Menu Close

Древо обновления — Рымгали Нургалиев

Аты:Древо обновления
Автор:Рымгали Нургалиев
Жанр:Білім
Баспагер:
Жылы:1989
ISBN:
Кітап тілі:Орыс
Жүктеп алу:
VK
Facebook
Telegram
WhatsApp
OK
Twitter

Бетке өту:

Страница - 25


Таких качеств в Даурене Малик не находит. И обращается в соответствующие инстанции с просьбой воздержаться от назначения зятя на ответственную работу — деталь, характеризующая бойцовские качества Малика.

III

Большое место в жизни театра занимают ныне инсценировки. Редкое из сложных и крупных произведений мировой литературы не было приспособлено к сцене и не предложено вниманию зрителей. Иногда из одного произведения делается несколько вариантов для театра. Когда повесть «Бедная Лиза», обозначившая начало русского сентиментализма, вышла на сцену, трудно было поверить, что она как бы для всей классики открыла двери театров, что инсценировка стала новым явлением в искусстве.

Известно, что в русских театрах ставились и басни Крылова, и баллады Жуковского.

Несмотря на запрет Гоголя, который требовал, чтобы ни одно его слово не было изменено, по воле зрителей «Мертвые души» были инсценированы.

Отдельные главы романов великого Толстого стали основой лучших инсценировок. На письмо одного антрепренера (от 1890 г.), просившего разрешения превратить рассказ «Хозяин и работник» в драму, Лев Толстой ответил: «Премного согласен, даже если превратите в балет».

Ф. М. Достоевский был не очень расположен к инсценировке своих знаменитых романов. Но выдающийся мастер сцены Вл. И. Немирович-Данченко сделал все, чтобы приспособить их к театру.

Такие романы М. Горького, как «Фома Гордеев» и «Мать», повесть «Трое» и рассказ «Двадцать шесть и одна», были поставлены в театре. Автору не понравилась инсценировка повести «В людях», и он сам взялся за пьесу. Пример плодотворного сотрудничества можно увидеть в творчестве Вс. Иванова, который на основе повести «Бронепоезд 14—69» написал классическую пьесу.

Инсценировка по роману «Абай», созданная и поставленная выдающимся казахским актером Шакеном Аймановым и опытным режиссером Я. Штейном, шла с большим успехом и удостоена в 1951 году Государственной премии СССР. В разные времена на сцены казахских театров вышли «Миллионер», «Ботагоз», «Светлая любовь», «Акбопе». Правда, в театре они не получили столь широкого признания, как в литературе. И дело не в качестве инсценировки, слабости режиссуры или недостатках игры актеров, а в неизбежных потерях при переходе произведения из одного вида искусства в другой. На сценах казахских театров ставится несколько инсценировок повестей Чингиза Айтматова. Нужно отметить, что поворот к творчеству большого писателя открыл перед нашими театрами серьезные перспективы.

Рассмотрим инсценировку покойным Калжаном Нурмахановым знаменитой повести «Джамиля». В соответствии с требованиями драматургии некоторые события здесь поменялись местами, были добавлены тексты песен, изменены характеры некоторых героев (Садык, Жаныл), повествовательные тексты превращены в диалоги. Вроде бы сделано все, но впечатление от спектакля намного слабее, чем от литературного произведения. В чем причина?

В повести «Джамиля» нет строгого сюжета, крутых перепадов в действиях, ярких красок, здесь главенствует подтекст, грустная неуловимая мелодия, соответствующая настроениям того времени. Трудность перенесения на сцену этой лирической атмосферы как бы заранее предрекала, что инсценировка не достигнет больших успехов.

Другое дело — инсценировка «Материнского поля». Это произведение, целиком построенное на диалоге между Толгонай и Матерью Землей, так и просилось на сцену. Режиссер В. А. Львов-Анохин, мастерски пользуясь текстом Айтматова, при помощи заострения монологов, изменения мест действия, отбора героев, создал адекватный сценический образец.

