Страница - 12

Если писатель — реалист в полном смысле этого слова, то для раскрытия идеи, для того, чтобы донести ее до читателя, он должен уметь применить все богатство и разнообразие художественных приемов. Используя лучшие произведения казахской устной литературы с одной стороны, учась у европейской классики — с другой, М. Ауэзов уже в двадцатые годы смело обращался к самым разнообразным приемам мировой драматургии. И когда в «Каракоз» говорят привидения, то это не мистика и не вера в потусторонний мир, а только символы, помогающие глубже выразить основную идею.

Сделав Сырыма и Каракоз родственниками, драматург ослабил критику калыма, неравноправия женщины. Ибо из предложенной ситуации вытекала другая мысль: нельзя мешать интимным отношениям даже между двоюродными братьями и сестрами. В подтверждение этой мысли устами одного своего героя автор привлекает суру корана. И замысел произведения, критикующего, в основном, вредную традицию казахской жизни — продажу девушек, в ряде картин начинает двоиться, обрастать второстепенными деталями.

Если повесть написана плохим языком, она не получает читательского признания. А пьеса с плохим языком вообще ничего не значит. Ибо без точного, оригинального слова не создать характера, а без характера невозможны столкновения, борьба, движение, т. е. невозможно сценическое произведение.

Язык первого варианта трагедии «Каракоз» отвечает самым высоким требованиям. Здесь автор добивался не столько глубины подтекста, сколько плавности и красоты звучания речи героев. М. Ауэзов не сумел раскрыть внутренний мир всех персонажей, однако уже в первом варианте образы Сырыма, Каракоз, Нарши, Маржан, Асана отличаются фундаментальностью, реалистическим мастерством.

Писатель создает новые варианты трагедии «Каракоз», «Енлик — Кебек», комедию «Айман — Шолпан», вносит большие изменения в повесть «Караш-Караш».

Во втором варианте «Каракоз» он устранил некоторые недостатки, углубил трагедию, отточил ее художественное совершенство. Сравнивая два варианта трагедии, можно проследить принципы редактирования, проникнуть в творческую лабораторию драматурга и приобщиться к тайне мастерства писателя.

Люди, принимающие участие в событиях, остались в основном прежними. Введены два новых героя — старик-пахарь и старик-рыбак.

Драматург убрал пролог, сократил и упорядочил многие диалоги, монологи и ремарки. Иначе говоря, освободил пьесу от описательности, ненужных уточнений и перенес акцент на речевые характеристики героев. В последнем варианте было обращено особое внимание на словарь, речь персонажей приближена к разговорной.

Основная борьба трагедии начинается задолго до поднятия занавеса: калым за Каракоз уже получен, Нарша прибыл на тайное свидание с невесткой, но к этому времени Каракоз уже встретилась с Сырымом и страстно полюбила его. Каракоз — невеста, Нарша — жених. Друзья и многочисленные родственники из всех аулов в округе живут ожиданием свадебного тоя.

В пути Нарша признается своим друзьям в том, что собирается увезти девушку совсем. Эта мысль неожиданна для них, Асан и Матай неодобрительно воспринимают намерения Нарши.

Образ Нарши далек от схемы, наоборот, в нем заметно стремление писателя преодолеть сложившийся стереотип.

В казахской литературе, посвященной теме равноправия женщин, жених, сватающий невесту, бывал обычно или глубоким стариком, или несусветным тупицей. Конечно, и таким приемом типизации пренебрегать не следует, но мы знаем, что жизненные условия гораздо разнообразнее и неожиданнее. Тот факт, что Ауэзов даже в первом варианте «Каракоз» сделал Наршу открытым, искренним человеком, добрым малым, свидетельствует о реалистическом направлении в его творчестве.

Когда Нарша открывается перед друзьями и говорит о своих опасениях, когда мы убеждаемся, как далек он от обывательских невежественных представлений — раз калым уплачен, теперь делай, что хочешь,— мы постепенно проникаемся к нему симпатией.

