Бет - 7

НЕКОТОРЫЕ ВОПРОСЫ ПРИСОЕДИНЕНИЯ КАЗАХСКИХ ЗЕМЕЛЬ К РОССИИ

Проблемы присоединения казахских земель к России занимали и занимают в англо-американской буржуазной историографии одно из центральных мест. Это обусловлено, разумеется, не столько научной значимостью этого вопроса, сколько политическими соображениями.

В 30—-40-х годах XIX в. в Хиве уже непосредственно сталкивались «интересы» Англии и России. Отражение этих событий мы находим, например, в книге англичанина Ч. Котреля о хивинской экспедиции 1839 г.» в которой при­ведены рассуждения о месте Оренбурга в укреплении по­зиций России в Средней Азии в Казахстане. Позднее английский полковник Ф. Барнаби детально описал крепо­сти и укрепленные линии в степных областях, историю взятия Лк-Мечети.

Конкретный ход событий, связанных с присоединением Среднего и Старшего жузов, торгово-экономическую, воен­ную и дипломатическую политику царской России, казахских ханов и султанов в XVIII—XIX вв. попытался охарак­теризовать Г. Лансдель. Отдельные сведения о военных действиях царских войск на территории Казахстана, ре­когносцировках и военных экспедициях против Хивинского ханства, о русско-казахских и русско-узбекских отношениях <в 40—60-х годах прошлого века даются в сочинениях Д Бульджера, Г. Роулинсона, Е. Скайлера, Э. Дэнмора, Ф. Скрайна, Д. Райта, В. Э. Кэртиса и других.

Военно-дипломатическая история хода присоединения Казахстана и Средней Азии к России наиболее полно пред­ставлена в книге Ф. Г. Скрайна и Э. Д. Росса «Сердце Азии. История Русского Туркестана и среднеазиатских ханств с древнейших времен», написанной по английским, отчасти русским, а также персидским и арабским источни­кам. В первой части бегло прослежена история народов Средней Азии с древнейшего времени до середины XIX в., во второй — детально описана военно-политическая история отношений между Россией, казахскими жузами и средне­азиатскими ханствами. Авторы перечисляют многие собы­тия, связанные с принятием российского подданства каза­хами Младшего жуза, Мангышлака, Среднего жуза.

Однако и такие работы имели весьма ограниченную и тенденциозную источниковедческую базу. В результате игнорирования русских источников работы английских и редких в то время американских авторов содержат, как правило, массу ошибок и неточностей.

Но больше всего фальсификаций и всякого рода домыс­лов внесено буржуазными авторами в объяснение условий, лредпосылок и причин присоединения Казахстана к России, в оценку характера и следствий этого события.

Дореволюционная официозная англо-американская историография видела основную причину присоединения Казахстана к России в «стремлении России к мировому господству». Так, Ф. Тренч писал, что определяющим фак­тором внешней политики России была «идея создания огромной восточной империи, занимавшая преобладающее место в различных планах ее правителей...». И ничего о других объективных факторах, традиционных связях, об угрозе завоевания джунгарскими феодалами и тем более о факте существования «двух России». В том же духе писал Д. Тоул, автор статьи «Русские на Востоке». Вот образчик его рассуждений: «Россия начала свою завоевательную дея­тельность в конце XVI в. ... Петр... задумал огромный план завоевания, который включал в себя не только азиатскую часть, лежащую между Каспийским морем и Китаем, но и Константинополь и современную Турцию».

Игнорируя историческую истину, апологеты английского империализма С. С. Хиль, Д. Ч. Бульджер, X. X. де Хелл и другие выдумывают «вековые враждебные отношения» между русскими и казахами, приписывают казахам «беспо­койный» и «воинственный» характер. В этой группе авторов особой тенденциозностью отличался Д. Ч. Бульджер, ко­торый объявил казахов «национальным врагом» русского народа».

