Страница - 48

Глава вторая

Дамеш сидела в своей комнате.

Случилось настоящее несчастье,— теперь Муслим покажет ей, на что он способен... Ну и наплевать, пусть показывает. Она тоже не из таких, чтобы терять голову. Жизнь никогда ее особенно не баловала, всегда ходи­ла она не гладкой тропинкой, а дорогой, усеянной ост­рыми камнями... Но никогда не жаловалась, никогда не выбирала обходных путей — шла прямо и будь что бу­дет! Это все так, конечно, но вот вчерашняя авария... Нет, это зря она сказала, что ей наплевать. Совсем ей не наплевать на аварию... Самое обидное во всем этом то, что ее друзья, и даже Ораз, не раз предупреждали ее — не иди сразу в цех сменным инженером, не выдер­жишь, поработай сначала в заводоуправлении и хоро­шенько ознакомься с производством. Ей предлагали ме­ста и там и тут, но она наотрез отказывалась, настаи­вала и, наконец, добилась всего: ее послали в цех.

Конечно, у нее были для этого свои основания: ведь она хотела защищать диссертацию на тему о паровоздуш­ной смеси. Она много поработала над ней в институте, провела опыты в лаборатории. Теперь надо было продолжить работу. Начальство подумало, помедлило, по­колебалось, но, видя ее настойчивость, в конце концов согласилось. В это время как раз много писали о том, что молодые специалисты после института должны ид­ти на производство, а не садиться сразу же за канцелярский стол. Появление на заводе девушки, инженера, специалиста по литью стали, привлекло внимание всех, все ей были рады, все старались помочь—-кто советом, делом, а кто и просто добрым словом, «У тебя, девуш­ка, дело пойдет,— говорили ей старые мастера,—ты молодец, вон как работаешь». И вот она доработалась до аварии! Стыд и позор... Да и бригаде Ораза это при­несет немало неприятностей. Да теперь небось припомнят слова главного инженера о том, что все ее ра­ционализаторские предложения — это бестолковая шу­миха, погоня за дешевой славой, желание выдвинуться не делом, так хоть криком.

Раньше, когда Дамеш только начинала работать, она не понимала, почему старший инженер,— человек, как ей казалось, справедливый и опытный,— так сквер­но относится к ней. Потом она и сама стала чувствовать его фальшь и лицемерие. Теперь же, после рассказа Ас­кара, ей стало понятно все.

Акмарал, мать Ораза, тоже распространяет всякие слухи о том, что она, Дамеш, разбила семью Ораза, из-за нее, мол, он ушел из дома. Конечно, в этом ее убе­дила Ажар. Но неужели сама Ажар не понимает, что это чепуха? Неужели Ажар и в голову не приходит, что во всех ее неприятностях виновата она сама? Может быть, впрочем, и не понимает. Во время последней встре­чи она все время приглядывалась к Дамеш и, казалось, хотела к ней подойти и поговорить, но так и не подош­ла. И Курышпай обижен, что Дамеш ушла из его дома, И Каир ее подвел: под влиянием Муслима положил ее предложение под сукно. Разве так поступают друзья?

Так, размышляя обо всем этом, Дамеш и заснула, прикорнув на диване. Разбудил ее Аскар. Он с шумом открыл дверь, сбросил пальто и пошел в ванную умываться. Она вскочила, накинула халат и быстро побе­жала на кухню разогревать обед. Ей хотелось все де­лать бистро и весело, так, чтоб Аскару и в голову не пришло, что у нее на работе что-то не ладится. Но он оказался куда более догадливым, чем она думала. Во время обеда, отодвигая пустую тарелку, Аскар вдруг спросил:

— Дорогая, ты сегодня что-то очень бледная. Слу­чилось что-нибудь?

Она ответила запинаясь:

— Спала мало... А что, я очень страшная?

Тогда Аскар спросил ее прямо:

— У вас там на заводе что-то произошло, да?

Дамеш в замешательстве поглядела на него.

— Кажется, fвария какая-то,— пояснил он.— Сей­час я шел по улице и слышал, как толковали женщины. «Как не быть беде,— говорили они,— все оборудование вам еще от царя Гороха досталось! Механизмы-то ни­куда не годятся...» Но ведь ты в ночной смене работа­ешь? Это тебя не касается!

Он спрашивал мягко, но настойчиво.

Пробормотав что-то, Дамеш быстро поднялась из- за стола и вышла в свою комнату. Ей надо было уже одеваться, скоро начиналась ее смена.

