезапно, когда никто не ожидал, так как университет к этому времени достиг уравно­вешенной зрелости, нормативной учебно-базовой обеспеченности, стал претендовать на заметное место в подготовке юристов в особенности.

Что случилось с университетом?

С таким вопросом к нам постоянно обращаются выпускники, студенты Университета и их родители, а также вузовские и научные работники, знавшие нас или информированные о нашем учебном заведении. Не остались в стороне некоторые средства массовой ин­формации. Выдвигались догадки. Были и неоднократные предложе­ния с их стороны выступить на своих страницах со статьями. Мы по некоторым соображениям до сих пор воздерживались от объяснения причин упразднения, вернее, самоупразднения университета. Да, действительно, на первый взгляд трудно объяснить такое решение учредителей, потому что к тому времени он достиг уровня взвешен­ной обеспеченности и зрелости, начал внедрять новую модель под­готовки «юриста XXI века», разработанную собственными силами и основанную на новой образовательной и технологической схеме в соответствии с международными стандартами, с учетом требований эпохи и специфики Казахстана. Теперь наступило время ответить на все вопросы и предстать перед общественностью.

Для этого есть и не менее значимый повод. На судьбе Казахского академического университета отразилось, во-первых, то, что было и есть положительного и отрицательного в системе высшего образования вообще и юридического высшего образования в особенности, произо­шедшего в Казахстане за годы независимости. Во-вторых, в универси­тете были приведены в действие новые модели и методы подготовки студентов, в особенности по специальности «правоведение», которые, по нашему мнению, остаются актуальными по сей день и в перспективе. Их неудачи в жизни нашего университета не связаны с ущербностью 206этих нововведений. Наоборот, они исключительно связаны с ущербнос­тью ситуации, в которой оказался университет, сделавшей реализацию новых его планов и намерений невозможной. В этой статье мы собира­емся сжато рассказать об этом и других аспектах деятельности Казахс­кого академического университета, и не только для истории.

1.1. О создании и становлении университета

Это было в конце 1995 года. Республика начала выходить из постсоветского экономического кризиса, связанного с упадком хо­зяйственной жизни, и из политического кризиса, связанного с труд­ностями выбора курса государственного строительства, с роспуском Парламента XII созыва (1993 г.) и Парламента XIII созыва (1995 г.). В то же время внедрялись новые отношения и новые структуры во все сферы жизни общества. Провозглашались постулаты свободы и прав человека. Складывалась законодательная база рыночных отноше­ний. Как часто бывает на переходных этапах общественно-формаци­онных изменений, в них было больше энтузиазма и эмоций, меньше дальновидных и разумных пределов и расчетов. 30 августа 1995 г. была принята вторая Конституция республики.

Не в унисон трудному ритму социальной и политической жизни общества, в системе образования, особенно в области высшего юри­дического образования, при застое других отраслей профессиональ­ных знаний происходил настоящий бум. Это можно было объяснить следующими причинами: а) с приобретением республикой государс­твенной независимости больше стали говорить о правовых сторонах обеспечения этой независимости, о свободе и правах граждан, их объединений; б) деятельность нового Парламента республики, почти всецело сосредоточенная на разработке и принятии новых законов, обсуждении вокруг них, видная роль в них депутатов-юристов уси­лили широкий интерес к ним и юридическому образованию среди молодежи; в) провозглашение принципов «верховенства законов» и «законности» в качестве идейно-мотивированной основы деятельнос­ти органов государства и всей общественно-политической системы принималось за реальность и имело большую притягательную силу; г) и наконец, в тяге к юридическому образованию имело значение обыденное традиционное представление о влиятельной роли и в оп­ределенной мере о всевластии судей и прокуроров в жизни общества. Как бы ни было парадоксально, возможность занять в будущем эти должности представляла планы многих родителей, отдавших своих детей на профессиональное обучение этой специальности.

Вслед за принятием 28 января 1993 г. первой Конституции суверен­ной Республики Казахстан 10 апреля 1993 г. Парламент принял Закон «О высшем образовании». В нем было записано, что «он направлен на создание условий реализации гражданами своих конституцион­ных прав на получение высшего образования». Предусмотренное в Конституции и намеченное несколько ранее — в первом Законе «Об образовании» от 18.01.1992 г. — положение о том, что государство «содействует развитию частной системы образования», более ско­ропалительно внедрялось в жизнь в сфере высшего юридического образования.

Быстро, как грибы после дождя, беспорядочно и стихийно росло число высших учебных заведений, особенно юридических институ­тов и факультетов, их филиалов не только в крупных городах и облас­тных центрах, но и в городах районного подчинения и приграничных поселках. Пик роста численности вузов за все 15 лет независимости пришелся на 1995/96 учебный год. По данным Министерства обра­зования республики, официально зарегистрированных юридических вузов в этот год было 72, что почти в два раза больше, чем в 1992/93 г. (тогда было их 40), и в пять раз больше, чем в 1985 году. Сюда следует прибавить «незарегистрированные», безлицензионные вузы, а их было не менее 20. Почти каждый из них имел многочисленные филиалы на местах, иногда доходившие у некоторых вузов до 15 и, по сути, являвшиеся автономными структурами. Абсолютное боль­шинство из них были юридическими. По скромным подсчетам, число высших учебных заведений с их филиалами, готовящих правоведов к середине 90-х годов, составило более.

В числе энтузиастов развития сети высшего юридического обра­зования в республике были и мы — ведущие научные сотрудники- юристы Академии наук. Наша целевая установка и базовые основа­ния были несколько иными. Высшее учебное заведение создавалось на базе сложившегося государственного научно-исследовательского правового института — при Институте государства и права Акаде­мии наук, было тесно связано с ним, занимало его производствен­ную площадь и полностью обслуживалось его научнымы кадрами, вспомогательным научно-техническим и финансово-хозяйственным персоналом.

Вуз по статусу был частным и именовался «Академический пра­вовой учебный институт «Парасат». Такая тесная связь объяснялась еще тем, что четверо из шести учредителей учебного заведения — бывшие и действующие директоры Института государства и права Национальной академии наук. К тому же я, избранный директором этого учебного института, одновременно являлся и почетным дирек­тором исследовательского Института государства и права Нацио­нальной академии наук РК.

Первоначально Казахский академический университет назывался «Академический правовой учебный институт Парасат» и имел ста­тус учреждения образования. Фактически он был организован в 1995 году, и осенью того же года прошел прием студентов только на заоч­ное отделение по специальности «Правоведение». Государственная лицензия за №0000036 на право подготовки кадров с высшим обра­зования по специальности «Правоведение» была получена 24 июня 1996 года. В то историческое время была распространена практика создания частных вузов с последующим получением государствен­ной лицензии, на что уходило определенное время.

Учредителями «Казахского академического правового института «Парасат» были известные ученые-юристы, имеющие большой опыт работы в правовых научно-исследовательских учреждениях, в высших учебных заведениях и в органах государственной власти и управления. Их было шестеро, из них четыре члена Национальной академии наук республики, пять докторов юридических наук (вклю­чая членов Академии наук) и один кандидат юридических наук. Они имели следующую творческую биографию.

С.З. Зиманов, академик НАН РК, бывший депутат Парламента (Верховного Совета) РК первого и второго созывов (1990 — 1995), директор Института философии и права Национальной академии наук (1958 — 1969), главный ученый секретарь Президиума Академии наук (1977 — 1978) Почетный директор Института государства и пра­ва НАН РК и заведующий его отделом (1958 — 2001), одновременно профессор юридического факультета Казахского Национального университета им. аль-Фараби.

М.Т. Баймаханов, академик НАН РК, доктор юридических наук, профессор, бывший председатель Конституционного суда республи­ки (1993 — 1995), директор Института философии и права НАН РК (1984- 1988).

Г.С. Сапаргалиев, член-корреспондент Национальной академии наук Республики Казахстан, доктор юридических наук, профессор, член Высшего судебного совета при Президенте республики, дирек­тор Института государства и права НАН РК (с 1994 г. по настоящее время), одновременно заведующий кафедрой юридического факуль­тета Алматинского Государственного Университета им. Абая.

А.Е. Еренов, член-корреспондент Национальной академии наук Республики Казахстан, доктор юридических наук, заведующий от­делом Института государства и права (1954 — 2004).

Е.К. Нурпеисов, кандидат юридических наук, старший науч­ный сотрудник, затем директор Института государства и права НАН РК, а в момент организации Казахского академического правового института «Парасат» — ректор Казахского государственного юриди­ческого института, депутат, сенатор Парламента РК (1997 — 2001).

З.Ж. Кенжалиев, доктор юридических наук, в момент органи­зации Казахского академического правового института «Парасат» — был заместителем директора Института государства и права НАН РК, ныне зав. кафедрой Казахского Национального университета им. аль-Фараби (с 2003 г).

Все учредители института являлись научными сотрудниками НИИ государства и права НАН РК, четверо из них в разное время занимали должность его директора (С.З. Зиманов, М.Т. Баймаханов, Г.С. Сапаргалиев, Е.К. Нурпеисов).

Через три года Казахский академический правовой институт «Парасат», в августе 1999 года, был преобразован в Казахский ака­демический университет (Государственная лицензия № 36201910, от 16.08.1999 г.). При университете были организованы четыре филиала (некоторые из них созданы несколько раньше): в Кзыл-Орде, Актау, Атырау и Актобе. После аттестации Университет получил новую государственную лицензию серии АА № 0000199 от 18.06.2003 г. с правом подготовки кадров с высшим образованием по следующим специальностям: «правоведение», «экономика и финансы», «история и археология», «иностранный язык». С 2002 года функционировал юридический колледж. По специальности «история и археология» прием студентов не производился.

С момента создания института-университета его бессменным ректором был Салык Зиманович Зиманов, академик НАН РК. Под его руководством в 1999 г. была разработана «Модель подготовки юриста XXI века» с учетом опыта СССР и Российской Федерации, государств Европы. Ее реализация натолкнулась на ряд трудностей.

Институт-университет назывался «академическим» потому, что, во-первых, все его учредители (6 чел.) являлись академическими научными работниками, а само учебное заведение было основано и строилось на базе Института государства и права Академии наук республики. Во-вторых, в качестве организационного и учебно-ме­тодического эталона был выбран Юридический институт, организо­ванный при Институте государства и права Академии наук Россий­ской федерации (г. Москва), который и именовался «академическим правовым университетом», и функционирует поныне. В-третьих, у учредителей была «академическая» целевая установка — соединить высшее юридическое образование с достижениями научной мысли в области права, сделать вуз по уровню подготовки кадров «акаде­мическим» и престижным. Эти цели не были просто намерениями. Они были предусмотрены и воплощались в первой и второй «модели подготовки юриста XXI века», разработанной соответственно в 1999 и 2002 годах.

close_page

1.2. Разработка и принятие программы «Модель подготовки юриста XXI века»

Намерения и планы учредителей университета были большими и заманчивыми, но вместе с тем реальными. Предполагалось готовить будущие кадры по специальности «правоведение» на достижениях научной мысли и завоевать, а если удастся, то и лидировать в этой области, одновременно преодолевая вольность и неупорядоченность, охватившие систему высшего юридического образования. Для такой постановки у нас были определенные основания: кадры и опыт.

Учредителей было шестеро — академические научные работники из Института государства и права Национальной академии наук. Среди них два академика (С.З. Зиманов, М.Т. Баймаханов), два чле­на-корреспондента Академии наук (Г.С. Сапаргалиев, А.Е. Еренов) и два ведущих научных сотрудников (З.Ж. Кенжалиев, Е.К. Нурпеи- сов), пять докторов и один кандидат юридических наук; учредители имели значительный опыт работы в государственных учреждениях, в том числе и в правоохранительных, а также в высших учебных заведениях. Так, один из них был депутатом Парламента (Верхов­ного Совета) независимого казахского государства в 1990-1995 годах (С.З. Зиманов), в дальнейшем другой стал сенатором-депутатом Вер­хней палаты Парламента в 1996 — 2001 годах (Е.К. Нурпеисов). Сре­ди учредителей также были: председатель Конституционного суда республики (М.Т. Баймаханов), член Высшего судебного совета при Президенте республики (С.Г Сапаргалиев). Среди них двое в разное время работали ректорами юридических вузов (С.З. Зиманов, Е.К. Нурпеисов), а четверо — директорами Института государства и права АН КазССР — РК (С.З. Зиманов, М.Т. Баймаханов, Е.К. Нурпеисов, Г.С. Сапаргалиев).

Словом, у истоков создания, формирования и развития Казахского академического университета стояла довольно мощная кадровая сила в области юриспруденции, какую не имел ни один из вновь со­здаваемых вузов.

В рамках реализации идей, с которыми носились учредители уни­верситета, в 1999 году была разработана программа «Модель под­готовки юриста XXI века», которая должна была служить реальной ориентацией и стержнем подготовки кадров — юристов нового поко­ления, отвечающих условиям и требованиям нового столетия. Она была краткой, включала преамбулу, две части и семь пунктов, пос­тоянно демонстрировалась в университете. Первая часть содержала формулировки о нравственных аспектах и подготовке специалистов нового времени. Вторая, считавшаяся основной, была посвящена сугубо профессиональным вопросам подготовки специалиста. Она состояла из четырех основных, тесно связанных между собою час­тей: «специализация», «экономизация», «компьютеризация» и «лин- гвизация», которые должны были определять учебную программу и цели подготовки специалистов-юристов. В основе «специализации» лежала идея о том, что студента в первую очередь надо учить спе­циальности в контексте современных требований, а только потом как многосторонне образованного выпускника, у которого должно преобладать качество специалиста. «Экономизация» входила как составная часть современного высшего юридического образования. Это не только и не столько дань рыночной экономике, а скорее, не­обходимость вхождения в нее и ориентация в ней как быстро пре­обладающей форме экономического и социального бытия общества. Гражданская и политическая жизнь государства стала многовек­торной и разнонаправленной, а следовательно, трудоуправляемой в основном из-за осложнения его экономической жизни и структу­ры. Современный юрист, чтобы именоваться специалистом в своей отрасли, должен иметь предбазовое экономическое и финансовое образование. «Компьютеризация» юридического образования пред­полагала овладение студентами основами и техникой информацион­ной технологии применительно к условиям юридической практики. «Лингвизация» была ориентирована на обязательность изучения и овладения студентами казахским и английским языками. В моделе в разделе «специализации» юриста содержалось требование, чтобы при изучении правовых актов особое внимание уделялось логике и мотивации законодательства и его нормативных установок, выра­ботке у студентов навыка саморазмышления и сопоставительного анализа правовых норм, умению вести диалог и составлять юриди­ческие документации. «Модель» предусматривала определенную разгрузку учебного плана, перераспределение часов между учебными дисциплинами в зависимости от их профильности, выделение среди них обязательных предметов и факультативных. Большое внимание уделялось индивидуальной подготовке и освоению традиционных ценностей культуры и морали казахского народа.

В контексте реализации указанной программы, кроме юри­дических, в течение 2000 — 2002 гг. были созданы: а) кафедра эконо­мики и финансов, кафедра иностранных языков, кафедра информаци­онной технологии; б) специальные и технические учебные кабинеты — лингафонные, электронных учебников, Интернет, кабинет законо­дательных и нормативных материалов; в) «технический» класс само­подготовки с 15 отдельными кабинами с видеозвуковой аппаратурой и учебными кассетами, демонстрационный лекционный зал на 70 посадочных мест, снабженный лазерным и световым проекторами. Планировалось внедрить ряд других новшеств, облегчающих усво­ение студентами учебной программы, улучшающих качество пре­подавательской деятельности, и проведение идейно-воспитательной работы среди студентов. Уделялось внимание налаживанию и разви­тию научных, творческих и самодеятельных студенческих кружков.

Большое внимание уделялось формированию кафедр экономики и финансов, чтобы затем на их основе открыть одноименные отделения или даже факультеты. С одной стороны, они могли бы обеспечить предбазовое экономико-финансовое образование юристов, а с дру­гой — начать подготовку студентов по специальностям «экономика и финансы», на что была получена государственная лицензия, дающая на это право. В 2001 г. были заключены договоры сотрудничества с Институтом экономики Академии наук (директор, член-корр. НАН РК М.Б. Кенжегузин) и с Институтом финансов и банковского ме­неджмента (директор, член-корр. НАН РК О.Б. Баймуратов). Такое же значение придавалось формированию кафедры информационной технологии. Наш план был минимален: полагалось, что выпускники университета должны уметь пользоваться, а в дальнейшем внедрять определенные информационные и коммуникационные возможности компьютеров в деятельность судебно-следственных, правоохрани­тельных, правозащитных и экспертно-правовых органов. На полные ставки в качестве заведующего кафедрой были приглашены опытный ученый, член-корр. НАН РК, доктор физико-математических наук, выпускник Московского университета Н.Ж. Такибаев (с 2.03.2001 г.), в качестве профессора этой же кафедры — доктор физико-математи­ческих наук К.С. Мусин (с 01.09.2001 г.). Они были тесно связаны с российскими и зарубежными учеными, свободно владели английс­ким языком.

Учредители, руководящий и профессорско-преподавательский состав университета спешили и хотели сделать многое, чтобы догнать «старые» юридические факультеты и даже в чем-то обогнать их и стать в одном ряду с Государственным юридическим институтом и юридическим факультетом КазГУ.

Накануне принятия модели подготовки нового поколения специа­листов-юристов (1999 г.) я дал интервью корреспонденту одной газе­ты, в котором высказал ряд мыслей, легших потом в основу указан­ной программы. Эта беседа состоялось в 1998 году, и ее содержание изложено ниже.

Вопросы:

Салык Зиманович, в одной из своих статей еще пять лет тому назад вы писали, что идет девальвация юридического высшего обра­зования. Что изменилось с тех пор?

— Тогда я имел в виду стихийно-массовый рост числа юридических учебных заведений, особенно высших, как государственных, так и частных. При этом не принималось во внимание, нужно ли все это с точки зрения интересов и потребности государства и общества. В ряде случаев на первый план ставились не знание, а дипломы, не раз­витие индивидуальных способностей студентов, а оценка по связям. Это привело к резкому снижению уровня подготовки студентов. С тех пор положение не только не изменилось. Напротив, ухудшилось.

Ухудшилось? В чем это выражается?

— Республику покрыла «паутинная сеть» громких и безнадежно никчемных учебных заведений, именуемых «высшими юридически­ми». Они возникли везде и даже в районных центрах, создавались не только казахстанскими, но и учредителями государств-соседей.

Ныне в областных центрах, не говоря о Алматы и Астане, насчи­тывается 4-5, а в некоторых — до 10 таких «чужих» юридических вы­сших учебных заведений. Процесс превратился в ажиотаж. Качество подготовки юридических кадров стало заложником количества.

Возможно, наплыв желающих получить высшее юридическое образование оправдывает и существование большой сети юридичес­ких учебных заведений?

— Происходит бум юридического образования. В какой-то мере это отражает увеличивающийся на него спрос. Юридическое знание нужно не только для работников правовой службы и правоох­ранительных органов. Оно оказалось нужным в качестве основной или второй дополнительной специальности для многих категорий работников государственного и частного секторов. Знание законов, их структуры, механизмов действия и защиты интересов, системы юридической ответственности в равной степени стали важными и для законопослушных, и для криминально настроенных элементов.

Все же сегодняшний объем высшего юридического образования несоразмерно избыточен, чем надобность. А главное, оно болезненно нарастает.

Возможно, законы рынка сами регулируют сеть юридического образования?

— Так думают некоторые даже из числа государственных деяте­лей. Это заблуждение и идеология безделья. Рынок — не анархия. Собственно цивилизованного рынка, основанного на свободной кон­куренции, у нас еще нет. Мы движемся к нему.

На этом пути организационно-регулятивная, координирующая и корректирующе-контрольная роль органов государства совершенно необходима. Но ее в республике явно недостает не только в сфере образования. Это наша беда, способная породить опасность для всей общественно-политической системы.

Касается ли это государственных вузов?

— Да, в известной степени эти недостатки касаются и их. Госу­дарственные юридические вузы измельчали. Некоторые, особенно алматинские, похожи на «муравейники». Студентов делят на «бюд­жетных» и «платных». «Платных» набирают в 2-3 раза больше. Их отдельно учат, отдельно «воспитывают». Для них установлены раз­личные дополнительные «поборы»: за посещение военной кафедры, за повторные сдачи экзаменов, иногда взимают дань в долларах, и т. д.

У них больше схематизма и консерватизма в обучении студентов. Слабо реагируют на влияние эпохи. Им более присуще стремление к монополизму и изоляционизму. Мелкоту обучения выдают за «инос­транный опыт». Словом, меньше всего они стали примерами для частных вузов.

Как нам известно, вы тоже являетесь ректором одного из не­государственных юридических вузов?

— Да. Негосударственный институт, ректором которого мне по­ручено быть, называется Академическим правовым учебным инсти­тутом. Он возник три года тому назад. Я возглавляю этот институт по мандату учредителей. Они — солидные ученые, одержимые идеей обновления системы и методов подготовки правоведов высшей ква­лификации.

Почему он называется «академическим»?

— Это связано с рядом причин. Во-первых, учредителями этого негосударственного высшего юридического института являются из­вестные ученные-юристы, выходцы из Национальной академии наук: академик С.З. Зиманов, академик М.Т. Баймаханов, член-корреспон­дент НАН РК А. Еренов, доктор юридических наук З.Ж. Кенжалиев, профессор Е.К. Нурпеисов. Во-вторых, вуз был первоначально создан при академическом научно-исследовательском институте государства и права. В-третьих, пожалуй, это самое главное, учредители намерева­лись со временем превратить институт в элитный вуз, в академический не только по названию.

В погоне за «академическим» не произойдет ли отрыв институ­та от государственной и правовой практики?

— Этого не произойдет. Учредители, кроме опыта академической науки, имеют богатую разностороннюю практику работы в государс­твенных органах и высших учебных заведениях. Достаточно ска­зать, что С.З. Зиманов был депутатом Парламента ХІІ-ХІП созывов, М.Т. Баймаханов занимал пост председателя Конституционного суда республики, Е.К. Нурпеисов был ректором Казахского государствен­ного юридического института (ныне университет), Г.С. Сапаргалиев является и ныне членом Высшего судебного совета при Президенте республики. И «избыток» теории делу не помешает. Надо помнить, что теория — это лучшая практика.

И учебный процесс будет организован по-академически?

— Скажу прямо, многое из того, как и по какой программе готовят сегодня юристов, нас не устраивает. Мы, учредители института, тесно связаны с высшими учебными заведениями и довольно хорошо пред­ставляем состояние и уровень подготовки студентов в них.

Проблема осовременения высшего юридического образования — задача первостепенная, и ее надо решать. А решать надо как путем изменения схемы и структуры базового образования, так и в контексте широкого внедрения в учебный процесс методов и инструментария современной науки.

Вы сказали, что надо «осовременить» юридическое образова­ние. Как вы это себе представляете?

— Это вопрос большой и специальный. Мы и раньше, и сегодня часто произносим фразу о соответствии подготовки кадров юристов современным требованиям. Однако мало вдумываемся в содержание и структуру этой мысли. Бытует представление, что юрист должен разбираться и знать действующие законы. А мотивы и объяснение за­конов сводим к нормативной их сути и выводим из нее. Поэтому в юри­дических высших учебных заведениях основное усилие направлено на вталкивание этих законов в сознание студентов. Это традиционный, но вчерашний путь. Право — это поведение, его схематизация, а сле­довательно, моделирование поведения, изучение его естественных и человеческих основ должны занимать значительное место в структу­ре правового знания. Это усилит имидж закона и законности.

Сложилось разное мнение относительно открытия отделения аграрного права в Казахском аграрном университете.Как вы к это­му относитесь?

— Весьма положительно. Это — одно из новых и перспективных начинаний. Юрист, намеревающийся работать в аграрной сфере, кроме законов непременно должен иметь более или менее содержа­тельное знание об аграрном секторе, о его экономике и структуре, о его технологии и научной базе. Право все же — надстройка. А такую подготовку может дать весомо, лучше Аграрный университет, если, разумеется, рационально организовать обучение и подготовку сту­дентов. Я бы приветствовал, если бы при Академии управления был создан специальный юридический факультет с уклоном ее профиля.

Всели желающие могут поступить в ваш институт?

— Непременно только одно условие — желание учиться и получить высшее юридическое образование. С правилами приема можно оз- лакомиться в институте, по адресу: ул. Басенова, 8 (пересечение ул. Гагарина, 151). Институт имеет дневное (из трех факультетов) и заоч­ное отделения, свой учебный корпус и студенческое общежитие.

Что нужно, по вашему мнению, для улучшения систем высше­го юридического образования?

— Это большой вопрос. Нужна коренная реформа. Начинать ее надо с принятия пакета законов: о высшем образовании, о районировании и структурализации высших и специальных учебных заведений, о порядке и пределах разгосударствления и приватизации высших учебных заведений и др . Проект закона об образовании, недавно разработанный министерством и разосланный учебным заведениям, явно слабый по содержанию и еще хуже по юридической технике.

Нужно разобраться и упорядочить сеть государственных и него­сударственных высших и средних юридических учебных заведений и подготовку студентов в них.

Существующие учебные стандарты в юридических вузах устаре­ли. Нужно ввести экспериментальные вузы там, где есть новые идеи и возможности их реализации. Наш «академический» институт мог бы попробовать.

Вашу фамилию используют для рекламы несколько частных и государственных институтов.

— Это на их совести. Я работаю, кроме Академического институ­та, только в одном вузе — в Казахском государственном юридическом университете, где веду спецкурс по теории государства и права и осуществляю научное руководство над кандидатскими и докторс­кими диссертациями преподавателей. В других частных и государс­твенных вузах я не работаю.

Спасибо за беседу. Если не будете возражать, то мы хотели бы встретиться с вами для более подробного разговора по ряду за­тронутых здесь вопросов и о правовой реформе в республике.

-Я по природе не любитель выступать перед массовой аудиторией — по радио и ТВ, ученый более адекватно выражает себя в малой ау­дитории. Но я готов встретиться с вами, если вы считаете это полез­ным.

1.3. Преодолевая трудности

Становление и развитие университета по задуманному и внедряе­мому плану проходили очень трудно. Сама схема этого плана по ряду параметров была непривычной и нетрадиционной, а ее реализация связана с дополнительными трудностями. Мы сами ее себе навязали, надеясь на свои силы и возможности. Таков был настрой учредителей, и впоследствии мы в этом не раскаивались, независимо от результа­тов.

Если вопросы, связанные с учебной базой, материально-техничес­ким оснащением университета шаг за шагом решались, хотя не без поддержки отдельных руководителей правительственных и местных органов, то главный вопрос о приеме студентов и о завоевании опреде­ленной ниши в привлечении абитуриентов оставался самым уязвимым, вернее, нерешенным. Причин было несколько. На первом плане среди них находилась все больше ухудшающаяся ситуация на пространстве высшего юридического образования. Неуправляемый, стихийно-мас­совый рост числа юридических учебных заведений, особенно высших, как государственных, так и частных, привел к резкому упадку пре­стижа и к девальвации юридической специальности, к снижению по­рядка и уровня подготовки в них студентов. Имела место подготовка юристов где угодно и кем угодно: в областях и районах, в городах и поселках, под рекламной крышей учебных институтов и филиалов и даже соседних республик. Как правило, они имели свидетельства и ли­цензии, получить которые было нетрудно в условиях бесконтрольной коррупции. Как писала одна из газет «открыть у нас вуз примерно то же самое, что открыть парикмахерскую» (Время. 03.08.2001). Другая массовая газета многие частные вузы называет не иначе как «шарага­ми», рисуя следующую картину: «Пронырливые конкуренты из мел­ких частных вузов буквально силой пихают всем подряд буклетики, восхваляющие ту или иную шарагу» (Мегаполис. 01.08.2001). В итоге получилось, что если в конце 80-х и в начале 90-х годов прошлого века в Казахстане юристов с высшим образованием готовили только два юридических факультета университетов (в Алма-Ате и Караганде) и выпускали ежегодно до 300-400 студентов, то буквально через 6-8 лет, после приобретения республикой государственной независимос­ти, число вузов, в которых готовили специалистов по правоведению, возросло до 150, а ежегодное количество выпускников стало больше в 50 раз, только в 2003 году составив 16 тыс. человек. Что еще хуже — почти ни один студент-выпускник не был трудоустроен и востре­бован организациями и учреждениями. Помню, что в 2001 — 2002 гг.

Министерство образования и науки разослало всем центральным и об­ластным ведомствам письма-запросы о их потребностях в юристах. Не было получено от них ни одной заявки. По опубликованным данным, среди десятков и сотен тысяч безработных в возрасте 25-35 лет около 25% составляли юристы и экономисты. На Республиканском совеща­нии работников образования, созванном в августе 2001 г. в Алматы, в котором я принимал участие, представитель Урджарского района Семипалатинской области сообщил, что среди 300 безработных по району 50% составляют юристы и экономисты. Произошло глубокое обесценение юридического образования, заодно и падение престижа юридических высших учебных заведений, особенно частных.

К кризису высшего юридического образования, да и всей систе­мы высшего образования добавились беспомощность и оперативная «рыхлость» Министерства образования и науки. Вот только один пример: в самом начале августа 2001 г. министерство в пожарном порядке «произвело» аккредитацию «пачкой» сразу около 50 вузов. На все это ему понадобилось всего-навсего около двух часов, т. е. по одной-две минуты на каждый вуз на рассмотрение его «аккредитаци­онного материала». Вслед за их аккредитацией министр Н. Бектур- ганов представителям печати сделал заявление о том, что только эти «аккредитованные вузы» имеют право выдавать своим выпускникам диплом государственного образца» (Мегаполис. № 31. 8 августа, 2001). Это означало не что иное, как агитацию на сворачивание деятельности других официальных вузов, в основном негосударственных. Это каса­лось, разумеется, и нашего университета. Я, как ректор, немедленно лично обратился к министру за разъяснением, и он буквально ответил следующее: недавно якобы он был у одного из высших чиновников, который сказал ему, что «голову ему снимет, если он аккредитует хоть один частный вуз». Я удивился, не хотел верить этому. Оказа­лось, что это выдумка. 4 августа 2001 г. в «Казахстанской правде» был опубликован список этих 58 вузов, получивших аккредитацию. Среди них было, к моему изумлению, и 3-4 частных вуза, как выяс­нилось позже, наспех включенных дополнительно в первоначальный список. Это решение вызвало волну негодования среди руководителей более ста вузов, оставшихся за бортом «аккредитации». Президент Ассоциации негосударственных вузов проф. М. Сарсенбаев в печати пригрозил привлечь к ответственности, в том числе и к уголовной, самого министра за нарушение Закона «Об образовании» и по статьям Уголовного кодекса за злоупотребление служебным положением и «за монополистические действия по ограничению конкуренции» (Начнем с понедельника. 10 августа, 2004). Этот факт и многие подобные дейс­твия Министерства образования и науки были в характерном стиле его чиновничьей деятельности. Главное, был нанесен урон престижу, особенно частных вузов, а также Казахскому академическому уни­верситету. Как следствие всего этого в системе высшего образования, в жизни вузов расцвела коррупция и росло взяточничество, борьбе с которыми приходилось уделять постоянное внимание. Дело дошло до того, что в сессионные периоды в университете вывешивались пла­каты на казахском и русском языках со словами: «Не пытайся купить знание за взятки. Позор тем, кто берет взятки от студентов».

Были трудности и другого плана. Становление и развитие уни­верситета проходили в противоречиях. Во-первых, то, что тради­ционно было и культивировалось в течение десятилетий в техно­логии подготовки юристов вузовской квалификации, оправданное на определенных этапах истории, устарело на фоне требований нового времени, обусловленных интенсивными изменениями в сути и уровнях инновационного и интеллектуального прогресса обще­ства. И в то же время новое мышление воспринималось как в среде работников образования, так и особенно в управленческих верхах пассивно и даже с подозрениями. Во-вторых, само управление вы­сшим образованием вообще и негосударственными в особенности, контроль над ними оставались и до сих пор остаются минимальны­ми, малоэффективными. Достаточно сказать, что за все время сущес­твования Казахского академического университета — с 1995 по 2003 г. — никто из его руководящего состава, ректор или проректор ни разу не был приглашен в Министерство образования и науки или в одно из его управлений (департаменты) по делам университета. Так было и тогда, когда проводились министерством редкие сборы с участием ректоров вузов, а также заседания коллегии, где обсуждались важ­ные вопросы вузовского образования. Отдельные ректоры частных вузов, когда они сами навязывались или имели «подпольные» свя­зи, попадали на подобные сборы. В-третьих, «Модель подготовки юриста XXI века» и реализация предусмотренных в ней установок требовали проведения ряда важных мер, направленных, кроме не­обходимости укрепления материальной, учебно-производственной и технической базы, на проведение «малой» внутривузовской реформы в планировании, организации и методов ведения учебной подготовки студентов. Это так или иначе касалось учебных программ высшего юридического образования, «старомодных» и не стимулирующих получение студентами современных знаний, полных нагромождений учебных предметов и повторений, в то же время объявленных как «общеобязательные стандарты образования». Деятельность любых учебных заведений должна была соответствовать числам и буквам этих «стандартов». Эти «стандарты» без изменения существуют и поныне. Руководство Министерства образования и науки (Астана) на наши неоднократные предложения о необходимости пересмотра и существенного обновления этих «обязательных стандартов» по специальности «правоведение», признавая такую необходимость, каждый раз отвечало, что аппарат сильно загружен и им приходится иметь дело с 999 подобными стандартами. В-четвертых, на выпуск­ников-юристов не было вообще заявок и предложений с приглаше­нием на работу. Они получали «свободный» диплом на свободное устройство, вернее, на неустройство. Даже на официальные обраще­ния министерства о потребностях и вакантных местах для юристов в правоохранительных и иных государственных и негосударственных органах от них не имелось ни одного положительного ответа в 2001 и 2002 годах. Правда, министерство, поставленное в критическое поло­жение из-за трудоустройства хотя бы выпускников, обучавшихся по государственным грантам, в 2002 г. с помощью правительства соб­рало заявки только на это число специалистов. В-пятых, абитуриен­тов становилось все меньше и меньше. Введение министерством так называемого выборочного тестирования только для претендующих на государственные гранты, а потом «единого» тотального тестиро­вания в национальном масштабе для всех абитуриентов, желающих поступить в вузы, в том числе претендующих на государственные гранты, существенно затруднило и ухудшило положение частных ву­зов. Университет не только лишился права самостоятельного отбора и приема нового контингента студентов. Возникли проблемы, выра­зившиеся в недоверии руководителям вузов. В соответствии с при­казными правилами личные дела всех абитуриентов, обратившихся в приемную комиссию университета, передавались центру «единого тестирования», т. е. в другой вуз. Они уже обратно, в университет, как правило, не возвращались. К тому же открытая и официальная пропаганда, направленная против частных вузов, делала свое дело. Так, на юридический факультет 1 сентября 2002 г. было зачислено 52 студента против 75 в 2001 году. Причем больше половины из них на заочное отделение. Из-за малочисленности приема было решено финансово-экономическое отделение не открывать.

При всей этой ситуации энтузиазм учредителей и коллектива университета оказался намного больше и сильнее, чем трудности.

Сама идея независимого развития казахской государственности — ис­торический, возможно, единственный шанс такого развития, служи­ла стимулом вдохновления для многих патриотически настроенных казахстанцев, для интеллигенции и молодежи республики. Она воо­душевляла и учредителей Казахского академического университета. Преодолевая трудности, университет вливался в ряды «старых» ву­зов.

close_page

1.4. Новый этап в развитии университета

Образовалось и увеличивалось несоответствие между возможнос­тью университета и численным составом обучающихся в нем сту­дентов, т. е. новым их набором. Оно с каждым годом увеличивалось, ставя под сомнения само существование университета. В 2001-2002 гг. дело с приемом новых студентов в университет, который мог осу­ществляться только через единый национальный центр тестирования, не улучшилось. А вновь открытые факультеты (с гос. лицензиями) — экономико-финансовый, историко-архивный — не работали. Да и на юридический факультет из числа записавшихся, но направленных в центры тестирования возвращались только 15-20%, т. е. всего 30-40 абитуриентов. Такое положение могло свести почти на нет выполне­ние программы «Модель подготовки юриста XXI века». Вместе с тем оно диктовало необходимость усиления работы по изменению направ­ления подготовки студентов в плане максимального приближения подготовки специалистов к нуждам практики.

В этих условиях в университете были разработаны новые планы, обеспечивающие выход из кризисной ситуации. Они предусматри­вали активизацию работы в трех основных направлениях: а) поиск путей перехода на адресную подготовку специалистов-юристов; б) освоение и внедрение новых технологий и методов организации учебного процесса — «нестандартные лекции» (объединение лекций по некоторым темам с семинарскими занятиями), «правовую кли­нику» (проведение занятий с выходом на базовые учреждения на целый день с выполнением обязательного письменного ответа на один из 4-5 вопросов, задаваемых студентам), «модульные занятия» (выделение профилирующих тем из множества разделов предмета), дистанционное обучение с использованием возможностей компью­теров; в) укрепление состава профессоров и преподавателей, а также материально-технической базы университета.

Для решения этих трудных задач, а в ряде случаев и совсем новых для казахстанских вузов вообще, а для частных гуманитарных уч­реждений образования в особенности, в университете имелись опре­деленные условия. Главное — реальность намерений и реализующая активность в первую очередь учредителей — членов университета, пользовавшихся авторитетом в обществе и в структурах управления, а также и коллектива его сотрудников.

Другим новшеством в системе юридического образования, впер­вые введенном в Казахском академическом университете, было установление тесных партнерских отношений и заключение согла­шений о намерениях и контрактов с крупными государственными и негосударственными объединениями и организациями — потре­бителями выпускников о заинтересованной совместной подготовке специалистов под углом зрения современных требований и особен­ностей будущей производственной их деятельности. В них речь шла о подготовке, как мы именовали, «нового поколения» специалистов в рамках программы «Модель юриста XXI века», а также и экономис­тов-финансистов для отраслей и системы ведомств, которые они представляли. Нефтегазовая отрасль экономики и система правосу­дия в широком толковании после соответствующих согласований и договоренностей были определены как базовые зоны адресной под­готовки специалистов.

Казахский академический университет, в свою очередь, к этому времени стал представлять интерес для некоторых ведомств, име­ющих сеть нефтегазовых учреждений и предприятий, а также для центральных органов судебно-следственных учреждений. Это объ­яснялось несколькими обстоятельствами, среди которых сущест­венными были: а) то, что все учредители Университета пришли из Национальной академии наук, а большинство из них состояли и про­фессорами в вузах, пользовались известностью в обществе; б) они имели за плечами солидный опыт ведения исследовательской рабо­ты. Достаточно сказать, что из одиннадцати проектов по программе фундаментальных исследований по разделу «правовая наука», ут­вержденных Министерством образования и науки РК на 2002 — 2003 гг., шестью из них руководили профессора университета. В ряде про­водившихся конкурсов и экспертных заданий по линии Министерс­тва юстиции, Национальной компании «КазМунайГаз», Верховного суда и Министерства образования и науки республики в 2000 — 2002 гг. часто победителем выходил Казахский академический универси­тет. Так было по заданиям: «Определение соответствия Конституции и законов республики», «Концепция и программа Института повы­шения квалификации судей», «Экспертное заключение по спорным вопросам, связанным с иностранной инвестицией в нефтяном сек­торе», «Составление новой общеобязательной учебной программы (стандарта) по специальности «правоведение» (университет, полу­чив в 2001 г. приоритет в этом вопросе, отказался от его выполнения из-за отсутствия финансирования со стороны министерства); в) уни­верситет к 2002 г. уже имел добротную материально-техническую базу; г) в университете публично велась гласная и активная борьба с коррупционными явлениями и взяточничеством, получившими распространение во многих государственных и негосударственных вузах. Это имело определенный резонанс в обществе.

В эти годы усиливались контакты с учреждениями и пред­ставителями компании «КазМунайГаз» и судебных органов. В уни­верситете с целью знакомства и оценки его возможностей побывал председатель Верховного суда (К. Мами), ректор Института подго­товки и повышения квалификации работников судебной системы (Т.К. Аймухамбетов), управляющий директор по правовому обеспе­чению «КазМунайГаза» (К.Б. Сафинов), которые стали материально поддерживать. Так, Комитет по судебному администрированию при Верховном Суде (председатель В.М. Борисов) на свои средства заку­пил мебель и оборудовал учебный класс под «судебное заседание». «КазМунайГаз» оказал Университету спонсорскую помощь.

В свою очередь, в целях более конкретного знакомства и лучшего понимания особенностей деятельности и потребностей в юриди­ческих кадрах базовых учреждений, в течение 2001 — 2002 гг. и в первой половине 2003 г., группы профессоров и доцентов от 5 до 10 человек во главе с ректором университета трижды побывали в Наци­ональной компании «КазМунайГаз» (Астана). В составе этих групп наряду с юристами присутствовали экономисты и специалисты по информационной технологии. Нам была представлена возможность знакомиться с особенностями и технологией выполняемых работ и рабочими режимами в ряде департаментов и отделов, а также с требованиями, предъявляемыми к кадрам, к молодым специалистам- юристам. В 2003 г. нам даже разрешили всей группой участвовать в роли наблюдателей на международных переговорах по обсуждению условий заключения контракта по освоению новых нефтегазовых месторождений на Каспийском море. Нас занимали также вопросы структуры и состояния обеспеченности кадрами судебных органов, их требования к выпускникам вузов. Верховный суд республики обсудил на заседании коллегии информацию ректора университета о плане и мерах по изменению направления подготовки юристов в контексте требований и потребностей системы судебных органов. С подобным сообщением он выступил и на годичном итоговом за­седании коллегии Верховного суда с участием председателей всех областных судов (февраль 2003 г.).

Одной из первоочередных наших забот в контексте решения предстоящих задач было освоение вначале нами, преподавателями, новых методов и форм эффективной организации учебного процес­са с использованием в первую очередь технико-информационных средств. Важно было на месте ознакомиться с деятельностью отде­льных центров и вузов, имевших успехи в этой области. Движимые этой целью (я и четыре преподавателя) из Казахского академического университета были единственными участниками среди вузовских ра­ботников на двухдневном семинаре, организованном 25-26 мая 2000 г. Российским университетом дистанционного обучения на базе ка­захстанского филиала (Астана). Нас интересовали в первую очередь нестандартные технико-организационные формы ведения учебного процесса с широким использованием достижений информационной системы по методу дистанционного обучения, их эффективность в подготовке студентов.

close_page

1.5. Партнерские отношения в подготовке специалистов (договоры)

После серий консультаций и переговоров 18 января 2003 г. в Ас­тане был подписан Меморандум № 8 «О взаимоотношениях между Национальной компанией ЗАО «КазМунайГаз» и Казахским акаде­мическим университетом». Его подписали от имени Национальной компании — ее президент Л. Киинов, от университета — его ректор С. Зиманов. Несколько позже он был подтвержден и новым прези­дентом Национальной компании «КазМунайГаз» У.С. Карабалиным, и это был документ реального действия.

Как указывалось в Меморандуме, цели и задачи взаимоотношений между Национальной компанией «КазМунайГаз» и университетом, которые стороны намерены были укреплять, это стремление «нала­дить и провести совместные комплексные исследовательские рабо­ты по актуальным правовым и финансово-экономическим пробле­мам нефтегазовой отрасли экономики республики, в том числе по совершенствованию нормативной правовой базы, а также желание способствовать подготовке нового поколения специалистов-юрис­тов, финансистов и экономистов с университетским образованием на уровне современных требований и международных стандартов с ориентацией их последующего трудового использования в системе нефтегазовой отрасли». Далее в нем были расписаны основные тре­бования, предъявляемые к выпускникам университета и обязательс­тва университета в реализации этих рекомендательных требований. Одним из этих требований было: «Национальная компания «КазМу­найГаз» рекомендует, а Казахский академический университет счи­тает возможным, чтобы студенты за период обучения, кроме освое­ния основной специальности, также овладели одним из иностранных языков (английским или испанским) и государственным казахским языком». А университет «намерен скорректировать профиль, на­правления и учебные планы подготовки студентов на юридическом и финансово-экономическом факультетах таким образом, чтобы они были приближены к потребностям и решаемым задачам нефтегазо­вой отрасли экономики Казахстана и отвечали современным требо­ваниям и стандартам высшего образования».

Стороны договорились выполнить условия, оговоренные в Ме­морандуме, без проволочек и внедрить их с нового, 2003/04, учеб­ного года. «Намерения, изложенные в настоящем Меморандуме, — говорилось в нем, — могут реализовываться непосредственно после подписания сторонами настоящего Меморандума, а также путем заключения дополнительных соглашений в соответствии с законо­дательством на осуществление определенных действий или видов работ». В дальнейшем на официальном уровне было согласовано и зафиксировано то, что компания «КазМунайГаз» со своими дочерни­ми и аффилированными организациями будет участвовать в наборе и отборе абитуриентов из числа прошедших централизованное тес­тирование на местах для поступления в Казахский академический университет, в проведении производственной практики студентов в организациях своей системы, в укреплении учебно-производствен­ной и материально-технической базы университета.

Почти одновременно, 14 января 2003 г., был заключен договор «О сотрудничестве и взаимоотношениях» между Университетом и Ин­ститутом по подготовке и повышению квалификации судей и работ­ников судебной системы при Верховном суде Республики Казахстан. Цель договора определена так:

«а) подготовка нового поколения кадров по специальности «юрис­пруденция» с глубоким университетским образованием, со знанием

Таблица 1

№ п/п	РЕГИОН	Установленная квота
		Казахско-англ, отделение	Казахскл-нем. отделение	Казахскл-рус. отделение	Всего
1	г. Астана	1	1	2	4
2	г. Алматы	1	1	2	4
3	Алматинская обл.	1	1	’ 3	5
4	Акмолинская обл.	2	2	3	7
5	Актюбинская обл.	1	1	3	5
6	Атырауская обл.	2	1	2	5
7	Вост.-Казахст. обл.	2	1	3	6
8	Жамбылская обл.	1	1	2	4
9	Зап.-Казахст. обл.	1	1	3	5
10	Карагандинская обл.	1	1	2	4
11	Костанайская обл.	1	1	4	6
12	Кызылординская обл.	1	1	3	5
13	Мангистауская обл.	2	1	3	6
14	Павлодарская обл.	1	1	3	5
15	Сев.-Казахст. обл.	1	2	2	5
16	Южно-Казахст. обл.	1	1	2	4
	ВСЕГО	20	18	42	80

Об этих и других важных мероприятиях, проводимых уни­верситетом под девизом «новый курс» в подготовке будущих специалистов, в свое время были информированы Министерство образования и науки, а также и Правительство республики. Ниже приводятся выдержки из письма, направленного заместителю Пре­мьер-министра Республики Казахстан Б.А. Мухамеджанову, кури­ровавшему образование и науку, от 10.02.2003 года: «…Представляя и зная неудовлетворительность и поточную массовость подготовки в вузах молодых кадров по гуманитарным специальностям — юрис­тов, экономистов, финансистов и др. — и их невостребованность практикой, сознавая неотложную необходимость изменения и даже реформирования форм и стиля высшего образования по указанным специальностям, Казахский академический университет, в свое вре­мя учрежденный шестью профессорами из Национальной академии наук, разработал и внедряет новые формы подготовки кадров по указанным специальностям. Суть этих нововведений заключается в максимальном приближении подготовки студентов к запросам и интересам сферы экономического, социального и государственного строительства в республике». Далее в письме говорилось о том, что указанное начинание может быть реализовано при поддержке компе­тентных органов государства и при личной его поддержке. «Уважа­емый заместитель Премьер-министра, — говорилось в обращении, — подобные новации, хотя они направлены на усовершенствование и существенное улучшение системы подготовки специалистов- юристов, экономистов, финансистов с учетом запросов на них и их востребованности практикой, не всегда будут находить понимание, тем более оперативную поддержку со стороны чиновничьих органов управления. Личная Ваша поддержка в этом деле весьма нужна. На нее мы и надеемся…».

close_page

1.6. Штрихи подготовки к новому учебному году

Начиная со второй половины 2002 г. и в течение 2003 г. одним из главных направлений в деятельности университета стало проведение неотложных работ в порядке подготовки к новому, 2003/04, учебному году, задуманному как новый этап в жизни высшего учебного заве­дения. Они включали как составление экспериментальных учебных программ и укрепление профессорско-преподавательского состава в контексте реализации программы «Модель подготовки юриста XXI века» и заключенных договоров, так и улучшение, и расширение учебной материально-технической базы университета. Одна группа во главе с проректором университета специально занималась вопро­сами набора новых студентов из числа абитуриентов, направляемых региональными органами компании «КазМунайГаз» и судебного ад­министрирования. Какие-то серьезные бреши и неудачи в этих делах на данном этапе не замечались.

К началу 2003 г. университет стал не только относительно обеспе­ченным и жизнеспособным, но и уже по потенциалу и возможностям мог претендовать на престижность среди высших учебных заведений и факультетов гуманитарного профиля. Среди профессорско-препо­ давательского состава ученую степень имели 24 человека, или 37%, из них докторов наук было 8, или 12,3%. Все специальные кафедры возглавлялись докторами наук: кафедра теории и истории государс­тва и права (д.ю.н. З.Ж Кенжалиев), кафедра конституционного права и международного права (д.ю.н. ГС. Сапаргалиев), кафедра граждан­ского права и гражданского процесса (д.ю.н. К.С. Мауленов), кафедра уголовного права и криминалистики (д.ю.н. Д.С. Чукмаитов), кафед­ра информационной технологии (д.ф.-м.н. Н.Ж. Такибаев). Универ­ситет имел свой шестиэтажный учебный корпус с двумя лифтами, площадью 12926 кв. м в центре города (пр. Абая, 26а), закрытый спортивный зал площадью 360 кв. м, студенческую столовую. К на­чалу 2003/04 учебного года заново было перестроено студенческое общежитие на 280 мест, из них 40 мест полугостиничного типа, была хорошо оборудованная библиотека, фонд которой составлял 80 000 книг с компьютерным каталогом законодательных материалов. Име­лись оборудованные современные кабинеты: компьютерные классы (два, 32 единицы техники), технический кабинет самоподготовки (12 отдельных кабин) с видеоаппаратурой, internet, актовый зал на 450 мест, лекционные залы на 120 и 70 мест, оборудованные лазерными проекторами, и свое издательство с цветным ризографом. Даже была установлена ажурная металлическая ограда со светильниками вок­руг учебного корпуса.

21-22 августа 2003 г. университет на своей базе совместно с На­циональной компанией «КазМунайГаз» проводил международную научно-практическую конференцию по теме: «Законодательное ре­гулирование и государственная регламентация нефтяных операций на казахстанском секторе Каспийского моря», которая вызвала резо­нанс и значительный интерес в кругу научных работников и специ­алистов-практиков. Она собрала значительную аудиторию юристов, экономистов, работников нефтяных и нефтегазо-транспортных ком­паний, представителей иностранных посольств. С основными докла­дами и сообщениями выступили представители компании «КазМу­найГаз» вице-президент (М.Д. Батырбаев), директор департамента (К.Б. Сафинов), из юристов — академик С.З. Зиманов, д.ю.н. К.С. Ма­уленов, из экономистов — член-корр. НАН РК, д.э.н. М.Б. Кенжегузин (директор Института экономики НАН РК), д.э.н. С.С. Сатыбалдин, член-корр. НАН РК, д.э.н. О.Б. Баймуратов (директор НИИ финансов и банковского менеджмента), представитель Администрации Пре­зидента страны (М.А. Фахрутдинов), из посольства Германии и др.