О Каракоз мы впервые узнаем от Нарши. По его словам — это скромная, добрая и нежная девушка. Сам Нарша, который по традиции дедов стал законным женихом, уплатив богатый выкуп, глубоко страдает: Каракоз его не любит, мягко, но настойчиво отстраняет его. Есть кто-то, который пленил сердце красавицы. Кто он? Что за человек? Черная ревность не дает покоя Нарше.

Диалогами Нарши, Асана и Матая драматург готовит выход на сцену главного героя — Сырыма, который вступит в борьбу с ними. Тайна открывается во второй картине. Здесь мы знакомимся с Каракоз и Сырымом. Хорошая женге, умеющая хранить секреты, умная молодая Акбала, красноречивые импровизаторы, певцы, ловкие поэты Дулат, Коскельды, Даулеткельды — все это не статисты, а люди, принимающие активное участие в действии.

Своими звонкими песнями, острыми нелицеприятными словами они оживляют и активизируют сценическое действие.

«Мой Сырым, сердце мое!» Всего четыре слова, но в них вырвалось пламенное чувство, которое захватило девушку и привело ее к новой встрече. В день свадьбы она тайком встречается с другим. Этот другой — ее родственник шестого колена, ее аулчанин Сырым. В глазах аула он бездельник и бузотер. Для Каракоз — единственный в мире.

«Посреди мук, черных, как осенняя ночь, ты мой единственный свет, звездочка моя! Бедная моя, попавшаяся в сети пташка. Подойди ко мне, мое солнце!»—говорит Сырым, изнемогая от страсти и нежности.

Любовь поднимает в высоком поэтическом сердце Сырыма ярость против насилия. А Каракоз потеряла чувство реальности, для нее перестали существовать настоящее и будущее, она не думает о последствиях и безрассудно отдается Сырыму. Судьба отпустила им мало времени — всего лишь неделю. Все равно Каракоз должна стать снохой аула Досана, а Сырыму предстоит коротать свои дни в одиночестве.

Итак, встретились две страсти: светлая любовь и черная несправедливость. Самое радужное, самое горячее чувство человека—любовь. Насилие, совершенное над ней — ужасное зло. Если сердце, рожденное для красоты и нежности, знает только удивление и грусть, то какова его энергия? Борется, бьется в схватке сердце поэта. Если насильно уводят его возлюбленную, как же не гневаться Сырыму?

Сложная, запутанная психологическая ситуация дала возможность во всей полноте раскрыть характеры Каракоз и Сырыма. Особенно мастерски использовал Ауэзов один из распространенных приемов драматургии — испытание героев особыми обстоятельствами, неожиданными поворотами судьбы.

С первой картины диалоги Каракоз и Сырыма насыщены волнением, глубоким душевным напряжением. В них и размышления, и воспоминания, естественно, возникающие, как реакция на предлагаемые условия. Слова в предложениях, бывает, располагаются вопреки грамматике, для передачи чувства, мыслей применяется инверсия. В большинстве случаев слова Сырыма и Каракоз звучат как белый стих.

В правдивости слов девушки, сгорающей в любовном пламени и забывщей весь мир, нет сомнений. Каракоз, несмотря на всю опасность своего положения, так страстно говорит о своем чувстве, что зажигает в душе Сырыма еще большую энергию и силу.

Традиция предков, мораль невежественной среды, задыхающейся в темноте,— суть неписаные законы, и нарушение их является великим грехом, большим преступлением. Естественно, что Сырыму и Каракоз не по силам решительно бороться со стариной.

Беззаботная девушка, выросшая свободной птицей, познает ужасную несправедливость, калым и всевозможные запреты только тогда, когда вынуждена ехать в чужой аул.

И хотя Каракоз проклинает и отвергает неравноправие, она не может разорвать оковы, перешагнуть через вековые законы. Язык сердца горяч, язык жизни суров. Сколько бы девушка ни проклинала калым, у нее нет возможности навсегда остаться с любимым, уехать с ним. На такую решительность едва ли способен и сам Сырым.

Драматург показывает главных героев пьесы — Наршу, Каракоз, Сырыма в минуты большого внутреннего волнения, до предела обостряя конфликт. Дальнейшая борьба разворачивается вокруг замужества девушки. Здесь Ауэзов органически, с большим мастерством вплетает в действие народные обычаи. Если первые картины служили лишь экспозицией основной борьбы, определяли ее ход и развитие, то после главного события — свадьбы— полностью выявилось душевное состояние Каракоз, Сырыма и Нарши.