Между тем исторические факты свидетельствуют о том, что русско-казахские отношения определялись в основном мирными, дипломатическими и торгово-экономическими связями. Давняя дружба русского и казахского народов, совместная борьба трудящихся масс против общего врага— царизма и местных эксплуататоров — ханов, султанов, ба­ев, совместное участие в национально-освободительном и революционном движении — все это абсолютно замалчи­вается.

Коренным пороком дореволюционной буржуазном исто­рической литературы являлся идеалистический подход к истории. Так, в основу книг и статей многих англо-амери­канских авторов в значительной степени легла, например, «концепция», выраженная в «циркулярной ноте» (1864 г.) министра иностранных дел Российской империи Л. М. Гор­чакова о «непреодолимом стремлении правильно организо­ванного государства» распространять свое господство на соседние территории.

Дворянско-буржуазная историография дореволюционной России и такие ее представители, как М. А. Терентьев, М. Н. Катков, М. Соболев и другие, обеляли хищнические действия царизма на Востоке. По сути они смыкались со своими англо-американскими «коллегами» в оценке ука­занных событий. И они игнорировали традиционные связи между русским и казахским народами Между тем каж­дый, кто сколько-нибудь знаком с историей, хорошо знает, что национальная рознь насаждалась колонизаторами, а русский и казахский народы издавна стремились к сбли­жению.

Мнения английских и американских авторов о проблеме присоединения Казахстана к России имеют много оттенков, но в сущности их объединяет субъективно-идеалистическая трактовка. Так, все они игнорируют объективные факторы, подчеркивают «лукавость», «вероломство» и «тщеславие» Абулхапра и других ханов”.

Особое место в освещении проблемы занимает трех­томная публикация англичанина Д. Маккензи Уоллеса «Россия». Автор провел в России почти шесть лет, но книга его носит поверхностный характер и основные вопросы истории России, в том числе русско-казахских отношении, не получили достоверного освещения. Уоллес, как геополи­тик и сторонник мальтузианских взглядов, пытался «объяс­нить» колониальную политику царизма географическими условиями, борьбой «между этими (т. е. казахскими.— К. Е.) ордами и земледельческими поселенцами с северо-за­пада... стремившимися к присваиванию территории своих соседей». Ссылаясь на «теорию» Мальтуса, он пытается доказать, будто русский народ (а не его правители, не ца­ризм) был заинтересован в захвате казахских земель. Уол­лесом, как и другими, так подтасовывалась история, что один народ противопоставлялся другому. Действительные же социальные корни тяжкого положения русского кре­стьянина-труженика — гнет помещичий и помещичьи лати­фундии, сдерживавшие и мешавшие развитию сельско­хозяйственного производства — замалчиваются.

В основе воззрений Уоллеса, как видим, лежит геогра- - фический детерминизм, несостоятельность которого извест­на. Такая трактовка вполне соответствует империалистиче­ским устремлениям, снабжает «научными» аргументами по­литиков, оправдывающих войны и колониализм. Вульгар­ный «географизм», являющийся краеугольным камнем «теоретического» здания геополитики, как и реакционная теория Мальтуса, давно опровергнуты марксистской наукой. Сама история, современность, новые межнациональные от­ношения в Советской стране воочию доказали, что геогра­фическая среда, остающаяся почти неизменной в продолже­нии десятков тысяч лет, не могла и не может служить объ­яснением крупнейших исторических событий.

Современные англо-американские историки А. Гудсон, О. Кэроу, Ч. Хостлер, В. Рязановский, Л. Крадер, повто­ряя взгляды дореволюционных историков, сводят основные причины присоединения Казахстана к России единственно к внешнеполитической ситуации, к различного толка фео­дальным войнам и тоже полностью целиком подменяют историю народов историей царей и ханов, их борьбой за власть.