У организаторов конференции были далеко идущие планы как в области сориентированной подготовки специалистов-юристов и экономистов на опыте и условиях востребованности в нефтегазовом секторе и в системе судебных органов, так и в области расширения научных исследований, связанных в основном с этими приоритет­ными областями экономики и государственной власти республики. Они отразились в рекомендательной резолюции конференции.

Как будто было сделано немало, а все, что сделано, в том числе за­крепление партнерских и прямых отношений с заинтересованными организациями и предприятиями особенно в новых кадрах юрис­тов, зависело теперь от обеспечения приема в студенты в пределах 150-200 лиц из числа абитуриентов. Причем основная надежда воз­лагалась на региональные организации компании «КазМунайГаз» и Комитета судебного администрирования. Активные переписки, прямые и косвенные контакты с этими организациями и ведомства­ми в течение первых восьми месяцев 2003 г. давали основание для определенного оптимизма.

На прямой набор студентов непосредственно из числа аби­туриентов, прошедших национальное тестирование в Алматы, надежды было крайне мало. Дело в том, что пункты такого тести­рования организовывались с отдельными исключениями при госу­дарственных университетах. Опыты предыдущих лет показали, что эти базы тестирования сполна использовали свое «хозяйское» поло­жение в первую очередь в удовлетворении своих интересов в перво­курсниках, превращались открыто и подспудно в центры агитации и рекламных объявлений в пользу государственных вузов и, наоборот, всемерного оттирания роли частных вузов, вернее, создавали атмос­феру отрицательного отношения к ним вообще. Этому в немалой степени прямо и косвенно способствовало само Министерство об­разования и науки, которое одной рукой раздавало без разбора госу­дарственные лицензии на открытие новых и новых частных вузов, в основном юридического профиля, а с другой — издавало призывы о их сокращении.

Словом, еще раз подчеркнем, что наш университет по опыту прошлых лет не питал особой надежды, вернее, совсем не питал на­дежды на прямой прием новых студентов за счет тестировавшихся в Алматы. Наша основная надежда была связана с отбором абитури­ентов региональными и местными предприятиями и организациями из числа прошедших тестирование, по квотам, определенным кури­рующими инстанциями и Университетом. В это мы верили. На это надеялись.

1.7. Судьба университета решилась в течении пяти лет

Заканчивались централизованные тестирования, организванные Министерством образования и науки по всей республике для вы­пускников средних школ и для всех, кто желал поступить в вузы, в том числе и претендующих и не претендующих на государствен­ные гранты и кредиты. Университет подготовился к организации собеседования с абитуриентами, прибывающими по направлениям региональных и областных организаций «КазМунайГаз» и Комитета судебного администрирования, прошедшими тестирование на мес­тах, под их наблюдением и опекой. По итогам такого собеседования с 20 по 25 августа должно было состояться зачисление их в студенты.

Наше ожидание, однако, почти в одно мгновение было разрушено. Мы знали о росте наших «завистников» в среде государственных и негосударственных вузов, относившихся косо к нашим мероприя­тиям, связанным с установлением тесных контактов и договорных отношений с Национальной компанией «КазМунайГаз» и организа­циями, подведомственными Верховному суду республики в части планируемой подготовки студентов по специальности «правоведе­ние». Однако не предполагали, что такое их отношение найдет пря­мую поддержку у части влиятельных лиц государственного уровня. Вслед за успешным окончанием работы международной научно­практической конференции «Законодательное регулирование и го­сударственная регламентация нефтяных операций на казахстанском секторе Каспийского моря», проводившейся 21-22 августа 2003 г., поступили уведомления от наших договорных партнеров о том, что они в силу новой сложившейся ситуации отзывают с мест свои пре­жние рекомендации о направлении ими абитуриентов для учебы в университет. Это было похоже на гром среди ясного дня. Проблема, вернее, судьба университета оказалась на повестке дня.

Следует остановиться особо на причинах аннулирования перед самым началом учебного года соглашений и договоров, заключенных с «КазМунайГазом» и Институтом Верховного суда о партнерских и совместных действиях по отбору основной части новых студентов через их региональные, подопечные организации, на что была глав­ная ставка университета. Такое решение со стороны этих ведомств было вынужденным. Дело в том, что в течение августа, т. е. перед началом нового учебного года, в печати и по служебным инстанциям появились обвинения по адресу руководителей партнеров универси­тета в том, что они якобы проявили одностороннюю заинтересован­ность в подготовке студенческих кадров, подписав соглашения и намерения с Казахским академическим университетом, причем частным, при наличии других государственных «старых» вузов. Тут были и зависть, и уязвленная амбициозность со стороны отдельных руководителей, как «засидевшихся», так и пришедших в вуз с чинов­ничьими навыками. Рупором этих «обвинений» стала Высшая школа права «Адилет». Ее проректор по научной части, известный уважае­мый нами ученый-юрист в статье, опубликованной в газете «Начнем с понедельника», 8-11 августа 2003 г., иронически писал: «Недавно узнали мы о том, что областные суды активно занялись поиском аби­туриентов для Казахского академического университета. Разнарядка пришла из Верховного суда РК. Почему не в другие вузы?». Далее он эти нормальные отношения, направленные на усиление связи вуза с практикой, называет «происком» личных отношений, связанных с тем, «что научный патронаж над одним из руководителей высшей су­дебной инстанции осуществляет Салык Зиманович». Другой прорек­тор этого же вуза, К. Шакиров, пошел еще дальше. Он, совершенно не зная сути дела и пренебрегая нормами приличия, в шляхерском стиле стал пугать абитуриентов и их родителей тем, что Казахский академический университет якобы нарушает «законодательно уста­новленный порядок формирования контингента студентов». По его мнению, свидетельством тому служит «в частности, возможность зачисления по направлению Верховного суда РК с последующим трудоустройством». Обоснование его мысли малограмотно: «Такая ситуация принципиально невозможна, — утверждал он, — ибо она противоречит независимости названного органа государственной власти и труднообъяснима с точки зрения оценки его взаимоотноше­ний с частным учебным заведением». Приняв позу защитника, он за­явил, что должен «предостеречь осторожных родителей при выборе этого учебного заведения для своих детей» (Юридическая газета, б августа 2003).

В этот хор «адилетовцев» включилась и старший преподаватель этой же Высшей школы доцент Д. Сокольская. Она избрала несколь­ко другой путь для ослабления позиции Казахского академического университета, свою критику направила против его ректора. В обра­щении к редакции газеты она писала: «Почему в средствах массовой информации печатается очень много выступлений в пользу мнения академика С. Зиманова? …Получается игра в одни ворота». Она сде­лала клеветнические заявления о том, что доктора наук С. Узбекулы, Н. Усеров, Е. Абдрасулов, научным консультантом которых в свое время являлся С. Зиманов, препятствуют ее защите, а они-то сами якобы «были недостаточно подготовленными». Для вескости своих слов она присовокупила угрозу о том, что теперь она «вынуждена покинуть родину и уехать защищаться в Россию» (Начнем с поне­дельника. 11-13 августа. 2003).

Эти и другие измышления попортили немало нервов, но они были бы малоэффективны, если бы у крупных «завистников», связанных с властными структурами, официальную поддержку не нашли. В ре­зультате университет остался один на один, его партнеры, связанные хрупкими договорами, вынуждены были воздержаться от их испол­нения. Естественно, это резко меняло ситуацию и судьбу Казахского академического университета.

26-28 августа 2003 г., перед началом нового учебного года, шли беспрерывные обсуждения и заседания с участием большинства учредителей университета вокруг вопросов, связанных с провалом нового набора студентов, предотвратить который мы оказались бес­сильными. 30 августа 2003 года общее собрание членов-учредителей университета приняло решение о том, что в сложившейся ситуации университет не имеет перспективы, а потому подлежит самоупраз- днению. Так было положено начало самоликвидации университета именно в тот период, когда он намеревался занять достойную нишу в системе вузов гуманитарного, особенно юридического, профиля.

Такое решение общего собрания учредителей было болезненным и трудным. Оно оказалось неожиданным для многих и для самого коллектива университета и шло вопреки ожиданиям обучавшихся студентов, их родителей, а также для посторонних его доброжелате­лей. Оно вобрало в себя все негативные тенденции движения и пове­дения групп интересов в юридическом образовании последних лет, которые в совокупности поставили перед необходимостью принятия такого решения. До последних дней ничто не указывало на то, что такое решение может быть принято, хотя развитие событий, помимо воли участников, шло к этому. Уверенность в том, что такое развитие может быть предотвращено, брало верх, так как было основано на бо­лее или менее успешных организационных мерах, в итоге которых, по мнению руководства и членов университета, должен был насту­пить благоприятный эффект.

В решении общего собрания учредителей университета ука­зывалось, что «прием студентов на факультеты университета за пос­ледние три года неуклонно и резко уменьшался. На основной юри­дический факультет в 2001 г. поступило 76 студентов, в 2002 г. — 58. Несмотря на большую организационную работу, а именно договор с Национальной компанией «КазМунайГаз» и Институтом при Верхов­ном суде РК о совместных действиях по набору студентов на специа­лизированные факультеты, на 25 августа 2003 г. (в силу отрицатель­ных событий) поступило от абитуриентов лишь восемь заявлений». Постановляющая часть решения состояла из четырех пунктов. Пер­вый гласил: «При сложившейся ситуации подготовка специалистов по профилю университета не имеет перспективы». Это была главная установка, реализация которой предусматривалась в других пунк­тах, а именно: «Приостановить прием новых студентов с 1 сентября 2003 г., в течение года осуществить самоликвидацию университета как высшего учебного заведения, осуществить плановый перевод и передачи обучающихся студентов в другие вузы». Далее поручалось ректору университета «принимать все необходимые меры по плано­мерному самороспуску университета, по сохранению имущества и оборудования, по недопущению финансового банкротства универ­ситета». Потребовался почти год, чтобы ликвидационная комиссия, взявшая на себя всю обязанность по выполнению решения Общего собрания учредителей, завершила свою работу по самоупразднению университета. Следует особо указать на то, что решение о самоуп- разднении университета было принято исключительно по воле его учредителей. В этой части внешнего административного влияния, в том числе прямого и косвенного влияния Министерства образования и науки не было. Министерство немедленно было поставлено об этом в известность. С его стороны тогда и после никакой реакции не было. Правда, был случай, когда министерство в поздних своих рапортах по инстанции не прочь было приписать упразднение университета в свою заслугу, что было, однако, в те же дни исправлено сведущими в министерстве лицами. Это чиновничья практика: свои успехи стро­ить на чужих бедах.

Хочется в заключение сказать, что выпускники университета (их было всего 1445, из них 220 дневного обучения, четыре магистра, из колледжа 21), и мы убеждены в этом, гордятся дипломом универ­ситета, прошедшего трудный, но славный путь борьбы в системе высшего образования республики.

2. Меры, способствующие становлению университета как престижного высшего юридического учебного заведения (документы)

2.1. Основные этапы программы «Модель подготовки юристов XXI века» (приняты Ученым советом университета 6 апреля 1999 г.)

1. Подготовка будущих юристов, соединяющих в себе специа­листа, профессионала и гражданина республики, подразделяется на два этапа: первый, малая специализация, реализуемаяна 1 и 2 курсах; второй, большая специализация, реализуемая на старших курсах (3-4).
2. Профилирующие правовые дисциплины, некоторые из них студенты изучают с 1 курса, а на старших курсах (3-4) их проходят как проблемные предметы.
3. Особенностями и в то же время основными принципами подготов­ ки юристов в Академическом правовом учебном институте являются:

• органическая связь правовых институтов и реального правового порядка с проблемами прав и свобод человека;
• соединение достижений правовой науки и высшего правового образования;
• приоритетное внимание специальным профилирующим юриди­ческим дисциплинам и соответствующая коррекция учебного плана;
• интенсивная языковая подготовка с тем, чтобы студенты дневной формы обучения, начиная с 3 курса могли бы удовлетворительно вос­принимать, слушать и разговаривать на трех языках — на казахском, русском и английском и владеть ими более или менее свободно по окончании института;
• сделать акцент на теоретико-правовое и сравнительно-правовое знание при преподавании правовых учебных дисциплин, не ослабляя в то же время внимания к прикладным и технологическим аспектам реализации норм правовых актов. Все это должно обеспечить систем­ность знания о праве и законности;
• компьютерное образование студентов должно достичь высокого уровня применения компьютерной техники и специальных програм­мных моделей в различных сферах юридической службы.
• Проректорам, заведующим кафедрами и учебной части инсти­тута разработать конкретные меры, направленные на выполнение данного постановления, включая корректировку учебного плана, структуры предметов в течение десяти дней, а директорам филиалов принять меры по адаптации и корректировке учебного процесса в со­ответствии с положениями данного постановления Ученого совета.

2.2. Справка о состоянии и перспективе развития Казахского академического университета, направленная министру образования и науки г-ну К.Е. Кушербаеву от 10.04.2000 года

Казахский академический университет является негосударс­твенным многопрофильным высшим учебным заведением, имеет значительный научный и педагогический потенциал.

Университет готовит специалистов с высшим образованием (на факультетах), со средним профессиональным образованием (в кол­леджах) для работы в правоохранительных органах банковских и финансовых учреждениях, в органах экономического и правового обеспечения, инвестиции и нефтебизнеса.

Университет учрежден в 1995 г. шестью видными учеными Национальной академии наук республики. По профессиональной деятельности — это доктора юридических наук, имеющие большой опыт научной, педагогической и практической работы:

С.З. Зиманов, академик АН РК, доктор юридических наук, депу­тат Парламента Республики (1990 — 1995), лауреат Президентской премии единства и духовного согласия (1993), директор Института государства и права АН РК (1958 — 1969). В настоящее время — член Президиума Национальной академии наук республики. Ректор уни­верситета;

М.Т. Баймаханов, академик АН РК, доктор юридических наук, профессор, председатель Конституционного суда республики (1993 — 1995), зав. исследовательским отделом Казахской государственной юридической академии;

Г.С. Сапаргалиев, член-корреспондент АН РК, доктор юри­дических наук, ныне — член Высшего судебного совета при Прези­денте республики, директор Института государства и права;

А.Е. Еренов, член-корреспондент АН РК, доктор юридических наук, заведующий отделом Института государства и права АН РК;

З.Ж. Кенжалиев, доктор юридических наук, зав. отделом Инсти­тута государства и права АН РК;

Е.К. Нурпеисов, профессор, депутат Парламента РК (1997 — 1998), советник председателя Сената Парламента РК (с 1999 г.).

Университет располагает добротной учебной базой — зданием в центре Алматы, по пр. Абая, 26а, общей площадью 12 926 кв. м.

Здание используется для размещения в нем учебной, научной, административной и хозяйственной инфраструктуры университета, составляющей его базовую основу для осуществления образователь­ной деятельности.

В университете имеются четыре факультета и два колледжа.

Факультеты: юридический, финансово-экономический, истории и археологии, иностранных языков.

Колледжи: юридический, финансово-экономический.

1. В университете созданы и работают семь кафедр, число кото­рых увеличится с начала нового, 2000/01, учебного года:
2. кафедра конституционного права и государственного уп­равления;
3. кафедра теории и истории государства и права;
4. кафедра гражданского права и трудового права;
5. кафедра уголовного права и криминалистики;
6. кафедра информационной технологии;
7. кафедра экономики и финансов;
8. кафедра государственного языка и иностранных языков;
9. Профессорско-преподавательский состав университета по состоянию на 15.07.2000 г.
10. членов Национальной академии наук РК (академиков и чле­нов-корреспондентов) — 4
11. докторов наук и профессоров — 11
12. кандидатов наук и доцентов — 14
13. магистров права — 5
14. преподавателей штатных и совместители — 12.

Итого: 46 человек.

Среди них известные исследователи и авторы учебников.

Число студентов на 01.07.2000 г. составляет 1899 человек.

Число студентов с сентября 2000 года, по предварительным дан­ным, увеличится еще на 400-500 человек в связи с открытием трех новых факультетов и двух колледжей.

• Образовательная деятельность университета сориентиро­вана на его превращение в престижное высшее учебное заведение в республике и в один из центров университетской науки.
• Университету предоставлено право подготовки аспирантов и докторантов по специальностям:
• .00.01. — теория государства и права; история государства и пра­ва; история политических и правовых учений;
• 00.02. — конституционное право; государственное управление; административное право; муниципальное право (решение ВАК РК от 20 мая 1999 г. № В-07-07/34-0228).

9. При университете создан научно-исследовательский центр, объединяющий разработчиков-преподавателей по четырем исследо­вательским проектам, в том числе по подготовке фундаментального труда «Древний мир права казахов» в 10 томах. Первый том сдан в печать в этом году.

Университет имеет договоры о сотрудничестве с институтами Академии наук: с Институтом государства и права, Институтом экономики, а также с Казахской государственной академией управ­ления.

Университет имеет выход в Интернет, электронный каталог за­конодательных актов Республики Казахстан и ряда государств СНГ, располагает библиотекой с книжным фондом 80 000 единиц.

Подготовка специалистов по профилям, обеспеченным ли­цензиями на образовательную деятельность, осуществляется по международным стандартам и новой технологии в дневных (стаци­онарных), заочных и вечерних отделениях, а также по сокращенным срокам обучения (для лиц, имеющих высшее образование), а также в четырех филиалах (в Актау, Атырау, Актобе, Кзыл-Орде).

Об уровне и содержании образовательной деятельности универси­тета в одной из сфер высшего образования — правоведении — можно судить по основным этапам программы «Модель подготовки юриста XXI века», одобренным ученым советом Университета 16.07.1999 г. (протокол № 2):

• подготовка будущих юристов, соединяющих в себе знание профессионала и патриотизм гражданина республики будет прохо­дить в два этапа: первый этап — малая специализация реализуемая на 1 и 2 курсах; второй этап — большая специализация, реализуемая на старших — 3 и 4 курсах;
• профилирующие юридические специальные учебные пред­меты (уголовное право, гражданское право, предметы специализа­ции, теория права и государства) студенты изучают дважды: на пер­вых курсах — как учебные предметы, на старших — как проблемные курсы;
• соединение достижений правовой науки и других гуманитар­ных наук с высшим правовым образованием, т. е. соединение науки и высшего образования;
• «экономизация» высшего правового образования: студенты должны овладеть «малым базовым» экономическим образованием, в особенности в области финансово-кредитных отношений;
• интенсивная языковая подготовка с тем, чтобы студенты дневной формы обучения с 3 курса могли удовлетворительно вос­принимать, слушать и разговаривать на трех языках: на казахском, русском и английском;
• «компьютеризация» высшего юридического образования: туденты должны уметь применять компьютерную технику в различ­ных сферах юридической службы в качестве программной модели юридических казусов и источников информации;
• целенаправленная идейная подготовка будущего юрис­та- профессионала с целью внедрения убеждения о том, что профес­сиональная деятельность юриста подчинена утверждению в обще­ственных отношениях «гражданственности в праве», «человечности законных требований»;
• во всех правовых учебных курсах особое внимание обращать на три основных категориальных понятия права: правовая норма, ре­ализация права и законность.

10. С 2000/01 учебного года (согласовано с бывшим министром В.С. Школьником) будут функционировать специальные группы для желающих получить второе высшее юридическое образование:

• для лиц с основным высшим физико-математическим об­разованием для получения второго высшего образования по специ­альностям «ядерное право» (15-20 чел.), «космическое право» (15-20 чел.);
• для лиц с высшим биологическим, аграрным и медицинским образованием для получения второго высшего образования по спе­циальности «юрист-эколог».

Они обучаются на дневном отделении по особому графику (с 15.00 до 19.00 четыре раза в неделю, включая субботу). Такой ре­жим обучения дает возможность получить дополнительное высшее юридическое образование без отрыва от основного места работы (по договоренности с работодателем).

Приобретение учебного здания по пр. Абая, 26а, в дальнейшем в собственность Казахского академического университета послужит серьезной поддержкой и стимулом для развития высшего образова­ния в рамках Казахского академического университета.

Ректор университета, академик

НАН РК С. Зиманов.

close_page

2.3. Записка «О научной работе Казахского академического университета за 1999-2001 годы» (направлена в Министерство образования и науки 5 февраля 2002 г.)

Университет готовит фундаментальный труд «Қазақтың ата зацдары — Древний мир права казахов» в 10 томах. Начало работы — 1998 год, окончание — 2008 год. Для его подготовки привлечены ведущие ученые юристы, историки, востоковеды, филологи респуб­лики.

Руководитель программы и авторского состава академик АН РК — С. Зиманов (ректор университета).

1-й том издан в 2001 году (35 п. л.); 2-й том передан в печать; 3-й и 4-й тома будут завершены в 2002 году.

Ученые университета являются руководителями шести про­ектов программ фундаментальных исследований в области права (из 11), утвержденных Министерством образования и науки РК на 2000 — 2002 годы. Они следующие:

1.2. «Проблемы конституционной реформы в Республике Казахс­тан». Руководитель — академик С. Зиманов, ректор университета.

2.2. «Правовые проблемы государственной службы в суверенном Казахстане». Руководитель — Г.С. Сапаргалиев, член-корреспондент АН РК, д.ю.н.

3.2. «Функции профессионального государства в условиях Ка­захстана». Руководитель — академик М.Т. Баймаханов, учредитель университета.

4.2. «Теоретические и практические проблемы совершенствования законодательства об иностранных инвестициях в РК». Руководитель — К.С. Мауленов, д.ю.н., первый проректор университета.

5.2. «Совершенствование правовых основ охраны окружающей среды». Руководитель — член-корреспондент АН РК, д.ю.н. А.Е. Бре­нов (один из учредителей университета).

6.2. «Традиционная государственная власть в казахском обще­стве». Руководитель — З.Ж. Кенжалиев, д.ю.н., один из учредителей университета.

3. За 1996 — 2001 годы сотрудниками университета или под их руководством опубликован ряд монографий и учебников для вузов. Среди них:

1.3. «Конституция и Парламент Республики Казахстан» (Зиманов С.З., 1996, 18 п. л.)

2.3. «Теория и практика автономизации в СССР» (Зиманов С.З., 1998, 11 п. л.)

3.3. «Государственное управление и правовое регулирование в сфере иностранных инвестиций» (Мауленов К.С, 2000, 18 п. л.)

4.3. «Конституционное право Республики Казахстан». Учебник для вузов на русском и казахском языках (под ред. и в соавторстве с Г.С. Сапаргалиевым, 20 п. л.)

5.3. «Гражданское право Республики Казахстан» (д.ю.н. Мауленов К.С, коллектив авторов).

6.3. «Комментарий к Гражданскому кодексу Республики Казахстан (особенная часть)» (д.ю.н. Тулеугалиев Г.Я, коллектив авторов, 15 п. л.)

7.3. «Уголовное право Республики Казахстан» (д.ю.н. Чукмаитов Д.С, коллектив авторов)

8.3 «Правовые проблемы унитаризма в Республике Казахстан» (д.ю.н., Сапаргалиев Г.С, 8 п. л.)

9.3 «Проблемы конституционной ответственности» (д.ю.н. Сапар­галиев Г.С, к.ю.н. Салимбаева Г. Ч., 6 п. л.)

4. По результатам научных исследований внесен ряд предло­жений и рекомендаций в центральные органы республики по про­блемам укрепления законности деятельности органов власти и госу­дарственного управления.

Среди них наиболее важными являются записки, поданные Пре­зиденту республики в 2001 году, а именно:

1.4. «О постепенном переходе от административно-полити­ческого режима к интеллектуально-политическому режиму».

2.4. «О проведении массовых мероприятий по укреплению закон­ности и принятии Указа «О соблюдении законности».

3.4. «О необходимости поэтапного внесения изменений и допол­нений в Конституцию».

4.4. «О функциональной реорганизации Прокуратуры РК».

5.4. «О поднятии статуса государственного языка — казахского языка».

Эти записки были рассмотрены Президентом РК Н.А. На­зарбаевым, и он дал следующее указание:

С. Қалмырзаевқа, А. Сәрсембаевқа,

Б. Мұхамеджановқа, И. Роговка,

Көтерілген мәселелерді жан-жақты қарап қандай іс-шараларды жүзеге асыруға болатынын анықтап, нәтижесін маған баяндаңыздар (5 хат). 22 мамыр 2001 ж.

5. Ученые университета в 1999-2001 годах участвовали в разра­ботке важнейших государственных концепций республики (доктора юридических наук С.З. Зиманов, Г.С. Сапаргалиев, М.Т. Баймаханов, КС. Мауленов, З.Ж. Кенжалиев).

1.5 Концепция правовой политики до 2010 года.

2.5. Концепция развития науки в Республике Казахстан до 2005 года.

3.5. Концепция развития конституционного законодательства.

4.5. Концепция судебной реформы.

• Ученые университета (С. Зиманов, Г. Сапаргалиев, К.С. Ма­уленов, Л. Жанузакова) приняли участие в числе ведущих состави­телей и экспертов в разработке проектов следующих законов, боль- 244

шинство из которых были приняты в 1999 — 2001 гг. Парламентом республики:

• Проект Закона о науке. Принят.
  • Проект Закона о внесении изменений в Закон о недрах и недро­пользовании. Принят.
  • Проект Закона об административных процедурах. Принят.
  • Проект Закона об инвестициях. Принят.
  • Проект Закона об охране и охранной деятельности. Принят.
  • Проект Закона о нормативно-правовых актах. Принят.
  • Проект Закона об учреждениях.
  • Проект Кодекса об административных правонарушениях. Принят.
  • Проект Закона о местном государственном управлении.
  • Проект Закона о местном самоуправлении.
• Международные и национальные обсуждения (конференции, семинары), организатором или одним из организаторов которых был университет в 1999 — 2001 годы.

1.7. В 2000 — 2001 г. университет совместно с Верховным судом республики разрабатывал важную тему «Суды и их роль в укреп­лении государственной независимости», посвященную 10-летию Республики Казахстан. По итогам прошла Международная научно­практическая конференция в г. Астане 15-16 марта 2001 г. с участием видных ученых Российской Федерации, Украины, Армении и При­балтики. Ее материалы опубликованы в виде отдельной книги. (Ас­тана, 2001. 18 п. л.). В нее вошли следующие доклады и выступления сотрудников университета:

• «Независимость судьи — фундаментальный принцип пра­восудия» (доклад, Зиманов С.З.);
• «Нормативные постановления Верховного суда как источник действующего права Республики Казахстан» (Сапаргалиев Г.С.);
• «Суд и его место в антикоррупционной борьбе» (Чукмаитов Д.С.);
• «Юридическая и судебная защита инвесторов» (Мауленов К.С.).

2.7. Международный семинар «Инвестиционное право стран Ев­ропейского сообщества и Казахстана», совместно с Испанским по­сольством (Алматы, 2000).

3.7. Международный семинар «Проблемы реформирования пра­воохранительной деятельности и судебной системы в Казахстане» совместно с X. Шерфом, бургомистром Федеральной земли, Бремен

(Германия), сенатором по вопросам юстиции и профессором Р. Кни- пером Бременского Университета, Германия (Алматы, 2001).

4.7. Международная научно-практическая конференция совмест­но с акиматом Атырауской области и Академией наук РК «Прогресс, демократия и государственная независимость Республики Казахс­тан» (г. Атырау, 18-19.09.2001). На ней с докладами выступили рос­сийские и казахстанские ученые, практики.

8. Начиная с 2001 г. введены профессорские чтения препода­вателей для студентов старших курсов по актуальным проблемам государства и права. Доступ свободен и для других лиц:

1.8. «Государственный суверенитет Республики Казахстан: со­стояние и проблемы» (д.ю.н. С.З. Зиманов. Март, 2001).

2.8. «Сравнительный и проблемный анализ конституционного права Республики Казахстан» (д.ю.н. Г. Сапаргалиев. Апрель, 2001).

3.8. «Казахстанская традиционная культура и проблема мудрос­ти» (д.философ.н. К. Нурланова. Сентябрь, 2001).

9. Профессорско-преподавательским составом в 1999 — 2001 гг. опубликовано 78 научных и научно-популярных статей.

Ректор университета, академик АН РК С. Зиманов.

close_page

2.4. Письмо-запрос заместителю Премьер-министра Республики Казахстан г-ну Б.А. Мухамеджанову о переходе университета к преимущественной подготовке студентов по договорам с Национальной компанией «КазМунайГаз» и с органами судебной системы от 10.02.2003 г.

Уважаемый Бауржан Алимович!

Представляя и зная неудовлетворительную и поточную массовость подготовки в вузах молодых кадров по гуманитарным специальностям — юристов, экономистов, финансистов и др. и их невостребованность практикой, сознавая безотлагательную необходимость изменения и даже реформирования форм и стиля высшего образования по указанным специальностям, Казахский академический университет разработал и внедряет новые формы подготовки кадров по указанным специальнос­тям. Суть этих нововведений заключается в максимальном приближе­нии подготовки студентов к запросам и интересам сферы экономичес­кого, социального и государственного строительства в республике.

Движимые указанными целями, мы ознакомились с состоянием и качеством кадровой обеспеченности в системе органов судебной влас­ти и других органов юстиции, а также в нефтегазовом секторе эконо­мики республики. В процессе установления деловых связей и совмес­тных обсуждений Казахский академический университет заключил договор с Институтом подготовки и повышения квалификации судей и работников судебной системы при Верховном суде республики, а также подписал Меморандум с президентом Национальной Компании ЗАО «КазМунайГаз» о тесном сотрудничестве и взаимоотношениях в области подготовки нового поколения молодых кадров с сориентиро­ванными знаниями, дающими им возможность эффективно работать в этих отраслях. Согласовано создание факультетов: факультета право­судия, финансово-экономического факультета нефти, юридического факультета нефти. Одобрены условия и порядок приема студентов, а также других контактных документов с участием представителей ор­ганов судебной власти и Национальной Компании «КазМунайГаз».

Уважаемый заместитель Премьер-министра, подобные новации, хотя они направлены на усовершенствование и существенное улуч­шение системы подготовки специалистов — юристов, экономистов, финансистов с учетом запросов на них и их востребованности прак­тикой, не всегда будут находить понимание, а тем более оперативной поддержки со стороны чиновничьих органов управления. Личная Ваша поддержка в этом деле весьма нужна. На нее я и надеюсь. Я обращаюсь к Вам со следующими предложениями:

1. Поддержать инициативу и конкретные действия Казахского академического университета по установлению тесных связей с ор­ганами судебной власти, а также с Национальной Компанией «Каз­МунайГаз» в области подготовки специалистов с университетским образованием с целевой ориентацией их последующего использова­ния в системе судебной власти и нефтегазовом секторе экономики республики.
2. Дать указание Министерству образования и науки рес­публики одобрить и поддержать идеи и действия Казахского ака­демического университета, а также об оперативном рассмотрении экспериментальных учебных планов и программ, разработанных Казахским академическим университетом на 2003/04 учебный год.
3. Разрешить Казахскому академическому университету са­мому осуществлять прием студентов на первый курс по условиям Министерства образования и науки, а также по правилам, принятым совместно с заинтересованными органами.

Прошу Вас взять под свой контроль реализацию идей и действий Казахского академического университета, имея в виду важность проводимой им новации и то, что новое приходится внедрять с боль­шим трудом.

Приложение

1. Договор с Институтом Верховного суда РК.
2. Меморандум, подписанный с президентом ЗАО «КазМунай­Газ». ‘
3. Условия приема студентов на факультет правосудия.
4. Условия приема студентов на факультеты — финансово-эко­номический факультет нефти, юридический факультет нефти.

С уважением ректор университета, академик НАН РК С.Зиманов.

2.5. Ответ Министерства образования и науки Республики Казахстан от 11.03.2003 г.

Департамент высшего и послевузовского профессионального об­разования, рассмотрев Ваши предложения по совершенствованию подготовки кадров по гуманитарным специальностям, сообщает следующее.

1. В соответствии с п. 1 ст. 14 Закона Республики Казахстан «Об образовании» вуз организует учебный процесс самостоятельно, а также социальное партнерство с работодателями. Поэтому Вы мо­жете самостоятельно заключить договор с Институтом повышения квалификации судей и работников судебной системы при Верховном суде Республики Казахстан и с Национальной Компанией «КазМу­найГаз» для подготовки высококвалифицированных кадров.
2. В соответствии с п. 8 ст. 18 Закона Республики Казахстан «Об образовании» разработаны Правила о порядке разработки, ап­робации и внедрения образовательных программ, реализуемых в ре­жиме эксперимента организации образования (приказ Министерства образования и науки № 240 от 10 апреля 2001 года).

Правила предоставляют возможность реализовывать свои про­граммы как экспериментальные, о чем необходимо внести письмен­ные заявки в Министерство образования и науки Республики Казах­стан, согласно п. 8 раздела 2 данных Правил.

• В соответствии со ст. 13 Закона Республики Казахстан «Об образовании» прием студентов в высшие учебные заведения Респуб- 248

лики Казахстан осуществляется в соответствии с Типовыми прави­лами приема в высшие учебные заведения Республики Казахстан, которые обязательны для всех высших учебных заведений, незави­симо от форм собственности.

Директор Департамента Б. Абдрасилов.

close_page

2.6. Первому вице-президенту Национальной компании НК «КазМунайГаз» г-ну Т.А. Кулибаеву от 26.11.2002 г.

Уважаемый Тимур Аскарович!

Казахский академический университет (неправительственный), располагающий потенциалом высококвалифицированных ученых, в особенности в области юриспруденции (учрежден шестью про­фессорами права, из них четверо — члены НАН РК), кафедрой ин­формационной технологии (в ней работают три доктора физико-ма­тематических и технических наук) и кафедрой иностранных языков (английский и испанский языки) предлагает Национальной компании «КазМунайГаз» ряд целевых услуг, которые, по нашему мнению, в краткосрочном и долгосрочном планах могли бы принести пользу и служить интересам обеспечения качества деловой и производствен­ной репутации компании.

Эти наши услуги могли бы охватить следующие сферы деятель­ности:

— область исследовательской работы — национальные и мировые стандарты правового регулирования и управления в системе нефте­газовой промышленности, проблемы контрактного права и контрак­тных отношений, формы и рамки изменения и пересмотра условий контрактов, инвестиционное право и системы льгот и преференции, представленных иностранным и национальным инвесторам, пробле­мы налогообложения и распределения продуктов и др.;

-организация национальных и международных научных, научно­практических конференций по актуальным проблемам нефтегазовой промышленности республики;

— целевая послевузовская подготовка по специализациям: юрист по национальному и международному контрактному праву, юрист по коллизиям и спорам (административным, арбитражным, досудебным и судебным), юрист-экономист, юрист-эколог, юрист-финансист.

Они будут готовиться на базе профессионального высшего обра­зования как для получения второго диплома высшего образования, так и в магистратуре;

— область целенаправленной вузовской подготовки специалистов — юристов, экономистов, финансистов со знанием английского, ис­панского и арабского языков (одного из них), международного права и законодательства основных нефтедобывающих государств.

Университет располагает учебным корпусом в центре города пло­щадью 12 500 кв. м, земельным участком около 1,0 га, общежитием и учебно-научно-производственной инфраструктурой. В нем работает 12 профессоров и докторов наук. Университет имеет лицензию на подготовку специалистов с высшим профессиональным образовани­ем по юриспруденции, экономике, финансам и кредитам, переводчи­ков и преподавателей по английскому и испанскому языкам.

Преимущество университета состоит в том, что его руководство находится в тесном контакте с научно-исследовательскими институ­тами НАН РК, в том числе с техническими, социально-экономичес­кими.

Университет хотел бы установить более тесный контакт с Наци­ональной Компанией «КазМунайГаз» в исследовательских и обра­зовательных областях, стать в перспективе ее партнером, возможно, даже одной из ее опорных баз.

Наши отношения с Национальной Компанией при взаимном стремлении могли бы строиться на договорных условиях. Кон­кретные формы, в том числе организационные, и условия этих отно­шений могут быть рассмотрены и определены, исходя из интересов обеих сторон.

С уважением ректор университета, академик НАН РК С. Зиманов.

2.7. Меморандум «О взаимоотношениях между Национальной компанией ЗАО «КазМунайГаз» и Казахским академическим университетом»

г. Астана                                                                         18 января 2003 г.

Стремясь наладить и провести совместные комплексные иссле­довательские работы по актуальным правовым и финансово-эконо­мическим проблемам нефтегазовой отрасли экономики Республики Казахстан, в том числе по совершенствованию нормативной правовой базы, а также желая способствовать подготовке нового поколения спе- 250

циалистов — юристов, финансистов и экономистов с университетским образованием на уровне современных требований и международных стандартов с ориентацией на их последующее трудовое использование в системе нефтегазовой отрасли, мы намерены строить наши взаимо­отношения на следующих условиях:

1. Национальная Компания «КазМунайГаз» заинтересована в использовании научного потенциала Казахского академического университета для совместной разработки ряда исследовательских проектов, связанных с анализом национальных и мировых стандар­тов управления и нормативно-правового регулирования отношений в нефтегазовом секторе экономики, имеющих важное значение в деле рационального и эффективного использования минеральных ресурсов Республики Казахстан.
2. Казахский академический университет намерен скоррек­тировать профиль, направления и учебные планы подготовки студен­тов на юридическом и финансово-экономическом факультетах таким образом, чтобы они были приближены к потребностям и решаемым задачам нефтегазовой отрасли экономики Казахстана и отвечали современным требованиям и стандартам высшего образования.
3. Национальная Компания «КазМунайГаз» рекомендует, а Казахский академический университет считает возможным, чтобы студенты за период обучения основной специальности также овла­дели одним из иностранных языков (английским или испанским) и государственным казахским языком.
4. Факультеты университета: юридический и финансово-эконо­мический, сориентированные на подготовку специалистов в основном для работы в системе нефтегазовой отрасли, будут пользоваться под­держкой со стороны Национальной компании «КазМунайГаз».
5. Национальная компания «КазМунайГаз» со своими дочерними организациями намерена, в интересах полноценной подготовки спе­циалистов, участвовать:
6. в наборе и отборе абитуриентов для поступления в Казахский академический университет;
7. в проведении производственной практики студентов в орга­низациях своей системы;
8. в укреплении учебно-производственной и материально-техни­ческой базы университета;
9. в установлении тесной связи между трудовыми коллективами сто­рон по подготовке и повышению квалификации производственников по профилю университета, по приему при необходимости аспирантов и преподавателей на стажировку в группу компаний.
10. Обе стороны будут работать в направлении установления тес­ных партнерских отношений.
11. Намерения, изложенные в настоящем Меморандуме, могут реализовываться непосредственно после подписания сторонами на­стоящего Меморандума, а также путем заключения дополнительных соглашений в соответствии с законодательством на осуществление определенных действий или видов работ.

Президент Национальной                                         Ректор Казахского

копании ЗАО «КазМунайГаз»                  академического университета

Л. Киинов                                                              С. Зиманов

close_page

2.8. Письмо Президенту национальной компании «КазМунайГаз» г-ну Л.К. Киинову от 05.02.2003 г.

Сообщаю, что в порядке реализации условий Меморандума № 8 от 18 января 2003 года, подписанного Вами и Казахским академическим университетом о наших взаимоотношениях, университетом проведе­ны следующие мероприятия:

• созданы два новых факультета — финансово-экономический фа­культет нефти и юридический факультет нефти;
• разработаны условия и порядок приема студентов на эти факуль­теты с участием дочерних и аффилированных предприятий «КазМу­найГаза». Они согласованы в соответствующих департаментах Ваше­го ведомства;
• создан научно-исследовательский центр законодательства и про­блем нефти. Начато исследование некоторых проблем, связанных с нефтегазовым сектором экономики республики;
• осуществляются адаптация старых и создание новых под­разделений инфраструктуры университета.

Вместе с тем университет ощущает известный недостаток своих материальных и финансовых возможностей в приобретении приборов и оборудования для целевой организации учебного процесса.

Прошу Вас рассмотреть возможность передачи университету час­ти информационной техники, приборов и оборудования (в том числе мебели) ликвидируемых предприятий и организаций Вашего ведомс­тва в виде спонсорской помощи университету или по остаточной сто­имости.

С уважением ректор университета, академик НАН РК С. Зиманов.

2.9. Договор Казахского академического университета с Институтом повышения квалификации судей и работников судебной системы при Верховном суде Республики Казахстан о совместной подготовке кадров

Договор о сотрудничестве и взаимоотношениях

г. Алматы                                                                        14 января 2003 г.

Заключен между Казахским академическим университетом в лице его ректора, академика НАН РК Салыка Зимановича Зиманова, дейс­твующего на основе Устава университета, именуемого в дальнейшем «Университет», с одной стороны, и Институтом повышения квалифика­ции судей и работников судебной системы при Верховном суде Респуб­лики Казахстан в лице его ректора Тамаса Калмуханбетовича Айтму- хамбетова, действующего на основании Устава института, именуемого в дальнейшем «Институт», с другой стороны, о нижеследующем.

1. Цель договора
   1. Подготовка нового поколения кадров по специальности «юрис­пруденция» с глубоким университетским образованием, со знанием одного из иностранных языков (английского или немецкого), овла­девших государственным языком (казахским), духовно воспитан­ных, с охватом молодежи сельских районов, для дальнейшей работы в системе органов судебной власти республики.
   1. Объединение усилий и возможностей двух учреждений в ранге высших учебных заведений — «Университета» и «Института» по направленной подготовке кадров — юристов высшей квалифика­ции по специальной программе и на основе современных методов, передовых мировых стандартов, а также по оснащению учебного процесса необходимыми техническими, информационными прибо­рами и средствами.
   1. Обучение в Университете платное. Размер оплаты оп­ределяется соответственно нормативам, установленным Минис­терством образования и науки, а также с учетом покрытия расходов обучения студентов.
2. Предмет договора
   1. Об организации в Казахском академическом университете специального учебного подразделения — «факультет правосудия» — для подготовки юристов с высшим профессиональным образова­

нием по специальной учебной программе для работы в основном в системе органов судебной власти республики.

• Об организации в структуре факультета правосудия отделе­ний: казахско-английского, казахско-немецкого и казахско-русского, состоящих из групп, в каждой из которых до 15 студентов. Общая численность студентов факультета ограничивается в пределах до 80 человек.
  • Об участии каждой из сторон в подготовке специалистов и в создании надлежащих материальных, производственных, техничес­ких условий для их качественного обучения.
• Обязанности Университета
  • В рамках специальности «юриспруденция» организует фа­культет правосудия с задачами, указанными в первом разделе насто­ящего договора.
  • Университет предоставляет в распоряжение факультета пра­восудия свое учебное здание в центре г. Алматы, площадью 12 300 кв. м, имеющиеся в нем оснащенные учебные классы и аудитории (компьютерные, Интернет, специально-технические), большие и ма­лые актовые залы, вместимостью от 50 до 450 посадочных мест, а также инфраструктуру обслуживания.
  • Обеспечивает с участием Института надлежащий набор сту­дентов и уровень подготовки специалистов.
  • Организует силами профессорско-преподавательского соста­ва, кафедр и ректората учебный процесс на факультете правосудия, в соответствии с целями и условиями подготовки в нем специалистов с высшим профессиональным образованием.
  • Обучение студентов факультета проводит на трех отделениях: казахско-английском, казахско-немецком, казахско-русском.
  • Обеспечивает иногородних студентов имеющимся об­щежитием и принимает меры, совместно с Институтом, по его бла­гоустройству.
  • Организует внеучебную коллективную (групповую) и инди­видуальную подготовку студентов, привлекает в научные, культур­но-массовые, спортивные секции и кружки.
  • Создает условия для сочетания подготовки студентов в учеб­ных аудиториях и для их работы в исследовательских центрах (груп­пах) Университета.
  • Совместно с Институтом разрабатывает специальные учеб­ные планы и стандарты для факультета правосудия.
  • Проводит весь комплекс работ, связанных с обучением и под­готовкой студентов факультета.
• Обязанности Института
  • Организует предварительный набор студентов из числа аби­туриентов через местные органы судебного администрирования по квотам и условиям, согласованным сторонами. Одну четвертую их часть набирает Университет.
  • Учреждает представителя при Университете.
  • Принимает участие в организации и проведении всту­пительных экзаменов для кандидатов в студенты факультета пра­восудия, проводимых в областных центрах и в Университете, в г. Алматы.
  • Основными критериями для кандидатов в студенты явля­ются: наличие прилежной подготовки (в том числе обязательно по иностранному языку), моральная чистоплотность и платежеспособ­ность (обучение платное).
  • Участвует средствами в переоборудовании и оснащении спе­циальных учебных классов, в укреплении учебной и бытовой инфра­структуры Университета.
  • Содействует в планировании и надлежащей организации учебного процесса.
  • Планирует и организует прохождение студентами факультета производственной практики в судах.
  • Систематически привлекает для чтения лекций и проведения практических занятий опытных работников судебных органов.
  • Содействует установлению Университета тесной связи с инос­транными представительствами в Казахстане (правительственными и неправительственными) с целью оказания поддержки в подготовке студентов в казахско-английском, казахско-немецком, казахско-рус­ском классах.
  • Участвует в решении вопроса о предоставлении иного родним студентам факультета благоустроенного общежития.
• Заключительные положения
  • Ни одна из сторон не может отказаться от договора в целом в течение периода подготовки студентов на факультете правосудия и до их выпуска.
  • Разногласия и споры будут решаться на основе взаимных об­суждений и согласительных процедур.
  • Ход, состояние и годовые итоги подготовки студентов на фа­культете обсуждаются на объединенных заседаниях представителей сторон.

Юридические реквизиты и подписи сторон Казахский академический Институт повышения университет                                                                         квалификация судей

Ректор Университета                                и работников

судебной системы при Верховном суде РК, Ректор Института Т. Айтмухамбетов.

2.10. О подготовке к новому, 2003/04, учебному году в связи изменением структуры университета
и введением новых правил приема студентов
от 04.01.2003 г.

Об изменениях в структуре университета

На основании решения Ученого совета университета от 19 декабря 2002 года внести следующие изменения в структуру университета.

1. На базе существующих факультетов правоведения и фи­нансово-экономического создать целевые факультеты: факультет правосудия, юридический факультет нефти и финансово-экономи­ческий факультет нефти.

Факультет правосудия создается с участием Института по под­готовке и повышению квалификации судей и работников суда при Верховном суде Республики. Структура факультета: казахско-анг­лийская группа — 2, казахско-немецкая группа — 1, казахско-русская группа — 1.

Юридический факультет нефти создается при поддержке Наци­ональной компании ЗАО «КазМунайГаз». Структура факультета: казахско-английская группа — 3, казахско-русская группа — 1.

Финансово-экономический факультет нефти создается при подде­ржке Национальной компании ЗАО «КазМунайГаз». Структура фа­культета: казахско-английская группа — 3, казахско-русская группа -2.

• Утвердить следующий план основных подготовительных ме­роприятий к приему студентов на указанные факультеты в 2003/04 учебном году:
  • разработать, согласовать и утвердить условия приема сту­дентов на факультеты (С.З. Зиманов, к 01.02.2003 г.);
  • пересмотреть структуры кафедр и деканатов факультетов (С.З. Зиманов, к 01.02.2003 г.);

• пересоставить, подготовить программы, учебные планы факультетов, согласовать их в Министерстве образования и науки (Е.К. Нурпеисов, Л.И. Пархоменко, к 10.02.2003 г.);
  • составить конкретный план изменения профилей сущест­вующих факультетов и состоявшихся студентов (Е.К. Нурпеисов, к 20.01.2003 г.);
  • приступить к постепенному обновлению состава ст. лаборан­тов, ст. референтов, зав. кабинетами кафедр, знающими английский язык и прошедшими языковую подготовку из среды работников уни­верситета (Е.К. Нурпеисов, Л.П. Пархоменко);
  • планировать, подготовить библиотечный фонд к новым усло­виям работы университета, пополнить литературой и изданиями на английском языке (С.Е. Жаубасова);
  • заведующим кафедрами:
• ориентировать и увязать планы преподавания учебных предме­тов, лекционные и семинарские занятия с проблемами нефти;
• приступить к подготовке и подбору преподавательских кадров, могущих вести занятия по специальным предметам на английском языке;
  • составить рекламный буклет об университете с новой струк­турой для массового распространения (Г.Х. Халидуллин, к 15.02.2003 г.);
  • переоформить рекламные наружные доски (Г.Х. Хали-дул- лин, А.К. Оналбаев, к 01.02.2003 г.);
  • произвести капремонт и подготовить студенческое общежи­тие для приема 150 студентов (Б.Ж. Исмагамбетов, к 01.07.2003 г.);
  • приступить к оборудованию спортивных залов, комплексов к новому учебному году (Б.Ж. Исмагамбетов, Д.З. Бейсенов, с 01.02.2003 г.);
  • подготовить штатное расписание и тарифы окладов работни­ков, вводимые в 2003/04 учебном году (С.З. Зиманов);
  • повседневный контроль над проведением подготовительных мероприятий к новому учебному году (Е.К. Нурпеисов);
  • открыть подготовительные курсы при университете для абитуриентов и штатных работников университета по иностранным языкам и информатике, разработать о них положения (Е.К. Нурпеисов, Л.П. Пархоменко);2.15. составить и провести в жизнь план рекламы Университета в новом состоянии в г. Алматы и в областных центрах (Е.К. Нурпеисов, Г.Х. Халидуллин, Л.П. Пархоменко).
• Довести до сведения профессорско-преподавательского со­става, всех сотрудников университета о том, что изменения, проис­ходящие в структуре и в режиме работы университета, предъявляют новые, повышенные требования к их профессиональной деятельности и нравственным нормам.
• Контроль за исполнением данного приказа оставляю за собой.

Ректор университета, академик НАН РК С. Зиманов.

2.11. Условия приема студентов на факультет правосудия Казахского академического университета в 2003/04 учебном году

Одобрены ученым советом университета и Институтом повышения квалификации судей и работников судебной системы при Верховном Суде РК. 20 января 2003 г.