Слова трех женщин, приехавших посмотреть юрту невесты, полны сарказма и ехидства, а маленькая картина насыщена иронией в адрес аула и Каракоз с Сырымом. Перепалка женщин с обслуживающими гостей парнями — хороший пример народного беззлобного юмора. Но тучи постепенно сгущаются, и на сцену вместе с Маржан поднимается зловещая стужа.

Вообще образы женщин у Ауэзова не одноцветны. Он показывает различные состояния своих героинь, взаимосвязи и изменения. Каждая наделена своеобразными чертами: Енлик — гордая, величественная; Дамеш — мечтательная, стремящаяся к свадьбе; Каракоз живет глубокими страстями. Не менее ярко выписаны и отрицательные героини: Кайша, которая не уступит мужчине в злодеянии, Жузтайлак— хитрая и двуличная.

Жестокие установления старины Ауэзов воплотил в образе байбише —Маржан. Послушаем ее: «Расстелите ковры возле дома! Разве все люди поместятся в доме? Жениха и его друзей надо принимать, стоя на голове! А где Каракоз? Почему она не сидит у себя дома?..»

Тон, как видите, непререкаемый: приказы, распоряжения. Каждое слово бьет и жалит. До ушей Маржан конечно же дошло, что Каракоз не согласна. Это ужасно! И это дитя, которое она лелеяла и держала на ладони... Маржан не может поверить, что ее дочь дерзнула перешагнуть обычаи предков, нарушить благословение и произнести кощунственные слова. Для нее, честной хранительницы старой морали, поведение Каракоз — неслыханный позор. Но верь не верь, а сплетню не уймешь, она расползается, как грязная жижа. Русские говорят: на чужой роток не накинешь платок.

И хотя женщина делает вид, что ничего не знает, разговоры терзают ее, мешают жить, спирают дыхание. Нет, не примирится Маржан со своеволием дочери, не примирится!

И вот уже в ее словах чувствуется приближение внутренней бури, которая готова вырваться наружу. Маржан злобно набрасывается на Акбалу, прямо-таки заставляет ее, как говорится, влезть двумя ногами в один сапог. И в этом ярко выражается ее яростный и сильный характер, который оказывает губительное влияние на судьбы людей, вступивших в противоборство.

Каракоз встречается с Маржан в драматический момент, когда реальной стала опасность для ее любви. В этой сцене почти нет движения, есть только запутанная ситуация, раскрывающая духовный мир двух женщин — юной и старой. Вот-вот выплеснутся обида, ярость, откровенные оскорбления. Как утихомирить Маржан? Как будет защищаться Каракоз?

Нет, Маржан — лучше, чем казалась, есть у нее и мягкость, и доброжелательность. Лишь когда она говорит о смирненьком Сырыме, у нее появляются нотки жестокости. Но и то только чуть-чуть.

Лед ломает Каракоз. Она говорит прямо, без обычных для казахов иносказаний. Ее не обманывает тихая и вкрадчивая речь Маржан, ее трудно поймать на крючок. Почувствовав, что Каракоз уговорить невозможно, Маржан оставляет свои обольщающие слова и обращается к другим средствам. Но дочь не собирается отступать. Как говорится, нашла коса на камень.

Мать и дочь по-разному, но одинаково сильны. Узел не развязался. Победитель и побежденный не выявлены, раны не обнаружены. Маржан при всей своей хитрости не смогла сломить Каракоз.

Очередная сцена: сваты, друзья, сопровождающие молодых. Хитрая Маржан не обмолвилась ни словом о разговоре с Каракоз. Спокойная, благодушная, она целует в лоб жениха Наршу. Старинный обычай — благословение, приветствия и различные напутствия.

Но борьба усиливается. Обычаи и традиции тоя взяты как фон, на котором разыгрывается запутанная драма. Нарша раскрыл свою тайну друзьям. Маржан встретилась с Каракоз, готовая задать вопрос о том, что будет дальше. Близкий друг Нарши Асан начинает жар-жар, обычную свадебную песню. Она пелась многими поколениями и для Асана обязательна.