По дороге на завод Дамеш думала:

«Ну, конечно, он все уже знает. Он ожидал, что я расскажу ему обо всем, а я в молчанку сыграла. Нехо­рошо это все!»

Около ворот завода она встретила двух неразлуч­ных друзей: Касымова и Базарканова, они о чем-то оже­сточенно спорили. Базарканов был длинный и худой, а Касымов маленький и полный. Он кричал на Базар­канова и махал на него руками, а тот только пожимал плечами. Один наступал и требовал, другой в чем-то оправдывался.

«О чем это они? — подумала Дамеш.— То их водой не разольешь, а то чуть не дерутся».

— Здравствуй, ты куда, Дамеш? — очень оживлен­но и даже радостно крикнул Касымов.

— Странный вопрос. Как это куда? На смену, ко­нечно,— ответила Дамеш беззаботно, но сердце у нее почему-то дрогнуло. Неспроста он ее спросил!

 Касымов пристально поглядел на Базарканова, тот отвернулся и стал ковырять землю носком башмака, Тогда Касымов с тревогой спросил Дамеш:

— А тебе разве ничего не говорили?

— О чем же?                                             .

— Вместо тебя приказом главного инженера на­чальником смены назначен Базарканов.

— Безобразие,—смущенно сказал Базарканов,—я думал, что ты уже все знаешь.

Касымов обернулся к нему, хотел что-то сказать спокойно, но вместо этого закричал:

— Думал, думал! А что я тебе говорил? Что? Нет, он еще спорит! Разве можно было соглашаться? Да­меш, иди сейчас же в дирекцию и устрой там скандал, слышишь?      .

Когда Дамеш вошла в приемную главного инжене­ра, Лида печатала что-то на машинке. Увидев подругу, она взяла со стола какую-то бумагу и протянула Дамеш.

— Я тебе послала записку, чтоб ты знала,— сказа­ла она.— Ты не получила разве?

Дамеш отрицательно покачала головой. Потом она прочитала приказ, бросила его на стол.

— Муслим у себя? — спросила она.

— Да, войди,— поспешно ответила Лида.

Муслим сидел за письменным столом и разговари­вал с начальником мартеновского цеха. Увидев Дамеш, он поднялся, протянул ей руку и вкрадчиво сказал:

— Присаживайтесь, пожалуйста.

«У, лиса,— подумала Дамеш.— Теперь будет пет­лять и вилять».

Когда она села, Муслим спросил ее прочувствованней

— У вас разговор со мной?

Смотря ему в лицо, Дамеш ответила:

— Не. разговор, а спор.

Муслим улыбнулся.

— Как, вы еще недовольны? Очень странно! — и он с улыбкой, как бы ища сочувствия, обернулся к на­чальнику цеха.— Разве вы не поняли сами, что рабо­тать в цехе вам еще рано?

— Нет, не поняла. Я буду там работать.

— Вы будете там работать? — Муслим покачал го­ловой.— Вот это называется женская логика!

 Он опять покосился на начальника цеха. Но тот

молчал и смотрел на Дамеш.                                        

Наступила долгая пауза.

— Ну, что ж,— сказал Муслим тоном человека, ко­торый исчерпал все доводы до конца.— Вольному воля, но иной работы для вас у меня нет.

 — Вы не имели никакого права меня снимать,— со злостью сказала Дамеш и даже слегка ударила кула­ком по краю стола.— Понимаете, не и-ме-ли... Не вы меня ставили на это место.

— Но если вы так думаете, то жалуйтесь,— спокой­но посоветовал Муcлим.— Съездите в министерство и подайте жалобу. Но здесь разговаривать нам с вами бес­полезно.

Отвернувшись от Дамеш, он обратился к начальни­ку цеха:

 — Ну, как, Илья Савельевич, в цехе все сделано? Сегодня цех уже сможет нормально работать?

Дамеш, которая уже взялась было за ручку двери, остановилась.

 — Ночная смена еще утром закончила все,— отве­тил начальник.— Не могу все же смолчать,—добавил он,— строго вы поступили, товарищ Муслим, с Сагатовой.

— Спасибо, Илья Савельевич! — крикнула Дамеш и выскочила из кабинета.

Она успела еще поймать злобный взгляд Мус­лима.

Идя по лестнице, она думала: «Нет, я не так посту­пила. Надо было прямо сказать: я знаю, почему вы ме­ня преследуете! Но смотрите, не сломайте зубы... А я смолчала, трусиха я, вот кто».

Аскар прав, Муслима уломать не так-то просто. Трус­ливому человеку с такой змеей нечего связываться. «Неужели я трусиха? — спросила она себя и сейчас же ответила: — Нет, это не трусость, это рассудочность. Рассудок не дает мне свободу. Он мне мешает, он мне нашептывает: чего ты заносишься, девчонка? Что ты понимаешь в жизни? Зачем связываешься со стариком? Будь осторожна, не дерзи, не груби, и тогда все устро­ится само собой».

Дамеш приоткрыла дверь в партком и спросила:

— Николай Иванович, можно?

— Входи, входи,—сказал Серёгин.—Что-то ты уж больно вежливая стала. То «можно войти?», а то вле­таешь, не спрашивая, и даже не здороваешься.

Дамеш вошла в кабинет и сказала:

— Вы уж, наверно, слыхали? Муслим снял меня е работы. Это что? С вашего согласия?

«Легко тебе говорить,— подумал Серегин.— Фор- мально-то Муслим как будто прав».

— Авария ведь была,— тихо сказал Серегин. .

Дамеш пожала плечами и отвернулась, чтобы скрыть слезы.

— А как я тебя предупреждал, помнишь? — спросил Серегин. Он вышел из-за стола и сел с ней рядом.— Гово­рил тебе: будь осторожна, каждый свой шаг проверяй, все делай сама. А ты что?

«Был такой разговор,— подумала Дамеш,— и даже не один, а несколько, я сама во всем виновата. Дейст­вительно, следовало вести себя во время смены по-хо­зяйски, быть внимательной, все проверять, а я всем верила на слово, вот и наказана».

Луч солнца, прямой, багряный, вырвавшийся из ту­чи, упал на лицо Серегина; и Дамеш вдруг увидела, какой Серегин худой и измученный, как побелели за этот год его виски. А ведь ему всего только сорок пять лет. Вот Аскару столько же лет, и пережил он куда больше, а выглядит лучше.

Серегин сказал:

— Ты, Дамеш, и в самом деле работала недостаточ­но хорошо.

Она хотела возразить, но он постучал ручкой по столу.

— Слабо, слабо ты работала. Тут и спорить не сто­ит. Мы тебя неплохо встретили, правда? Все, что ты захотела, мы тебе предоставили. Хотела в цех пойти — пожалуйста, захотела стать сменным инженером — ра­ди бога; заикнулась о курорте — сразу же тебе путев­ку в руки. Поезжай, лечись, веселись, отдыхай. Так это мы тебе дали, мы, завод. А что ты нам дала? Бригада твоя в прорыве, а тут еще вон какой убыток принесла. И металл потерян, и простой получился в бригаде, и труд целой смены пропал! Видишь, как все это нехо­рошо?

Дамеш молчала.

Некоторое время молчал и Серегин. Потом он сказал: — Но должен тебе сказать, что Муслим со мной ни­чего не согласовал. Он знал, что я стану возражать. Решение о твоем перемещении,— неправильное решение, поспешное и несправедливое. Будем его оспаривать! Но ты должна понять, что ты тоже виновата здорово. Нужно честно признать это. Вот что я хотел тебе сказать.

Пока он говорил, Дамеш сидела потупившись и чув­ствовала, как у нее пылает лицо. Так ей и надо! Она вытерла слезы и спросила: .

— Это все?

— Все,— ответил Серегин.

Дамеш встала и, кивнув головой, быстро вышла, почти выбежала из комнаты.

И вот она шла домой, а слезы все катились и кати­лись у нее по щекам. Сейчас она некрасива, наверно,даже безобразна, с заплаканными глазами и распустив­шимися волосами. Бог знает, где она забыла платок, а может быть, потеряла его, и нечем прикрыть растре павшиеся волосы. Прохожие смотрели на нее с удив­лением — пьяная, наверно, или больная. Кто ее знает. А вот та женщина с сумкой взглянула на нее и сразу же повернулась к ней спиной. Да, это Ажар. Ну, конеч­но, Ажар... Вот еще беда! И почему, когда у тебя что- то болит, ты обязательно ударишься больным местом? Как будто кто-то нарочно прислал сюда Ажар. У дур­ной славы, как говорит Курышпай, сто ног. Верно, она уже все слышала. Вот уж посмеялись со своей ведьмой- матушкой! А смотри, повернулась и идет следом. Даже в магазин не зашла. Ладно, только не глядеть, делать вид, что ничего не заметила. Виновата она, конечно, но не Ажар осуждать ее.

Пройдя квартал, Дамеш повернулась и пошла об­ратно. И вдруг почувствовала затылком: Ажар повер­нула тоже и идет вслед за ней. Тогда Дамеш резко обернулась — никого нет. Это ей уже померещилось.

Аскар весь этот день не находил покоя. Ходил по комнате, подходил к радиоприемнику, слушал Москву, снова выключил радио и опять слонялся из угла в угол. Что-то мучило его, но он не мог понять, что именно.

Аскар вышел за ворота и присел на лавочку рядом с Иваном Ивановичем. Тот уже совсем поправился, и вылечил его Аскар. Долго промучились с ним амбу­латорные врачи, у них уже и руки опустились. Тогда Аскар решил испробовать свой собственный метод. Он ввел в мышцу бедра старика его собственную кровь, смешанную с двухпроцентным раствором ново­каина. После первых же уколов старику стало значитель­но легче, а через неделю он уже ходил по знакомым и рассказывал, какой чудесный доктор живет рядом с ним.

 И вот к Аскару потянулась вереница больных. Сколь­ко он ни уговаривал их уйти, они не уходили, сидели на лавочке и ждали. Что тут поделаешь? Пришлось опять надеть белый халат, вынуть сумку с медицинскими ин­струментами и зажечь синий огонь. Врач не имеетпра- ва отказывать в помощи больному, когда эта помощь ему необходима. Так и получилось, что каждый день с утра Аскар сидел дома и принимал больных. Лечил он всех бесплатно и все-таки побаивался. Вот нагрянет фин­инспектор, и разговаривай с ним, доказывай, что налог ему платить не из-за чего и не за что. Этот фининспектор был темой постоянного разговора двух стариков. (Ас­кар и себя называл стариком.)

В этот день Иван Иванович сообщил Аскару, что на заводе произошла авария. Сердце Аскара болезненно сжалось. Он подумал, что, видно, неспроста Дамеш ни­чего не рассказала ему об этом.

В это время издали показалась Дамеш. Она шла быстро, опустив голову. Аскар посмотрел на нее и сов­сем приуныл: да, видно, действительно, беда приключи­лась... Недаром же весь день у него были дурные пред­чувствия.

Он встал и пошел навстречу Дамеш.

— Дамешжан, что с тобой? Случилось что-нибудь? — спросил он ласково, когда она подошла.

Дамеш вдруг обхватила его за шею и расплакалась. — Да что с тобой, милая?

Аскар обнял ее, довел до скамейки и усадил.

— Ничего, ничего,— повторял он тихо.— Ничего, все будет хорошо. Расскажи толком, что случилось?

А вечер выдался ясный, светлый. За деревьями свер­кало озеро. Ветра почти не было, и дым заводских труб стоял прямо в ясном и чистом небе. Кто-то молодой и голосистый около самого озера пел и играл на гармош­ке. Из парка, с танцплощадки, слышались смех и ве­селые возгласы. И вот в такой вечер его Дамеш, кото­рую он лет двадцать тому назад носил на плече, кто-то обидел до слез.

— Да ну,— сказал он шутливо.— Что же такое ужасное могло случиться? Да говори же!

— Меня сняли с работы... Приказом Муслима! — с трудом выговорила Дамеш.— Он перевел меня в техни­ческий кабинет.

— Ну, а ты и расплакалась? — с нарочитой беззабот­ностью в голосе проговорил Иван Иванович.— Да что он, бог, что ли, твой Муслим? Что на него разве и уп­равы нет? Сколько есть мест, куда можно жаловаться — посчитай-ка.

— И в самом деле, разве можно так расстраиваться,— сказал Аскар.— Вернется Каир, и все встанет на свое место.

— Да не поэтому я плачу, что перевели,— прогово­рила Дамеш, утирая слезы.— Знаю, что без работы я не буду... Только обидно, ведь я сама напросилась на эту работу, и вот меня снимают, потому что не спра­вилась.

— Только бы ты была здорова, а остальное все че­пуха,— Аскар махнул рукой,—А Муслима мы одоле­ем, будь уверена.

Он старался говорить спокойно, но сам был зол как черт. Если бы сейчас здесь очутился Муслим, ему бы, конечно, не поздоровилось.

— А сейчас иди умойся и приготовь нам чай,— про­должал он.— За чайком мы все и решим. Кто имеет де­ло с Муслимом, тот должен сначала хорошо поужинать!

Аскар засмеялся. Улыбнулась и Дамеш.

— Сейчас Лида придет и расскажет нам, что там у вас происходит,— поддержал его Иван Иванович.

Пока Дамеш переодевалась, умывалась и готови­ла чай, Аскар пошел прогуляться на берег озера. И тут такая досада его обуяла, что он даже сжал кулаки и скрипнул зубами.

Да кто же ты такой, наконец, Муслим Мусин? Бес­смертный ты, что ли? Долго ли ты еще собираешься торчать у меня на дороге? Ты все равно споткнешься, и при этом больно споткнешься: так, что и нос расква­сишь, и зубы потеряешь. Как слепой, ты еще держишь­ся за посох, который сунул тебе твой поводырь. Да поводыря уже нет, ты остался один. И до сих пор тебе не понять, что же такое произошло в мире и кем за это время стали презираемые тобой Сагатовы. До сих пор не понимаешь этого — что ж с тобой и говорить...

Аскар поймал себя на том, что он ходил и разгова­ривал сам с собой, сжимая кулаки. Хорошо, что еще никто ничего не слышал,— подумал он,— а то решили бы, что совсем рехнулся Аскар Сагатов. Надо держать себя в руках.

Он круто повернулся и пошел к лодочной пристани. Здесь около причала была телефонная будка, он зашел в нее и набрал номер больницы. Трубку подняла дежур­ная сестра. Он попросил ее вызвать врача Мусину.

Когда подошла Айша, Аскар сказал ей, что ему не­обходимо ее увидеть сейчас же, немедленно. Айша, ви­димо, заколебалась и ответила, что сейчас ей очень не­когда, вот если бы завтра.

— Нет-нет! — крикнул он, страшно волнуясь.— Я обязательно хочу тебя видеть сегодня же. Брось все и приходи. Да, это совершенно необходимо. Да, это крайне срочно! А через сколько сможешь? Хорошо, че­рез полтора часа. Где? Хорошо, подойду к больнице!

Он отошел от будки и пошел в парк. Играл оркестр. Аскар шел и думал: Айша согласилась не сразу. Снача­ла сказала, что сегодня не может. Почему? Потому ли, что знает, о чем он будет ей говорить, или, может быть, у нее какая-нибудь срочная работа? Нет, не похоже на это... Тогда бы она так ему и сказала. Тут что-то дру­гое. Может быть, боязнь рискованного разговора о прошлом, может быть, любовь к Муслиму. Ведь вот уже пятнадцать лет, как они муж и жена. У них ребенок. Разве это вычеркнешь? Ладно, живите как хотите, я и не собираюсь разбивать вашу семейную жизнь... Не со­бираешься, а звонишь, зовешь на свидание, настаива­ешь, волнуешься,— вдруг прервал он сам себя.— Чего же ты хочешь от нее? У Айши хорошо налаженная, спо­койная жизнь. А что ты можешь предложить ей взамен? И вообще зачем тебе понадобился весь этот разговор, если ты ничего не собираешься менять в ее жизни?

Это было такое простое, ясное соображение, так оно поразило его своей логикой, что Аскар вдруг остановил­ся как вкопанный.

Потом, бормоча что-то непонятное и сам не заме­чая этого, он вышел из парка к озеру. Здесь было тихо, спокойно. От широкой озерной глади исходила какая-то успокаивающая, почти животворная прохлада. Он по­смотрел на часы. Пора. Айша его будет ждать около больницы, и неудобно, если ее кто-нибудь увидит. Ког­да Аскар подошел к условленному месту, Айша стояла на крыльце. Поздоровались они сдержанно и холодно­вато. Она спросила:

— Куда мы пойдем?

Он смутился: об этом он и не подумал.

— Куда хочешь,— сказал он.— В этом городе хо­зяйка ты, я — гость.

Она задумалась на секунду.

— Знаешь что? Здесь недалеко стоянка такси. Возь­мем машину и поедем в ресторан «Восток». Я как раз хочу есть.

— Ну, отлично,— уныло воскликнул Аскар.

Сначала они шли молча.

— Слушай,— вдруг сказала Айша.— Все забываю спросить: ты что к нам устраиваться не собираешься?

— К вам? — Аскар даже остановился.— Куда это к вам?

— Как куда? В нашу поликлинику,— сказала она настойчиво.— Уж больно надоели твои старики. Пишут по пяти писем в день: давайте нам Аскара Сагатова, пусть он принимает нас не дома, а в амбулатории. Ты ведь, оказывается, редкий специалист — превращаешь восьмидесятилетних старух в девушек.

«Еще шутит»,— подумал он и ответил, пожимая пле­чами:

— Что ж, я ведь святой, съездивший в Мекку и при­нявший на себя благодать пророка.

— Прямо-таки в Мекку? — засмеялась она.

— Конечно! Вот так, дорогая! Поняла?

Она рассмеялась.

Вдруг Айша закричала и замахала рукой:

 — Такси, такси, сюда!

Когда они очутились в машине, холод отчуждения начал заметно таять. Они сидели рядом и дружески раз-

Нет уж, заказывай ты,— сказал он решительно. И себе, и мне. Я здесь что-то...— Он улыбнулся и раз­вел руками.

Она поняла, это значит: «Делай все сама. Я так от­вык от жизни, даже не знаю, с какой стороны к ней подходить».

— Хорошо,— сказала Айша. Она быстро, глядя в меню, сделала заказ. Официант взял со стола какую-то тарелку и ушел.

Потом, когда ужин был уже на столе, Айша подняла рюмку и сказала:

— Ну, за все самое хорошее!

— За исполнение желаний! — подхватил Аскар и поднял руку.

Она засмеялась.

— Отлично! За исполнение желаний.

Было неизъяснимо приятно смотреть, как она хозяй­ничает за столом, как заботливо следит, чтобы у него не была пустой тарелка.

После третьей рюмки Айша сказала:

— Ну, что ж, теперь можно и поговорить. Ведь ты хотел мне сказать что-то очень важное, да?

— Да, я хотел сказать,— Аскар внимательно посмо­трел на нее. Ему было хорошо и печально, на душе его — светло и тихо. Да, он должен сказать ей все, дру­гого такого случая может и не представиться.

.     — Айшажан,— сказал Аскар негромко.— Можно

мне называть так тебя?

Она, улыбаясь, кивнула головой и серьезно взгляну­ла на него.

От этого взгляда ему сразу стало жарко и трудно дышать.

— Так вот, я хочу сказать...— продолжал он. Голос его, сначала спокойный и ровный, стал дрожать.— Я хочу сказать, что я пронес твой образ, Айша, через все эти годы. И когда я думал о том, что где-то на зем­ле живет моя Айша, я звал тебя, уж прости, моей Ай- шой,— мне становилось легче жить. Вот так!

Он взял графин, налил себе полную рюмку и выпил, — Так я называл тебя там, на краю света. Сейчас я тебя так не могу назвать. Между нами твой муж, дочь, пятнадцатилетняя разлука. Но дело не только в этом. Самое тяжелое в жизни — это когда близкий теряет в тебя веру, И вот я и не знаю, что ты думала про меня все эти годы. Возможно, по старому обычаю наших пред­ков, просто швырнула мне вслед горсть земли: «Уходи, мол, на чужбину и сдохни там». Ты извини, может, я зря это говорю.

Она продолжала все так же серьезно смотреть на него.          .

— Нет, я не кинула горсть земли и не сказала: уходи,— ответила она.— Конечно, эти годы были серьез­ным испытанием доверия. Но, скажу по совести, все- таки в глубине души я всегда верила тебе. Это я говорю честно.

— «Все-таки... В глубине души»,— горько улыбнул­ся он.— Это не особенно много... Ну, что же, так, верно, в те годы и должно было быть. Айша, можно я тебе за­дам только один вопрос?

Она кивнула головой.

— Теперь ты не сомневаешься во мне, нет? Отлич­но! Ну, а думала ли ты, почему же все-таки меня поса­дили, именно меня? Думала ты?

Айша молчала.

— Но ведь об этом же заявлено нашей партией очень ясно на весь мир. Ошибка периода культа лич­ности... Враги воспользовались...

— Враги, конечно, воспользовались,— сказал Ас­кар.— Но враги вообще, ведь это мало! У каждого из нас был еще и свой собственный конкретный враг. Так вот, кто ж конкретно погубил меня, ты не задавала се­бе такого вопроса?

— Конкретный враг? — с удивлением переспросила его Айша.

— Да,— сказал Аскар.— С именем, фамилией, дол­жностью... Так вот, я тебе хочу сказать фамилию моего врага. Только не испугаешься, а?

Она не ответила.

— Испугаешься, конечно,— продолжал Аскар.— Но если говорить, то говорить уж до конца. Это — Муслим Мусин.

— Как Муслим Мусин? — спросила она и огляну­лась с испугом.

Но никто на них не смотрел. Люди ели, пили, разго­варивали и не обращали никакого внимания на эту странную пару.

Да, посадил меня Муслим Мусин,— повторил он.— Я видел собственными глазами донос, написанный им. Я его руку знаю.

Айша в смятении смотрела на Аскара.

— Аскар-ага,— сказала она вдруг очень спокойно— Вы подумали, в какое положение меня ставите своими словами? Не верить вам я не могу, но и поверить в это невозможно. Вы видели донос, написанный рукой мое­го мужа, говорите вы. Ну, а может быть, вас обманули? Разве вы так хорошо знаете его почерк? Может быть, чтоб скрыть виновного, вам подсунули невинного? Так тоже могло быть. Вы должны понять, что ошибаться в таких случаях вы не можете: у меня же дочь!

Он только пожал плечами.

— Ну нет, говорите, говорите! Говорите до конца,— торопливо повторяла Айша.

Аскар встал.

— Это и есть все до конца. Все остальное я изложил в жалобе в Центральный Комитет. Хотите, пришлю- копию?

Назад они ехали молча.

Около самого дома Айша вдруг дотронулась до ру­ки Аскара и спросила:

— Вы еще любите меня?

— Люблю,— ответил он коротко.

Она кивнула и молчала до самого дома. И только когда машина остановилась, Айша сказала:

— Ну, тогда держитесь! Обоим нам будет трудно! Да еще как трудно!

— Как? — спросил он и схватил ее за руку.— Как вы сказали?

— Отпустите... Муж смотрит.

Когда Айша вошла в дом, Муслим схватил ее за плечо и закричал:

— Дрянь, обманщица, я все видел! Шляешься до двух часов ночи, черт знает с кем! К мужу приходишь пьяная. Называется, советский врач. Гулящая ты баба! Вот кто ты такая!

— Экий же ты подлец,— спокойно ответила Айша и, легко оттолкнув его, вошла в спальню.

Она бросилась на кровать и уткнулась лицом в по­душку. Ей хотелось кричать, плакать. И она заплакала тихо, горько, беззвучно, так, что даже сама не слыша­ла, плачет она или нет. Потом закусила край подушки и затихла. Она вся дрожала от обиды и ненависти. Да, сейчас она ненавидела Муслима и в то же время пони­мала, что она неправа. Ведь с мужем она прожила пятнадцать лет, родила ему дочь... Так как же она сме­ет сразу же, без разговора с ним, поверить в то, что все эти годы жила с подлецом и предателем?

Айша лежала с открытыми глазами всю ночь (Мус­лим лег в кабинете на диван) и заснула только под утро.

...Отец Айши был доктором медицинских наук, про­фессором. Он устроил дочку после окончания институ­та врачом в медпункт на строительстве самого большого металлургического завода в республике. Это были годы войны, и Айша отдалась работе беззаветно, работала по двенадцать часов в день, скоро ее перевели в район­ную больницу, она стала ведущим врачом палаты. Здесь она и встретилась с Аскаром. Тогда это был вы­сокий, худощавый, еще совсем молодой человек с жи­вой речью и быстрыми движениями. Но он был еще и опытным, много видевшим и знающим врачом, и Ай­ше часто приходилось обращаться к нему за советами. Он был общителен и внимателен, охотно делился свои­ми знаниями. Нередко случалось так, что их дежурст­ва совпадали. И хотя работали они в разных корпусах,  но уже так повелось, что каждую ночь до утра они си­дели вместе в ординаторской, пили горячий чай и раз­говаривали. Он ей читал стихи на трех языках: Абая по-казахски, Пушкина и Блока по-русски, Гёте и Гейне по-немецки. То было очень счастливое время, и Айша писала своей матери: «Если бы ты знала, мама, с ка­ким человеком я познакомилась! Он казах, но о Европе говорит, как европеец, а о русской поэзии, как русский поэт. Я тебя сведу с ним во время нашего отпуска».

И вот тут-то и появился Муслим. Все произошло со­вершенно случайно. Однажды ее вызвал главный врач и сказал:

— Слушайте, Айша, поезжайте на металлургический завод. Только что звонили оттуда. Там что-то случи­лось с главным инженером. Наверное, отравление, а у них в медпункте никого нет. Поезжайте, посмотрите.

Айша поехала, но опоздала. Больного уже увезли с завода в дом инженера, так назывался жилой корпус, где были квартиры администрации и инженеров.

Айша сейчас же поехала туда. Ее привезли в одну из квартир, к не очень молодому и, как ей показалось тогда, очень одинокому человеку. Он лежал на диване, прикрытый кое-как наброшенным одеялом, и дрожал то ли от озноба, то ли от боли, Айша измерила температу­ру, пощупала пульс, прослушала сердце и позвонила главному врачу, чтобы прислали машину. Когда она отошла к телефону, больной сухо спросил ее:

— Какую машину вы вызвали?

— Санитарную,— ответила она.— Лежите спокойно, У вас температура высокая.

— А для чего машина? — спросил он,

— Свезем вас в больницу,— сказала Айша.— За вами нужен уход.

Он вдруг резко сел,

— Никуда я не поеду! Понимаете! — сказал он грубо,— У меня своих дел на заводе по горло.

