Страница - 4

1. ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИССЛЕДОВАНИЯ ПОЛИТОЛОГИЧЕСКОГО НАСЛЕДИЯ МУСТАФЫ ЧОКАЯ

1.1. НАУЧНОЕ НАСЛЕДИЕ МУСТАФЫ ЧОКАЯ В ИСТОРИИ ПОЛИТИЧЕСКОЙ МЫСЛИ

Туркестан (Туркестанское генерал-губернаторство) к началу XX в. после завоевания Россией Центральной Азии включал в себя Самаркандскую, Сырдарьинскую, Ферганскую, Закаспийскую и Семиреченскую области. Преобладающую часть населения составляли казахи, киргизы, узбеки, туркмены, таджики.

В советской историографии нет объективной оценки политической ситуации в Туркестане рассматриваемого периода. Наиболее достоверное описание ситуации в Туркестане после падения царского самодержавия и прихода к власти в России Временного правительства дают секретные донесения французской военной миссии в Персии (Иране), адресованные военному министру Франции. Согласно им, Туркестан в этот период стал ареной противоборства следующих претендентов на господство в бывшей российской колонии:

• представителей свергнутого царского режима;

• Временного правительства;

• большевиков;

• Афганистана, который, пользуясь ситуацией смены власти, пытался вернуть себе захваченные царской Россией свои территории в этом регионе;

• Англии, которая видела в Туркестане заслон от внешних посягательств на ее владения в Индии и Месопотамии [61].

Туркестан представлял немалый интерес также для Германии и Турции, пытавшихся нейтрализовать активность Англии, их главного противника [62].

Что касается политических сил, сложившихся к этому периоду в Туркестане, то в регионе уже существовала определенная политически грамотная прослойка интеллигенции. Она появилась, несмотря на ограничения царского правительства в области образования в отношении представителей национальных окраин. Немало туркестанцев прошли обучение в ведущих учебных заведениях Петербурга, Москвы, Оренбурга, Уфы и других российских городов. Они являли собой довольно влиятельную силу в мусульманском обществе. Еще до падения царского режима, озабоченные судьбой своего народа, Алихан Букейханов [63], Ахмет Байтурсынов [64], Миржакып Дулатов [65], Халел Мухамеджанов, Мухамеджан Тынышбаев [66], Мустафа Чокай и многие другие через издаваемые ими газеты активно занимались формированием и распространением политической мысли в Туркестане, открыв тем самым новую страницу в истории политической прессы в Туркестане.

Ко времени прихода к власти Временного правительства в среде туркестанской интеллигенции наметились два подхода в отношении будущего устройства края. Согласно первому, Туркестан должен был стать единым неделимым, самостоятельным государством, в состав которого могли войти несколько автономных уаялатов. Правительство будущего Туркестана должно иметь своей главной задачей сплочение тюркских народов региона с помощью взвешенной разумной политики и создание единого национального государства. Эта идея принадлежала Мустафе Чокаю и его единомышленникам [67]. При этом они исходили из того, что Туркестан сможет восстановить свою государственность и защитить ее от внешней угрозы только при консолидации всех тюркских народов, проживающих в регионе.

Сторонники другого направления развития Туркестана полагали более целесообразным создание отдельных национальных автономий в составе будущей России. Эту идею выдвигали и отстаивали представители партии “Алаш” во главе с Алиханом Букейхановым, Ахметом Байтурсыновым, Мир-жакыпом Дулатовым, Мухамеджаном Тынышбаевым. Идеология партии “Алаш” также исходила из интересов всего народа, не разделяя его на классы. Основной ее целью было избавление от русского колониального гнета. Согласно программе партии “Алаш” Россия должна была стать объединением равноправных государств на принципах федерации. Туркестан в составе России должен был иметь право самостоятельно управлять собственным государством при тесном сотрудничестве с другими государствами — членами федерации [68].

В апреле и июне 1917 г. в Оренбурге прошли два всеказахских курултая. В июне два представителя партии “Алаш” — А. Букейханов и М. Ткныш-баев — по поручению Временного правительства возглавили Тургайскую и Семиреченскую области [69].