Здесь же Сырым поет песню, в которой выражается мучительная тоска Каракоз. Нет, это не песня-рабыня, не песня-прислужница, в ней правда и бунт, месть и стремление к свободе.

Скорбь Каракоз, высказанная устами Сырыма, действует на Маржан, как раскаленные угли, немалое горе доставляет она и влюбленному в свою невесту Нарше. На свадьбе уже не насмешек и юмора в словах джигитов и девушек. Маржан первая пресекла вольности. Она хватается за кинжал, она готова выпустить пулю, приготовленную для Каракоз. Ярость охватила Маржан, дала ей силу в беспощадной борьбе с Сырымом. Для нее теперь Сырым — только нарушитель традиции предков. Он—отступник, и вместо того, чтобы благословить невесту и с почестями проводить в новый дом, заводит какие-то непотребные речи..

Для Сырыма Маржан, продавшая его возлюбленную за деньги,— насильница с окровавленными руками, принесшая много горя й слез невинным людям.

М. Ауэзов сталкивает абсолютно противоположные взгляды на жизнь, здесь друг другу противостоят непримиримые понятия и нравственные нормы.

«Эй, Сырым, подойди сюда! Подойди ко мне! Скажи-ка и ты мне свое мнение! С глазу на глаз скажи!!»— Сколько ярости и злой силы чувствуется в этих словах. Маржан взывает к заветам предков, напоминает о родственных отношениях. Но как бы она ни лютовала, что бы ни говорила, ответ Сырыма краток: «Я — джигит Караула, Каракоз — дочь Караула, его красавица, его величие».

Слово за слово, и вот выведенный из себя джигит бросает в лицо аульной байбише тяжкое обвинение— она разбогатела на продаже девушек, она бесчестна и отвратительна.

Маржан чувствует, что побеждена, но старается сохранить свое достоинство.

Больше того, она напускает на Сырыма своих, преданных ей людей, вроде Жарлыгапа или Жабая. Таким образом, на свадебном тое Каракоз многое тайное стало явным. И хотя духовно Сырым победил, традиция была соблюдена: Каракоз уехала с Наршой.

На первый взгляд, этим и должна была драматическая борьба кончиться. Но разве может уступить Сырым злой и невежественной Маржан? Если поначалу он колебался, то теперь преданность и поддержка Каракоз придает ему уверенности.

Борьба не прекращается. Группа, враждебная Сыры-му, вновь собралась вместе и ждет Каракоз, которая уже едет невестой. В этой ситуации противоборствующие характеры обнаруживают новые грани, демонстрируют новые чувства.

Хотя знатная сваха и покрикивает недовольно на аульных девушек, той проходит с традиционной торжественностью. Звучит «беташар» — свадебная песня, широко распространенная в народе. Беташар (открывание лица) для молодой невестки, только что перешагнувшей порог нового дома, готовящейся стать его хозяйкой — это урок и назидание.

Беташар, исполненный Асаном, для получения коримдика( подарка при открывании лица невесты), хотя и веселит посторонних, но не может смягчить сердце основных героев.

Наршу угнетает чувство оскорбленной чести, сознание, что девушка не любит его. Каракоз подавлена положением пленницы — все это вместе создает драматическую ситуацию, в которой герои до конца раскрывают свою сущность.

Горе, великую обиду Нарша выражает без злобы, в словах его нет уязвленного самолюбия. Он не упрекает Каракоз, говорит о своих сомнениях и подозрениях вежливо и мягко. Нарша знает цену сложностям душевной жизни. Другой бы на его месте не церемонился с девушкой, за которую уплачен калым и получено благословение. Если она не слушается и не идет туда, куда ей говорят,— в ход пускается камча.

Нарша стремится вылечить душевные раны Каракоз словом, мечтает, чтобы она сама полюбила его. Но Каракоз лишь жалуется на путы, загубившие ее жизнь. И слова эти бьют джигита по сердцу, словно плеть. Как же можно искренне называть благословение, традиции предков путами? Терпение кончилось, Нарша дршед до крайней точки. Каким бы он ни был спокойным, выдержанным, но все-таки сын своей эпохи и не может перешагнуть через ее мораль, ее законы, обычаи и традиции.

