Страница - 14

XVIII. Сведения о походе Якупбека в Аксу

По поводу похода в Аксу Садык лично рассказал следующий эпизод, характеризующий непрочность положения Якупбека в своем ханстве. Задумав движение на Аксу, Якупбек собрал военный совет, на котором, между прочим, был возбужден вопрос — кого послать начальником войск.

Якупбек изъявил желание сам командовать войсками. Садык запротестовал против такого решения. В своей речи, произнесенной в совете, он выразил ту мысль, что в случае поражения полководца, посланного с войсками, беду можно поправить, но в случае поражения государя страны бедствие будет всеобщее, а особенно при том положении, какое они все, пришельцы, занимают в Кашгаре.

Садык указал на шаткость этого положения, на непрочность всего, что создано ханом; все держится его энергиею и авторитетом. В случае несчастья с ним поднимут головы против пришельцев — андижанцев — все недовольные ими, и ханство может очутиться на краю гибели. С Садыком согласились и некоторые члены совета, но большинство, угождая хану, одобрило его решение.

Должно - быть, речь Садыка (он говорит прекрасно) не отличалась мягкостью. Якупбек рассердился на него, не принимал в течение месяца и в конце концов не взял его в поход с собой.

Как известно, дальнейшие события доказали правильность взгляда Садыка, что говорит за большую его умственную развитость и опытность в среднеазиатской политике.

XIX. Сведения о занятии Кашгара китайцами

Об уничтожении китайцами государства, основанного Якупбеком, и о завоевании ими Кашгара имеются следующие краткие сведения в книге А. Н. Куропаткина «Каш-гария».

«3 апреля 1877 года китайцы из Урумчи, в числе 4.000 человек, двинулись к укреплению Диванчи и обложили его. Гарнизон Диванчи, в числе 1.300 человек, после трехдневной слабой защиты сдался китайцам.

Одновременно с наступлением из Урумчи к Диванчи китайцы произвели наступление из города Хами (Комула) в Куня-турфану. 2.000 вооруженных жителей, составлявших гарнизон города, передались китайцам без выстрела. Ха-кимхан тюре успел только с горстью солдат отступить к Тогсуну, где и. соединился с Хаккулыбеком. Отряд этого последнего к тому времени состоял из 4.000 джигитов и сарбазов и из 6.000 вооруженных жителей.

Узнав о наступлении китайцев, Хаккулыбек послал к своему отцу в город Курля за разрешением отправить подкрепление к Диванчи и Куня-турфану, но ранее получения ответа эти укрепления уже были взяты, и Хаккулыбек, на этот раз уже без разрешения, отступил со всем своим отрядом к городу Карашару, опасаясь быть отрезанным со стороны ущелья Субасы.

Лy-ча-дарнн, начальник китайских войск, поступил с пленными, взятыми им в Диванчи, чрезвычайно дипломатично и выгодно для китайского влияния.

Из числа пленных солдат жители Джстышара,— а таковых набралось до 1.000 человек,— были обласканы, снабжены деньгами на путевые издержки, пропускными бумагами и отпущены на свободу.

При этом Лу-ча-дарин внушал им, что он воюет только против андижанцев, т. е. пришельцев в Фергану и Ташкент, что в преданности китайскому правительству жителей Дже-тышара он не сомневается и что в скором времени постарается освободить их от притеснений Якупбека.

Остальные пленные, родом из других частей Туркестана, были отправлены в Урумчи.

Освобожденные пленные прибыли в Карашар, и слух о подробностях, сопровождавших их освобождение, дошел до Бадаулета. Считая весьма опасным принятый китайцами образ действий, Якупбек, чтобы парализовать влияние их обращения с пленными, принял меру, которая еще более повредила ему и создала симпатию к китайцам. Он предписал сыну своему Хаккулыбеку лишить пленных возможности распространять слух о своем освобождении далее. Хаккулыбек выполнил волю своего отца, умертвив значительную часть этих несчастных. Остальные успели бежать обратно к китайцам.

