Страница - 8

БОЛЬШЕВИК ИЗ СЕМИРЕЧЬЯ

Широкие массы читателей давно знают Дмитрия Снегина, и как автора стихов и стихотворных переводов с казахского и уйгурского языков, и книг о Великой Отечественной войне, участником которой он был: «На дальних подступах», «В наступлении», «Парламентер выходит из рейхстага», книг о покорении целины «Рождение подвига» и «Осеннее равноденствие» и, наконец, широкого историко-революционного полотна — трилогии «В городе Верном».

В этой трилогии повествовательное мастерство Снегина выявилось в зрелой форме и, естественно, следующая работа его посвящена революционной истории родного ему Семиречья. Из задуманной, творчески выношенной и документально выверенной дилогии или трилогии «Утро и два шага в полдень» вышла первая книга — роман «Утро».

Главным героем романа является известный в истории Казахстана партийный и государственный деятель Ураз Джаидосов, один из первых казахских интеллигентов, вышедший из трудовой семьи и с ранней юности вставший на ленинский путь.

Роман «Утро» густо заселен людьми разных сословий и политических убеждений, но автору удается всех их непосредственно связать с судьбой талантливого, рано начавшего размышлять, ищущего правду жизни Джандосова.

Его нужно отнести к жанру историко-революционного повествования, но в отличие от некоторых авторов-документалистов, перегружающих свои произведения длинными цитатами из документов или даже подлинными документами, добытыми из архивов, Снегин сумел, соблюдая полную историческую достоверность и документальность произведения, обойтись всего несколькими официальными документами, имеющими прямое отношение к главному герою и помогающими воссоздать психологичсски-глубокий, многосложный образ прямого душой, смело мыслящего, обаятельного Ураза Джандосова.

Что же касается старого дореволюционного городка Верного (на месте которого выросла красавица Алма-Ата) и всего Семиречья, то обрисовка их во всей их неповторимости, колоритности, своеобразии не потребовала от автора ни архивных разысканий, ни штудирования старых книг и журналов — уроженец и житель Семиречья, Снегин с детства и юности сохранил в своей памяти «все впечатленья бытия» и перенес их на страницы своей книги. Мы, читатели, глазами автора видим великолепие природы Семиречья, обличие захолустного Верного, как бы присутствуем при верненском землетрясении, при торжественном открытии только что возведенного зодчим Зенковым кафедрального собора, при неутомимой деятельности энтузиаста озеленения Эдуарда Баума, при марше в Петербург роты «потешных» (вер-ненских гимназистов) под командой офицера Куколь-Белопольского, при больших и малых событиях в Семиречье.

Рисуя панораму семиреченской жизни, Снегин создал целую портретную галерею людей, так или иначе связанных с юным Уразом Джандосовым,— тут и постигающий искусство акына Саядиль, и семиреченский губернатор немец Фольбаум (царь разрешил ему именоваться Соколовым-Соколинским), и волостные старшины Кошмамбет и Сатов, и знаменитый в степи конокрад Саутбек, и говорящий по-казахски русский купец Малышев, и охотник Тугельбай, и директор гимназии Тейнека, и доктор Рязанов, и многие другие. Все они показаны точно очерченными индивидуальностями, жизненно-правдивы, их речь, поступки, поведение вытекают из их характеров и мировоззрения. Без всякой натяжки и нарочитости в роман введены оказывающие влияние на идейное формирование Ураза Джандосова — акын Джамбул, большевик-подпольщик Токаш Бокин, Фрунзе, Горький,

Образ интеллигента-ленинца Ураза Джандосова, выписанный в динамике его идейно-нравственного формирования, в преодолении враждебных революции влияний, когда его душа непрерывно и напряженно работала,— творческая удача Снегина.

Прежде всего мастерски обрисованный Снегиным Ураз Джандосов не стандартен, не плакатен, индивидуализирован во всем — в обличии, в мышлении, в словах и поступках. Он многогранен, диалектичен в становлении характера, жизненно достоверен и как образ убедителен в своем обаянии и душевной красоте, в верности интересам трудового казахского народа.

Изобразительные художественные средства Снегина, которыми он мастерски владеет, позволили ему нарисовать запоминающийся образ, живой образ для подражания юношеству.

Воссоздавая образ Джандосова, автор идет от жизни, от реальной действительности, от среды, которую хорошо знает. Снегин — один из первых русских писателей, кто начал писать о Казахстане и казахах. Не случайно, а закономерно в романе «Утро» образы казахов обрисованы им невыдуманными и не вторичными, вычитанными из книг или увиденными на киноэкранах, а такими, каких автор увидел и изучил в живой действител'ьности. Так, например, семья Джандосовых совершенно не похожа на сотни казахских семей, изображенных по шаблону во многих книгах.

