Страница - 36

ПЕРВАЯ ЧАСТЬ. Глава первая

Над самой Карагандой самолет, на котором летела Дамеш, врезался в грозовую тучу. Самолет этот — силь­ную четырехмоторную машину ИЛ-18, похожую на ги­гантскую стальную ласточку — сначала сильно качнуло, а потом начало бросать из стороны в сторону, как шлюп­ку во время бури. Это встревожило пассажиров. Очнув­шаяся от глубокого раздумья Дамеш вдруг увидела вокруг себя взволнованные лица, услышала чьи-то во­склицания; какая-то женщина держала ее за руку и ис­пуганно спрашивала:

— Что случилось?

Кто-то еще обратился к ней с таким же нелепым во­просом. Не отвечая, Дамеш прильнула к окну. Самолет снижался. Туча, в которую он попал, была темной и плотной, и в кабине наступили серые вечерние сумерки. И вдруг в этой полутьме произошло что-то невероятное: вспыхнула огромная — во все небо — ослепительно-бе­лая молния, стеганула как бичом тучу, самолет и исчезла.

Свет был таким резким и раздражающим, что у Дамеш сразу заломило виски. Когда она снова открыла глаза, то увидела, что самолет неподвижно висит в воздухе; сы­рые, как губка, кучевые тучи зажали его со всех сторон,  держат и не отпускают; это продолжалось с полминуты, потом ударил гром — открытый, какой-то очень сухой и •раскатистый. Рев его, казалось, потряс все небо. Самолет затрещал, его закачало так, что Дамеш подумала: вот- вот он опрокинется.

И снова стеганула молния, и Дамеш сразу поняла, что это ударило где-то очень близка. «Вот так и убьет»,— быстро пронеслось у нее в голове. Она снова взглянула на сырой сумрак за окном и увидела, что он поредел и мимо них все время проносятся какие-то призраки,— не то обрывки облаков, не то хлопья тумана, не то белый прозрачный дым. И вдруг всё сразу кончилось. Засияло солнце. Машина вырвалась из тучи. Показалась земля — длинные белые коробки зданий, желтый и зеленый мох возле них.

Пассажиры смотрели вниз, шумно переговаривались. Блеснула широкая река, похожая на белбеу, а рядом с ней черные точки — юрты и дома величиной со спичечный коробок — это самолет пролетел по пригороду, отсюда до Караганды уже рукой подать. Они продолжали спус­каться, и теперь мимо Дамеш неслись уже не хлопья ту­мана, а небольшие облачка. Потом и они растаяли, и по­казался большой город. Тут самолет начал уже не сни­жаться, а падать. Так с неба падает беркут на лисицу, Дамеш смотрела из окна на все приближающуюся зем­лю, на голубой решетчатый забор, на встречающих, что стояли за ним. Она думала теперь только о том: кто же пришел встречать ее? Ораз или Каир? А может быть, оба они пришли?

Самолет сел на землю, побежал по полю, сделал по­лукруг и остановился. Появились носильщики, заговори­ло радио. Диктор сообщил:

— Совершил посадку самолет, рейс 99, Москва — Ал­ма-Ата.

Самолет, следующий из Москвы в Алма-Ату по рей­су 99, прибыл в аэропорт.

Потом последовала минутная пауза, и тот же голос произнес:

— Начинается посадка на самолет, рейс 47...

Это был большой порт союзного значения, и каждые десять минут отсюда отправлялись самолеты во все кон­цы республики.

Дамеш спрыгнула на землю, постояла, подумала и пошла к голубому забору. Там неясно колебалась толпа встречающих, слышались восклицания и смех. Иногда взлетал букет и сейчас же его подхватывали чьи-то руки. А ее, Дамеш, кто встречает? Что ж, может быть, и никто, И так тоже бывает!

И тут ей показалось, что она видит Ораза. Ораз — показалось ей — стоял за забором и махал рукой. «А Ка­ир где же? — кольнуло ее, но сейчас же она и ответила себе: — Где? Дома! Разве он пойдет ее встречать! Он же шишка теперь — директор, большой человек. Очень ему нужна Дамеш, даже и вернувшаяся с курорта».