Сырдарьинские казахи, находившиеся под сильным влиянием ислама и туркестанского джадидизма, в августе 1917 г. созвали в Ташкенте конференцию, на которой представили проект национальной автономии более радикального характера, чем партия “Алаш”. Определились две группы, соперничавшие за культурное и моральное влияние в южном регионе: джадиды и улемисты. Это соперничество в дальнейшем переросло в политическую борьбу [70].

Джадиды восприняли Февральскую революцию как начало новой эры. В своих “Воспоминаниях о событиях 1917 года” (“1917 жыл естеліктері) Мустафа Чокай объясняет, что эта вера появилась не на пустом месте: Первый Всеказахский курултай, состоявшийся в Оренбурге в апреле 1917 г., выдвинул ряд требований, в том числе:

• приостановить процесс переселения русских в Туркестан и возвратить коренным жителям их исконные земли, отобранные у них и переданные русским переселенцам;

• передать административные функции в крае самим туркестанцам;

• вернуть домой туркестанцев, мобилизованных на тыловые работы в ходе Первой мировой войны.

Все эти требования были приняты и признаны Временным правительством [71].

Джадиды стремились использовать свободы, предоставленные Февральской революцией, для полного участия Туркестана в политической жизни новой России, считая, что они выражают интересы мусульманского населения. Джадиды были согласны сотрудничать с русскими социалистами, но при условии признания ими традиций коренного населения. Расхождения с улемистами касались главным образом вопроса об основах будущего туркестанского государства.

Улемисты, представлявшие традиционную местную элиту, выступали за национальную автономию в составе России. Однако эта автономия должна была основываться на принципах шариата, тогда как джадиды считали необходимым реформирование мусульманского общества [72].

29 октября 1917 г. Ташкент оказался в руках большевиков [73].

В ноябре 1917 г. улемисты созвали съезд мусульман и предложили Ташкентскому совету большевиков создать новый коалиционный Туркестанский комитет. Большевики ответили отказом.

Неоднократные попытки представителей Временного правительства (с ними был и Мустафа Чокай) провести переговоры с большевиками также завершились безуспешно. Члены делегации при посещении большевистской щтабквартиры в Ташкенте были подвергнуты насилию [74]. Большевики были бескомпромиссны. Они пользовались услугами людей, известных своей жестокостью и преступным прошлым. [75].

С 5 по 13 декабря 1917 г. по инициативе партии “Алаш” прошел Третий Всекиргизский (Всеказахский) съезд, на котором 10 декабря 1917 г. была провозглашена Автономия Казахского края, был избран Исполнительный Комитет. Было образовано два правительства на территории Степи: Западного Казахстана и Восточного Казахстана. Задача обоих правительств состояла в том, чтобы препятствовать проникновению большевиков на территорию Степи [76]. Автономия Казахского края вошла в историю как автономия, управлявшаяся правительством Алаш-Орды. Она была разгромлена большевиками в 1918 г. Лидеры партии “Алаш” были арестованы и расстреляны в тридцатые годы.

После отказа большевиков Ташкента пойти на переговоры джадиды созвали в конце ноября — начале декабря 1917 г. съезд в г. Коканде. Был образован Совет народов Туркестана: две третьих Совета составляли местные жители, одну треть — представители русского и еврейского народов. Десятого декабря 1917 г. своим волеизъявлением Совет провозгласил Туркестанскую Автономию, вошедшую в историю как Кокандская Автономия по месту ее провозглашения. Вначале правительство возглавил Мухамеджан Тынышбаев, но после разногласий в тактических вопросах решено было доверить руководство Мустафе Чокаю. Мухамеджан Тынышбаев возглавил министерство внутренних дел. В правительство также вошли Султан Шоахмедов (Шагиахмедов) — заместителем премьер-министра, Убайдулла Ходжаев — военным министром, Юрали Агаев — министром земледелия и водных ресурсов, Обиджон Махмудов — министром продовольствия, Соломон Абрамович Гершвельд — министром финансов. Четыре вакантных места предназначались для представителей от европейской части населения [77].