Отец Ураза - Кийкым — человек необычной для казаха биографии. В детстве за то, что он без разрешения сделал глоток парного молока, мать его Жайкап избила мальчика хворостиной. Оскорбленный Кийкым убежал из дома и больше не вернулся. Его увидел плачущим близ дороги, в полыни, рыжебородый русский купец Малышев, владелец каскеленских известковых залежей, пожалел и принял мальчугана в свой дом, а потом устроил рабочим на известковых разработках, где Кийкым обрел русских друзей.

Мать Ураза—степная красавица Дармен, единственная дочь родителей, которые продали ее за калым сыну богатых родителей Нурлы. Но первая встреча тридцатилетнего Кийкыма и шестнадцатилетней Дармен сблизила их. Они полюбили друг друга и решили соединить свои судьбы. Нареченный умыкнул свою невесту Дармен, но Кийкым с двумя друзьями на конях, данных купцом Малышевым, отыскали и освободили Дармен, и тот же купец Малышев помог сыграть свадьбу. Кийкым и Дармен построили землянку, сложили печь для обжига извести и началась у них трудовая, полная забот, но счастливая жизнь.

Вскоре родился первенец, названный Уразом. Детство, отрочество, ранняя юность Ураза были мало похожи на начало жизни его сверстников-казахов.

Снегин с большим мастерством разносторонне рисует, как рос Ураз, развивался, как формировались его характер и мировоззрение. Автор не рассказывает, а показывает, как юрта, в которой лежал новорожденный, загорелась и младенца спас русский рабочий. Мальчик рос не только в среде казахов, но и в среде отцовых друзей— русских. Как и его отец, он говорил и по-казахски и по-русски.

Автор показал нам, как формировались отдельные стороны характера Ураза. Любовь к родному народу в нем укрепляли мать - нежная; но волевая, трудолюбивая и умная Дармен, акын Джамбул и его ученик Саядиль, большевик Токаш Бокин. Мужество и смелость вдохнул в него охотник — казах Тугельбай, учась у которого, Ураз, на удивление соседей, выстрелом сражает снежного барса. Редчайший случай в степи — отец-рабочий отдает Ураза в гимназию, где Ураз приобщается к демократическим и революционным идеям, полюбив педагогов Асенкову и Полянина, связанных с большевистским подпольем.

Снегин показал Ураза в редчайшей ситуации: Ураз в качестве рядового роты потешных едет в Петербург и на Марсовом поле близко видит Ак-пашу, императора Николая Второго.

Офицер-либерал Куколь-Белопольский разъясняет Уразу лицемерие, ханжество и цинизм Николая Второго, собственноручно награждающего медалью семиреченского верноподданного казака Поротикова. Талант, интеллектуальные потенции, душевную красоту Ураза автор раскрывает в увлечении юного казаха живописью, в его первой любви к гимназистке Ане Метелиной, в трогательной сыновней любви его к Дармен.

Наглядно показано, как гимназический друг Ураза — Риза Турар-Джакупов бесполезно пытается отравить его сознание националистическими, алаш-ордынскими идейками. Зарождение и созревание революционного (а позже — большевистского) мировоззрения в Уразе Снегин раскрывает в эпизодах — выступления Джандосова на любительском вечере со стихами «Размышления у парадного подъезда» Н. А. Некрасова (хотя эти стихи были из программы вечера исключены), в разговорах Ураза с Бокиным, Тимохиным, Асенковой. Словом, будущий партийный и государственный деятель Ураз Джандосов нарисован автором в многотрудном, диалектическом процессе духовного роста и созревания.

Это, пожалуй, наиболее весомая творческая удача Снегина. В романе немало и других четко очерченных персонажей. В то же время хочется заметить, что роман  Дмитрия Снегина, в основе своей талантливое и идейноглубокое произведение, все же, на мой взгляд, нуждается в доработке для второго издания его вместе с последующим томом или томами задуманного автором эпического полотна.

Большой русский писатель Александр Фадеев после справедливой аргументированной критики «Правдой» его романа «Молодая гвардия» доработал свой роман, прибавил несколько новых глав и все последующие издания «Молодой гвардии» вышли (и выходят) в исправленном и дополненном виде.

А другой классик русской советской литературы Леонид Леонов после критики и дискуссий по поводу его романа «Вор» заново переписал книгу, и теперь «Вор» издается и переиздается в новом идейно и художественно обновленном варианте.