Эта мера, как и следовало ожидать, произвела результат обратный тому, которого ожидал. Якупбек. Слух об этом зверстве быстро прошел по всей Кашгарии, выказал слабость андижанцев и сделал их еще более ненавистными. Обращение же китайцев с пленными, преувеличенное в рассказах, послужило к усилению партии, противной Якупбеку, и расположило ее к китайцам и положило начало энергичным действиям к свержению власти Якупбека.

Деятельностью этой партии, в связи с общим недовольством населения против Якупбека, только и можно объяснить последующие необычайно быстрые успехи китайцев, о которых будет сказано ниже.

16 мая 1877 года, в 5 часов пополудни, Бадаулет был сильно раздражен своим мирзою (секретарем) Хамалом, которого за неточное исполнение каких-то поручений он бил прикладом до смерти.

Убив Хамала, Якупбек набросился и начал бить своего казначея Сабир-ахуна. В это время с ним сделался удар, лишивший его памяти и языка. Оставаясь в этом положении, Бадаулет 17 мая в 2 часа утра скончался. Слухи об отравлении Якупбека сыном его Хаккулыбеком и о том, что он сам, ввиду неудач против китайцев, принял яд, не имеют основания.

Приведем здесь дословно характеристику Якупбека, сделанную Заманханом в письме ко мне:

«Покойный Якупбек был человек умный, деятельный, с удивительной памятью, но вместе с тем хитрый и лукавый; правды почти не говорил; в полном смысле слова был эгоистом и ни для кого не был другом. Полководцем же в последнее время он выказал себя весьма плохим, а в отношении многоженства перещеголял персидского Фата-ли-шаха. В частной жизни жил он очень просто, без всяких претензий, довольствовался очень малым, по временам бывал добр и приветлив со всеми. Обряды религии своей исполнял усердно. В сутки отдыхал только около 4 часов, а остальное время был занят. Никому не доверял: во все дела, начиная от конюшни и кухни, до самых важных государственных дел, вникал сам.

Всю его канцелярию составляли три мирзы (секретари). Сам Якупбек был неграмотен, но в разговоре все, его не знавшие, приняли бы его за ученого человека, ибо часто, для красноречия или для внушения, он произносил подходящие к разговору тексты из алкорана, или же куплеты из стихов известных персидских поэтов; на персидском языке объяснялся свободно. Приказы его, посылаемые всем властям, составлялись набело без черновых, а получаемые донесения хранились только впредь до отписки. Получаемые же из России или других государств письма, вместе со снятыми с них копиями, хранились у него.

С правителей городов Якупбек, кроме ежегодного тар-тука (подарка), ничего не получал; впрочем, каждый из них обязан был содержать, известное число войска; что же касается податей, взыскиваемых правителями с управляемых ими жителей, то на это не имелось никакого контроля. Только иногда, впрочем, в неопределенные сроки, он требовал с правителей значительные суммы денег, которые вносились беспрекословно. Хотанский же хаким Ниязбек, кроме ежегодного тартука, вносил еженедельно 11 ямбов серебром, что составляет более 1.200 рублей, и 44 сэра золотом, что составляет около 1.800 рублей, т. е. всего до

3.000 рублей серебром в неделю».

В день смерти Якупбека, т. е. 17 мая, прибыл в Курля из Карашара Хаккулыбек. Трое суток Хаккулы не объявлял никому о смерти отца. В это время все находившиеся в Карашаре войска были вызваны в Курля.

По сборе войск в Курля, 20 мая, Хаккулы объявил им о смерти правителя страны и заявил свою волю следовать с телом покойного в Кашгар, к старшему брату своему Беккулыбеку, который теперь заменит ему отца и без воли которого он ничего не предпримет. Затем, удовлетворив войска двухмесячным содержанием и назначив Хакимхана тюре своим временным наместником, Хаккулыбек 25 мая выехал из Курля.

По другим сведениям, желание Якупбека было оставить своим преемником не старшего сына, а младшего Хакку-лыбека как более воинственного и любимого войсками. Хаккулыбека поддерживали и все начальники войск. Что же касается симпатий населения, например, Кашгарского округа и в особенности купцов, то они были на стороне Беккулыбека.