Мустафа Чокай, понимая всю ответственность, которую возлагает на него и его товарищей провозглашение Кокандской Автономии, в своем выступлении на съезде сказал, что для построения полнокровного государства и его сохранения требуются кадры и армия. Он напомнил, что "как бы ни была ослаблена Россия, она сильнее Туркестана” [78] .

Позже, в 1932 г., анализируя декабрьские события, Мустафа Чокай в статье "Желтоксан естеліктері" ("Воспоминания о декабрьских событиях”) напишет: "Кокандская Автономия явилась определенным этапом в нашей жизни, показавшим, насколько была слепа наша вера в русскую революцию и русскую демократию” [79].

Провозглашая автономию, ее сторонники ссылались на ленинский декрет об автономии для всех народов России. "Улуг Туркистан” — самая влиятельная газета в Центральной Азии, издаваемая Бюро туркестанских "татар” (в состав ее редакции входил Мустафа Чокай), отмечала, что "исходя из этого, объявление Кокандской Автономии не противоречит желанию народа и центрального правительства” [80] .

Кокандская Автономия была поддержана многотысячными митингами и демонстрациями в городах и аулах края. Тринадцатого декабря состоялась одна из таких мирных демонстраций в Ташкенте в поддержку автономии. Большевики встретили демонстрантов пулеметными очередями.

Большевистские идеологи указывали на то, что образование "буржуазнонационалистической автономии”, коей они считали Кокандскую (Туркестанскую) Автономию, дало толчок английской интервенции в Туркестане. Данный тезис обстоятельно рассмотрен в работе узбекской исследовательницы Г. Юлдашевой, в которой проводится всесторонний анализ советских и западных архивных источников, а также публикаций той и другой сторон о деятельности английских и большевистских спецслужб на территории Туркестана. Последние утверждали, что руководители провозглашенной автономии якобы получали помощь от английских империалистов. Результаты исследований Г. Юлдашевой однозначны: так называемые доказательства надуманны, конкретных фактов нет [81].

О поведении большевиков свидетельствуют также вышеупомянутые донесения французской военной разведки, утверждавшие, что “большевистское правительство Ташкента, состоявшее исключительно из русских, настроенных враждебно против автономии Туркестана и коренного населения, оставалось верным репрессивной линии поведения. В тесном контакте с правительством Советов в Москве оно быстро стало централизующим и антисепаратистским органом. Большевики и не думали считаться с интересами местных жителей, зато они проявили снисходительность к некоторым кругам русских консерваторов, так как им не был чужд принцип единения русских по национальному признаку" [82] .

В статье “Желтоцсан естеліктері” (“Воспоминания о декабрьских событиях”) Мустафа Чокай называет 13 декабря 1917 г. траурным днем, “когда русские большевики злодейским образом убили десятки наших соотечественников, и кровь народа лилась рекой” [83]. Формально продекларировав право наций на самоопределение, большевики загнали в прочные оковы саму идею независимости нерусских народов бывшей царской России. На IV краевом съезде Советов Туркестана (19—26 января 1918 г.) представитель фракции большевиков Иван Тоболин однозначно выразился за создание особых условий для “класса трудящихся, класса пролетариата”. Поскольку в Туркестане пролетариат был представлен только русскими переселенцами, эта завуалированная формулировка означала откровенное пренебрежение интересами коренного населения. В связи с этим съезд большевиков принял постановление “объявить вне закона Кокандское автономное правительство и арестовать главарей”. Сам факт провозглашения автономии Туркестана был квалифицирован как “попытка контрреволюционных элементов найти опору в среде мусульманской буржуазии и темной массы мусульманства” [84].

На Коканд были брошены войска, состоявшие из рабочей красной гвардии, вооруженной милиции дашнакцутунского отряда [85] и воинских частей Ташкентского гарнизона. Шестого февраля были начаты боевые действия против небольшого отряда сторонников Кокандской Автономии. Три дня длилась резня большевиками мусульманского населения. Как отмечают английские исследователи, точное количество вырезанных жителей неизвестно, но оно, безусловно, огромно. Население Коканда, которое в 1897 г. составляло 120 ООО человек, в 1926 г. сократилось до 69 300. Город был разрушен и сожжен [86] .