Сильная загорелая рука вдруг ловко выхватила у Да­меш пластмассовую сумочку, и она поняла сразу же — это уж точно Ораз: у него всегда руки действовали быстрее, чем язык. Через секунду они стояли рядом и восторженно глядели друг на друга.

— Ну, здравствуй, здравствуй, Оразжан,— сказала Дамеш, всматриваясь в его молодое, сияющее от ра­дости лицо.— Как мило, что ты не поленился меня встретить.

— Я? Тебя? Не поленился?

Был Ораз среднего роста, коренастый, с вьющимися волосами и продолговатым загорелым лицом, на груди его блестела звезда Героя Социалистического Труда.

«Нет, красив, очень красив все-таки»,— подумала Да­меш и сказала:

— Сумку ты отдай мне, а вот возьми-ка чемоданы.

— Какие чемоданы? — воскликнул он.

Дамеш засмеялась. Чемоданы стояли прямо перед ним, а он их не видел. Да, рассеян, ничего не скажешь.

Они выбрались из толпы и пошли по аллее.

Ораз шел быстро, как всегда. Не шел, а бежал. Чемо­даны были большие и тяжелые, и наконец он не выдер­жал и воскликнул:

— Да что ты их голышами набила, что ли?

Они опять засмеялись.

— Такой ты стал слабосильный! И верно: похудел, побледнел, осунулся! Тебя Ажар, верно, голодом морит? Кстати, как она?

Ораз хмуро усмехнулся.

— Сейчас квартиру убирает! Хочет тебя сразу и осле­пить, и оглушить.

— Ну, посмотрим.

Они направились к стоянке такси. Где-то рядом дол­жна была стоять и голубая машина Ораза.

— Ты на Волге? — спросила Дамеш.— Да? Захвати тогда и моих двух соседей по самолету.

— Что ж, пожалуйста! — кивнул Ораз.— А куда их везти?

— Сейчас спросим.— И Дамеш крикнула: — Товари­щи! Товарищи! Идите-ка сюда, мы вас до места довезем.

Два человека, стоящие в очереди к автобусу, рвану­лись к Дамеш.   '

— Вот спасибо-то,— обрадованно воскликнул один,— а то здесь, пожалуй, с час простоишь.

— Нам только до гостиницы,— торопливо пояснил второй.— Не знаю, как вас и благодарить. А мы ведь так и не познакомились.

— Здешняя жительница, инженер металлургического завода,— ответила Дамеш и, так как машина уже шла, крикнула: — Смотрите, смотрите!

Они въехали на мост. Город, вечерний, утихомирив­шийся, залитый электричеством, лежал перед ними весь. С самолета он выглядел таким крошечным, что его впору было хоть прикрывать ладонью, а теперь, казалось, и конца ему нет.

Попутчики Дамеш изумленно смотрели по сторонам. Они, видимо, в первый раз были в городе шахтеров. Осо­бенно их поражали терриконы — огромные конусообраз­ные насыпи. Это были настоящие огнедышащие горы. Вершины некоторых из них слабо курились, из других, раскаленных добела, сыпались искры и белые огни. Ма­шина еле двигалась — нескончаемый поток «ЗИЛов» и «Москвичей» следовал им навстречу.

Они проскочили реку, проехали широкую длинную улицу, влетели на другой мост, и тут под ними что-то за­гудело, застучало и пахнуло дымом и сыростью — это внизу проходил поезд. Когда Дамеш сходила с самолета, небо над городом было чистое и ясное, а сейчас вдруг подул ветер, небо потемнело, и заморосил мелкий частый дождик.

Высадив пассажиров у гостиницы, Ораз повернул ма­шину, и они поехали назад.

— Так мы куда сейчас? — спросила Дамеш.— В Те­миртау?

— Нет, сперва заедем к моему деверю, к дяде Ка­ира,—ответил Ораз.—Туда и Каир придет. Его в обком вызвали.

«Значит, все-таки он в Караганде,— подумала Да­меш.—Только вот зачем? Меня встречать или по своим делам? Спросить Ораза? Нет, не стоит. Сейчас сама все узнаю».