Если вначале он вроде бы предоставил свободу Каракоз, даже казался откровенным с ней, то теперь берет власть в свои руки и поступает, как и положено законному, уплатившему калым мужу. Жизнь Каракоз становится невыносимой, она задыхается от горя и бросается за помощью к единственному, кто может осушить ее слезы,— к Сырыму.

Драматург психологически точно мотивирует ужас молодой женщины перед подневольной жизнью, супружеством без любви, ее желание вырваться из этой среды. И крик «Не бросай меня!» полностью соответствует ее образу. В этом случае характер уверенно влияет на сюжет, поворачивает его в новое направление.

Тяжкие, ужасающие обстоятельства вызывают у Сырыма и Каракоз дух сопротивления, который раньше все таки не проявлялся в полной мере. Если перед свадьбой Каракоз не послушалась Сырыма и не решилась бежать с ним, то теперь она, кажется, готова к этому.

Диалоги героев при последней встрече пронзают своей печалью и горечью. Полные тоски о несбывшемся счастье, они написаны белым стихом, в котором — и предчувствие черных дней, и безысходность положения, и гнев поруганной любви, и жажда схватки.

И все же Каракоз не решается уйти с Сырымом. Как бы ни хотелось ей вступить в борьбу, она остается дочерью своего времени—-эпохи калыма, почитания традиций предков и старины.

И хотя добрые люди знали, что Каракоз не согласна на такое замужество, что сердце ее преисполнено скорби, они не могли открыто назвать имя ее любимого. Эта загадка вызывает ярость Маржан и Нарши. Возможно, о чем-то догадывается Асан, но у него нет уверенности. Однако, если бы спрятавшийся Матай и не подкараулил Сырыма и Каракоз, тайна все равно раскрылась бы, настолько был насыщен страстями конфликт.

Вчерашняя девушка сегодня стала снохой в чужом доме. И вот она в объятиях любимого.

Когда Нарша, Жарлыгап, Жабай, Асан застают Ка-рагоз и Сырыма вместе, они ошеломлены и готовы взорваться от злобы, каждый реагирует соответственно своему характеру. Плачет от унижения Нарша. Жабай заходится в крике: «Негодница, чтоб тебе провалиться сквозь землю!» «Бесстыдница, почему не горит твое лицо! Убейте, убейте обоих!»— слова Маржан. До этого она терпела поражение от влюбленных, была истерзана людскими сплетнями. Теперь наконец торжествует и заставляет избить Каракоз. Исход борьбы, таким образом, решает кровавая дубина зла.

«Убейте меня... не оставляйте живой! Я... все равно умру. Возьми меня, господи! Дай умереть мне чистой смертью!»

Таков последний крик Каракоз, когда на нее обрушились безжалостные удары невежественных ревнителей дедовских заветов.

Тяжкие страдания лишили Каракоз рассудка. Сумасшествие ее нельзя считать простым сценическим эффектом или подражанием Шекспиру. В нем — трагический финал, продиктованный непримиримостью вольнолюбивого характера к обычаям и традициям злой эпохи. Естественно, что противоречие между чувствами Каракоз и моралью среды должны были закончиться поражением индивида.

Эта картина еще раз убеждает, насколько глубоко знает Ауэзов самые темные глубины человеческой психики.

В монологе Сырыма в конце третьего акта дается всплеск мести человека, потерявшего любимую, энергия джигита, окончательно решившегося на борьбу. Мы считаем этот монолог одним из лучших в казахской драматургии.

И все же следует отметить, что в последнем акте действие подменяется разговорами героев, дальнейшие события передаются в их монологах.

Последнее дыхание Каракоз прерывается с именем Сырыма. Перед смертью она видит его в воображении. Умирает от унижения и безответной любви и Нарша. Остается в муках один Сырым.

В последней картине Ауэзов выводит на сцену привидение Каракоз. Эта картина играет большую роль в раскрытии главной идеи произведения, ее общей цели. Хотя Каракоз погибла, хотя победила несправедливость, но остается для борьбы Сырым. Он хорошо владеет зажигательным словом, у него острый и точный язык поэта.