Но инсценировки не всегда благо, иные из них представляют большую опасность для театра. Особенно когда в целях наживы иные авторы проталкивают на сцену переложения своих убогих романов и повестей.

Нынешний театр в интересах сближения сцены и зрителя начал обновлять древние традиции, не отвечающие сегодняшним требованиям. Стало нормой пользоваться в театре радиовещанием и кинокадрами. Но главное новаторство состоит в сокращении объема драматических произведений, после чего сценическое действие стало более напряженным. Поиски в этом направлении идут и в творчестве казахских драматургов.

Непревзойденный мастер рассказа в мировой литературе Ги де Мопассан создавал свои произведения на материале бесед за столом или в долгой дороге. «Памятник Шуги» Беимбета Майлина также начинается словами попутчика.

В рассказе Тахави Ахтанова «Потерянный друг» воспроизводится печальная история женщины, которая многие годы с болью в душе ожидает своего оставшегося в живых мужа, не получая от него никаких вестей.

На основе этого произведения автор написал драму «Неожиданная встреча» («Потерявшийся друг»). Сравнивая два произведения текстологически, можно заметить, как видоизменяются в наше время жанровые формы и что представляет собой творческая лаборатория художника.

Герои рассказа и пьесы одни и те же: Мангас, Мырзахмет Естемесов, Гайни, Галия, имя Нурлыбека в драме было изменено на Бабатай.

Главная задача драматурга — поддерживать внимание зрителей к действию на сцене. В этом смысле в сегодняшних пьесах часто применяется метод передачи событий глазами одного человека.

Это можно увидеть и в драме «Неожиданная встреча». Монологи Мангаса перемежаются сценическим действиям. В целом пьеса оставляет впечатление задушевной беседы Мангаса со зрителями.

Углубляя мотивы короткого прозаического произведения, укрупняя образы, автор создал новое драматическое произведение.

В первой части пьесы — передовая линия фронта. Но нет треска ружейных выстрелов, взрывов бомб, танковых колонн, мы видим командира взвода и бойца в минуты затишья. Характер степных джигитов не очень изменился. Они по-прежнему умеют оценить шутку, а при случае кольнуть даже своего командира.

Начав с веселой сцены, драматург постепенно разворачивает действие так, чтобы помочь раскрыться характерам. Мырзахмета и Мангаса. При чтении списков представленных к награде выявляется душевная широта и простодушие Мангаса, прямота и ироничность Мырзахмета.

После каждой короткой сцены Мангас остается один, дает оценку происшедшим событиям и продолжает оборвавшееся действие.

Мост, соединяющий отдельные эпизоды и создавший единство действия,— монологи Мангаса.

Что думает человек, внутренне собранный, готовый ради исполнения гражданского долга на любую жертву, включая жизнь?

Что думает человек, отдавший приказание, отправивший людей на верную гибель? Как он может смотреть в лицо тех, кто идет на смерть? Разве нельзя достичь цели, не принося в жертву молодые жизни?

Для Мангаса, который свой первый решительный шаг сделал в окопе, все эти вопросы имеют жизненно важное значение. Для него важен не упрощенный смысл слов «Быть убитым — убить», а смысл человеческой жизни, идеал этой жизни.

Назначение произведений о войне не в том, чтобы показать тактические и стратегические планы и разработки. Это дело историко-документальных, мемуарных книг. Долг художника — выпестовать характеры, раскрыть чувства, сознание человека.

Прошло уже много лет после войны, а Мангас никак не может избавиться от чувства вины перед командиром, которого оставил раненным в лесу, чтобы доставить в штаб добытые сведения.

Оригинальным в психологическом смысле стал образ Гайни.

Есть такие тихие и чистые люди, которые ни на шаг не отходили от своего аула, видят цель своей жизни в кругу семьи, желают благополучия своему очагу, ухаживают за детьми и уважают мужей. Супружеская верность, материнская доброта — благородные качества женщины.