1. Факультет правосудия создан по соглашению между Ка­захским академическим университетом и Институтом повышения квалификации судей и работников судебной системы при Верховном суде Республики Казахстан.
2. Факультет правосудия имеет задачу — подготовка нового поко­ления кадров по специальности «юриспруденция» с глубоким универ­ситетским образованием, со знанием иностранных языков (английско­го или немецкого), овладевших государственным казахским языком, духовно воспитанных и зрелых, для дальнейшей работы в системе органов судебной системы республики.
3. Факультет состоит из казахско-английского отделения (три группы), казахско-немецкого (две группы) и казахско-русского отде­ления (две группы). На казахско-русском отделении обращается вни­мание на овладение студентами и английским языком.
4. Прием студентов из числа абитуриентов проводится в двух формах: по направлениям, выдаваемым областными органами судеб­ного администрирования (70%) и непосредственно университетом (30%). Абитуриенты с направлениями пользуются определенным пре­имуществом.
5. Принимаются на факультет правосудия лица со средним образованием: со знанием английского языка (казахско-английское отделение), немецкого (казахско-немецкое отделение), русского языка (казахско-русское отделение) и во всех отделениях-государственного языка в объеме средней школы. Сертификатам о прохождении курса по иностранным языкам по профилю дается предпочтение.
6. Основными критериями для кандидатов в студенты являются: наличие прилежной подготовки (в том числе обязательно по иност­ранному языку), моральная чистоплотность и платежеспособность (обучение платное).
7. Вступительные экзамены проводятся в порядке, установ­ленном Министерством образования и науки РК, в региональных центрах тестирования, а также в университете (г. Алматы) с 5 по 15 августа. Зачисление в студенты состоится с 15 по 20 августа. Владель­цы гранта или кредита с направлениями (что желательно) и без них зачисляются в студенты в первую очередь.
8. Контингент студентов ограничен. Обучение платное, в тенге, эквивалентное 1000 условных единиц (долларов США). Университет имеет военную кафедру. Прохождение военной подготовки платное.
9. Иногородние абитуриенты, зачисленные в студенты, обеспе­чиваются общежитием на общих основаниях.
10. Адрес Казахскогоакадемического университета: 480013. Алма­ты, пр. Абая, 26а. Банковские реквизиты: ОАО Банк «ЦентрКредит», код 719, р/с 800609109, РНН 600400073853, МФО 190501719.

Контактные телефоны:

63-87-51, 69-60-35 (университет),

54-72-47, 54-72-27 (Институт при Верховном суде).

Ректор Университета, академик НАН РК С. Зиманов.

2.12. Утвержденная квота распределения мест
регионам по приему студентов на факультет
правосудия университета на 2003/04 учебный год (составлена 22 января 2003 г.)

Распределение мест студентов на факультет правосудия Казахско­го Академического университета (г. Алматы) по областям и прирав­ненным к ним регионам республики и направляемых региональными судебными органами.

Структура факультета правосудия

1. Казахско-английское отделение (1 группа)
2. Казахско-немецкое отделение (1 группа)
3. Казахско-русское отделение (2 группа)

Примечание:

• В таблице приведено количество кандидатов в студенты, про­шедших конкурсный отбор
• Для участия в конкурсе может быть направлено большее ко­личество абитуриентов.

Ректор университета, академик НАН РК С.З. Зиманов.

Ректор института повышения квалификации судей и работников судебной системы при Верховном суде РК Т.К. Айтмухамбетов

2.13. Условия приема студентов на финансово-экономический факультет нефти и на юридический факультет нефти университета в 2003/04 учебном году (утверждены приказом ректора от 22 января 2003 г.)

Эти два факультета являются специализированными, созданы с участием и при поддержке Национальной компании «КазМунайГаз».

1. Финансово-экономический факультет нефти и юридический факультет нефти имеют задачу подготовки нового поколения кадров с университетским образованием, с привлечением сельской молодежи, по указанным специальностям, со знанием основ и статуса нефтегазо­вой отрасли экономики, одного из иностранных языков (английского), овладевших государственным казахским языком, духовно зрелых для дальнейшей работы в системе нефтегазовой промышленности респуб­лики.
2. Финансово-экономический факультет нефти состоит, из казах­ско-английского отделения (три группы), казахско-русского отделения (две группы). На казахско-русском отделении обращается внимание и на овладение английским языком.

Юридический факультет нефти состоит из казахско-английского отделения (две группы), казахско-русского отделения (две группы). На казахско-русском отделении обращается внимание на овладение английским языком. В каждой группе по 12-15 студентов.

• Прием студентов из числа абитуриентов проводится в двух формах: а) по направлениям, выдаваемым региональными, дочерни­ми предприятиями Национальной Компании «КазМунайГаз» (70%) и б) непосредственно университетом (30%). Абитуриенты с направле­ниями пользуются определенным преимуществом при зачислении в студенты.
• Принимаются на факультеты лица со средним образованием: с базовым знанием английского языка (казахско-английское отделение), русского языка (казахско-русское отделение) и во всех отделениях — государственного казахского языка в объеме средней школы. Серти­фикатам о прохождении курса по иностранным языкам по профилю дается предпочтение.
• Основными критериями для кандидатов в студенты являются наличие надлежащей образовательной подготовки (в том числе обяза­тельно по иностранному языку), прилежность, моральная чистоплот­ность и платежеспособность (обучение платное).
• Вступительные экзамены проводятся в порядке, установленном Министерством образования и науки РК в региональных центрах тес­тирования, а также в университете (г. Алматы) с 15 июля по 15 августа.

Зачисление в студенты состоится с 15 по 20 августа в университете (г. Алматы). Владельцы гранта или кредита с направлениями предпри­ятий «КазМунайГаз» (что желательно) и без этих направлений зачис­ляются в студенты в первую очередь.

• Контингент студентов ограничен. Обучение платное в тенге, эквивалентное 850 условных единиц (долларов США) за учебный год. Университет имеет военную кафедру. Прохождение военной подго­товки платное.
• Иногородние студенты обеспечиваются общежитием на об­щих основаниях.
• Адрес Казахского академического университета: 480013, Ал­маты, пр. Абая, 26а. Банковские реквизиты: ОАО «Банк ЦентрКредит», РНН 600400073853, ИИК 800609109, КБЕ 17, БИК 190501719.

Контактные телефоны: в Алматы — 263-87-51, 269-60-35 (Универси­тет), в Астане -176-131.

Ректор университета, академик НАН РК С. Зиманов.

2.14. Новости вуза Абитуриент-2003

В Казахском академическом университете с 1 сентября 2003 года работают три новых целевых факультета:

Факультет правосудия создан с участием и при поддержке Инсти­тута подготовки и повышения квалификации судей при Верховном суде республики. Готовит работников судебной системы. Имеет казах­ско-английское отделение (две группы), казахско-немецкое отделение (две группы), казахско-русское отделение (две группы).

Финансово-экономический факультет нефти создан при содействии и сотрудничестве с Национальной компанией «КазМунайГаз». Гото­вит специалистов для работы в нефтегазовой отрасли. Имеет казах­ско-английское отделение (три группы), казахско-русское отделение (две группы).

Юридический факультет нефти создан при содействии и в сотруд­ничестве с Национальной компанией «КазМунайГаз». Готовит кадры для нефтегазовой отрасли. Имеет казахско-английское отделение (две группы), казахско-испанское отделение (одна группа), казахско-рус­ское отделение (две группы).

Факультет иностранных языков готовит специалистов по английс­кому и испанскому языкам — преподавателей и переводчиков.

Контингент студентов ограничен.

Условия приема:

1. Прием студентов из числа абитуриентов проводится в двух формах: а) по направлениям областных и городских судов (или орга­нов судебного администрирования — по согласованию) — на факультет правосудия, региональных нефтегазовых компаний — на финансово­экономический факультет нефти и на юридический факультет нефти; б) непосредственно университетом (в Алматы).

Абитуриенты с направлениями пользуются определенным пре­имуществом при зачислении в студенты.

• Набор и отбор кандидатов в студенты в регионах для офор­мления направлений в соответствующие факультеты университета, а также прием документов абитуриентов непосредственно в универси­тете (Алматы) проводятся с 15 марта 2003 года.
• Основными критериями для кандидатов в студенты является наличие прилежной подготовки (в том числе обязательно по иност­ранному языку), моральная чистоплотность и платежеспособность (обучение платное).
• Принимаются на факультеты лица со средним образованием со знанием английского языка (казахско-английское отделение), немецкого языка (казахско-немецкое отделение), испанского языка (казахско-испанское отделение), русского языка (казахско-русское от­деление) и во всех отделениях — государственного казахского языка в объеме средней школы.

Сертификатам о прохождении курса по иностранному языку по профилю дается предпочтение.

• Зачисление в студенты состоится с 15 по 20 августа в универ­ситете: а) по итогам вступительных экзаменов в центрах тестирования, 262

организованных Министерством образования и науки (путем собе­седования), б) по итогам вступительных экзаменов, организованных непосредственно в университете.

Получившие государственные гранты и кредиты зачисляются в первую очередь. Определенным преимуществом пользуются абиту­риенты, имеющие направления региональных организаций.

Вниманию абитуриентов!

Университет имеет Договор, заключенный с Институтом повыше­ния квалификации судей при Верховном суде, санкционированный руководством Верховного суда республики от 14 января 2003 г., а также подписанный Меморандум между президентом Национальной Компании «КазМунайГаз» и университетом от 18 января 2003 года о сотрудничестве и взаимоотношениях в области целевой подготовки кадров с университетским образованием.

Указанными соглашениями предусмотрены необходимость раци­ональной организации подготовки специалистов, прохождение ими широкой производственной практики соответственно в системе ор­ганов судебной власти и дочерних и аффилированных предприятиях Национальной Компании «КазМунайГаз», а также их преимущест­венное трудоустройство в их системах.

Университет имеет связь с рядом университетов России и Европы и намерен еще более ее избирательно расширить в будущем, в час­тности, начата переписка с крупнейшим нефтяным университетом в г. Данди (Шотландия), Техасским университетом (США).

Университет расположен в центре г. Алматы, имеет свой шести­этажный учебный корпус площадью более 12 000 кв. м, оборудован­ные современные общие и специальные классы и аудитории (в том числе компьютерные, Интернет, технические кабинеты самоподго­товки, лингофонные, демонстрационные с лазерными проекторами, внутренняя сеть компьютерной информации и др.).

Университет имеет студенческое общежитие в центре города на 200 мест, состоящее из 2- и 3-местных отдельных комнат, с сетью бы­тового и культурного обслуживания. Оплата общежития умеренная.

По всем вопросам обращайтесь в региональные органы и учреждения судебной власти и «КазМунайГаз», а также в приемную комиссию уни­верситета (г. Алматы) по контактным телефонам: 63-87-51, 69-60-35.

Адрес университета: 480013. Алматы, пр. Абая, 26«а». Банковс­кие реквизиты: ОАО «ЦентрКредит банк», РНН 600400073853, ИИК 800609109, Кбе 17, БИК 190501719.

close_page

2.15. Постановление общего собрания учредителей о самороспуске Казахского академического университета от 30 августа 2003 года

Присутствовали: С.З. Зиманов, Е.К. Нурпеисов, Г.С. Сапаргалиев, А.Е. Еренов, З.Ж. Кенжалиев.

Слушали: доклады — информацию ректора университета, академика С.З. Зиманова, первого проректора Нурпеисова Е.К. о состоянии и перс­пективе университета, о численности студентов, обучающихся в нем, а также о наборе студентов в 2002/03 и 2003/04 учебных годах. Указыва­лось о том, что прием студентов на факультеты университета за послед­ние три года неуклонно и резко уменьшался. На основной юридический факультет в 2001 году поступило 76 студентов, из них на дневное отде­ление только 34. Такое соотношение было в 2002 году — 52 и 16. Большая организационная работа, проведенная ректоратом (заключение догово­ра с Институтом при Верховном суде РК, с Национальной Компанией «КазМунай-Газ» о совместных действиях по набору новых студентов на специализированные факультеты), натолкнулась в последних числах августа на тупиковые трудности. Заказчики (вторые стороны договоров) поставили университет в известность о невозможности продолжения сотрудничества в прежних оговоренных условиях в силу новых нега­тивных обстоятельств, т. е. сообщили о том, что они не могут направ­лять абитуриентов из регионов и, по сути, аннулируют подписанные ранее соглашения. А число подавших заявления абитуриентов в 2003 г. (на 25 августа) составило 28 человек. Несостоявшийся набор студен­тов на 2003/04 учебный год делает бесперспективным существованием университета. Причин сложившегося положения несколько. Главное, надежда на договорный набор провалилась. Кроме того, следует указать и на следующие: а) юридических и экономических вузов в республике появилось чрезмерно много; б) была развернута официальная агитация того, что юристов и экономистов среди безработных стало слишком много, поэтому необходимо ограничение подготовки студентов по этим специальностям; в) культивировалось отрицательное отношение к частным вузам; г) многие частные вузы были лишены права самим принимать новых студентов (введено централизованное комплексное тестирование, проводимое в основном при государственных вузах).

В обсуждении докладов принимали участие ряд учредителей — членов университета (Г.С. Сапаргалиев, З.Ж. Кенжалиев, А. Еренов). Они единодушно, как бы ни было печально, признали необходимость упразднения (самороспуска) университета.

Постановили:

1. При сложившейся ситуации подготовка специалистов по про­филю университета («Юриспруденция», «Финансы и кредит», «Инос­транные языки», «Археология», «История») не имеет перспективы — упразднение в университете стало неминуемым, с чем учредители согласились.
2. В течение года осуществить самоликвидацию университета как йысшего учебного заведения.
3. Поручить ректору университета разработать и осуществить: а) планы перевода и передачи обучающихся студентов в другие вузы, б) приостановить прием новых студентов с 1 сентября 2003 года.
4. Уполномочить ректора университета принять все необходимые меры по планомерному самороспуску университета, по сохранению имущества и оборудования университета, по недопущению финансо­вого банкротства университета.

Подписали учредители университета:

С.З. Зиманов, академик НАН РК

ГС. Сапаргалиев, член-корреспондент НАН РК

А.Е. Еренов, член-корресподент НАН РК

Е.К. Нурпеисов, к.ю.н., профессор

З.Ж. Кенжалиев, д.ю.н., профессор

2.16. Записка министру образования и науки Республики Казахстан г-ну Ж. А. Кулекееву о самоликвидации университета от 26 сентября 2003 года

Ставлю Вас в известность о том, что Казахский академический университет (частный) решением Общего собрания его учредителей от 30 августа 2003 года приступил к самоликвидации. Создана ликви­дационная комиссия и студенты, состоявшие в университете, переве­дены в другие вузы с полным соблюдением их прав и интересов.

Причины ликвидации университета приведены в Постановлении его учредителей, которое прилагается.

Процесс ликвидации университета как юридического лица и как учреждения образования с соблюдением законодательства займет оп­ределенное время. Намерены его завершить в первом квартале 2004 года, о чем будет сообщено дополнительно.

Приложение: Постановление учредителей университета от 30 ав­густа 2003 года.

Ректор университета, академик НАН РК С. Зиманов.

close_page

ГЛАВА II. ВЫСШИЕ ЮРИДИЧЕСКИЕ УЧЕБНЫЕ ЗАВЕДЕНИЯ В ИСТОРИИ КАЗАХСТАНА

2.1. Алма-Атинский государственный юридический
институт — первенец высшего юридического образования в Казахстане

В сентябре 1952 г. я был назначен директором Алма-Атинского го­сударственного юридического института. До этого, будучи кандида­том юридических наук, старшим научным сотрудником, в течение не­большого времени одновременно исполнял обязанности заведующего сектором права Академии наук Казахской ССР (1951 — 1952). Об этом институте, в котором я проработал более трех лет, у меня осталось самое приятное и незабываемое впечатление. Возможно оттого, что в этом институте я имел возможность общаться в основном с человечны­ми людьми-специалистами, у которых я находил понимание и всемер­ную поддержку и с которыми у меня сложились самые благожелатель­ные, а порою и дружеские отношения. А может, потому, что это было первой моей серьезной пробой относительно самостоятельного руко­водства таким большим коллективом, как юридический институт, на гражданке — после фронтовых лет и среди преподавателей и особенно среди студентов было много бывших фронтовиков, близких мне по духу и взглядам на жизнь. Во всяком случае, сегодня, хотя прошло с тех пор более полувека, перед моим взором в памяти часто встают жи­вые образы многих профессоров, доцентов и молодых преподавателей института, как будто они были мне сродни.

В середине 1955 г. вышло постановление Совета министров СССР об упразднении многих юридических институтов в стране, в том числе и Алма-Атинского юридического института, и об их передаче в региональные университеты в качестве юридических факультетов там, где их не было, или о слиянии их с юридическими факультетами университетов там, где ранее они были. Тогда в Казахстане был единс­твенный университет — это Казахский государственный университет им. С.М. Кирова. В нем юридического факультета не было. К концу учебного года, с июня 1955 г., началась передача дел, кадрового состава, оборудования Юридического института в университет (ректор акаде­мик Т.Б. Дарканбаев) и формирование юридического факультета в его структуре. Все это происходило довольно согласованно и оперативно.

Я стал первым деканом юридического факультета университета. Начав в нормальном ритме первый для факультета новый учебный год, в середине декабря 1955 г. решением Министерства высшего об­разования Союза ССР я был командирован в очную докторантуру в Институт государства и права Академии наук Союза ССР (г. Москва) с предоставлением места для проживания в главном здании Мос­ковского университета на Ленинских горах. Так что историю Алма- Атинского юридического института знаю не понаслышке и не только по архивным документам, являюсь одним из ее участников.

Несколько слов об истоках высшего юридического образования в республике. К сожалению, начало со временем все больше остается в тени времени. Между тем начало важно не только для удовлетво­рения жажды исторического познания. Оно таит в себе и «перво- клетку» развития и важно для осмысления современного состояния высшего юридического образования, ориентированного на будущее, ибо оно входит и является составляющим элементом его кодового определения.

Алма-Атинский юридический институт был создан в самом на­чале 1938 г. на базе Института советского строительства, действо­вавшего с 1 января 1934 года. Студенческий контингент в первый учебный год составлял 130-140 человек, из них 100 студентов нового набора, а остальные переведены из Института советского строитель­ства. Через год Юридический институт получил новый добротный двухэтажный учебный корпус с лекционными залами и простор­ной столовой, в центре города, который сохранился и ныне по ул. Шевченко. Первым директором института был назначен кандидат экономических наук Дмитрий Викторович Кузнецов, до этого более двух лет проработавший проректором и деканом экономического факультета Казахского государственного университета. Он через Правительство республики обратился в Министерство юстиции СССР о направлении в институт молодых ученых. Вот что о нем пишет Л.В. Дюков, работавший с ним вместе почти с момента ор­ганизации Юридического института: «Заслугой Д.В. Кузнецова яв­ляется, во-первых, приглашение первых молодых ученых-юристов, закончивших в 1938 г. аспирантуру в Московском и Ленинградском юридических институтах, создание для них элементарных быто­вых условий: жилья, медицинского обслуживания и много другого. Во-вторых, хорошая организация учебного процесса, установление товарищеской, доброжелательной атмосферы в коллективе». Среди первых приглашенных с учеными степенями на работу были: Леонид Васильевич Дюков, выпускник Московского юридического института, проходивший аспирантуру в Ленинградском юридическом институте, начиная с 1938 г. стал заведовать кафедрой государственного права, а затем назначенный заведующим кафедрой теории и истории госу­дарства и права (1943 — 1960), а в послевоенные годы одновременно исполнял обязанности заместителя директора и директора институ­та. Он был старейшим и неувядаемым профессором права. Он имел хорошее музыкальное образование и поставленный голос. Ветеран высшего юридического образования Республики Казахстан. До старо­сти лет (прожил до 92 лет) в свободное время по просьбе студенчес­кой и преподавательской аудитории нестареющим голосом исполнял оперные арии; Андрей Никитич Агеев, окончивший Ленинградский юридический институт и после защиты диссертации оставленный там же заведующим кафедрой гражданского права, и на новом мес­те назначенный в 1938 году руководителем аналогичной кафедры. В последующие годы он одновременно был зам. директора и директо­ром института; Бажанов Александр Тихонович, окончил юридичес­кий факультет Казанского университета и с 1940 г. в ученой степени кандидата юридических наук заведовал кафедрой судебного права; Георгий Митрофанович Маслов, окончивший Ленинградский юриди­ческий институт, кандидат юридических наук, руководил кафедрой трудового и колхозно-земельного права с 1940 года; Михаил Павло­вич Шаламов, окончивший Московский юридический институт и его аспирантуру, с 1938 по 1941 г. руководил кафедрой уголовного права; Василий Андреевич Хван, закончив аспирантуру по специальности «Криминалистика» Московского юридического института, в 1939 г. по направлению прибыл в Алма-Атинский юридический институт. Его уважали и преподавательский коллектив, и студенты как замечатель­ного специалиста-криминалиста, строгого и доброго, принципиально­го и исключительно честного коллегу и наставника студенчества. Он создал и возглавлял кафедру криминалистики, временами переходил на работу директором Института судебной экспертизы, но не преры­вал педагогическую работу в институте.

К сожалению, многие приглашенные из центра и других городов недолго задержались в Алма-Атинском государственном юридичес­ком институте: часть уехали из Казахстана, а некоторые перешли на работу в партийно-советские органы. Так, А.Н. Агеев в 1944 г. пере­шел на работу в систему наркома юстиции республики; А.Т. Бажанов, проработав около года, уехал в Казань; М.П. Шаламов в 1941 г., т. е. через три года работы в Алма-Ате, вернулся в Москву. Но они внесли немалый вклад в становление и взросление Юридического института, в подготовку молодых кадров-юристов, а также нового поколения мо­лодых преподавателей.

Особо следует сказать об огромной заслуге Таира Мулдагалиевича Культелеева в истории и в жизни Алма-Атинского государственного юридического института. Он выпускник Саратовского юридическо­го института, проходил аспирантуру в Ленинградском юридическом институте и защитил в 1939 г. диссертацию на степень кандидата юридических наук. 7 апреля 1940 г. приказом народного комиссара юстиции Казахской ССР он был назначен директором Алма-Атинс­кого государственного юридического института. Вскоре, в самом на­чале 1942 г., не проработав в этой должности и года, был мобилизован на фронт. По ходатайству ЦК Компартии и Правительства республи­ки Т.М. Культелеев в середине 1943 г. был демобилизован и вскоре второй раз был назначен директором юридического института. Это были трудные годы Отечественной войны. К тому же его назначение директором совпало с возвращением Московского юридического института в Москву в полном составе профессоров, преподавателей и студентов. В связи с этим первый государственный юридичес­кий институт в Алма-Ате, созданный в начале войны на базе двух институтов — Московского и Алма-Атинского, был расформирован, и Алма-Атинский государственный юридический институт был вос­становлен в прежнем статусе. По отзывам его коллег по институту, Т.М. Культелеев быстро завоевал большой авторитет в коллективе и в республиканских директивных органах. Специальная комиссия Министерства юстиции Союза ССР во главе с профессором А.И. Денисовым, проверявшая в середине 1946 г. послевоенную деятель­ность института, отметила «высокий уровень подготовки юристов высшей квалификации и организации учебного процесса». В период организации Академии наук Казахской ССР в 1946 г. кандидатура Т.М. Культелеева была рекомендована в члены-корреспонденты Ака­демии наук. В конце того же года он был приглашен Академией наук на должность заведующего научно-исследовательским сектором права при президенте Академии наук и принял его 14 февраля 1953 г., будучи докторантом Института государства и права Академии наук СССР. В канун защиты докторской диссертации (Москва) по специальности «Уголовное право» Т.М. Культелеев в возрасте 42 лет трагически погиб.

Мы уже подробно отмечали, что значительную веху в истории и развитии правовой науки и высшего юридического образования в Казахстане составил период пребывания в Алма-Ате большой груп­пы видных профессоров и ученых-юристов Союза ССР в связи с пе­ребазированием сюда в полном составе Московского юридического института в годы Великой Отечественной войны. Среди них были известные профессора: Н.Д. Казанцев, С.С. Кравчук, И.С. Перетер- ский, А.А. Пионтковский, Б.М. Арсеньев, А.С. Стальгевич, А.Н. Трацнин, С.Л. Фукс, М.А. Чельцов-Бебутов, С.В. Юшков и др. Они заведовали кафедрами, вели занятия в объединенных студенческих аудиториях. Под их научным руководством в Алма-Ате и после их возвращения в Москву (к концу и после войны) готовились аспиран­ты и докторанты, получившие впоследствии степень кандидатов и докторов юридических наук.

Алма-Атинский государственный юридический институт (1938­1955) занимает особое место в истории высшего юридического обра­зования в республике, подготовки кадров для правоохранительных органов и правовой науки в Казахстане. В первое десятилетие после­военных лет большинство студентов в юридическом институте со­ставляли фронтовики, сменившие солдатские шинели и офицерские погоны на гражданские. Я, как офицер, хорошо знал их психологию и настрой. Среди преподавателей были и участники боевых сраже­ний, имевшие ранения и инвалидность. Они-то были организованны и активны в педагогической и общественной деятельности. Так, Ста­нислав Николаевич Савицкий, кандидат юридических наук, доцент, не имел обеих ног и одной руки, умный, удивительно энергичный и мозгастый, наряду с педагогической работой возглавлял комсомоль­скую организацию и был душою и организатором общеинститутс­ких мероприятий, начиная со студенческих кружков спортивной и художественной самодеятельности до содержательного и красоч­ного оформления новогодних, юбилейных и праздничных вечеров студенческой молодежи. Якоб Михайлович Бельсон, доктор юри­дических наук, с ампутированными ниже колен ногами, будучи на протезах, руководил кафедрой государственного права зарубежных стран и международного права. Славился как оратор и вместе с тем активный участник студенческой общественной самодеятельности.

При мне (1952 — 1955) преподавательский коллектив института по составу был профессионален, многонационален, удивительно един и дружен, несмотря на наличие в нем представителей трех поколений. Перечислю заведующих кафедрами: кафедрой уголовного права ру­ководил профессор Сергей Яковлевич Булатов (русский), временами — Александра Афанасьевна Филимонова (русская), во главе кафедры гражданского права стоял доцент Георгий Митрофанович Степанен- 270 ко (украинец), кафедрой криминалистики руководил доцент Василий Андреевич Хван (кореец), кафедрой теории государства и права — до­цент Михаил Павлович Хангапов (бурят), кафедрой государственного права-Константин Флегмонович Котов (русский), кафедрой истории государства и права — Леонид Васильевич Дюков (русский), кафед­рой уголовного процесса — доцент Элиазар Семенович Зеликсон (ев­рей), кафедрой гражданского процесса — доцент Матвей Абрамович Ваксберг (еврей), кафедрой политической экономии — доцент Марк Ефимович Барабтарло (еврей), кафедрой государственного права и международного права Якоб Михайлович Бельсон (еврей), кафедрой казахского языка и иностранных языков — Искандер Ажигалиев (ка­зах). А директором института был Салык Зиманович Зиманов (казах). В числе опытных и ведущих преподавателей значились профессор В.Н. Маркелов (уголовное право), доцент А.М. Агушевич, Е.У. Кири­енко (уголовный процесс), доцент В. Попов (криминалистика), Анд­ронников (римское право), доцент И.Д. Фондаминский (гражданское право и процесс), доцент А.Н. Таукелов (история правовых учений) и др. Они в основной массе были беспокойны, инициативны и зада­вали рациональный тон всей деятельности института. За ними шла плеяда талантливой молодежи на ассистентских должностях — вче­рашние выпускники Института. Среди них были: С.С. Сартаев, Ю.Г. Басин, Е. Хаиржанов, Е.Б. Баянов, К.А. Шайбеков, С.Н. Савицкий, Л.М. Вайсберг, К.А. Абжанов, И.И. Войцеховский, К. Жоламанов, А. Жакипова, 3. Абдуллина, К. Ургеншбаев, X. Садыков, С. Жадбаев, Б. Базарбаев, ГФ. Поленов и др. Ассистент Султан Сартаевич Сар­таев, окончивший этот институт 2-3 года тому назад, выдвигался на временное заведование кафедрой государственной права во время отсутствия ее руководителя. Не могу не упомянуть благодарную, инициативную и активную роль женщин-преподавателей, внесших немалый вклад в обучение и воспитание студенчества. Среди них выделялись: Александра Афанасьевна Филимонова (уголовное пра­во), Тамара Николаевна Савицкая (немецкий язык), Екатерина Кар­ловна Булатова (немецкий язык). Мне как директору института, не имевшему прежде вузовского опыта, но имевшему опыт старшего офицера в рядах Советской армии в годы ВОВ, повезло работать с та­ким составом, и я, естественно, прислушивался к ним. Я чувствовал себя раскованно и находил вокруг себя советников, помощников и энтузиастов своего дела, и всегда они при необходимости приходили мне на помощь. Светлую и лестную память о них и о тех годах я сохранил в течение всех пятидесяти прошедших лет.

Ветераном высшего юридического образования в Казахстане является Леонид Васильевич Дюков, доцент, впоследствии ставший профессором. Он работал в Алма-Атинском государственном юри­дическом институте с самого начала его организации, с 1938 г., до его реорганизации в юридический факультет Казахского государс­твенного университета, а затем долгие годы в последнем. К тому, что было сказано много доброго о нем несколько раньше, можно доба­вить несколько слов о его особой дружбе с Т.М. Культелеевым. В пе­риод прохождения аспирантской подготовки в Ленинградском юри­дическом институте он познакомился с Т.М. Культелеевым, также проходившим там аспирантуру, который и пригласил его на работу в Юридический институт в Алма-Ате. Их знакомство в дальнейшем переросло в настоящую личную и семейную дружбу. Родители Л.М. Дюкова, эвакуированные в годы Великой Отечественной войны, не­сколько лет жили в алма-атинской квартире Т.М. Культелеева одной большой семьей. В свою очередь родители Л.В. Дюкова настояли, чтобы Т.М. Культелеев, проходивший докторантуру в Москве в кон­це 40-х и в начале 50-х годов, жил не в городке аспирантов и докто­рантов, а только у них.

Особо, в высшей степени уважительно следует сказать о профес­соре Сергее Яковлевиче Булатове (1898 — 1965). Он был уникальной личностью и педагогом. Никто другой не мог претендовать на ту особую роль, которую он занимал при жизни в истории высшего юридического образования в Казахстане. В его лице соединились редкие качества: высочайший специалист по уголовному праву, признаваемый в таком качестве в СССР и зарубежом. Он буквально завораживал аудиторию содержанием и формой лекционных вы­ступлений. К этому следует добавить его честность и человечность. Он близко воспринимал нужду и страдания других, особенно сту­дентов, и всегда был готов прийти им на помощь, выделяя им часть своей заработной платы. Можно понять, что случилось привести о кончине Сергея Яковлевича в 1965 году: студенты не могли сдержать слезы, и не только они.

Сергей Яковлевич Булатов, коренной русский, беспартийный, из интеллигентной семьи, отец работал директором гимназии в г. Тамбо­ве, в 1917 г. поступил и в 1922-м блестяще закончил юридический фа­культет Московского университета. Он был неординарно способный. Работая в научных и учебных заведениях Москвы, близко сошелся с выдающимися юристами и видными государственными деятелями тех лет — народными комиссарами юстиции РСФСР Н.В. Крыленко и Д.И. Курским, председателем Верховного суда РСФСР П.И. Стучкой. С.Я. Булатов вместе с ними готовит публикации, редактирует издания. Благодаря своим таланту, культуре и широкому кругозору Сергей Яковлевич быстро вошел в столичную интеллигентную среду. Вот что пишет о нем профессор Л.В. Дюков, знавший его по учебе в Московских юридических вузах и по совместной работе в Алма-Ате: «Личность Сергея Яковлевича была исключительной. Он в совершенстве владел греческим, латинским, французским и немец­ким языками, хорошо знал русскую и мировую литературу, музыку, живопись, театр, вращался в художественной элите Москвы, лично знал Есенина, Айседору Дункан и многих других деятелей культуры. Сергей Яковлевич обладал независимым характером, придерживал­ся либерально-демократических взглядов». В 1941 г, перед войной, он прибыл в столицу Казахской ССР Алма-Ату с направлением Министерства юстиции СССР на должность заведующего кафедрой Алма-Атинского государственного юридического института. Он уже имел звание профессора (с 1933 г.). На самом деле фактически он был сослан в «глубинку».

Я знал профессора С.Я. Булатова весьма близко: не столько как директор Юридического института (с 1952 г.) и до этого как заведу­ющий сектора права и после как директор Института философии и права (1948 — 1952, 1958 — 1965), а главное — восхищенный его зна­ниями и человечностью, ораторскими данными, высокой культурой и нравственностью. Мы часто говорили в открытую. Он любил ка­захскую землю и ее культуру как свою, русскую, увлекся изучением наследия Ч.Ч. Валиханова, великого казахского и российского учено­го и просветителя середины XIX века. Гуманистические воззрения, по сути человечные, в поисках путей их реализации привели его в свое время, в молодости, в партию Конституционных демократов (кадетов), в которой состоял с весны до осени 1917 года. В годы Советской власти этот пункт его биографии служил постоянным мотивом его преследования и гонения, что не могло не сказаться на его ранней смерти. О том, как С.Я. Булатов терпел и страдал, был пленником большевистской идеологии нетерпимости, гово­рят следующие факты. После защиты кандидатской диссертации, посвященной уголовно-правовой политике эпохи империализма, в которой была использована «буржуазная литература» и в связи с преследованием и арестом его учителей проф. М.Н. Гернета, проф. Н.В. Крыленко, ему, С.Я. Булатову, по сути, предложили покинуть Москву. Его докторскую диссертацию «Уголовное законодательство периода Великой французской революции», блестяще защищенную в Москве на ученом совете Института государства и права в начале 50-х годов XX века, так и не утвердили из-за «идеологической не­благонадежности». Он настолько был и принципиален и в обиде, что на мое предложение предоставить работу на повторную защиту, и, что такая возможность согласована с А.Ф. Шебановым, начальником Главного управления экономических и юридических вузов Минис­терства высшего образования СССР, он наотрез отказался, говоря, что однажды защитился.

Будучи профессором Алма-Атинского государственного юри­дического института, он впервые перевел со староготского на рус­ский язык «Каролину», правовый памятник ранне-, средневекового немецкого государства. Как дополнительное учебное пособие для юридических вузов страны она была одобрена Главным управле­нием экономических и юридических вузов Министерства высшего образования союза ССР. С.Я. Булатов по складу ума и гражданскому мироощущению был истинным гуманистом и интернационалистом, воспитанным на добрых традициях передовой русской интелли­генции. Он любил казахов и преданно изучал казахскую историю. Опубликовал ряд ценных научных статей о Чокане Валиханове и его роли в казахско-русских отношениях. Ему принадлежит крылатое выражение: «Я русский, и мне судьба возложила обязанность гото­вить научные кадры — аспирантов и докторов наук из казахов, ибо русских готовят во многих местах». Его любили и обожали в инсти­туте и за его пределами. И такой легендарный, сказал бы «штучный», профессор, больше человек, чем профессор, постоянно подвергался гонениям со стороны директивных партийных органов за то, что он был выходцем из передовой русской аристократической семьи и что в самые молодые годы не воспринимал режим большевиков, хотя в дальнейшем относился совершенно лояльно. В его записи краткой автобиографии есть указание о том, что «с весны по осень 1917 г. состоял в партии конституционных демократов (кадетов)». А эта партия по официальной идеологии большевиков считалась контр­революционной и враждебной по отношению к коммунистическому режиму. Политическое обвинение С.Я. Булатова дополнялось и тем фактом, что он был учеником и последователем опального ученого Крыленко, одного из виднейших революционных деятелей первых лет Советского государства, и за то, что будучи уже ученым высту­пал вместе с ним — со своим учителем против научных концепций академика А.Я. Вышинского, долгие годы являвшегося Генераль­ным прокурором Союза ССР. Мне в бытность директором института неоднократно предлагалось директивными партийными органами освободить его от заведывания кафедрой уголовного права. Два-три раза я снова восстанавливал Сергея Яковлевича в должности зав. ка­федрой, как только наступила относительная «тишина» в партийных идеологических органах.

Такое же случалось и с доцентом Матвеем Абрамовичем Ваксбер- гом, любимцем коллектива института. Эрудит Ваксберг — неутоми­мый труженик, предельно добрый и честный человек. Он окончил юридический факультет Киевского университета, прибыл в Алма- Ату в 1937 г. в порядке административной ссылки. По политичес­ким мотивам не раз увольнялся из института. По просшествии небольшого времени, когда несколько утихали страсти охоты за «идейными врагами», я снова восстанавливал его доцентом, беря ответственность на себя. В сохранившихся, теперь опубликованных документах говорится, что директор института С.З. Зиманов «в 1952 году принял на работу, фактически восстановил ранее уволенного по политическим мотивам М.А. Ваксберга», а в другом месте сказано, что М.А. Ваксберг «вновь принят на работу С.З. Зимановым». В те годы «партийному гонению» подвергались и преподаватели еврейс­кой национальности. Хотя преобладание среди ведущих преподава­телей лиц еврейской национальности было закономерно и служило только на пользу при подготовке кадров. Я считал идеологическую установку в этой части внутренне надуманной, на деле ни на йоту не руководствовался ею и совершенно не воспринимал ее. Это было моим естественным убеждением, выработанным на протяжении жиз­ни и особенно в годы Отечественной войны. Вот как неоднократно в своих статьях вспоминал об этих годах известный ученый-юрист, профессор Юрий Григорьевич Басин. Молодым, по его словам, в 1953 г. он пришел проситься на работу в Алма-Атинский юридический институт с большим сомнением в том, что вряд ли его примут, так как он был евреем, а в то время шла навязанная партией антиеврей- ская кампания. Как вспоминал этот случай сам Ю.Г. Басин, будучи известным профессором, «услышав мой ответ, что национальный признак — его принадлежность к евреям — не играет никакой роли для преподавателей», был удивлен и обрадован».

В советскую эпоху высшее образование, в том числе юридическое, было идеологизировано. Это выпукло сказывалось не только на учеб­ных программах, где преобладали предметы «идейного» профиля, такие как история КПСС, «исторический материализм», «история государства и права СССР», «международное рабочее движение», «политическая экономика» и др. Партийные комитеты и админис­тративные органы, в компетенцию которых входили надзор и уп­равление вузами, зорко следили за «идейной благонадежностью», за «идейной чистотой» преподавательского состава, придирались ко всему, выдумывая идейные «недостатки» и «отклонения», якобы имевшие в истории биографии некоторых известных профессоров и доцентов, ничем не провинившихся, а, наоборот, отличавшихся в педагогической деятельности. При моем директорстве в 1952-1955 гг. почти при каждой партийно-идеологической проверке деятельности института, которая проводилась довольно часто, то тайно, то откры­то, как правило, обращали внимание на кандидатуры профессора Сергея Яковлевича Булатова, доцента Матвея Абрамовича Ваксберга как лиц якобы в политическом плане «неблагонадежных», а также на преобладание евреев в преподавательском составе. Скажу откро­венно, хотя я был членом партии коммунистов — вступил на фронте, все эти «идейные критерии» я воспринимал по-своему, старался по возможности смягчить и обходить их, придавая первостепенное значение критериям человечности и профессиональному качеству сотрудников.

II

К моменту моего назначения директором Алма-Атинского госу­дарственного юридического института (1952 г.), несмотря на нали­чие здесь достаточного количества компетентных преподавателей, в целом все же ощущалась необходимость принятия неотложных мер по подготовке и переподготовке преподавательского состава. Был только один профессор и ни одного доктора наук, один казах (А. Таукелов) среди 14 кандидатов наук и доцентов. Числились 22 аспи­ранта, и почти все без видимой перспективы защиты диссертации. Институт и остепенившиеся преподаватели не имели опыта подго­товки аспирантов, да и в годы войны не было ни времени, ни воз­можности думать об этом. Эта тенденция сохранилась в республике и до начала 50-х годов.

В этих условиях наиболее эффективным путем в подготовке аспи­рантов было обучение их в крупных Московских и Ленинградских ву­зах и в центральных академических исследовательских институтах. Тут формальности, связанные с перепиской с этими учреждениями о приеме ими наших аспирантов для дальнейшей их подготовки, могли занять немало времени. Поэтому я принял решение взять с собою 12 человек из числа числившихся аспирантов и ассистентов в Москву и там, на месте, договариваться об их прикомандировании. Это было рискованное, но вынужденное решение. Была у меня какая-то уве­ренность в положительном решении. Помог мне в реализации этого плана профессор А.Ф. Шебанов, возглавлявший в это время Управ­ление университетов, экономических и юридических вузов Минис­терства высшего образования СССР. Я его знал по Институту госу­дарства и права Академии наук Союза ССР, где он работал старшим научным сотрудником в период прохождения мною аспирантуры в этом институте. По его распоряжению все алмаатинцы, приехавшие со мною в столицу, были зачислены в аспирантуру частью Институ­та государства и права АН СССР, частью юридического факультета Московского университета и устроены в аспирантских общежитиях. Среди них из Алма-Аты были: А. Жакипова, К.С. Ургеншбаев, К. Жоламанов, Н.Жангильдин, З.К. Абдуллина, А.Ж. Жакипова, Л. М. Вайсберг и др. Почти все они впоследствии с защитой кандидатских диссертаций вернулись в Алма-Ату.

Вот что об этом периоде писали свидетели — известные ученые- юристы. Приходится излагать их высказывания текстуально, хотя в них содержатся похвальные строки обо мне. Слов из песни не вы­кинешь. Ветеран Алма-Атинского государственного юридического института, проф. Леонид Васильевич Дюков в одной из своих ста­тей-воспоминаний писал: «Смелый и решительный шаг в подготовке новых молодых кадров ученых-юристов С.З. Зиманов осуществил сразу с приходом к руководству института… и уже в 1952 г. напра­вил полтора десятка наших аспирантов в Московский юридический институт и Институт государства и права Академии наук СССР для завершения и защиты кандидатских диссертаций». Профессор Ю.Г. Басин, имея в виду начало исследовательской работы и подготовки кадров в Алма-Атинском юридическом институте, писал: «Решаю­щую роль в этом сыграла активная деятельность в данной области молодого руководителя института, одного из самых первых кандида­тов юридических наук Казахстана (ныне — академика Национальной академии наук — С.З. Зиманова). Его энергией и его усилиями были обеспечены подготовка и защита в Москве кандидатской диссерта­ции большой группы молодых представителей Алма-Атинского го­сударственного юридического института».

Научно-исследовательская работа в стенах учебного института, получившая определенное оживление с эвакуацией Московского юридического института с профессорами в столицу Казахстана в годы войны, ограничившаяся в основном рамками частичной подго­товки докторских и кандидатских диссертаций, на некоторое время заглохла в связи с их реэвакуацией в Москву. Первые печатные труды в истории Алма-Атинского юридического института в виде «ученых записок» были опубликованы в 1953 — 1955 годах. Этот факт был от­мечен как событие в истории института и положил начало научным разработкам с публикацией их результатов.

В те годы придавалось первостепенное значение организации внеучебного времени студентов. Это считалось важным в духовном, идеологическом и образовательном планах и для саморазвития сту­дентов. Наличие работающей массовой комсомольской, профсоюз­ной и студенческой организаций со своими руководящими структур­ными ячейками представляло хорошую базу для такой деятельности. В таких делах вместе с тем нужен организатор — вожак и авторитет­ный координатор. Такой человек явился в лице доцента Станислава Николаевича Савицкого, фронтовика, о котором мы уже упоминали. Он в студенческой среде был преданным и умным организатором. Проводились ежегодные городские смотры художественной самоде­ятельности и спортивной подготовки студентов в вузах.

На этих смотрах-конкурсах, проводившихся в 1953 — 1955 гг., Юридический институт, несмотря на его скромный студенческий контингент по сравнению с другими вузами, постоянно завоевывал призовые места, а по некоторым видам — художественной само­деятельности студентов, отдельным ее жанрам — первые и вторые места. Эти успехи отчасти объяснялись привлечением в качестве ру­ководителей кружков на платной основе мастеров высокого класса. Так, домбровым кружком руководил редкий талант, народный артист республики Нур-гиса Тлендиев, русским драматическим кружком — ведущий артист русского драматического тетра им. Лермонтова народный артист Е. Диордиев, казахским драматическим кружком — ведущий артист Казахского драматического театра, народный артист Кармысов, хоровым кружком и оркестром духовых инстру­ментов известные артисты и композиторы. Спортивные секции вели известные в республике мастера спорта.

Юбилейные и новогодние вечера студентов и коллектива инсти­тута проводились особенно тщательно и красочно. Они привлекали много молодежи из других вузов.

Неутомимый исследователь истории правовой науки в Казахстане, доктор юридических наук Шолпан Тлепина, разбирая архивы бывших Центральных партийных органов республики, обнаружила материа­лы и выступления ряда руководителей научных и высших учебных заведений на собрании работников вузов и научных работников в Алма-Ате, состоявшемся 25 декабря 1952 года. Среди них было и мое выступление как директора Алма-Атинского государственно­го юридического института, о котором, правда, я успел забыть. В нем шла речь о принципах и ответственности подготовки молодых специалистов-юристов для работы в правоохранительных органах. Мне показалось, что мысли, высказанные мною на том собрании, не потеряли значения и в наше время. Поэтому здесь я привожу места из книги Ш. Плепиной, с ее впечатлениями и комментариями, отно­сящимися к моему выступлению: «Его выступление было энергич­ным, напористым, ставило высокие требования перед студентами- юристами. Он говорил о том, что «необходимо предъявлять строгие неотступные требования, чтобы они были честными, добросовест­ными в своих действиях, в быту и в поведении, пресекать каждый случай проявления нечестности». В выступлении новый директор Алма-Атинского юридического института уделил особое внимание научно-исследовательской работе в институте. С его приходом был организован юридический лекторий для практических работников суда, прокуратуры МВД и МГБ; стали проводиться ежемесячные семинары по обмену опытом среди научных работников-кримина­листов и работников следствия и розыска, пользовавшихся впос­ледствии популярностью у практических работников. Он отмечал: «У нас отстает научно-исследовательская работа, а раз слаба науч­но-исследовательская работа, то мы не можем оказать нужную, в полной мере требуемую помощь практическим работникам». Вместе с тем С.З. Зиманов обратил внимание как своих коллег, так и при­сутствовавших на собрании на отсутствие связи вузов и советских органов: «У нас еще не налажена связь с советскими органами. У нас еще нет ни одного труда, обобщающего работу постоянных комис­сий местных Советов». В заключение С.З. Зиманов подчеркнул: «Мы не остановимся на полпути и будем бороться и добьемся такого поло­жения, чтобы Юридический институт стоял и был на высоте своего положения по подготовке специалистов, всесторонне развитых, пре­данных делу партии и народа».

В этом моем выступлении чувствуется задор, присущий в те годы, и желание творить больше полезного на том участке, за который несешь ответственность. Алма-Атинский государственный юриди­ческий институт, являвшийся единственным вузом на территории Казахстана по подготовке кадров-юристов высшей квалификации на протяжении с конца 30-х годов до середины 50-х годов XX века, ре­шением Союзного Правительства от 25 мая 1955 г. был реорганизован в юридический факультет Казахского государственного университе­та им. С.М. Кирова (ныне: Казахского Национального университета им. аль-Фараби). Это был первый юридический факультет в истории высшей школы в КазССР, а я стал его первым деканом.

close_page

2.2. Казахский государственный юридический институт — второе высшее юридическое учебное заведение

Почти в течение сорока лет — с 1955 до 1994 года — не было в Казахстане самостоятельного юридического института. Первый юридический институт, созданный в 1938 году на базе Института советского строительства, был преобразован в 1955 году в юриди­ческий факультет Казахского государственного университета им. СМ. Кирова и составил один из его крупных факультетов. И вот теперь 14 марта 1994 г. Указом Президента Республики Казахстан был образован Казахский государственный юридический институт в Алма-Ате, столице независимого Казахстана. По времени он стал вторым юридическим институтом в республике.

Время создания Казахского государственного юридического инс­титута было особенным. С распадом Союза ССР и провозглашением государственной независимости (суверенитета) республики, осо­бенно начиная с конца 80-х годов прошлого века, в крае создалась обстановка «мирной революции» в первую очередь в настроениях и взглядах, в политических установках как у большинства населения, так и среди общественных и государственных деятелей. Суть их заключалась в осознании необходимости коренного обновления мо­рально-нравственного климата и социально-экономической структу­ры в стране и всего того, что было связано со старым тоталитарным режимом на путях свободного и демократического развития. Это было важнейшим поворотным этапом в истории Казахстана. Тогда мы не представляли всю сложность переустройства общественных и государственных институтов и векторов и насколько этот этап будет труден и куда нас и республику выведет. Желание свободы, вдохновленное внутренней народной духовной силой, — это мощней­ший фактор времени и переделки общественной жизни — именно эта сила была на стороне новых реформаторов. Одной из отраслей, где проявилась эта патриотическая сила, была сфера высшего образова­ния. 18 января 1992 г. новый Парламент принял Закон «Об образо­вании». Вслед за принятием 28 января 1993 г. первой Конституции, 10 апреля 1993 г. был принят закон о высшем образовании. В этих законодательных документах подтверждалось положение о том, что Республика Казахстан содействует частной системе образования, в том числе высшего образования. Однако рычаги реализации этих идей, ответственности и контроля не были разработаны или были малоэффективными.

Началось массовое увлечение созданием юридических фа­культетов и отделений в рамках ряда существующих и вновь образо­ванных высших учебных заведений.

I

Накануне распада Союза ССР на территории Казахстана функ­ционировали два юридических факультета — один при Казахском государственном университете им. С.М. Кирова (образован в 1955 г.), другой — при Карагандинском государственном университете (обра­зован в 70-х годах XX века) (первый декан М.И. Имашев); Высшая школа МВД Союза ССР в г. Караганде (первый начальник генерал Б.С. Бейсенов). Время от времени еще в 70-80-х годах прошлого века говорили о необходимости создания самостоятельного государс­твенного юридического института в Казахстане.

Эта идея приобрела реальную силу и ставилась в стенах нового Парламента — Верховного Совета независимого Казахстана, первое заседание которого состоялось 24 апреля 1990 года. Она стала ма­териализоваться в связи с постановкой и решением вопроса об орга­низации научно-исследовательского Института государства и права в составе Академии наук, который считался первоочередным. Ини­циаторами были ученые-юристы, философы и историки, избранные депутатами Парламента от Академии наук и от других творческих организаций (С.З. Зиманов, М.К. Козыбаев, Ж.М. Абдильдин). Они сознавали свою профессиональную ответственность и в то же время доказывали острую потребность в организации новых научных и учебных юридических высших учреждений в процессе разработки и принятия новым Парламентом новых законов, направленных на создание законодательных основ демократии, свободы личности и рыночных отношений. Эта инициатива была поддержана Президен­том Н.А. Назарбаевым и Правительством. Необходимость разработ­ки и решения вопроса о создании Института государства и права в структуре Академии наук и об открытии юридического учебного института была включена в Указ Президента от 6 июня 1990 г. «О до­полнительных мерах по усилению борьбы с преступностью». В нем говорилось: «Совету Министров КазССР рассмотреть вопрос об об­разовании в 13-й пятилетке самостоятельного Института государства и права Академии наук КазССР для проведения фундаментальных исследований по проблемам совершенствования республиканского законодательства и открыть Республиканский юридический инсти­тут в целях улучшения профессиональной подготовки кадров для правоохранительных органов». 10 ноября 1991 г. вышло Постанов­ление Кабинета министров республики «Об организации Института государства и права Академии наук Казахской ССР» на базе право­вых подразделений Института философии и права АН республики. Вскоре решением Президиума Академии наук я был назначен его почетным директором.

