Страница - 28

ВОССТАНИЕ ИСАТАЯ ТАЙМАНОВА

… Для укрепления ханской власти было необходимо сгруппировать вокруг нее все реакционные силы, создать более прочный административный аппарат, на который можно было бы опереться в случае новых волнений в Орде.

Председатель пограничной комиссии Гене и Джангерхан прекрасно это понимали и приступили к реорганизации управления Ордой.

В первую очередь было необходимо покончить с родовой администрацией, внутри которой гнездилась оппозиция Джангер-хану, которая могла вновь организовать народные массы и потянуть их на защиту своей национальной свободы.

Полковник Гене пришел к мысли, что для этого нужно постепенно определять ордынских начальников не по родам, а по урочищам их, не обращать уже больше внимания на родовое деление Орды. Распределив Орду на известные районы и приписав к ним кочевавших там казахов, назначить им начальников, которым бы они подчинялись, как уже сказано выше, независимо от родовой принадлежности.

Такая система управления, получившая название дистанционной, уже была введена по Уральской линии в 1831 г. и дала положительные результаты в смысле правильного административного устройства прилинейных казаков. Местные или дистанционные начальники не уходили в отдаленные кочевки: они оставались на своих местах и несли ответственность за население своего района. Это ставило их в прямую зависимость от высшей администрации, а они в свою очередь подчиняли себе местное население и являлись проводниками русского влияния в Орде.

… Начиная с 1830 г., Джангер-хан постепенно начал закреплять общественные земли в владение частных лиц. Сначала он раздавал их местным начальникам и султанам в награду за службу, а потом просто стал распродавать богатым казахам за деньги, выдавая на право владения особые акты.

По подсчету Оренбургской Пограничной Комиссии с 1830 г. по день смерти в 1845 г. Джангерхан выдал 1517 актов на владение землей, при чем некоторые из них даны в отмену ранее выданных тем же ханом.

По существу это сводилось к полному расхищению ордынских земель. Накоторые роды и отделения оказались в весьма тяжелом положении, так как их старые кочевки отошли в собственности отдельных лиц; а некоторые же из них сумели приобрести большую территорию земли. Так, например, немногочисленный Ногайский род сумел получить в свою собственность 1.800 тыс. дес. земли. Султаны Чингалий и Мучигалий получили в частное владение 700 тыс. дес. земли по Камыш-Самарским озерам, которая раньше принадлежала Байбактинскому роду. Караул-ходжа Бабаджанов, ханский тесть, владел 700 тыс. дес. земли по побережью Каспийского моря, куда откочевывали на зимовку казахи разных родов в числе до 12 тыс. кибиток; и, наконец, сам хан Джангер с ближайшими родственниками владел 400 тыс. дес. лучшей земли по р. Торгуй.

В результате такого расхищения две трети всей территории Букеевской Орды оказались во владении частных лиц, и только одна треть была распределена между казахскими родами.

… Джангер-хан при раздаче административных постов своим приверженцам предпочитал старикам султанов и старшин молодого поколения. Между тем народ привык видеть у власти стариков, умудренных опытом долгой жизни, и знатоков, хранителей обычаев старины. Назначение молодых людей на командные должности в Орде и их высокомерное обращение с народом вызывало ропот и недовольство. Еще губернатор Эссен обратил на это внимание Джангер хана и посоветовал ему осторожное отношение к традициям Орды. Джангер-хан был вынужден последовать совету военного губернатора и, как мы знаем, в 1828 г. учредил при своей особе Ханский Совет из 12 старейшин орды. Это была единственная уступка требованиям народа после восстания в 1827 г. Однако Джангер-хан сумел поставить с свою зависимость ханских советников и так изолировать их от народных масс, что они скоро превратились в прислужников и чиновников хана, лишенных всякой инициативы и по всем послушных ханской воле. Заветной мечтой каждого ханского советника, каждого приближенного к хану султана, была мечта сделаться сборщиком ханских податей, так как эта должность приносила огромные доходы.