Мы видим многих вдов, которые хранили клочок пожелтевшей и истлевшей бумаги, как талисман, и не сводили глаз с дороги. Видели и другое — трое детей, спавших в обнимку под общим одеялом, шли в школу под разными фамилиями.

Гайни в «Неожиданной встрече» хорошо сохранила в себе одно из лучших свойств казахских женщин — верность супругу. Сохранение одежды мужа, мысленная беседа с ним, как с живым человеком,— все это пережито не одной вдовой.

В рассказе. Алексея Толстого «Русский характер» боец, до неузнаваемости изуродованный на войне, вернувшись домой, выдает себя за другого человека. Мырзахмет в «Неожиданной встрече» далек от такого поступка, он не подавал о себе вестей специально и сознательно. Картина, кома так долго ожидавшая Гайни, увидела живого Мырзахмета, равнодушно проходящего мимо, и потеряла сознание, введена не для сценического эффекта, она отражает реальную ситуацию.

Во время встречи в гостинице грустный и отчужденный Мырзахмет заявляет, что поскольку лучшие годы он похоронил в окопах, то теперь волен поступать как ему хочется. Мангас считает, что вчерашним подвигом нельзя оправдать сегодняшнюю подлость. Жизненные перипетии превратили некогда веселого и смелого джигита в неверного супруга и бессердечного отца. А простодушный джигит нынче стал спокйным и рассудительным мужем. Отречение живого Мырзахмета от своей семьи — измена, предательство в мирные дни.

Диалоги Мангас — Мырзахмет в последней картине имеют особенное значение в раскрытии идеи произведения. Мы становимся свидетелями духовной схватки людей, исповедующих разные морали. И принимаем сторону Мангаса — человека с чистым сердцем и глубоким чувством справедливости.

Одной из популярных повестей в казахской литературе 60-х годов была «Печаль любви» того же Т. Ахтанова. В ней нет острого сюжета, захватывающих событий. Писатель поставил перед собой задачу— раскрыть внутренний смысл явлений и показать во всем богатстве оттенков интимные чувства человека. Через десять лет он вернулся к этой повести, внес некоторые изменения и превратил ее в пьесу.

Сюжетный ход повести, последовательность событий, герои остались прежними. Мало отличаются и конфликты обоих произведений. Многие диалоги «изготовлены» из текстов повести без изменения.

В своей драматургической работе Т. Ахтанов не ищет из ряда вон выходящих событий, редко встречающихся ситуаций, забавных положений, а старается создавать оригинальные образы посредством простой фабулы. Так происходит и в пьесе «Печаль любви».

Структура пьесы выстраивается из коротких, в некотором смысле законченных картин, следующих друг за другом.

В первой картине, которая происходит в ауле, поэтические способности школьницы Ляззат приходят в столкновение с тупостью ограниченного Куантая. Поступление одаренной девушки на любимый факультет в университете является естественным шагом.

Одна из трудных проблем драматурга — вывести на сцену героя, который сразу бы захватил внимание зрителей. Однако в пьесе Т. Ахтанова первые реплики трех девушек получились невыразительными. Если сразу не ухватишь конфликт, то невольно приходится переливать из пустого в порожнее. В сцене, где много движения, где чувствуется душевное волнение,—на заседании литературного кружка — мы знакомимся с молодым поэтом Ниязом. Он еще, как говорится, не сбил копыта о камни, готов хватать зубами птиц на лету, себялюбив и горд. Теперь же в его неотступные размышления о поэзии вплетаются чувства к незнакомой обаятельной девушке.

В прозе чувство любви может быть выражено движением бровей, изменением лица, дрожью пальцев, наконец психологическим анализом, текстом автора. В драматургии основная тяжесть приходится на слова действующего лица.

В классических произведениях казахской драматургии сцены любви написаны в основном в романтическом ключе, с вдохновенным подъемом. Многие из них так и льются водопадом белых стихов. Диалоги Енлик и Кебека, Срыма и Каракоз, Ахана-серэ и Актокты соответствуют своему времени и в какой-то степени передают его дух.