По этим сведениям, Хаккулыбек отправился в Кашгар с целью провозгласить себя правителем, и отвоз тела отца был только предлогом.

Фактически верно только то, что Беккулыбек видел в брате своем опасного соперника, от которого и решил избавиться при помощи убийства.

26 мая, т. е. на другой день после выезда Хаккулыбека из Курля, все войска, собранные в этом городе, провозгласили своим ханом Хакимхана тюре, который тотчас же послал некоего Дашбека (из кыпчаков) и 500 всадников для преследования Хаккулыбека и воспрепятствования ему захватить аксуйскую казну.

11 июня Хаккулыбек со своею прислугой из 30 человек оставил Аксу и направился к городу Кашгару. В 80 верстах от этого города, близ станции Куприне, у места через Кызылсу, Хаккулыбек был изменнически убит Махметзия-пансатом, посланным Бсккулыбеком под видом встречи.

По другим сведениям, менее заслуживающим вероятия, Беккулы встретил лично Хаккулыбека и в минуту приветствия убил его выстрелом из револьвера, одновременно с чем была изрублена и свита Хаккулы.

Вслед за этими событиями кашгарское царство распалось на три части, из которых каждая имела во главе отдельного правителя: в Кашгаре — Беккулыбека, в Аксу — Хакимхана тюре, а в Хотане — Ниязбека. Эти три правителя начали борьбу между собою. Сильнейшим и энергичнейшим оказался Беккулыбек. Собрав до 5.000 войска, он двинулся на Аксу. Хакимхан тюре, в свою очередь, собрав свыше 4.000, двинулся ему навстречу. Близ урочища Яйды (Жайды), между Маралбасы и Аксу, передовые отряды имели стычку, в которой кашгарцы были разбиты и преследовались до урочища Чул-Кудука (Шур-Кудук). Три дня спустя все войска Беккулыбека собрались в Чул-Кудуке, а войска Хакимхана тюре в Яйдах. Между этими пунктами произошло решительное сражение, продолжавшееся пять часов. Хакимхан был разбит; он Спасся в русских владениях; а войска его сдались Беккулыбеку.

1 августа Беккулыбек вступил торжественно в Аксу. Прожив там около 2 недель, он 24 августа вернулся обратно в город Кашгар, где дал войскам месячный отдых, а 22 сентября с 5.000 выступил на Хотан.

8 октября в урочище Зава он был встречен хотанскими войсками под начальством Эминбека, брата Ниязбека. Хо-танцы при первом натиске кашгарской кавалерии разбежались. Ниязбек, находившийся в то время в городе (Ильчи), в 30 верстах от Завы, услышав о поражении брата, не думал продолжать оборону и, захватив свое семейство и имущество, направился на Чар-Чак, откуда, вероятно, вверх по реке Хотан-Дарье, через Лоб-Нор (местность в Китае, где сейчас расположен ракетно-ядерный полигон.— Прим. ред.), намеревался пробраться к китайцам.

На другой день Беккулыбек вступил в город Хотан и послал преследовать и поймать Ниязбека. Посланные вернулись без успеха.

18 октября Беккулыбек получил известие о взятии китайцами городов Курля, Куча, Аксу и об отступлении находившихся там войск в Кашгаре. Под влиянием этого известия он отправил гонца в город Кашгар за своим семейством, которое приказал перевезти в Яркенд (Жар-кент.— Прим. ред.). К 25 октября он и сам прибыл в город Яркенд, где уже нашел семью. В это же время в Яркенд пришло известие еще более печальное: часть китайских солдат, обращенных Якупбеком в мусульманство, ворвалась в крепость Янгишар (цитадель города Кашгара) и заперлась в ней. Известие это произвело весьма тягостное впечатление на всех приближенных Беккулыбека, ибо семейства очень многих из них жили в Янгишаре и были захвачены китайцами. Беккулыбека стали публично обвинять, говоря, что если бы он не выписал своего семейства из Янгишара, то китайцы никогда не осмелились бы на подобный отчаянный поступок.