Не имея армии, Кокандская Автономия не сумела противостоять превосходившим силам большевиков, и после 64-дневного существования 13февраля 1918 г. была разгромлена. Сторонники автономии были вынуждены отойти в Ферганскую долину, где свыше 10 лет вели партизанскую войну.

Вот, что писал о басмаческом движении 10 октября 1931 г. в МИД своей страны глава Французской военной миссии в Персии в секретном донесении: “Это движение сейчас, похоже, затухает, по крайней мере, на время. Оно имело широкое распространение в стране, а возглавлявший его Ибрагимбек при содействии бывшего бухарского эмира Саид Алима организовал поход против СССР. Подготовительная работа была начата в Кабуле (Афганистан) довольно давно под контролем полковника Лоуренса (Lawrence) из Интеллидженс Сервис, как утверждают советские официальные представители в Кабуле.

В начале июля сего года в Кабул прибыли сотни всадников. Во дворце, предоставленном афганским правительством в распоряжение Саид Алима, царило оживление. Там располагалась штаб-квартира Ибрагим-бека. Затем все собрались в местечке под названием “Гробница Тимура”.

В конце июля войска басмачей под предводительством бывших офицеров бухарского эмира и глав горских племен вторглись на территорию, занятую Советами, что стало полным сюрпризом для местных властей. Басмачи убили советских пограничников, часть из них была взята в плен. Таким образом, басмачи захватили несколько населенных пунктов. Они шли в атаку со знаменами, на которых было написано “За Бухарию без коммунистов!”

На подавление мятежников были спешно брошены сборные части Красной армии. В ходе кровавого столкновения обе стороны понесли тяжелые потери. Советское командование в итоге оказалось в критической ситуации, и неизвестно, насколько далеко могли бы продвинуться басмачи, если бы в нужный момент не прибыло несколько эскадрилий самолетов. Это и решило исход мятежа. В ходе последующего кровавого сражения войска басмачей были уничтожены, а оставшиеся в живых — взяты в плен. Среди них были глава басмачей Ибрагим-бек и его лейтенанты Али Мардан, Таха Ишан и Исахан. Все они были препровождены в Ташкент. Их сопровождали волонтеры из Таджикистана и агенты ГПУ под предводительством Муким Султана.

В ходе боев с басмачами советская армия потеряла убитыми 1249 солдат, 3837 человек были ранены, 264 пропали без вести. Басмачи захватили две бронированные машины, 47 пулеметов, несколько пушек и три самолета.

После этих событий советское правительство выразило официальный протест Кабулу в связи с поведением афганских властей и потребовало разоружения горских племен и ареста бухарского эмира Саид Алима.

Обстановка пока такова” [87] .

Несмотря на всю жестокость репрессивных акций большевиков, лишь к середине тридцатых годов большевики сумели преодолеть сопротивление местного населения [88] .

После объявления “Кокандского автономного правительства вне закона” и принятия решения “арестовать главарей”, большевики назначили 1000 руб. за голову Мустафы Чокая. Первого мая 1918 г. М. Чокай под чужой фамилией в сопровождении своей супруги Марии Яковлевны покидает Ташкент [89] .

В августе 1918 г. Мустафа Чокай вместе с социалистами-революционерами участвует в работе 2-го совещания Комитета членов Учредительного собрания, прошедшего в Челябинске, а в сентябре того же года — в работе государственного совещания в Уфе [90]. За четыре месяца до начала этого совещания ( в апреле 1918 г.) созданное в июле 1917 г. Национальное собрание мусульман внутренней России и Сибири (Милли меджлис) было изгнано большевиками из Уфы, а председатель Правления Национального собрания Садри Максуди был вынужден бежать в Финляндию. С учетом сложившейся обстановки М. Чокай перебирается в Грузию, где сотрудничает с грузинскими автономистами, активно участвует в политической жизни мусульманского сообщества на Кавказе, работает в редакциях газет "Вольные горцы” и “Борьба”, при финансовой поддержке грузинского правительства налаживает издание журнала “На рубеже”, став его главным редактором [91].