Для пьесы, строго собюдавшей реалистическую точность, имеет особое значение изображение первой встречи Ляззат и Нияза вдали от людских глаз, на лоне природы.

Признаемся, нам эта встреча показалась ординарной — в ней нет волнения, сердечного трепета. Незначительные диалоги Нияза и Ляззат — намного ниже возможностей драматурга.

Различны характеры трех девушек, живущих в одной комнате: некрасивая злая Салиха ради красного словца не пощадит ни друга, ни отца. Для не знавшей радости первой любви Ляззат весь мир представляется голубым и зеленым. Властная Багила приручила ухаживающего за ней джигита, как теленка.

Эта умница-разумница успела приобрести твердые правила. Если незамужняя — развлекайся да гуляй, узнай все радости жизни, испытай все удовольствия, парня своего держи в ежовых рукавицах, не подпускай близко к себе, пока не заполучишь свидетельство о браке с печатью. Семейная программа Багилы еще проще: рожай детей одного за другим, тогда мужчина будет всегда у тебя в руках.

По разумению этой девушки, любовь и страсть — пустые слова, между мужчиной и женщиной должны быть только постоянная борьба, соперничество, поражения и победы. В конце концов, верх возьмет тот, кто сильнее.

Как бы уверенно ни звучали эти слова, Ляззат они не убеждают. Даже когда она узнает, что Нияз человек женатый, она не поддается отчаянию и желанию отвернуться от всего мира.

В пьесе развиваются две темы: мотив любви и судьба художника. Ляззат страдает не столько от того, что Нияз женат, сколько от его фальши и лицемерия.

Свои мысли, касающиеся облика писателя, автор передает через образ Нияза. Не оценивший любви, преимуществ молодой и доброй поры, поэт постепенно сиротеет и начинает терять свой незаурядный талант. И хотя Ляззат уже не любит его как прежде, она продолжает жалеть его. Поэтесса, захваченная творчеством, она сочувствует Ниязу, живущему прежними стихами, и единственное, что еще соединяет их — это печаль по былому чувству.

Через десять лет мы снова встречаемся со старыми друзьями, и вот что получилось. Зубастая Багила теперь стала обыкновенной бабой, матерью пятерых детей. Хилый Наркоспак, ее муж, теперь полеживает, растянувшись, на диване, и с криком «эй, баба,» заставляет ее гладить брюки и чистить башмаки. Куда делась Багила, которая собиралась держать мужа под каблуком? Где тот Наркоспак, который на каждое слово девушки только и знал, что кивал головой да поддакивал.

Бездельник Куантай поднялся на такую высоту, что уже мечтательно поговаривает: споет степь, поет». Нияз теряет себя и постепенно опускается, а Куантай карабкается вверх. Салиха, которую при распределении направили в глухой аул, стала язвительным и плодовитым критиком, не поднимающим головы от книг.

Называя пьесы, с успехом идущие в казахских театрах и завоевавшие признательность зрителей, нельзя не упомянуть о драме Сакена Жунусова «Ажар и смерть». После присуждения на всесоюзном конкурсе приза пьеса начала ставиться и в русских театрах под названием «Сильнее смерти».

Насчет этой драмы существует два мнения: если одни пренебрежительно называют ее инсценировкой эпизодов нескольких произведений, то другие ставят в ряд выдающихся созданий.

Кто прав? Какое мнение предпочтительнее? Нет ли других соображений? В программах первых спектаклей указывалось, что драма написана по мотивам произведений Мухтара Ауэзова, Беимбета Майлина, Габита Мусрепова. В сборнике «Неизгладимые следы» пьеса опубликована с благодарственным сопровождением: «Посвящаю мастерам слова Беимбету, Мухтару, Габиту». А журнал «Жулдуз» опубликовал пьесу в № 2 за 1969 год уже без посвящения.

Обратимся к фактам. Человек, прочитавший или просмотревший пьесу, сразу вспоминает знакомые ситуации и известные события. В трех частях пьесы использован материал трех произведений.