После создания научно-исследовательского Института государс­тва и права центр внимания указанных депутатов и других подде­ржавших их лиц переместился на вопросы организации высшего юридического учебного заведения, призванного заниматься в до­полнение к юридическим факультетам КазГУ и КарГУ подготовкой нового поколения молодых кадров-юристов. В середине 1992 г. Пре­зидентом республики Н.А. Назарбаевым было подписано поручение Правительству об организации такого учебного института. Однако его создание, по меркам того уплотненного времени, затянулось в основном из-за необходимости предварительного решения ряда важ­ных организационных вопросов. Инициаторов создания Института особенно активно поддержал Каирбек Шошанович Сулейменов, в то время влиятельный и авторитетный чиновник при Президен­те республики, от отношения которого зависело немало в области юриспруденции. Он занимал пост то государственного советника Президента, то руководителя государственно-правового отдела в аппарате главы государства. Я был принят Президентом 16.12.1991 г. в его рабочем кабинете при Верховном Совете, 14.04.1992 г. — по окончании заседания конституционной комиссии, на которой пред­седательствовал глава государства. Одним из вопросов, затронутых на этих встречах был вопрос об ускорении создания государствен­ного юридического института, в чем был заинтересован и сам Пре­зидент. В начале 1993 г. К.Ш. Сулейменов передал мне пожелание Президента о том, что если я соглашусь быть директором (ректором) института, то он даст распоряжение об его немедленной организации и создании необходимых условий для его функционирования. Я не мог принять это предложение, мотивируя необходимость назначения на эту должность более молодого руководителя. Да и в то время я всецело был увлечен депутатской деятельностью в Парламенте. 4 июня 1993 г. эта просьба снова была повторена. В этот раз от имени группы известных моих коллег-юристов. Когда я был приглашен к К.Ш. Сулейме-нову, из его кабинета выходила группа ведущих юристов-ученых, в том числе М.К. Сулейменов, Н.А. Шайкенов, Е.К. Нур-пеисов, Ю.Г. Басин и другие. Как передал К.И. Сулейме­нов, они единогласно решили просить меня быть директором. По его словам, я мог бы работать в полном контакте с Н.А. Шайкеновым, который через 2-3 дня будет назначен указом Президента министром юстиции. Н.А. Шайкенов тогда работал советником Президента. Я опять отказался, обещав оказывать личную активную помощь ново­му директору, который должен быть непременно молодым. Следует признать то, что новый министр юстиции активно взялся за решение вопроса об открытии юридического института. В то время мои отно­шения с Н.А. Шайкеновым были особенно близкими. Перед этим я оказывал ему, приехавшему из г. Свердловска, всяческое содействие в организации защиты им докторской диссертации в Алма-Ате и был первым оппонентом. Пользуясь статусом председателя одного из ко­митетов Парламента, я заочно представил его Президенту РК Н.А. Назарбаеву и рекомендовал пригласить его на работу (накануне он выехал в г. Бишкек устраиваться помощником к Президенту Акаеву). Мой положительный отзыв о Н.А. Шайкенове, думаю, имел значение и при назначении его министром юстиции. Он это знал.

14 марта 1994 года был обнародован указ Президента Республики Казахстан Н.А. Назарбаева о создании Казахского государственного юридического института при Министерстве юстиции. Приходилось строить его с нуля. На начальном этапе он был создан на базе на­учно-исследовательского Института государства и права Академии наук республики: его директор стал ректором (Е.К. Нурпеисов), за­местители директора были назначены проректорами (Н. Капесов и др.), отдел гражданского права в полном составе во главе с его заве­дующим М.К. Сулейменовым перешел в учебный институт, почти все заведующие кафедрами и ведущие преподаватели пришли из Института государства и права. Да и в размещении юридического института в солидном здании по ул. Жандосова, в котором он ныне находится в новом названии — Алматинская юридическая академия, было определенное содействие со стороны руководства института Академии наук, занимавшего до этого один этаж этого здания.

Период этот был архитрудный, разруха и отчаянная борьба за обновление, за новое. Экономика во всех бывших союзных респуб­ликах, провозгласивших свою государственную независимость, в том числе и в Казахстане, упала настолько, что в то время открыто произносилась мысль «куда мы залетели и как выйти из этой ямы». Последовал и парламентский кризис. Парламент республики — Вер­ховный Совет XII созыва был распущен (декабрь 1993 г.). Созданный спустя некоторое время новый Парламент XIII созыва, проработав­ший неполный год, снова был распущен (апрель 1994 г. — март 1995 г.). Но эти годы — середина 90-х годов — вдохновлялись высокими идеями гражданской и политической свободы и государственной не­зависимости. Они-то составляли силу, определившую перспективу развития нашей республики. Именно благодаря этим идеалам был создан государственный юридический институт в Алма-Ате, впос­ледствии, в годы неразберихи в системе высшего образования, пре­образованный в акционерное общество — в частное высшее учебное заведение, а затем случилось еще худшее, но об этом позже.

В пункте 1 указа Президента от 14 марта 1994 года говорилось: «Образовать Казахский государственный юридический институт Министерства юстиции Республики Казахстан на базе юридичес­кого факультета Алматинского государственного университета и частично юридического факультета государственного национально­го университета им. аль-Фараби». На деле новый контингент нового юридического института комплектовался путем самостоятельного набора студентов. Юридические факультеты указанных в указе университетов сохранились в прежнем составе. По указу Президен­та и по тому вниманию, которое уделялось компетентными респуб­ликанскими органами Казахскому государственному юридическому университету в первые годы его функционирования, он создавался как долговременное и перспективное высшее юридическое учебное заведение со своими самостоятельными направлениями подготовки кадров высшей квалификации. В одном из пунктов указа Президента республики было сказано: «Определить, что Казахский государс­твенный юридический институт специализируется на подготовке юристов для органов государственной власти и управления, судеб­ных и правоохранительных органов, хозяйствующих субъектов. В связи с этим Казахскому государственному национальному универ­ситету им. аль-Фараби переориентировать юридический факультет на подготовку специалистов для научных и учебных учреждений, сократив с текущего года численность приема студентов».

В постановлении Правительства, принятом вслед за указом Пре­зидента и в порядке его исполнения, указывалось: «Предусмотреть выделение средств из республиканского бюджета на содержание Казахского государственного юридического института индивиду­ально по удвоенному тарифу (в том числе и по заработной плате), установленному для высших учебных заведений». Такая привилегия была установлена и для численности профессорско-преподаватель­ского состава. Если она определялась прежде из расчета один пре­подаватель на 8-10 студентов, то для юридического института — пять студентов на одного преподавателя. Этим же постановлением Прави­тельства поручалось Министерству экономики республики и главе Алматинской городской администрации выделение в течение 1994 — 1996 гг. для работников института 4 тыс. кв. м, а в дальнейшем до 2000 г. еще 8 тыс. кв. м жилой площади, строительство в 1995 — 2000 гг. студенческого общежития на 100 мест.

Первым ректором Казахского государственного юридического ин­ститута был назначен кандидат юридических наук Еркеш Калиевич Нурпеисов, работавший до этого директором научно-исследователь­ского Института государства и права Академии наук республики. О нем можно сказать немало лестных слов, поскольку я работал вместе с ним в Академии наук и постоянно курировал Институт государс­тва и права вне зависимости, был ли я его директором, почетным директором или депутатом Парламента, главным ученым секрета­рем Президиума Академии наук или просто заведующим одного из его отделов. Еркеш Калиевич по специальности теоретик права. Его знали как умного и перспективного молодого ученого. Мог бы стать преуспевающим теоретиком, если бы его не стали так рано привлекать на административную работу. Да, у него были задатки управленца. Он мог говорить и ставить вопросы. Его поставленная речь, умение держаться и душевные качества обращали внимание и вызывали уважение коллектива. И в Академии наук его привлекали на научно-административные должности (в подразделения Президи­ума). Не случайно через два года после его назначения директором юридического института в 1996 году указом Президента он назнача­ется депутатом Парламента — сенатором по квоте главы государства. К моменту перехода Е.К. Нурпеисова в Парламент (ноябрь 1996 г.) Государственный юридический институт уже стал одним из круп­ных специализированных-высших учебных заведений в республике. В нем было 16 кафедр, 190 преподавателей, из них докторов наук — 17, кандидатов — 59. На посту директора института Е.К. Нурпеисова сменил Нагашбай Амангалиевич Шайкенов, ранее работавший вице­премьером Правительства, министром юстиции республики, выпус­кник и воспитанник Свердловского государственного юридического института, оставленный по его окончании на кафедре профессора Сергея Сергеевича Алексеева, теоретика права с мировым именем.

Казахский юридический институт при Н.А. Шайкенове получил дальнейшее укрепление и развитие. При вузе создавались исследо­вательские лаборатории и центры, расширились международные и региональные связи.

Н.А. Шайкенов был носителем смелых идей, направленных на со­вершенствование органов правоохранительной системы в контексте укрепления законности в республике, в условиях переходного пери­ода от социализма к рыночной экономике и демократическому госу­дарству. По ряду вопросов мы были единомышленниками. Он был моим близким коллегой и хорошим другом, хотя мы порою расходи­лись в мнениях, в подходе к некоторым проблемам. Но это не мешало нашей личной дружбе. Когда его назначили ректором института, он уже был серьезно болен, о чем знал, поэтому торопился жить.

К началу нового XXI века юридический институт представлял один из немногих центров с перспективой в дальнейшем стать и са­мым крупным центром в республике по подготовке кадров с высшим юридическим образованием. Это, разумеется, налагало на него осо­бую ответственность. Институт уже располагал солидным потен­циалом профессорских кадров и публично стал претендовать, мне кажется, хотя несколько преждевременно, на роль флагмана высшего юридического образования в республике, хотя этого он мог добить­ся. Время работало не в пользу института. Начиная с конца XX века его постоянно трясли преобразования, следовавшие одно за другим. Постановлением Правительства республики от 5 ноября 1996 г. инс­титут был преобразован в Казахский государственный юридический университет, а с 14 февраля 2000 г. университет становится Казах­ской государственной юридической академией. Преобразования этим не закончились. Следом шли новые, в конце-концов приведшие к упразднению (можно сказать — «к гибели») самого высшего юри­дического учебного заведения. Последние «преобразования» уже вовсе не были связаны с интересами республики, скорее наоборот, кому-то, пользующемуся поддержкой в высших инстанциях власти, захотелось прибрать к рукам институт как крупный источник дохо­да. Высокооплачиваемое обучение, около десяти тысяч студентов, семиэтажное обширное здание, занимающее целый квартал в центре города, представляли заманчивый объект для бизнесменов-торгов­цев.

Дело развивалось скоротечно следующим образом. Поста­новлением Правительства от 11 октября 2001 г. юридическая академия была включена в перечень учебных заведений, подлежащих прива­тизации. И через 13 дней, 24 октября 2001 г., Правительство прини­мает новое постановление о реорганизации Казахской государствен­ной юридической академии в закрытое акционерное общество под названием «Казахский государственный гуманитарно-юридический университет». Все это противоречило предыдущему постановлению Правительства от 14 января 1997 г., в котором указывалось, что Ал­матинская юридическая академия (тогда она именовалась Казахским государственным юридическим университетом) не подлежит прива­тизации. Но на это никто не собирался обращать внимание. Нужно было отдавать юридическую академию в частные руки. На самом деле это «преобразование» было формальным и фиктивным. Алма­тинская юридическая академия не была преобразована, она не исчез­ла, осталась при прежнем названии. Изменился ее правовой статус. Казахский гуманитарно-юридический университет, который должен был прийти на смену Алматинской юридической академии, с самого начала «преобразования» обосновался не на базе юридической ака­демии в Алматы, а в другом городе — в Астане, как самостоятельный субъект, а Алматинскую юридическую академию он объявил своим филиалом на периферии.

Дело и этим не кончилось. В ходе проведения Министерством об­разования и науки республики в 2007 г. политики оптимизации сети высших учебных заведений Алматинская юридическая академия попала в число упраздняемых филиалов вузов по выдуманным моти­вам, якобы она «не соответствует предъявляемым квалификацион­ным требованиям Министерства образования науки». А именно: а) доля профессорско-преподавательского состава с учеными степенями и учеными званиями по профилю подготовки от числа штатных преподавателей ниже нормы — 35%; б) полезная площадь учебного здания на одного обучающегося составляет 2,64 кв. м при норме 6 кв. м. Руководство Алматинской юридической академии опротес­товало это решение министерства и объявило его мотивы и данные искусственными и «лживыми». В протесте указывалось о том, что, по официальной справке, составленной по результатам комплексной проверки Министерства образования и науки, проведенной в апреле 2007 г., степень обеспеченности профессорско-преподавательского состава в Академии составляет 55%, а полезной площади на одного студента приходится 6,28 кв. м, то есть они намного превышают ус­тановленные нормы (Юридическая газета. 17 июля. 2007). Последу­ющие групповые заявления профессоров, аспирантов, магистрантов и студентов, направленные на имя Правительства и министерства, не возымели никакого действия. Все заранее было предрешено и ре­шено властями. 2007/08 учебный год в юридической академии офи­циально объявлен последним.

close_page

Размышления о некоторых аспектах высшего юридического образования

I

14 ноября 2003 г. состоялось заседание Совета по правовой по­литике при Президенте Республики Казахстан. На нем обсуждался проект Концепции юридического образования в Республике Казахс­тан, который был подготовлен Министерством образования и науки. Докладывал министр Ж.А. Кулекеев. Концепция была изложена на 12 страницах, и слишком много места отводилось общим вопросам высшего образования и в его рамках — высшему юридическому об­разованию, его состоянию, задачам и принципам, об ужесточении требований к образовательным стандартам, о переходе к кредитной системе обучения. В Концепции проводилась главная идея о том, что в целях интеграции высшего образования в республике в мировое образовательное пространство необходимо полностью трансформи­ровать его в трехуровневую систему подготовки кадров: бакалаври­ат — высшее базовое образование, завершающееся после 4-летнего обучения с присвоением выпускникам академической степени бака­лавра наук и квалификации; магистратура и PhD — послевузовское профессиональное образование по подготовке научно-педагогичес­ких кадров с присуждением выпускникам, успешно завершившим подготовку в них, ученой степени магистра наук и доктора филосо­фии. Некоторым новшеством в проекте Концепции был поставлен вопрос о том, что «назрел вопрос о целесообразности существования ведомственного юридического образования». При этом имелись в виду Академия и юридические институты МВД, Академия финан­совой полиции и др. Утверждалось, что для этих органов подготовку высококвалифицированных специалистов можно осуществлять в гражданских юридических вузах «более качественно и эффективно, а также с значительно меньшими затратами». По этому вопросу было и указание Президента республики, в его выступлении на совеща­нии, посвященном вопросам правопорядка и соблюдению законнос­ти, состоявшемся 10 сентября 2003 г., глава государства сказал: «В стране имеются неплохие возможности по комплектованию право­охранительных органов юристами высокой квалификации. Имеются в виду выпускники-юристы гражданских вузов. Но никто ими не за­нимается». Действительно, получилось так, что и после включения этой идеи в «Концепцию юридического образования» положение ни на йоту до сих пор не изменилось.

Я присутствовал на этом заседании Совета по правовой политике при Президенте республики, был в единственном лице, кто задавал несколько выясняющих вопросов докладчику — министру образова­ния и науки.

Проект «Концепции юридического образования Республики Ка­захстан» свидетельствовал о том, что Министерство образования и науки, в котором она разработана и от имени которого она предложе­на на высокое обсуждение, весьма слабо, и даже плохо, представляет состояние и особенности юридического образования в республике и о мерах необходимых и неотложных для его значительного улучшения и модернизации в соответствии с запросами и требованиями време­ни. Собственно об особенностях и критериях оценки юридического образования почти нет ни слова в документе. Концепция настолько безлика и неиндивидуализирована, что ничего не изменилось бы в ее содержании и в адресатах, если слова «юридическое образование», «юристы» заменить любыми другими терминами, относящимися к гуманитарным специальностям. В ней не было серьезного анализа и оценки, личного опыта, не говоря о критическом разборе причин, уходящих корнями в управление, и политических установок в сфере образования вообще, высшего образования в особенности. Об этом и о другом я говорил в своем выступлении. До сих пор я продолжаю считать, что ряд идей и моментов, на которые я обратил внимание в своем выступлении, не потеряли актуальности. Поэтому здесь счел нужным изложить некоторые его фрагменты.

1. Вызовы времени таковы, что войти в ряды цивилизованных стран невозможно без современной системы образования, ориен­тированного на освоение испытанных, международных стандартов обучения и подготовки специалистов вообще, высшей квалифи­кации в особенности. При этом надо уметь и обладать искусством внедрить все это новое и новейшее в своеобразную казахскую среду, конкретно данную, имеющую особенное и общее, национальное и интернациональное, историческое и общеисторическое.
2. Юридическое образование и юридические вузы по тому, кого они готовят и какую роль играют специалисты-юристы в обществе и в нашей жизни, имеют ряд важных и существенных особенностей, которые не имеют другие специалисты. И готовить надо специалис­тов-юристов, отдавая полный отчет тому, кого мы готовим и как они войдут в гармонию с требованиями гражданского общества, которое мы хотим строить. В руках юристов, несущих службу в правоохра­нительных органах — в полиции, судах, прокуратуре, в других следс­твенно-розыскных и государственных органах, по статусу имеются благородные и весьма опасные средства — весы справедливости и мечи, дубинка и свобода, корысть и совесть. Какое из этих средств выберет и применит «правоохранитель», зависит во многом от того, как он был воспитан и подготовлен в процессе получения им юриди­ческого образования и подготовки его как специалиста-юриста. Часть юристов, как правило, занята в сфере правового обеспечения и право­вого обслуживания органов государственных и негосударственных, а также населения. Для них «законность» из отвлеченного понятия должна превращаться в реальный состав бытия человека и общества. Это возможность логическая, требующая воплощения на практике. Но, чтобы служащий юрист был таким по потенциалу и в мыслях, его надо целенаправленно учить и готовить как специалиста. А это лежит в области юридического образования. Оно по содержанию и модели, по ориентированности и по результатам должно исходить из этих требований и соответствовать им. О таких особенностях юри­дического образования, среднего (профессионального) и высшего и о том, как нужно «специфично» готовить будущих юристов, вовсе ничего не сказано в предлагаемой Концепции.
3. Уважаемые коллеги, давайте наберемся мужества — пос­мотрим в глаза фактам, подтверждающим состояние юридического образования сегодня. Я хорошо знаком с этим вопросом, сужу о нем не со стороны и не «сверху», а изнутри, как оно есть. Если говорить кратко: состояние юридического образования в стране довольно пе­чальное. Парадоксально то, что мы при этом сохраняем нейтральное спокойствие. Не буду говорить о таких «мелочах», как наличие необ­думанных, старомодных учебных программ по основным правовым дисциплинам, о множестве в них повторений, отживших понятий и формулировок, запутывающих студентов и не способствующих к саморазмышлению, о низком уровне качества подготовки, о сла­бости преподавательского состава во многих юридических учебных заведениях. Главных недостатков несколько. Первый — это то, что высшее юридическое учебное заведение (не говоря о среднем) откры­валось массово, стихийно, можно сказать, в каждом сносном дворе и в городах и селениях. Газета «Время» 03.08.2001 писала: «Открыть у нас вуз примерно то же самое, что открыть парикмахерскую». Мас­совая газета «Мегаполис» 01.08.2001 в передовой статье отметила: «Пронырливые конкуренты из мелких частных вузов буквально силой пихают всем подряд буклетики, восхваляющие ту или иную шарагу». Такая официальная газета, как «Казахстанская правда», в но­мере от 10.07. 2001 г. писала о взрывном размножении «псевдовузов», которые отвлекают ресурсы государства. По данным Министерства образования науки страны, на конец 2003 г. в республике было 22 го­сударственных и 46 негосударственных и пять негражданских вузов (Академия МВД, Академия КНБ, Академия финансовой полиции и др.). Это без учета их филиалов, многие из которых не уступали своим головным вузам, без учета филиалов московских, петербург­ских, узбекских и киргизских вузов в Казахстане. По данным печати, общее число вузов в республике, включая вышеуказанные, к рассмат­риваемому периоду достигало двухсот. Из них 150 готовили юрис­тов, а также и экономистов.
4. Из-за стихийного и массового роста сети юридических учеб­ных заведений произошло и происходит наводнение страны юриста­ми. По официальным данным, в вузах республики по юридическим специальностям в 2003 г. обучались 65812 человек, а только в том же году было подготовлено 16 200 выпускников. Возникла разительная и непозволительная диспропорция между подготовкой юристов с высшим образованием и потребностями в кадрах-юристах. Помню, что в 2001 — 2002 гг. Министерство образования и науки пыталось собрать заявки от государственных и негосударственных органов об их потребностях в юристах с высшим образованием. Не было заявки ни на одного специалиста. В объяснительной записке к Концепции сказано, что министерству удалось в 2003 г. собрать заявки на 100 юристов. В 2002 г. на Республиканском совещании с участием пред­ставителей Академии наук и работников образования, на котором присутствовал и глава государства, выступавший из Урджарского района Семипалатинской области рассказал, что среди около 300 безработных больше половины юристы и экономисты. Это общее положение по республике, порожденное неэффективным управлени­ем подготовкой специалистов-юристов. В предлагаемой Концепции юридического образования вовсе нет меры, направленной на устра­нение существенных изъянов в системе юридического образования.
5. В феврале 2003 г. на годовом итоговом собрании судебных работников — председателей областных судов, судебных админист­раторов и членов Верховного суда республики, которое состоялось в Астане под руководством председателя Верховного суда Кайрата Абдразаковича Мами, разговор шел о положении в судах. Выступав­шие были единодушны в том, что юридические вузы готовят специ­алистов-юристов со слабыми знаниями и что многие из них совсем не умеют говорить, писать и оформлять правовые документы, не умеют общаться с аудиторией и вести диалоги на правовые темы. А специалисты-юристы, тем более с высшим образованием, должны обладать всеми необходимыми навыками, которые пригодятся им в практической деятельности. Следовательно, будущих юристов надо готовить не по конвейерному, «поточному способу», а особо.

Я имею в виду, что абитуриентов в юридические вузы надо прини­мать «поштучно», экзаменовать их непосредственно в вузах, сочетая тестирование с индивидуальной проверкой их знаний и готовности быть студентом-юристом. В процессе их обучения обращать важное внимание не только на теоретические знания, но и делать акцент на то, что необходимо подготовить высококвалифицированных специ­алистов-юристов.

Под руководством Президента республики уже немало сделано в системе юридического высшего образования, но еще существуют старые проблемы и уже появились новые, требующие решений. Од­ной из таких проблем является высшее юридическое образование, ставшее, к сожалению, слабоуправляемым.

Таково было краткое содержание моего выступления при обсуж­дении проекта Концепции юридического образования республики, состоявшемся на заседании Совета по правовым вопросам при Пре­зиденте республики 14 ноября 2003 года. С тех пор прошло более четырех лет. В 2007 году проведено некоторое сокращение числен­ности вузов на 70 учебных подразделений с филиалами. Однако в положении с юридическим образованием мало что изменилось. Со­хранение единого общенационального тестирования для учащихся по окончании средней школы, введение в вузах профилирующих и промежуточных и других форм тестирования для студентов на се­годня практически не имеют положительных эффектов. Они на деле нередко разрушают процесс нормального ритма учебы, отводя меся­цы только на подготовку к периодической проверке в форме тестиро­вания. Повсеместное введение, да и без должной подготовки, кредит­ной технологии обучения в вузах не дало планируемого результата, а в ряде вузов, наоборот, ухудшило качество подготовки. Надо было оставить альтернативные варианты подготовки и обучения.

II

И сегодня юридические высшие учебные заведения — институты, академии, факультеты и отделения — продолжают выпускать ничуть не меньше, чем 4-5 лет тому назад. Сокращение числа вузов увели­чило приток студентов в другие вузы. Юриспруденция остается при­влекательной и излюбленной специальностью для многих, особенно казахских семей и молодежи, несмотря на трудные последствия, ко­торые ждут выпускников. Здесь я хочу поделиться своими размыш­лениями относительно некоторых, на мой взгляд, важных аспектов подготовки кадров указанного профиля сегодня и в перспективе.

Юристы в области своей профессиональной службы не несут управленческую функцию в обществе и государстве как основную, хотя их деятельность так или иначе вливается в систему управления, представляет его составляющую часть. Предназначение, вернее, со­циальное призвание юриста и сфера приложения его профессиональ­ного образования и труда в идеале особенные, распространяются непосредственно на самые труднорегулируемые и морально-устанав- ливающие, более человечные в области межличностных, государс­твенно-личностных отношений, именуемых законностью, в основе которой лежат разумность и политика справедливости. Это, однако, не означает, что законность и установленный правопорядок в стране тотально соответствуют требованиям справедливости, скорее они часто расходятся. Задача юристов-профессионалов на службе заклю­чается в первую очередь в обеспечении максимального приближения закона и законности к стандартам морали справедливости. Именно эта задача и овладение искусством ее решения должны быть фор­мирующими факторами образовательной подготовки и натурного сознания студентов юридических вузов.

Парадокс современного мира состоит в том, что он более устроен в интеллектуально-идеологизированном плане и менее устроен в со­циально-политическом и личностном планах. Современный мир бо­лее комфортабелен и в то же время более противоречив и тревожен, более грамотен и культурен, но более иррационален и эгоистичен. Эти особенности современного мира насквозь пронизывают отноше­ния между людьми и сообществами. Все это составляет фон и среду, в условиях которых приходится работать юристам и нести профес­сиональную службу. Подготовка кадров в области юриспруденции должна быть целевой и сориентированной на внесение человеческого начала в межличностных отношениях и в правовом пространстве.

Высшее юридическое образование в силу указанных факторов и общекультурной его миссии в обществе должно пользоваться при­оритетом в системе высшего образования и особой заботой и внима­нием со стороны органов государственного управления и обществен­ности. А реальность наша такова: юридическое образование обросло множеством негативов и хиреет из года в год. Это уже сказывается отрицательно и даже разрушительно в пространстве законности и организации государства. Если считать достоинством численный со­став выпускников-юристов с дипломами о высшем образовании, то в этой части Казахстан идет в первых рядах среди не только государств СНГ. Принимаемые ныне Министерством образования и науки меры ограничения в открытии новых юридических факультетов, филиалов, отделений, а также сильное ограничение государственных грантов и кредитов для поступающих по специальности «Юриспруденция», установление порога «40 баллов» для зачисления в студенты и введе­ние с 2004 года так называемого промежуточного тестирования для состоявшихся студентов 2 и 3 курсов, пока дают довольно скромные результаты и не меняют сложившееся годами положение. Начиная с 2004/05 учебного года резко увеличилось число поступающих в юри­дические колледжи (в основном с непроходными в вузы баллами по результатам тестирования). Они через 2-3 года непременно вольются в состав юридических вузов.

В современных демократических государствах, в том числе раз­вивающихся и переходных, к числу которых относится и Казахстан, все больше культивируются и провозглашаются в конституционных актах принципы верховенства закона, власти закона как о приоритет­ных направлениях общественно-политической ориентации и разви­тия этих государств. Несмотря на наличие консервативных, а иногда и контрпродуктивных сил и тенденций в отдельно взятых странах, власть закона будет внедряться и усиливаться в них в разной степени успешно, но одинаково активно. Таково веление эпохи.

Власть закона, установление и утверждение которой ныне вос­принимается как фундаментальная задача и основное условие де­мократии и цивилизованного развития общества в значительной сте­пени, напрямую связана с властью юриста. Она останется громким словом, если не реализуется в первую очередь в реальной, повсед­невной, прозрачной функциональной деятельности юристов-профес­сионалов, несущих государственную службу в органах специальной юрисдикции: судебно-следственных, оперативно-розыскных, поли­цейских, контрольно-надзорных и иных государственно-правовых учреждениях — от инспектора дорожной полиции до судьи высшего уровня. В них-то в большинстве своем, если не сказать поголовно, сидят выпускники — воспитанники юридических средних и вы­сших учебных заведений. Именно на этом весьма важном массово­публичном участке политической системы государства как нигде должна реализоваться власть закона, вернее, именно на этом векторе государственной службы реально выступает рейтинг власти закона. Между тем именно здесь, на этих участках в наибольшей степени слаба законность, власть закона дает серьезные сбои. Разве сколь­ко-нибудь улучшилось положение в разветвленной сети дорожной полиции, несущей службы на трассах между городами республики после известной поездки инкогнито 7 и 5 лет тому назад К.Ш. Су- леймено-ва, тогдашнего министра МВД, после него и повторившего его «опыт» зам. министра МВД республики, воочию увидевших массовые поборы и вопиющие антизаконные действия со стороны и офицеров, и рядовых на этих постах. Если изменилось что-то с тех пор в этой области, то явно незначительно. Открытое избиение полицейскими заключенных, как, например, было в колонии строго­го режима в г. Аркалыке, снятое скрытой камерой и показанное по телевидению 3-5 февраля 2004 года — это неслучайное и единичное явление. Еще не все вопиющие факты раскрыты. Коррупционность и показная деловитость ныне непомерно распространены и в других органах юстиционной деятельности. В них немало работает выпус­кников юридических высших учебных заведений, от которых пока мало ощутимого результата.

Нельзя сказать, что нет желания у тех руководителей госу­дарственных органов, на которых возложены задачи укрепления законности и правопорядка в республике. В неоднократных вы­ступлениях Президента страны Н.А. Назарбаева, в особенности на совещаниях работников правоохранительных органов, проводимых периодически, имеются конкретные указания о необходимости пов­семестного усиления борьбы с грубыми нарушениями законности и преступностью. Да и в руководстве этих органов в большинстве сидят довольно компетентные деятели. Однако и они не могут оста­новить наваливающийся процесс девальвации законности. Жесткие заявления и некоторые активные нововведения, например, направ­ленные на усиление роли и улучшение материальных условий учас­тковых и других полицейских, усиление ответственности водителей за дорожные нарушения, если их не проводить в рамках системно­комплексных мер могут быть малорезультативными.

Изменения и продвижения в области борьбы с преступностью и нарушениями законности, разумеется, есть. Но оно явно недостаточ­но и заметно отстает от темпов роста негативных явлений обществен­но-политического значения. Сложившуюся ситуацию, при которой происходит захирение законности, нельзя объяснить однозначно, какими-то отдельными, пусть важными, факторами.

Серьезные недостатки в области подготовки юристов с высшим образованием являются одним из важнейших составляющих факто­ров в комплексе причин, их объясняющих. Юридическое образова­ние и законность находятся в более тесной связи, чем многие другие связи и союзы факторов.

Сегодня нужно понимать, что, с одной стороны, нельзя отделить юридическое образование от всей системы вузовского образования, а с другой — нельзя оставлять его в гуще «равноправного» образова­ния. Оно нуждается, а сегодня особенно остро, в его существенном реформировании более активно и решительно — это не столько веле­ние логики самого юридического образования, сколько неотложное веление времени.

Реформы высшего (и среднего) юридического образования надо начинать с изменения управления им — с создания специального, от­раслевого управления, то есть, возможно, нужно вывести юридичес­кое образование из подчинения Министерства образования и науки и передать его в ведение Министерства юстиции республики. Это необходимая, вынужденная и крайняя мера. Я надеюсь, что дух и обновление в укреплении законности и правопорядка в республике в конце концов наступят. Однако ждать этого дня нельзя — необходи­мы кардинальные действия и меры в этом направлении.

Юрист XXI века — это в первую очередь гражданин — личность, именно в правовой системе. Воспитание и утверждение в будущем юристе ценностных черт нравственности и дипломированного спе­циалиста — задача сложная и трудная, особенно если иметь в виду кризисы и отсутствие упорядоченности вокруг нас и в обществе в целом. Но к этому нужно направить нашу деятельность. Для будущих наших кадров важно не знание конкретных правовых норм, отдельных статей, законов или кодексов. Образованный юрист с хо­рошей подготовкой, удовлетворительно развитым или заложенным мыслительным процессом быстро сможет найти ответ на любой вопрос политической и правовой ситуации. Юрист должен обладать хорошими знаниями. Зубрежка нужна только в отдельных случаях, надо стараться, чтобы в памяти осели некоторые квинтэссенции юридической науки. Ведь законы быстро меняются, и знать их на­изусть не обязательно, необходимо уметь разбираться в основных их тенденциях, знать общие мотивы, а найти соответствующие статьи, чтобы суметь приложить их к конкретным жизненным случаям, — дело навыка.

III

Я, будучи ректором Казахского академического университета, серьезно заинтересовался казахско-турецкими лицеями. Вначале из-за педагогического любопытства дважды посетил выставки работ учащихся старших классов, организованные в здании Центрального исторического музея в 2002 и 2003 годах. Тут были разнообразные технические выдумки, поделки и приборы, математические загадки, электроника и компьютеры в работе, демонстрация логических уп­ражнений и многое другое, вокруг которых собиралась молодежь. Эти выставки меня заинтриговали. Передо мною стояли две цели: поближе познакомиться с организацией учебного процесса в этих ли­цеях, кое-что перенять у них и целенаправленно вести там работу, чтобы часть их выпускников поступали учиться в наш университет. Такая задумка не была напрасной. Вот что я о них узнал.

Казахско-турецкие лицеи представляют сегодня солидный обра­зовательный и научно-методический комплекс, состоящий из 24 ли­цеев и Университета им. Сулеймана Демиреля, со своим автономным управлением в лице генерального директора, фондом, издательством и инфраструктурой, а также со своей недвижимостью. Они нахо­дятся под опекой турецкого правительства и при непосредственной поддержке Международного фонда «Katev», президентом которого является Али Токул, известный меценат Турции.

За 2001 — 2003 гг. я со своими соратниками несколько раз посе­тил казахско-турецкие лицеи, расположенные в пригороде Алматы (Аксай). Наша задача состояла в том, чтобы ближе ознакомиться с жизнью учащихся и уровнем их подготовки, рассказать о нашем уни­верситете и нашей готовности принимать выпускников лицеев для продолжения вузовского образования. Мы побывали в учебных ау­диториях, посетили внеучебные занятия по индивидуальной подго­товке мальчиков и девочек к различным смотрам и олимпиадам. До­вольно близко пообщались с ними и даже пообедали вместе с ними в школьной столовой. Чтобы глубже узнать и познать образовательные особенности и успехи лицеев, я посетил две довольно большие вы­ставки в здании Центрального музея в Алматы, демонстрировавшие труды, программы и познания учащихся, методы и перспективы их обучения. Я с удовольствием принял приглашение руководства ли­цеев быть гостем на торжественном собрании в Астане, посвящен­ном 10-летнему юбилею казахско-турецких лицеев, состоявшемся в конце 2002 года.

Казахско-турецкие лицеи сегодня пользуются большим обра­зовательным авторитетом в стране и за его пределами. Обучение начинается с 7 класса, а на экономический факультет принимаются окончившие 9 классов. На 60-70 мест в лицее претендующих ежегод­но собираются по 10-12 кандидатов на каждую вакансию.

Воспитанники лицеев по знаниям показывают лучшие результа­ты на международных, республиканских и региональных конкурсах, олимпиадах и соревнованиях по математическим проектам. Доста­точно сказать, что им к 2004 году принадлежало 14 золотых, 30 сереб­ряных и 37 бронзовых медалей, завоеванных за последние три года на международных олимпиадах, что составляет около половины (50%) медалей, которыми удостоена казахстанская школьная молодежь. Научные проекты учащихся лицеев по математике, физике и инфор­матике за 1999 — 2002 годы отмечены 38 золотыми, 92 серебряными и 50 бронзовыми медалями республики. Выпускники лицеев — желан­ные абитуриенты во всех казахстанских вузах и в ряде зарубежных университетов. 97% выпускников ежегодно поступают в универси­теты республики и других государств. В 1992 — 2002 гг. за рубежом обучались 725 выпускников, из них в Российской Федерации — 104, в Турции — 548, в США — 10, в Египте — 18 воспитанников.

В чем состоит секрет успехов казахско-турецких лицеев? На этот вопрос обобщенно можно ответить так: это результат разумного планирования и сориентированной организации учебного процесса и проявляемой заботы об учащихся лицеев на всем этапе их обуче­ния. Тут немало таких сторон и фактов, которые представляются полезными учесть и перенять не только в школьном деле. Я мог бы указать на некоторые из них, составляющие содержание системного обучения и воспитания школьников в лицеях. Сам отбор учащихся продуман, является комплексным, задействованы методы тестирования, собеседование и письменные ответы. Причем он делится на два-три отборочных этапа в зависимости от числа поступающих, ко­торых бывает в 5-10 раз больше, чем вакантных мест. На этом фоне наши, казахстанские, правила приема в студенты, установленные Министерством образования и науки, упорно внедряемые за послед­ние 5 лет, основанные на одноразовом централизованном комплекс­ном тестировании, выглядят формальными и «неживыми». Они на самом деле больше годятся для «отчетности», введены в основном для того, чтобы выиграть время и побыстрее закончить с притязани­ями абитуриентов, задавая каждому из них одновременно 120 воп­росов по четырем предметам. Причем руководство вузов отстранено от ответственного процесса конкурсного отбора будущих студентов этого же вуза. Вернее, сделано в угоду отобранных отдельных вузов, где проводится такое «комплексное» по названию, а по содержанию формальное тестирование. Руководители монопольных вузов имеют полную возможность удовлетворить в первую очередь свои интере­сы.

Поучительный пример в планировании и организации учебного процесса в казахско-турецких лицеях — это их сориентированность на подготовку образованного учащегося, вооруженного современ­ными рамочными знаниями, и воспитания их на идеях цивили­зованного патриотизма. Мы видели новейшие учебные приборы и оборудования, установленные в учебных классах по физике и химии, наглядные стенды по литературе, истории и культуре Казахстана и Турции. Мы посетили и некоторые внеучебные, или «надклассные», занятия, которые отдельно проводили наиболее подготовленные пре­подаватели с преуспевающей и одаренной частью учащихся в поряд­ке их подготовки для участия на будущих олимпиадах и соревнова­ниях. Причем, как объясняли, такое занятие с постоянным составом проводится в малой группе по 3-5 чел. в течение нескольких лет. В лицее существует институт воспитателей, следящих за выполнением учащимися режима дня и правил поведения в школьных классах и в местах общежития, за их настроениями и удовлетворением интел­лектуальных и. самодеятельных запросов.

Учащиеся лицеев учатся на льготных условиях, обеспечиваются трехразовым питанием. Общежитие, как правило, находится при учебном корпусе. Мы один раз обедали вместе с учащимися, а дру­гой раз полдничали. Надо сказать, что пища и блюда готовятся ка­чественно и заботливо.

Секрет успехов казахско-турецких лицеев основан на постоянном внимании к ним со стороны казахстанского и турецкого прави­тельств и турецких бизнесменов, в особенности международного общественного фонда «Katev», взявшего на себя основное бремя содержания этих лицеев. В разное время лицеи посетили Президент нашей республики Н.А. Назарбаев, Президент Турции Тургут Озал, что с гордостью отмечается в лицеях. Следует особо отметить заслу­гу главного директора казахско-турецкихдицеев, г-на Уная Озтюрка как умного, инициативного руководителя и организатора. От него исходят многие начинания, и на нем лежит руководство обучением и воспитанием учащихся лицеев. Сегодня казахско-турецкие лицеи вносят заметный вклад в среднешкольное образование в республике, в укрепление тесных связей между родственными народами — каза­хами и турками, между государствами Казахстана и Турции.

Мы договорились с руководством казахско-турецких лицеев, с г. Унаем Озтюрком продолжать взаимные контакты и с 2003/04 учеб­ного года проводить совместные молодежные мероприятия, чтобы учащиеся лицеев, особенно их выпускники, на месте познакомились с высшим юридическим образованием. К сожалению, этим планам не суждено было сбыться. Учредители Казахского академического университета в силу ряда обстоятельств решили упразднить универ­ситет в пору его восхождения, о чем сказано в первой главе данной работы.

close_page

2.4. Записка Президенту Республики Казахстан Н.А. Назарбаеву о создании Государственной правовой академии (от 15 сентября 1998 года)

Для правовой науки и юридического образования в республике се­годня характерны стихийность, раздробленность, сепаратные ведомс­твенные интересы, интересы «выживания». А следовательно, ждать от них сегодня серьезной отдачи для дела укрепления Казахской государственности больше чем сомнительно. Они стали во многом и неуправляемыми. Более того, есть опасность девальвации и даже дис­кредитации высшего юридического образования, в определенной сте­пени и правовой науки. Достаточно сказать, что число одних только высших юридических учебных заведений разного уровня (частных и государственных) перевалило за 200 (институты, факультеты, филиа­лы, центры, учебно-консультационные пункты и т. д.). Причем в каж­дом областном центре их 10-14. Имеется случай, когда юридический вуз открывается в райцентрах (Келесский институт). Обосновалось в республике немало юридических факультетов, филиалов иностран­ных университетов (Оренбургского, Саратовского, Воронежского, Московских и Петербургских и др.). В них обучение студентов ве­дется по программам других государств, не считаясь с интересами и суверенитетом республики.

Объединение научно-исследовательских правовых и учебных юридических институтов в рамках одной комплексной и ответствен­ной организационной формы стало сегодня настоятельной необходи­мостью. Оно могло, например, именоваться «Правовой академией». В ее составе основными образующими структурами могли быть на­учно-исследовательский Институт государства и права и Казахский государственный юридический университет. В нее также вошли бы Институт законодательства МЮ, Центр частного права, институты и центры переподготовки при Генеральной прокуратуре, МЮ, МВД, работников налоговой и таможенной службы. Она при соответству­ющей поддержке могла стать научным, образовательным и методи­ческим центром по своему профилю.

Правовая академия должна находиться в ведении Министерства юстиции республики и быть подконтрольной ему. Со временем она могла бы превратиться из государственного учреждения в частно­государственное с особым статусом. Что касается Общественной правовой Академии, недавно организованной группой известных юристов, полагаем, что она могла передать свою функцию создава­емой государственной Правовой академии или могла бы работать в контакте с последней.

Считаю, что юридические факультеты могли быть сохранены только при 4-5 университетах, но не более, по зонам, там, где име­ются сложившиеся составы квалифицированных преподавателей. В этой части нужны директивные акты.

В основные задачи этой Правовой академии входили бы:

• соединение правовой науки с высшим юридическим образо­ванием;
• подготовка юристов с высшим образованием нового по­коления;
• ведение исследовательской работы в области государства и права;
• разработка концептуальных проблем государственно-право­вого строительства;
• законопроектная деятельность и участие в экспертизе норма­тивно-правовых актов;
• организация научных, научно-практических конференций, семинаров;
• переподготовка работников правоохранительных органов, юстиции, налоговых учреждений и таможни;
• координация работ юридических учебных заведений (факуль­тетов, отделений), а также научных исследований в области права;
• пропаганда правовых знаний.

Вопросы о статусе, структуре Правовой академии, о порядке уп­равления ею, а также об ее материальной и финансовой базе могли быть обсуждены отдельно после принятия принципиального реше­ния о необходимости ее организации.

Желательно, чтобы местом пребывания Правовой академии оп­ределить Алматы, где сосредоточены основные объединяющиеся учреждения и кадры.

Здесь я привел записку текстуально потому, что, полагаю, отде­льные идеи, изложенные в ней, могут еще заинтересовать соответс­твующие госорганы.

close_page

ГЛАВА III. НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ ИНСТИТУТ ФИЛОСОФИИ И ПРАВА АКАДЕМИИ НАУК КАЗССР КРУПНЫЙ ЦЕНТР ФИЛОСОФСКИХ И ПРАВОВЫХ НАУК НА ВОСТОКЕ СССР

3.1. Предыстория Института философии и права

Можно считать, что философской науки как таковой в Казахстане до середины 50-х годов не существовало. Насколько я знаю, не было ни одного доктора наук по философии. В Казахском педагогическом институте (в Алма-Ате) работал профессор Тимоско, и то с ученой сте­пью кандидата философских наук. Он вел занятия, методологические семинары по философии в Высшей партийной школе при ЦК Компар­тии Казахстана и для аспирантов Академии наук республики. Сектор философии, образованный в начале 50-х годов, не имел самостоятель­ного статуса. Он являлся одним из отделов Института истории Акаде­мии наук и имел только четыре штатные единицы, в том числе одного кандидата наук. В его исследовательском плане значилась одна тема: «Общественно-философская мысль в Казахстане во второй половине XIX и начале XX века».

Руководил ею К. Бейсембиев, который в научном плане был до­вольно продуктивен: в 1956 году он опубликовал монографию «Ми­ровоззрение Абая Кунанбаева», а через год другую книгу «Из истории общественной мысли Казахстана второй половины XIX века». Тут следует сказать, что в те годы исследования истории общественно­философской мысли Казахстана почти исключительно сводились к изучению наследия трех выдающихся национальных деятелей XIX века: Чокана Валиханова, Ибрая Алтынсарина и Абая Кунанбаева, произведения и идеи которых по официальным меркам укладывались в рамки партийно-советской идеологии. Зачатки правовой науки в Казахстане были заложены еще в дореволюционное время до 1917 года. Начиная с начала XIX века, а особенно с 50-х годов интерес со стороны официальных органов России и образованной части регио­нальных чиновников к изучению, в особенности правовой системы и судоустройства в Степном крае все больше возрастал. Это было связано с двумя обстоятельствами: с одной стороны, более активное проведение колониальной политики в Казахстане, связанной с полити­ческими преобразованиями и реформами, направленными на превра­щение его в окраинную управляемую территорию России, требовало большего знания и информации о крае; с другой — судебно-правовые учреждения, называемые «Степное право», «право восточного Дешт- кыпчака», «бийскими судами», были консервативно устойчивыми и в то же время наиболее влиятельными в общественно-политической жизни населения края. Более того, по мере углубленного знакомства и изучения жизни казахского народа некоторые русские ученые-вос­токоведы и юристы, а также отдельные чиновники в основном из числа политических ссыльных стали обнаруживать все новые и новые существенно позитивные, а иногда и оригинальные общекультурные черты в судебно-правовом устройстве казахов-кочевников и полуко­чевников. Так появились исследования ученых-востоковедов, долгое время живших и работавших в Казахстане: А.И. Левшина, В.В. Григо­рьева, А.А. Словохотова, труды деятелей и видных чиновников царс­кой администрации в Степном крае — Д.Я. Самоквасова, И. Козлова,П.Е. Макавецкого, Г. Загряжского, А. Леонтьева и др.

Правовая культура казахов и вопросы государственности, особая роль судов биев занимали видное место в произведениях и воззрениях крупных представителей казахской светской интеллигенции: Чокана Валиханова, Абая Кунанбаева, Шакарима Кудайбердиева, Алихана Букейханова, Ахмета Байтурсынова и др.

В последней четверти XIX века среди местной интеллигенции по­явились лица с высшим светским юридическим образованием. Так, Б. Каратаев окончил юридический факультет Петербургского универси­тета с именной золотой медалью, Ж. Акпаев после окончания юри­дического факультета Казахского казанского университета успешно защитил диссертацию, получив ученую степень в области юридичес­ких наук. Их статьи, записки и размышления о казахском праве «Жаргы» и о судах биев представляют большую научную ценность. Надо отдать должное тому, что Советское государство, родившееся в результате Октябрьской революции 1917 г., уделяло первостепенное внимание распространению образования и развитию науки не только в центре России, но и в союзных республиках, входивших в состав федеративного государства. В 1926 г. в Кзыл-Орде (бывшая столица республики) были открыты юридические курсы, преобразованные затем в двухгодичную юридическую школу, которая с некоторым перерывом существовала до 1954 года. В начале 1934 г. в Алма-Ате, которая с 1929 г. стала новой столицей республики, был открыт Институт советского строительства, положивший начало высшему юридическому образованию в Казахской ССР. В 1938 г. он преобра­зуется в Юридический институт, который в 1955 г. вошел в состав Казахского государственного университета, став одним из крупных его факультетов.

В мае 1945 г. в составе Казахского филиала Академии наук СССР был организован сектор права, а несколько позже сектор философии. С 1 января 1958 г. на базе сектора философии и права (юристы объ­единились с философами в мае 1955 г.) был образован научно-иссле­довательский Институт философии и права, который со временем превратился в крупное научно-исследовательское учреждение.

Период пребывания в Алма-Ате большой группы видных уче­ных-юристов Союза в связи с перебазированием сюда Московского юридического института и других институтов в годы Великой Оте­чественной войны (1941-1945 гг.) стал значительной вехой в развитии высшего юридического образования и правовой науки в Казахста­не. Среди них были крупные деятели правовой науки, профессора: И.С.Перетерский, С.С. Кравчук, М.К. Чельцов, Б.Я. Арсеньев, А.С. Стальгевич и др.

К началу 50-х годов XX века в Казахстане существовали два юри­дических учреждения: Алма-Атинский государственный юридичес­кий институт (учебный) и сектор права Академии наук Казахской ССР, где работали 40 профессоров и кандидатов наук. Более полови­ны из них составляли казахи. Если взять их по возрастному составу, то преобладающее большинство — молодежь до 35 лет. В апреле 1957 г. был образован Алма-Атинский научно-исследовательский инс­титут судебной экспертизы. В эти годы правовая наука Казахстана считалась более молодой отраслью знания по сравнению с другими естественными и техническими науками, представленными в струк­туре Академии наук республики.

В последующие годы в области правовой науки положение су­щественно стало меняться. Это в первую очередь было связано с тем, что в первые годы Великой Отечественной войны в Алма-Ату был эвакуирован Московский юридический институт с профессорами и 260 студентами, который разместился на базе Алма-Атинского юри­дического института и временно объединился с ним. Это оказало существенное влияние на становление и определение направлений развития правовой науки в Казахстане вообще, а в секторе права ака­демии наук в особенности. Московские профессора — юристы С.В. Юшков, Б.Я. Арсеньев, А.А. Пионтковский рекомендовали и пред­лагали казахским юристам избрать приоритетным направлением историко-правовую проблематику. В одном из ранних документов есть сведение о том, что проф. С.В. Юшков, лично опекавший наци­ональную правовую науку, в 1942 г. на заседании ученого совета Ин­ститута языка, литературы и истории, в составе которого тогда была секция государства и права, предложил приступить к разработке проблемы «Истории государства и обычного права казахов». Его активно поддержали: академик И.И. Мещанинов, находившийся в Алма-Ате и являвшийся академиком-секретарем Отделения литера­туры и языка Академии наук Союза ССР, а также видные казахские ученые Н.Т. Сауранбаев, А.Х. Маргулан, Е. Исмаилов, Б.С. Сулейме- нов. В свою очередь президент Академии наук Казахской ССР К.И. Сатпаев, уделявший особое внимание определению научной пробле­матики учреждений Академии, в 40-х годах связывается в Москве с академиком АН СССР А.Я. Вышинским, признанным в советское время авторитетом в области права, Е.А. Коровиным, членом-кор­респондентом АН СССР, директором Института государства и права АН СССР, которые подтверждают важность начинания правовых исследований в республике историко-правовой проблематики.