Нам уже известно, что хан взимал два вида налогов: зякет, как общегосударственный налог, и сугум — на содержание Ханской Ставки.

… Общая сумма зякета, как это видно из упомянутого нами выше отчета военного губернатора, простиралась до 115 тыс. рублей серебром в год.

А. Харузин в своей книге: „Киргизы Букеевской Орды" определяет общую сумму зякета в 82 тыс. р., что находится в большом противоречии с данными отчета военного губернатора.

Вторым видом налога был сугум. Это был сбор скота на содержание Ханской Ставки, который распределялся следующим образом: каждые 15 кибиток должны были платить одну корову 5 лет, или жирную кобылу, или 40 руб. деньгами на ассигнации. Принимая в среднем число кибиток в 30-х годах прошлого столетия в 15 тыс., мы получим, что хан ежегодно собирал в свою личную пользу 1 ООО кобыл или коров. По Харузину сугум определялся в 4 тыс. коней или 24 тыс. баранов ежегодно.

… Из отчета Оренбургского губернатора, на который мы ссылались выше, видно, что в 1825 г. Букеевская Орда, при народонаселении в 10 тысяч кибиток, численностью в 51 тыс. жителей обоего пола, владела 5 мил. 500 тыс. дес. пастбищной земли и следующим количеством скота: верблюдов 51 тыс., лошадей — 491 тыс., рогатого скота— 105 тыс., и мелкого скота 1924 тыс., а всего 2572 тыс. голов.

По данным того же отчета, в 1850 г. состояло: населения 21 тыс. кибиток, 100 тыс. душ обоего пола, т. е. увеличилось в два раза. Земля осталась без изменения. Количество же скота выражалось в следующих цифрах: верблюдов 60 тыс., лошадей 330 тыс., рогатого скота 250 тыс. мелкого скота 1200 тыс., а всего 1860 тыс. голов, против 2572 тыс. голов в 1825 г. Таким образом, при увеличении народонаселения на 100 проц., количество скота понизилось на 27 проц., а так как все богатство казахов состояло в скоте, то эти цифры являются показателями падения народного благосостояния. Если в 18 25 г. на каждую душу населения приходилось 56,6 голов скота, то через 25 лет это отношение понизилось до 18,6 голов.

… Из цитированного выше отчета Оренбургского военного губернатора видно, что до 1832 г. казахи Букеевской Орды продавали излишки своего скота на русских рынках, в гг. Уральске, Гурьеве, Астрахани, Саратове и других. По сведениям Букейхана, со времени перехода на внутреннюю сторону, с 1804 по 1814 год, т. е. за 10 лет, казахи продали следующее количество скота: лошадей 40 тыс., рогатого скота 16 тыс., и мелкого 30 тыс. голов.

Продажа скота на русских рынках вообще поддавалась очень слабому учету и не приносила Джангер-хану никаких доходов, почему он, под видом оберегания казахского населения от эксплуатации торгового капитала, воспретил населению Орды сбывать свой скот в русских городах, установив для этой цели ярмарки в Ханской Ставке. Ярмарки эти открывались два раза в год: с 15 апреля по 15 мая и с 15 октября по 15 ноября. Первая ярмарка была открыта в 1832 г.

По сведениям хана ярмарочные торговые обороты в Ханской Ставке выразились в следующих цифрах: в 18 3 7 г. привоз товара — 597.603 руб; продано 368.775 руб. 50 коп.; в 1838 г. привоз товара 562.971 руб., продажа 339.174 р. 10 к.; в 1839 г. привоз товаров 691.628 р.; продажа — 333.548 р. Данных о торговле за предыдущие и последующие годы не имеется, но уже из цифр за это трехлетие можно установить тенденцию сокращения торговли с каждым годом, что можно объяснить отчасти тем же упадком народного хозяйства, а отчасти народным восстанием под предворительством Исатая, которое происходило в 1836— 1838 гг.