Отходя частично от выводов своих предшественников, Е. Бэкон в книге «Средняя Азия под русским господством» пытается раскрыть причины присоединения Казахстана к России на несколько более широкой основе. Она, например, отметила сокращение пастбищ, доступных кочевникам, и то, что это сжатие росло в XVIII в. с усилением власти Джунгарии на востоке и движением одной ойратской груп­пы (калмыков) на запад через казахские владения к Вол­ге. В первой половине XIX в. было давление также с юга. где казахи были согнаны со всех традиционных зимних пастбищ около Амударьи экспансионистской властью Хи­вы. Поэтому казахи «часто обращались к России за по­мощью против своих внешних врагов».

Конечно, Бэкон далека от полного раскрытия причин присоединения Казахстана к России. Она не сумела разо­браться во всем сложном комплексе исторических обстоя­тельств и причинах, обусловивших вхождение казахских земель в состав России, и тем более в их следствиях. Вот почему в своих выводах она переходит на общие для англо- американской историографии фальсификаторские позиции.

Л. Крадер, О. Кэроу, Ирен Виннер, как и Е. Бэкон, считают, что «казахская степь была завоевана по частям с помощью укрепленных линий и силой оружия».

Вынужденные мимоходом иногда признать, что присо­единение Казахстана к России отвечало коренным интере­сам казахского народа, они «забывают» о главных социаль­но-экономических и политических его следствиях.

Современные англо-американские историки тоже выска­зывают соображения о характере российского подданства казахов. Так, адъюнкт-профессор Колумбийского универ­ситета Э. Олуорд в книге «Средняя Азия. Век правления России» не смог умолчать об участии казахов в крестьян­ской войне под предводительством Емельяна Пугачева, о внешнеполитических акциях России в защиту казахов от джунгарского военно-феодального государства, об измене­ниях в управлении казахскими жузами. Однако принятие подданства России частью верхушки Старшего жуза он рассматривает как вынужденный акт, предпринятый «в условиях физического давления», вне оценки политической обстановки на юге и юго-востоке казахских земель. Он утверждает, что «присяга 1731 и 1734 гг., договоры, заклю­ченные предками казахов или их посланниками, не были прочувствованы как обязательные для их преемников или их коллег».

Буржуазные историки» не считаясь с бесспорными до­казательствами, приведенными в исследованиях советских историков, твердят об «аннексии» Казахстана, подменяют понятие присоединения завоеванием. Так, Сетон-Уотсон в своей антисоветской книжонке «Новый империализм» сво­дит историю России только к истории захватов. В своем злобствовании он тщится поставить знак равенства между славянофилами середины XIX в. и современными советски­ми историками-марксистами. В сентенциях буржуазного профессора в концентрированном виде нашли отражение принятые в антикоммунистической историографии метода фальсификации исторической действительности; сознатель­ное» заведомое искажение взглядов советских исследовате­лей.

Как уже говорилось, добровольный характер присоеди­нения Казахстана к России был отмечен, хотя и с оговор­ками, не только отдельными дореволюционными, но и неко­торыми наиболее объективными современными англо-аме­риканскими авторами. Но и они не сумели увидеть главные социально-экономические и политические последствия при­соединения. Все сводится у них к субъективным свойствам тех или иных деятелей или к религиозным моментам, кото­рые всячески выпячивают.

В общем антисоветском хоре встречаются и нотки идеа­лизации царского колониального режима и колониальной политики в Казахстане. В частности, Ричард Пирс в книге «Русская Средняя Азия в 1867—1917 гг.» утверждает, что представители царского правительства «были инициаторами многих преобразований», которые якобы «обеспечили основу для дальнейшего развития этих окраин России», Иначе говоря, он пытается не только оправдать колониализм, но и перечеркнуть достижения народов Средней Азин и Казах­стана за годы Советской власти.