Мастерски используя закономерности сцены, Ауэзов выражает оптимистическую идею трагедии устами Каракоз.

«Подпояшься потуже!.. Развяжи заплетающийся свой язык! Оправдай себя и меня! Я поручаю тебе это! Сломанное седло можно починить, поруганное чувство можно залечить словами. Пусть твой голос бушует над тугаями, сотрясая их, как буря. Думаю, у тебя не будет врагов, которые смогли бы прямо посмотреть в твое лицо. И буря, и дождь затихают и умирают. Развяжи свой язык! Проснись! Встряхнись! Говори, говори!..»

Да, это прежняя — прекрасная и сильная Каракоз. В каждом слове ее — тяжесть, энергия. При использовании возможностей сегодняшней сцены монолог воздействует на зрителя с большой эмоциональной силой.

Сырым — печальный, раздавленный несчастьем,— как бы встряхивается и возрождается, и перед ним занимается рассвет его поэтической славы. Поэт Сырым обращается к осмыслению народной мечты, к борьбе за народные нужды. Этот поворот драматург раскрывает через пламенную песню Сырыма, которая звучит как клятва. Он и раньше был поэтом, но теперь родился заново. Теперь это не просто стихотворец. Это человек, прошедший через многие муки, потерявший возлюбленную, но не сломленный, а вышедший на широкий простор жизни.

Трагедия «Каракоз» заканчивается как героическая симфония, в которой встретились и переплелись многочисленные голоса сурового и мрачного времени. Это произведение — одно из лучших в казахской драматургии.

V

Когда Абай прощался с жизнью, Мухтар был семилетним мальчиком. Разумеется, столь талантливый человек, как М. Ауэзов, мог бы стать писателем, даже если бы он родился в любом другом уголке Казахстана. Но то, что он родился в Чингистау, среди тобыкты, был земляком великого поэта Абая, явилось одним из факторов, оказавших особое влияние на его творческую судьбу.

По настоянию деда Мухтара — Ауэза, человека образованного, знакомого с восточной литературой, он с малых лет начинает заучивать наизусть стихи Абая, и это впоследствии дает свои плоды. Младшая жена Кунанбая была сестрой Ауэза, поэтому аулы Абая и Омархана были близки и связаны родственными узами. Айгерим, Еркежан, Какитай, Кокбай, Катпа, Баймагамбет, Турагул, Шакарим — все они современники Ауэзова. Все много знали и рассказывали об Абае — великом акыне, гражданине с великим сердцем, заботливом отце. Мухтар в девять лет начал учиться в Семипалатинске, но в дни каникул приезжал и жил месяцами в Чингистау. Он не терял связи с родным аулом никогда.

Эти факты сыграли большую роль в будущей истории казахской литературы. Щедрая родина Абая дала еще один талант и раскрыла перед его чутким сердцем образ его гениального земляка. Рассказы очевидцев о большой жизни, прожитой Абаем, не остывшие следы прошедших событий точно и правдиво вливались в сознание молодого художника. Мухтар мог и не предполагать в те годы, что он плавает в великом море жизненного материала.

Знакомство Мухтара с Абаем, начавшееся с заучивания его стихов, бесед с друзьями, родственниками поэта постепенно перешло в исследование.

Среди споров вокруг Абая в 20—30-е годы, иногда выходивших за литературные рамки, обстоятельные статьи Мухтара Ауэзова стоят особняком.

В первую очередь — Ауэзов создал научную биографию Абая, убедительно доказал, что значение его для истории казахской литературы такое же, какое имел Пушкин для русской литературы. Он раскрыл огромное влияние Абая на становление казахского литературного языка, на развитие его поэтической культуры. Поэзия Абая рассматривается вкупе с национальной традицией, а также с литературами Востока и Запада. Вместе с тем Ауэзов собрал бытовавшие в народе стихи и прозу Абая и напечатал в журналах, а в 1933 году выпустил первый полный сборник его сочинений.

Начав свой творческий путь в 1917 году, Ауэзов наряду с публицистикой, прозой, драматургией, параллельно работал в области литературоведения, научно-исследовательской деятельности. До сороковых годов он вместе с другими учеными создал уникальные труды по творческой биографии Абая.