— Дела бывают у здоровых,— сказала Айша.- А главное дело больного — это поскорее выздороветь.

Человек, лежащий под одеялом, промолчал, посмотрел на Айшу и вдруг неожиданно спросила

— А вы давно работаете врачом?

— Первый год,— ответила она.

— А на фронте не были? — снова спросил он тем же голосом,

И, не дождавшись ее слов, ответил сам:

— Ну вот, в этом то и дело, что не были. Сразу видно.

Айша вспомнила об этом разговоре сейчас, когда лежала на своей кровати.

«А ведь сам-то он ни одного дня не был на войне! — подумала она.— Господи, какая же дура я была тогда! Как я не могла раскусить его?»

Но она не смогла его раскусить и позже, когда ста­ла частой гостьей в квартире Муслима. Дело в том, что в больницу тогда Муслим ехать отказался, и Айше приш­лось часто навещать его на квартире. Впрочем, она не роптала ей уже стал нравиться этот упрямый несговор­чивый и насмешливый человек. Он оказывал ей мелкие, но ощутимые в те годы услуги: прикрепил к столовой, подбросил дров. Она познакомила его с Аскаром («мой коллега»,— сказала она. Муслим встретил Аскара до­брожелательно и добродушно.). В просторной квартире главного инженера места хватало всем.

А через полгода Аскар вдруг исчез. Его забрали пря­мо из врачебного кабинета во время приема.

Когда Айша рассказала об этом Муслиму, он сказал:

— Надо подождать, через месяц-два все выяснится, я что-то не могу поверить, чтобы он был действительно виноват.

А через месяц он позвонил Айше по телефону и по­просил срочно зайти. Оказывается, он все узнал. Аскар и в самом деле оказался предателем. В плену его за­вербовали немцы, он давал им сведения о готовящихся побегах.

А потом немцы и ему устроили побег, дали задание разыскать партизанский отряд и привести к ним. Так он и сделал.

— Слабый человек, уж больно хотелось ему жить,— так окончил Муслим свой рассказ.

Поверила ли Айша всему этому? Тогда она, правда, крикнула:

— Ложь, не верю!

А через полгода вышла замуж за Муслима.

...Заснула Айша только на рассвете, и во сне ее му­чили какие-то кошмары. Когда она вскочила, в кварти­ре было тихо.

В этот день она впервые опоздала на работу.

Муслим тоже не спал всю ночь. Он лежал на кушет­ке с открытыми глазами и думал. Сегодня ему два раза уже пришлось принимать валидол — вот как скверно обстоит дело... Стоит немного поволноваться, и он за­дыхается. Если дело так пойдет и дальше, он пропал. Тогда он не сможет выдержать атаки врагов, а их ко­личество у него все увеличивается. Теперь к этому под­лецу Аскару прибавилась еще собственная жена. И че­го этой дурехе не хватает? Живет тихо, мирно, в дос­татке, в уважении... И ведь никакой благодарности, не ценит того, что он дал ей и квартиру, и обстановку, и положение, Вот и говори о женском благородстве.

Он подошел к окну и одернул занавеску. Улица лежала перед ним ночная, безлюдная, вся в лиловых лун­ных тенях. Тихо, безмолвно, безлюдно...

Да, надо предпринять что-то решительное. Нельзя же закрывать глаза: это еще ведь только начало! Те­перь этот авантюрист не оставит в покое Айшу. Еще бы! Старые друзья! Но Муслима тоже голой рукой не возь­мешь. Без боя Айшу он не отдаст! Он будет лупить их обоих. Так он будет их лупить, что они только языки вы­сунут. Начать с того, что еще не известно, с какими до­кументами приехал сюда Аскар. Кто он вообще? От­бывший срок каторжник? Амнистированный преступ­ник? Реабилитированный? Кто? Все это нужно хоро­шенько проверить. А что, если поехать в Караганду, за­явиться в Комитет государственной безопасности, да и сообщить о том, что у нас в городе появился некий Ас­кар Сагатов, который отсидел пятнадцать лет за изме­ну родине, и как приехал, так сразу начал строить коз­ни. Вот, например, старается разрушить мою семейную жизнь. Помогите мне, пожалуйста... Помогут или нет? Выслушать-то, конечно, выслушают, но вот насчет того, чтоб помочь...

Нет, не те люди там теперь сидят. Знакомых уже не осталось. Заявишься, начнут копаться, да выяснять, да поднимать старые дела. Еще опозорят, что не только тут, но и вообще, нигде места себе не найдешь. Время сейчас другое... Вот в этом все и дело.