Когда они приехали, деверь Ораза уже собирался уходить (он работал в ночной смене). С Дамеш поздоро­вался холодно, натянуто, сейчас же заторопился и ушел. «Нехорошо что-то»,— подумала Дамеш. Она вообще бы­ла очень чутка к чужим настроениям.

«А может, просто шахтеру надоели частые гости? подумала она и сейчас же ответила себе: — Нет, не мо­жет быть! Он старый человек, а нет на свете людей более гостеприимных, чем старые казахи».

Она подошла к зеркалу и вынула из волос шпильки, две черные длинные косы упали ей на плечи и рассыпа­лись; она быстро распустила их, заплела в одну косу и так же быстро и ловко уложила ее вокруг головы. Потом посмотрела на себя и покачала головой. Что у нее за вид,— лицо бледное, несмотря даже на загар, глаза туск­лые, усталые. Она подошла к Оразу. Он сидел за столом и читал газету.         .

— А где хозяйка? — спросила Дамеш.

— На кухне,— ответил он, не поднимая головы.

Она постояла, подумала и спросила:

— А твой деверь чем-то недоволен?

— Разве? Значит, есть причины.

— Какие же?

— Не знаю,— недовольно ответил Ораз. И вдруг спросил:— И ты тоже не знаешь?

— Нет.                                        

— А статья? — сказал он резко и отбросил газету,
Какая еще статья? — подняла брови Дамеш.

— Да... А ты не знаешь? — усмехнулся Ораз.

Вдруг его словно прорвало. Да что она притворяется?

Это же ее статья! Подпись «Д. Сагатова». Не так давно появилась в областной газете. Директор в этой статье назван ротозеем, а главный инженер — рутинером. «За­вод,— так написано в статье,— дышит на ладан; он обо­рудован допотопной техникой и еле-еле вытягивает план. Но дела до этого нет никому, было бы только тихо да мирно, да меньше бы заглядывали всякие комиссии — вот и все, что нужно таким, с позволения сказать, руко­водителям, как директору завода Альжанову и главному инженеру М. Мусину». Конечно, Каир, прочитав эдакое, взбесился и ходит туча тучей. Вот поэтому хозяин дома и смотрел на нее исподлобья. Ему, Оразу, тоже совестно смотреть Каиру в глаза — нечего сказать, утешила се­стричка!          '

Пока Ораз говорил, Дамеш стояла и молча слушала.

— Постой, постой,— воскликнула она,— и ты гово­ришь, что под этой статьей моя подпись, как же так?

Ораз раздраженно пожал плечами и снова уткнулся в газету.

— Ну, по-русски это, кажется, называется «без меня меня женили»,— засмеялась Дамеш.— Брось читать, слышишь?— Она вырвала у него из рук газету и бросила на стол.— Ты можешь мне поверить, что об этой статье я узнала от тебя первого?

Ораз только сердито махнул рукой, и на лице у него появилось такое выражение, что Дамеш поняла — попро­буй не поверь, если об этом говорит уже весь город.

«Вот еще беда»,— подумала Дамеш и сказала очень серьезно:

— Ораз, ты же знаешь меня! Если бы я действитель­но написала эту статью, то я так бы и сказала. А тут все вышло иначе. Перед отъездом со мной беседовал кор­респондент «Советской Караганды». Я ему в разговоре кое-что порассказала о нашем заводе, вот он и написал статью. Со мной не согласовал, может быть, напутал — он же не специалист. И вообще — могу я говорить с людьми или нет?

Ораз посмотрел на нее и развел руками.

— Знаешь, я тут ни при чем. Ты не передо мной оправдывайся. Ты с Каиром говори. А я дело десятое, меня все это только боком задевает.

— Так, значит, все-таки задевает? Почему?

Он зло оглянулся на нее.

— А потому, дорогая, что ты моя названая сестра, Нет-нет, Каира ты зря задела! Совершенно зря. Его все рабочие уважают. Знаешь, как он с ними считается? Вот, например, он дал тебе командировку в Москву на завод «Серп и молот». Много раньше директора нам давали командировок? А ты, ни с кем не поговорив, ничего не уз­нав... А! Даже говорить не хочется...

