Страница - 16

Глава семнадцатая

Жунус не смог доехать до Бухары. Рана на руке за­гноилась, поднялась температура. Его сняли с поезда на пограничной станции Зиятдин, Бухарского эмирата, и переправили в кишлак Бахча-Қалям. Здесь стояла пе­редовая часть войск эмира, контролировавшая боль­шую Самаркандскую дорогу.

Начальник гарнизона, он же военный министр — ва- зир-и-харб, не надеясь на бухарцев, пополнил эту часть семиреченскими добровольцами. Среди них находился и Амен.

Узнав о раненом Жунусе, он вечером прибежал к не­му. Тот лежал бледный. Раненая рука покоилась на груди. Амен смотрел, не отрывая глаз, на осунувшееся лицо Жунуса. Раненый застонал.

— Как вы себя чувствуете?

Узнав голос преданного ему джигита, Жунус в ответ слабо улыбнулся.

Амен не стал терять времени на расспросы. Он ра­зыскал на дворе хозяина, подслеповатого хромого ста­рика, и выругал его:

— Если он умрет, я тебя расстреляю!

— Сын мой, что я могу сделать? —заплакал старик.

Приказав вынести Жунуса в летнюю половину дома, Амен побежал в комендатуру. Там сидел задержанный ночью конным разъездом лекарь. У него оказался до­кумент, выданный бухарским раисом,— начальником полицейского участка,— и удостоверявший, что табибу Маджиду разрешен проезд по всему эмирату. Амен, пло­хо разбиравший закорючки арабского шрифта, положил справку в карман, а Маджида запер в обхану. Утром, вспомнив о Маджиде, Амен пошел спросить у полков­ника, что делать с арестованным лекарем.

— Отправить в рекхану,— приказал полковник.

Амен шел к лекарю и думал: не всегда полезна спеш­ка! Если бы он отправил сегодня утром табиба в Буха­ру, сейчас пришлось бы раскаиваться.

— Раненого вылечишь, я тебя отпущу! — пообещал Амен.— А иначе пойдем в рекхану.

Маджид молчал. Что ответить? Если бы он был фа­кир, а не фельдшер-самоучка, он обещал бы. Однако терять ему нечего... И он пошел за Аменом.

Маджид снял у Жунуса повязку с руки. Пуля про­шла навылет, частично раздробив кость. Рана загно­илась, начиналось заражение. Что делать? Отказаться от леченья, значит, обречь себя на верную смерть в рекхане.

Маджид промыл руку легким раствором соли, попро­сил у хозяина чесноку, выжал сок, смазал рану и пере­вязал.

Как ни странно, к утру Жунусу стало лучше. Когда пришел Амен, он крепко спал.

С этого часа отношения между лекарем и Аменом круто изменились.

Они часто и подолгу беседовали. Слушая рассказы Амена, Маджид уловил в них нотки разочарования.

На третий день, когда кризис у раненого миновал, они беседовали и под конец разоткровенничались. Амен рассказал лекарю о своей жизни.

В городе Туркестане у него была невеста, красивая девушка. Она приглянулась милиционеру, и тот, застра­щав отца, увез ее. Амен попытался спасти возлюблен­ную, но счастье повернулось к нему спиной. В драке он убил соперника, и ему пришлось бежать. Тогда он при­стал к Жунусу, гостившему в мавзолее Ходжа-Ахмеда Яссави.

Прошла еще неделя. Жунус быстро шел на поправ­ку. Маджид по-прежнему ухаживал за ним. Полковник забыл о лекаре, память его потонула в потоках выпито­го виноградного вина.

Отъезд Маджида откладывался со дня на день. До­рога на Бухару была опасна, могли, в любую минуту схватить второй раз и бросить в тюрьму. Лекарь решил подождать выздоровления Жунуса, чтобы отправиться вместе с ним в Бухару.

Незадолго до отъезда Маджида открылся базар в Бахчи-Калям.

В Средней Азии с давних времен базар не только ме­сто торговли. Здесь обсуждаются события дня и можно услышать всевозможные новости. Захватив с собою Мад­жида, Амен направился в Бахчи-Қалям, он хотел знать, что творилось на белом свете.

Базар был в полном разгаре. На суфе разложив товары, сидели бухарцы в широких ярких халатах и в белых чалмах. Бойко шла торговля. Продавцы и поку­патели били по рукам. Над толпою стоял разного­лосый гул.

— Посмотри на этих кровопийц! — указал Амен.

Маджид оглянулся. В центре базара стояли три уз­бека в халатах из кашмирского шелка, в атласных тю­бетейках. Один из них, в лакированных сапожках, ко­вырял во рту серебряной зубочисткой и внимательно слушал второго, что-то . оживленно рассказывавшего, Третий одобрительно улыбался, заложив руки за спину.