Внутренняя торговля в Орде была сосредоточена в руках некоторых старшин и торговцев татар, через посредство которых русский торговый капитал проник в Орду. Нам встретилось одно очень интересное дело канцелярии военного губернатора за 1827 г., в котором идет речь об иске вдовы полковника князя Багратиона, астраханской помещицы, к известному нам Караул-ходже Бабаджанову. Оказывается, Караул-ходжа состоял в одной торговой компании с указанной помещицей и еще некоторыми русскими капиталистами и при ликвидации ими дела не хотел уплатить 16 тыс. рублей за забранные у них товары.

… Главными руководителями нового восстания, начавшегося в 1836. были Исатай Тайманов и Мухамед Утеми-сов, как они значатся по русским бумагам.

Оба батыря происходили из Бершева рода, Джаикова отделения и считались старшинами.

Исатай-батырь рано выдвинулся своими способностями из числа однородцев и, будучи совсем молодым человеком, уже в 1812 году Букей-ханом был назначен на должность старшины Джаикова отделения. Это назначение впоследствии было утверждено Оренбургской Пограничной Комиссией, которая 25 ноября 1814 г. выдала Исатаю именной указ на звание старшины и печать.

… Нам уже известно, что в 1818 г. в Орде произошли народные волнения. По архивным материалам нам не удалось установить, какую позицию по отношению к этим волнениям занимал Исатай батырь; но сохранилось письмо Уральского атамана Бородина от 14 октября 1819 г., в котором атаман обратился к батырю Исатаю с просьбой повлиять на народ с целью успокоения Орды.

„Я прошу вас внушить ордынцам,— писал Бородин Исатаю,— что государь, даровав Букею земли в Астраханской губернии, не намерен удерживать народ на этих землях против его воли и готов склонить слух милосердия к их желаниям, если только они изъявлены законным образом и не соединены со своеволием и неповиновением установленным властям.

… С начала возведения в ханы Джангера, Исатай пользовался его доверием. Это видно, например, из предписания Джангерхана Исатай-батырю от 29-го ноября 1826 года; в предписании этом хан поручил Исатаю быть своим представителем при бухарском посланнике, который следовал через Букеевскую орду в город Астрахань.

… Как старшина Бершева рода Исатай участвовал на известном съезде представителей Орды в 1828 г., на урочище Уяла, в присутствии Джангер-хана и председателя Пограничной Комиссии полковника Генса. Здесь Исатай вместе с другими старшинами дал клятвенную запись на повиновение Джангер-хану, на которой имеется печать.

… Когда уже началось дело о восстании Исатая, то Джангерхан в письме от 13-го декабря 1837 г, писал Оренбургскому военному губернатору генералу Перовскому, что Исатай Тайманов никогда не отличался „хорошей нравственностью".

Из справки, приведенной ханом, видно, что в первые годы вступления на должность губернатора генерала Эссена (в 1817 г.). Исатай был предан суду Оренбургской Пограничной Комиссии,— будто бы за ограбление старшины Утемиса Кулманиазова. Исатай был арестован по этому делу и долго содержался в Сарайчиковской крепости, из которой был выпущен за выкуп 20 тыс. рублей. Кто такой был Утемис и какой характер носило это ограбление, из справки хана не видно.

… В 1823 г. Исатай-батырь был вторично арестован правителем Букеевской Орды султаном Шигаем Нуралие-вым по обвинению в убийстве казаха Теминского рода, Бессарина Отделения Насана Утелялова. Исатай-батырь был отправлен в г. Оренбург под конвоем донских казаков, взятых с Каспийской линии, но дорогой ему удалось бежать от своих конвоиров, и он вернулся в Орду, где продолжал попрежнему занимать должность старшины Джаикова отделения.

… Сам Исатай на допросе в декабре 1836 г. показал, что он „по воле начальства был оправден".

Несмотря на эти возводимые обвинения в уголовных преступлениях, Исатай-батырь все время продолжал занимать должность старшины и пользоваться в Орде почетом.

… Исатай-батырь вместе с подведомственными ему аулами владел кочевками, которые были закреплены за ним грамотой Букея хана от 12-го марта 1812г., которую мы приводим здесь полностью:

„Подвластному мне старшине Бершева рода Исатаю Тайманову даю я сие вольное письмо в том, что подведомственным ему киргизам позволяю я иметь зимовое кочевье при берегах Каспийского моря, между кордонами Кокоревскими, Летним и Кулпинским, разумея от степной кордонной дороги и до самого моря, где он за лучшее находить будет как для себя, так и для киргиз ему подлежащих, каковую раскочевку киргиз предаю я на его Тайманову попечительность и волю".

Права Исатая и подведомственных ему казахов на эти кочевки были подтверждены и Джангер-ханом в августе 1826 г., который писал при этом следующее: „Разрешаю Исатаю Тайманову кочевать на тех самых местах, где ежегодно зимовал, и пользоваться кормами на местах, называемых Кюйга-Арал и Кара-Камыш, на берегах Каспийского моря.

В 1834 г. Джангер-хан выдал на занимаемые Исатаем земли новую грамоту с приложением особого плана, составленного, повидимому, аульными землемерами. План этот представляет собою грубую схему урочищ, начерченную без соблюдения масштаба и других топографических правил и размалеванную коричневой краской. В центре этой схемы обозначена гора Мактубна, вокруг которой расположены урочища: Бурлы-Уй, Кара-Куйлы, Утяб-Бер-ган, Байбта-Чаглы, Кудук-Чаглы, Казун-Тункарган, Ачи-Куйлы, Тубяр-Куй, Куваган-Чаган, Куруган-Чаган, Кунтугай, Ака-Бавыр, Джулькум.

На плане имеется надпись Джангер-хана следующего содержания: „Скрепив план сей, дозволяю старшине Исатаю Тайманову за его усердную службу и всем его близким родственникам зимовать на местах, начерченных на плане сем, и пользоваться ими. Хан Джангер печать приложил".

… Самым замечательным сподвижником Исатай-баты-ря был Махамбет-батырь — сын Отемыса. Махамбет-ба-тырь известен по русским бумагам под именем Мухамеда Утемисова, как и мы будем его называть для удобства пользования выписками из архивных дел.

Подобно Исатаю Тайманову, Мухамед происходил из Бершева рода Джаикова отделения и по бумагам Джангер-хана тоже числился старшиной.

В своем показании от 8-го ноября 1836 г данном русским следователям, Мухамед говорит, что он был назначен Джангерханом старшиною, в чем у него имеется открытое предписание хана от 9-го июня 1834 г. за № 572, но Пограничной Комиссией в звании старшины утвержден не был.

Мухамед Утемисов был грамотен по-татарски и по-русски, что в то время составляло для простого казаха большую редкость, и это обстоятельство сильно возвышало его в глазах современников. Где научился грамоте Мухамед, нам не известно. Повидимому, он много путешествовал,— был в Хиве, а может быть и в Бухаре. Он славился по Орде, как искусный акын (певец) и оратор, почему везде и всюду был излюбленным гостем. Есть указание на то, что Мухамед одно время жил в Ханской Ставке и был чем-то вроде придворного акына Джангерхана. Во всяком случае Мухамед пользовался расположением ханской семьи; но впоследствии он почему-то разошелся с ханом. Это обстоятельство подтверждается в письме Джангер-хана Оренбугскому губернатору от 13 декабря 1837 г., в котором хан говорит, что Мухамед одно время состоял при его сыне.

„Киргизец Мухамед Утемисов, ближайший и первый его (Исатая) сообщник и первый пособник этого мятежа,— пишет хан,— нехорошего был поведения: в Оренбурге при малолетнем сыне моем Зюлькарнаине, но я прогнал его, как негодяя".

Злейший враг Исатая и Мухамеда, Караул-ходжа впоследствии доносил, что Мухамед Усемисов был „нечестного поведения" и содержался в Калмыковской крепости по обвинению в провозе контрабанды из Хивы через Уральскую линию.

Сам Мухамед в показании своем от 10 декабря 1836 г. показал, что 6—7 лет тому назад он был схвачен русскими властями и обвинен в тайном переходе через Уральскую линию, за что около 2-х лет содержался в тюрьме, в Калмыковской крепости. В 1831 г. во время холерной эпидемии ему удалось бежать из тюрьмы и скрыться в степи. Просидев около 2-х лет в русской тюрьме, Мухамед Утемисов, подобно Исатаю, вышел из нее переполненный ненавистью к русскому господству. Эти чувства сближали обоих батырей между собой. Решительный и пылкий Мухамед Утемисов,— поэт и народный трибун,— как бы дополнял собой осторожного и вдумчивого Исатая, который умел взвесить все обстоятельства, прежде чем предпринять какой бы то ни было решительный шаг.

Мухамед был душою восстания. Владея русской и татарской грамотностью, он писал воззвания по Орде, послания Джангер хану и русскому правительству от имени Исатая и народа. Он разъезжал по аулам, агитировал, поднимал народ против Джангера и первый подтолкнул Исатая на путь решительной вооруженной борьбы.

… Начало борьбы Исатая батыря с Джангер ханом и вообще с существующим режимом в Букеевской орде положили личные столкновения Исатая с управителем прикаспийских казахов Караул-ходжей Бабаджановым, который был назначен на эту должность в 1833г.

… Управляя прикаспийскими казахами, Караул-ходжа, в качестве представителя подведомственных ему родов, заключал договора с управляющими помещиков Юсуповых и Безбородко на аренду у них земель для зимовых стойбищ казахов: он же расплачивался с ними за аренду, собирая деньги с ордынцев. Перед Караул-ходжей открывалось широкое поле деятельности: он распределял между казахами места для зимовок, собирал с них плату за аренду и благополучие каждого рода находилось в его руках.

При заключении договора с помещиками допускались кабальные сделки, особенно невыгодные для казахов. Так, например, в договоре, заключенном Караул-ходжей с управляющими имениями графа Безбородко в 1834 г., между прочим, было сказано: „Киргизы могут занимать своими зимовками места с правой стороны от степной линии по курсу от норда на зюд, через Тельпеневскую ватагу, а слева — до дачи князя Юсупова".

Это была та линия, за которую казахи не могли перепускать свой скот; намечена она была крайне неопределенно, так как, где же было разбираться простому темному казаху — пастуху в этом направлении „от норда на зюд". А между тем за перепуск скота за эту обусловленную линию казахи по договору обязались кроме „условного акциза", т. е. арендной платы, платить штраф по 10 р. с каждой кибитки и по 50 к. с каждой перепущенной скотины и по 10 р. за каждый потравленный воз сена.

Уже в 1835 г. Исатай повел кампанию во что бы то ни стало добиться смены Караула-ходжи. Указания на это мы находим в письме Исатая на имя султана Зюлькарнеина (очевидно, одного из сыновей Джангер хана) от 26-го июня 1836 г., в котором говорится следующее:

„В прошлом году, когда я ездил с Вами по Орде, Вы изволили собирать старейшин и почетных ордынцев Берше-ва рода и объявили им, что Караул-ходжа Бабаходжин будет отставлен от должности и что он не будет управлять нами. Ваше степенство, сами изволите рассудить, что тому человеку, которого почитают врагом, если поручить управление, то, разумеется, он никому добра делать не будет и через это происходят беспорядки. За этим остается Вам объяснить, что о причиненных нам после отъезда Вашего притеснениях мы объявили по приезде к Вам.

„Повеление Ваше, объявленное старшиною Кунгузом Илемесовым, будет в точности исполнено, но по несовершению прежнего Вашего обещания, народ много претерпел вреда".

… Караул-ходжа со своей стороны тоже принимал меры и в своих донесениях Джангер хану изображал Исатая, как „народного возмутителя" и „ослушника ханской воли и законных властей".