Издание в 1948 году первой книги «Материалы по казахскому обычному праву», осуществленное сектором права (составители Т.М. Культелеев, Г. Шакаев, М.Т. Масевич), было принято как неза­урядное явление в жизни правовой науки. Президиум Академии наук Казахской ССР тотчас же направил профессору С.В. Юшкову, напи­савшему предисловие к книге, и ее редактору, жившему в это время в Москве, благодарственное письмо, в котором было сказано: «Мы полностью разделяем Ваши мысли о том, что издание Сборника ма­териалов является только первым шагом в деле изучения казахского

обычного права». А президент Академии наук Казахстана К.И. Сат­паев 3 марта 1949 г. отправил по почте экземпляр книги академику А.Я. Вышинскому с личным сопроводительным письмом, в котором было сказано следующее: «Уважаемый Андрей Януарьевич, зная, что Вы интересуетесь историей права казахского народа, посылаю Вам «Материалы по казахскому обычному праву» — Сборник мате­риалов, составленный научными сотрудниками сектора права нашей Академии наук». И в годы заметного оживления и укрепления сек­тора права в его исследовательских планах историческая тематика оставалось доминирующей. Следует отметить, что в организацион­но-научном обеспечении данного научного направления большую непосредственную роль сыграл и крупнейший советский историк С.В. Юшков, избранный действительным членом Академии наук Казахской ССР первого состава (1946 г.) и фактически курировав­ший на протяжении многих лет развитие историко-правовой науки в Казахстане. Результаты не замедлили сказаться: к концу 40-х и в начале 50-х годов прошлого столетия по тематике, связанной с исто­рико-правовой культурой казахов, были подготовлены и защищены две докторские диссертации: «Очерки истории государства и права Казахстана XI и первой половины XIX в.» (С.Л. Фукс) и «Уголов­ное обычное право казахов» (Т.М. Культелеев), одна кандидатская диссертация «Право собственности дореволюционного Казахстана» (М.Г Масевич).

С преобразованием Казахского филиала Академии наук СССР в Академию наук Казахской ССР, которое состоялось в 1946 г., наука в республике получила новый импульс, а точнее, в традиционных и нетрадиционных направлениях формирование широкой сети науч­но-исследовательских институтов.

Становление Института философии и права в структуре Ака­демии наук Казахской ССР проходило на моих глазах и в какой-то мере с моим участием. Хронологически это относится к первому десятилетию его существования — к 1958 — 1969 годам. Как сейчас вспоминаю и судя по сжатым запискам в своих черновых блокнотах, особую роль в организации Института сыграл президент Академии наук Каныш Имантаевич Сатпаев, геолог по специальности, человек необыкновенного ума и склада мышления, масштабный ученый, выдающийся организатор науки, а также Шафик Чокинович Чокин, главный ученый секретарь Президиума Академии наук, по профес­сии металлург, достойно представлявший видение президента К.И. Сатпаева в делах Академии наук, строгий по нраву, вжившийся в науку, как в свой второй дом, Сактаган Баишевич Баишев, вице-пре­зидент Академии по общественным наукам с преданно партийным взглядом, честнейшим и человеческим мягким нравом, один из вид­ных экономистов, читавший в вузах курс политической экономии на казахском языке, что было редким явлением.

В период учения в докторантуре в Институте государства и пра­ва Академии наук Союза ССР (г. Москва), куда я был прикоманди­рован от Казахского государственного университета, где работал до этого деканом юридического факультета, академик АН КазССР ШЧ. Чокин, будучи в Москве, от имени руководства Академии предложил мне вернуться в Алма-Ату и снова возглавить сектор права Академии наук. По его словам, в ближайшей перспективе мо­жет быть создан Институт философии и права на базе объединения двух секторов: права и философии. Это было поздней осенью 1956 года. К слову, Академия наук республики для меня была родным учреждением, здесь я учился в аспирантуре в 1948 — 1950 гг., после ее окончания и защиты кандидатской диссертации, в 1950 — 1952 гг. исполнял обязанности руководителя сектора права до назначения меня директором Алма-Атинского государственного юридического института, что случилось в октябре 1952 года. Авторитет Академии наук во главе с К.И. Сатпаевым в то время был огромным. Я принял предложение. Вопрос об организации Института философии и права на базе объединенного Сектора философии и права на официальном уровне стал обсуждаться с середины 1957 года. В то время сущест­вовал порядок, согласно которому решение более или менее важного организационного вопроса касательно идеологических учреждений, тем более вопрос о создании новых и реорганизации существующих институтов по общественным наукам, нужно было предварительно в рабочем порядке согласовать с идеологическими отделами Цент­рального комитета Компартии республики — отделом образования и науки, отделом пропаганды и агитации, а затем с Секретарем ЦК КПК по идеологии. После получения одобрения в республиканском партийном органе 16 октября 1957 года президент Академик наук Казахской ССР, академик К.И. Сатпаев подписал письмо в два ад­реса: в Центральный комитет Коммунистической партии Казахста-

на и в Совет министров Казахской ССР. В нем писал: «Президиум Академии наук Казахской ССР просит разрешить организовать в составе нашей Академии наук научно-исследовательский Институт права и философии». Далее указывалось, что вопрос об организа­ции этого института положительно рассмотрен на сессии Совета по координации научной деятельности академий союзных республик при Академии наук Союза ССР. В качестве обоснования в письме указывалось на необходимость «укрепления социалистической за­конности и демократии, научной разработки вопросов советского строительства и философии». К этому времени в секторе философии и права, на базе которого должен был создаваться Институт филосо­фии и права, работали 27 чел. штатных работников и совместителей, в числе которых был один профессор (С.Я. Булатов) и 14 кандидатов наук. В дополнительной справке Академии наук, представленной правительству от 24 октября 1957 г., сообщалось, что среди сотрудни­ков сектора философии и права шестеро работают над докторскими диссертациями: юристы-С.Я. Булатов, В.А. Ким, В.Н. Маркелов, С.З. Зиманов, философы — К.Б. Бейсембиев, Л.М. Чечин. 8 января 1958 г. вышло Постановление правительства Казахской ССР об организации Института философии и права в составе Академии наук республики. В свою очередь Президиум Академии наук Казахской ССР во испол­нение указанного постановления правительства принял 13 января 1958 года свое постановление, которым были утверждены штат Института в количестве 51 единицы и его структура, состоящая из шести отде­лов, из них пять юридических и один по философии. Исполняющим обязанности директора института назначен кандидат юридических наук Салык Зиманович Зиманов, утвержден также состав ученого со­вета института из 11 чел., в числе которых было два философа — К.Б. Бейсембиев и П.В. Пресняков, зав. кафедрой философии АВПШ при ЦК КП Казахстана.

close_page

3.2. Формирование в институте перспективных и оригинальных научных направлений

Приняв руководство институтом, я понимал, что надо вести науч­но-исследовательскую работу во многом по-новому. Довольно слаб был отдел философии, исследовательская тематика которого ограни­чивалась «изучением истории распространения марксистско-ленин­ской философии в Казахстане, истории общественно-политической мысли в Казахской ССР». Только один из четырех сотрудников имел степень кандидата философских наук. Тематика носила сугубо мес-

тный, региональный характер. Правовая часть института на первый взгляд представлялась относительно удовлетворительной: были организованы структурные подразделения по теории и истории го­сударства и права, по советскому строительству, по гражданскому праву и колхозно-земельному праву, по уголовному праву. Штат укомплектован достаточно опытными учеными — А.Е. Ереновым, В.А. Кимом, С.Я. Булатовым, С.З. Зимановым. Однако и правовикам предстояло реформировать прежние тематики и цель исследования. Необходимо было серьезно подумать над тем, чтобы поднять разра­ботки института как по проблематике, так и по методам разбора и анализа исследуемых объектив до критериев научности, сочетать эмпирические исследования с теоретическими и попытаться выйти со своими научными идеями на всесоюзную арену. Задачи эти были амбициозными, но реальными. Мои идеи и планы нашли полную поддержку у Президиума Академии наук, лично его президента К.И. Сатпаева и вице-президента по общественным наукам академика С.Б. Баишева. Исследовательская и организационная работа в инсти­туте с самого начала шла в двух основных направлениях. Надо было, во-первых, собрать наиболее перспективную в творческом плане местную молодежь, заинтересовать ее и серьезно укрепить кадрами как философский, так и юридический отделы института. Выгрыш во времени и качестве подготовки кадров давала аспирантура. Во- вторых, определить основные направления работы института, учи­тывая национальные, всесоюзные и мировые тенденции развития философских и правовых наук и обращая внимание на то, чтобы они были под силу институту и в то же время в перспективе можно было войти с этими исследованиями в ряды престижных научных учреж­дений. Задачи эти были трудные, но выполнимые, потому что были созданы все условия для их решения.

Объективно Советское государство и в годы репрессивного ре­жима уделяло первостепенное внимание науке и образованию, материальным и производственным условиям особенно научных работников и подготовке кадров высшей квалификации. Так, заве­дующие лабораториями, отделами в исследовательских институтах получали оклады наравне, а иногда больше, чем республиканские министры, с вытекающими отсюда последствиями в реальной жиз­ни и в общественных мнениях. Большую роль сыграло и то, что со второй половины 40-х годов до середины 50-х годов XX века дейс­твовало Положение об аспирантуре, подписанное Сталиным в его бытность председателем Совета министров Союза ССР. При этом надо помнить, что в то время авторитет Сталина был непререкаем, и документы, подписанные им, имели безоговорочную императивную силу. В нем, в частности, предусматривались меры улучшения сти­пендиального и пайкового обеспечения аспирантов, предоставление им мест в общежитиях, безусловное освобождение по месту работы лиц, зачисленных в аспирантуру. В организационном плане для ка­захстанского Института философии и права немаловажное значение имело и то, что в структуре Академии наук СССР философские и правовые науки- были объединены в одно структурное подразделе­ние — в отделение философии и права, в котором решались многие проблемно-организационные вопросы, связанные с развитием этих отраслей наук в союзных республиках. С этим отделением у меня было налажено тесное сотрудничество, начиная с моей работы дирек­тором Алма-Атинского государственного юридического института и в годы прохождения мною докторантуры в Институте государства и права АН ССР, в здании которого это отделение размещалось (Мос­ква, ул. Фрунзе, 10).

Руководством Института философии и права Академии наук Казахской ССР, можно сказать, завладели вполне сознаваемые амби­циозные планы: войти в ряды передовых научно-исследовательских учреждений Союза ССР по некоторым проблемным разработкам, с их помощью и поддержкой, по возможности в самое ближайшее вре­мя — в течение пяти-семи лет занять и иметь свою нишу в областях философских и правовых наук. Эти планы посторонним казались больше плодом неосуществимых мечтаний, во всяком случае, требу­ющих десятилетий. Такое неверие других в наши возможности толь­ко умножало наши усилия. Я, как директор Института и инициатор этих планов, нашел понимание и достаточную поддержку со стороны руководства Республиканской Академии наук, в которой установился «сатпаевский стиль» (по имени действующего Президента Академии наук академика АН СССР К.И. Сатпаева) поощрения новых идей, да­ющих эффект в науке и производстве. Эти планы были трудные, но реальные. Время работало за нас.

В качестве приоритетной задачи было выбрано кадровое укрепле­ние института перспективными, молодыми научными работниками с потенциальными и явными склонностями к научной деятельности.

Найти философов было трудно, несколько легче — юристов. Нача­лись поиски кандидатов для работы в институте. Критериями пред­варительной их оценки являлись молодость, прохождение вузовской подготовки, желательно в Москве, Ленинграде, на Украине, качество их дипломов и отзывы о них по месту работы. В большинстве сво­ем они работали в партийных и государственных органах столицы республики, в Алма-Ате, некоторые на ответственных должностях. Как было указано ранее, нашим преимуществом в то время была престижность науки перед всеми другими сферами, признанная и закрепленная официальной политикой Советского государства. Бук­вально в течение первых двух-трех лет, т. е. к началу 60-х годов про­шлого века, были приглашены в аспирантуру института и зачислены в нее частью с прикомандированием московские научные центры: А. Пушечников и М. Валиев, работавшие заведующими отделами в прокуратуре республики, М.Т. Баймаханов, окончивший юрфак Московского университета, работавший помощником министра юс­тиции, Б. Базарбаев и Е. Баянов, занимавшие ответственные посты в Комитете народного контроля республики и окончившие в свое время с отличием Алма-Атинский юридический институт, Б.С. Бей- сенов, старший следователь городской прокуратуры, М.Т. Имашев, практический судебный работник, и другие. Такая же активная ра­бота проводилась и для укрепления философской части института. Были приглашены: Ж.М. Абдильдин, проходивший аспирантуру в Институте философии АН СССР, Г.А. Югай, Л.К. Науменко, Касым- жанов, Т. Даутов, Г. Акмамбетов, М.И. Баканидзе, А.Н. Нысанбаев, М. Орынбеков, Т. Джумагазин, А.Жаймурзин, К. Абишев, М. Бурабаев, М. Сабитов, К. Альжанов и другие, ставшие впоследствии видными исследователями союзного масштаба.

Одновременно предпринимались активные действия по налажи­ванию более тесных научных контактов в первую очередь с Инсти­тутом государства и права и с Институтом философии Академии наук Союза ССР, помощь которых на начальном этапе была особенно необходима. На объединенных обсуждениях с их помощью опреде­лялись основные базовые проблемные направления исследователь­ской деятельности казахстанского института. Надо было найти и оп­ределить такие актуальные новые направления ниши философских и правовых наук, разработка которых была бы перспективной и под силу национальному, вновь создаваемому творческому коллективу. В решении этой нелегкой задачи несомненны заслуги крупных мос­ковских ученых-философов — академика Б. Кедрова, профессоров Е.П. Ситковского, Э.В. Ильенкова, П.В. Копчина, И. Кузнецова, В. Лекторского; ученых-юристов М.Н. Казанцева, Г.М. Аксененко, С.Ф. Кечекьяна, С.В. Юшкова, В.М. Чхиквадзе, В.Н. Кудрявцева, Н.И. Краснова, А.П. Косицына. После ряда совместных обсуждений были приняты следующие рекомендации: в области философских наук основное внимание сосредоточить на проблемах диалектической логики (теории познания) и на философских (методологических) вопросах естественных наук; в области юридических наук в первую очередь разработать комплекс проблем аграрного права, связанную с ним деятельность региональных органов управления, а также про­блем национальной государственности в ее историческом и советс­ком измерениях.

Обозначение и выделение профильных исследовательских на­правлений Института философии и права Академии наук Казахской ССР вовсе не означали их абсолютизацию в ущерб другим проблема- тикам, связанным с изменяющимися запросами практики. При всем этом доминировала политика, согласно которой научные разработки должны были вестись в интересах усиления роли науки, как тогда выражались, в социалистическом строительстве. Для достижения этих целей в профильных областях исследования были созданы в институте максимально возможные условия, которые для того пе­риода были немалые. Важно отметить то, что государство в целом и руководство Республиканской Академии наук были заинтересованы в развитии науки в Казахстане. В самое короткое время удалось под крышей института собрать около двух десятков способных молодых людей из числа имеющих высшее юридическое и философское обра­зование, до этого работавших в различных органах государственного управления республики. Большая часть из них была зачислена в ас­пирантуру и прикомандирована в головные институты — в Институт философии и в Институт государства и права Академии наук Союза ССР и к соответствующим факультетам Московского университета им. Ломоносова для прохождения дальнейшей подготовки в основ­ном по специальностям, профилирующим в Институте философии и права Академии наук КазССР.

В Институте были разработаны и проводились поощрительные меры в виде финансово-материальной поддержки и обеспечения участия как научных сотрудников, так и аспирантов в творческих дискуссиях, конференциях, семинарах, созываемых в большинстве случаев в Москве, Ленинграде, Киеве, а иногда и за границей. Руко­водство института старалась создать свободную творческую атмос­феру в коллективе для локального и коллективного обсуждения и противопоставления различных идей, возникающих в ходе работы над исследовательскими проектами, без боязни и страха быть рас­критикованными за какие-то «отходы» от официальной идеологи­ческой линии, проводимой в стране. Жаркие дружеские дискуссии часто затевались во время свободного часа — в перерывах в уголках просторного холла института, размещавшегося на втором этаже го­ловного здания Академии наук по ул. Шевченко, 28.

Результаты не преминули сказаться. Во второй половине 60-х го­дов XX века Институт философии и права Академии наук Казахской ССР по результатам своих исследований в области философских и правовых наук встал в ряд компетентных научных организаций в Союзном государстве. Он уже признавался по своему профилю од­ним из ведущих научных центров Союза ССР. В авторитетном Все­союзном журнале «Вопросы философии», в его передовых статьях за 1965 — 1968 гг. не раз указывалось, что казахстанские философы по своим трудам в областях теории познания (диалектическая логика) и по разработке методологических проблем ряда естественных наук за­нимают одно из ведущих мест в Союзе. Одна за другой публикуются серьезные монографические работы: Абдильдин Ж.М. Проблемы логики и диалектики познания. Алма-Ата, 1963; его же. Проблемы начала в теоретическом познания. Алма-Ата, 1967; Югай Г.А. О кате­гориях части и целого. М., 1963; его же. Противоречие объективного и субъективного в современной биологии. Алма-Ата, 1965; Мусаба­ева Н.А. Проблема причинности в философии и в биологии. Алма- Ата, 1962; ее же. Кибернетика и категория причинности. Алма-Ата, 1965; Науменко Л.К. Монизм как принципы диалектической логики. Алма-Ата, 1968; Баканидзе М.И. Проблема субординации логичес­ких форм. Алма-Ата, 1968; Акмамбетов Г. Проблемы нравственного развития личности. Алма-Ата, 1971; Проблема субъекта и объектов в марксистской философии. Алма-Ата, 1975 (совместно с К.А. Абише­вым); Касымжанов А.Х. Совпадение диалектики и теории познания. Алма-Ата, 1960; Кармышев Г.П. Логика Гегеля. Алма-Ата, 1972 и др.

Был накоплен значительный интеллектуальный материал и конс­труктивные идеи в областях диалектической логики и методологии исследования проблем ряда естественных наук. Институт филосо­фии Академии наук Союза ССР, как координирующий центр фи­лософских исследований в стране, в 1967 г. поддержал инициативу Казахского института философии и права АН Казахской ССР о со­зыве Всесоюзного научного симпозиума по диалектической логике в Алма-Ате, первого в истории СССР. Он был созван в 1968 году. Его официальным организатором был Институт философии и права АН КазССР, в котором я был директором. В этом симпозиуме казахстанс­кие философы были представлены довольно солидно. Среди ученых, выступавших на нем с основными докладами, рядом с именитыми российскими учеными, были и следующие доклады ученых инс­титута: Ж.М. Абдильдин «Диалектическая логика как методология научного познания», ГА. Югай «О категории субстанции в марк­систской философии», Л.К. Науменко «Категории — формы мысли», М.И. Баканидзе «Проблема субстанции логических форм», А.Х. Касымжанов «Единство исторического и логического в истории и диалектики», А.Н. Нысанбаев «О некоторых логических проблемах построения математической теории» и др.

После первого Всесоюзного симпозиума по диалектической логи­ке в Алма-Ате были созваны второй и третий Всесоюзные симпози­умы соответственно в 1977 и 1990 годах.

Президент Академии наук Казахстана Ж.Е. Есенов в своем докла­де на юбилейной сессии Академии, посвященной ее 25-летию, гово­рил следующее: «Наши философы заслужили всесоюзное признание своими крупными исследованиями по теории познания и диалекти­ческой логике, по философским вопросам биологии, по социологии личности».

Новым научным направлением также было освоение и изучение наследия аль-Фараби (870 — 950), великого мыслителя, ученого и философа, автора около 160 трактатов, дошедших до нас. Его в свое время называли «восточным Аристотелем» за огромное влияние на развитие научной мысли в центральноазиатском секторе и на араб­ском Востоке. В этой части плодотворно трудились А.Ж. Машанов, М. Бурабаев, ГК. Курмангалиева, А. Касымжанов и др.

Правовая наука Казахстана на начальном этапе развивалась как вузовская наука. Ее становление и успехи тесно связаны с Алма- Атинским юридическим институтом, созданным в 1938 г., а также с передислокацией в столицу республики юридических высших учебных заведений городов Москвы, Ленинграда и Киева в годы Отечественной войны, в начале 40-х годов прошлого века, вместе с видными учеными, работавшими в них. К моменту организации Ин­ститута философии и права Академии наук Казахской ССР, которая состоялось в 1958 г., в исследовательских планах сектора права пре­обладала историко-правовая тематика, выполнявшаяся в основном вузовскими работниками по совместительству. Так, профессор С.Л. Фукс был занят составлением «Очерков истории государства и права Казахстана XVIII-XIX веков», профессор С.Я. Булатов работал над темой «К вопросу о государственных и правовых воззрениях Чокана Уалиханова», доцент Л.В. Дюков готовил статью «Ч.Ч. Валиханов как последователь И.Г. Чернышевского» и др.

Правовая наука, как и все другие отрасли общественных наук, в годы Советской власти была идеологизирована, считалась инс­трументом и проводником политики Коммунистической партии и Советского государства. Ее основной объект определялся так: право — это совокупность норм и правил поведения, выражающих волю господствующего в обществе класса, установленных государством и обеспечиваемых его принудительной силой, имеющих общеобяза­тельную силу. Трактовалось, что эта «воля господствующего клас­са» выражала волю рабочего класса (в начале революции 1917 года), рабочего класса в союзе с крестьянством (на переходном периоде от капитализма к социализму) и как воля всего народа (после победы социализма в одной стране, т. е. после 1936 года). Ученые-юристы должны были в своих исследованиях исходить из положений «мар­ксистско-ленинской идеологии в области права», приспосабливаться к ней. Эту особенность научной литературы тех лет следует иметь в виду при ознакомлении с нею для определения ценности исследо­ваний по государственно-правовой тематике, выполненных в годы советской власти. В ней нередко воспроизводилась реальная картина государственно-правового устройства Союза ССР и Казахстана как союзной республики, составляющей субъект федеративного госу­дарства. Вместе с тем в исследованиях раскрывались титулы, осно­вания и функциональная деятельность государственных органов, иерархия их построения, подчиненность и ответственность перед директивными партийными и центральными высшими органами власти. Сведения, содержащиеся в ней, помогают лучше понять суть тоталитарного государственного режима и необходимость перехода к ценностям демократии.

С образованием Института философии и права Академии наук республики открылись новые возможности для расширения госу­дарственно-правовой тематики исследовательских работ с акцен­том ее актуализации и привлечением новых кадров в основном из числа талантливой молодежи. Серьезные организационные меры, в том числе в области подготовки научных кадров, постепенно приносили свои плоды. К 1966 году по специальности «правоведе­ние» прошли аспирантскую подготовку в научных подразделениях Академии наук Казахской ССР 47 человек, причем 38 из них были прикомандированы в Москву и другие города Союза. Многие из них защитили диссертации. Трое в эти же годы стали докторами наук (С.З. Зиманов, Ю.Г. Басин, М.Г. Масевич). В подготовке научных кадров-юристов для республики значительной была роль Института государства и права Академии наук Союза ССР и ученых, работавших в них. Так, в 50-60-х годах членом-корреспондентом Академии наук СССР А.Н. Трайниным были подготовлены: один доктор наук (Т. Культелеев) и один кандидат наук (А.А. Филимонова), членом- корреспондентом АН СССР А.А. Пионтковским — один доктор наук (В.Н. Маркелов) и один кандидат наук (Г.И. Баймурзин), членом- корреспондентом АН СССР П.С. Ромашкиным — три кандидата наук (М. Валиев, А. Нусубалиев, Р. Орынбаев), членом-корреспондентом АН СССР М.С. Строговичем — один кандидат наук (3. Сарбаев).

В рассматриваемый период намечается активный переход к иссле­дованию проблем действующего права. Для Казахстана как аграрно­индустриальной республики исследования проблем сельскохозяйс­твенного и природоохранного права приобретают первоочередную актуальность. В становлении и определенном развитии этого нового научного направления, в подготовке научных кадров весомы вклады московских ученых: члена-корреспондента Академии наук СССР Г.А. Аксененко и профессора Н.Д. Казанцева. Достаточно сказать, что из пяти кандидатов наук, работавших в этом направлении в рес­публике, в дальнейшем ставших докторами наук, четверо прошли подготовку под их научным руководством (А. Еренов, С. Байсалов, К. Шайбеков, А. Ащеулов). Проблемы национальной государствен­ности, ее идеи и роли в новейшей истории народов Центральной Азии вообще, Казахстана в особенности составляли другое основное науч­ное направление Института. Выходят из печати: История государства и права Советского Казахстана / Под ред. С. Зиманова, М. Биндера. В 3 т. Алма-Ата, 1961 — 1964; Сартаев С. Образование и становление ка­захской советской государственности. Алма-Ата, 1960; Зиманов С.З. Политический строй Казахстана XVIII и первой половины XIX веков. Алма-Ата, 1960; Зиманов С.З. От освободительных идей к Советской государственности в Бухаре и Хиве. Алма-Ата, 1976; Зиманов С.З., Рейтор И.К. Советская национальная государственность и сближе­ние наций. Алма-Ата. 1983; Зиманов С.З., Рейтор И.К. Теоретические вопросы Советского национально-государственного строительства. Алма-Ата, 1987. Укрепляется научное направление, связанное с исследованием проблем управления отраслями народного хозяйства и государственного строительства. Публикуются монографические работы: Ким В.А. Роль сельских и аульных Советов депутатов тру­дящихся в развитии колхозного животноводства. Алма-Ата, 1956; Нечитайло Г.В. Организационно-массовая работа городских Советов Казахстана. Алма-Ата, 1957; Имашев М.Т. Сельские и аульные Сове­ты Казахстана в период сплошной коллективизации (1930 — 1934 гг.) Алма-Ата, 1956; Аимбетов А. Баймаханов М., Имашев М. Проблемы совершенствования организации и деятельности местных советов. Алма-Ата, 1967; Досымбеков С. Государственное управление про­мышленностью в Казахской ССР. Алма-Ата, 1962; Баймаханов М. О переходе функции государственных органов к общественным орга­низациям. Алма-Ата, 1965 и др.

Наибольшее развитие в республике получили исследования про­блем национальной советской государственности как в историчес­ком, так и в теоретическом аспектах. Они имели свои особенности, которые состояли в следующем: а) Казахская Советская республика, ее история и развитие, согласно партийной идеологии, рассматри­вались как национальная государственность; б) по официальной трактовке по мере успехов социалистической системы возрастала роль национальной советской государственности в жизни общества, осложнялись ее ответственность, ее задачи и функции. Считалось, что в этих условиях понимание объективных законов и тенденций развития национальной советской государственности, всей совокуп­ности факторов, существенным образом влияющих на ее деятель­ность на каждом этапе исторического пути, способствуют научному предвидению и определению перспективы деятельности системы государственных органов в республике; в) немаловажное значение имело и то, что Казахская ССР, представляя форму национальной государственности, не имела своих кодексов, а руководствовалась кодексами РСФСР. В силу этого, по установившему мнению, иссле­дования проблем уголовного, уголовно-процессуального, гражданс­кого, трудового семейного права, даже применительно к условиям республики, относились к ведению в основном ученых Центра. В силу такого взгляда большинство подготовленных научных кадров получили специализацию в истори-ко-юридическом и государс- твоведческом направлениях. Такое преимущественное положение историко-правовой и государствоведческой науки в республике не­гативно отразилось на развитии исследований проблем специальных и отраслевых наук права.

Значительная группа ученых занималась исследованием истоков и условий становления национальной советской государственности в Казахстане, вопросов ее эволюции: от революционного Комитета по управлению Краем (1919 г.) через Автономную республику (1920 г.) к Союзной республике (1936 г). Проблемы конституирования государственных органов и их взаимоотношения, контрольная и функциональная зависимость в системе высших и местных органов власти и управления республики, вопросы их совершенствования в связи с изменением и развитием их задач, условий и функций, воп­росы компетенции и взаимоотношения союзных и республиканских органов в период, как мы тогда выражались, до победы социализма в нашей стране получили в трудах казахстанских ученых довольно широкое освещение.

В республике развертывались исследования и по ряду других на­правлений правовой науки. В частности, успешно работали ученые в области правовых проблем управленческих отношений в сельском хозяйстве и промышленности (М.Г. Масевич, В.В. Покровский, Ю.Г. Басин, В.А. Ким, М.Т. Имашев), советского трудового права (К. Абжанов, Л.А. Николаева, Б. Базарбаев, К. Ургеншбаев), уголовно­го права и криминалистики (В.Н. Маркелов, А. Мамутов, В.А. Хван, А.А. Филимонова, В.И. Попов).

Объединение юристов и философов в рамках одного научно-ис­следовательского структурного подразделения и развитие обеих от­раслей научного знания в тесном взаимодействии имели одно весьма важное преимущество. Наиболее восприимчивая часть ученых мо­лодого и среднего поколения осваивали, овладевали методами вос­приятия и познания явлений реальной действительности в другой смежной общественной науке. Это особенно было заметно в среде правоведов. Для них методология познания, выработанная в истории человеческой культуры манера философского саморазмышления, воспроизведение конкретного в абстракциях — теория, обобщения, которыми пользовались философы и которые находились в центре почти постоянных рабочих обсуждений молодых сотрудников- философов института, оказывали весьма благотворное влияние на становление, развитие культуры и методов правовых исследований. Можно было увидеть и неоднократно, что выступления отдельных ученых юристов на всесоюзных научных форумах, особенно по проблемам общей, методико-теоретической части юриспруденции, организованных в центральных городах Союзной страны, вызывали всеобщий интерес. Появление работ «О характере противоречий в правовой системе социализма» (Баймаханов М.), «О методологии исследования проблем национальной государственности» (Зиманов С.), «О месте теории и права в системе правоведения» (Зиманов С.) воспринималось и оценивалось научной общественностью как более рациональные исследования. Некоторые сотрудники со своей тема­тикой вошли в общесоюзные государственные планы: «Методология изучения национально-государственного строительства в СССР», «Методологические проблемы юридической науки», разрабаты­ваемые под эгидой Института государства и права, Института фи­лософии АН СССР в начале 70-х годов. В свою очередь философы института под влиянием юристов нередко обращались к проблема­тике правовой культуры вообще, к правовым воззрениям казахов-ко­чевников в частности, живо интересовались формами отражения их жизни в поведенческих отношениях, регулируемых нормами казах­ского права «Жарғы».

Институт философии и права Академии наук Казахской ССР оце­нивался как один из ведущих научных центров философских и пра­вовых исследований не только на востоке СССР. Имена многих его ученых приобрели известность за пределами республики, а в самой республике установилось предпочтительное отношение к институту. Институт фигурировал как передовик производства по Фрунзенско­му району Алма-Аты, информация о нем размещалась на огромном стенде, выставленном в парке 28 гвардейцев-панфиловцев. Его ди­ректор С. Зиманов, член бюро райкома партии, был избран в 1967 г. действительным членом (академиком) АН КазССР без прохождения промежуточной стадии — члена-корреспондента. Он был рекомендо­ван и включен в 1967 г. в состав рабочей экспертной группы Госу­дарственной комиссии по Ленинским и Государственным премиям СССР по разделу «Философские и правовые науки».

Институт философии и права Академии наук Казахской ССР по некоторым научным проектам в области правовых и философских наук почти на равных выступал в совместных разработках под эги­дой союзных институтов.

close_page

3.3. Посещение института ведущими учеными-юристами и философами Академии наук КазССР

В начале 60-х годов Институт философии и права посетили: директор Института государства и права Академии наук СССР, доктор юридических наук В.Н. Кудрявцев (впоследствии академик и вице-президент Академии наук СССР), его заместитель, доктор юридических наук А.Е. Лунев, главный редактор журнала «Советс­кое государство и право», доктор юридических наук А.Ф. Шебенов. Каждый их приезд способствовал актуализации тематики правовых исследований в республике и усилению творческого сотрудничества и контакта ученых Академии наук СССР и Академии наук респуб­лики.

В апреле 1965 г. большая группа ученых Института государства и права АН СССР во главе с его директором, членом-корреспондентом АН СССР В.М. Чхиквадзе прибыла в Казахстан для проведения исследований совместно с учеными Института философии и права АН КазССР. В составе этой группы, состоявшей из 30 человек, были такие крупные ученые-правоведы страны, как доктора юридических наук А.П. Косицын, И.В. Павлов, М.И. Пискотин, P.O. Халфина, Ц.А. Ямпольская, М.И. Козырь, В.И. Смолярчук, О.С. Колбасов, З.С. Бе­ляева, Н.И. Краснов и др. Ученые двух институтов непосредственно на местах — в Алма-Атинской, Карагандинской, Чимкентской и Се­мипалатинской областях — проводили исследовательские работы по следующим трем группам вопросов: а) эффективность деятельности местных Советов депутатов трудящихся; б) стиль и методы работы органов государственного управления; в) проблемы участия обще­ственности в государственном строительстве. По итогам совместно­го изучения в Президиум Верховного Совета Казахской ССР и Совет министров республики было внесено 12 докладных записок, направ­ленных на улучшение деятельности некоторых звеньев Советов, ор­ганов государственного управления и общественно-самодеятельных организаций. Вот, например, некоторые из них: о повышении роли и улучшении деятельности депутатов Верховного Совета Казахской ССР; о дальнейшем расширении полномочий местных советских органов; совершенствование организации и методов использования земель в колхозах и совхозах; об укреплении договорной дисципли­ны на предприятиях и стройках; о повышении роли общественных самодеятельных организаций и развитии общественных начал в аппарате местных Советов и др. По многим вопросам, поднятым в записках ученых, впоследствии были приняты соответствующие пос­тановления Президиума Верховного Совета, Правительства и других центральных ведомств республики.

Это совместное комплексное исследование кроме научной цен­ности имело и другое значение. Оно способствовало взаимному обо­гащению ученых республики и Союза методами и опытом ведения подобных исследований и показало плодотворность тесной коопера­ции в исследовательской работе ученых центра и мест.

В рассматриваемый период правовая наука в Казахстане пре­вратилась в довольно значительную творческую силу, способную самостоятельно разрабатывать актуальные проблемы государствен­но-правового строительства с применением современных методов исследования. И в этих условиях значение координации научных ра­бот и кооперации творческих усилий, индивидуальных и коллектив­ных контактов ученых становится востребованными самой жизнью.

Если проследить путь развития правовой науки в Казахстане, то можно установить следующие ее этапы и особенности. Период до конца 50-х годов можно назвать периодом концентрирования сил,

подготовки кадров и поиска научных направлений, как соответству­ющих творческим возможностям и профилю специализации подго­товленных кадров, так и отвечающих практическим запросам. В этот период, когда еще четко не определились основные линии развития правовой науки в республике, среди ученых-юристов преобладало увлечение исторической тематикой, что принесло казахстанской на­уке немало пользы. «Болезнью» историзма были охвачены и многие видные специалисты, ранее успешно работавшие над проблемами современного советского права, и даже те из них, которые по своей ’ специализации далеко стояли от исторической проблематики. Так случилось с проф. С.Я. Булатовым, увлекшимся исследованием го­сударственно-правовых взглядов Чокана Валиханова, и с доц. Т.М. Культелеевым, взявшимся за изучение обычного права казахов XIX века. В этот период кандидатские диссертации по правоведению за­щищались преимущественно по темам, обращенным в прошлое.

Второй период — это период многопланового развития правовой науки, период зрелости и сложения научных направлений и твор­ческих групп со своим профилем и стилем работы. Именно на этом этапе, т. е. с конца 50-х годов, происходит интенсивная подготовка докторов наук: за 12 лет было защищено 11 докторских диссертаций. В тематике исследований все больше места занимают актуальные проблемы действующего права.

В эти годы в исследованиях юристов большое внимание уделя­ется конкретно-социологическим методам и социальным аспектам государственно-правовых явлений. Если раньше формально-юриди­ческий метод считался специфическим и наиболее заслуживающим внимания методом в правовых исследованиях, то теперь метод ана­лиза социальных условий, ситуаций, в которых действуют правовые нормы и органы государственного управления, последствия, к кото­рым они могут привести, перспективы развития правового режима, законности в общественно-политической жизни страны занимают преобладающее место в планах исследования.

Социологический подход к государственным и правовым явлени­ям потребовал известной перестройки не только представлений об объеме, месте и пределах юридических исследований, но и вызвал перестройку организации и планирования научной работы. Непос­редственное и всестороннее изучение явлений, в малых и больших формах их организации, стали важнейшими условиями исследова­ния. Суждения об изучаемых явлениях преимущественно по опос­редствованным данным, как это была раньше, признаются теперь явно недостаточными в правовых исследованиях.

Ориентация на конкретно-социологический метод в исследо­ваниях обусловила резкое увеличение выездов на места ученых и всего состава исполнителей темы. Возрос интерес ученых-юристов к смежным социальным наукам. Более того, им пришлось обратиться к математическим и статистическим методам обобщения и оценки эмпирического материала. Нередко исследователь нуждался в поз­наниях в области психологии вообще, социальной психологии — в особенности. Можно сказать, что с интересом, возникшим в нашей стране к социологическим исследованиям и правовой науке, откры­лись новые горизонты для их развития. В этом отношении казахстан­ские ученые-юристы оказались в числе энтузиастов нового веяния в науке.

Обеспечивало эффективность правых исследований создание базовых областей, районов и предприятий, опыт работы которых в интересующих сферах изучался учеными института, вместе с тем на них проверялись и испытывались модели научных разработок. Необходимо было заинтересовать руководителей этих баз, а порою их привлекали в качестве соисполнителей плановых исследований и помогали им готовить диссертации. В результате таких солидарных действий кандидатами наук стали: секретарь обкома партии Тимофей Михайлович Курганский (Курчанская область), Нурмахан Капесов, первый секретарь районного комитета партии (Учаральский район), Стамкулов Абдез, прокурор Саркандского района (Алма-Атинская область). Впоследствии последние двое стали докторами наук и пе­решли в систему высшего образования.

То, что в Институте философии и права стала разрабатываться та­кая сложная научная проблема, как характер противоречий в право­вой системе советского общества, говорит о многом. Монография по этой тематике М.Т. Баймаханова, заведующего отделом Института философии и права, «Противоречия в развитии правовой надстрой­ки при социализме» (1972) оказалась в центре внимания ученых- юристов и философов, что, с одной стороны, свидетельствовало о солидных творческих возможностях автора, а с другой — о научном потенциале Института философии и права, в котором данное иссле­дование было выполнено. Это исследование вызвало позитивный резонанс в среде научной общественности республики и Союза. М.Т. Баймаханов, исходя из общетеоретического тезиса о том, что про­тиворечия составляют имманентно присущие импульсы и источник всякого движения, задался целью проследить и раскрыть формы, характер и особенности проявления противоречий в правовой на­стройке социалистического общества. Автор задался целью воспроизвести и моделировать объемный скелет и структуру противоречий и их сложных связей, характерных для отдельных частей и этапов движения правовой надстройки общества, с тем чтобы попытаться создать теорию управления этими противоречиями.

Новым моментом, характерным для этих лет развития правовой науки в республике, следует считать возросшую инициативу ученых в постановке и научном обосновании ряда назревших вопросов пе­ред директивными органами. Если в 1962-1964 годах сотрудниками Института философии и права АН КазССР было внесено всего семь предложений и рекомендаций на рассмотрение местных и централь­ных государственных и партийных органов, то в 1965 — 1966 годах число таких предложений и рекомендаций составило 19. В них затра­гивались весьма актуальные и злободневные вопросы государствен­ного и правового строительства, например, об основных принципах проекта будущего положения о постоянных комиссиях местных Советов Казахской ССР, об участии общественности в деятельности Советов, об улучшении деятельности депутатов Верховного Совета республики. По многим внесенным предложениям и рекомендациям приняты соответствующие постановления Президиума Верховного Совета и Совмина республики.

Развитие правовой науки в республике сопровождалось ростом научных кадров и расширением ее организационной базы. Это на­глядно прослеживается на следующих цифрах. Если первая неболь­шая организационная ячейка — сектор права, организованный в мае 1945 г., в первый год имел в своем составе трех научных работника, а через 10 лет, т. е. к 1955 г., когда сектор права объединился с сек­тором философии и стал именоваться сектором философии и права, уже насчитывал 17 научных работников и двух лаборантов. А к се­редине 60-х годов в Институте философии и права Академии наук Казахской ССР, созданном в 1958 г., работало 113 человек научного и научно-вспомогательного персонала; в их числе 12 докторов наук и 37 кандидатов наук. Институт на начало 1974 г. состоял из деся­ти отделов, из которых правовых — пять. Правовая часть институ­та была укомплектована в основном высококвалифицированными специалистами и насчитывала семь докторов наук и 16 кандидатов юридических наук.

Было примечательно то, что за сложившимися видными учены­ми — философами и юристами, получившими признание научной общественности, шла плеяда молодых ученых нового поколения, на подготовку и воспитание которых обращалось в Институте фи­лософии и право особое внимание. Среди них можно было указать на философов М. Орынбекова, Г.Г. Соловьева, Н.К. Мухитанова, К.У. Алжанова, К. Абишева, М. Сабитова, Л.М. Чечина, В.И. Ротницко- го, А.А. Хами-дова, Р.К. Кадыржанова, Б. Сахариева, А.А. Ивакина, Сайко, С.Ю. Колчигина, ГК. Курманалиеву, Т. Сарсенбаева и др. В области правовой науки были большие надежды на молодых ученых- юристов: 3. Кенжалиева, С. Созакбаева, С.О. Баянова, А. Хаджува, X. Альжанова, Б. Базарбаева, М. Атанова, И.К. Рейтора, С.О. Даулетову, Н.И. Акуева и др. Впоследствии большинство из них стали доктора­ми наук.

close_page

3.4. «Смутное время» в истории жизни института философии и права

Говоря об истории преуспевания философской и правовой наук в Казахстане, что в большей степени связано с деятельностью Инсти­тута философии и права Академии наук Казахской ССР на рубеже 50-60-х годов прошлого века, нельзя не вспомнить и не сказать «о смутном времени», неожиданно наступившем в жизни института и прозванным «провальным периодом» в его истории. Это произош­ло в самом конце 60-х — начале 70-х годов. Как нередко случается в странах с авторитарным режимом, а еще больше в коммунистичес­ко-советских республиках, перетасовка номенклатурных кадров по принципу подбора по степени их угодливости и личной преданности первому руководителю и его приближенным является обычным и привычным явлением. Мне лично пришлось испытать это. Находясь на отдыхе в одном из санаториев близ Алма-Аты, из вторых рук мне стало известно, что по директиве свыше, а точнее, решением ЦК Компартии Казахстана, распоряжавшегося кадровой политикой, на мое место директором Института философии и права уже назначен бывший заведующий отделом науки и вузов ЦК Компартии Казах­стана Токтагали Жангельдин, кандидат философских наук. Перед этим непродолжительное время он работал моим заместителем по направлению и назначению ЦК Компартии республики, что я при­нял кақ его понижение и пытался создать ему самые благоприятные условия для адаптации в институте и в области науки. Тем более его ко мне и мои к нему отношение, когда он находился в партийном руководстве, как будто были нормальные. В институте в это время работали его друзья по учебе в Академии общественных наук, рес­публиканских партийных организациях — кандидаты философских наук Т.Д. Жумагазин, А. Жаймурзин, к которым я питал искреннее уважение за честность, принципиальность и которые пользовались большим авторитетом в коллективе.

Эту весть, хотя об этом никто из руководства Академии наук (президент Ж.Е. Есенов, вице-президент А.Н. Нусупбеков) меня не поставил в известность, я воспринял совершенно спокойно и нор­мально. Это было в моем стиле. В течение более чем 11 лет я за­нимал должность директора института — время предостаточное да одного руководителя, тем более что не такую должность я занимал раньше. В возрасте 23 лет во время Великой Отечественной войны я командовал минометным полком (официально в должности замести­теля командира полка по строевой части — июнь 1944 г. — июнь 1945 г.), исполнял обязанности заместителя командира 66-й механизиро­ванной бригады по артиллерии в составе 5-й танковой армии (март — апрель 1945 г.). Перед демобилизацией из Советской армии в 1946 г. являлся начальником штаба артиллерийского полка, а на граждан­ке, перед поступлением в аспирантуру, в 1948 г. занимал должность следователя по важнейшим делам при прокуратуре Казахской ССР. Да, и директором института работал не первый раз. Так что мое ос­вобождение с должности директора Института философии и права я воспринял совершенно спокойно, как естественный процесс. Как выяснилось позже, мое освобождение всецело было связано с гневом весьма влияющей на мужа жены руководителя Компартии респуб­лики за то, что я как директор Института приложил немало усилий, чтобы принять в аспирантуру с прикомандированием в Москву в Институт философии Академии наук ССР Кунаеву Раису Динмуха- медовну, внебрачную дочь ее мужа. Тогда я по наивности полагал, что она не вмешивается в кадровую политику мужа — Д.А. Кунаева, первого секретаря ЦК Компартии республики. Оказывается, все на­оборот, об этом знали многие ответработники.

Хотя я готов был примириться и уже внутренне примирился со своим освобождением с поста директора института, все же во всем этом деле было что-то неладное, ненормальное. Только по истечении трех дней после состоявшегося в ЦК КПК решения о моем освобож­дении и назначении другого директором института вице-президент Академии наук А. Нусупбеков полуофициально поставил меня об этом в известность. А президент Академии наук Ш. Есенов не сделал и этого жеста. Между тем новый директор Т. Жангельдин, не дожи­даясь вызова нас обоих в руководство Академии, бесцеремонно, в мое отсутствие, занял кабинет директора, ссылаясь на состоявшее партийное решение. Какая-то была бездуховная спешка.

Я вынужден был собирать бумаги из рабочего кабинета на глазах нового директора. Он поступил как «лесной партизан» (служил во время войны в партизанских отрядах). Только 11 сентября 1969 г., по истечении 5-6 дней, вице-президент сообщил коллективу о том, что Т. Жангельдин назначается и. о. директора института с последу­ющим утверждением на общем собрании Отделения общественных наук. Освобожденный должен освободиться от всякой посторонней мысли и как член партии я должен принять решение вышестоящих партийных органов как должное. По наивности надеялся, что смена руководства института не повлияет отрицательно на творческую жизнь коллектива, собирался помочь и поддержать нового директо­ра. Ведь у меня был свой отдел теории и истории государства и пра­ва, которым руководил почти 20 лет. Однако события в институте стали развиваться совершенно в другом направлении — в худшем. Новый директор института Т. Жангельдин беспочвенно полагал, что ему будет нелегко работать со «старыми» кадрами, или, следуя своему стилю работы как партийного босса, первым делом откры­то стал формировать «свою команду» по признакам землячества и преданности, путем обещания посулов и благ — командировок, премий, повышения по должности — тем, кто, по его выражению, поддерживал его «новый курс», непонятный ему самому. Из отры­вочных его высказываний можно было заключить, что его «новый курс» заключался в пересмотре сложившихся научных направле­ний, а именно теории познания и диалектической логики, ставших приоритетными в институте, и в замене их марксистско-ленинской философией и историческим материализмом. Поскольку это было непросто, он стал на путь открытого преследования тех, кто пытался выступить с замечаниями, тем более с критикой его действий. Почти все ведущие научные сотрудники, за исключением отдельных, и что важно — большинство членов партии коммунистов выразили откры­тое недовольство.

Новый директор института Т. Жангельдин был достаточно опы­тен, прямолинеен в выдвижении лживых обвинений по адресу своих противников, в использовании своей власти в заманивании работни­ков, в то же время слаб по разумению, неразборчив в выборе способов в достижении своей корыстной цели. В каждом коллективе найдутся люди, для которых личная выгода и желание быть ближе к власти стоят на первом плане. Так было и в Институте философии и права. Он не упустил возможности использования и оживления чувства землячества (сам был из Семипалатинской области) как одного из критериев оценки и подбора кадров. Еще одной особенностью ис­кусства «временного директора» института было то, что постоянное нагнетание и обострение обстановки в коллективе, слежки и гонения «неусмиренных» ученых, считалось условием демонстрации силы и усиления своего влияния. Не менее изощренными были другие его методы. Создание нерабочей обстановки, оскорбляющих условий для тех ученых, особенно ведущих, которых он хотел изолировать и вынудить их быть лояльными к его действиям или заставить, чтобы они добровольно ушли из института. Интересы науки для него вовсе не были интересны.

Жесткий удар гонений со стороны руководства института первым из ведущих научных сотрудников испытал Жабайхан Мубаракович Абдильдин, доктор философских наук, весьма талантливый молодой исследователь (36 лет), руководитель отдела теории познания. Он к тому времени уже был автором двух крупных монографических исследований; «Проблемы логики и диалектики познания», Алма- Ата, 1963; «Проблема начала в теоретическом познании», Алма-Ата, 1967. Он был инициатором и организатором впервые созванного в СССР Всесоюзного симпозиума по диалектической логике в Алма- Ате в 1968 году. В отместку за то, что Ж.М. Абдильдин был в числе его критиков, Т. Жангельдин развернул против него, как сказано в одном документе, «отчаянную кампанию» и сначала добился своего: в 1970 — 1971 гг. Ж. Абдильдина не избрали в члены-корреспонденты Академии наук, хотя было выделено место персонально для него; не наградили его массовой юбилейной медалью к 100-летию В.И. Ленина, поскольку не был включен дирекцией института в список награждаемых лиц; не получил Ж. Абдильдин и юбилейную гра­моту АН КазССР к ее 25-летию (он ее получил позже по специаль­ному ходатайству партбюро института). Наиболее тяжелым для Ж. Абдильдина как крупного и признанного к тому времени ученого было объявление дирекцией института исследовательской тематики отдела, которым он руководил, неактуальной. Новый директор ис­пользовал против него в качестве обвинительного довода старую «басню», получившую новое распространение к середине 60-х годов в отделе науки и вуза, которым он тогда руководил, о том, что якобы в Институте философии и права рассматриваются и исследуются больше наследия Гегеля и Канта, чем наследия Маркса и Ленина, и тем самым молодые ученые-философы института якобы отходят от идеологической установки Компартии. Я еще тогда, полагая, что об этой установке мог не знать секретарь ЦК КПК по идеологии просил аудиенцию у него как видного философа. Он меня успокоил, сказав, что эти разговоры исходят из-за непонимания сути и проблем фило­софской науки.