— Здешние тузы — аксакалы. Вон тот с зубочист­кой — хозяин кишлака. Конокрад. Воровал у казахов лошадей, продавал в Бухаре, а лучших иноходцев да­рил первому визиру. У него на содержании несколько воров. Они совершают далекие ночные переходы в нура- тинское бекство, где живет много казахов. Полковник знает об этом, но молчит. На днях конокрад подарил ему вороного иноходца с пятном на лбу. Замечательный аргамак!                   .

Маджид внимательно слушал.

— А это — имам, смотритель мечети. Взяточник. Раз­вратник, заражен дурной болезнью. Говорят, все тело покрыто у него язвами. Недавно один из сарбазов ¹ в пьяном виде застрелил старушку. Имам заступился за убийцу, пошел к полковнику и доказал, что раз он убил не по умыслу, поэтому, по шариату, наказывать его не следует. А солдат потом рассказывал, что купил отпу­щение грехов у имама за сходную цену.

— А третий кто?

— Мираб, хозяин воды. Убийца. Темная личность. Дай закурить! Ты приучил меня к табаку.

— Кури, брат,— Маджид протянул коробочку.— Та­бак успокаивает.

Свернув папиросу, Амен высек кремнем огонь и за­курил.

— Вчера был такой случай,— начал он рассказы­вать про мираба.— В соседнем кишлаке жил декханин- таджик, некий Боки Шо-мирзо. Его сын обрабатывал землю мираба, старался, но мираб надул его. Сыну на­доело работать даром, и он сбежал. Тогда мираб при­вел лжесвидетелей в суд, и они показали, что сын тад­жика Шо-мирзо не доработал одного года. Мираб тре­бовал возвратить пай воды. И суд стал на его сторону. Но так как воду нельзя было возвратить, то решили заменить ее рисовым полем. Это еще не все. Кто-то до­нес, что сбежавший сын декханина скрывается у боль­шевиков. И вот два дня тому назад декханина схватили, пытали, заставляя сознаться, что его сын большевик... Мираб участвовал в допросе. Он сам придумывал пыт­ки. Несчастному загоняли иглы под ногти. Я видел это собственными глазами...

Амен взял под руку Маджида и увлtк его в другую сторону базара.

— Посмотри на этих несчастных, опухших от голо­да! Их доход от хозяйства делится на пять частей. Пер­вую часть они преподносят эмиру за то, что им выпало счастье быть его подданными. Вторую — мулле в искуп­ление грехов. Третью — мирабу за неправильное распре­деление воды. Четвертую — старосте за то, что он дер­жит весь кишлак под страхом доноса...

— А пятую?

— Если она останется, то для своих голодных детей.

— Не сладкая жизнь в Бухаре! — сказал Маджид, Их внимание отвлекли шум и крики. Двое полицей­ских волочили по земле узбека, один из них беспрерыв­но замахивался дуррой. Узбек громко божился и стонал,

— Ясно, им понравилась вещь, привезенная на базар.

— Хотят отнять?

— Конечно. Они сейчас запрут его в каталажку, а затем выпустят. Декханин побежит быстрее зайца.

— Я вижу, ты хорошо знаешь, как здесь живут лю­ди!..— одобрительно промолвил Маджид, оценивший наблюдательность Амена.

— Да, я давно думаю, для кого мы воюем и разо­ряем народ.

Не успел лекарь ответить на этот вопрос, как им на­встречу попался шут-острослов, в коротеньком пиджач­ке, сшитом из цветных лоскутов, в конусообразной вой­лочной шляпе. На самой верхушке ее торчали птичьи перья. В руках шут нес попугая.

— Скажи, попугай, что ожидает джигита? — сказал он, проходя мимо Амена.

Попугай оглянулся и прокричал «дурак». Довольный шут засмеялся и сказал на ухо Амену:

— Только не ты, а старый евнух эмира!

Понизив голос, шепнул:

— Эмир очень дешево продает свои грехи, ищет по­купателя!

— Разве приближается день страшного суда? — при­щурил глаз Маджид.

— Говорят, он видел во сне Фрунзе!

Шут зашагал дальше, выкрикивая:

— Попугай предсказывает судьбу!

 — По-моему, он скоро угодит в рекхану! — сказал Амен.         .

Они обошли весь базар и присели у хауза с зелено­ватой застоявшейся водой.

— Амен, у тебя трезвый ум, острый язык, ястреби­ные глаза,— сказал лекарь,— Ты не должен служить добровольно в стране бесправия. Уходи!

— Куда?

— Туда! — коричневый палец Маджида указал в сторону границы.— В советский Туркестан.

— А ты?

— Я тоже иду туда! — открылся Маджид.

Амен усмехнулся.

— Тогда ты заблудился, дорогой. В той стороне на­ходится Бухара.

— У русских есть хорошая пословица: язык до Киева доведет! — уклончиво ответил Маджид.

— Ну, если так, то я могу сказать: за джигитом долг не пропадет. За Жунуса я тебя отблагодарю.

И Амен крепко пожал руку лекарю.