Р. Пирс не одинок в своих попытках обеления колони­альной политики самодержавия. В запоздалом стремлении «реабилитировать» царскую колониальную политику Дж. Кеннан, например, уверяет, что самодержавие было «вовсе не таким жестоким». Особенно превозносит он «думский период» (1906—1914 гг.), который характеризуется буржу­азными историками как «возрождение», «огромный про­гресс» и т. п.

Корни таких представлений уходят в кадетскую концеп­цию, согласно которой после революции 1905 г. Россия и ее колониальные окраины вступили на путь быстрого общест­венного развития по «западному образцу», что исключало якобы необходимость революционных преобразований.

Чем быстрее развивался мировой революционный про­цесс после Великого Октября, тем более вправо эволюцио­нировала буржуазная историческая мысль в оценке проблем присоединения Казахстана к России: от критики «отдель­ных недочетов» и «дурных» сторон колониального правле­ния она одно время даже дошла до открытой идеализации царизма в тщетной попытке перечеркнуть преимущества советского общественного и государственного строя, дости­жения ленинской национальном политики.

Догматики по мышлению, выполняя социальный заказ господствующих классов, буржуазные историки не могут свести концы с концами, научно объяснить диалектику исторического процесса. В частности, Губерт Эванс в рецен­зии на работу Т. Тажибаева «Просвещение и школы во второй половине XIX в.» пишет, что «главным направле­нием этого серьезного, обдуманного, методического исследо­вания» является попытка примирить якобы противоположные суждения: захват Казахстана и Средней Азин был отрицательным явлением, поскольку речь идет о царизме, и благом, поскольку речь идет о России, о русском и казах­ском народах. Точно то же пишут анонимный автор ре­цензии на книгу Е. Б. Бекмаханова «Присоединение Казах­стана к России» и Р. Пирс в упомянутой выше книге «Рус­ская Средняя Азия». Стоит ли разъяснять этим господам, что в этом факте нет никакого противоречия!

Англо-американские буржуазные историки упорно не хотят объективно представить поступательный процесс дви­жения советской исторической науки, ищут «столкновение взглядов» там. где речь может идти только о поиске, о че­стном споре, ведущем к установлению истины. И все это преследует одну далекую от подлинной науки цель: отож­дествить политику царизма с политикой Советского госу­дарства. Такие «обвинения» в адрес советских историков представляют собой преднамеренное извращение истории науки и повторение вчерашнего, пройденного уже советской наукой этапа.

Действительно, на начальном этапе становления совет­ской исторической науки присоединение Казахстана к Рос­сии расценивалось неравнозначно. Выход в свет первого издания «Истории Казахской ССР» явился важным науч­ным событием. В книге была по-марксистски обобщена и изложена история Казахстана. Однако она содержала и ошибки. В частности, здесь получило неверное толкование присоединения Казахстана к России, которое рассматрива­лось как результат «сговора части казахской знати и цар­ского правительства», т. е. как «абсолютное зло». Второе издание не полностью освободилось от этой ошибки, хотя в нем уже предпринималась попытка показать историче­скую обусловленность присоединения и его прогрессивное значение.

Тщательное изучение документальных источников по проблеме, привлечение новых материалов позволили казах­станским ученым подготовить новое двухтомное издание «Истории Казахской ССР». В нем по-новому разработаны многие вопросы периодизации, показаны экономические и политические связи, сыгравшие важную роль в развитии русско-казахских отношений, подчеркнуто объективно про­грессивное значение присоединения Казахстана к России.

Разработка проблемы значительно продвинулось вперед с выходом в свет монографий Е. Б. Бекмаханова, Н. Л. Хал­фина, Н. Г. Аполловой, Б. Сулейменова и других.

Однако что до этого англо-американской буржуазной историографии! Сознательно замалчивая факт существова­ния «двух России»— России царской и России демократи­ческой.— они ставят знак равенства между ними, скрывая конкретную историю экономических, политических и куль­турных связей казахского и русского народов, истоки их дружественных отношений.