Был и другой нерадостный случай, связанный с подготовкой к созыву первого в истории СССР симпозиума по диалектической ло­гике в Алма-Ате, инициатором которого был Институт философии и права, в частности Ж.М. Абдильдин, заведующий отделом. Симпо­зиум было намечено провести в 1968 году, и когда об этом я поставил в известность курирующего инструктора отдела науки и вузов ЦК Компартии республики, что было моей обязанностью как директора идеологического института, он замялся и проговорил, что руководс­тво отделом знает об этом и нет единогласного одобрения. На мой вопросе том, каковы мотивы «неодобрения», он дал понять, что су­ществует сомнение, насколько симпозиум по такой тематике идео­логически выдержан и сможет ли институт провести его, и вообще, насколько сегодня актуальна такая абстрактная философская логика — теория познания для Казахстана. Кажется, тогда нам удалось убе­дить ответработников отдела ЦК КПК в том, что ученые-философы института выросли до уровня серьезных исследователей союзного масштаба и что наставники в Институте философии Академии наук СССР вполне одобряют созыв такого симпозиума в Алма-Ате и го­товы принять в нем участие. Об этих состоявшихся в директивных партийных органах разговорах я в свое время ставил в известность Ж.М. Абдильдина, руководившего отделом диалектической логики, и мы решили не ослаблять исследований в области теории познания и диалектической логики. Наши планы в этой части нашли полное одобрение и поддержку со стороны выдающихся философов Москвы, Ленинграда и Украины, которые пользовались достаточным автори­тетом в ЦК КПСС. Впоследствии такая исследовательская позиция Института философии и права оказалась оправданной и плодотвор­ной в научном плане.

Другой основной мишенью для расправы новый директор избрал меня, хотя я, как бы трудно ни было видеть его «стихию» самоуправс­тва в сложившейся ситуации, старался занять нейтральную позицию и находиться как бы в стороне, чтобы избежать обвинений. Но он, ви­димо, считал, что в нарастании возмущения большинства научных сотрудников института и их открытых выступлений против курса нового директора якобы виновен я, и мое присутствие в коллективе его не устраивало. Он предпринял ряд мер, чтобы опорочить меня и заставить оставить коллектив. Дело дошло до того, что простой плакат на доске объявлений о том, что коллектив поздравляет академика С. Зиманова с юбилеем — с 50-летием (февраль 1971 г.), тут же заместителем директора института демонстративно был снят с доски и разорван.

Этот период в истории Института философии права Национальной академии наук Казахской ССР, прозванный «смутное время», не час­тный единичный факт, о котором можно было бы не распространять­ся. Он — детище авторитарно-партийного режима, где все дозволено «активистам» этого режима. А коллектив института — это частица народа. Взаимоотношения между ними отражают реальные процес­сы, повторяющиеся в разное время и в разных условиях. Поэтому не излишне уделить этому вопросу некоторое внимание, тем более в нем зациклены и проходят судьбы ученых. О сложившейся ситуации в Институте философии и права Академии наук Казахской ССР сви­детельствуют следующие документы:

4 ноября 1969 года, т. е. спустя неполных два месяца после смены руководства института, состоялось общее собрание членов партийной организации института. Формально оно было посвящено обсуждению Постановления X Пленума райкома Компартии Казахс­тана «О работе партийных организаций научных учреждений по вы­полнению решений XXIII съезда партии и Постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР о повышении эффективности научных исследований». У меня в личном архиве сохранилась копия прото­кола собрания на 35 страницах, заверенная секретарем парторгани­зации Г. Акмамбетовым. На собрании коммунистов присутствовало из 60 членов партии 45, а также инструктор Фрунзенского райкома партии Алма-Аты. Собрание проходило активно и бурно. На нем вы­ступил 21 человек. Я сознательно не выступал, а Т. Жангельдин вы­ступал дважды. Значившийся в повестке дня партийный документ обсуждался в основном в контексте сложившейся обстановки в ин­ституте и оценки деятельности нового стиля работы его директора. Ораторы разделились на две группы. Одна, представлявшая явное большинство, критически относилась к назначению Т. Жангельдина директором института и к его стилю руководства. Другая, неболь­шая, числившаяся в «команде» нового директора, ограничивалась ссылкой на руководящую волю вышестоящих партийных органов, назначивших нового директора, которую следует первичной партий­ной организации и коммунистам принять к исполнению.

Вот характер критических выступлений. Излагаю их, как в про­токоле: Н.Б. Мухитдинов, доктор юридических наук, старший науч­ный сотрудник: «…эффективности нашей работы мешает то, что до сих пор не решен вопрос о руководстве нашего института, а Жангельдин только исполняющий обязанности». В.А. Ким, зав. отделом, доктор юридических наук: «Институт в своей деятельности достиг серьезных успехов, которые признаются научной и широкой обще­ственностью. В этом деле есть заслуги всего коллектива, партийной организаций и самого тов. С.З. Зиманова Поэтому я лично считаю, что освобождение его было не совсем понятно мотивированным, хотя я в своих поступках не буду допускать того, что противоречило бы решению вышестоящего органа». Ж.М. Абдильдин, зав. отделом, доктор философских наук: «… нас беспокоит то, что в последнее вре­мя идут какие-то разговоры о научных направлениях, негласно рас­пространяются какие-то сплетни о диалектической логике. К сожа­лению, начало такому разговору положил тов. Жангельдин в своем известном выступлении на ученом совете… Товарищи, руководитель института, как я понимаю, должен глубоко болеть за институт. Он должен дорожить именем коллектива, настойчиво защищать интере­сы коллектива, отдела. В этом отношении тов. Жангельдин также проявляет некоторую инертность». А. Джанмурзин, кандидат фило­софских наук, зав. кафедрой философии (ранее работал секретарем обкома партии по идеологии): «В усилении трений между отдельны­ми научными работниками повинен тов. Жангельдин. Вот некоторые штрихи. Не так давно он нам объявил, что тов. Касымжанов утверж­ден руководителем философской секции ученого совета на место доктора наук Югая, а его заместителем — тов. Сужиков вместо тов. Джумагазина… но простая человеческая этика требует поговорить с ними (т. е. с освобожденными) по этому вопросу, чего директор не сделал. Такой метод тов. Жангельдина, конечно, нас сразу насто­рожил, будут ли вообще в дальнейшем соблюдены элементарные порядки, которые были у нас раньше…. Другой вопрос связан с Днем философов, где отдельные товарищи обвинили друг друга в чем только могли, в чем дело? Дело опять-таки идет от тов. Жангельдина. Я хочу сказать: тов. Жангельдин очень вспыльчивый, нервозный и необъективен в отношении к подчиненным. Это ведь очень серьез­ный недостаток, он не может обеспечить консолидации коллектива». Е. Баянов, старший научный сотрудник, кандидат юридических наук: «Нынешнее состояние нашего коллектива беспокоит каждого честного коммуниста и научного сотрудника института. За послед­ние два месяца, после освобождения тов. Зиманова от должности директора, сложилась такая обстановка, что мы, прежние друзья, опасаемся друг с другом говорить, появилось недоверие между со­бой. Если мы раньше за любую задачу брались дружно и имели оп­ределенные успехи, то теперь в таких условиях трудно заверить, что мы сможем обеспечить эффективность научных исследований… Ду­маю, некоторая вина во всем этом ложится на Т. Жангельдина. Од­нажды он поймал меня в коридоре и громогласно, сердитым тоном начал меня упрекать в том, что якобы я заставлял лаборанта подпи­сать письмо в ЦК КПК по поводу освобождения Зиманова. Он угро­жал мне. Жангельдин такие неправильные методы применяет не только по отношению ко мне, оказывается, и с другими сотрудника­ми он нетерпелив, нервный, горячий и поэтому не пользуется ни­каким моральным, научным авторитетом. Я знаю его и Зиманова с 1950 года, если сравнить их, то Зиманов лично написал несколько крупных работ, а у Жангельдина нет ни одной работы по своей спе­циальности». К. Нурланова, кандидат философских наук, младший научный сотрудник: «Я относительно недавно работаю здесь, в инс­титуте, но счастлива была, что попала в здоровый, крепкий, спаян­ный коллектив, где царило глубокое взаимное уважение друг к другу и всеобщее преклонение перед Салыком Зимановичем Зимановым. Ведь от того, как руководитель относится к сотрудникам, как забо­тится об их творческом росте, как пестует их, зависит все. И в этом смысле Салык Зиманович сделал все возможное, чтобы разбудить в душе каждого то, что еще не находило выхода, окрылить того, кто уже оперился, поддержать того, кто поднимался. И для нас имеет огромное моральное воспитательное значение, что мы, молодые уче­ные и коммунисты, имели перед глазами пример человека, сочетаю­щего в себе великий гражданский темперамент, крупный талант ученого нравственной высоты, работающего с огромной отдачей делу. Для нас, молодых, было огромной радостью видеть перед собой такого человека и в меру своих сил быть похожим на него. И то, что случилось, для нас особенно больно и непонятно». А.Е. Еренов, док­тор юридических наук, зав. отделом: «Ряд выступавших до меня ком­мунистов выразили свою озабоченность тем, что в институте созда­лась ненормальная обстановка в связи с освобождением академика С.З. Зиманова с поста директора. Я согласен с тем, что тов. Жангель­дин не справляется с возложенными на него обязанностями времен­ного руководителя. Не говоря о том, что он не имеет авторитета перед коллективом как научный работник, он имеет серьезные изъяны в личном характере, почти отсутствует лояльность к научным кадрам, невыдержан, частые окрики, доходящие до оскорбления людей. Вот примеры. Недавно при людях накричал на секретаря партбюро тов. Г. Акмамбетова: «Пиши заявление об уходе с должности старшего научного сотрудника, сегодня же издам приказ об увольнении». Во время перерыва он набросился на т. Ж. Абдильдина «за критику в свой адрес. Когда же тов. Зиманов, находясь рядом с ним, предложил ему успокоиться, набросился на него со словами, граничащими с ок­риком. Часто достается с его стороны обслуживающему аппарату». Т. Жумагазин, кандидат философских наук, зав. отделом (раньше работал зам. завотделом ЦК Компартии Казахстана): «В последние месяцы в институте создалось ненормальное положение. Отношения между учеными, особенно средних по возрасту, портятся. Это очень больно. Этого нельзя допускать. В недавнем прошлом в институте была нормальная творческая обстановка. За свой коллектив, за свой институт каждый из нас был горд, и было чем гордиться. Здесь вы­ступил тов. Жангельдин и божился, что ничего не знает, ни в чем не виноват. А тов. Жангельдина я знаю давно, были хорошими товари­щами. Я ему скажу в лицо, что во всех этих делах виновен он. Как недавно выяснилось, он постоянно бывал в ЦК и носил туда необъек­тивные информации об институте, о Зиманове, вел себя нечестно. И вот результат». Сайко, младший научный сотрудник: «Мне очень нравилась обстановка, которая была в институте два месяца назад, живой обмен мнениями, дружелюбие, определившиеся научные на­правления, споры. А теперь все мы чувствуем, что происходят очень неприятные изменения, которые могут оказаться необратимыми, ждем дальнейших перемен к худшему. Причины снятия тов. Зимано­ва непонятны, и последствия этого для всех работников института, в том числе и для младших научных сотрудников, весьма неблагопри­ятные». Т. Даутов, кандидат философских наук, старший научный сотрудник: «Здесь некоторые из выступающих говорили о том, что вопрос о руководстве института не имеет прямого отношения к повес­тке дня. Это совершенно неправильно. И вот почему. Насколько эф­фективно работает институт, в значительной степени зависит от уровня руководства творческими группами, отделами, коллективом в целом. Вопрос об эффективности — это вопрос об уровне квалифи­кации руководства, о стиле и методах руководства, о создании нор­мальных условий для работы каждого. Вот уже в течение двух меся­цев в институте нарушена нормальная обстановка. Этого никто не отрицает. Но никто не пытается серьезно выяснить причины этого. Я работаю в институте шесть лет. Я никогда не думал о том, чтобы перейти на другую работу, более высокооплачиваемую, только из-за коллектива, из-за того, что здесь есть все условия для работы, кол­лектив действительно здоровый, дружный. Но за последнее время работать стало трудно, создалась обстановка взаимного недоверия, нервозности, кулуарных разговоров. В процессе работы в научном коллективе у тов. Жангельдина проявились такие его личные качес­тва, как грубость, высокомерие. Он вызывал меня и Нысанбаева и угрожал выговором, буквально терроризировал за то, что мы напи­сали информацию в журнал «Вопросы философии». Я сказал ему, что если он будет кричать на меня, то не буду разговаривать, я не могу работать, когда мне угрожают. Его высокомерие проявляется в том, что он заявляет: «Я находился на более ответственной работе и с вами как-нибудь справлюсь». М. Исмагулов, младший научный сотрудник: «Я работаю в институте 13 лет, а в партии — 23 года. Я не видел, чтобы был у нас зажим критики. Вот на данном собрании тов. Жангельдин перебивает всех выступающих, не дает возможность выступающим коммунистам высказать свои мысли… А там сидящие на задних креслах два-три товарища кричат, имею в виду Касымжа- нова, Сапаргалиева и других, также перебивают выступающих, как будто бы они присутствуют не на партийном собрании, а находятся на галерке в театре. Это недостойное поведение, чего я до этого ни на одном нашем партийном собрании не замечал». С. Байсалов, доктор юридических наук, старший научный сотрудник: «Меня, как и всех нас, сидящих здесь, в этом зале очень и очень волнует то, что проис­ходит у нас за последние два месяца в связи с освобождением Зима- нова с поста директора института. Меня также глубоко волнует и далеко не устраивает ход сегодняшнего нашего собрания, поведение некоторых товарищей, в частности Г. Сапаргалиева, А. Касымжанова и М. Сужикова. Эти товарищи мешали всем выступающим своими неправильными репликами, нападками, криками, шумели в адрес ораторов, выступавших до меня. Названные товарищи грубо нару­шили партэтику. Мы должны призвать их к порядку, обсудить их поведение». Е. Жанабилов, кандидат юридических наук, старший научный сотрудник: «Я в общей сложности работаю 20 лет и состою в рядах КПСС около 17 лет; но никогда не встречал такого беззако­ния, которое имеется в последнее время в нашем институте. Недавно был уволен с работы ст. лаборант отдела диалектической логики Ке- никштейн по п. «В» ст. 17 КзоТ, т. е. по непригодности. Он молодой специалист, и его нельзя было уволить по непригодности… Теперь подойдем к вопросу освобождения от должности директора инсти­тута тов. Зиманова. Распоряжение Президиума АН КазССР об ос­вобождении тов. Зиманова с «должности директора не выдерживает никакой критики. Все это привело к нежелаемым результатам, кото­рые мы сегодня имеем». Г. Акмамбетов, кандидат философских наук, старший научный сотрудник, секретарь партийной организации ин­ститута: «Усиление эффективности научно-исследовательской рабо­ты зависит от своевременности получаемой информации. В современной практике пока что самым главным остается участие ученых в различных конференциях и симпозиумах. Но, к сожалению, за пос­леднее время мы остались вне этих необходимых для научной де­ятельности форм связи и информации, и. о. директора Т. Жангельдин всячески препятствует участию наших сотрудников на всесоюзных конференциях и симпозиумах. И это, в свою очередь, отрицательно влияет на нормальную научную деятельность коллектива… Я должен сказать перед коммунистами, что освобождение от занимаемой должности академика С.З. Зиманова отрицательно сказывается на нормальной работе коллектива. В партийное бюро поступают жало­бы с просьбой разъяснить, с чем связано такое непонятное и немоти­вированное решение Президиума Академии наук Казахской ССР по этому вопросу».

В той или иной мере в пользу нового директора института тов. Т. Жангельдина выступили: М. Сужиков, кандидат философских наук, старший научный сотрудник. Он ограничился двумя предложе­ниями: «По вопросу руководства института скажу, что этот вопрос не мы решаем, это решается в верхах, а мы — солдаты партии и должны выполнять решение вышестоящих органов. Нам необходимо укреп­лять коллектив, создать условия для нормальной работы». Г. Сапар- галиев, кандидат юридических наук, старший научный сотрудник: «Выступавшие товарищи отвлеклись от темы сегодняшнего собра­ния. Речь должна идти об очень серьезном вопросе — о повышении эффективности научных исследований, а больше говорят о личности тов. Жангельдина. Этот вопрос не относится к компетенции партий­ной организации института. Он решается в ЦК партии. Мы должны делать свое дело. Некоторые товарищи подвергли тов. Жангельди­на несправедливой критике, приводили незначительные факты, не представили серьезных аргументов. Так поступать нельзя. Тов. Жан­гельдин имеет большие заслуги. Я верю ему, когда он говорит, что не имеет поста и работает на том месте, на которое его ставит партия. Тов. Ж. Абдильдин необоснованно обвинил тов. Жангельдина в том, что он отрицательно относится к работам по диалектической логике. Работы этого отдела есть за что критиковать. Доказательством тому служит рецензия на книгу Л.К. Науменко, опубликованная в союз­ном философском журнале. В ней автора обвиняют в «гегельянстве», идеологических поворотах».

Председательствующий на партийном собрании (М. Сахипов), подводя итоги обсуждения, выражая волю абсолютного большинс­тва выступающих, рекомендовал принять их предложение о том, что «Т.Ж. Жангельдин, на которого возложено исполнение обязанностей директора института, явно с ними не справляется».

Хорошо помню тот день — конец апреля 1971 года. Академик — секретарь отделения общественных наук Академии наук респуб­лики Митрофан Семенович Сильченко, человек в летах и добрый по натуре, с которым у меня были самые уважительные отношения, сообщил мне о том, что на днях у него был и. о. директора Инсти­тута философии и права Т. Жангельдин, который «обосновал» свое право как директор института быть председателем Диссертацион­ного научного совета, которым до сих пор руководил я. По словам академика-секретаря, он посоветовал Т. Жангельдину иметь в виду, что Зиманов — академик, а он пока кандидат наук, и предложил ему защититься на докторскую степень. Но он, Жангельдин, не внял его совету и этот вопрос поставил перед президентом Академии наук Ш.Е. Есеновым. И было решено, что поскольку Т. Жангельдин — кан­дидатура ЦК Компартии Казахстана и лично первого секретаря Д.А. Кунаева, руководство Академии наук не может игнорировать притя­зание Жангельдина. После этой информации 8 мая 1971 года я отве­тил письмом, которое приводится ниже. В нем я писал: «Я думаю, что в создавшейся обстановке желательно мне оставить обязанности председателя совета».

Президенту Академии наук Казахской ССР академику АН КазССР Ш.Е. Есенову.

Академику — секретарю отделения общественных наук Каз ССР, академику АН КазССР М.С. Сильченко.

Скоро исполнится два года, как я руковожу Советом по при­суждению ученых степеней по философским и юридическим наукам при отделении общественных наук Академии наук Казахской ССР. Фактически этот Совет находится при Институте философии и пра­ва, им финансируется, им обслуживается и обеспечивается во мно­гом его нормальная работа.

К сожалению, руководство института, в частности его директор тов. Т. Жангельдин, являющийся моим заместителем по Совету, ведет себя не столь этично и проводит линию, зачастую ничего об­щего не имеющую с интересами науки, линию, направленную не на улучшение работы Совета, а линию, удовлетворяющую личное настроение и личную прихоть. Определенное значение в этом иг­рает также отсутствие у него научного такта, уравновешенности и ответственности, соединенное с чувством выпученного самомнения. Эти ненормальности с его стороны в ряде случаев приняли недопус­тимые формы;

• он, как распорядитель кредита, стал использовать это свое право неправильно, с грубым нарушением, при оплате расходов по защите диссертации: «приглянувшимся» диссертантам оплачивал расходы по защите сполна, часто очень щедро, а другим — наполо­вину, часть расходов возлагал на самих диссертантов, что является совершенно недопустимым. Так, диссертанты Шехтерман и Утеге­нова сами оплачивали предусмотренное законом вознаграждение оппонентам;
• как теперь мне официально сообщили в руководстве Пре­зидиума (23 апреля с. г.), тов. Т. Жангельдин организовывал постоян­ные доносы в руководящие органы о «засилии группы Зиманова» в Совете, о «необъективном» решении Совета по той или другой дис­сертации, о «чинимых Зимановым препятствиях диссертанту» и т. п. (указал, в частности, на дела по защите диссертации Шехтермана, Л. Утегеновой, Б. Амантаева).

Эти доносы заведомо выдуманы с определенной целью и носят сугубо клеветнический характер. Об этих «недостатках» работы Со­вета и его председателя тов. Т. Жангельдин никогда не говорил ни на бюро Совета, ни мне, как его председателю.

Надо отдать должное, что тов. Т. Жангельдин умеет организовать клеветнические доносы, порою сам оставаясь за спиной других, уме­ет выдавать за правду неправду, умеет добиваться от этого эффекта, хотя бы временного. В то же время тот, на кого он клеветал, не по­дозревает этого и узнает только тогда, когда уже прошло время, уже поздно;

• вводит в практику дешевый прием выслеживания и охоты за именами членов Совета, голосовавших против на защите с тем, чтобы, распространив слух о них, показать себя и «своих» «гуман­ными», а других, к которым не питает личную симпатию, тем более если они, по его мнению, находятся «на стороне Зиманова», выста­вить перед общественностью в неприятном свете.

Словом, тов. Т. Жангельдин делает все и, вероятно, будет доби­ваться, чтобы создать «услужливый» Совет вместо ученого Совета так же, как ему удалось создать в руководстве института полную семейственность.

Я не говорю о многих частных неполадках в отношениях руко­водства института ко мне как председателю Совета, которые вовсе не служат интересам обеспечения нормальной работы Совета и про­диктованы исключительно тем, чтобы создавать отношения напря­женности вокруг меня и обстановку нервозности.

Я теперь не уверен, что в один день не сработают «доносы» тов. Т. Жангельдина, и я, служивший честно долгу и выполнению возло­женных мне обязанностей, не окажусь оклеветанным.

Я думаю, что в создавшейся обстановке желательно мне оставить обязанности председателя Совета. Зная повадки тов. Т. Жангельди­на, облаченного доверием органов власти, могу сказать, что он не остановится и перед «навешиванием грязного груза» Зиманову, если последний останется даже членом Совета. Чтобы снять и этот его козырь — сваливать свою никчемность на других, если будет найдена Вами целесообразность, я согласен выйти и из состава Совета. Заве­ряю Вас, если примите такое решение, я не обижусь. Ибо в настоящее время как никогда нуждаюсь в обстановке, помогающей нормальной творческой работе.

Академик Академии наук КазССР С. Зиманов, г. Алма-Ата, 8 мая 1970 г.

3. 22 октября 1971 года Абдрахим Жаймурзин, кандидат философ­ских наук, считавшийся умудренным опытом и являвшийся старшим по возрасту и по стажу в рядах партии, обратился с письмом в Бюро ЦК Компартии Казахстана. Письмо было изложено на 30 страницах. Оно начиналось так: «Видимо, некоторые члены Бюро ЦК КП Ка­захстана помнят меня, я работал многие годы секретарем областных комитетов партии по идеологии, работал и в аппарате ЦК ВКП(б), в одно время пришлось возглавить и писательскую организацию республики. По окончании Академии общественных наук при ЦК КПСС, начиная с 1960 года являлся заведующим кафедрой филосо­фии Академии наук Казахской ССР (при Институте философии и права).

Последние 10 лет, будучи в коллективе Института философии и права АН КазССР, оказывал необходимую помощь и содействие руководству и партийной организации института в воспитании и подготовке молодых ученых, в улучшении внутренне-институтской деятельности.

В молодом Институте философии и права, в котором фор­мировались перспективные научные направления, вокруг них соб­рались преуспевающие талантливые молодые ученые-философы и юристы. В институте царила атмосфера дружелюбия, принципиаль­ности и общего творческого энтузиазма. В таком коллективе было приятно и легко работать. Алма-Атинский городской комитет пар­тии (1968), Фрунзенский райком партии (1965-1969) неоднократно принимали специальные решения о распространении опыта работы парторганизации и коллектива Института философии и права на другие научно-исследовательские институты.

Я не могу не отметить, что в быстром научном росте института и в его укреплении несомненны заслуги академика АН КазССР С.З. Зиманова, доктора философских наук ГА. Югая, кандидата фи­лософских наук Т.Д. Джумагазина, которые находились в руководс­тве института.

В течение последних лет с приходом к руководству института бывшего заведующего отделом ЦК КПК, кандидата философских наук тов. Т. Жангельдина обстановка в институте резко ухудшилась настолько, что для многих научных работников, как ведущих, так и молодых, нормальная творческая работа оказалось невозможной.

Считая, что Институт философии и права АН КазССР является ведущим идеологическим научным учреждением республики, здесь разрабатываются проблемы марксистско-ленинского мировоззрения, и его современное состояние постоянно интересует членов Бюро ЦК КП Казахстана, сообщаю о значительных ненормальностях, имею­щих место в деятельности этого института».

Далее автор письма перечислял сложившиеся или склады­вающиеся перспективные научные направления в институте, об их руководителях и разработках. Они, по его словам, теперь «частью за­хирели, частью разваливаются. Так проблемная группа «Философс­кие проблемы биологии» (рук. доктор философских наук ГА. Югай), завоевавшая союзную известность, теперь этой перспективной, с большим трудом в свое время созданной проблемной группы теперь уже в институте нет. Она полностью ликвидирована исключительно по вине директора института тов. Т. Жангельдина. …Творческая груп­па по проблеме «Теория познания и диалектическая логика» (руков. доктор философских наук Ж. Абдильдин) получила признание в Союзе… В самом начале прихода к руководству института тов. Т. Жангельдина он недвусмысленно дал знать, что это научное направ­ление поддержки у него не получит. Мы не раз были свидетелями, когда он заявлял, что это направление оторвано от практики ком­мунистического строительства и абстрактно… Другим сложившимся ведущим научным направлением были исследования по социологии и личности. В течение 1964 — 1970 годов был опубликован ряд круп­ных монографий по этой проблеме. Ученые института своими ори­гинальными исследованиями стали выходить на всесоюзную арену (руководители — кандидат философских наук Г. Акмамбетов, доктор философских наук В.А. Черняк). Тов. Т. Жангельдин, придя к руко­водству института, не только не уделял внимания этой проблемной группе, а, наоборот, стал на путь постоянной придирки потому, что они имели свое мнение и не всегда поддерживали его. Дело дошло до того, что ведущим ученым этой проблемной группы доктору философских наук В.А. Черняк, кандидатам философских наук Т. Даутову, Г. Акмамбетову было официально заявлено директором института Жангельдиным Т. (в начале 1970 г. на приеме Отдела) о том, что институт может обойтись без них, что они могут оставить институт, их якобы заменят молодые аспиранты. Вскоре Т. Даутову, Г. Акмамбетову были объявлены выговоры за якобы опоздание и не­выход на работу.

В письме А. Жаймурзина, направленном в бюро ЦК КП Казах­стана, приводились многочисленные факты заманивания на свою сторону отдельных ученых по признакам преданности лично ему. Вот один из них, описанный автором. «В первые же дни прихода тов. Жангельдина к руководству института (сентябрь 1969 г.) он сулил доктору юридических наук Г. Сапаргалиеву пост заместителя ди­ректора, заведование отделом с условием, если последний выступит против своего научного руководителя С. Зиманова, освобожденного перед этим с должности директора института, а поддержит его во всем. Это стало известно в институте в тот же день. Об этом офици­ально донесли и говорили вице-президенту Академии А.Н. Нусупбе- кову как о факте сколачивания Т. Жангельдиным групповщины на основе одаривания и обещаний».

Последние две страницы письма А. Жаймурзин посвятил взаимо­отношениям Т. Жангильдина и С.З. Зиманова. Приходится приводить некоторые их места, хотя это не совсем удобно мне, поскольку везде и всюду автор письма становится на мою защиту. «Тов. Т. Жангельдин и его заместитель Г. Сапаргалиев, — сказано в его письме, — незаслу­женно нанесли ряд оскорблений академику АН КазССР С. Зиманову, который всегда отличался большой партийной принципиальностью и в то же время скромностью:

— они своими постоянными клеветническими заявлениями про­тив С. Зиманова добились того, что он вынужден был отказаться от председательства на Совете по присуждению ученых степеней;

-тов. Т. Жангельдин в мае месяце сего года в присутствии многих заявил, что его очередной задачей является добиться вывода акаде­мика С. Зиманова из состава ученого Совета института и что этого он постарается этого добиться;

• партийным органам известно, что тов. Т. Жангельдин пытался ставить вопрос об освобождении академика Зиманова С. от работы в институте;
• на одном заседании ученого Совета (март — апрель 1971 г.) тов. Т. Жангельдин вдруг объявил, что в г. Актюбинске открывается юридический институт, куда, если попросят, поедут на работу ве­дущие юристы, в том числе и академик. Это заявление было сделано оскорбляющим тов. С. Зиманова тоном;
• руководство института сделало все и в настоящее время делает все, чтобы отдел, руководимый академиком АН КазССР С. Зимано- вым, который прежде был ведущим, стал слабым и немощным. Этой цели он во многом добился. Из отдела ушли пять ведущих научных сотрудников».

Автор письма, описав многое другое из жизни Института фило­софии и права последних двух лет, сделал свое заключение: «Таким образом, личные капризы директора института тов. Т. Жангельдина обернулись против общих интересов науки. Я, как коммунист, имею­щий немалый опыт партийной работы, не мог остаться безразличным к тому, что творилось в коллективе, членом которого я состою».

4. 13 ноября 1972 года на Бюро Алма-Атинского областного ко­митета Компартии рассматривался внеплановый вопрос «О работе партийной организации Института философии и права АН КазССР по реализации решений XXIV съезда КПСС». Как стало потом из­вестно, инициатором постановки вопроса был Т. Жангельдин. Он за­думал, используя свои прежние связи в партийном органе, добиться партийного наказания С. Зиманова, свалив на него негатив проис­ходящего в Институте философии и права. Накануне Бюро обкома в порядке подготовки вопроса работала большая партийная комис­сия, специально созданная для этой цели. В ее состав входили: О.Т. Абодинская, зам. зав. отделом науки и вузов обкома партии (пред­седатель), вузовские работники — доцент Л.В. Дюков, профессор К. Рахматуллин, доцент 3. Мукашев, Шехтерман, А. Искаков. На бюро обкома партии были приглашены: президент Академии наук рес­публики Ш. Есенов, вице-президент Академии наук А. Нусупбеков. секретарь первичной парторганизации института М.Т. Баймаханов, директор института Т. Жангельдин, а также С. Зиманов, из институ­та присутствовал М.М. Сужиков, прежний секретарь первичной пар­торганизации института, на приглашении которого якобы настаивал Т. Жангельдин.

Здесь необходимо сделать небольшое отступление. Еще осенью 1970 года Т. Жангельдин и вновь избранный секретарь партбюро ин- статута М. Сужиков (заменил Г. Акмамбетова) обратились с письмом в Алма-Атинсий обком партии с просьбой рассмотреть персональное дело коммуниста С. Зимано-ва, который якобы «настраивает коллек­тив института против нового руководства и перевести его на другую работу вне института». В середине 1971 г. кандидаты философских наук А. Касымжанов и Б. Амантаев, находившиеся в «команде» нового руководства института, по-видимому, под его диктовку, об­ратились с письмом в Фрунзенский райком партии, изложив в нем известную позицию Т. Жангельдина обо мне, райком партии препро­водил письмо в обком партии. По рекомендации первого секретаря райкома партии Крашенинниковой, которая относилась ко мне с уважением, сказав, что обсуждение на Бюро обкома партии затеяно «вашими недругами», рекомендовала мне просить приема накануне заседания Бюро обкома партии у первого секретаря А. Аскарова, что я и сделал.

Обсуждение на Бюро обкома партии положения, создавшегося в Институте философии и права, проходило в общем-то объективно и по-деловому. Доклад комиссии в целом был умеренным, с указанием недостатков, имеющих место в институте в прошлом, а в особеннос­ти в последние два года — в период директорства Т. Жангельдина. После выступлений М. Баймаханова, секретаря парторганизации, директора института Жангельдина Т. предоставили слово мне. Здесь воспроизвожу свое выступление по сохранившейся записи:

— «В этом Институте я работаю вот уже 19 лет (имел в виду и сектор философии и права), на моих глазах и с моим участием про­исходили его становление и рост, а в некоторой степени и серьез­ное развитие. Возможно, от этого и в силу своей эмоциональности я близко воспринимаю успехи и неудачи этого коллектива.

Я никогда не оставался и раньше, и сейчас в стороне от забот и дел коллектива, всегда пытался вложить в него знания и опыт, которые у меня есть. Мы не можем уходить от фактов. Да, действительно, обстановка в институте явно ненормальная и тревожная. Она уже успела перейти допустимые границы:

1. Партийному бюро института не удалось воспрепятствовать необоснованному процессу ликвидации и безмерного ослабления научных направлений, сложившихся усилиями всего коллектива, и которые стали претендовать на признание республиканской и со­юзной научной общественности. Так, из шести ведущих научных направлений по крайней мере четыре уже захирели или ослабли за последние два года настолько, что уже потеряли былое творческое лицо и престижность:

• научное направление «Философские проблемы биологии», объединявшее талантливую молодежь, в разработке и обсуждении проблем которого принимали участие видные ученые философы и биологи республики, а также Москвы и некоторых стран народной демократии (ГДР, Чехословакии), можно сказать, распалось. Моно­графия наших ученых «Проблемы целостности в биологии», недавно вышедшая в Москве, этому доказательство. Это научное направле­ние составляло гордость института и признано одним из центров ко­ординации в Союзе. Руководитель этой проблемной группы, доктор философских наук Герасим Андреевич Югай, не выдержав гонения со стороны Т. Жангельдина, уехал в Москву заведовать кафедрой фи­лософии в одном из московских вузов. Ушли и другие сотрудники. В довершение тов. Т. Жангельдин ликвидировал и отдел, в структуре которого развивалась эта проблемная группа;
• такая же судьба, можно сказать, постигла и другую ведущую проблемную группу — «Теория познания и диалектическая логика». Исследования этой группы высоко оценены в центральных научных журналах и в отделении философии и права Академии наук СССР. На базе этого направления впервые в истории страны был организован Всесоюзный симпозиум по диалектической логике (1968 г.). Новое руководство института и тов. Т. Жангельдин официально заявили, что проблемная группа оторвана от коммунистического строительс­тва и приступила, по существу, к его ликвидации. Руководитель этой группы, прекрасный молодой ученый, доктор философских наук Ж. Аб-дильдин оказался в немилости у директора института;
• фактически не стало и другого ранее ведущего научного направления «Социология личности». Из трех ведущих научных со­трудников этой группы двое совсем покинули институт (Т. Даутов, Г. Акмамбетов), а доктор философских наук В.А. Черняк открыто заявляет, что и она скоро оставит институт;
• фактически не стало и другого научного направления «Тео­рия и история советской национальной государственности», которым руководил и пока руковожу я. Из-за преследования, которым подвер­гаюсь я со стороны тов. Т. Жангельдина, за последние два года все семь кандидатов наук ушли из отдела, часть сотрудников руководс­тво Института перевело в другие отделы, чтобы только ослабить мой отдел;
• перспективное научное направление «Проблемы водного пра­ва» распалось с уходом его научного руководителя доктора юриди­ческих наук С. Байсалова.

Получилось так, что за последние два года — в период неумелого и капризного руководства институтом тов. Жангельдиным — из инс­титута ушли четыре доктора наук и десять кандидатов наук. Это не обычный отсев.

Существенные изъяны имеются в нравственном и идейном воспи­тании в коллективе. Беззаконие и произвол, открытое сколачивание вокруг себя узкой группы, в которой господствуют беспринцип­ность, групповая порука, взаимное восхваление, деление сотрудни­ков на «своих» и на «несвоих» со стороны тов. Т. Жангельдина, стало обычным явлением.

Творческие возможности и усилия многих коммунистов, их моби­лизованность достойно ответить на решения XXIV съезда партии не только не находят поддержки со стороны руководства института, но и наталкиваются на его безразличие.

Обсуждение вопроса об институте на бюро обкома партии явля­ется своевременным, и надеемся, что оно поможет оздоровить обста­новку в Институте».

Решением бюро обкома партии мне было объявлено устное пре­дупреждение и была возложена задача содействовать нормализации обстановки в институте.

В итоге институт раскололся на две группы. Власть есть власть, в ее руках были нити и средства управления, возможности матери­ального и нематериального стимулирования и поощрения, подбор и расстановка кадров, их назначение на высокие и низшие должности. К тому же эта власть в институте, в силу ряда фактических обсто­ятельств, была почти бесконтрольной. В этих условиях образуется своя команда работников. Они-то и составляли провластную группу. Во вторую группу, которую можно назвать условно «оппозицион­ной», вошли почти все ведущие научные сотрудники, возглавившие престижные научные направления, получившие наибольшее разви­тие в институте и результаты исследования которых получили все­союзное звучание.

Коллектив Института философии и права был дезорганизован. Научно-исследовательская работа в нем была запущена.

Любого научного сотрудника в первую очередь занимали думы: быть или не быть в институте, к какой группе приткнуться. Все это видели руководство Академии наук и в Центральном Комитете пар­тии, в руках которого была вся власть. В лучшем случае они сочувс­твовали здоровому большинству коллектива института и на большее не шли. Начался массовый уход из института ведущих, наиболее перспективных, уже получивших известность научных работников. А желающих приобрести их было достаточно. Так, некоторые уехали по приглашению, часть перешла в вузы республики: 1) Герасим Ан­дреевич Югай, доктор философских наук, автор монографий «Про­тиворечие объективного и субъективного в современной биологии». Алма-Ата: Наука, 1965; «Философские проблемы теоретической биологии». М., 1976 — стал заведовать кафедрой философии в Мос­ковском медицинском институте; 2) Науменко Лев Константинович, доктор философских наук, автор нашумевшей работы «Монизм как принцип диалектической логики». Алма-Ата, 1968. Его пригласили на работу в Москву профессором Академии общественных наук при ЦК КПСС; 3) Мамия Иосифович Баканидзе, автор книги «Проблема субординации логических форм». Алма-Ата, 1968, был приглашен в г. Тбилиси заведовать отделом в Институте философии Грузии; 4) Георгий Петрович Кармышев, доктор философских наук, автор мо­нографии «Логика Гегеля». Алма-Ата, 1972. Он получил назначение заведующего кафедрой в Тимирязевскую Академию в Москве; 5) Галихан Галимгалиевич Акмамбетов, доктор философских наук, автор книги «Проблемы нравственного развития личности». Алма- Ата, 1971 — перешел на педагогическую работу в Казахский госу­дарственный университет; 6) Т. Жумагазин, кандидат философских наук, заведующий отделом исторического материализма, устроился в Институт иностранных языков. Такой же процесс происходил, но только в меньшем размахе и в правовых структурах института. Сре­ди оставивших Институт были такие известные ученые-юристы, как М. Имашев, У. Кудайбергенов, С. Байсалов и другие.

По-человечески можно было понять незавидное положение, в ко­тором находился директор института тов. Т. Жангельдин, во многом созданное им же самим. В течение его трехлетнего пребывания на посту руководителя Института философии и права Академии наук Казахской ССР он так и оставался неутвержденным директором, временно исполняющим обязанности. Согласно Уставу Академии наук директора институтов утверждались на общем собрании соот­ветствующих отделений наук простым большинством голосов его членов при открытом голосовании. Кандидатура Т. Жангельдина три раза ставилась на обсуждение и утверждение Общего собра­ния отделения общественных наук АН КазССР, в котором было 25 академиков и членов-корреспондентов АН КазССР. Так и не было ими вынесено положительное решение. В результате трехлетнего директорства Т. Жангельдина Институт философии и права Акаде­мии наук Казахской ССР потерял свое место и значение как крупный центр философских и правовых наук на востоке Союза ССР. Восста­новить его прежнюю научную репутацию так и не удалось.

close_page

ГЛАВА IV. ИНСТИТУТ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА АКАДЕМИИ НАУК И ЕГО СУДЬБА

Правовая часть Института философии и права была не менее сильная по составу научного потенциала, чем философская его часть. Примечательно то, что коллектив не делился по отраслям знаний. Он в этом плане был един. На это качество творческого коллектива не повлияли и перемены в руководстве института, связанные с назна­чением его директором то философа, то юриста по специальности. Противостояние одной части коллектива другой, которое имело место, культивировалось и насаждалось «временщиком» в течение трехлетия «смутного времени» (1969 — 1972) и вело к расслоению коллектива по научно-профессиональной деятельности. Эти послед­ние нелегкие годы существенно негативно повлияли на состояние науки и на коллектив института в целом.

Сама жизнь, крутые перемены, связанные с распадом СССР и приобретением Казахстаном государственной независимости, по-но­вому определили задачи всех наук, и в особенности правовой науки.

Предстояло заново пересмотреть почти всю систему за­конодательства и конструкции органов государственного управле­ния, исходя из исторических фактов развала СССР и необходимости перехода от социализма к капитализму, от плановой централизован­ной экономики к свободной рыночной экономике, от законов власти к законам, стоящим над властью. Участие правовой науки в решении этих задач считалось необходимым организационным укреплени­ем и обеспечением государственно-правовых исследований. Так появился на повестке дня вопрос об организации самостоятельной исследовательской структуры в структуре Академии наук респуб­лики — Института государства и права на базе правовых отделов существующего Института философии и права Академии наук рес­публики.

4.1. Организация Института государства и права Академии наук Казахской ССР в документах и материалах

В апреле 1990 года состоялось первое заседание нового Пар­ламента (Верховного Совета), избранного на демократических нача­лах и на волнах победившего движения к политико-экономической независимости республики. На нем был учрежден пост Президента 346

страны и избран первый ее Президент Н.А. Назарбаев. Затем после­довало принятие важнейших конституционных актов: «Декларация о государственном суверенитете Казахской ССР» (25 октября 1990 г.), «Конституционный Закон о государственной независимости Республики Казахстан» (16 декабря 1991 года). Началась мирная перестройка всего и вся, что было связано с переходом от тотали­тарного державного режима к демократическому народному режиму, во всяком случае, так думали многие и этого хотели большинство казахстанцев.

К 90-м годам XX века, с одной стороны, возникли организационные группы, силы и учреждения, поддерживающие и способные отстаи­вать идею создания Института государственно-правовых исследова­ний. А с другой — сами правительственные инстанции, от решения которых зависела реализация этой идеи, проявляли в этом опреде­ленную заинтересованность.

В составе нового Парламента (Верховного Совета) было несколько депутатов из числа академиков и членов-корреспондентов Академии наук республики: Ж.М. Абдильдин, С.З. Зиманов, М.К. Козыбаев, А.А. Абдуллин, С.С. Сартаев, Ш.Е. Есенов, которые в той или иной мере были знакомы с деятельностью академического Института фи­лософии и права и относились солидарно к вопросу о его разделе­нии на два института: на Институт государства и права и Институт философии. Поскольку эти институты были более близки мне, а с руководством Академии наук я находился в тесном контакте (прези­дент У.М. Султангазин, вице-президент Ж.М. Абдильдин), пользуясь депутатским имиджем, я взял на себя большую часть инициативы снизу в постановке этого вопроса.

История зарождения специализированного научно-исследователь­ского Института государства и права Академии наук — это составля­ющая часть дел, вложенных в укрепление независимого государства казахов, и в этом плане она останется определенным пластом собы­тий в цели национального возрождения.

В апреле-мае 1990 года, когда готовился Указ Президента «О дополнительных мерах по усилению борьбы с преступностью», впоследствии подписанный им 6 июня 1990 года, по предложению группы академических депутатов было включено в него задание Правительству об организации Института государства и права.

Публикуемые ниже материалы, черновые варианты некоторых из них, выполненные мною, находятся в моем личном архиве. В них отражены начальные этапы постановки вопроса о необходимости организации Института государства и права в структуре Академии наук и мысли о том, как следовало бы сконструировать и постро­ить деятельность этого института после его организации в условиях переходного периода. Они дают более или менее полную картину не только о динамике решения вопроса об организации института, вместе с тем и о том, каким должен быть он по своему назначению.

Письмо Президента Академии наук КазССР академика У.М. Султангазина Премьер-министру республики У.З. Караманову о необходимости создания Института государства и права от 14.09.1991 г. исх. № 3-07-666 Премьер-министру Казахской ССР тов. У. К. Караманову

Исследование фундаментальных научных проблем госу­дарственно-правового развития Казахской Республики как суве­ренного государства, образующего совместно с другими союзными республиками Союз независимых и суверенных государств, разра­ботка основ и проблем правового обеспечения рыночных отношений и укрепления законности во всех сферах государственной структуры и общественной жизни являются ныне весьма актуальными и вы­двигают необходимость безотлагательного создания Института го­сударства и права в структуре Академии наук Казахской ССР.

Создание самостоятельного Института государства и права в со­ставе Академии наук республики предусмотрено Указом Президен­та Казахской ССР от 6 июня 1990 года «О дополнительных мерах по усилению борьбы с преступностью».

Институт государства и права мог быть создан на базе шести юридических отделов Института философии и права АН КазССР, в которых работают два академика, два члена-корреспондента АН КазССР, пять докторов наук и 25 кандидатов юридических наук, все­го 54 работника с бюджетным ассигнованием 390 тыс. рублей.

Академия наук Казахской ССР просит Кабинет министров респуб­лики принять постановление о создании самостоятельного Институ­та государства и права в структуре Академии наук, предусмотрев в нем выделение Институту производственного помещения — здания (с конференц-залом) рабочей площадью 1200 кв. м и дополнительных бюджетных ассигнований в размере 700 тыс. рублей, а также лимит для приобретения необходимого оборудования.

Президент Академии наук Казахской ССР, академик АН КазССР У. Султангазин.

Обоснование создания Института государства и права в структуре Академии наук Казахской ССР от 24.09.1991 г.’

Создание Института государства и права в составе Академии наук КазССР предусмотрено Указом Президента Казахской ССР от 6 июня 1990 года «О дополнительных мерах по усилению борьбы с преступностью». В нем сказано «Совету Министров Казахской ССР рассмотреть вопрос об образовании в 13-й пятилетке самостоятель­ного Института государства и права Академии наук Казахской ССР для проведения фундаментальных научных исследований по про­блемам совершенствования республиканского законодательства».

Академия наук республики считает, что организация этого инсти­тута стала сегодня особенно актуальной. Необходимость разверты­вания исследования фундаментальных проблем государственно-пра­вового развития Казахской Республики как суверенного государства, образующего совместно с другими бывшими союзными республика­ми Союз независимых и суверенных государств, важность разработ­ки основ и проблем правового обеспечения рыночных отношений и внедрения, утверждения законности во всех сферах государственной структуры и общественной жизни, актуальность вопросов научной оценки проектов законов в условиях растущей законотворческой де­ятельности республики делают организацию самостоятельного Ин­ститута государства и права в структуре Академии наук Казахской ССР безотлагательной.

Сегодня в республике, по существу, нет весомого научного Центра по исследованию государственно-правовых проблем. Нет его ни при Президенте, ни при Верховном Совете, ни при Министерстве юстиции, ни при университетах республики. Что касается Институ­та философии и права Академии наук Казахской ССР, то правовые отделы, имеющиеся в нем, маломощны по численности кадров, по своим научным возможностям.

Создаваемый Институт государства и права в перспективе мог бы стать опорной научной базой президентского аппарата, Прави­тельства, Верховного Совета республики по важнейшим вопросам государственности и законности, правового регулирования властно­управленческих и хозяйственных отношений, а также экспертной оценки правовых актов. Считаем, что такое научное учреждение совершенно необходимо именно сегодня.

Письмо направлено по просьбе отдела науки, вузов и школ ЦК Компартии Ка­захстана в дополнение к письму президента ЛИ республики У. Султапгазина в Пра­вительство об организации Института государства и права от 14.09.1991 г.

• Основными научными направлениями Института госу­дарства и права могли быть:
• государственно-правовые проблемы независимости и су­веренитета Республики Казахстан, ее развития в Союзе свободных и суверенных республик;
• разработка основ конституционного развития Республики Ка­захстан;
• теоретические и прикладные проблемы внедрения и утвержде­ния принципа законности во всех сферах государственной структу­ры и общественной жизни. Научные основы борьбы с беззаконием и преступностью;
• политико-правовые проблемы организации системы госу­дарственной власти и управления и ее эффективного функци­онирования;
• разработка правовых проблем функционирования рыночных структур в условиях сложения единого союзного экономического пространства;
• социология исполнительной власти.
• Институт государства и права мог быть создан на базе шести юридических отделов Института философии и права АН КазССР, в которых работают два академика, два члена-корресподента АН КазССР, пять докторов наук и 25 кандидатов юридических наук, все­го 54 работника, включая научно-вспомогательный персонал.

В течение одного-двух лет институт мог бы привлечь на научную работу способную молодежь из практикующих работников, а так­же путем целенаправленной работы со студентами старших курсов юридических высших учебных заведений и привлечения их к науч­ной работе.

Залогом успешного и быстрого формирования нового Института государства и права как важного центра правовой науки в респуб­лике является наличие крупных ученых-юристов, работающих в Казахстане.

Важнейшим и совершенно необходимым условием является пре­доставление Институту государства и права рабочего помещения производственной базы. Эту задачу мог бы решить Кабинет минис­тров.

Академики Ж. Абдилъдин, С. Зиманов.

close_page

Второе письмо президента Национальной АН РК, академика У. М. Султангазина Премьер-министру К.У. Караманову о создании Института государства и права от 4 октября 1991 года

Исследование фундаментальных научных проблем госу­дарственно-правового развития Республики Казахстан как суве­ренного государства, образующего совместно с другими союзными республиками Союз независимых и суверенных государств, разра­ботка основ и проблем правового обеспечения рыночных отношений и укрепления законности во всех сферах государственной структуры и общественной жизни являются ныне весьма актуальными и вы­ двигают необходимость безотлагательного создания Института го­сударства и права в структуре Академии наук Казахской ССР.

Создание самостоятельного Института государства и права в со­ставе Академии наук республики предусмотрено Указом Президен­та Казахской ССР от 6 июня 1990 года «О дополнительных мерах по усилению борьбы с преступностью».

Институт государства и права мог быть создан на базе шести юридических отделов Института философии и права АН КазССР, в которых работают два академика, два члена-корреспондента АН КазССР, пять докторов наук и 25 кандидатов юридических наук, все­го 54 работника с бюджетным ассигнованием 450 тыс. рублей.

В связи с этим Институт философии и права, ныне существующий в структуре Академии наук, подлежит преобразованию в Институт философии и социологии, объединив в нем шесть философских под­разделений Института философии и права и Центр социологии Ин­ститута экономики АН КазССР в пределах действующих штатных единиц и бюджетных ассигнований Академии наук.

Академия наук Казахской ССР просит Кабинет министров респуб­лики принять постановление о создании самостоятельного Институ­та государства и права и самостоятельного Института философии и социологии в структуре Академии наук. Для Института государства и права предусмотреть выделение производственного помещения — здания (с конференц-залом) рабочей площадью 1200 кв. м и допол­нительных бюджетных ассигнований в размере 600 тыс. рублей, а также лимит для приобретения необходимого оборудования.

Приложения:

1. Обоснование создания Института государства и права.
2. Обоснование создания Института философии и социологии.
3. Структура Института государства и права.

• Смета Института государства и права.
• Расчет необходимой рабочей площади для Института го­сударства и права.
• Проект Постановления Кабинета министров Казахской ССР.

Президент Академии наук КазССР, академик У. Султангазин.

Постановление Кабинета министров Казахской ССР «Об организации Института государства и права Академии наук Казахской ССР» от 10 ноября 1991 г., № 680

В целях дальнейшего развития исследований по государственным и правовым проблемам, разработке основ законодательного обеспе­чения рыночных отношений и хозяйственной деятельности Кабинет министров Казахской ССР постановляет:

1. Принять предложение Академии наук Казахской ССР, со­гласованное с Государственным комитетом Казахской ССР по экономике, Министерством финансов Казахской ССР, о создании Института государства и права Академии наук Казахской ССР на базе научных подразделений по правовым вопросам Института фи­лософии и права Академии наук Казахской ССР.

Организацию указанного Института провести в пределах финан­совых и материальных ресурсов, планов по труду, бюджетных ассиг­нований и других лимитов и нормативов, установленных Академией наук Казахской ССР на научно-исследовательские работы на 1991 год.

• Установить для Института государства и права Академии наук Казахской ССР следующие основные направления научной де­ятельности:
• государственно-правовые проблемы суверенитета Республики Казахстан, ее развития в Союзе свободных и суверенных респуб­лик;
• разработка научных основ конституционного развития Респуб­лики Казахстан и обеспечения приоритета законности в обществе;
• политико-правовые проблемы организации системы госу­дарственной власти, управления и ее эффективного функцио­нирования;
• разработка проблем правового обеспечения рыночных отноше­ний и охраны природной среды.
• Министерству финансов Казахской ССР изыскать дополни-

тельные ассигнования на содержание Института государства и права Академии наук Казахской ССР в 1991 году.

• Алма-Атинскому горисполкому рассмотреть и внести пред­ложение о выделении производственного помещения для размеще­ния Института государства и права Академии наук Казахской ССР.
• Академии наук Казахской ССР в двухмесячный срок внести в Кабинет министров Казахской ССР предложения о преобразовании Института философии и права Академии наук Казахской ССР.

Премьер-министр Казахской ССР С. Терещенко.

Письмо Премьер-министру Республики Казахстан тов. С.А. Терещенко, подписанное президентом Академии наук У.М. Султангазиным и народным депутатом РК, академиком С.З. Зимановым о выделении Институту государства и права здания по ул. Фурманова, 173

15 февраля 1992 года

Премьер-министру Республики Казахстан тов. С.А. Терещенко

Постановлением Кабинета министров республики от 10 ноября 1991 года № 680 организован Институт государства и права Акаде­мии наук Казахской ССР. Этим постановлением предусмотрено пре­доставление институту производственного помещения.

Институт создан, но он фактически не функционирует. Поиски производственного помещения для института идут, но результатов пока нет.

Вносим следующее предложение: передать институту здание, за­нимаемое ныне Республиканской высшей школой Управления агро­промышленным комплексом, созданной более 10 лет тому назад.

В сложившихся новых условиях существование Высшей школы АПК стало, по сути, ненужным по следующим обстоятельствам:

Параллельно с нею существует и успешно функционирует хо­рошо оснащенный, со своей опытно-экспериментальной, учебной базой специальный факультет повышения квалификации специалис­тов и руководящих работников АПК при Казахском сельскохозяйс­твенном институте. Он возглавляется специальным проректором, имеет солидную материальную базу и слаженную организационную структуру, свое общежитие, столовую, учебный корпус.

Факультет рассчитан на прием 120-130 слушателей с размещением и материальным обеспечением. До недавнего времени в нем проходи­ли переподготовку руководящие работники и специалисты совхозов и колхозов по разнарядке Минсельхоза КазССР. В настоящее время он переходит на договорно-контрактную систему переподготовки сельскохозяйственных кадров, независимо от их рангов и ведомс­твенной принадлежности.

• В республике сегодня имеются девять сельскохозяйственных институтов, и почти в каждом из них организованы или организуют­ся курсы по переподготовке специалистов и работников сельскохо­зяйственного производства в различных формах.
• Ныне действуют и создаются новые специальные центры и курсы переподготовки кадров, в том числе сельского хозяйства, по программе рыночных отношений. Так, например, функционирует Республиканский центр повышения квалификации специалистов сельского хозяйства при Республиканском объединении «Казагро- промтехника» и др.
• Сама высшая школа должна заниматься переподготовкой кадров областных и районных управлений сельского хозяйства. Те­перь такие управления реорганизуются. Фактически школа во мно­гом стала дублировать другие высшие курсы. К тому же она не имеет своей опытной базы.

Здание, занимаемое Высшей школой АПК, является скромным: состоит из конференц-зала, из 40-45 рабочих комнат общей площа­дью около 800-900 кв. м, что удовлетворяет потребность Института государства и права (по плановому расчету потребность института составляет 1200 кв. м).

Президиум Академии наук Казахской ССР, не имея никакой воз­можности для размещения Института государства и права и в то же время понимая важность создания нормальных рабочих условий для этого института, обращается в Правительство принять решение о передаче здания по ул. Фурманова, 173, занимаемого ныне Высшей школой АПК, со всем оборудованием в Академию наук для предо­ставления его Институту государства и права.

Народный депутат РК, президент Академии наук академик Республики Казахстан, С. Зиманов, У. Султангазин.

Письмо народного депутата Республики Казахстан, академика С.З. Зиманова главе Алма-Атинской городской администрации тов. З.К. Нуркадилову о закреплении за Институтом государства и права части здания по ул. Фурманова, 173, от 24 августа 1992 года

На днях в Президиуме Верховного Совета мне вручили Ваш ответ на запрос группы народных депутатов республики, в числе которых был и я, относительно размещения Института государства и права Академии наук.

1. В Вашем ответе допущена фактическая ошибка, бросающая тень и влияющая, по сути, на судьбу Института государства и права. Хотел бы дать разъяснение по этому вопросу. Вы пишете: «В свое время, зная о подготовке Кабинетом министров Республики Казахс­тан постановления по размещению диппредствительств зарубежных стран в здании по ул. Фурманова, 173, Минсельхоз республики раз­местил в указанном здании Институт государства и права Академии наук РК со штатной численностью 100 человек». Это искажение дейс­твительности. К тому же это некорректно по отношению к замес­тителю Премьер-министра, подписавшему приказ о предоставлении институту части указанного здания. Эта отписка, видимо, продумана вашим аппаратом для оправдания выселения института из указанно­го здания без представления равноценного помещения.

На самом деле размещение Института государства и права в указанном здании решалось задолго до передачи здания диппред- ставительствам, и оно осуществлено при участии Алма-Атинского горисполкома и по указанию Президента республики.

Вот хроника передачи здания институту: 10 ноября 1991 года со­стоялось постановление Кабинета министров об организации Инс­титута государства и права Академии наук казахской ССР. В нем, в частности, было записано: «4. Алма-атинскому горисполкому рас­смотреть и внести предложение о выделении производственного по­мещения для размещения Института государства и права Академии наук Казахской ССР». Горисполком, ссылаясь на отсутствие возмож­ности, передал решение вопроса Госкомитету по государственному имуществу. В свою очередь, председатель Государственного комите­та Казахской ССР по госимуществу тов. К. Избасханов письмом за № 3-07-880 от 6 декабря 1991 года обратился к Президенту Республики Н.А. Назарбаеву о желательности передачи Институту государства и права здания по ул. Фурманова, 173, упразднив высшую школу АПК, которая занимала это здание. Тов. Н.А. Назарбаев поручил Кабинету министров рассмотреть это предложение и помочь институту в его размещении. Кабинет министров еще в декабре 1991 года поручил решение вопроса зам. Премьер-министра — министру сельского хо­зяйства тов. Б.М. Турсумбаеву, который и подписал приказ № 61 от 9 марта 1992 года «О передаче в аренду производственных площадей высшей школы АПК», подтвержденной и уточненной приказом № 70 от 17 марта 1992 года.

Как видно из изложенного, вопрос о передаче части здания по ул. Фурманова, 173, Институту государства и права был решен задолго до Постановления Кабинета министров № 329 от 14 апреля 1992 года о размещении в указанном здании иностранных посольств и не свя­зан с ним.

Я как почетный директор Института государства и права Ака­демии наук и как один из авторов депутатского запроса удовлетво­рен вашим впоследствии решением о закреплении за Институтом государства и права занимаемой им части здания по ул. Фурманова, 173, с условием ее отделения от другой части здания и с оборудова­нием отдельного выхода на ул. Курмангазы. О таком вашем решении уведомил нас тов. В.В. Храпунов, Ваш первый заместитель.

Я надеюсь, что в ближайшем будущем будет снят вопрос о разме­щении Института государства и права, коллектив которого вот уже третий месяц остается на улице из-за закрытия здания, в котором он находился.

Народный депутат РК, академик С. Зиманов.

Письмо Председателя Верховного Совета Республики
Казахстан С. Абдильдина на имя Президента Республики
Казахстан Н.А. Назарбаева о размещении Института
государства и права от 14 октября 1992 годаПрезиденту Республики Казахстан товарищу
Н.А. Назарбаеву Уважаемый Нурсултан Абишевич!

Институт государства и права Академии наук, образованный по Вашему указу, уже четыре месяца как прекратил работу и находится на улице. Занимаемое им здание по улице Фурманова, 173, передан диппредставительствам, а институт выселен. Неоднократные заяв­ления Кабинета министров, Алма-Атинской городской администра­ции остаются невыполненными. А руководство Академии наук не изыскивает свои возможности.

Верховный Совет Республики лишается одного из опорных науч­ных учреждений по подготовке и экспертной оценке законопроектов. Научно-творческий потенциал института, столь важный в современ­ных условиях, остается невостребованным, а коллектив научных работников близок к деградации.

Доведя до Вас это, прошу дать указание Правительству срочно ра­зобраться с вопросами размещения Института государства и права, изыскать возможность для возобновления нормальной деятельности института.

Председатель Верховного Совета Республики Казахстан С. Абдильдин.

close_page

Условия контракта по найму руководителя
(директора) Института государства и права, составленные
академиком С.З. Зимановым и одобренные президентом

Академии наук РК от 18 марта 1994 года

1. При содействии отделения общественных наук и с привле­чением независимых экспертов произвести анализ состояния и ка­чественного уровня исследовательских работ, завершенных в 1993 году. Исходя из его результатов, сделать организационные выводы и кадровые перестановки.
2. Добиться, чтобы по некоторым основным направлениям государственно-правовых исследований, по созданию и экспертной оценке базового законодательства институт был ведущим и автори­тетом в республике.

В этих целях: а) обратить внимание на омоложение кадров, на под­бор научных руководителей проблемных групп-отделов, способных реализовать оригинальные и нестандартные идеи, объединять вокруг себя талантливые творческие силы; б) уточнить, при необходимости заново определить приоритетные и наиболее актуальные для рес­публики направления (проблемы фундаментальных и прикладных исследований) в области науки государства и права, которые мог­ли быть разработаны силами института, и получить эффективные результаты в короткие сроки; в) ограничить внешнее и внутреннее совместительство.

• Осуществить постоянный поиск и внедрить гибкие формы организации научных исследований в соответствии с реальными условиями и задачами.
• Желательно постепенно вводить в научную жизнь договор­но-контрактную тематику по соглашению с заказчиками.
• Рационально использовать финансовые средства и направить их для стимулирования преуспевающих научных работников и ре­зультатов их творческой деятельности.
• Поддержать, создать в институте стабильный морально-пси­хологический климат на здоровой основе.

О структуре Института государства и права,
предложенной почетным директором Института
С.З. Зимановым и одобренной вице-президентом
Академии наук РК от 25.03.1994 года

Структура отделов Института государства и права АН РК, пред­лагаемая мною на ближайшие 3-5 лет.

Сегодня в институте существуют 13 отделов, которые необходимо сократить и объединить, важно также уточнить их названия. Пред­лагаю сеть отделов. На должности руководителей отделов подобрать способных, молодых ученых или пригласить со стороны.

• Отдел истории, политической системы и проблем госу­дарственности Казахстана.
• Отдел теории права.
• Отдел государственного управления.
• Отдел земельного права и экологии.
• Отдел гражданско-правовых отношений и международного час­тного права.
• Отдел правовых проблем инвестиций и предпринимательства.
• Отдел уголовно-правовых наук и судебного права.
• Отдел социологии права и изучения массового сознания (об­щественного мнения) о политической и законодательной структуре общества.
• Группа информации и систематизации законодательства (при дирекции института).              .

Академик С. Зиманов

Некоторые соображения относительно перспективы
развития Института государства и права (1996 г.)
(записка для обсуждения на Ученом совете
института от 13 мая 1996 г.)

I

За годы Советской власти (с момента организации института в 1958 году) в институте сложились крупные научные направления и исследовательские группы:

• в области теории права и государственности, истории политико­правовых учений в Казахстане;
• в области гражданского и сельскохозяйственного права, право­вого обеспечения охраны и защиты природных ресурсов;
• в области проблем организации и деятельности предста­вительных органов государственной власти, в особенности в ее ре­гиональных звеньях.

С распадом Союза ССР и расширением сфер применения правово­го знания и сети правовых учебных исследовательских организаций, а также в результате резкого ухудшения материально-финансового обеспечения научных учреждений и их работников из института ушли многие ведущие научные сотрудники. В кадровом отношении институт ощутимо ослаб. Новое собирание сил, правда, недостаточ­ное, наметилось за последние 1-2 года.

II

Сегодня и в перспективе ведущими проблемами в исследо­вательской работе института должны стать:

1. проблемы укрепления государственности и суверенитета республики, теория и практика этого процесса, их международные и внутренние аспекты, анализ государственных, общественных струк­тур и факторов, их обеспечивающих;
2. проблемы конституционной и правовой реформы в Ка­захстане, направленной на создание законодательных основ эко­номики переходного периода и гражданского общества, режимы законностив государственных, экономических и общественных структурах;
3. проблемы теории и практики правового регулирования от­ношений собственности и собственников, в особенности ее форм, связанных с формированием упорядоченной рыночной экономики и класса цивилизованных предпринимателей;
4. проблемы комплексной борьбы с преступностью и крими-

нализацией общества, ее законодательные и государственно-орга­низационные аспекты.

Для того чтобы организовать и развернуть исследования по ука­занным актуальным проблемам, государственно-правовой науке нужно кадровое и материально-финансовое укрепление института, усиление его контактов и связей с республиканскими и международ­ными центрами и организациями.

Академик С. Заманов.

close_page

4.2. Размышления о роли правовой науки в условиях перестройки и Институт государства и права

В первые годы приобретения республикой государственной неза­висимости, особенно начиная с формирования и работы первого ее Парламента (Верховного Совета), с введением должности Президента республики (20.04.1990 г.) политическая жизнь страны активизиро­валось и наполнилась новым содержанием. Эйфория и водушевление основной массы народа на глазах превращались в основную силу, определяющую будущее республики. Несмотря на сопротивление сторонников просоветской части депутатов были приняты Верхов­ным Советом (Парламентом) весьма важные конституционные акты «Декларация о государственном суверенитете Казахской ССР» (25 октября 1990 г.), «Конституционный закон о государственной незави­симости республики» (16 декабря 1991 г.). Начала работать конститу­ционная комиссия по подготовке первой Конституции республики, которая впоследствии была принята 28 января 1993 года.

Сама по себе организация Института государства и права в струк­туре Академии наук была вызвана в первую очередь новым расши­ряющимся полем законодательной деятельности Верховного Совета. Надо было институту работать на этом поле и вместе с тем самому совершенствоваться, чтобы работать эффективно в условиях, отлич­ных от времен партийно-советской власти. Именно исходя из этой задачи института, я будучи не только его почетным директором, но и депутатом Парламента и фактически ответственным лицом за успехи и неудачи института, 10 октября 1992 года на заседании уче­ного совета Институт государства и права сделал научный доклад «О роли права и правовой науки в условиях политики перестройки в республике». При этом я исходил из общенаучной установки о том, что «теория есть лучшая практика».

В нем попытался оценить состояние правовой науки и определить ее задачи в годы перестройки общественно-политической структуры республики в русле требований переходного периода от социализма к капитализму, от риторики о правах и свободе человека к их реаль­ному обеспечению. Ниже излагаю содержание этого доклада, думаю, что идеи и мысли, изложенные в нем, не потеряли значение, возмож­но, актуальности и сегодня:

1. В Казахстане с приобретением государственной независимости наступил более сложный этап развития. Он связан не только с тем, что этап является новым и приходится перестраиваться во всем: в экономике, социальной сфере и в политической организации обще­ства. Главная трудность заключается в том, что республика не имела ни подготовки, ни опыта, ни знания для решения масштабной задачи на пути революционного обновления общества на совершенно новых началах в специфических условиях Казахстана. В такой ситуации мы оказались не одни, было немало стран и народов, переживших и прошедших такие периоды. Знание и освоение их опыта, его разум­ное использование в условиях нашей республики являются одним из условий успешного проведения политики перестройки.

На начальном этапе перестройки необходимо одновременно решать задачи в двух главных взаимосвязанных долгосрочных на­правлениях — демократизации и реформе экономики, по силе и раз­маху носящих преобразующий характер. Задача и роль права в этих условиях в общем-то обозначены: перевести политику перестройки на язык общеобязательных норм в той мере, в какой оптимально возможно, с той целью, чтобы как можно быстрее преодолеть обста­новку неопределенности, выжидательности, развенчанности — этих неизбежных спутников переходного этапа и создать ситуацию отре- гулированности связей и отношений людей в стране, в ключевых ее направлениях и сферах. Предстояло принять новые по содержанию законодательные акты в русле перестройки, в основном относящиеся к сфере экономики. Надо было создать сеть конкретных, работаю­щих правовых норм, аккумулировать в специфической казахстанс­кой среде правовые нормативы, опыты проведенных и проводимых в других странах широких экономических и политических реформ, экспериментов, годных для применения в условиях нашей респуб­лики.

Непременным условием эффективного правового обеспечения перестройки является отказ от традиционного взгляда, по которо­му «жизнь права в правовых нормах» что означает сведение права к нормам. Он должен был быть заменен формулой «жизнь права на­чинается с правовых норм» и преследовать цель — служение народу, обществу.

На этапе правового регулирования сфер общественной жизни на­иболее сложной и трудной, в то же время неотложной и приоритет­ной является проблема демократизации, сфер власти и управления, наиболее отсталой и запущенной области. Если она раньше была по­вернута главным образом в сферы социальных отношений, то теперь она в той же мере должна широко охватывать и сферы политических и управленческих отношений — утверждать и гарантировать самоуп­равление и свободу инициатив, свободу самовыражения и гражданс­кой полноценности личности.

При непосредственном приближении к решению указанных воп­росов в повестку дня встают некоторые общие, но специфические вопросы правового регулирования, без осмысления которых сущес­твует сознаваемый риск узкого практицизма.

В правовой науке, а также на практике важно осмыслить и оп­ределить вначале «целевую стратегию» собственно правового строительства в условиях перестройки и подчиненную ее основ­ным задачам, т. е. какая политико-правовая ситуация может дать простор и максимально обеспечить осуществление ее целей. Задаче перестройки в наибольшей степени отвечало бы принятие концеп­ции правового государства. Однако вряд ли сегодня мы готовы ее принять, хотя считаю ее неминуемым этапом развития для подлинно демократического государства, основанного на институтах граждан­ского общества, для этого нужна определенная подготовка и время для серьезной переориентации.

Возникает и один важный методологический вопрос. Одно дело свести роль права к нормативно-правовому обеспечению перестрой­ки, как это понимают многие ученые и практики. Это совершенно необходимо, но, на мой взгляд, это вместе с тем недостаточно в плане использования огромного внутреннего потенциала права. Я считаю, что есть еще другой подход, обогащающий первый и способный «осовременить» его. Он основан на тезисе о том, что право, как и идеи и идеология, как их разновидность, в определенных случаях должно иметь первенство перед теми реальными общественными отношени­ями, в том числе и экономическими, которые являются предметной сферой, подлежащей нормативно-правовому регулированию.

Правовые нормы, если они действительно выражают правовую политику адекватно условиям перестройки, должны играть не толь­ко регулятивную роль со значительными элементами статичности и пассивности, сколько активно-стимулирующую и преобразующую роль в сфере общественной жизни.

Представляется, что на этапе перестройки право должно решать задачу «минимум», которая заключается в следующем:

• перестроиться самому праву, и законодателю, и ученым- юристам, призванным разрабатывать проблемы правового регули­рования сфер общественной жизни в новых условиях,
• одновременно безотлагательно перевести на рельсы за­конности деятельность в первую очередь властно-управленческих структур, затем и хозяйственных учреждений путем закрепления их статуса и основных сфер деятельности, а также полномочий в правовых нормативах, не стесняя при этом экономические методы управления и экономические нормативы, в) создать методами право­вого воздействия и обеспечения государственно-правовых гарантий, стимулирующих обстановку для широкого проявления активности личности, г) работать в направлении создания теоретической и прак­тической предпосылок для принятия концепции правового государс­тва в перспективе.
• Перестройка нужна и необходима в самой юридической науке и в практике правового регулирования общественных отношений. Она напрашивается с большой настойчивостью и созрела во всех отно­шениях. Суть правовых воздействий на реформы, по моему убежде­нию, заключается не в том, чтобы усовершенствовать или углублять формы и методы нормативно-правового вмешательства в различные сферы общественных отношений и устанавливать какие-то пределы действия правовых нормативов в зависимости от характера регулируе­мых ими жизненных явлений. Предназначение права заключается не только в том, чтобы использовать возможности права и весь арсенал юридических средств в интересах происходящей в экономике и в управлении перестройки, — это, разумеется, важно. Все же при этом остается за скобкой главный объект правового «облагораживания».

Главное в перестройке права, правового мышления и правовой практики на современном этапе состоит в том, чтобы в ее центре непременно находился человек как источник и начало сути и мето­дов правового регулирования общественных отношений. Человек, взятый с его многообразием интересов и свободой самоутверждения как активной общественной силы, как феномен, от которого исходит и в котором завершается вся общественная практика, как единство социального и биологического. Не вещи, не законодательные акты, не органы, в том числе и вновь создаваемые, и не правовые отношения, в которых человек с его поведением рассматривается как объект воз­действия или в лучшем случае действующими в них субъектами, т. е. не отношения без человека или с человеком, оттесненным на второй план, являются главными в перестройке. Многие существенные недостатки в юридической сфере главным образом связаны с тем, что человек как бы занимает в ней подчиненное положение. До тех пор, пока человек с его богатством мысли и интересами как основная общественная сила и определяющий фактор цивилизации и про­гресса общества не будет занимать центральное место в правовых установлениях или это признается лишь декоративно без достаточ­ного воплощения в реальную правовую жизнь, трудно и невозможно рассчитывать на значительные успехи и в демократизации сфер об­щественной жизни и перестройки в экономике.

Если быть откровенным, то следует признать, что основной порок ужесточения административной и уголовной ответственности, кри­минализация ряда правонарушений (т. е. отнесения их к преступле­ниям), стремление зарегулировать правовыми нормами все просторы социальных и экономических отношений, выдвижение чуть ли не на первый план нормативно-правовой, законодательной деятельности, особенно характерных в последние постсоветские годы, нарушение законности, административно-авторитарных и бюрократических ме­тодов в управлении, получивших, прямо скажем, довольно широкое распространение, являются результатом «забвения» или оттирания человека на задний план.

Такие высокие принципы и нравственные нормы, как социальная справедливость и гуманизм, свобода и самоутверждение личности, ее всестороннее развитие, которые были завещаны поколениям, пол­ную силу проявления получают только тогда, когда в центре всей политики и интересов общественного развития будет находиться сам человек с его общественно-практической деятельностью. С практической стороны перестройка в юридической сфере, основан­ная на принципе «главное — человек», должна включать следующие компоненты: а) заново осмыслить и пересмотреть круг социальных и политических прав и обязанностей личности в условиях рыноч­ной экономики и капитализации в сторону их решения в единстве, расширения и придания им обязательной жизненной силы путем закрепления в конституционных законодательствах; б) разработать систему надежного и работающего механизма, гарантирующего проведение в жизнь предписаний законов в области социальных и политических прав личности. Тут одних юридических гарантий, как показала практика, явно недостаточны. И я не могу согласиться с высказываниями отдельных ученых-юристов, уповающих на мощь юридических средств, в том числе и органов социальной юрисдик­ции. Нужна система политико-правовых гарантий, т. е. такой механизм, который включал бы и государственную политику (возведение охраны прав и свобод граждан на уровень большой государствен­ной политики), и обязанность и ответственность государственных, хозяйственных органов за обеспечение исполнения закона; в) более точный учет соотношения экономических и правовых нормативов, социально-нравственных и политико-правовых норм, действующих или должных действовать в различных областях общественной жизни с тем, чтобы не стеснять производственную, общественную и личную активность труженика и гражданина, создавать условия и обстановку для проявления их творческой силы и саморазвития. С этой позиции желательно реформировать содержание и структуру, институты и отрасли правовой системы.

Перестройка в юридической сфере также должна заключаться в перенесении центра внимания на реализацию установлений зако­нов, на ее эффективность, оцениваемую по конечным социальным (не столько правовым) результатам. Существенный недостаток современного правового мышления заключается и в том, что «нор­мативизм» является главным критерием оценки эффективности правового регулирования, т. е. действие правовых норм оценивается по количеству возникающих конкретных правовых отношений без­относительно от их социального результата и ценности в реальной жизни. До настоящего времени много и очень много говорили о при­нятии новых законов, и создавалось впечатление, что оно — главное направление в правовой жизни. Это, разумеется, важная и нужная область деятельности. Но она — не главная линия перестройки самой жизни и перестройки в правовой науке.

Нельзя добиваться усиления роли и эффективности законов в жизни общества путем принятия новых законов, т. е. путем беспре­станного умножения числа принимаемых законодательных актов. Тщетны старания обеспечить оптимальное функционирование пра­вовых норм и добиваться от них конечного желаемого результата, предусмотренного этими нормами и потенциально заложенного в них, только правовыми средствами или механизмом правового ре­гулирования, запичканным теми же правовыми средствами. Надо пересмотреть ходячие формулы «эффективность действия правовых норм заложена в них самих», т. е. якобы стоить только расшевелить, привести в движение этот правовой потенциал, чтобы пожинать пло­ды эффективности. Тут правовые средства абсолютизируются.

Право становится мощным средством регулирования конкретных областей общественных отношений под углом зрения получения желаемого результата только тогда, когда оно включается в процесс жизнедеятельности общества с использованием государственно­властных, идеологических и организационных средств. Исполнение предписаний правовых норм должно стать политикой и обязаннос­тью всех без исключения органов, в том числе государственных, общественных организаций и коллективов.

Гласность по отношению к законам не есть только их при­нятие компетентными органами, обнародование и доведение их до населения. Гласность принятия законодательных актов предполага­ет признание их публичного значения, что означает сопоставление мнений, рассмотрение их вариантов и выбор лучших из них пос­редством открытого доказывания. Нынешняя преимущественная практика принятия законов в законодательных актов Парламентом без серьезного и тщательного обсуждения не служит делу усиления престижа законов.

Если быть откровенным, депутаты нашего молодого Парламента еще не привыкли и не всегда могут по возвращении с сессии расска­зать своим избирателям о принятых на ней законах, особенно если они не относятся к их профессиональной деятельности. Нужен более совершенный регламент принятия законов в Верховном Совете, пре­дусматривающий широкую гласность обсуждения их по существу и предусматривающий определенную подготовку депутатов в этом плане.

Важное условие возвышения авторитета законов состоит в том, чтобы исполнение стало политикой и повседневным делом в пер­вую очередь исполнительных органов сверху донизу. Мне не раз в недавнем прошлом в годы до распада СССР приходилось слышать на заседаниях в партийных органах реплику руководителя: «Это вам не профсоюзное собрание говорить о законах» или «Не путайте партийные органы с судами, где можно говорить о законах». Такие суждения почти сводят на нет все усилия, направленные на укрепле­ние законности.

При законодательном регулировании расширения и развития демократии, самоуправления и гласности следует иметь в виду, что они сами по себе не могут быть абсолютизированы и подчинены каким-то внутренним законам, не выходящим за пределы их собс­твенного структурного содержания. Следует исходить из основопо­лагающих и общих принципов, определяющих их суть и назначение, а также единство их внутренней логики и связей. Это означает, что решение их (как теоретическое, так и практическое) должно идти не от позиции сугубо экономических социально-политических задач, решаемых на данном этапе развития общества, даже не от перестройки, и через них к человеку, а, наоборот, надо идти от человека к перестройке. В этом плане желательно осуществлять и пересмотр старых, действующих актов, и принятие новых целевых и комплекс­ных актов, включающих и затрагивающих указанные вопросы.

В число правоохранительных органов, в деятельности кото­рых особо важное значение имеет неукоснительное соблюдение законности по каждому делу, применительно к каждому человеку, учитывая уроки прошлого, следует включить и органы Комитета государственной безопасности.

Необходимо осуществить комплекс важных организационных и конструктивных мер и преобразований, чтобы, во-первых, создать реальные условия для неукоснительного соблюдения и укрепления законности в деятельности правоохранительных органов, и, во-вто­рых, чтобы их деятельность проходила под контролем и на виду об­щественности.

Эти органы наделены широкими полномочиями рассматривать и решать ситуации и судьбы людей властными методами, включая и вопросы ограничения свободы. Значение этих органов в системе демократии и гласности, а также охраны интересов общества и госу­дарства архиважно. Именно в их деятельности наиболее рельефно и остро выступает ценность декларации и реальности. Люди с обыден­ным сознанием во многом судят о порядках в обществе, в зависимос­ти от работы правоохранительных органов.

Для меня очевидно, что первостепенным вопросом является обеспечение независимости судов, как это предусмотрено и старой Советской Конституцией и новыми законами. На практике этот краеугольный принцип законности часто нарушается. Особенно при рассмотрении уголовных дел. Способы прямого и косвенного вмешательства в судебную деятельность разные. Приведу наиболее распространенные формы: доведение до сведения судей об опреде­ленной заинтересованности по делу ответработников; широко рас­пространены доклады и получение указаний, разговор властного руководителя, зав. отделом адм. органов с глазу на глаз с судьей и «советы» с их стороны; «проработка» судей и судебных органов в порядке субординации и контроля; местная коньюнктура — наиболее влиятельная сила («усилить борьбу», «устроить показательное нака­зание», «искоренить этот вид вредительства или преступлений» и т. д.); проявление заинтересованности в делах следственных и судеб­ных органов вопреки интересам истины.

Официальные заявления руководителей и руководящих органов о привлечении к уголовной ответственности таких-то лиц, сделан­ные ими в порядке ответов на критические выступления в печати, связывают по рукам и ногам судей при рассмотрении этих дел. Тут уже срабатывает сугубо обвинительный уклон. «Недисциплиниро­ванные» судьи практически не имеют перспективы.

Что нужно для того, чтобы укрепить независимость судей: а) я согласен с предложением о необходимости принятия специального закона об ответственности должностных лиц за вмешательство в деятельность судебных органов; б) закрепить участие народных за­седателей в суде, введенное в советское время, увеличить их число в суде по уголовным делам до шести человек и повысить их ответс­твенность и подготовку; в) ввести в практику приглашение судей, иногда и народных заседателей из других административных реги­онов, свободных от местного давления, для рассмотрения конкрет­ных уголовных дел по ходатайству заинтересованных сторон или по инициативе органов юстиции; г) желательно учредить новую инстан­цию — административный суд в областях и республике, в функцию которого входило бы и рассмотрение дел о судебных работниках, об их ответственности за заведомо тенденциозные судебные решения, а также постановка вопроса об отзыве судей и судебных заседателей.

Процесс демократизации и внедрения гласности в пра­воохранительных органах на сегодня происходит во многом фор­мально, больше под шумиху, не подкрепленную конкретными делами. При таком положении трудно рассчитывать на коренное улучшение их деятельности. Следовало бы в этом плане подумать и обсудить следующие практические вопросы перестройки в системе правоохранительных органов: а) отделение следственного аппарата от органов прокуратуры и МВД и передача его в ведение Минис­терства юстиции или другие варианты, направленные на устранение ненормального положения, когда прокуратура проводит следствие и прокурор выступает государственным обвинителем по этим же уголовным делам. При таком положении мало остается места для беспристрастного, объективного ведения дела; б) допущение адво­катов к материалам следствия с начала возбуждения дела, а не на за­вершающей стадии следственного разбирательства, как это принято сегодня; в) закрепление за местными представительными органами права ведения параллельного следствия по некоторым категориям дел с привлечением представителей трудовых коллективов и науч­ных учреждений; г) создание на основе корпоративной деятельности и хозрасчетных объединений центров, клубов для правового обслу­живания населения, защиты и удовлетворения их правовых интере­сов.

Было бы близорукостью полагаться только на организационно­структурные изменения в системе правоохранительных органов, хотя они необходимы для улучшения перестройки их деятельности в новых условиях. Я считаю, что одним из действенных каналов в этой части должно стать усиление роли науки в этих органах, в со­держании их повседневной работы. Узкий практицизм, характерный сегодня для этих органов, должен уступить место более широкому подходу. Приверженность к административным методам и к защите интересов своей «системы» должна быть заменена приверженнос­тью к социальной справедливости, гуманизму, демократии — к за­щите интересов народа. Все это требует более глубокого мышления и научно-обоснованного метода деятельности. Правоохранительные органы не только должны быть постоянно связаны с наукой, с науч­ными учреждениями, но на ответственных постах должны работать больше кандидатов и докторов наук. Здесь, к сожалению, практика пока развивается в обратном направлении.

Мне представляется, что само название «правоохранительные ор­ганы» уже устарело, не соответствует новым условиям. Под маркой именно охраны законов эти органы часто нарушали их и действовали вопреки их установлениям и этим в ряде случаев дискредитировали эти законы. Органы суда, прокуратуры, МВД желательно впредь именовать «органами законности», что передает как цели их деятель­ности, так и требования к ней.

Нужна перестройка и в системе юридического образования в стране. На сегодня кадры специалистов с высшим юридическим об­разованием готовятся в трех формах школ: в университетах, в юри­дических институтах и высших школах МВД. Их существование в целом оправдано. Однако в программах, методах и ориентации под­готовки студентов в территориальном распределении вузов имеются существенные недостатки. Я не берусь судить о высших школах МВД. Я работал в юридическом институте и в университете, больше связан с ними и могу поделиться своим мнением о них.

Подготовка юристов в университетах, берусь судить, не отвечает возросшим требованиям. Не случайно, что практические органы, как правило, охотно берут на работу молодых специалистов, окончивших институты, нежели университеты. Это досадный факт. И причин тут много, главные из них: 1) юридический факультет в структуре уни­верситета считается второстепенным. Критическое отношение со сто­роны представителей технических и естественных наук учреждениям юстиции, становящееся заметным, повсеместно отражается на отно­шении в подготовке юристов в университете. Распространено мнение, что юридическая наука — не наука, а конъюнктурная дисциплина, не имеющая своих законов и логики. Отсюда и невнимание к качеству подготовки специалистов-юристов; 2) юридические факультеты до­вольно часто плохо оснащены современными техническими средства­ми, которые применяются и должны использоваться в практической деятельности правоохранительных органов, кроме имеющихся допо­топных и простейших приборов в кабинетах криминалистики, почти больше ничего нет. Вот и получается, что специалисты с дипломом университета, придя на практическую работу, не имеют никакого представления о современных оперативных, розыскных и других технико-организационных средствах борьбы с правонарушениями и преступлениями с вытекающими отсюда последствиями; 3) главный недостаток заключается в отсутствии ясной ориентированности в под­готовке специалистов-юристов в университетах. Учебные программы и планы юридических факультетов и институтов почти ничем не от­личаются. Я убежден, что университеты должны готовить специалис­тов с широким кругозором в методологическом и теоретическом пла­не, образованных, умеющих сочетать теоретическое и практическое знание, обладающих научной логикой суждения и познания. В этом они должны отличаться от выпускников других высших юридичес­ких школ. Тогда положение и отношение к ним резко изменятся. Та­ких специалистов нельзя готовить в массовом плане, надо ограничить ежегодный прием. В 1987 году в Казахской ССР на первые курсы были зачислены: в Казахский университет — 230, Карагандинский — 150, в высшую школу МВД — 200 человек. Почти столько же на заочные отделения. Через пять лет резко увеличилось число официальных и неофициальных вузов с юридическими факультетами и студентов в них увеличились почти в десять раз. Это нельзя считать нормальным. Юристов нельзя готовить поточным методом.

Не привив юридическую культуру должностным лицам, а в пер­вую очередь работающим в исполнительно-распорядительных и пра­воохранительных органах, трудно добиться перелома в соблюдении и укреплении законности. Примеры должны идти от них. Зайдешь на территорию, в цехах промышленных предприятий полно лозунгов, призывов и экономических расчетов, оформленных крупным планом, но ни слова, ни рекламы отдельных положений и норм из законов, имеющих прямое отношение к деятельности коллектива. Это харак­теризует наше отношение к воспитанию уважения к законам, к делу подъема правовой культуры населения. Нет фундаментальной право­вой агитации. В древности, в средние века и в более позднее время при входе в город, на главных магистралях, на фасаде учреждений

юстиции и в других местах на камне, на дереве и т. д. наносились и чеканились отдельные правовые нормы и изречения о справедливости и законах. Они имели большое наглядное значение в подъеме как пра­вовой культуры населения, так и в превращении правовой политики в его внутреннее убеждение. Такую фундаментальную агитацию мож­но осовременить и ввести в практику республики.

Институт государства и права имеет свою историю и определенный опыт ведения исследовательской работы, накопленный в годы Совет­ской власти. Тогда правовая наука находилась под властью официаль­ной идеологии, однако при всем этом сам исследовательский метод, связанный с восхождением от предметных событий изучения к тео­ретическому обобщению и наоборот, от абстракции к практической реальности, не потерял познавательной цельности. Опираясь на труды предыдущих поколений ученых-юристов, Институт государства и права, надо полагать и надеяться, внесет определенный вклад в право­вое строительство независимой Республики Казахстан.

close_page

4.3. О дальнейшей судьбе Научно-исследовательского института государства и права

В постсоветский период эйфория, связанная с провозглашением государственной независимости республики, на ее начальном эта­пе сменилась серьезными кризисными ситуациями, охватившими и экономику, и социальную сферу и политическую систему страны (Парламент дважды был распущен — в 1993 и 1995 годах). Вдобавок к тому в переходный от социализма к капитализму период было до­пущено немало серьезных ошибок. Одной из них было упразднение Национальной академии наук республики как якобы «анахронизма», оставленного советской властью. Она в 1996 году была упразднена и присоединена к Министерству науки и новых технологий. Новое объединенное республиканское учреждение стало называться Ми­нистерством науки и Академия наук Республики Казахстан, а его первый руководитель — министром науки и президентом Академии наук Республики Казахстан. Все исследовательские институты, ранее входившие в структуру Академии наук, были выведены из ее состава и переподчинены непосредственно министерству и его аппарату. Эту участь разделил и Институт государства и права, ставший подчинен­ным подразделением министерства.

Институт государства и права к середине 90-х годов XX века пред­ставлял собой крупный исследовательский центр, более или менее адаптированный к новым условиям и государственно-правовым про­блемам независимой Республики Казахстан. В нем работали все пять членов Национальной академии наук (С.З. Зиманов, М.Т. Баймаханов, Г.С. Сапаргалиев, А.Е. Еренов, М.К. Сулейменов), вместе с ними — во­семь докторов наук и более 30 кандидатов наук. Ученые принимали довольно активное участие в рабочих группах и комиссиях, созданных при министерствах и Парламенте по разработке моделей и проектов законодательных актов, выступали с инициативными предложениями об укреплении законности и правопорядка, о создании демократичес­ких институтов гражданского общества в нелегких условиях переход­ного периода.

Разруха и трудности переходного периода, порою и ошибочное тол­кование сути и природы свободной рыночной экономики, когда при­писывали ей саморегулирующую роль в экономике и в других сферах жизни общества, сужали сферы науки и мало оставляли места для на­уки, в том числе и для правовой науки. Распространившееся во власт­ных структурах мнение о том, что «лучше купить новую технологию за границей, чем разрабатывать у себя, что стоит гораздо дороже» или «надо развивать науку в первую очередь в вузах, а академические ис­следовательские институты следует передать им», нанесло серьезный ущерб научному потенциалу государства. Институт государства и права испытывал на себе отрицательные последствия таких нездоро­вых суждений, отразившихся в правительственной политике страны.

Постановлением Правительства «О некоторых мерах по интег­рации науки и образования Республики Казахстан» от 14 февраля 2000 года Институт государства и права АН РК был передан Казахско­му государственному юридическому университету и с этого момента стал структурным подразделением последнего. Это было сделано по прямому указанию главы государства Н.А. Назарбаева, к которому с такой просьбой обратился Н.А. Шайкенов, ректор университета, ранее работавший в Правительстве вице-премьером и министром юстиции. С этого дня я перестал быть почетным директором Института госу­дарства и права, оставил и заведование отделом, всецело переключил­ся на педагогическую работу, перешел в неправительственное высшее юридическое учебное заведение — в Казахский академический универ­ситет, одним из его учредителей и ректором которого одновременно являлся. Вскоре Государственный юридический институт каким-то образом подвергся приватизации, стал частным акционерным обще­ством, изменил название на Алматинскую юридическую академию. Дело этим не кончилось: это высшее юридическое учебное заведение было преобразовано в филиал Казахского гуманитарно-юридического университета, созданного в Астане, и в 2006 году во время кампании по сокращению числа вузов она — Алматинская юридическая ака­демия с контингентом около десяти тысяч обучающихся студентов, была ликвидирована. Ей оставили право в течение двух лет доучить числившихся студентов.

Все эти «преобразования» в конце концов привели почти к пол­ной потере накопленного в прежние годы научного потенциала и престижа Института государства и права как серьезного когда-то исследовательского центра государственно-правовых проблем рес­публики. Институт одичал, в полном смысле оказался беспризорным и ненужным ни Гуманитарно-юридическому университету, в штате которого числится, ни Алматинской юридической академии, которая самоупразднилась. От Института государства и права на 1 января 2008 года, можно сказать, осталось одно название, «функционирует» со штатом около десяти человек научного и вспомогательного персо­нала, в том числе два кандидата наук (кроме директора), в ожидании последнего рокового часа.

close_page

ОБЩАЯ ТЕОРИЯ ПРАВА И ЕЕ МЕСТО В СИСТЕМЕ ПРАВОВЫХ НАУК

Возросший интерес, проявляемый учеными начиная с 70-х годов к уточнению и определению места и роли общей теории государства и права в системе правоведения обусловлен, во-первых, возрастанием роли общетеоретических концепций как в сфере государственно-пре- вовой практики зрелого социализма, так и в сфере правового познания, во-вторых, интересами усиления взаимовлияния и интеграции общей теории и отраслевых юридических наук; в-третьих, выдвижением са­мой практикой государственно-правового строительства новых задач и проблем, в ряде случаев принципиально новых, решение которых выходит за рамки отраслевых юридических дисциплин и возможно на уровне общей теории правоведения; в-четвертых, необходимос­тью переосмысления ряда положений и формул самой общей теории государства и права, продиктованного интересами приведения тео­ретического и понятийного ее арсенала в соответствии с задачами науки в условиях развитого социализма.

Каждая наука, в том числе и общая теория государства и права, по мере успехов и в свете меняющихся задач и целей науки переосмыс­ливает, пересматривает свое место, свою роль в системе научного поз­нания вообще, в системе наук, объектом которых являются одни и те же комплексы отношений. Такое осуществляется наукой тем больше активно, чем больше у нее достижений, нагрузки и ответственности перед обществом. Именно, как представляется нам, на таком этапе развития находится сегодня общая теория государства и права.

Выдвижению вопроса о месте и роли общей теории государства и права в системе правоведения в число актуальных проблем науки спо­собствовали и определенные противоречия, возникшие между общей теорией и специальными юридическими науками, когда последние сво­ими частными теоретическими разработаеми в ряде случаев стали обго­нять и захлестывать область общей теории, нередко в отдельных сферах беря на себя ее роль. Такое положение было вызвано медлительностью развития, известным отставанием общетеоретической разработки ряда проблем и непосредственным напором госудкретвенно-прявовой прак­тики на специальные, отраслевые юридические науки, оказавшиеся в результате этого вынужденными разрабатывать наряду с частными и общие вопросы науки. Результатом этого явилось то, что за последние годы на научных обсуждениях стали раздаваться голоса об известной оторванности общей теории права от отраслевых правовых дисциплин, о слабости влияния первой на вторые — это было отражением, как не горько сознавать, объективного положения, сложившегося в правовой науке и вместе с тем серьезным сигналом о необходимости усиления внимания к общетеоретическим прововым исследованиям. Следует отметить, что известный поворот к исследованию общетеоретических проблем правовой науки уже наметился, обсуждаются проблемы и пути дальнейшего развития юридической науки и областей ее знаний в свете задач и требований современного этапа общественного прогресса. По ходу расширения разработок в области общей теории права возникает и ставится вопрос о ее месте и роли в системе правовых наук, решение которого определенно влияет не только на методы, структуру и содер­жание, но и на правовую науку в целом.

Особенность развития общей теории права на современном этапе — это то, что в разработку ее проблем все больше и больше включаются, наряду с теоретиками, «отраслевики» — специалисты в одной из облас­тей специальных правовых наук. Такое положение расширяет и усили­вает фронт общетеоретических исследовательских работ, служит зало­гом успешного их решения. Вместе с тем заметно выступает тенденция перенесения мышления и методов частных наук, а также элементов «практицизма», «нормативизма» в область общей теории. В этой обста­новке постановка и решение вопроса о месте и роли общей теории права в системе правоведения приобретает еще большую значимость.

Нами рассматриваются и выносятся на обсуждение вопросы о зна­чении общетеоретических правовых концепций для частных право­вых исследований, о взаимосвязи общей теории права и отраслевых правовых наук, о способах формирования общеправовнх теорий и о роли в нем результатов исследований специальных правовых дисцип­лин.

Жаркие дебаты, разгоревшиеся между учеными-юристами в начале- середине 73-х годов, когда общая теория государства и права объявля­лась то политической, то политико-философской наукой, то философс­кой, философско-юридической наукой или даже вовсе не юридической наукой и соответственно этому определялись ее функции и место в системе правоведения, на Сегодня несколько улеглись. Несмотря на большую амплитуду мнений, почти все они были направлены к одной цели — поднять роль общей теории госудерства и права, хотя средства обеспечения этой цели не всегда были ей адекветны. В результате этих обсуждений легализовались различные взгляды на характер и назна­чение общей теории государства и права, вскрылись сильные и слабые их стороны, наметились контуры основных направлений, по которым следовало вести общетеоретические исследования соответственно месту общей теории государства и права как общетеоретической юри­дической науки в системе правоведения. Вместе с тем они показали зыбкость ряда наших представлений о характере, ценности и сориен­тированности знания общей теории государства и права, подтвердили необходимость их дальнейшей разработки как одно из условий разви­тия юридической науки зрелого социализма.

В литературе последнего десятилетия, можно сказать, прочно закрепились с отдельными уточнениями взгляды С.А. Голунского и М.С. Строговича, изложенные ими накануне войны, относительно на­значения и места общей теории госудерства и права в системе специ­альных и отраслевых юридических наук. По их мнению, общая теория государства и права является «ведущей дисциплиной, определяющей основы других юридических наук, а разрабатываемые ею принципы и понятия имеют руководящее значение в системе правоведения»¹. В дальнейшем, в 60-е годы установился более сдержанный тон в оценке места общей теории государства и права в системе правоведения. В основной литературе этого периода выражения: «ведущая роль», «ру­ководящее значение» по отношению науки общей теории государства и права не употреблялись. Предлагалась формула о «всеобщем зна­чении» выводов этой науки, отмечалось, что «теория государства и права занимает центральное место в системе наук, специально изу­чающих государственные и правовые установления и явления». Она объявлялась «теоретической базой» специальных юридических наук.70-е годы ознаменовались по существу возвратом на новом уровне к оценке общей теории государства и права довоенных лет. Авторы многотомного курса «Марксистско-ленинская общая теория государс­тва и права», подготовленного Институтом государства и права АН СССР, считали, что общая теория государства и права по отношению к другим юридическим дисциплинам выполняет «направляющую роль», имеет «руководящее», «определяющее значение». Такой взгляд проводился и стал доминирующим в ряде других последующих рабо­тах. П.Е. Недбайло также признавал: «Руководящее значение для всех других юридических наук» общей теории государства и права. Име­ются и другие оттенки во мнениях исследователей. А.М. Васильев, признавая общую теорию государства и права «теоретической базой» изучения другими, юридическими науками проблем правоведения, делал особый акцент на то, что она является «фундаментальной на­укой правоведения». Эту идею он обосновал и развил в своей послед­ней работе. Д.А. Керимов ограничился указанием на то, что «общая теория государства и права — наука высокого уровня обобщений госу­дарственно-правовой действительности».

С указанным вопросом тесно связан и вопрос о методологической функции общей теории государства и права. В учебниках для вузов по теории государства и права, которые, как в фокусе, отражали уровень науки, общая теория государства и права то признавалась «методоло­гической дисциплиной», «методологической наукой» в системе пра­воведения, то наукой, имеющей «методологическое значение». Иногда отождествлялись эти понятия. Некоторые авторы считают, что наука, претендующая на методологическую роль в системе социальных наук или имеющая методологическое значение, тем самым становится и методологической наукой в этой системе знания.

Ряд видных ученых нашей страны считает общую теорию госу­дарства и права методологической наукой. С.С. Алексеев еще в начале 60-х годов писал, что «общая теория права — наука методологическая. Опираясь на данные конкретных наук, она вырабатывает понятия, ко­торые затем имеют для них основополагающее значение. Аналогич­ной точки зрения придерживался проф. М.Г. Александров. По его мне­нию, общая теория государства и права по отношению к отраслевым юридическим дисциплинам играет роль «общетеоретической науки, а также методологической науки, конкретизирующей методологию исторического материализма, применительно к изучению государс­твенно-правовой надстройки».

А.Ф. Шебанов был одним из самых активных сторонников этого взгляда. Одну из своих статей, предложенную в качестве основного доклада на научной конференции, озаглавил так: «Общая теория го­сударства и права как методологическая наука». Свое утверждение о том, что общая теория государства и права является «общеметодоло­гической наукой» и в то же время «философской наукой» обосновал тем, что «она дает научное решение основного гносеологического вопроса применительно к государству и праву».

Этот взгляд, по которому общая теория государотва и права счита­лась методологической наукой, подвергся со стороны другой группы ученых острой критике. Д.А. Керимов отстаивал ту точку зрения, что общая теория государства и права не является и не может быть методо­логической наукой, и, что она характеризуется как общетеоретическая наука, имеющая методологическое значение в системе правоведения. В многотомном курсе по марксистско-ленинской общей теории госу­дарства и права содержится указание о том, что общая теория государст­ва и права дает специальным, отраслевым юридическим наукам «необходимые исходные общетеоретические и общеметодологичес­кие данные о государстве и праве в целом, которые помогают найти правильное решение вопросов». Известный теоретик А.М. Васильев в своей монографии, изданной в 1976 году, взял под сомнение обос­нованность критики, направленной против сторонников взгляда на общую теорию государства и права как на методологическую науку. По его мнению, уже утвердилось в науке «представление о теории государства и права как о методологической науке по отношению к специальным областям юридических знания».

Вопрос о том, является ли общая теория государства и права «ме­тодологической наукой» или наукой, имеющей «метододологическое значение» в системе правовых наук имеет важное и принципиальное значение, от решения которого зависит многое в определении характе­ра и функции самой науки общей теории государства и права, а также ее места и роли в системе правоведения.

Мы считаем неправомерным относить общую теорию права (а сле­довательно и общую теорию государства и права, составной частью которой является общая теория права), к категории «методологической науки». Она не содержит ни гносеологию, и ни всеобщую теорию и логику познания правовых явлений как часть общественных явлений. Разработка этих проблем не входит в задачу общей теории права и она не в состоянии ее осуществить.

Познавательная роль теории права ограничена ее теоретическими конструкциями как познанными закономерностями правовой системы, формирование методов в специальных науках происходит путем обра­зования теории, через теории. А система теории в общей теории права не содержит ни общих принципов и логических процедур познания, тем более методов научно-теоретического мышления, ни одна пред­метная теория не заменит теорию познания диалектики. Так, методы постижения объективной истины при изучении правовых явлений и отображения их такими, какими они являются в действительности (по природе), основанные на восхождении мысли от абстрактного к конкретному, на принципах исторического и логического анализа и освоения правового объекта познающим субъектом и другие методы познавательной деятельности, без которых не может обходиться ни один исследователь-юрист, содержатся в арсенале методологии матери­алистической диалектики. Эти философские методы не сводимы к методам общей теории права, специальных наук вообще.

Общая теория права не является методологической наукой, но она имеет методологическое значение, точнее, — теоретико-методоло­гическое значение для правоведения. Это не приписка и не связано наделением ее такой ролью. Оно есть свойство теории. Всякая тео­рия, если она подлинная, т.е. выражает истинные закономерности явления реальности, то содержит в себе подход и способы освоения этого явления и его фрагментов. Общая теория права, содержащая в своем теоретическом арсенале познанные законы и принципы бытия и функции правовой системы в целом, содержит специальные правила и способы подхода и освоения правовых норм, их системы и частей, а следовательно, она является наукой в системе правоведения не только общетеоретической, но вместе с тем и в силу этого и наукой, имеющей теоретико-методологическое значение. Методологическая роль общей теории права носит частно-методологический, предметно-методоло­гический характер.

Методологический престиж теории права зависит не от того, что в ее природе и структуре заранее заложено методологическое свойство. Методологическое значение теории права находится в прямой связи с ценностью и объемом ее теоретических конструкций. Чем фунда­ментальнее ее теоретические обобщения и формулы, тем ценнее они в теоретико-прикладном плане и тем активнее сама наука выполняет теоретико-методологическую роль в системе правоведения. Наоборот, чем беден и неглубок теоретический арсенал общеправовой науки, тем меньше она имеет методологическое значение для познания правовых явлений.

При характеристике места и роли общей теории права в системе правоведения, как и любой общетеоретической дисциплины в систе­ме науки, употребление таких выражений, как «руководящая роль» или «направляющая роль», не проясняет существо вопроса, наоборот, затрудняет и даже искажает смысл и назначение науки. Если общая теория права «руководит», «направляет» отраслевые правовые науки и всю познавательную работу в них, то такое свойство, такую роль следует признать за принципами, понятиями и категориями, которые разработаны общей теорией права и из которых она состоит. Сказать, например, что теория о нормах права или теория о правовых отно­шениях «руководит» или «направляет» разработки, ведущиеся в от­раслевых дисциплинах, о нормах права или правовых отношениях в рамках этих частных дисциплин несуразно. Другое дело, что они име­ют общетеоретическое, основополагающее, частнометодологическое значение при разработке отраслевых, частных вопросов права.

«Неудобство» приписывания обшей теории права «руководящей роли» в системе правовых дисциплин заключается еще в том, что по смыслу этого понятия под ее контроль, руководство переходит все научное построение, его форма и содержание, сущность и бытие, его схема и структура, словом, сверху до низу. И тем самым общетеоре­тические правовые концепции из двигателя и стимула частнотеоре­тических разработок превращаются в их оковы, в ограничителя твор­ческой мысли в специальных правовых науках. На самом деле, любая общая теория, в том числе общая теория права, раскрывает общие закономерности, общие принципы, управляющие данным явлением, овладев и вооружившись которыми ученый берется за изучение мно­гообразия форм этого явления. При этом часто общетеоретические формулы проверяются на практике на истинность и на эффективность; они обогащаются этой практикой, уточняются, совершенствуются и нередко даже опровергаются. При «руководящей роли» этих общих формул такие действия затруднены и маловероятны.

В других науках, «как естественных, тек и общественных, общете­оретическая область знания, как правило, называется «фундаменталь­ной», «основополагающей» наукой по отношению к специальным, от­раслевым наукам, входящим в единую область знания. По отношению даже таких наук, как марксистско-ленинская философия в целом, диа­лектический материализм или исторический материализм, не говорят об их «руководящей» или «направляющей» роли в системе познания, хотя их роль в этом действительно глобальна.

Общей теорией права можно вооружаться и руководствоваться при изучении частных форм явления, к которому она относится. Но «ру­ководящая роль» общей теории звучит как требование, как жесткая мера познавательного поведения, что недопустимо в такой области де­ятельности, как познание. От признания «руководящей» роли общей теории права легко скатиться к признанию ее и «философской» и «ме­тодологической» наукой, как конкретной модификации и проявления диалектики.

Общая теория права, будучи фундаментальной наукой в системе правоведения, может выполнять свою эту роль только тогда, когда ее теоретические разработки и концепции выражают глубоко жизнен­ные, узловые и ведущие свойства и черты, тенденции развития пра­вовой действительности. Одно только признание фундаментальности и частнометодологического значения знания общей теории права не делает его таковым. Фундаментальность выводов общей теории права зависит от ряда объективных и субъективных факторов. Среди них весьма важное значение имеют нацеленность, сориентированность науки, выбор угла наибольшего интереса науки в процессе познания, то есть выделение и осмысление предмета науки, развивающегося в унисон с общественной динамикой и прогрессом.

В общей теории права воспроизводятся общие закономерности и законы, принципы и теории организации правовой жизни общества как системы, а следовательно, содержание ее теоретического арсенала зависит от того, как положена эта «система». Если под этой системой мы понимаем «систему правовых средств», «систему правовых тре­бований» или «совокупность отношений, в которых субъекты наде­лены юридическими правами и обязанностями», то теоретические конструкции, созданные на основе анализа указанных явлений будут конструкциями, пригодными для осознания и объяснения функции нормативно-правовой системы. Их жизненность и эффективность соответствует жизненности и действенности этой системы, ограни­ченной ее свойством нормативности. Если берется за основание пред­мета общей теории права — «организация правовой жизни общества», «правовая действительность» или «сфера социального действия пра­ва», под которыми подразумевается почти одна общая содержательная конкретность, — социальная действительность права, то концептуаль­ные выводы и положения общей теории права будут теориями фун­кционирования правовых требований не в правовой системе, а в сис­теме социальной жизни общества, т.е. эти теории переходят границы нормативности и воспроизводят смысл и функции нормативно-право­вых структур в «срезе» их социальной детерминации и общественного значения.

При определенном расширении рамки объекта исследования, тем более предмета науки всегда возникают определенное противоречие и трудности. Это противоречие заключается в том, что с расширением предмета общеправовой науки, с одной стороны, выводы этой науки становятся более глубокими, основанными на более широких обоб­щениях, что в интересах этой науки, но с другой стороны, возникает реальная опасность «не округленности», «зыбкости» и расползания позиции науки. Чтобы не допустить последнего, следует твердо ру­ководствоваться категорией «меры» и пытаться конкретно очертить рамки обогащения и расширения предмета науки, т.е. сделать это в полном смысле слова «управляемым». Разумеется, на этапе известной реконструкции предмета общей теории права определенные «изде­ржки» допустимы, однако не они должны выступать на первый план в теоретической мысли.

Можно сказать, что в предмете науки заранее заложена потенция научного познания. Научная мысль может выразить, открыть то, что есть в изучаемом явлении — предмете. Она не может конструировать априорно схемы и формулы как чистые продукты разума и навязы­вать их предмету, который составляет объект исследования. Можно навязывать логику мысли явлению, если она является логикой самого явления.

В правовой науке, в каждой ее отрасли конкретно данным, на­блюдаемым объектом изучения выступают правовые нормы, зафик­сированные в статьях законов и нормативных актов. Правовые нормы суть носители материального, «телесного» в праве, его субстрат. С них начинается всякое движение в области права и мышления — практическое и теоретическое. Правовые нормы являются продуктом специальной формирующей социальной деятельности и в то же время они отделены от реализующей их требования деятельности, т.е. они положены до правовой деятельности, направленной на их реализа­цию. Как их брать в виде объекта изучения, какие внутренние и вне­шние их связи являются определяющими, что вкладывать в понятие их социальной роли, через какие узлы и моменты движения правовых норм, ухватившись за которые можно раскрыть их характер, функции, тенденции и действенность — все это во многом связано и обусловле­но вычленением предмета науки, фрагментом которого являются эти нормы. Изучать ли правовые нормы как лишь нормативы, повернутые в «себя», в рамках своей нормативности, изучать ли их в движении «во вне», как правовую реальность, составляющую социальную дейс­твительность права — все это и многое другое зависит от того, как определен и положен предмет этой науки, от его содержания. От пред­мета науки исходит «тот задел», каким формируется и представляется объект изучения и соответствующий метод операции его осмысления и логического освоения, а следовательно, и содержание знания.

Эмпирическое знание при своем углублении в определенных усло­виях переходит в теоретическое. В свою очередь, теоретическое зна­ние служит целям практики и через практику в той или иной степени воплощается в «эмпирическом знании» нового уровня, полученном от изучения явления на основе более глубоких познанных закономер­ностей и развитого в соответствии с ними. Далее может повториться познавательный цикл, но на новом уровне. На каждом витке такой познавательной деятельности предмет раскрывает себя все глубже и глубже, причем он никогда не исчерпывает себя, свои внутренние «секреты». «Теоретическое понимание предмета повсюду возникает внутри развитого познания, когда эмпирический анализ и описание целого достигают определенного уровня».

В познании права всегда имеет место освоение конкретных право­вых норм в практических целях. Сама повседневная жизнь выдвигает немало задач, связанных с правильным и обоснованным использова­нием и применением правовых установлений в разнообразных си ту­ациях, наука берет на себя решение ряда из этих задач, чем самым она содействует улучшению и совершенствованию структуры и меха­низма правового регулирования общественных отношений. Сущест­вует немало эффективных приемов изучения правовых норм. Можно сгруппировать и систематизировать их, разложить по институтам и отраслям права, попытаться вывести общие черты и моменты, свойс­твенные отдельной группе правовых норм путем сравнения и сопос­тавления их, путем анализа связей и взаимодействий структурных элементов. Нормы права изучаются в процессе их реализации и воп­лощения в реальную жизнь людей и общества. При этом фиксируется механизм действия правовых норм и их нормативная эффективность, вскрываются ошибки применения законодательства и разрабатывают­ся способы их устранения и т.д. Такого рода исследования совершенно необходимы. В то же время мы должны констатировать, что при таком подходе больше, преимущественно удовлетворяются будничные, каж­додневные потребности правового строительства и мало затрагивают­ся наукой более глубокие, более фундаментальные процессы, лежа­щие в сфере социальной действительности, на которую воздействуют нормы и которыми сами эти нормы и определяются.

Если эмпирическое знание, вполне удовлетворяющее текущие буд­ничные запросы практики по реализации требований правовых норм, не будет дополнено теоретическим знанием, если оно превратиться в самодовлеющее, конечное знание, то оно так или иначе, по мере рас­ширения и развития правового строительства превратится из средства обеспечения права в его оковы, в консервативную силу и не станет удовлетворять все новые, расширяющиеся запросы, не говоря уже о том, что оно все больше и больше будет сдерживать развитие право­вой практики и ограничивать ее сферу данными, наличными рамками ее функционирования.

Как только встанут вопросы о природе права, об его действитель­ной сущности, об его механизме действия и взаимодействии как внут­ри себя, так и во вне, с социальной средой, словом о получении более глубокого знания о праве так и с необходимостью станет вопрос о рациональной ступени познания, теоретическом освоении изучаемого объекта — юридических норм. Такое знание нельзя получить в процес­се непосредственного наблюдения, сопоставления и изучения только нормативных форм проявления права, ибо правовые нормы, как они даны нам в нашем ближайшем восприятии, не совпадают с тем, что они на самом деле собою представляют. Сами по себе, как указывал Ф. Энгельс в «Диалектике природы», методы получения эмпирическо­го знания являются бессильными, когда познание переходит в область теоретического воспроизведения реальности.

Для эмпирического правового знания характерно следование за практикой применения права. Оно как бы находится на «обозе», на «обеспечении» практики и не выходит за рамки повседневной прак­тики. Такой «науке» ничего не остается, кроме как оправдания прак­тики, и там, где она развивается несуразно, устарела и даже во вред общественному прогрессу. А задача подлинной науки заключается в открытии новых тенденций и новых закономерностей в развитии пра­вовой системы, в создании обоснованной схемы их использования в интересах усиления социальной и нормативной эффективности этой системы.

Хотелось бы поставить и обменяться мнениями здесь еще по одно­му вопросу. Наряду с процессом заметного расширения проблематики общетеоретических правовых исследований происходит и некоторый попутный, не столь желательный процесс. Я имею в виду получающее заметное распространение мнение о том, что в рамках науки общей теории права могут быть «малого», «среднего» уровней теории наряду с общими. Причем они понимаются не в том смысле, что общепра­вовые теории неодинаковы по своей роли, месту и значению в массе рационального знания, выработанного в науке теории права. Они по­нимаются как разноуровневые теории — общие, средние и малые, т.е. одни охватывают право в целом, а другие — его вертикальные срезы, части. Так, входит в практику исследования (в большинстве случаев как диссертации) в рамках общей теории права таких вопросов, как «законность в деятельности промышленных министерств», «правосоз­нание несовершеннолетних», «правовое воспитание учащихся системы профтехобразования» и т.д. Постановка таких вопросов правомерна. Они важны и должны быть объектами исследования. А правомерно ли отнесение подобной проблематики к области общей теории права? По нашему убеждению, они в указанном плане и ракурсе не составляют предмет и интерес науки общей теории права. Это, однако вовсе не означает, что вопросы, например, правосознания, правовоспитания в конкретных производственных, трудовых, образовательных коллекти­вах и учреждениях вовсе не должны фигурироваться в исследованиях по общей теории. Общая теория права оперирует ими, использует вы­воды подобных исследований с целью выведения и создания общете­оретических конструкций права. Если бы, например, правосознание отдельных социальных групп изучалось бы под углом зрения уточ­нения, обогащения и развития выводов и положений общей теории правосознания, а не в плане только выяснения и определения уров­ня правового сознания этих групп, в интересах получения частного правового знания, то это не вызывало бы возражения. Исследование в рамках общей теории права, независимо от того, с какого уровня оно начинается, должно быть подчинено цели получения нового общетео­ретического знания, а не знания «малого», «среднего» уровней.

Если утвердится такая тенденция и получит дальнейшее развитие, то может произойти известное «размывание» общей теории права и ее низведение до «малого», и «среднего» уровней. Наука теорйи пра­ва изучает право в целом, как целое и ее выводы носят всеобщий для правовой системы характер, а фрагменты права изучаются в специаль­ных, отраслевых правовых дисциплинах.

«Вторжение» подобной проблематики в сферу общей теории права имеет, как нам кажется, определенное объяснение. Во-первых, разра­ботка этих тем приобретает практическую и теоретическую актуаль­ность, во-вторых, они почти не изучаются или мало изучаются в рамках отраслевых, специальных правовых дисциплин, которые поглощены нормами права и не желают или неохотно берутся за разработку воп­росов, лежащих за этими нормами, хотя эти вопросы тесно связаны и неотделимы от действия этих норм. В результате этого получается, что, поскольку общая теория права своим предметом имеет не нормы права, как таковые, а некое общее, целое — право, более удобным представляет­ся для подобных исследований пользоваться «зонтиком» этой науки.

close_page

Взаимосвязь общей теории права и специальных правовых наук

Общая теория права на самом деле не является «общим» по от­ношению к другим правовым наукам втом смысле, что она не включает в себя все эти правовые науки и не соотносится к последним как целое к частям целого, как общее к элементам общего. Общая теория права отличается от отраслевых правовых дисциплин тем, что она — наука более высокого уровня, а следовательно, и тем, что ее предметом явля­ются законы и закономерности, принципы и внутренняя взаимосвязь движения и развития правовой системы, взятой как социально-право­вой действительности в целом. Специальные правовые науки изучают не часть и не отдельные элементы предмета общей теории права. В таком случае они были бы производны от общей теории права. Они изучают правовые структуры на другом, «прикладном» уровне. Если общая теория права относится к фундаментальным (теоретическим) наукам в системе правоведения, то отраслевые правовые дисциплины относятся к теоретико-прикладным правовым наукам.

Общая теория права является «общим» не в том смысле, что она покрывает другие правовые науки и превращает последних в потребителей ее продукции. Общая теория права «общей» является потому, что она изучает, открывает и разрабатывает общие закономерности, важную общую связь, присущие правовой системе как цельной и еди­ной конкретности.

Отраслевые правовые науки нельзя считать частными случаями общей теории права, ибо они лежат на разных уровнях правового зна­ния и не являются однопорядковыми общими и частными науками.

Общая теория права отличается от специальных правовых дис­циплин и по способу подхода и по целям и методам изучения общих и тех же явлений правовой реельности. Она в отдельном пытается обнаружить и вскрыть общие моменты, свойства целого и через них оценивать его как жизненная форма их проявления. А специальные правовые науки к отдельным явлениям, к их группе подходят с глав­ной целью познания их специфических закономерностей и свойств связей, характерных только этим группам явлений. В общей теории права при изучении различных форм и институтов правовой систем­ной реальности осуществляется сведение их к единому основанию, фокусировка «к центру» всего этого многообразия.

Общая теория права и отраслевые правовые науки имеют общий объект — правовая система как жизненная реальность, хотя изучают они различные его уровни, стороны и этапы. Выводы и разработки общей теории права носят общетеоретический характер, а выводы и разработ­ки специальных и отраслевых правовых наук носят частнотеоретичес­кий, теоретико-прикладной, специально-познавательный характер.

В то же время существуют единство и взаимосвязь между общей теорией права и специальными правовыми неуками. Они заключаются во внутреннем единстве их объектов изучения, а следовательно, и в общности теоретического их отражения, когда в каждой из этих наук воспроизводится многообразие отдельного и единичного как формы общего и единого. Общая теория права и отраслевые правовые науки дополняют друг друга. Недостаток и проблемы в одной из них так или иначе отражаются и сказываются на других правовых науках.

Правовое знание целостно, поскольку оно есть логическое или теоретическое освоение цельного объекта в различных срезах и на разных уровнях. Правовое знание «этажировано» в том смысле, что оно состоит из разных пластов. Фундаментом, основанием всего этого знания являются общетеоретические понятия, разрабатываемые в об­щей теории права, которые описывают и дают картину движения всей правовой массы и ее частей на сущностно-закономерном, субстанци­онально-генетическом уровне. В силу этого в системе правовых наук общей теории права принадлежит ведущая роль.

Между общей теорией права и отраслевыми правовыми дисцип­линами существуют взаимно дополняющая и обусловливающая орга­ническая связь, — прямая и обратная, — в которой общая теория права занимает ключевую позицию. В конечном счете в ней сходятся эти связи и формируются законы и закономерности всей совокупности связей и коммуникативных отношений в правовой системе в целом.

Может ли в принципе отраслевая наука, изучающая отдельные об­ласти правовой системы обходиться собственными теоретическими формулами и не прибегать к услугам выводов и построений общей теории права? С точки зрения интересов подлинной науки, это невоз­можно. Не может обходиться потому, что компоненты и пласты право­вой реальности не могут быть правильно поняты вне системы права, вне целого. Раскрыв, познав природу, способа действий и функциони­рования права в целом, полагаясь на эти познанные закономерности и тенденции, можно познать его отдельные фрагменты институтов и отраслей.

Разумеется, на практике не всегда получается, как в теории, идеаль­но. Специалисты, занимающиеся изучением отдельных институтов и отраслей права, нередко мало обращают внимания на общую теорию права, пытаются выработать собственные теории изучаемого явления и полагаться почти исключительно на собственный теоретический ба­гаж. Не подлежит сомнению, что такие обобщения и теории не перехо­дят границы эмпирического познания и являются узкопрактическими и малоэффективными в смысле руководства ими. «Активность» таких теорий теряется с потерей активности их авторов.

Ученые, работающие в отраслевых науках, так или иначе, в конце концов постоянно будут наталкиваться на общие вопросы права. Это связано с тем, что, изучая отдельные фрагменты правовой реальности, в конце концов исследователь вынужден действовать в соответствии с природой самого права в целом. Обогащение и развитие общей теории права происходит по двум основным каналам. Во-первых, в ней кон­центрируются и синтезируются опыты истории познания правовых яв­лений, включая сюда выводы, данные и теории специальных правовых наук — это непременное важнейшее условие. Во-вторых, общая теория права изучает важнейшие, перспективные сферы правовой жизни об­щества как проблемы, в срезе их общесистемного значения безотноси­тельно того, входят ли эти сферы в предмет тех или иных отраслевых правовых наук. Часто эти области правовой жизни лежат на стыке ряда отраслевых правовых наук или в полосе предметов нескольких из них.

Не точно положение, утверждающее, что «…теория государства и права не может основываться на том материале, который содержится в отдельных юридических дисциплинах и обобщается ею… Она опира­ется на них в целях непосредственного и самостоятельного познания государственно-правовой деятельности».

Здесь придается довлеющее или даже исключительное значение в прогрессе общей теории государства и права непосредственному исследованию правовой реальности, а роль других правовых наук, накопленного в них правового знания рассматривается как лишь под­спорье для обращения ученых, работающих в области общей теории права, к самой правовой действительности.

Общая теория права зависима от понятия и теории отраслевых пра­вовых наук, но не столько, что она следует за ними, подбирает только их результаты. Эта зависимость общей теории права есть зависимость знания большого уровня от знания меньшего уровня, общего от отде­льного. Она не есть зависимость вторичного — общей теории права, от первичного — отраслевых правовых наук. Такое сравнение в системе наук вовсе неуместно.

Общая теория права есть система знаний о праве. Она не может не опираться и не аккумулировать научные знания, выработанные в специальных и отраслевых правовых науках. Однако возведение зна­ний, накопленных в отраслевых правовых науках, в ранг общетеоре­тических, как правило, осуществляется не механически, не в порядке переноса их в арсенал общей теории права, не непосредственно, а путем осмысления их через законы и категории, принципы и понятия общей теории права, путем их исторического и логического анализа и методами общей теории.

Контактирующая тесная взаимосвязь общей теории права и отрас­левых правовых наук выступает и в их отношениях к государственно­правовой практике. В литературе распространено мнение, что выводы и положения общей теории государства и права «в значительной сте­пени… опосредствованы в практических рекомендациях специальных наук правоведения». Некоторые авторы идут еще дальше и считают, что связь науки общей теории права с жизнью, с практикой прежде всего выражается в ее связи с отраслевыми правовыми науками. Это верно, только в известной степени. Специальные правовые науки, как нами указывалось, имеют больше теоретико-прикладной характер, в силу этого ими осуществляется разработка «технологии» внедрения в практику ряда фундаментальных теорий через каналы и формы, ха­рактерные для предметной области каждой из этих специальных.

Однако это не означает, что общая теория права выходит на прак­тику только через разработки отраслевых наук. Разработки общей теории права, в отличие от фундаментальных теорий технических и естественных наук, имеют широкий непосредственный выход на государственно-правовую практику. Реализация многих правовых норм, их требований связана не только со знанием методов и обобще­ний отраслевых правовых наук, в сферу предмета которых входят эти нормы, но и с овладением общей теорией реализации правовых норм. Дело в том, что теоретико-прикладные разработки отраслевых наук, как правило, обнаруживают полную силу и приобретают должный смысл в сети общей теории. Руководство на практике только одними рекомендациями специальных правовых наук заранее обусловливает вероятность скольжения к узкому практицизму. Далее, в общей те­ории права некоторые общие проблемы разрабатываются настолько развернуто с достаточной глубиной, что при изучении ее в отраслевых правовых науках на объектах этих наук, заранее предполагается об­ращение практики к этим общетеоретическим выводам как условие правильного осмысления и освоения материалов, рекомендаций от­раслевых дисциплин.

Общую теорию права нельзя представлять как теорию, далекую от практики, от жизни права. Фундаментальность разработок общей теории права состоит не в том, что они отвлечены от жизни и вита­ют в сфере глубокой абстракции, а в том, что они вскрывают более глубокие, существенно-важные законы правовых явлений, имеющие важнейшее значение для государственно-правовой практики.

close_page

Важнейшим условием развития общей теории права является развитие специальных правовых наук

Разработка общеправовых теорий — это задача и цель общей тео­рии права. В литературе время от времени поднимается вопрос о том, могут ли отраслевые науки на базе своего предмета разрабатывать общеправовые теории. Одни допускают такую возможность, а другие, наоборот, ее отрицают. Те ученые, которые признают положение, при котором «отраслевики» наряду со своей специальной областью, зани­маются и выведением общеправовых теорий, объясняют это как вы­нужденную меру в связи с отсутствием таких разработок в арсенале общей теории права или их недостаточностью и неэффективностью. Происходит это потому, отмечают некоторые авторы, что целый ряд проблем, имеющих общее значение для всех отраслей права, в науке общей теории государства и права вовсе не разрабатывается.

Возможность выработки общеправовых определений в отраслевых науках допускал и С.С. Алексеев. По его мнению, такие общеправовые понятия могут перекочевать из специальных наук в «чистом виде» в общую теорию права.

Другая группа советских ученых отвергает возможность выра­ботки общеправовых теорий в рамках отраслевых правовых наук. Так, П.Е. Ведбайло считает, что «в действительности те специальные юридические науки, в силу особенностей своего предмета не могут создавать общетеоретические понятия в таком «чистом виде», чтобы теория государства и права взяла их готовыми». Позиция П.Е. Нед- байло, в свою очередь, подвергалась критике со стороны Д.А. Керимо­ва, который писал: «Хорошо известно, что отраслевые юридические науки нередко в своих специальных изысканиях поднимаются до такого уровня обобщений, что выходят далеко за пределы отрасле­вой проблематики… И эти обобщения, конечно, могут и должны быть включены (и включаются) в арсенал научных идей общей теории го­сударства и права».

Таковы мнения ученых и различия между ними в вопросе об учас­тии отраслевых правовых наук в выработке общеправовых теорий. В большинстве случаев то или иное утверждение в этой части выглядело как отдельные идеи, высказанные мимоходом без теоретико-логичес­кого и практического обоснования.

Мы считаем, что выработка общеправовых теорий в отраслевых правовых науках принципиально допустима и возможна. Это вытекает из того, что общеправовые понятия суть свойства реальных правовых явлений, отдельные массивы и области которых изучаются специаль­ными правовыми науками. Далее, для того, чтобы выработать обще­правовую теорию, вовсе не обязательно изучение всей совокупности отраслей и институтов правовой системы. Да это невозможно и не нужно. Достаточно для этого выбрать и отобрать такие фрагменты, области правовой системы, в которых ее черты и свойства, ее основ­ные характеры и противоречия выступали бы в зрелом, развитом виде. На основании исследования именно такой части — «классической» формы правовой системы можно добыть, выработать знание о системе в целом, об ее свойствах и закономерностях развития. Такая развитая и зрелая область правовой действительности (системы) может входить в предмет и оказаться объектом изучения той или иной, специальной правовой науки или группы наук. Следовательно, отраслевая правовая наука располагает в принципе предпосылками и данными для выра­ботки теории, которые будут иметь общее значение.

Другой вопрос, как может быть реализована эта возможность и по­чему редки случаи выработки общеправовых понятий специальными правовыми дисциплинами, которых можно было перенести в «чистом виде» в концептуальный арсенал общей теории права.

Нельзя согласиться с установкой о том, что общая теория права своим существованием якобы «освобождает» отраслевые правовые науки от выработки общеправовых понятий и делает это ненужным. Одно дело, что отраслевые правовые науки специально не ставят перед собою цель выработки общеправовых теорий и определений. Однако это их не освобождает, тем более не может служить препятствием в принципе для выработки ими общеправовых понятий.

Может ли общая теория права обходиться без исследований отде­льных правовых наук и их выводов? Если это случилось бы, то это было бы последним днем общей теории права. Правда, общая теория права сама может непосредственно разрабатывать отдельные вопросы локальной теории как дополнение к разработкам отдельных правовых наук. Однако это не заменяет материалы и данные отраслевых право­вых наук. По общей идее познания, разработка понятий и категорий общей теории любой науки начинается и осуществляется в частных науках, в непосредственной сфере которых лежат объекты в натуре. Реализуется их реальное движение. Логика идей и теорий должна отражать логику самих вещей, самого явления и соответствовать ей. В то же время это трудно достижимо в силу расчлененности объекта познания в отраслевых правовых науках и узости «просмотрового» канала, по которым осуществляется познание объекта.

Фактический материал, накопляемый наукой, подвергается обоб­щениям на разных уровнях. На более высокой ступени теоретического мышления находится общеправовая теория, поскольку она, с одной стороны, вбирает в себя достижения других частных наук, сводя эти достижения в теоретические формулы более общего класса, а во-вто­рых, объектом ее изучения является правовая системная реальность в целом.

В известном отставании общей теории права ответственны и отрас­левые правовые науки. Обобщения и выводы частных правовых наук синтезируются, «очищаются» от местных, отраслевых наслоений и особенностей и сводятся к единому и общему в науке общей теории права. Таким образом, обогащение и развитие общей теории права преимущественно основаны на результатах исследований отраслевых, специальных правовых наук. Чем обширны и глубоки исследования и полученные результаты в частных правовых науках, тем больше создаются благоприятные условия для их осмысления и освоения в общей теории права и для ее содержательного развития. Наоборот, чем примитивнее и одностороннее обобщения специальных правовых наук, тем слабее база общей теории права.

Доминирующая на сегодняшний день ориентировка отрасле­вых наук на изучение и исследование правовых норм, законов и за­конодательства становится мало совместимой с задачами разработки фундаментальных правовых теорий. Заостренное чувство «нормати­визма» в предметах отраслевых правовых наук, пространственный отрыв объекта познания в этих науках от действительной жизни права и правовых норм является одной из преград на пути нового этапа раз­вития правовой мысли. Преодоление узости в предметной области как отраслевых правовых наук, так и общей теории права является зада­чей номер один в сегодняшнем и завтрашнем дне советской правовой мысли.

Другим объективным фактором, в известной степени объясняющим недостаточность уровня общетеоретических правовых исследований, являются неразвитость структуры правовой науки вообще, отсутс­твие проблемных специальных наук, изучающих не отрасли права, а проблемы права, наиболее актуальные и магистральные из них. На­ука общей теории права сама не в состояния специально заниматься всеми этими отдельными проблемами в должном объеме и надлежа­щем уровне и в то же время нет специальных наук, исследующих эти проблемы именно на проблемном уровне, результаты которых могли быть использованы и освоены в общей теории права в целях разработ­ки теории более высокого класса. Мы думаем в одной из своих статей специально остановиться на этом вопросе — на вопросе о структуре правовой науки, в том числе и о проблемных специальных правовых науках, формирование которых диктуется жизнью и условиями зре­лого социализма.

К. Маркс в работе «К критике политической экономии» писал, что «историческое развитие всех наук приводит к их действительным исходным пунктам лишь через множество перекрещивающихся и окольных путей. В отличие от других архитекторов, наука не толь­ко рисует воздушные замки, но и возводит отдельные жилые этажи здания, прежде чем заложит его фундамент». Отраслевые правовые науки, можно сказать, закладывают отдельные «жилые этажи здания» правовой науки, но настоящей фундамент предстоит еще заложить и эта задача есть задача общей теории права.

Обобщения и теории частных правовых наук осваиваются, «препа­рируются» в общей теории права и вместе с тем и теории и принципы, разработанные в общей теории права, активно влияют и внедряются в частные правовые науки. Наличие только или преимущественно односторонней связи — прямой или обратной — между общей теорией права и отдельными правовыми науками может быть растолковано как ограниченность, слабость правового мышления, правовой науки вообще.

Отраслевые правовые науки не только потребители общепра­вовых понятий и определений. Они действительно опираются на эти общеправовые теории, исходят из них при изучении своих объектов познания. Вместе с тем в процессе познавательной деятельности в отраслевых правовых науках подвергаются оценке общеправовые те­ории и понятия, вскрываются их познавательная и практическая цен­ность на отдельных сферах правовой реальности, вводятся уточнения и коррективы в них с тем, чтобы использовать обогащенные опытом общеправовые теории на новом витке познавательной деятельности. Вполне возможно, что некоторые из этих уточнений и коррективов впоследствии будут иметь не только «местное», «отраслевое» значе­ние, но и общее значение.

close_page

ПАРЛАМЕНТ РЕСПУБЛИКИ КАЗАХСТАН: ОПЫТ И ПРОБЛЕМЫ

Я хочу задержать ваше внимание на некоторых аспектах вопроса о парламентской культуре в контексте опыта Парламента и проблем, решаемых ныне им и намечаемых на будущее. Хочу изложить перед вами свое видение опыта Парламента в прошлом, недавнем прошлом, и как он должен действовать в будущем, опираясь на опыт.

Я исхожу, безусловно, из наблюдения со стороны, и не только. Я был прямым и косвенным участником парламентаризма в респуб­лике: в двух первых созывах был депутатом (в 90-х годах), недавно был членом рабочей группы «Представительные учреждения» Госу­дарственной комиссии по разработке и конкретизации программы демократических реформ. Эту группу, а в ней я руководил подгруппой «Парламент», возглавлял академик Г.А. Калиев Я должен заметить, работая вместе с товарищем Калиевым Гани Алимовичем почти в течение года, я получил большое удовольствие. Он интересный уче-

ный-мыслитель и аналитик проблем, относящихся к политической модернизации и деятельности Парламента. Я думал, что он войдет в состав Парламента, но не удалось. Жаль.

В Послании Главы государства в феврале 2007 года, обращаясь к народу, указывалось, что страна вступает на новый принципиальный этап развития, смысл которого заключается в переводе страны на сов­ременную, устойчивую и перспективную экономическую, социаль­ную, политическую и административную основу. С тех пор прошел год. 

Да, предпринимаются определенные шаги, важные шаги: приняты изменения и дополнения к Конституции; распущен Парламент; состоя­лось формирование нового Парламента на основе партийных списков; осуществляется, в какой-то мере, переход к корпоративной системе управления, созданы холдинги. Только недавно введены должности ответственных секретарей в министерствах.

Новации наблюдаются и в деятельности Парламента. Создан исследовательский Институт развития парламентаризма. Я пока не знаю, в каком статусе, но, во всяком случае, Институт парламентариз­ма будет содействовать, чтобы повысить эффективность деятельности Парламента, умения, знания и познания депутатского корпуса, что должно отражаться качественным образом в деятельности Парламен­та. Только что мы слышали о том, что создается Общественная палата при Парламенте. До этого была Палата общественных экспертов. По- видимому, это продолжение той работы.

Задачи действительно большие и очень сложные. Мне кажется, на этом пути большое значение имеет критическое освоение опыта. Опыт — это то, что мы прошли. В нем сосредоточены и мудрость, и неудачи цикла жизни. Вообще человеческая жизнь и общественная жизнь про­текают в единой системе координат. Если хотим понять, осмыслить какие-то вещи и явления, даже поставленные задачи, то мы должны обязательно обернуться назад, посмотреть на свой след и оценить, уметь выводить из него должные уроки, которые во многом могут играть и стимулирующую, и направляющую роль в нашем движении вперед. Не тот умен, кто не допускает ошибок, а тот умен, который вовремя исправляет свои ошибки. Нельзя войти в новые сражения, не осмыслив, не поняв сражения вчерашнего дня. Это общий постулат, выражающий общую закономерность.

Я хочу в изложении своего видения проблем Парламента руковод­ствоваться именно этими критериями. Имея в виду сжатость отведен­ного времени, я буду говорить больше в тезисном порядке. О поло­жительных моментах в работе Парламента говорили, говорят многие.

Не буду их повторять. Я хочу взглянуть на деятельность Парламента Республики в контексте его исторического пути и просчетов.

Первый недостаток в деятельности Парламента всех созывов — это то, что сплошь и рядом законы представляются на рассмотре­ние Парламента в виде проектов без концепции. В лучшем случае в объяснительной записке, приложенной к проектам законов, имеются ссылки на Послания Президента, на его высказывания в общей поста­новке. О них надо говорить как о программных документах. Законы регулируют конкретные области отношений. Каждый из них должен иметь свою предметную концепцию, но, как правило, она не излага­ется. Закон — это высшая форма выражения народной воли. Регули­руются в законах наиболее устойчивые или перспективно-устойчивые отношения. Любая концепция должна состоять, по крайней мере, из трех принципиальных положений: научная обоснованность принятия закона с обязательным указанием приоритета в целевой ориентации — первое. Второе — обоснование рекомендуемой конструкции нор­мативно-правового регулирования и ее адекватность поставленным целям. В-третьих — последствия введения этого закона, ожидаемые результаты от него, к чему он может привести.

Второй недостаток — это в определенной мере закономания в деятельности Парламента. Речь не идет о количестве. Пусть будет принято 1300 за все годы, пусть будет 2000, дело не в этом. Речь идет о заметном стремлении регулировать в законах всякое необходимое, нужное отношение, многие из которых с успехом могут быть урегу­лированы в подзаконных актах Правительства, министерств, акимов. Есть еще интересный институт — это договорные отношения, где можно легитимировать, даже возводить в нормативно-правовые ранги регулируемые важные отношения, возникающие между ведомствами, государственными и общественными организациями.

Наблюдается чрезмерное увлечение внесением изменений и до­полнений в ранее принятые законы. Часто они мелкие, создают на­громождение, не объясняются, тем самым наносится ущерб принципу стабильности, нарушается их ясность и доступность для населения. В результате этих изменений и дополнений нередко закон теряет перво­начальные свои родовые основные признаки, становится иным. В этих условиях должен быть разработан новый Закон, но это не делается. Далеко не надо ходить за примерами. У нас есть Закон «О пенсионном обеспечении», принятый в 1997 году. В него за эти годы было внесе­но тысячи изменений: нет ни одной статьи, которая бы сохранилась в прежнем варианте, пересмотрено ядро самого закона. А ведь есть теоретический постулат, согласно которому если в законе заменяет­ся, изменяется, отменяется основное ядро, определяющее этот закон, или больше половины статей видоизменяется, исключается, то закон должен быть составлен заново. Вот этот Закон «О пенсионном обес­печении», принятый 10 лет назад, действует до сих пор, хотя давно он потерял свое первоначальное основное содержание и приоритеты, а датируется принятием 1997 годом. С тех пор совершенно изменились принципы установления пенсии, вообще многие порядки. Да и струк­тура закона громоздкая за счет включения в него многочисленных норм о пенсионном-накопительном фонде — это банковская система, ее можно было бы регулировать отдельно, оставив в законе только необходимые сведения, которые нужны для пенсионеров, то есть для будущих пенсионеров.

Недавно в июне этого года принят Конституционный закон «О вне­сении изменений в Конституционный закон Республики Казахстан «О выборах в Республике Казахстан» в контексте внесенных перед этим изменений и дополнений в Конституцию. Я посчитал, 194 поправки, большие и малые, нужные и ненужные, это восьмые по счету поп­равки, а закон-то принят в 1995 году, 12 лет тому назад. В результате многочисленных поправок совершенно изменились первоначальные принципы и порядок выборной системы. Тогда в нем были заложены мажоритарная система выборов, одномандатные округи, да еще на­родный императив и другое. Этих вещей теперь в нем нет, а закон-то продолжает носить дату двенадцатилетней давности, хотя давно его в реальности нет. Тем самым, повторяю, попраны жесткие правила зако­нотворческой деятельности о необходимости принятия нового закона, если старый закон фактически отменен, то есть от него не остались ни основные принципы (приоритеты), ни более половины нормативных статей.

Хотел бы сказать несколько слов о необходимости повышения спе­циальных знаний и компетентности депутатов и Парламента в целом, у них явно не хватает профессионализма в законотворческой деятель­ности. Надо серьезно думать и в этом плане. От одного присутствия депутатов на заседаниях, от обыденных обсуждений законопроектов, как это бывает в любом учреждении, большого «капитала» не наберем. Компетентность — это полное и точное знание проблемы и фактичес­ких данных, относящихся к ней, тенденций ее развития и вариантов решения, более четкое представление о положительных и негативных последствиях таких решений. Она считается непременным составляю­щим элементом деловой и профессиональной активности депутатов и Парламента в целом. Все это должно происходить на фоне добротного представления техники и технологии законотворческой деятельнос­ти. В этом плане приведу один памятный факт того, как проявилась эта некомпетентность. За полгода до новых выборов Президента Рес­публики в печати и в стенах Парламента активно обсуждался вопрос об определении даты этих выборов. Неоправданным случаем, даже курьезным, было возложение Парламентом этой обязанности на Кон­ституционный Совет. Между тем, объявление очередных выборов Президента Республики относилось к исключительному ведению Ма­жилиса (п.4., ст.56 Конституции). Это означает, что оно не может быть уступлено никакому другому органу, и за него ответственность несет только Парламент. Парламент может заслушивать мнение других органов, пригласить консультантов и экспертов, но последнее слово в решении принадлежит только ему, и никто, и никакой другой орган не может навязывать ему свое решение, тем более его диктовать. Таков статус исключительных компетенций Парламента. В данном случае получилось другое, наоборот.

Обращение Парламента в Конституционный Совет за толковани­ем статей Конституции относительно времени выборов Президента, по сути, мягко говоря, было ненадлежащим и неуместным. Во-пер­вых, при этом создалось впечатление, что Палата депутатов уходит без основания от ответственности за объявление очередных выборов Президента Республики. Во-вторых, это было исключительной ком­петенцией Парламента, возложенной только на него, он обязан был использовать свои кадровые и информационные возможности, что­бы определить свою позицию по этому вопросу, чего он не сделал, хотя серьезных препятствий к этому не было. В-третьих, Палата не проводила сколько-нибудь заинтересованного содержательного ана­литического толкования соответствующих статей Конституции, что было непременным условием освоения правовых норм на стадии их применения, тем более это было важно и необходимо при реализации задачи, отнесенной к исключительному ведению Парламента. В-чет­вертых, само по себе «служебное» толкование соответствующих ста­тей Конституции, относящихся к определению времени проведения выборов Президента Республики, не представляло особой сложности, во всяком случае, не до такой степени, что следовало бы обратиться к другому органу. Да, были неясности и несогласованности в статьях Конституции, что можно отнести к недосмотру разработчиков измене­ний и дополнений, внесенных в Конституцию в 1998 году, но не было в них неразрешимых противоречий и алогизма. В-пятых, обращение Парламента в Конституционный Совет осуществлено «на ровном мес­те», когда вовсе не было конфликтной ситуации или расходящихся по существу разногласий при осмыслении и толковании статей Конституции, т.е. оно было сделано в условиях отсутствия спора, что делает такое обращение совершенно безосновательным.

Нормальной и строго рациональной парламентской процедурой было бы, если Мажилис Парламента в соответствии с требованием п.4, статьи 56 Конституции принимает официальное решение, объявляю­щее выборы Президента Республики. Несогласные депутаты или один из субъектов, наделенных правомочием, могли бы обратиться в Кон­ституционный Совет по поводу конституционности такого решения. Возможен и другой вариант: голоса депутатов, допустим, разделились пополам и настолько, что, несмотря на неоднократные попытки и засе­дания Парламента, не удалось преодолеть противостояние среди них и принять парламентское решение, объявляющее дату выборов Пре­зидента Республики. Тогда действительно возникает основание для обращения Председателя Мажилиса и группы депутатов в Конститу­ционный Совет за толкованием норм Конституции. Ни то ни другое не было сделано Мажилисом. Это было изъяном в его деятельности.

Хотелось бы напомнить, что там, где есть в реальных отношениях, в том числе в правовых, неувязка и несогласованность, тем более про­тиворечия во взаимосвязях их частей, трудно воспринимаемые или трудно сводимые к единству, познаватель осознанно или стихийно пользуется опытными формами познавательной деятельности. А по правилам познания в таких случаях следует найти, вывести начало (прима модуль), т.е. главный, определяющий момент в этих отношени­ях, вокруг которого собственно формируются сами эти отношения. В одних случаях такое предметное начало лежит почти на поверхности этих отношений, а в других случаях оно — начало — «спрятано» в глу­бине отношений. В последнем случае потребуется напряжение ума, т.е. необходимо прибегнуть к методам вскрытия явления и анализа, чтобы вычленить исходный пункт.

Все это я говорю не для того, чтобы умалить в целом положитель­ный опыт работы Парламента прошлых созывов. Я преследую цель — высказать свое суждение и видение того, как следует организовать и направить работу депутатов и Парламента в будущем с учетом опы­та.

Успехи у нас немалые, особенно в экономике. Надо говорить о них. Но мы, ученые, считаем, что упоение успехами вредно. Вообще успехи нельзя превращать в риторику. Мы от этого проигрываем. Мы не уви­дим тогда реального положения, а это очень важно. Законотворческая деятельность — живой процесс.

Говоря о своем видении и оценке нашего Парламента, не могу не остановиться еще на одном важном аспекте упущенной им возможности в плане совершенствования своего статуса и деятельности. За последние три года создалась благоприятная ситуация для реализации этой цели. Глава государства четко определил ряд важных параметров модернизации политической системы общества, в том числе и усиле­ние роли Парламента в условиях начала перехода к президентско-пар­ламентской форме государственного устройства. Эти возможности не были использованы Парламентом, это его вина.

Парламент упустил очень благоприятную возможность подняться на одну-две ступени выше. Так, в 2004 году Указом Президента была создана Национальная комиссия по развитию демократии и гражданс­кого общества. Эта комиссия работала хорошо. 2005 год был объявлен Годом политических реформ. В марте 2006 года Национальная комис­сия была преобразована в Государственную комиссию по разработке и конкретизации программы демократических реформ. Президент поставил задачу: найти оптимальную модель гармоничного сочетания государственного и политического устройства республики в свете пе­рехода на новый принципиальный этап развития.

Я работал в одной из рабочих групп этой Государственной комис­сии. Были очень интересные обсуждения. Я помню, на заседании на­шей рабочей группы часто присутствовали 150-250 человек из разных партий, депутаты и не депутаты, ученые и не ученые. Работа рабочих групп этой Комиссии Президентом была оценена весьма положитель­но. Он сказал приблизительно так: комиссия задала четкую траекто­рию дальнейшей демократизации республики. Я повторяю, это было благоприятное условие для того, чтобы Парламент выполнил указа­ние Президента — подняться в своей деятельности, постановке, реше­нии проблемных задач на новый уровень. Парламент этого не сделал. Почему не сделал? Конечно, я вначале говорил, что мешало упоение успехами, риторика успехов. Они хороши в агитационных целях, но в анализе, в критическом осмыслении своего пути, опыта, на строгом учете которого должна строиться наша сегодняшняя жизнь, не всегда эффективны. Повторяю, чтобы видеть в истинном свете сегодняшние реальности, нужно рассматривать ее как продолжение и развитие того, что было вчера.

По завершении работы Государственной комиссии была создана совещательно-консультативная комиссия для разработки проекта вно­симых изменений в Конституцию. Президент поставил перед нею со­вершенно конкретную задачу, указав, что Госкомиссия задала четкую траекторию для дальнейшей политической реформы. Действительно, на итоговых документах рабочих групп этой Комиссии (там шла речь о Парламенте) можно было построить хороший, возможно даже и иной Парламент. А что получилось? Да, правильно и хорошо, что мы Парламент сформировали на основе партийного списка, но Парламент вышел однопартийным. Вполне можно было избежать этого. В оправ­дание иногда ссылаются на опыт Сингапура, Японии и так далее. Там совершенно другие условия, там другие менталитет и гражданское общество. Эти ссылки нельзя считать уместными. Можно было бы, во-первых, снизить порог участия в Парламенте для политических партий. Ведь универсальный мировой опыт — 5-процентный порог вхождения политических партий в Парламент. У нас — 7 процентов, в России — 7 процентов, в Украине — 3 процента, а универсальным счи­тается — 5-процентный.

Вообще-то выборы Парламента по партийным спискам — не само­цель. Надо обеспечить выполнение программы партии, победившей на выборах. Для этого, по крайней мере, нужны два инструмента. Во-первых, Правительство должно быть подотчетно Парламенту. Оно должно было формироваться Парламентом, этого, по сути, не получи­лось. По новому правилу, Президент, выдвигая кандидатуру Премьера, получает согласие партийной фракции (она одна), а потом выносит на рассмотрение Парламента, который большинством голосов депутатов утверждает Правительство. Правительство, кроме только одного слу­чая, когда отчитывается о своей деятельности, не подотчетно Парла­менту. Как в этих условиях партия «Нур Отан», пришедшая к власти в Парламенте, будет выполнять свою программную функцию? Кроме того, Парламент сегодня не обладает почти никакой контрольной фун­кцией. Рабочие группы Госкомиссии предлагали наделить Парламент хотя бы минимумом функций контроля над исполнением госбюджета в Центральных органах управления, передать в ведение Парламента контроль над работой Центральной избирательной комиссии и Счет­ного комитета. На эти и другие предложения две комиссии потратили почти три года активной работы. Однако они оказались отложенными на будущее. Это не контрольная функция, что депутаты заслушивают, вызывают на вечерние заседания министров и других. При этом депу­таты не имеют права проверять на месте правдивость их ответов. Они могут говорить, что угодно в свою пользу. Что творится с государс­твенным бюджетом? Только на днях внесли новые поправки в бюджет 2008 года. Только Сенат сделал 232 замечания, которые в основном приняты Парламентом.

Я считаю, что мы научились входить в рыночную экономику в широком смысле. Мы неплохо разбираемся в системных, базовых, отраслевых закономерностях рыночной экономики. Мы сейчас учимся быть в рыночной экономике. Дикая экономика не отошла от нас. Все больше убеждаемся в том, что управление рыночной эконо­микой — это трудное и сложное дело. Республика и ее ответственные органы, в первую очередь Парламент, обязаны и могут учиться на своем опыте и эффективно руководить страной. Мы раньше пра­вильно декларировали: «в начале экономика, потом все остальное», или в начале экономические преобразования, потом демократичес­кие, политические новации. Мы, кажется, на этом пути задержались несколько больше, чем нужно. В определенной мере сегодня за это расплачиваемся. Указание Президента о том, что нам надо строить гармонично развитое государственное и политическое устройство остается актуальным. Вот над этими проблемами надо работать. Я изложил свое видение проблем о деятельности Парламента в контек­сте обеспечения его реальной, эффективной работы.