Страница - 27

Глава двадцать восьмая

В пятницу шейх Мухиддин-ибн-Аль-Араби совершал паломничество по мазарам-гробницам. После торжест­венного посещения гробницы Исмаила-Саманида шейх выехал за город в сопровождении верховного судьи, има­ма Агзама и ответственных чиновников из государствен­ной канцелярии. Побывав в других древних мазарах, он остался ночевать в летнем дворце эмира в Ширбудуне, в трех верстах от Бухары.

В этот вечер люди свиты, сопровождавшей шейха с Бурхан-эддином, долгое время сновали по бесчислен­ным комнатам дворца, а затем сели играть в шах­маты.

Бурхан-эддин сразился с имамом Агзамом. С пер­вых ходов завязалась острая игра. Бурхан-эддин начал яростную атаку на королевском фланге. Имам Агзам увиливал и тем временем на другом фланге готовил контрудар, которого противник не замечал.

По настоянию имама Агзама, Жунус тоже оказался в свите. Он внимательно следил за ходом шахматной иг­ры и не без яда обронил;

— Так вот и в жизни бывает. Судьба незаметно гото­вит страшный день для человека.

— О каком дне говорит наш драгоценный? — спро­сил Бурхан-эддин, объявив конем шах королю.

— Ваш шах ускоряет вашу гибель!

Бурхан-эддин вспыхнул, почувствовав в ответе Жу- нуса намек на тяжелую обстановку, создавшуюся в Бу- харё. Он ехидно спросил:

— Я могу передать ваши слова эмиру, как предосте­режение?

Жунус побледнел. Имам Агзам поспешил потушить разгоравшуюся ссору.

— В детские годы я поспорил со своим другом,— на­чал он рассказывать,— из-за одного слова. Вскоре спор наш перешел в ругань, а затем чуть ли не в драку. Ког­да мы пришли к учителю, вдоволь оскорбив друг друга самыми постыдными словами, он рассмеялся и сказал, что у обоих это слово вовсе не передает вложенного на­ми в него смысла. Не в обиду будет сказано, так и вы не поняли друг друга. Если не хотите считаться с моим мне­нием, мы можем обратиться за советом к ученому шейху Мухиддину-ибн-Аль-Араби.

Имам Агзам спокойно посмотрел в лицо верховного судьи. При упоминании имени шейха он вздрогнул и заискивающим тоном произнес:

— Бесценный имам! Стоит ли нарушать покой шейха по таким пустякам. Думаю, мы поймем друг друга.

Имам Агзам знал, что первая встреча с шейхом при­несла неприятность верховному судье. Шейх свел на нет влияние Бурхан-эддина во дворце, накопленное годами, кровью и золотом.

— Жунус сказал правду: всегда надо проверять каж­дый свой шаг... Шах!,.. Беру пешку. Это начало разгрома.

Бурхан-эддин засмеялся.

— Кстати, я недавно играл в шахматы с шейхом. Он провел мастерски одну комбинацию и на сороковом хо­ду поставил мне мат. Не примите на свой счет, уважае­мый верховный судья, но шейх говорит, что некоторые фигуры во дворце бездействуют, ими надо пожертвовать, чтобы выиграть.

Бурхан-эддин отодвинул шахматную доску, дав по­нять, что партию он сдает. Больше он не стал играть.

— Среди сарбазов распространяются нежелательные слухи! — скорбным тоном сообщил верховный судья эмиру на очередном приеме в белом зале.

— Что за слухи?

— Вчера один из солдат говорил, что дни эмира соч­тены. Бухара будет советской!

— Откуда эти слухи?

— Солдат признался под пыткой, что слухи среди солдат распространяли казахи из Джетысу.

— Опять этот... как его, Жунус?

— Видимо. Его сын служит у большевиков комис­саром.

Эмир лениво махнул рукой.

— Уберите его подальше! Мы сказали!

Этого жеста было достаточно. Бурхан-эддин поспе­шил в тайную канцелярию и приказал арестовать Жунуса.

Не успел Жунус сходить на полуденную молитву, как был задержан около мечети.

— Ты кто? — грубо спросил его военный в папахе и черкеске. Жунус усмехнулся: «Опять ловят джадидов».

— Я не тот, за кого вы принимаете.

— Как ваше имя?

— Жунус.

— Из Джетысу?

— Да.

— Именем эмира я задержу вас и отведу в рек­хану!

— Вы, должно быть, ошиблись?

— Идем! — грубо толкнул Жунуса второй.— Когда ведут в рекхану, не ошибаются. Мы тебя ищем целый день!

Жунус похолодел. Сердце сжалось от страха. На лбу выступил обильный пот. Он силился остановить дрожь, но не мог, чувствуя, что теряет почву под но­гами.

— Ну, иди быстрее!

Шумела узкая улица. Вот проехали в коляске, бли­стая золотом парчовых халатов, купцы. Просеменил ишак с хозяином на спине. Проплыла женщина под па­ранджой, как безобразный движущийся мешок,— не видно ни лица, ни ног. Жунус ничего не замечал. Мир перестал для него существовать, Он видел только двух конвоиров с обнаженными шашками, шагавших с ним рядом.