Смысл подобных попыток буржуазной историографии особенно четко выражен в следующем заявлении Уилера: «Если бы народы Средней Азии вошли в состав британских владений, они бы теперь — к лучшему или худшему — при­обрели независимость». Вот в чем ключ. Здесь и сожале­ние о том, что Казахстан, как и Средняя Азия, оказались потерянными для Британской империи; и утверждение, буд­то Англия «добровольно» предоставляет независимость своим колониям; и нечистоплотный намек на якобы «коло­ниальный» статус, в котором пребывает Средняя Азия в составе СССР.

Истинной целью и мотивом подобных «научных» утвер­ждений, как признался Р. Пирс, является стремление пре­достеречь «народы в других частях мира, которые еще остаются под колониальным господством, или тех, кто не­давно стал свободным и выбирает путь, по которому будет идти».

Отсюда ясно, что буржуазное толкование проблемы при­соединения Казахстана к России, вопреки историческим фактам, преследует определенную политическую цель: за­пугать народы так называемого «третьего мира» мифиче­ской «советской угрозой», помешать им встать на некапи­талистический путь развития. Современные буржуазные историки, любящие подчеркивать свою «беспристрастность» и «объективность», в угоду своим предвзятым политическим установкам отказываются от науки, становятся на путь идеологической диверсии.

Вопреки англо-американским историографам, признание прогрессивного характера присоединения казахских земель к России вовсе не означает идеализации колониализма. Подлинно научная, диалектическая позиция советских исто­риков по этим вопросам широко известна и вряд ли есть необходимость пересказывать ее здесь. Советская исто­риография ясно подчеркивает, что изменения в обществен­но-экономической и культурной жизни Казахстана, процесс сближения народов происходили не в результате, а вопре­ки угнетательской колонизаторской политики царизма, ко­торой дана объективная, бескомпромиссная оценка.

В этом отношении советская наука следует мысли одного из основоположников марксизма — Ф. Энгельса, который, клеймя грязь и мерзость царской администрации, вместе с тем ценил действительно прогрессивную роль России по отношению к Востоку. В письме к К. Марксу 23 мая 1851 г. Ф. Энгельс ясно писал, что «господство России играет ци­вилизаторскую роль для Черного и Каспийского морей и Центральной Азии, для башкир и татар».

Как известно, прогрессивность присоединения Казахста­на к России определялась не только и не столько процес­сом проникновения и развития в крае капиталистических отношений. Главное и определяющее в оценке присоедине­ния Казахстана к России, с полным основанием утверждает советская историография, это — исторически сложившееся сближение трудящихся русского и казахского народов в совместной борьбе против царизма, против социального и национального гнета осознавших общность своих коренных интересов и судеб. И факт существования «двух России» не вычеркнуть из истории, как не дано забыть крылатые слова Л. И. Герцена: «Две России с начала XVIII столетия ста­ли враждебны друг против друга. С одной стороны была Россия правительственная, имперская... с другой — Русь черного народа, бедная, хлебопашенная, обиженная, демо­кратическая...». Сближение именно с «Русью черного на- рода»— народом Пушкина и Лермонтова, Белинского и Герцена, Чернышевского и Добролюбова — создавало усло­вия для освобождения казахского народа от социального и колониального гнета.

Распространение в Казахстане идей марксизма-лениниз­ма имело неоценимое значение для трудящихся казахов и представителен других национальностей в их совместной с русскими трудящимися борьбе против самодержавия и ме­стных эксплуататоров, в развитии национально-освободи­тельного движения. «У нас целый ряд угнетенных царизмом народностей...— писал В. И. Ленин в 1905 г.,— делают на­тиск на самодержавие особенно энергичным». Этот на­тиск, общая героическая борьба народов многонациональ­ной России при гегемонии русского рабочего класса во главе с партией большевиков росли и крепли и в конечном счете привели к победе Великой Октябрьской социалисти­ческой революции, навсегда избавивший все народы Рос­сийской империи от социального и национального гнета.