В свою очередь Исатай посылал к хану неоднократные жалобы, в которых разоблачал злоупотребления Караула-ходжи.

 О, владетель наш — писал Исатай хану в начале 1836 г.,— от определенного Вами в должность правителя полкового эсаула Караул-ходжа Бабаходжина мы мало видим правосудия. Если мы объясним вам об его управлении, лихоимстве и поборах, то вы все поймете".

… „О, владетель наш!—заканчивает свое прошение Исатай и его единомышленники, родовые старшины:— неужели никто не будет управлять нами? Если обиженный и притесненный приносит жалобу правителю, то неужели не будет ему правосудия?

Мы просим, чтобы Караул-ходжа не выдавал себя за правителя и не налагал бы на народ тяжелые поборы. Если определенные вами правители не хотят советоваться с другими старшинами, то гораздо лучше было бы, если их лишили той должности и мы жили бы без них.

„Народ желает владеть своею собственностью, а не другой кто и никто не имел бы налагать поборы.

„Просим не оставить нас ответом. Если на сие не получим ответа,— будем писать вам второй раз, а если не получим ответа и на следующее письмо, то будем думать, что нет над нами никакого начальника, тогда лучше будет старшинам оставить их жилища, а бедному народу нашему бросить все имущество и скот и потом удалиться".

… В ответ на это послание Исатая Джангер хан прислал ему письмо от 5 марта 1836 г., выдержки из которого мы здесь приводим:

„Получив твое письмо — пишет Джангер хан,— я был намерен при личном свидании сделать должное распоряжение и доставить каждой справедливой стороне удовлетворение.

„Но, к сожалению, от разных лиц узнал, что вы подстрекаете народ, чтобы жить в расстройстве и что некоторые по наущению вашему уже взбунтовались.

„Зная твой ум и усердие, я не хочу лишать тебя моего доверия; однако, желая узнать то в точности, я для личных объяснений требую немедленного вашего прибытия.

„Вы не думайте, что требую вас для обнаружения поступков, но если вы, старшина, не поверите словам моим и не явитесь, то я буду думать, что чувствуете вину свою.

„Разумеется, я понимаю твои желания, но ты должен умерить пыл своих страстей и потом уже ожидать исполнения желания. Но что это за ожидание милости, когда почитаешь себя товарищем и враждуешь против хана, как против равного себе! Это не будет ожидание, а просто насильственное вынуждение. Это я пишу за усердие твое, которое ты оказываешь по службе, а то без сомнения не стал бы писать к тем, что выдумывает пустые мысли и потом распространяет их. Но много писать не прилично".

… Получив донесение Караул-ходжи, что Исатай батырь отказывается добровольно прибыть в Ханскую Ставку, что под его влиянием в Орде действительно происходят беспорядки, Джангер хан 17 марта 1836 г. отдал Караул-ходже приказ: немедленно, „с помощью народа", схватить старшин Исатая Тайманова, Усу Тюлеганова, Мухамеда Утемисова, Тиналия, представить их в Ханскую Ставку.

Получив этот приказ, Караул-ходжа собрал из подве-доственных ему аулов Бершева, Адаевского и Таминского родов 522 джигитов и вместе с несколькими старшинами этих родов двинулся к аулам Исатая и его друзей.

Услыхав о приближении Караул-ходжи с войском, Исатай быстро организовал оборону своих аулов, обнес их рогатками и, собрав около 200 человек своих приверженцев, стал ожидать приближения Караул-ходжи.

4-го апреля отряд Караул ходжи прибыл к могиле Ки-ляли, находившейся на расстоянии одной кочевки от аулов Исатая, остановился здесь и послал к Исатаю старшину Сатира Баршигаева и муллу Кабыка для переговоров, через которых требовал, чтобы Исатай подчинился „воле хана и императора" и „во избежание гибели жен и детей" явился бы к нему к могиле Киляли.

Исатай действительно исполнил требование Караул-ходжи, но явился к могиле Киляли в сопровождении 200 вооруженных джигитов и со знаменем в руках. Все пять старшин, которых было приказано арестовать и отправить в Ханскую Ставку, были одеты в кольчуги и шлемы; они выехали вперед и предложили Караул-ходже решить свой спор единоборством.

Однако у Караул-ходжи не оказалось никакой охоты драться с Исатаем, а тем более рисковать своей драгоценной персоной. Среди окружающих его старшин, ханских приверженцев, тоже не нашлось охотников принять вызов Исатая. Сопровождавшие Караула-ходжи джигиты также не проявляли ни малейшего желания вступить в бой с популярным батырем, почему Караул-ходжа, посоветовавшись со своими старшинами „во избежание пролития крови" решил благоразумно уклониться от боя с „мятежными" старшинами.

Караул-ходжа благородно ретировался: он удалился в свои аулы и распустил свой отряд, не исполнив приказа хана. Таким образом столкновение обошлось без кровопролития, но опасность народного возмущения стала еще более реальной, чем прежде.

Исатай-батырь пока тоже не хотел вооруженного конфликта с Джангер-ханом; после набего Караула-ходжи он даже попытался еще раз мирными средствами добиться правосудия у хана, почему и отправил к нему следующее прошение:

„Имеем честь довести до вашего высокостепенства, что причиняемые определенным вами в 1833 г. управителем при берегах Каспийского моря Караул-ходжей Баба-ходжиным угнетения превзошли всякую возможность.

„ 18-то марта сего 1836 г., будто бы по повелению вашего степенства, он опубликовал состоящим в вашем ведомстве бию Байту и старшинам Сукбаю, Биаксайбе, Кубеку, Мактубаю, Акберде, Бабатеку, Майбушу и Тляву и Беричевского рода старшинам Сагыру, Якшисыку и другим, а также старшинам КердеринсКого рода, дабы они с подведомственными каждому из них киргизами собрались для убийства нас по какому-то преступлению против в. в., при чем объявили, что скот наш будет разделен между теми, кто будет при задержании нас.

„Почему из вышеозначенных отделений 24 марта собралось вооруженных разным смертоносным оружием 800 человек и намеревались сделать на нас нападение.

„Получив о сем сведение, мы для защиты себя обрыли вал, сделали рогатки и находились с семействами в чрезвычайной горести, не зная, по какой причине готовится нас такое несчастье.

„Между тем увидели нарочно посланных от в. в. старшин Дуйсанбая и Сеит-бергана и, прочитавши предписание ваше, весьма обрадовались. Потом объявили означенным старшинам претерпеваемые нами от Караул-ходжи притеснения. Они объявили нам, что кроме в. в. никто не может делать нападения, отбирать скот и казнить людей и что Караул-ходже повеления на это не дано, а только приказано звать нас к себе. После этого Караул-ходжа сборище свое распустил и мы, оставивши свои укрепления, начали кочевать по своим местам.

„Старшины отправились к ходже, сказав, что вернутся в тот же день вечером или на другой день в полдень, а если не приедут, то это значит, что действительно есть от вас такое также повеление и чтобы мы тогда опасали жизнь свою, но что они сами не хотят подвергнуться безвинной гибели.

„В полночь мы осведомились, что означенные старшины Дуисанбай и Сеит-берган в сборище ходжи идут на нас, почему заключили, что есть на это повеление ваше. Мы перекочевали на другие места и снова окружились валом и рогатками.

„31 -го марта еще прибыли посланные от вас бии Алтай (Досмухаметов) и Шаригат. Мы по прочтении милостивого повеления вашего просили защитить нас от сборища ходжи и распустить оное по своим местам; если же в чем мы виноваты, то взыскать с нас, а ежели невинны, то представить перед особу нашу.