Мустафа Чокай в Тбилиси издает также две мусульманские газеты — “Йе-ни Дунья” (“Новый мир”) и “Шафак” (“Заря”) — на турецком языке [92] .

До начала 1921 г. т. е. до вторжения частей Красной армии под командованием Серго Орджоникидзе в Грузию, Мустафа и Мария Чокай проживают в Тбилиси. Приход большевиков в Грузию вынуждает их переехать в Стамбул, где Мустафа Чокай сотрудничает с газетой “Таймс” [93].

Силовой захват власти большевиками в регионе Центральной Азии и падение Временного правительства привели также в движение не только политические силы. Действия большевиков вынудили сотни тысяч тур-кестанцев в поисках убежища перебраться в соседние страны (Китай, Афганистан, Индию), спасаясь от репрессий. Главными объектами преследований большевиков в Туркестане стали личности политически грамотные, не только понявшие подоплеку нового строя, но и способные организовать сопротивление произволу большевиков. Последние делали ставку на самую многочисленную и малограмотную часть населения России — русских рабочих и крестьян. Поэтому для новой российской власти было жизненно необходимо сначала под предлогом “непролетарского происхождения” избавиться от русской интеллигенции, прозванной ею “гнилой”, а затем — от интеллигенции бывших окраин царской России, которая получила ярлык “буржуазных националистов”. Избавление от национальной интеллигенции тем более было необходимо большевикам, так как наиболее передовые ее представители, джадиды, считали первостепенной задачей реформирование мусульманского общества при непременном достижении национальной независимости, убедившись в том, что провозглашенное Лениным “право наций на самоопределение” есть лишь пустая декларация. Для окончательного утверждения своего диктата и подчинения своей идеологии всех подвластных бывшей царской России народов большевики объявили борьбу с национализмом вообще и “буржуазным национализмом” в частности. На деле это было ни чем иным, как запретом на выдвижение национальных идей.

Классовый подход, положенный в основу большевистской идеологии, расколол саму русскую нацию, извратив многие понятия. Сформировалась своеобразная лексика, отражавшая не только уровень политической культуры большевиков, но и служившая неким ориентиром в обществе для распознавания “классовых врагов”: слова “интеллигент”, “буржуй”, “националист” были закреплены за понятиями, объявленными чуждыми новому обществу и, соответственно, от общества отторгались те, кого эти слова обозначали. Так, пункты 3, 4, 5 рассекреченного приказа ВЧК за подписью Ф. Э. Дзержинского гласили: “3. В целях оттенения отличия рабочего и крестьянина от враждебной нам по классу буржуазии — в отношении последних репрессию усилить:

а) освобождать на поруки лиц буржуазного класса лишь в крайних случаях, проверив их незаменимость как специалистов в работе учреждения;

б) досрочное освобождение к буржуазии не применять.

4. Принять меры к изоляции в местах заключения буржуазии от арестованных рабочих и крестьян.

5. Создать для буржуазии особые концентрационные лагеря” [94] .

В итоге, борьба за очищение страны от тех, кто в понимании большевиков не был достоин жить в “первой в мире стране рабочих и крестьян”, приняла характер государственного террора.

Однако большевики не ограничились узурпацией власти только в рамках территории бывшей царской России. Воодушевленные своими успехами, идеологи большевизма занялись экспансией своих идей в другие регионы мира. Результатом их активной деятельности, по замыслу большевиков, должна была стать мировая революция, а для ее приближения они развернули широкую пропаганду своей доктрины, предпринимали идеологические диверсии, занимались подстрекательством, провокациями. Применялись криминальные методы для физического устранения тех, кто был способен разгадать и разоблачить подоплеку их внешней и внутренней политики. Русский шовинизм подкреплялся большевиками раздуванием других форм национализма, организацией широкой сети центров панисламизма на различных континентах — Европе, Азии, Северной Африке, открытием пропагандистских школ, куда привлекались представители разных рас и народов, которым надлежало сеять и проращивать семена большевистской идеологии в своих странах. Плацдармом для этой пропагандистской деятельности большевики избрали Туркестан. Эти факты подтверждаются донесениями дипломатических и военных представительств Франции в Министерство иностранных дел, датированными 20 мая 1919 г., 7 февраля 1920 г., 10 октября 1921 г., 19 марта 1923 г., 12 ноября 1923 г., 23 января 1926 г. и др. [95]