Резко махнув рукой, Ораз прошел мимо Дамеш в кух­ню, и она услышала его голос:

— Тетушка, ну как, готово? Нет? Ойбой! А нам еще ехать надо.

По дороге в Темиртау Дамеш думала:

«Да! Вот какие дела-то. С Оразом ей уже не сгово­риться — слишком они за эти годы далеко отошли друг от друга. Раньше он бы так с ней не разговаривал. Хоро­шо! Он думает, что она поступила бестактно, нажалова­лась, расплакалась. Но ведь, по существу, их и высекли за отсталость. Ведь что ни говори, а попало поделом. А ну их всех!»

И Дамеш стала думать о другом: о спутниках, об ав­томатических станциях, летящих к луне, об электронной машине, которая пишет стихи, переводит иностранные тексты и сочиняет музыку, о тех тайнах земли и неба, ко­торые перестали быть тайнами за последние пять лет. Какими мелкими, вздорными кажутся перед этими косми­ческими событиями всякие обиды и претензии. А на тех людей, которые, увидев свое имя в газете, наливаются сизой индюшачьей кровью, брызжут слюной и трясутся от ярости, ей попросту наплевать. И на Каира, если он такой, тоже наплевать! Подумаешь, потревожили его по­кой. Если я не права, отвечай мне, а права — так исправ­ляйся, вот только и всего.

Она не заметила, как машина остановилась у дома. Поглядела в окно машины, увидела зеленые ворота па­лисадника и стены дома, где она выросла и провела свои детские годы, и чуть не заплакала. Есть же пословица: «Своя юрта краше ханского дворца». Много красивых зданий и квартир повидала Дамеш за время своего отпуска: и ялтинский санаторий — бывший дворец ве­ликого князя, и высотную московскую гостиницу, а все равно сейчас вдруг повеяло на нее таким теплом и ра­достью встречи, что она захлопала в ладоши и засме­ялась.

А дед Курышпай уже спешил ей навстречу. Как она соскучилась по нему, по той самой простодушной радос­ти, с какой он встречал ее, когда она, усталая, возвраща­лась с ночной смены, по его хриплому смеху и добродуш­ным грубоватым шуткам. А ведь старик не был ни ее родственником, ни тем более отцом. Но он был другом ее отца и сумел заменить ей его, когда Дамеш осталась сиротой. А как погиб ее настоящий отец,— где, когда,— этого Дамеш не знала очень долго. Не знала даже и того, кем он был. На все ее вопросы Курышпай постоянно от­вечал тогда только одно:

— Не время еще, дочка, не время! Сундук моей души закрыт на замок, а ключ от него заброшен в море, придет время — все узнаешь.

В высокие минуты жизни бесхитростный простой Ку­рышпай начинал выражаться по-восточному цветисто и возвышенно.

Так и не добилась ничего Дамеш от своего приемного отца. Но за последние годы о ее настоящем отце стали вспоминать и поговаривать все чаще и чаще. Так она узнала, что Саха Сагатов был подпольщиком, револю­ционером, он участвовал в установлении советской влас­ти в Джетысу, был орденоносцем, награжден именным оружием. А дальше с ним случилось что-то непонятное. Этот герой, орденоносец, партизан, уехал однажды в Москву, да так и не вернулся. Вот и все, что Дамеш уда­лось узнать.

Когда машина остановилась, старик бросился к Да­меш, обнял ее, да так и замер на ее плече.

— Доченька, дорогая моя, любимая, как же я по тебе соскучился! — говорил он, всхлипывая, а колени Дамеш уже обнимал четырехлетний сын Ораза Булат и тоже выкрикивал что-то свое.

В таком настроении — безоблачном, легком, свет­лом— Дамеш с маленьким Булатом на плечах вышла в столовую и увидела Ажар. И сразу же все ее веселье как рукой сняло. Хуже всего было то, что Ажар тоже пыта­лась улыбаться и говорить ей что-то ласковое и приветли­вое. Но что это были за слова, что это была за улыбка! Бледное лицо, вымученный смешок и вся она как боль­ная: Да уж не заболела ли и в самом деле?

Поздоровавшись и поговорив несколько минут, Да­меш опустила Булата на пол и подошла к Ажар.