В рассказе Мухтара Ауэзова «Сиротская доля» беспощадно показаны насилие и отвратительная жестокость, драматургический сюжет, можно сказать, представлен в готовом виде. Рассказ состоит также из готовых диалогов. Исповедь матери Жакипа об унижениях и позоре, пережитых ею, сама просится на сцену в качестве монолога. Сакен Жунусов зорко подметил это обстоятельство. Имена, правда, переменил: Ахан — Атан, Калтай — Катай, Газиза — Ажар.

Ход событий в рассказе: забитые обездоленные люди в одинокой зимовке среди безлюдной степи; приезд к ним двух мужчин, рассказ старухи, изнасилование девушки. Все это перенесено в пьесу.

В рассказе Габита Мусрепова «Отчаяние матери» женщина идет к волостному управителю, чтобы заступиться за своего сына, подлежавшегр мобилизации и отправке на фронт. Когда тот потребовал от нее за свою доброту близости, женщина убивает его ножем. В романе «Ботагоз» голову волостного Итбая рубит топор повстанца. Ажар тоже убивает топором волостного Катая.

Часть третья. Произведения Б. Майлина никогда не потеряют своего познавательного и художественного значения, поскольку выполнены талантливым реалистом. Поэтому отдельные ситуации из его повести «Коммунистка Раушан», в которой незабываемо показано обретение казахской женщиной человеческого достоинства после Октябрьской революции, благосклонно использованы С. Жунусовым в его пьесе.

Сличение текстов пьесы «Сильнее смерти», рассказов «Сиротская доля», «Отчаяние матери» и повести «Коммунистка Раушан» убеждают, что Сакен Жунусов использовал материалы произведений М. Ауэзова, Б. Майлина и Г. Мусрепова.

Вклад С. Жунусова сводится к инсценировке некоторых ситуаций названных произведений. Газиза в рассказе М. Ауэзова гибнет, в пьесе С. Жунусова она же, но под именем Ажар, оставлена в живых. Кое-что домыслено и расшифровано в произведениях Б. Майлина и Г. Мусрепова — моменты, которые в разъяснении не нуждались по причине их полной очевидности.

Пьеса С. Жунусова «Сильнее смерти»— интересная инсценировка названных произведений казахских классиков.

В последнее время на сцену пришли новые произведения, новые герои, новые явления жизни.

Событием для нашего национального искусства было присуждение Государственной премии СССР спектаклю «Кровь и пот» по одноименному роману А. Нурпеисова.

В «Восхождении на Фудзияму», пьесе Ч. Айтматова и К. Мухамеджанова, зрители многих зарубежных театров нашли немало близкого для себя.

В чем своеобразие этой драмы? Чингиз Айтматов — писатель концептуальный, в любом его произведении присутствует глобальная идея, философский и этический символ. Он никогда не ставил перед собой развлекательных целей, в кажущихся на первый взгляд незначительными событиях и деталях он умеет разглядеть проблемы общечеловеческого значения.

Творчество Калтая Мухамеджанова, автора прочно утвердившихся на казахской сцене пьес, отличается такими качествами, как драматизм, горький смех, гражданский пафос.

Не случайно эти два писателя стали соавторами, здесь не только личная дружба, но, главное, единство творческой позиции.

При поверхностном взгляде, в сюжете, композиции, мире героев драмы «Восхождение на Фудзияму» нет ничего такого, что поразило, ошеломило бы зрителей. Перед нами рядовое событие, из тех, что происходят каждый день. Вспоминается драма Зеина Шашкина «Сердце поэта», где через много лет собираются старые друзья и мучительно пытаются определить, кто написал донос. В тот же вечер один из них боясь за свою сегодняшнюю должность, снова совершает предательство. Эта пьеса была поставлена в казахском театре. Но общесоюзным явлением не стала.

Сравнивая эти произведения, можно увидеть, как на одном и том же материале, той же фабуле можно создать образы совершенно разного масштаба, высказать мысли, несоизмеримые по глубине.

