Страница - 26

Владислав МИКОША

ПЕРВАЯ ВЕСНА

Мы, четверо кинохроникеров — оператор Даниил Каспий, директор группы Антонио Альварес и самый молодой из нас ассистент оператора Олег Арцеулов, стояли в вагоне у полуоткрытого окна и мысленно надолго прощались с Москвой. Нам предстояло снять большой полнометражный фильм об освоении целины. Отправлялись в Казахстан с первым комсомольским поездом. Готовились осваивать целину и наши коллеги во главе с режиссером будущего фильма А. Медведкиным.

Паровозный гудок. И вот уже поплыли платформа, руки, лица. Наш поезд набирал скорость...

На каждой крупной станции нас встречала шумная толпа молодежи. Стихийно возникали митинги.

На третий день пути все прильнули к окнам. За ними в белом безмолвии проплывала целина, покрытая сверкающим на солнце снежным панцирем. Пустыня, безлюдная, необитаемая пустыня. Подумалось: сколько же нужно таких, как наш, поездов с добровольцами, чтобы превратить эту бескрайнюю степь в главную житницу страны?

Акмолинск встретил нас, как родных. Никогда еще с момента своего возникновения этот городок не был таким оживленным, деловым, озабоченным, жизнерадостным. По его прямым, широким улицам, до самых крыш засыпанным снегом, проложили дороги мощные тракторы и бульдозеры. Зима затянулась. Бушевали бураны, вьюги, метели. Тяжелое снежное одеяло надолго укрыло целину. А поезда в Акмолинск все прибывали и прибывали.

«Будем драться за целину, как дрались наши отцы на войне! Никакие трудности нас не остановят, а сорок градусов мороза мы отогреем своим энтузиазмом! Вперед, юность!» — такой плакат, написанный от руки, висел на большой зеленой палатке, разбитой прямо на заснеженном пустыре, недалеко от вокзала. Главпочтамт в Акмолинске был своеобразным клубом — местом радостных новостей, неожиданных встреч и расставаний. Особенно приятны для нас с Каспием были встречи с земляками из Саратова и Куйбышева. Мой закадычный друг Даниил был самарским, и Волгу он любил не меньше, чем я. Он умел видеть окружающий мир не так, как все, по-своему, глазами вдохновенного художника, поэта, наделенного нежным сердцем и способного открывать в людях самые тонкие, сокровенные черты.

Каждый день из Акмолинска уходили тракторные караваны в заснеженные степи с палатками, плугами, сеялками, боронами, штабными домиками на полозьях. На сотни километров расходились звездные лучи непроторенных дорог в холодную безлюдную степь. С одним из санных поездов отправились в путь и мы.

...Мощный головной трактор с противоснежным железным треугольником прокладывал в метровом снегу первый след, а наш длинный караван из саней, груженных палатками, стандартными сборными будками, цистернами с горючим, мешками с мукой, посудой и прочей необходимой для жизни утварью, продвигался к заветной цели. Поезд замыкал маленький домик-будка на толстых деревянных полозьях. Он отчаянно дымил железной ржавой трубой на крыше. Снег от яркого солнца и ледяной корки нестерпимо резал глаза, мороз больно жалил лицо, руки... Но мы с камерами то и дело перебирались из одних саней в другие, снимая первый выезд в степь — на целину.

Так, медленно пробиваясь вперед сквозь застывшие волны сугробов, к вечеру мы добрались до стоянки. Ночлег в открытой степи под холодными звездами мы готовили себе сами. Палатки разбивали, разрывая лопатами снег, а согреваться бегали по очереди в домик, где полыхала жаром нагретая докрасна железная печка. Обед пришлось объединить с ужином, а горячий чай и железобетонные сушки показались нам вкуснее всего на свете.

Длинная ночь на этот раз оказалась короткой. Мы так устали и намучились за день, что едва успели заснуть, как нужно было вставать. И снова в путь, только в обратный. Трактор пошел в Акмолинск за второй половиной полевого стана, а мы — за новым материалом. Нужно было посоветоваться в штабе, какой маршрут выбрать для съемки, чтобы не ошибиться и успеть снять первую борозду на целине, первый сев.

В сорокаградусный мороз, днем и ночью выгружались на станциях и полустанках около Акмолинска самая совершенная сельхозтехника и все необходимое для покорения целины. Бакинские нефтяники прислали бригады с новейшими бурильными установками для рытья артезианских колодцев в безводной степи. Из Ярославля пришли мощные грузовики. Из Горького легкие, удобные вездеходы ГАЗ-69. Министерство культуры прислало лучших артистов и концертные бригады...

Весна пришла с неба. Заснеженная земля еще леденела от морозов, а в ультрамариновом небе протянулись пунктиры журавлиных треугольников. С шумом и криком нагрянули черные тучи скворцов. Степь проснулась, снег набух водой. Осторожно один за другим трактористы скатывали тяжелые машины на лед реки Нуры и перегоняли на тот берег. Мы, как всегда, были на страже...

— Лед совсем посинел! Ты снимай, а я буду страховать на всякий пожарный случай...— не успел Каспий договорить, как под одним трактором подломился лед, и он ушел под воду. Люди из бригады Мороза еле успели спастись.

— Ты снял? — заорал что есть силы Даниил.

— Снял, снял — успокоил я его.

Всю ночь работали шоферы, трактористы, бригадиры при свете фар и горящей пакли, переправляли технику на другой берег. Мы, конечно, не спали, а наутро сняли, как в ледяную воду ныряли под лед два смельчака, прикрепляя стальной трос к затонувшему трактору, и вытаскивали его на берег...