— Ажаржан,— осторожно сказала она, беря ее за руку,— что с тобой?

— Да так, чепуха! Чувствую себя неважно! — быст­ро ответила Ажар и отвернулась.

«И это лучшая подруга,— подумала Дамеш,—жена моего названого брата! Что же ждать от других?» Она посмотрела на Ораза, тот молчал и смотрел в пол. «Пло­хо,— подумала Дамеш,— и эта тоже в претензии, значит, обиделась за брата. Иначе за что бы сердиться? Ведь мы так дружески расстались».

Сели за стол и подняли бокалы, и только Ораз произ­нес первый тост, как дверь отворилась и вошел брат Ажар, директор металлургического завода — Каир.

Был Каир высок и строен, держался очень прямо и, когда шел, например, по заводу и останавливался, с кем- нибудь разговаривая, всегда высоко поднимал голову и расправлял и без того широченные мощные плечи. А лоб у Каира был высокий, выпуклый, нос прямой, с горбин­кой, как говорится, мефистофельский. С этими чертами никак не вязалось все остальное: большие казахские ску­лы, маленький рот и большие чуть навыкате глаза. Взгляд этих глаз нередко вдруг становился загадочным и странным. Сколько Дамеш в ңих тогда ни вглядыва­лась, ничего прочитать не могла. Ничего не прочитала в них она и сейчас, когда Каир подошел к ней, засмеялся, сказал что-то приветливое, шутливое и дружески пожал ей руку.

— Ну-с, с приездом, дорогая,— сказал он, улыба­ясь,— а что же ты меня не дождалась? А я-то спешил, а я-то гнал машину, чуть не задохнулся от спешки, а она вспорхнула и улетела.

«Еще издевается»,— подумала Дамеш и холодновато сказала:

— Значит, плохо спешил, а чуть-чуть не считается.

Она совсем не так хотела встретиться с Каиром. Она думала: увидит его, возьмет под руку, отведет в сторону и объяснит, что даже не читала этой статьи, что ее под­пись под ней просто недоразумение. Но сейчас все хоро­шие и теплые слова, специально приготовленные для Каира, вылетели у нее из головы, и она после нескольких фраз повернулась к старику.

А он, увидев директора, засуетился, засиял и вско­чил из-за стола,

Садись, садись, Каир! — говорил Курышпай.— Мы только что сели. Вот тут, тут и садись,— и он подвинул Каиру стул рядом с Дамеш.

Снова подняли бокалы.

— Ну, за твое здоровье, Дамеш,— сказал Каир, чо­каясь с девушкой,— Получила ты мое письмо? Ах, не успела получить, уехала. Ну и хорошо,

Дамеш покраснела, но сдержалась.

— У тебя хорошая память,— сказала она шутливо, но с вызовом.— Вероятно, ты сможешь пересказать мне его содержание.

— Безусловно! — также шутливо воскликнул Каир и повернулся к хозяину.— Ну, а шампанское, шампанское где? Давайте-ка его сюда!

Зазвенели бокалы, и послышались шутки и смех. Ораз стал рассказывать какой-то длинный и несмешной анек­дот, и, хотя его никто не слушал, все смеялись. Но тут случилось непредвиденное. Маленький Булат вдруг со­скользнул с колен деда Курышпая, подбежал к Каиру и схватил его за колено. Пальцы у мальчишки были гряз­ные, и на новых брюках Каира чудесного стального цвета вдруг оказалось четыре продолговатых черных пятна. Это так его раздосадовало, что он вскочил с места.

— Да уберите же ради бога мальчишку! — крикнул он раздраженно.— Костюм совсем новый, только что из ателье.

Курышпай поглядел через стол на сердитое лицо Ка­ира и засмеялся.

— Нельзя так, он же твой племянник,— сказал он добродушно.— Благодари, что еще только одними брю­ками отделался!

— Да нет, в самом деле...— продолжал Каир.— Пер­вый раз надел, и вот...

Его слова прервал истошный рев Булата. Оказывает­ся, Ажар выскочила из-за стола, схватила сына на руки и дала ему на весу несколько полновесных шлепков. Он сразу же захлебнулся от рева.