В построении драмы «Восхождение на Фудзияму» воплощены последние новшества современной драматургии. Критики определили это произведение как «пьесу-диспут», «пьесу-спор». Композиция, образная система этой драмы опирается на традицию, которая пустила глубокие корни в казахско-киргизской литературах. Драматурги расширили, обновили и использовали ораторские приемы и форму айтыса, издавна бытующие в нашем древнейшем искусстве.

Если вычесть немногие шуточные и юмористические диалоги женщин, то пьеса с начала до конца предстанет как спор о судьбе Сабыра, во время которого раскрываются внутренний мир и духовная сущность доктора наук, писателя, учителя, агронома. Точнее говоря — на что способны ум, энергии, сердце каждого из них.

Человечность не измеряется твоим служебным постом, собранным по крохам богатством, обольстительными словами, когда ты разговариваешь так, будто намазал язык медом. Нужна такая нравственная основа, чтобы в любое время мог ответить перед своей совестью, перед людьми, крепко стоя на ногах, не отводя глаза — вот конечная идея-концепция, заложенная в драме «Восхождение на Фудзияму»

Более самостоятельной стала другая драма Сакена Жунусова «Раненые цветы»— о жизни аульных детей военных лет. Сказать по совести, наша детская драматургия влачит сиротское существование. Такие произведения, как «Золотая бита», «Красавица Аякоз», «Ибрай Алтынсарин», «Наш Гани» написаны давно, на основе эпических сюжетов и историко-биографических материалов.

В пьесе «Раненые цветы» каждое действующее лицо имеет свой собственный язык. Поступки, характер аульных детей военных лет, их раннее повзросление, озорные проделки, дерзкие пререкания со взрослыми — все это нашло отражение в названной драме.

Главный герой драмы — фронтовик по имени Баттал, потерявший на фронте глаза. Он единственный мужчина в осиротевшем ауле, где остались старики, старухи да детвора. Не очень грамотный человек, он много кричит, шумит, горланит, лишь бы хоть как-то заставить работать ослабевших людей. Ему нравится вставлять в свою речь слова, смысл которых он не очень-то понимает. Он приходит в ярость от того, что эвакуированная немка начинает преподавать в аульной школе русский язык. Когда вздорный характер объединяется с невежеством, жди бессмысленной жестокости. Потерявшая единственного сына, офицера Советской Армии, на фронте, женщина-учительница и без того душевно подавлена. Незнакомая среда, новый мир, где совершенно другие обычаи, привычки и нравы. Над ней издеваются ученики, жестоко оскорбляет Баттал. И это из-за того, что она немка.

Как видим, в основу пьесы положена идея интернационализма. Правда, осуществляется она на уровне малоразвитого сознания. В художественном отношении здесь также не все соответствует требованиям драматургии— нет сквозного действия, многовато общих мест, риторики, выдаваемой за публицистику.

Называя недостатки нашей сегодняшней литературы, мы бы особа подчеркнули неспособность вникнуть в диалектику души, примитивность психологического анализа.

Драма Сакена Жунусова «Тебе говорю, дочь», пришлась по душе зрителям не только при помощи умной режиссуры и мастерства актерской игры. В ней заметны знаки современной драматургии. Старые сюжетные нормы, опирающиеся на хронологическую последовательность действия, сегодня начали разрушаться. На первый план вышли требования психологизма, глубокое познание объекта путем подхода к нему с разных сторон. Вместо того, чтобы выводить на сцену многих и создавать излишний шум, сейчас утверждается традиция вглядываться в душу и сердце единиц. Такой подход значительно усиливает эмоциональное воздействие спектакля. Пример тому — пьеса «Говорю тебе, дочь». Главная героиня пьесы Разия перед смертью как бы заново осматривает прожитую жизнь. (Заметим, что не обошлось здесь без оглядки на повесть Валентина Распутина «Последний срок»). Молодость Разии пришлась на послевоенные полуголодные годы—она очутилась под влиянием таких людей, которые считали, что надо пожить в полное свое удовольствие, пока в лице играет кровь и кожа не покрылась морщинами. И честолюбивые красавицы, умножая поклонников, охотно следовали такой нехитрой программе. С возрастом некоторые из них умнели, а пустые теряли себя и старели в одиночестве.