Ранним апрельским утром перед главной усадьбой Казгачинской МТС, как на военном параде, выстроились техника и люди, готовые двинуться через набухшие влагой сугробы, через балки, до краев наполненные талой водой, через проталины черной земли, где нога хлебороба вязла по колено и сапоги оставались в размокшей почве. На развилке встретились трое — бригадиры трактористов харьковчане Еременко, Чем-битько и Куценко. Их тракторные караваны разошлись в разные стороны и держат путь каждый к своему полевому стану. Крепкое рукопожатие без слов говорило о том, что должны совершить их бригады. Впереди темным пунктиром на бескрайней степи просматривался один из трех караванов. Два других пересекли сине-белую грань горизонта и стали недосягаемыми для нашего взора...

На довольно большой проталине, у самой реки, расположился полевой стан бригады Еременко. Когда мы, выбившись из сил, добрались туда, снимать было поздно — вечерело. Оглядевшись вокруг и услышав лаконичные команды и распоряжения бригадира, я понял, что здесь будет порядок. Все заранее продумано и расписано — кому что делать, где, на каком месте быть, за что нести ответственность.

— Дисциплина у нас на стане будет, как на фронте! Не обижайтесь! Буду не только спрашивать строго, благодарить за хорошую работу, но и наказывать за плохую! — озорно произнес молодой бригадир, бывший лейтенант-танкист.

Мы стояли, наблюдая происходящее, в какой-то нерешительности. Бригадир заметил это и деловым шагом направился в нашу сторону.

— Прошу не стесняться! Чуть что — сразу обращайтесь ко мне, помогу, чем могу! — сказал он и энергично зашагал к выстроившимся в строгий ряд тракторам.

Не успело солнце нырнуть за сиреневый горизонт, как стан был в целом построен. На отшибе, в стороне расположились цистерны с горючим, в центре передвижной, на полозьях, жилой домик. В нем было тепло, уютно и, как в штабе роты, было все необходимое для наступления на целину: радио, карты района, документы учета...

Мы с трудом успевали снимать. Освоение земли произошло гораздо быстрее, чем ожидалось. Люди, которых мы снимали, были так увлечены своей работой, что совсем не замечали нас, не слышали треска наших камер. На наших глазах происходило нечто удивительное. Казалось, при наличии таких тяжелых испытаний и порой непреодолимых трудностей характеры людей должны были ожесточиться, погрубеть, а происходило обратное — человек становился мудрее, благороднее, добрее...

Пахать было рано, а всем так хотелось поскорее рапортовать о первой борозде.

— Первого мая начнем пахоту, и ни днем позже! — горячились некоторые энтузиасты. А накануне праздника вечером нас позвал в свой штаб бригадир Еременко.

— Друзья хорошие! Как ни печально мне вам это говорить... Но завтра на рассвете вам надо перебраться в соседнюю бригаду моего кореша и земляка Милещенко. Я узнал, что Первого мая он первым на целине процарапает борозду. Первая борозда его — это факт! Мировой мужик! Я его хорошо знаю по фронту. Соседом был—тоже лейтенант...— Наш бригадир явно переживал, но старался вида не показать.— Понимаете! Ему повезло, его участок повыше нашего. Скорее подсох... Ему, между прочим, и на фронте всегда везло: и орден раньше меня получил, и не царапнуло его ни разу, а был в таких передрягах...

— А как же с вашей бригадой? Мы столько уже сняли? — спросил я.

— Все с этим вопросом! А уж на сев не забудьте в нашу бригаду, мы вас не подведем.

Еще до восхода солнца мы были на месте. Здесь ковыльная степь действительно была намного суше. Тракторы, плуги и сеялки были уже украшены красными лентами. Приехали на верблюдах казахи-старожилы. Над станом алел плакат: «Первое мая — первая на целине борозда!».

На головном тракторе трепетало красное знамя. Старики казахи, цокая языками, пробовали острые лемеха на его плуге и, присев на корточки, многозначительно кивали головами в высоких лисьих малахаях.

И вот торжественная процессия двинулась. Из-под плуга начал отваливать первый на этой земле плотный пласт, никогда не видавшей света, коричневой, как шоколад, почвы. Следом, не отступая ни на шаг, шли седые старики казахи. Они меряли глубину борозды черенком плетки, останавливались, качали головами и снова шли за плугом. А собравшиеся в кучку их верблюды, вытянув длинные шеи, удивленно наблюдали за происходящим... Трактор, медленно набирая скорость, перешел с торжественного ритма на деловой и, оставив позади всех, устремился вперед. Жирная, темно-коричневая черта уже пересекла седую ковыльную равнину, а железный первопроходец, весело попыхивая синими колечками в небо и трепеща красным флагом, уходил за горизонт. Теплые волны голубого весеннего воздуха в дрожащем мареве смыкались за ним.

Трактора уже не было видно, а его еле слышный рокот, как отголосок далекой пулеметной очереди, невольно заставлял нас вспоминать войну. Съемка закончилась. Усталые, но удовлетворенные, мы сели на край борозды. От поднятой целины шел теплый дурманящий аромат.

— Смотрите! Им тоже сообщили по радио! — схватился за камеру Олег Арцеулов. И мы увидели, как, планируя с пробежкой, на нашу борозду садились грачи. Ветер доносил нарастающий шум мотора. Это возвращался назад головной трактор. На нем полыхало красное знамя — знамя еще одной исторической победы нашей великой Родины, нашего советского народа.