Первая половина романа «Утро»—это лирическая (с метафорами, с афористическими народными речениями) проза и настолько национально-казахская проза, что кажется, будто это очень верный и художественноточный перевод с казахского на русский с сохранением колорита и национального своеобразия. Вторая же половина романа (особенно последняя, пятнадцатая глава), это уже не показ, а сказ, причем местами сказ публицистически сжатый донельзя, местами сбивающийся на скороговорку.

Вот пример:

«22 января 1918 года из Действующей Армии возвратился в Верный Павел Михайлович Виноградов. В ночь со второго на третье марта произошел революционный переворот, подготовленный большевиками Семиречья во главе с Виноградовым. Ставленники Временного правительства — Шкапский, Иванов, Балабаков, а также вожак джетысуйских алаш-ордынцев Джайнаков бежали. В Верном победила Советская власть. Был образован Военревком и областной Семиреченский Совнарком» (стр. 334).

Это узловое, долго подготовляемое, решающее народную судьбу историческое для Семиречья событие автор описывает не художественными изобразительными средствами, не живописует, а передает телеграфным стилем. Если в первой половине романа жизнь Ураза Джандосова постигается путем глубокого психологического анализа, живописуется через внутренние монологи героя, через его поступки, то в конце романа просто-напросто приводится (целиком) аттестат. зрелости Джандосова, занимающий полглавы и доводящий до сведения читателей, что основной герой романа в гимназии получил по русскому языку тройку, а по рисованию четверку. Это явная подмена художественного изображения героя казенным документом.

Заря Великого Октября, величаво вставшая над Семиречьем, помимо авторской воли, оказалась в книге обесцвеченной, бледной, не передающей накала страстей, революционного пафоса и народной радости.

Правда, замечание это прямо не относится к деятельности молодого еще Ураза, но поскольку речь идет о победе Октябрьской революции и установлении Советской власти, то общая картина революционной поры могла быть нарисована полнее и ярче. Думается, пробел этот восполнится в следующем томе.

К сожалению, не удались автору, и страницы, посвященные грозовым событиям 1916 года, когда казахская беднота, подняла вооруженное восстание против Белого царя, и феодально-байской верхушки, что было, в сущности, кануном грядущего Октября.

Эти события в Семиречье показаны автором через разговоры губернатора с волостными старшинами, через разговор большевика Токаша Бокина с бием Манке Са-товым, через беседу Бокина с Джандосовым (беседу умную, значительную для Джандосова), но это все-таки разговоры, а не деяния.

Вооруженное восстание, как дело народное, осталось не изображенным, не показанным, происходящим где-то за пределами страниц. И вдруг — на странице 278 читатель узнает: «Восстание казахов было подавлено». Из скупых строк, цитируемых автором из «Семиреченских областных ведомостей», читатель может сделать вывод, что дело было нешуточным: «Все остальное разгромлено», «жертв много», «двигается казачий полк с батареей», «другой казачий полк идет к Пишпеку» и т. д.

Но само восстание не показано.

Изображенные в романе судьбы педагогов Асенковой и Полянина (сами по себе очень интересные, драматичные и поучительные), которые могли бы послужить ценнейшим материалом для отдельной повести, занимают в романе непропорционально много места и не всегда композиционно увязаны с судьбой главного героя — Джандосова. В этом случае при доработке автору можно идти по одному из двух путей: либо сократить детальнейше разработанную историю этих двух персонажей, либо мотивированно увязать с ними Джандосова, а то, увлекаясь подробностями жизненных путей Асенковой и Полянина, автор как бы забывает о главном герое, и он надолго остается выпавшим из повествования.

Эти соображения высказываются по большому счету из убеждения, что кому много дано, с того много и спросится.

Дмитрий Снегин написал хорошую книгу. Естественно пожелание, чтобы при переиздании книга стала отличной, как большинство баллов в гимназическом аттестате Ураза Джандосова.

ТРИ КНИГИ

На листике настольного откидного календаря — черное, будничное число, а у меня, всю свою сознательную жизнь посвятившего литературной критике,— праздник.

Я с гордостью смотрю на лежащие на моем письменном, рабочем столе книги, вышедшие в свет почти одновременно. Все три книги принадлежат перу русских казахстанских критиков, которые при мне, в области литературной критики, творчески росли, постигали глубины и тонкости литературно-критического мастерства, и вот, наконец, выступают как зрелые критики, приумножающие достижения критического жанра литературы Казахстана. Эти три книги—«Революцией призванный» Владислава Владимирова (Москва, «Советский писатель», 1976 г.), «Истоки и русло» Павла Косенко (Алма-Ата, «Жазушы», 1976 г.), «Читая и перечитывая» Николая Ровенского (Алма-Ата, «Жазушы», 1976 г.) взволновали меня и заставили оглянуться на пройденный путь казахской литературной критики.