Во имя торжества своей доктрины большевики жертвовали, в первую очередь, русским народом. После избавления от русской интеллигенции — самой грамотной части нации — задача большевиков была значительно облегчена, так как заставить обратить в свою идеологию русских рабочих и крестьян, которых "долго держали в цепях и морили голодом” большого труда не стоило. Чтобы подготовить умы масс к восприятию пропагандируемых ими идей, а затем помочь им впитать в себя доктрину большевизма, одновременно велась целенаправленная пропаганда по отчуждению народа от религии, названной “опиумом для народа”.

Так расчищался путь к массовому сознанию, велась усиленная работа по отравлению его настоящим опиумом — античеловеческими заповедями. Туркестанская эмиграция так же, как и любая другая эмиграция из России и затем СССР, сформировалась именно в таких условиях. Этому способствовала обстановка террора, когда народ был принесен в жертву большевистской идеологии.

Согласно данным Лиги Наций, Европа в одном лишь 1921 г. (год прибытия в Париж супругов Чокай) приютила один миллион беженцев из России. Среди них были представители русской и национальной интеллигенции, бывшие главы национальных автономий Украины, Закавказья, Поволжья, Туркестана, разгромленных Красной армией в период с 1917 по 1921 г.

Цели и задачи многочисленных русских эмигрантских организаций, созданных в Европе, сводились к одному — свержению власти большевиков, но при этом одни желали восстановления монархии, а другие — возврата к эпохе Февральской революции. В их видении, как это проистекает из содержания декларации, подписанной бывшими думскими деятелями и министрами Временного правительства, попрание большевиками демократических свобод делает власть Советов недостойной сотрудничества с мировым сообществом [96].

Такие деятели, как Милюков, Авксентьев, бывший посол Маклаков и многие другие, не говоря о представителях изгнанной из Родины большевиками творческой интеллигенции, вполне здраво оценивали ситуацию в советской России, обоснованно отмечая, что советское правительство не является правительством народного большинства, так как из 140 млн. жителей России не более 280 ООО являются коммунистами. Из этого числа лишь несколько тысяч были коммунистами действительно по убеждению. Что же касается национальных окраин, то коммунисты, тем более по убеждению, исчислялись единицами.

Мнения об антидемократической сущности нового режима в России придерживались все представители русской и российской эмиграции.

В условиях полного пренебрежения интересами коренного населения и утверждения классового подхода как единственного принципа формирования государственности политические формы борьбы не могли помочь избежать угрозы физического устранения большевиками лидеров и сторонников национальных движений. В этом туркестанские джадиды убедились в ходе борьбы за право коренного населения участвовать в управлении своей страной. Их требование создать коалиционное правительство с обязательным участием представителей национальных организаций было проигнорировано. "Уже на съезде общественных организаций Туркестана стало заметно, — отмечал Мустафа Чокай, — что Советы рабочих и солдатских депутатов в своей жестокости превзойдут прежних приставов” [97]. Дальнейший ход событий подтвердил его опасения. Охладить большевистский пыл и Приостановить их бесчинства, повернуть ход событий в демократическое русло можно было, лишь предав мировой гласности всю правду о "красном терроре” в Туркестане. Именно это стало основной задачей джадидов, и ее можно было осуществить только за пределами большевистской России.

Туркестанские джадиды после всестороннего анализа политики Советов утвердились в необходимости изыскать новые формы борьбы за избавление народов Туркестана от гнета большевиков.

Летом 1921 г., пробыв в Турции лишь несколько недель, Мустафа Чокай и его супруга Мария Яковлевна эмигрируют во Францию. В архивах МИД Франции сохранена следующая служебная записка: "М. Чокаев получил образование на юридическом факультете Петербургского университета. Во время войны (Первой мировой) занимал должность руководителя мусульманского комитета по оказанию помощи раненым бойцам и их семьям.

В период революции он был председателем Туркестанского мусульманского комитета и всех региональных организаций мусульман Туркестана.