„Сказанные бии уговаривали ходжу оставить нападение. Но тот отозвался, что он не хочет их слушать, а делает то, что знает и сам даст нам ответ. После того, как бии не могли уговорить его, они уехали. А он, продержавши нас 6 дней в осаде, прислал к нам в 7-й день после полудня, трех человек; Тагучу, Кабыла, Сагыр-Адия с предложением, дабы мы, во избежание погибели жен и детей наших, вышли из укрепления к могиле, называемой Киляки, где он будет с нами драться. Дабы сохранить от гибели семейства наши, мы вышли на назначенное нам место; где нас, однако, бог сохранил.

„Хотя мы ожидали ответа от Дуисанбая и Сеит-берга-на, но милостивого ответа не последовало. Через 6 дней они прислали бумагу, которую вы увидите.

Во время нахождения в укреплении в 24 марта по 5 апреля употреблено в пищу на 500 человек, по 20 баранов в сутки,— 240 баранов; погибло в неволе от недосмотра 21 верблюженок; издохло 63 жеребенка, 14 телят и 270 кургашков. Кроме того слышу, что из построенного мною дома при морском берегу, где находятся моя жена и дети, Каракубан Угянов увез 220 дерев, 12 досок и 2 кошмы".

В начале июля, совершенно неожиданно для хана, Иса-тай-батырь, Мухамед и другие их сподвижники решили лично явиться в Ханскую Ставку, оправдаться перед ханом в возводимых на них обвинениях и подать жалобу на злоупотребления Караул-ходжи. В числе 17 человек они выехали из своих аулов и направились к кочевникам Джангер хана, на урочище Кандагач.

Слух о движении Исатай-батыря к хану с жалобой на Караул-ходжу и других управителей быстро разнесся по казахским аулам. В каждом ауле было немало лиц, так или иначе обиженных и недовольных Караулом-ходжей и бием Балкой. Они пожелали присоединиться к батырю, чтобы вместе с ним пожаловаться хану и потребовать смены этих недостойных правителей народа. Мало-по-малу к Исатаю стали присоединяться со всех сторон новые спутники и вскоре число их возросло свыше 100 человек. Поездка Исатая к хану принимала характер свободной демонстрации, к которой, пожалуй, могла присоединиться вся Орда из солидарности к своему вождю и в знак протеста против насилия ханских чиновников.

Скоро до Джангер хана докатился слух, что к его ставке двигается Исатай батырь „с большим сборищем вооруженных людей". Это известие страшно напугало хана, который был совершенно неподготовлен для отражения Исатая, если последний шел к нему с враждебными намерениями.

Хан принял экстренные меры для защиты своей ставки. Во-первых, он послал к астраханскому губернатору с просьбой прислать ему на помощь отряд казаков и калмыков с артиллерией; при этом движение Исатая было заранее обрисовано, как опасное народное восстание.

Затем Джангер-хан приказал своим султанам и старшинам собрать „благонадежных" джигитов, с которыми выступить на встречу Исатаю и отразить его. По всем аулам, лежащим на пути Исатая, были посланы гонцы с приказом хана — не давать Исатаю и его спутникам ни продовольствия, ни крова, ни лошадей, так как „собрание его с оружием противно законам, тишине и спокойствию народа".

Навстречу Исатаю были отправлены ханский советник бий Алтай Досмухаметов, султан Балпан и ходжа Дарий с письменным повелением хана, скрепленным подписью всех членов Ханского Совета, в котором ему было приказано немедленно распустить „сборище киргизов" и вернуться в свои аулы.

Ханские посланцы встретили Исатая и его спутников на урочище Толубай в 100 в. от кочевок хана, и передали ему ханское повеление. Они обещали батырю от имени хана, что через 12 дней в его аулы прибудут члены Ханского Совета для расследования претензии народа на Караул-ходжу и бия Балку Худайберганова,

Исатай поверил обещаниям хана, распустил своих спутников по аулам и вернулся обратно. Между тем хан Джангер 14 июня отправил военному губернатору донесение, в котором снова просил, не упускать время, „задержать под стражу через линейное начальство Тайманова и Утемисова и удалить их от всяких сношений с ордынцами и передать  другим".