— Не смей бить ребенка! — сердито крикнул Курыш­пай и протянул руку к внуку.— Иди сюда, милый! Иди! Здесь тебя никто не тронет.

Булат вырвался от матери, подбежал к старику уткнулся лицом в его колени и зарыдал еще самозабвен­нее. Каир посмотрел на него и пожал плечами.

Ну, вот и воспитывай ребенка, когда в доме есть добрый дедушка! — Каир раздраженно вынул из карма­на портсигар и щелкнул крышкой.— И получается, все злодеи, один только дедушка добрый.

— А тебя, когда ты из носа еще пузыри пускал, на горбу старики не таскали? — взорвался Қурышпай.— Ты что, к деду за защитой никогда не бегал?

Дамеш, видя, что назревает настоящий скандал, не­заметно подошла к Каиру и потянула его за руку.

— Не кури здесь! — сказала она.— Выйдем-ка.

Она вывела его на балкон, усадила и сама села ря­дом. Каир курил и смотрел на улицу. Был уже вечер, и город внизу гудел, как далекое море. Слышался шум ко­лес, шарканье тысяч ног. Прямо перед ними горел разно­. цветными огнями мощный фасад Дома культуры. Вспы­хивала и гасла надпись: «Завтра в 7 часов вечера в уни­верситете культуры начинаются занятия факультета музыковедения». Каир громко прочитал эту надпись и спросил:

— Чувствуешь?

Дамеш посмотрела на него и улыбнулась.

— Чувствую, что лампочек директор не пожалел! Буквы во всю стену, хотел, чтоб сразу понимали, какой директор в Темиртау. Так, что ли?

Каир пожал плечами.

— Ну, а если бы и хотел, тогда что?

— А тогда ты хвастун! — засмеялась Дамеш.— А хвастовство, как известно, приводит к зазнайству. А от зазнайства до чванства один шаг.

Каир сердито отмахнулся.

— A-а! Разве тебе чем-нибудь угодишь? На заводе без году неделя, а уже заварила склоку. Вот хотя бы взять статью! Что, у тебя языка не было поговорить со мной откровенно? Зачем тебе сразу же понадобилась га­зета? Так друзья не поступают!

Он хотел высказать ей все спокойно и пренебрежи­тельно, но голос его вдруг дрогнул от волнения, и он мах­нул рукой и отвернулся.

Дамеш ответила очень мирно и тихо:

— Каир, ты можешь поверить мне, что я даже не чи­тала эту статью?

Он помолчал и спросил совсем иным тоном;

То есть как же это так?

В выпуклых глазах его на секунду что-то зажглось и сейчас же погасло. Дамеш поняла: он все бы отдал, только бы она тут была ни при чем.                             .

— Да так! — сказала она.— Пришел перед отъездом ко мне разъездной корреспондент «Советской Караган­ды» и спросил: «Вот мы знаем, что вы внесли ценное ра­ционализаторское предложение, расскажите, какая его судьба?»

— Ах вот как! — Каир иронически улыбнулся.— Тут тебя, значит, и прорвало! Поэтому-то он и счел возмож­ным написать статью не только от твоего имени, но даже и пустить ее под твоим именем. Знаешь, милая, так ли, этак ли, разница невелика.

Ее задел его тон, и она ответила суше, чем хотела:

— Да пусть ее и совсем не будет. Дело, в конце концов, не в этом. Но разве, говоря по совести, я не права? Когда я принесла проект твоему уважаемому дяде Мус­лиму, он даже и говорить со мной не стал, только бросил: «Ах, теперь и вы тоже изо-бре-тае-те».

— Так это он, а не я сказал. Вот ты бы и писала про него, а я при чем?

Она усмехнулась.

— А что ты мне ответил, когда я к тебе пришла, помнишь?

 Невесело рассмеялся и он.

— Если говорить откровенно, то пока большого смыс­ла в твоей рационализации, я, как и все остальные това­рищи, не вижу. Но я человек справедливый, честный и поэтому говорю про это только тебе.

Дамеш поморщилась.