Немного ранее Беккулыбек всю пехоту свою направил из Яркенда прямым путем на Маралбасы, но .дорогою все войско разбежалось. Тогда, считая свое дело проигранным, он вместе с хакимом (губернатором) Яркенда и с своим семейством направился ночью 4 ноября в город Каргалык, по дороге в город Хотан. Но несколько лиц, у которых были захвачены в Янгишаре семейства, остановили Беккулыбека и потребовали, чтобы он вместе с ними шел на выручку этой крепости.

Беккулыбек должен был повиноваться и двинулся к Кашгару. В городе Янги-Гиссар на половине пути между Яркендом и Кашгаром, в бессильной злобе на китайцев, он отдал приказ перебить всех китайских мальчиков, находившихся в услужении у разных лиц.

По этому приказу было избито до 200 человек. В это же время губернатором Кашгара Алдаш датхою было избито до 400 китайцев разного возраста и пола, не попавших в цитадель Янгишар.

24 ноября Беккулыбек прибыл в Кашгар и остановился в саду своем, стоящем в трех верстах от Янгишара. Войска, прибывшие с ним, отступившие из Аксу, и дунгане в числе более 10 тысяч человек, обложили крепость и начали делать приступы против нее. Все их попытки были тщетны. Гарнизон из 500 человек китайцев вел себя геройски. Не только все штурмы были отбиты, но редкую ночь китайцы не делали вылазки и не наносили чувствительного урона осаждающим.

4 декабря в лагере Беккулыбека распространился слух о приближении китайцев к Файзабаду, в 60 верстах от Кашгара. Высланный против них с отрядом Алдаш датха после ничтожной перестрелки отступил и положил начало общему отступлению.

Паника овладела войском, и оно бежало в русские пределы, частью на Терек-Даван в Фергану, и частью на Чакмак и Артуш к Нарыну. Беккулыбск первый подал пример бегства.

К 7 часам вечера того же числа ничтожный китайский рекогносцировочный отряд, посланный из Маралбасы, без боя вступил в город Кашгар.

Вслед за войском бежали тысячи жителей с семействами, опасаясь повторения ужасов, каждый раз сопровождавших появление китайцев, как это было при изгнании ходжей Дженгира, Вали хана, Катта тюре.

Несчастные жители, направившиеся на Терек-Даван, переходили этот хребет при 30° мороза.

Началось повторение ужасов бегства кашгарцев после изгнания Катта тюре, когда от мороза и голода погибли десятки тысяч народа.

К счастью для беглецов, начальник Ошского уезда, в который входит и Терек-Даванский перевал, энергичный и опытный турксстанец майор Ионов, принял меры к спасению беглецов. Отправившись лично вместе со своими помощниками капитаном Реслсйном на перевал, он организовал скорую помощь кашгарцам, достигавшим нашей границы почти замерзшими и умиравшими с голода.

Беглецов оттирали, кормили, садили на лошадей и отправляли в город Ош. Все перешедшие нашу границу были спасены. Уездным начальником Семиреченской области также, насколько возможно, облегчена была участь спасшихся бегством в наши пределы.

Население Яркенда бросилось бежать к Сары-Колю и далее к Шугнану, но сары-кольские киргизы возвратили беглецов и отдали их в руки китайцев.

На этот раз китайцы, наученные горьким опытом, держали себя первое время относительно весьма сдержанно. Население было успокоено, начальниками городов были назначены мусульмане, оставлено старое судопроизводство по шариату; религия осталась неприкосновенною. Казнено в первые дни всего 10 человек. Но китайцы привезли с собой и новинку. Они, оставив в покое людей, обратили свое преследование, между прочим, на лошадей. Кашгарцам, по слухам, было запрещено иметь лошадей, а находившихся налицо отбирали в казну, а по другим слухам, маловероятным, морили голодом и даже расстреливали.

В лошадях, дававших кашгарцам возможность быстро передвигаться на огромные пространства, китайцы видели одну из главных причин своих прежних поражений».

(«Кашгария», соч. А. Н. Куропаткина)