В Абае — светоче, зажженном в непроглядной ночи, как будто собрались воедино все драгоценные качества казахского народа, его мечты, идеалы. Писать об Абае — значило писать о Совести казахского народа. Значило писать о путеводной звезде, медленной, как караван, его истории. Трудности со сбором материала — дело само собой разумеющееся. Следовало в первую очередь быть талантливым, высококультурным человеком, сведущим во многих областях науки, чтобы суметь в художественном произведении воссоздать полнокровный образ столь интеллектуальной личности, какой был Абай. В конце тридцатых годов Мухтар Ауэзов уже мог взяться за главную свою тему. Он испытал и радость, и счастье, и печаль и знал им цену. Богатство его духовного мира, огромный жизненный опыт были одним из источников, насытивших образ центрального героя всеми соками неспокойной жизни.

На первом съезде советских писателей Максим Горький сказал, что дружба литератур—дружба народов. Н. Тихонов, В. Луговской, Н. Асеев переводили древнюю грузинскую поэзию на русский язык, А. Твардовский и А. Сурков приложили немало труда, чтобы познакомить всесоюзного читателя с полными романтики украинскими книгами. К. Симонов, Е. Долматовский сроднились с белорусскими писателями.

Поэты А. Гитович, В. Рождественский, прозаики Ю. Березовский, Н. Чуковский, П. Лукницкий во главе с Леонидом Соболевым в 1935 году приезжали в Казахстан.

Это путешествие Соболева, ставшего впоследствии одним из самых близких друзей казахской литературы, надолго определило его творческие привязанности.

Соболев уехал из Казахстана, прибавив к своему богатому опыту знание новой, яркой и необычной жизни. Его пленили не только изумительная красота степей, но в первую очередь — люди. Главные впечатления не заставили себя долго ждать и легли на бумагу. Через судьбы пастуха Хасена, телятницы Батихи Леонид Соболев показал прекрасные качества жителей степного края. В статьях «Джамбул Джабаев», «Казахская советская литература», «Гений не умирает» он познакомил русских читателей с братской литературой, ее лучшими произведениями.

Встреча Мухтара Ауэзова, выпускника Ленинградского университета, хорошо знавшего восточную и западную классику, и выходца из образованной русской семьи, бывшего флотского офицера Леонида Соболева вылилась в долгую, глубокую дружбу единомышленников.

Два больших писателя в соавторстве готовят научные труды: «Очерки истории казахской литературы», «Эпос и фольклор казахского народа». Кроме того, Соболев редактирует «Антологию казахской литературы», сборник стихов и поэм Абая Кунанбаева. Замечательный плод творческой дружбы М. Ауэзова и Л. Соболева — совместно написанная ими трагедия «Абай».

Перед М. Ауэзовым и Л. Соболевым стояла трудная творческая задача: Абай не оставил никакого эпистолярного наследия, отдельные страницы из его рукописей дошли до нас трудными и сложными путями. В этом отношении драматурги были, как говорил сам Ауэзов, в положении людей, которые остались у головешек после откочевавшего аула.

Особенности степной жизни заставляли людей многие события держать в своей памяти. Такова священная традиция, передаваемая из поколения в поколение.

Казахи высоко ценят поэзию. Трудно найти в нашем народе человека, который не смог бы сымпровизировать четверостишие. Поэтому неудивительно, что многие (особенно профессионалы — акыны и ангимеши — рассказчики) запоминают с одного исполнения и могут повторить без запинки объемистые дастаны и эпос, бытовые рассказы и истории из «Тысячи и одной ночи». Не удивляет и высокая степень точности передачи рассказов о выдающихся личностях прошлого.

Такие рассказчики-ангимещи сообщили Мухтару Ауэзову довольно достоверные сведения о великом Абае. Конечно, трудно поручиться, что они не прибавили от себя какие-то детали к рассказам или не утаили чего-нибудь. Весьма возможно, что единомышленники и родственники Абая акцентировали внимание на положительных чертах характера и деятельности великого поэта, в то время как враги старались оттенить его недостатки.