В пьесе С. Жунусова много адюльтера, есть ряд сцен весьма невысокого вкуса. Нет, с такими пьесами нельзя думать о завоевании всесоюзной сцены.

В казахской литературе борьба между сторонниками старых традиций и носителями нового стала основой многих произведений всех жанров. Консерваторы в них обычно ограничены и слепы, сторонники новизны — безупречно благородные герои без единого изъяна.

В драме Акима Тарази «Везучий джигит» закончившему институт молодому специалисту Бокену противостоят директор, один из активистов аула, некий начальник областного учреждения. Через несколько лет от своего былого начинания отказался и сам Бокен, успевший стать большим начальником.

По нашему мнению, ценность художественного произведения складывается из его эмоционального воздействия и эстетической информации. В драме «Везучий джигит» при наличии знакомого конфликта показаны новые обстоятельства.

Как уже отмечалось, слабым местом многих наших пьес является диалог. Он очень литературный — и синтаксис соблюден, и предложения соответствуют нормативным грамматическим законам.

А вглядываясь в опыт классики, мы замечаем, что язык драмы в основном подчиняется динамике и интонации разговорной речи. Ведь язык драмы — это размышления героя перед людьми, его ошибки, победы, поражения. Гладко отшлифованные, обкатанные, бесцветные слова могут только испортить пьесу.

Герои драмы «Везучий джигит» разговаривают живым языком повседневности. Нас удивляет, что в их лексике, встречаются разные термины — географические, экономические, философские понятия, даже цифры.

Белый стих, речитатив, которые в свое время с классическим мастерством применяли Мухтар Ауэзов, Жумат Шанин, Габит Мусрепов при создании образов батыров, серэ, ораторов, влюбленных, вряд ли являются приемлемыми сегодня. При изображении современной действительности наши знаменитые драматурги обратились к языку реализма.

Еще одна особенность драмы — жанра, где характер человека раскрывается в основном в его словах; единство поступка и настроения. В названной пьесе Аким Тарази ухватился за эти звенья. Вполне понятно, когда едет начальство, в совхозах поднимается суматоха встречи. «Если даже змея заползет в дом, угости ее молоком»,— закон казахского гостеприимства. Это хорошо усвоил директор совхоза Асан, чуткий к настроениям вышестоящих.

Здесь на сцену снова выходит и Кирпишбай, «любимый», никогда не покидаемый герой Акима Тарази. Наш старый знакомый Кирпишбай, достойный своего имени — раз навсегда отформованный, тяжелый тугодум. Но и он после последней встречи преуспел: живет в областном центре, получил звание кандидата экономических наук. Надо сказать, что Акиму Тарази удалось в полной мере создать образ человека из выжидающих, которые всегда в выигрыше. У них нет своей позиции, да она им совершенно без надобности. Они всегда примыкают к тем, кто одолевает. А одолевающие — тоже люди, и новые сторонники им не только нужны, но и приятны.

Конфликт Кирпишбая и Бокена — это столкновение двух психологий, двух человеческих типов. Если идея Бокена возьмет верх и приобретет сторонников, люди вроде Кирпишбая не прочь присоединиться к ним. И получить свою долю.

Один из запоминающихся персонажей в пьесе — Ал-тынтис. В нем объединены черты людей, которые всегда жаждут скандалов, которым везде мерещутся враги и пожары. Сцена, когда он проглатывает свой золотой зуб и, прижав руки к животу, бежит на улицу,— вызывает веселый смех. Ведь имя его нарицательное: Алтынтис — золотой зуб. Смеешся над его суетной жизнью, убожеством поступков.

Драма Аманжола Шамкенова «Найду тебя»— о жизни городской молодежи. Чувствуется рука автора, постигшего особенности жанра.


Бетке өту: