Страница - 14

О ТЕНДЕНЦИЯХ РАЗВИТИЯ НАШЕЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Тот знаменательный факт, что проблема современности ставится на данном нашем съезде в полном объеме и созвучии с требованиями XX и XXI съездов КПСС, ставится перед всей нашей многонациональной литературой, а не перед отдельными ее отрядами, сам по себе говорит о нашей зрелости, и вряд ли есть необходимость дополнять обстоятельный доклад товарища Суркова Алексея новыми иллюстрациями.

Это неоспоримое свидетельство того, что мы, советские писатели, помимо всего прочего, выросли профессионально, освободились от робости перед небывалой в истории человечества героикой нашей эпохи, героикой мирного труда советских людей, строящих коммунистическое общество.

Смелая постановка проблемы современности на всех съездах писателей национальных республик лишь подчеркнула, что каждая из этих литератур подходит к новому рубежу вполне подготовленной. И глубокий интерес к проблеме современности — это свидетельство ее дальнейшего роста.

Период между двумя съездами писателей СССР был таким же плодотворным для национальных литератур, каким он был и для всего советского народа.

Декады национальных литератур, прошедшие за этот период в Москве, одна за другой продемонстрировали колоссальные успехи культурной революции в нашей стране вообще, в национальных республиках в частности. Мы можем и должны гордиться тем, что в литературе целого ряда ранее отсталых народов, взятой в отдельности, уже можно ставить любые проблемы всей нашей советской литературы, включая сюда и проблемы современности.

Видный французский писатель, дорогой гость нашего съезда Андре Вюрмсер, рецензируя французское издание моей скромной повести «Солдат из Казахстана», приблизительно год тому назад писал, что если бы Октябрьская революция 1917 года произошла во Франции, какие богатые плоды она дала бы Алжиру и каких замечательных защитников имел бы Париж во время гитлеровской оккупации в лице сынов Алжира.

Дорогой коллега Андре Вюрмсер, конечно, прав. То, что дала нам Октябрьская революция, трудно выразить в цифрах. Освобожденный дух народов, который чем дальше, тем все больше и глубже выражает себя в материальных и духовных ценностях, имеет одно измерение-бесконечность.

В этом смысле я мог бы подробно рассказать съезду о достижениях казахской литературы, о том, что за один только 1958 год было удостоено перевода и издания на русском языке свыше 120 названий произведений поэзии, прозы, драматургии и литературоведения, за которыми стоят их авторы — наши прозаики, поэты, драматурги и критики.

Мне также хотелось бы рассказать съезду о тенденциях развития нашей литературы, о том, как она уверенно овладела большими формами поэзии и прозы и как она обогащает и обновляет национальные формы и традиции в новых исторических условиях.

И, наконец, меня никто не станет упрекать в нескромности, если я буду распространяться о романе-эпопее Мухтара Ауэзова, удостоенном Ленинской премии.

Но меня, как писателя, волнуют некоторые общие вопросы нашей литературы, волнует состояние нашей драматургии, волнуют сложнейшие проблемы отображения задач современности на сцене и на экране. Поэтому я хочу поделиться некоторыми мыслями в этом направлении. Это, конечно, вовсе не открытие и тем более не паника, но положение нашей драматургии, если не тревожное, то, во всяком случае, как говорится, оставляет желать много лучшего.

Мы много говорим о состоянии драматургии, но, к сожалению, все наши пожелания продолжают оставаться предметом разговорного жанра и никак не находят практического преломления в совместных действиях с Союзом писателей и Министерством культуры. Как это ни странно, но небывалый рост театра, кино, культуры советского зрителя все еще не находит полноценного творческого ответа с нашей стороны. Идейно-художественный уровень нашей драматургии продолжает вызывать серьезную тревогу.

Советская драматургия начала свое победное шествие с подлинно высокой революционной героики. Но за последний период она во многом потеряла эту свою черту, проявила непозволительную терпимость к тем, что своим деляческим отношением к драматургии, к искусству способствовал растрате чудесных ее традиций.

Огромный период социалистических преобразований страны мы преподнесли советскому зрителю без героики, без романтики, в размельченных бытовых отражениях. И такой приземленный подход к своей героической эпохе продолжает оставаться массовым явлением, вызывая законное недовольство советского зрителя.

Для меня героина и романтика неотделимы друг от друга,— там, где героика, обязательно имеет место и романтика. Великий Горький учил, что романтика позволяет возвеличивать героя. Следовательно, потеря романтики — очень важная потеря для нас.