В 1917 г. был назначен членом Туркестанского Комитета Временного правительства (России) и оставался на этом посту до совершения большевиками переворота.

В конце ноября 1917 г., после того как Туркестан был провозглашен автономным государством в составе Российской республики, Мустафа Чокаев был избран Председателем национального правительства Туркестана.

В ходе избирательной кампании по выборам Всероссийского Учредительного Собрания выдвинут депутатом от Ферганы (Туркестан).

После разгрома большевиками правительства автономистов он несколько месяцев пробыл в Туркестане, где возглавил группу, ставившую задачу очищения региона от большевистской пропаганды.

В ноябре 1918 г. ему было поручено возглавить комитет по созыву Учредительного Собрания Туркестана, этот же комитет продолжает свою деятельность, нацеленную на обретение Туркестаном национальной независимости.

Летом 1921 г., следуя указаниям национальных организаций Туркестана, Мустафа Чокаев прибыл в Европу и обосновался в Париже.

В настоящее время сотрудничает с органами русской и европейской прессы, занимаясь, в частности, вопросами политики большевиков на мусульманском Востоке” [98] .

15 декабря 1921 г., т.е. через полгода после эмиграции супругов Чокай, большевистское правительство объявило о лишении российского гражданства всех, кто покинул Россию после 7 ноября 1917 г. без разрешения правительства, и всех тех, кто вошел в состав белых армий и так называемых контрреволюционных организаций [99]. Несмотря на это, большевики, по утверждению российских историков, пытались привлечь М. Чокая на свою сторону уже с первых дней установления советской власти в Туркестане, предлагая ему войти в состав Туркестанского совнаркома в качестве председателя [100] и несколько позже — стать советником от советского правительства в кемалистской Турции [101].

Мустафа Чокай отказывается от всех предложенных постов.

Таким образом, цель прибытия Мустафы Чокая в Европу — создание зарубежной ветви туркестанского национального движения в соответствии с заданием национальных организаций Туркестана, в первую очередь партии “Алаш” во главе с его лидерами-джадидами Алиханом Букейхановым, Ахметом Байтурсыновым, Миржакыпом Дулатовым, столпами казахской культуры. Как явствует из материалов ОГПУ/НКВД, они поддерживали постоянную связь с Мустафой Чокаем [102]. Внутренняя ветвь туркестанского национального движения возглавлялась мусульманскими национал-коммунистами, как называли джадидов русские большевики. Они разработали свою теорию мусульманского национального коммунизма. Примечательно, что национал-коммунисты пошли на тактический коллаборационизм с советской властью ради того, чтобы проводить в жизнь разработанную ими на базе теории мусульманского национального коммунизма политическую программу, которая резюмировалась в шести пунктах:

1) ислам представляет собой великое культурное наследие. Он должен быть “десакрализован” но его моральные и социально-политические ценности должны быть сохранены. Антирелигиозная кампания должна быть низведена до уровня борьбы с самыми консервативными элементами духовенства и разоблачения устаревших обрядов;

2) на всех уровнях необходимо противостоять влиянию европейской (русской) цивилизации в области языка, культуры и т.д.;

3) территории мусульманских государств необходимо защитить от русской колонизации, а русские и другие колонисты должны быть изгнаны;

4) мусульманские народы составляют единую нацию, проживающую в разных государствах, но число этих государств должно быть сведено к минимуму: государство Средней Волги и Урала (Идель-Урал), объединенный Туркестан, объединенный Северный Кавказ, Азербайджанское государство; рано или поздно эти государства будут объединяться в великое мусульманское государство — Туранскую республику (Султан-Галиев);

5) мусульмане должны иметь свою коммунистическую партию и ее центральный комитет, который будет следовать основным направлениям программы большевиков, сохраняя за собой при этом свободу действий, в особенности в подборе и продвижении кадров: мусульманская партия Султан-Галиева, тюркская партия Турара Рыскулова и т.д.;

6) Туркестан должен стать отправной точкой революции во всей Азии; коммунизм должен быть привнесен в Азию не русскими, а мусульманскими коммунистами [103].