Свою первую критическую книгу о казахской литературе я назвал «Рожденная Октябрем», утверждая, что письменная, профессиональная, многожанровая казахская литература родилась и утвердилась в результате Великого Октября, в послеоктябрьское время.

До Октября казахи не имели своей письменности, но истоки всех видов искусств и, в первую очередь, искусства слова, у казахского народа уходят в древность, в глубь времен.

Казахский народ за полтысячи лет своего исторического существования создал богатейший эпос (не уступающий ни индийскому, ни персидскому) — эпические поэмы, легенды, сказки, песни, пословицы и т. д.

Эпос казахов записывался, частично публиковался до революции. Три великана казахской культуры XIX века —Абай Кунанбаев, Чокан Валиханов, Ибрай Алтынсарин стояли у колыбели будущей письменной казахской литературы (Абай перевел на казахский язык представителей русской письменной литературы, Чокан писал и печатался на русском языке, Ибрай впервые выдвинул проблему казахской письменности). Примерно двести казахских книг до революции были опубликованы на арабском алфавите.

Абаю Кунанбаеву принадлежит великая честь первому сказать о необходимости литературной критики.

Основоположник письменной казахской литературы Абай Кунанбаев неоднократно высказывал интереснейшие мысли о теории и законах стихосложения, он впервые выступил и как литературный критик, разбирая и осуждая изустные творения реакционных байских и ханских придворных акынов, высмеивая их невежественность, приспособленчество и продажность. Критик Абай Кунанбаев дал образцы принципиальных и прогрессивных разоблачений алчных придворных певцов, «ради наживы изливающих медоточивые слова, торгуя совестью».

Абай утверждал:

Шортанбай, Бухар-жирау и Дулат...

Песни их — обноски из сплошных заплат.

О, когда б нашелся хоть один знаток,—

Вмиг изъяны б эти обнаружил взгляд!

(Перевод П. Карабана)

Знавший поэзию Пушкина и публицистику Чернышевского, критик Абай Кунанбаев в двадцать пятом слове «Гаклия» («Слова-назидания») писал, как бы перекликаясь с великим критиком Белинским:

«Нужно овладеть русским языком. У русского народа разум и богатство, развитая наука и высокая культура... Русская культура — ключ к осмыслению мира, и, приобретя его, можно бы намного облегчить жизнь нашего народа. Например, мы познали бы разные и в то же время честные способы добывания средств к жизни и наставляли бы на этот путь детей; смогли бы защищать аулы от несправедливых царских законов; успешнее боролись бы за равноправное положение нашего народа среди великих народов земли».

(Перевод С. Санбаёва)

Подобно тому, как казахские поэты — наследники и продолжатели поэта Абая Кунанбаева, казахские критики — продолжатели критика Абая Кунанбаева, в этике и эстетике которого мы находим очень много родственного нам.

В послеабаевский период поэты-демократы Султан-махмуд Торайгыров, Сабит Донентаев продолжили традиции Абая, а буржуазные националисты, группировавшиеся вокруг газеты «Казах», лицемерно восхваляя поэзию Абая, выхолащивали из нее народные идеалы, прогрессивные идеи и на деле пытались приспособить ее к своему затхлому националистически-буржуазному мирку.

После Октября, не сразу, но поэтапно, с большим энтузиазмом и трудом создавалась и создалась письменная, профессиональная, многожанровая казахская советская литература. Путь ее был сложен...

В первые же годы ее становления ведущим жанром была поэзия. Это объясняется двумя решающими обстоятельствами. Во-первых, революционный подъем, пафос ломки старого мира, триумфальное шествие Советов требовали гимна и марша, патетики утверждения ленинской правды, восторга перед открывшимися широчайшими горизонтами народного счастья. Это естественнее и полнее всего выполняли стихи, песни, поэмы — поэзия. (Заметим, что поэзия вышла на передний край литературы и в дни Великой Отечественной войны, когда нужно было незамедлительно, сиюминутно выразить народный подъем в защиту Социалистического Отечества и героизм наших воинов). Вторым обстоятельством было то, что у казахов была многовековая традиция изустной, фольклорной поэзии — героического эпоса, лирической поэмы, толгау, песни. Фольклорная проза (сказки, пословицы) была в прошлом слабее. Позднее, после явного лидерства в казахской литературе поэзии, заметно выдвинулась драматургия, также нашедшая опору в фольклоре, главным образом, в героическом эпосе и лирических поэмах.

Но с годами все более и более крепла проза, вершиной которой стала всемирно известная эпопея Мухтара Ауэзова «Путь Абая». И ныне — ведущее положение в казахской литературе уверенно держит художественная проза.

Критика же, как полноправный жанр художественной литературы (органически включающий в себя науку— литературоведение), была отстающим жанром (позади ее были лишь такие жанровые разновидности, как научно-фантастическая литература, сатира и юмор).

Объяснением тут служит очень верное наблюдение Мухтара Ауэзова: «Только большая литература рождает большую критику».

И, действительно, если нет подлинно художественных произведений поэзии, прозы, драматургии — критике, по существу, делать нечего. Литературная теория и рассуждения без наличия литературной продукции, являющейся объектом исследования и выводов, приводят, как правило, к схоластике.

В казахской советской литературе с первых шагов появились критические высказывания, критика. Критиков-профессионалов по существу еще не было, а критика уже родилась.

Уже в рапповские времена (т. е. до 23 апреля 1932 года, когда ЦК ВКП(б) вынес постановление о ликвидации РАППа) в казахской литературе в качестве критиков выступали известнейшие поэты и прозаики Сейфуллин, Муканов, Ауэзов, Джансугуров, Мусрепов и другие. Скажу более — писатели выступали в критике идейно глубже, политически грамотнее, проникновеннее, чем профессиональные горе-критики, которые договорились до того, что «трудящимся Абай вовсе не нужен».

Критика не сумела правильно оценить одно из лучших произведений тех лет поэму «Степь» Ильяса Джан-сугурова, путалась в элементарных вопросах о форме и содержании.

В поэме Сейфуллина «Кокчетау» близорукая критика нашла элементы байской идеологии. Даже наиболее грамотный и активный критик Габбас Тогжанов в те годы, споря с буржуазными националистами, сам допускал идейные ошибки. В своей книге «Вопросы литературы и искусства» он писал, что «создавая художественные произведения, поэт главным образом пишет сердцем, чувствами. Он не размышляет, не проверяет, не выбирает, не раздумывает над написанным».

Казахская критика идейно росла, укреплялась, мужала, борясь и преодолевая остатки буржуазного национализма, байской идеологии, вульгарного социологизма, политику «дубинки в литературе», против безыдейности, серости и бездуховности, поверхностной иллюстративности.

Становление марксистско-ленинской, теоретически-вооруженной, профессиональной критики в Казахстане было длительным, трудным, насыщенным борьбой процессом. Но все это уже в прошлом и ныне мы можем говорить разве лишь о некоторых рецидивах, отдельных, часто случайных, элементах, о былых идейно-художественных недостатках критики.

Идейные высоты, завоеванные казахской литературной критикой, есть прямое следствие той помощи и наставлений, какие все эти годы давала и дает партия Ленина, считающая критику острейшим оружием на идеологическом фронте.

Новые силы вдохнули в критику и в ее творческие кадры основополагающие решения XXV съезда КПСС и XIV съезда Компартии Казахстана.

Перед литературой и критикой партия поставила новые задачи, новые идейные высоты, которые предстоит взять.

Ни о какой успокоенности на достигнутом не может быть и мысли, потому что наряду с бесспорными достижениями и успехами в литературе и критике еще много неудач, недостатков, отставания от могучего процесса коммунистического строительства.

Очень верно характеризовал состояние этой проблемы и причины неудач член Политбюро ЦК КПСС, первый секретарь ЦК Компартии Казахстана Д. А. Кунаев в своем Докладе на XIV съезде Компартии республики. Он сказал: «Но, отдавая должное немалым успехам нашей литературы и искусства, следует отметить, что в прозе и драматургии у нас нередко появляются чрезвычайно слабые произведения. Образно-тематическое содержание их не отражает в полной мере современной проблематики. К сожалению, воплощение современности в литературе Казахстана уступает исторической теме, за которую тоже Нередко берутся без глубокой подготовки, знаний и профессионального мастерства».

Недостатки, отмеченные Д. А. Кунаевым, свойственны не только писателям, но и критикам, многим из которых также не хватает в их труде и глубокой подготовки, и знаний, и профессионального мастерства. Этих недостатков у критиков не меньше, если не больше, чем у самих писателей.

У казахской литературы и критики есть бесспорные достижения, но они не должны кружить нам голову.

Партия Ленина продолжает помогать нам мудрыми советами, анализом сделанного нами и нацеливает нас на будущие свершения. Специальное постановление ЦК КПСС о литературно-художественной критике — программный документ, озаряющий наше обозримое будущее. Критиков это постановление вдохновило, воодушевило, влило в них новые силы и волю к достижениям новых высот.

Надо признать, что критики приняли это постановление с благодарностью и энтузиазмом и за последние годы сделали немало.

Критика стала, на мой взгляд, более глубоко осмысливать литературный процесс. Об этом свидетельствует усиление научно-проблемного аспекта литературнокритических трудов, все более сближающихся с литературоведением. Деятельность нового московского журнала «Литературное обозрение», как и журналов «Вопросы литературы» и «Дружба народов», представляет убедительный пример такого сближения. Речь идет не только о том, что повысился научный уровень публикуемых рецензий и статей, но и о том, что печатные органы становятся организующими центрами всесоюзной литературно-критической и литературно-эстетической мысли, смелее привлекают к обсуждению важнейших проблем советской литературы и критиков из братских республик.

Что касается состояния литературной критики в Казахстане в последние годы, то оно в известной мере отражает общее оживление этого жанра, закономерно наступившее после Постановления ЦК КПСС. Во-первых, заметно улучшилось в литературной среде само отношение к литературной критике: создана при Союзе писателей секция по критике, труды критиков стали отмечаться республиканскими и журнальными премиями, в журналах «Жулдуз» и «Простор», в литературной газете «Казах адабиети» все чаще публикуются обзорные и проблемные критические статьи, а в издательстве «Жазушы» издаются солидные книги литературно-критических статей не только критиков и литературоведов, но и маститых писателей. Так, один из старейшин казахской литературы, Герой Социалистического Труда Габит Мусрепов выступил с обоснованной статьей, направленной против серости в литературе, а поэт Абдильда Тажибаев стал часто выступать с анализом творчества молодых поэтов. Опубликован ряд обстоятельных проблемных статей критиков и литературоведов.

За последние два-три года изданы отдельными книгами монографические труды критиков-литературоведов — «Уроки и традиции» Рахманкула Бердибаева, «Образ современника» Нигмета Габдуллина, «Главная фигура» Файзуллы Оразаева, «Поэтика казахской драматургии» Рымгалия Нургалиева, «Размышления о современнике» Сапара Байжанова, первые сборники литературно-критических статей 3. Сериккалиева.

Не могут не радовать публикации таких литературо-ведчееки-критических работ, как «На уровень высоких требований» Серика Кирабаева, обзорно-аналитических статей о проблеме казахской лирики в поэзии Абдильды Тажибаева, принадлежащих перу Мирзабека Дуйсено-ва, статей «История и художественная правда» и «Традиция и эпоха» Шериаздана Елеукенова.

Успешное выступление с первой книгой литературно-критических статей молодого талантливого критика Сагата Ашимбаева отмечено республиканской премией Ленинского комсомола.

Особенно отрадно, что книжное издательство «Жазушы» (впервые в своей издательской практике) выпустило в свет уже не отдельные критические работы отдельных авторов, а три объемистых коллективных сборника, в которых представлены критики старшего, среднего и младшего поколения, то есть три критических антологии, тепло, благодарно и заинтересованно встреченные читательской массой.

Что там ни говори, но это в Казахстане — событие в области литературной критики. Это доказательство того, что большой читатель нуждается в трудах литературной критики.

Но при всем при этом казахстанская критика все же далека от того, чтобы отзываться на все книги, выходящие в шести издательствах республики.

На XIV съезде Компартии Казахстана тов. Д. А. Кунаев отметил: «Только одно издательство «Жазушы» выпускает в свет большими тиражами 360 книг в год». Из этого количества литературная критика охватывает рецензированием только 10—15%. Ежегодно 200 новых книг не получают никакого отклика, никакой оценки, никакого критического слова. Мало у нас критиков! А ведь критика нельзя подготовить, научить, сформировать в школе или на курсах, как нельзя «вырастить» поэта, прозаика, драматурга.

Ученик и соратник Ленина — А. В. Луначарский убедительно доказал, что «критик—особый талант», а «марксистская критика — научная и художественная работа». Великий критик В. Г. Белинский утверждал, что «искусство и литература идут рука об руку с критикой и оказывают взаимное действие друг на друга».

К счастью, казахский народ постоянно и неизменно выдвигает в нашу критику молодые силы.

В ряды литературных критиков постоянно, систематически вливается новое пополнение, и многие из молодых — Мурат Ауэзов, Сагат Ашимбаев, Абылгазы Наг-метов, Тулеген Токбергенов, Габбас Кабышев, Жараскан Абдрашев, Аян Нысаналин,— уже хорошо известны читателям. К ним надо прибавить имена самых молодых критиков, пришедших в последние годы, таких, как

A. Егеубаев, Б. Сарбалаев, Ш. Сариев, Б. Сомжуреков, Б. Майтанов, Ж. Дадабаев, Б. Абилькасымов. Список этих многообещающих молодых дарований можно продолжить.

Примечательно, что по вопросам казахской литературы и искусства выступают не только казахские, но и русские критики, проживающие как в Москве (3. Кедрина, В. Оскоцкий, 3. Османова, Л. Теракопян), так и в республике (Н. Ровенский, П. Косенко, Е. Лизунова, B. Владимиров, А. Устинов, А. Брагин, О. Мацкевич). Вместе с казахскими коллегами они служат общей задаче: способствовать росту идейно-эстетического

уровня литературы и литературной критики многонационального Казахстана.

Три книги — Владимирова, Косенко и Ровенского — зримый и ощутимый результат подъема литературной критики Казахстана, вызванного Постановлением ЦК КПСС «О литературно-художественной критике».

Остановлюсь на них подробнее.

Владислав Васильевич Владимиров — талантливый, творчески растущий от книги к книге — критик-литературовед и публицист, получивший ученое звание кандидат филологических наук. Тема его кандидатской диссертации — новаторская, никем до него не вспаханная, можно сказать, «целинная»—исследование истоков настоящего и прогнозирование будущего историко-революционного романа в Казахстане; тема разработана им на обширном материале, глубоко и литературоведчески выверена и диссертация, легшая в основу его последней, шестой по счету книги «Революцией призванный», является ценным вкладом в литературоведение. Вступление Владимирова на литературное поприще было приметным.

В 1967 году совсем молодой Владимиров дебютировал книгой «Человек, который нужен всем». Через два года, в 1969 году, вышла его вторая книга «Если дорог тебе герой». В 1972 году читатели с большим интересом встретили третью книгу уже известного критика Владимирова «На стремнине». Через год, в 1973 году, как результат зарубежных поездок Владимирова, где он с большим интересом, взволнованностью и острой наблюдательностью посетил связанные с В. И. Лениным места, вышла четвертая его книга — книга путевых очерков «Родные ветры вслед».

В этой небольшой по объему книге Владимиров предстал перед читателями не только как обладающий хорошим литературным вкусом публицист, но и как горячий патриот родного Казахстана, где он родился, вырос, живет и работает; все интереснейшие зарубежные встречи, а их было много, он сумел соотнести с Казахстаном и земляками-казахстанцами и оказался за рубежом как бы литературным полпредом Казахстана.

Эта патриотическая, пронизывающая всю книгу струя сделала очерковую книгу по-человечески теплой, доказательно-достоверной, интернациональной. Автор книги «Родные ветры вслед» во всех зарубежных встречах говорил о Казахстане с гордостью, любовью, большой осведомленностью и, что не менее ценно, встречал за границей живой интерес к Казахстану, понимание, сердечную дружбу. Все это передано в путевых очерках с той художественной убедительностью, которая приобщает к сопереживанию, создавая у читателя впечатление соприсутствия, как будто читатели путешествуют вместе, рядом с автором, как его попутчики и все видят, слышат и ощущают так же, как и он сам. Ценным свойством этой книги является то немаловажное обстоятельство, что автор (и это чувствуется сразу) не пользуется справочниками и буклетами для туристов, а доверительно говорит только о том, что видел, слышал и, как говорится, пропустил через свое сердце сам, без подсказа гидов. Особенно живо, интересно и эмоционально-тепло рассказано в книге Владимирова о ленинских местах за рубежами нашей страны. Тут сказалось неизменное свойство публицистики Владимирова — его не декларативная, не напоказ, а внутренняя, не только мысленно осознанная, но прочувствованная, живущая в сердце гражданственность и партийность всего им написанного.

Через два года после книги путевых очерков, в 1975 году вышла в свет уже немалая по объему (двенадцать с половиной печатных листов) книга Владимирова «Что же сказать комиссарам?»

Эта пятая по счету его книга особенно убедительно показала, что в лице его мы имеем, в сущности говоря, зрелого, сложившегося, со своей поразительной в его годы эрудицией и, главное, с неповторимым своеобразием, с «лица необщим выраженьем» темпераментного, последовательного, искренне-убежденного бойца на идеологическом фронте, где идет каждодневное сражение за утверждение творческого метода социалистического реализма.

Тут я решаюсь сделать небольшое лирико-критическое отступление. В Казахстане литературную «армию» можно условно разделить на такие подразделения:

1. Писатели, работающие только на своем родном языке: казахи на казахском, русские на русском, уйгуры на уйгурском, корейцы на корейском, немцы на немецком и т. д.

2. Писатели двуязычные, свободно выступающие на двух языках,— ну, скажем, и на казахском и на русском.

3. Писатели, независимо от их национальности и родного языка, пишущие по-русски.

По-видимому, критика и литературоведение, исследуя, осмысливая литературный процесс в многонациональном и многоязычном Казахстане, должны исходить из наличия и совокупности всего, что пишется и печатается в республике на разных языках.

Делается ли это? Делается, но не полно, ограниченно, с явным предпочтением к той или иной языковой группе, а Совсем недавно разноязычие литературного процесса в Казахстане критиками и литературоведами вообще игнорировалось, не принималось в расчет. Нечего греха таить, было и такое: казахский критик (дело тут не в именах, я далек от мысли кого-нибудь персонально «разоблачать» или осуждать) усердно писал о казахском прозаике, поэте или драматурге, но не чувствовал никакой обязанности или долга написать о русском авторе, хотя этот русский литератор родился, вырос, сформировался в Казахстане, любит и знает Казахстан, пишет о Казахстане и казахстанцах.

Некое исключение делалось казахскими критиками-литературоведами для казахов, пишущих на русском языке (к примеру, о Б. Момыш-улы, А. Алимжанове, О. Сулейменове). Довольно значительный численно и творчески-полноценный отряд русских казахстанцев (а в этом отряде такие видные писатели, как Н. Анов, И. Шухов, Д. Снегин и другие) в отношении критических откликов, отзывов был на положении беспризорных.

В Алма-Ате, как-то само собой подразумевалось, что раз ты русский, пишешь по-русски, ну и пусть тебя осмысливают, критикуют и отзываются о тебе в Москве или в Ленинграде русские критики. А в Москве или в Ленинграде, вероятнее всего, рассуждали так: живет писатель в Казахстане, пусть о нем пишут казахстанцы. Да и казахстанские книги на русском языке не всегда доходили до Москвы и других городов. Особенно не везло, конечно, русским казахстанцам, не имевшим всесоюзной известности Н. Анова или И. Шухова. Все это теперь в прошлом, хотя и недалеком. Но, справедливости ради, скажу, что эти типично-местнические явления, как рецидивы недавнего прошлого, частично бытуют и поныне. Им, конечно, не место в исторически-новом сообществе, в советском многонациональном, но едином народе.

Мне хочется с большим удовлетворением отметить, что Владислав Владимиров, как и его собратья по перу, Николай Ровенский, Павел Косенко, Альберт Устинов, были если не первыми, то одними из самых первых, кто и словом и делом прорвали эти явно устарелые и нелепые плотины неумного местничества.

Владислав Владимиров, критик и литературовед масштабного мышления и интернационалист, уже с первых своих книг исследует и обозревает литературу Казахстана, сознавая ее идейное родство и общность творческого метода — социалистического реализма с литературами братских республик Советского Союза. Так, наряду с казахскими и русскими писателями Казахстана, Владимиров называет авторов, пишущих и печатающихся на разных языках.

Он, к примеру, вдумчиво, проникновенно разбирает книгу Д. Вагнера «Рыцари без страха», вышедшую в Алма-Ате на немецком языке. Критик не только анализирует идейно-художественную суть книги немца-казах-станца Вагнера, не только исследует историю создания правдивой документальной книги о немце-антифашисте и коммунисте Ассельборне, человеке героической и вместе с тем во многом драматической судьбы — бывшем советском офицере-летчике, чекисте, разведчике, которого забрасывали в тыл врага, бесстрашном партизане, попавшем в окружение раненым, но не сдавшемся, а пустившем себе пулю в висок, нет, он берет на себя заботу о том, чтобы книгу прочли миллионы и не только на немецком, но и на русском, и на других языках.

Он ставит вопрос о переводе книги Д. М. Вагнера на русский язык и издании ее с авторитетным предисловием С. С. Смирнова. «В дни V Алма-Атинской конференции писателей стран Азии и Африки,— пишет Владимиров,—мне довелось говорить о вагнеровской книге и ее героях с автором «Брестской крепости». «С удовольствием напишу предисловие к русскому изданию»,— сказал тогда писатель. Из книги Владимирова «Что же сказать комиссарам?» читатели узнают, что переводы на русский язык помогли казахской литературе выйти на мировую арену. Только зазвучавшая по-русски казахская литература, в ее лучших образцах, смогла стать переведенной с русского языка на языки семидесяти с лишним народов четырех континентов (кроме Австралии) и этому особо содействовали мастера перевода — Л. Соболев, 3. Кедрина, Ю. Казаков, И. Кузнецов, К. Алтайский и другие.