Этим я объясняю прежде всего большой поток стандартно-серых пьес и киносценариев, которые кочуют по воздуху и по земле из одной республики в другую.

Я совершенно согласен с Семеном Кирсановым, который, на мой взгляд, с болью в душе говорил с этой трибуны о серых книгах. Но я хочу добавить, что пора Союзу писателей и Министерству культуры остановить этот грязно-серый поток!

Как известно, у нас очень много времени ушло на разжевывание и пережевывание так называемой «теории бесконфликтности». Я не сожалею о времени, которое нужно было отдать на погребение этой чепухи, и тем более не оплакиваю самое погребение. Полезно, мне кажется, вспомнить, что никто из передовых писателей не страдал бесконфликтностью, не проповедовал ее, она могла питать только ремесленников. С другой стороны, нельзя не сожалеть, что наши теоретики, отлично понимая, что конфликт есть главный стержень любого художественного произведения, тем более драматургии, до сих пор не занимаются изучением природы конфликта в наших советских условиях.

Я совершенно согласен с тем, что противоречия антагонистических классов или межнациональная вражда ушли из нашей жизни. Но из этого вовсе не следует, что советские люди или народы стали похожими друг на друга.

В докладе товарища Суркова сказано, что «природа современных конфликтов заложена в трудовой, общественной деятельности людей». Это, конечно, верно, это всегда было верно.

Но стоит только, исходя из этого верного положения, перейти к нашей практике, и мы непременно столкнемся со множеством готовых стандартных схем и характеров. Трудовая и общественная деятельность людей расписана, распределена по рангам и положениям: нет характеров, есть положения, есть схема. Наша драматургия не хуже теленка «обсосала» старых или бывших председателей, начальников, директоров и т. д., сменила их и заменила новыми людьми. Муж хочет, жена не хочет ехать в район или на целину, или наоборот — этого рода конфликты тоже эксплуатировались с завидной выгодой.

Все три стороны старого треугольника, все его три угла, с биссектрисой или без нее, использованы многократно и многонационально.

Я согласен с товарищем Сурковым, что этот треугольник устарел. Но прежде, чем его выбросить, нужно нам подумать о его замене, о четырехугольнике или многоугольнике. Ведь, когда развитие реалистического искусства отвергло древний закон «трех единств», это было настоящим раскрепощением - драматургии. Так и нам следует детально и всесторонне подумать о том новом комплексе, который создает мощный рычаг для подъёма нашей драматургии.

Следовательно, есть над чем поработать нашей теоретической мысли, если она желает освещать пути дальнейшего развития и подъема нашего искусства.

Прежде всего нужно безжалостно требовать от драматургов, чтобы они дали себе отчет в том, что драматургия есть выражение реальности на языке искусства, а не простая расстановка действующих сил. У нас зачастую нарушается святое требование искусства о единстве содержания и формы, то есть о единстве идеи и ее художественного отображения. Там, где нет этого, не должно быть и жалости!

Возвращаясь к проблеме создания характеров, я хочу отметить еще один чуждый для нашей литературы, для нашего искусства просто жульнический прием. В то время, когда мы здесь, с этой высокой трибуны съезда, говорим о высоких вещах, из области в область, из республики в республику совершают свое путешествие десятки пьес и киносценариев с универсальными героями. Если автор назвал своего героя Ходжаевым, он — узбек; назовет он его Хаджибековым — он станет азербайджанцем; перекрестит он его в Хаджибаева, герой станет казахом. Так откуда же быть характеру?

Беда в том, что совершенно правильные принципы социалистического реализма опошляются, извращаются, и никто с этим не борется! Частенько бывает так, что вещь, совершенно неприемлемая нигде, справедливо отвергается в Москве, но зато имеются люди, которые спихивают ее к нам. У меня на столе лежит огромная рукопись романа, которая побывала в Союзе писателей СССР, Там могли сказать автору, что никакого романа тут нет, но этого не сделали, послали ко мне; чтобы это неприятное слово сказал я.

Другой пример. Один киносценарий обошел все республики, имеющие моря или приличные озера, вроде нашего «Арал-моря». Сначала он, видимо, родился на волнах Байкала, хотя больших волнений в нем нет. Затем он обивал пороги в Баку и в конце концов благодаря простой операции — переименованию героев — стал казахским—и проглотил уйму государственных средств нашей киностудии. В Министерстве культуры не приняли это произведение, но нашлись люди, которые прислали его нам, и сценарий стал казахским.

Это, товарищи, говорит о весьма неприятном и неприличном. В искусстве имеет место ремесленничество, которое тянет его вниз. В искусстве имеет место опошление принципов социалистического реализма.

Во всех звеньях Союза писателей и Министерства культуры нужно проявить высокую требовательность. Этого пока что нам не хватает. Пора покончить с дипломатией за счет советской литературы и искусства.

Далее, в чем, мне кажется, следует нам внимательнее разобраться,— это так называемая теория «производство — фон». Я не требую, чтобы тракторы пахали целину прямо на сцене или на сцене бил бы фонтан нефти, но эта теория дает возможность оторвать человека от его трудовой деятельности. Во многих современных пьесах рабочего узнаешь только по его одежде, а трудовая его деятельность вовсе не находит своего выражения на языке искусства. В данном случае речь идет о том, что, может быть, не лишне поискать пути выражения трудовой и общественной деятельности героев на языке искусства.

Последний вопрос в этом ряду — это проблема обобщенного образа. Мне кажется, обобщенный образ есть самый высокий, счастливый итог кропотливого труда писателя. Мы помним неоднократные высказывания А. М. Горького о том, с какими трудностями это удается автору. Но, когда считают любой образ обобщенным, тут, мне кажется, мы позволяем себе безответственную щедрость, забываем о глубоком художественном смысле этого понятия, забываем о типичности. Произведение, в котором мы находим обобщенный образ, не может быть плохим. Чтобы признать образ обобщенным, нужно отбросить авторский паспорт и посмотреть на этот образ со всех сторон — посмотреть его в дейятельности, углубиться в его интеллект, душу и сердце.

Наделение того или иного персонажа тем или иным характером, той или иной деятельностью во многих произведениях носит следы определенного стандарта; ум и чувство, деятельность и мужество распределяются по рангам, то есть согласно занимаемому героем положению. Работники торговли или счетные работники наделяются меньшей дозой достоинств, другие — большей дозой.

Так, если нам надо что-либо срочно ломать, то это прежде всего стандарт, который уже принес немало вреда. Все это вынуждает меня настойчиво обратиться к нашей теоретической мысли, чтобы она активнее вмешивалась в жизнь литературы и не закрывала глаза на эти вопиющие ненормальности.

Настоящий съезд писателей должен ознаменовать собой начало нового метода творческого руководства большой многонациональной литературой.

Все мы единодушны в том, что прежняя форма руководства изжила себя, что ее надо отбросить.

Новому правлению Союза писателей СССР необходимо будет отбросить, по крайней мере, две вещи:

1. Национальные литературы будут очень недовольны, если новое правление снова станет руководить ими через своих консультантов, как это было до сих пор.

Руководить должны ответственные люди Союза.

2. Мы будем также очень недовольны, если новое руководство станет судить о той или иной национальной литературе по переводу, а не по оригиналу. Это значит, руководящий орган, Союз писателей СССР, должен уметь читать не только по-русски (Аплодисменты).

Коренным образом должны быть перестроены редакции всех печатных органов Союзам—его журналов и «Литературной газеты», с тем расчетом, чтобы все они действительно стали органами многонациональной литературы. Нужно сказать прямо, что такого чувства заботы о всей многонациональной литературе у наших печатных органов мало.

К тому, что здесь сказал т. Гончар о «Литературной газете», я хочу добавить, что все наши печатные органы занимаются только верхушкой национальных литератур, а не основными массами, и притом это делается после выхода книги на русском языке, то есть спустя 3—4 года после того, как книга появится на родном языке.

Такое «внимание» к национальным литературам, конечно, никуда не годится.

Ничего серьезного и положительного не произойдет, если Союз ограничится расширением редколлегий этих органов путем формального включения представителей национальных литератур. Нужна перестройка всего аппарата. Ничего страшного не случится, если «30 человек из 150 работников аппарата «Литературной газеты» будут уметь читать на языках хотя бы ведущих литератур.

Так же, как и Петрусь Бровка, я настаиваю на создании центрального издательства народов СССР, важное культурное значение которого вряд ли нуждается в доказательствах...

В выступлениях в печати В. Лациса, М. Гусейна, в выступлениях на съезде О. Гончара, П. Бровки и многих других в достаточной мере обоснована своевременность всех этих реорганизаций. Я лишь присоединяю свой голос к этому и надеюсь, что съезд поддержит нас единодушно.

Писатели Казахстана провели свой съезд под лозунгом полного поворота к темам современности. Из уст каждого выступающего прозвучали слова о том, что самой благородной задачей писателя является отображение трудовых подвигов героического советского народа.

Разрешите заверить съезд, что талантливый казахстанский отряд писателей с честью справится с этой благородной задачей!

1959 г.