Эти положения легли в основу политической программы партии “Алаш”. Задача Мустафы Чокая в эмиграции состояла не только в разоблачении в глазах мировой общественности тоталитарной сути политического строя в СССР, но и в том, чтобы, изучив опыт европейских государств, развить теоретические положения туркестанского национального движения.

За двадцатилетний период пребывания в Европе М. Чокай оставил огромное политологическое наследие: это 117 номеров журнала “Яш Туркестан”, который выходил с 1929 по 1939 г., монография, написанная им на французском и русском языках “Chez les Soviets en Asie centrale” (1928)/ “Туркестан под властью Советов” (1935), многочисленные статьи и тексты его выступлений на собраниях-диспутах, публиковавшиеся на страницах периодических изданий движения “Прометей” в течение 15 лет его существования. Публикации Мустафы Чокая также увидели свет на страницах различных изданий в Швейцарии, Польше, Англии. Они написаны в преобладающем большинстве на французском языке, а материалы, опубликованные в “Яш Туркестане”, написаны на чагатайском. В целом, они охватывают широкий круг проблем, которые можно было бы тематически разбить на такие крупные блоки, как:

а) политико-экономическая ситуация в советском Туркестане;

б) внешняя политика большевиков;

в) развитие политической ситуации в Европе и мире.

Отдельный блок составляют материалы, посвященные теме туркестанского национального движения и роли в нем эмиграции, а также вопросам, связанным с основами государственного строя. М. Чокай периодически возвращается к теме Кокандской Автономии и в этой связи анализирует политические процессы, происходившие и происходящие в России и Туркестане, обращается к революционному опыту европейских стран, в частности Франции. В этом же контексте Мустафа Чокай анализирует опыт политической борьбы таких видных тюркских деятелей, как Мустафа Кемаль, Юсуф Акчура, Энвер-паша, Джемаль-паша, Алимардан Топчибаши и другие, а также опыт европейского политика Юзефа Пилсудского. М. Чокай не оставляет без внимания деятельность своих политических и идеологических оппонентов, таких как А. Керенский, С. Киров, Амангельды Иманов. Что касается его главного политико-идеологического оппонента Сталина, то его политическому портрету посвящен целый ряд аналитических статей, авторами которых являются все прометеевские лидеры. Анализу подвергаются, наряду с национальной политикой вождя, вопросы экономической, кадровой политики, тесного сотрудничества Сталина и Гитлера в военной и экономической областях, их соперничество за мировое господство, позиция “отца народов” в вопросах войны и мира. Идеологическое сходство тоталитарных режимов в Германии и СССР и черты, дифференцирующие их, также входят в круг вопросов прометеевских публикаций.

Политологическое наследие М. Чокая ждет своих исследователей: историков, политологов, журналистов, юристов. Важно отметить, что многие идеи и мысли, высказанные Мустафой Чокаем на определенные политические события, опередили суждения и выводы последующих политиков и ученых-исследователей на несколько десятков лет. Язык и стилистика публикаций не потеряли со временем своей свежести, а логика изложения поражает сегодняшнего читателя своей стройностью и ясностью. Можно отметить, что в ряде случаев события рассматриваются с необычных ракурсов, приводя к неожиданным поворотам мысли, как например, аналитические материалы о сталинских судах над “врагами народа”.

Таким образом, эмиграция М. Чокая была вызвана сложившейся политической ситуацией в Туркестане и России. Принятию решения предшествовали многочисленные встречи с единомышленниками, как алашор-динцами, так и украинскими, кавказскими, татарскими, русскими политическими деятелями. На такой вывод наводит следующий факт. Украинские лидеры, эмигрировавшие в Европу, так же, как их туркестанские единомышленники, пошли на тактический коллаборационизм с Советами и внедрились в государственные структуры власти для того, чтобы иметь возможность проводить собственную национальную политику [104]. Из воспоминаний Марии Яковлевны также явствует, что пребывание супругов в Стамбуле было ожиданием сигнала к выезду в Европу [105].

Политологическое наследие М. Чокая ценно также тем, что является симбиозом осмысления исторического опыта как европейских, так и азиатских народов. Для Казахстана оно имеет особую значимость.