— Куда вас, Жунус-ака?

Это окликнул нищий. Жунус всегда подавал ему ми­лостыню у ворот мечети. Сейчас Жунус бессмысленно по­смотрел на него, узнал и растерянно улыбнулся. Ни­щий побежал за ним.    .

— Жунус-ака, я передам...

— Вон! — гаркнул конвоир.— Я тебе покажу, как разговаривать с преступником!

В рекхане Жунуса передали тюремщикам. Три стра­жа сопровождали арестованного по крутой лестнице в подземелье. Впереди шел ключник, горбатый, беззубый узбек с красными глазами и лицом, покрытым паутиной морщин. Справа шагал приземистый бородач, с низким покатым лбом. Завершал шествие сутулый гигант. Он вызвал в душе Жунуса содрогание. Несомненно, это палач. Откуда только выкопали такого зверя!

Жунуса долго вели по темному длинному коридору. Откуда-то сверху просачивался тусклый свет. Глаза по­степенно привыкли к полумраку, а уши к гробовой тиши­не. Наконец горбун остановился и снял с пояса огром­ный ключ. С лязгом открылась дверь темной подземной камеры. В нос Жунусу ударил трупный запах сырости. Кто-то застонал.

Жунуса охватил ужас. Он отшатнулся.

. — Хватит, нагулялся на белом свете! — крикнул ги­гант и страшным ударом по шее столкнул его в подзе­мелье.

Жунус упал, за его спиной загремела дверь. Снова раздался стон. Узник! Жунус стал ощупывать вокруг себя. Сырая каменная стена. В потолке чуть светится крохотное оконце. Пол земляной. А вот здесь солома. Кто-то лежит на ней... Старик или мальчик? Кожа да кости... Нет, это старик — у него есть борода.

И Жунус вдруг понял: за ним навсегда захлопнулась дверь. Он попал в каменную могилу. От этой мысли его бросило в жар. Он кинулся к двери и в исступлении стал бить кулаками и кричать. Послышались торопли­вые шаги. Загремел ключ в ржавом замке. Дверь откры­лась, вошел горбун.

— Мусульманин, не веди себя, как кафир! — сказал он,— Сиди тихо, это принесет тебе пользу!

Бесстыдная ложь возмутила Жунуса. Он не смог даже ответить на нее. Спазмы сдавили горло.,. Опять с железным лязгом захлопнулась тяжелая дверь. Горбун ушел. Жунус, охваченный отчаянием, упал на пол. Из­верги! Почему же вы мучаете мусульманина? Его охва­тил новый припадок бешенства. Он вскочил и снова бро­сился к двери. Он стучал теперь еще сильнее, кричал еще громче. Опять послышались шаги, на этот раз твер­дые, тяжелые. Зазвенели ключи, дверь открылась. На пороге стоял гигант.      .

— Ты что стучишь?

Палач схватил Жунуса за горло и кинул в угол.

...Жунус не мог понять, сколько времени он проле­жал. Когда он открыл глаза, услышал глухой, слабый голос и понял, что это говорит с ним узник — товарищ по несчастью.

— Жив?

Жунус молчал.

— Ака! — продолжал узник.— На востоке говорят: за гневом ум. Не трать силы напрасно. Теперь ты не выр­вешься отсюда. Если не убьют, сгниешь живым.

— За что?

— Об этом спроси у эмира.

Жунуса снова охватил ужас. Он бросился к двери, забарабанил в нее кулаками и ногами.

— Эй, горбун, мусульманин! Открой ради аллаха!

В эту минуту дикий вопль покатился эхом по кори­дору. Раздался шум, прерываемый криками, затем гро­хот. И снова наступила гробовая тишина.

— Еще одного убили!— тихо прошептал узник на ухо Жунусу.— Это по счету тысяча сто двенадцатый за два года... Я считаю...

Он не успел закончить. Загремел замок, и дверь рас­пахнулась. В камеру ворвался гигант-тюремщик. Он уда­рил по лицу Жунуса. Жунус понял — пришла смерть. Он решил подороже продать свою жизнь. На короткие минуты к нему вернулась молодость. Он напряг все силы и нанес гиганту ловкий удар пониже живота. Палач за­стонал. Жунус сшиб его ударом головы и выскочил в коридор. Он бежал, а за ним мчались тюремщики. Они, конечно, настигли его...

Горбун ударил беглеца ключом по голове, и он упал без сознания на каменный пол,

...Жунус очнулся уже в другой камере — одиночной. Здесь не было даже соломы на полу. Острый запах мы­шиного помета ударил ему в нос. Все тело ныло от ту­пой боли. Чем его били?

Жунус долго лежал без движения, раздумывая над своей горькой долей. Лучше уйти из этого мира самому, без помощи палача. Он снял рубашку, разорвал ее и свил длинную тесьму. Но в рекхане даже повеситься нель­зя несчастному узнику, не к чему привязать веревку. Жунус накинул петлю на шею и попробовал задушить себя. Он дернул за тесьму — она оборвалась...

И в первый раз в жизни Жунус заплакал от тоски и страха.