— Вот так бы ты мне и ответил, сказал бы: я с твоим проектом не согласен и поддерживать его не буду. А вот даю тебе командировку на завод «Серп и молот», посмот­ри, как там работают люди, и убедись, что предлагаешь нам чепуху. Тогда бы было все ясно! А ты вместо этого развел волокиту — ни да ни нет. «Посмотрим, прокон­сультируемся, поговорим». Ведь только эта несчастная статья и заставила тебя, наконец, высказаться откро­венно.                                      .

Каир покачал головой.

— А ведь тебе ничем не угодишь. Вот ты и про коман­дировку на «Серп и молот» говоришь с какой-то усмеш­кой, а знаешь, как мне за нее нагорело? Вот то-то, что не знаешь, и спасибо, что Муслим-ага выручил, замолвил за меня словечко в горкоме, а то не знаю, что и было бы. Так ты и Муслима в той же статье протащила.

— Как? Тебе за меня...— воскликнула Дамеш и схва­тила Каира за руку.

— A-а! Что там говорить!

Каир опять с раздражением махнул рукой и отвернул­ся. Не хотелось и вспоминать о том, сколько разговоров и склок поднялось на заводе после отъезда Дамеш. Те, кому он отказал раньше, побежали жаловаться в горком. И получилось: директор не пустил в командировку ста­рых заслуженных изобретателей и дал ее без всякой при­чины молодой красивой женщине. А дальше шли намеки на то, почему директор так расщедрился. Каир вспомнил все это и торопливо перевел разговор на другую тему.

— Ладно,— сказал он,— об этом нам еще придется разговаривать! Сейчас я думаю о другом.

 — О чем же?

Он ответил не сразу — подумал, прошелся по балкону и сказал:

— Понимаешь, вот я думаю о нашей молодежи. Не весь же век пасти им овец, правда? Скажем, мы завтра кончим строительство трех доменных печей, и Темиртау превратится в крупнейший металлургический центр на востоке. Сколько же тогда новых специалистов и просто рабочих нам потребуется? Страшно подумать! А вот я наблюдаю за молодежью и вижу — не очень-то она тя­нется к нам! Нет, не очень! Не понимает того, что без техники уже и сегодня шага не ступишь. Каждый метит угодить со студенческой скамьи прямо за дубовый стол с телефоном.—Он засмеялся.— Что, не так разве?

- Она кивнула.

— Очевидно, так. И ты, как пришел на завод, сразу и опустился в директорское кресло.

Каир нахмурился.

— Ну, знаешь, и шуткам тоже есть какой-то пре­дел,— сказал он резко.—Думай, что говоришь. Да, сей­час я директор, но работаю я директором всего полгода, а инженером в цеху проработал пять лет — это раз! Ко­нечно, разве меня можно сравнить с моим другом Дамеш Сагатовой? Вот она-то со студенческой скамьи попала в министерство и три года не вылезала из канцелярии. Вот этот пример ты и приводи!

Дамеш сделалась пунцовой.

— Но ты же знаешь, что меня приказом оставили в министерстве,— крикнула она,— я не хотела, а меня они...

— Я! Меня! Они! Ну прямо как будто говоришь с де­сятилетней девчонкой.— Каир покачал головой.— Ты, значит, не хотела, а я так очень хотел? Я на коленях сто­ял и упрашивал: сделайте меня директором! Так, что ли, по-твоему? Ладно, давай кончим, а то еще разругаемся, Идем лучше чай пить, вон Ораз зовет.

Когда Дамеш вошла в комнату, первое, что она увиде­ла, было хмурое лицо Ораза и заплаканные глаза Ажар, Они сидели рядом, но друг на друга не смотрели. «Пору­гались как раз в день моего приезда. Или, может быть, из-за моего приезда все вышло?»

...Дамеш поднялась по лестнице, прошла по маленько­му коридору и остановилась перед дверью, обитой черной клеенкой.

На дверях висело какое-то объявление, она прибли­зила лицо и прочла:

«Инженер Дамеш Сагатова здесь больше не живет».

«Что за чепуха? Кто этим занимается?» — подума­ла она и с размаху толкнула дверь рядом.

Никого, пустота. Она прошла на кухню — там тоже никого не было, только на примусе из кастрюли убегало молоко. Дамеш подбежала к плите, сняла кастрюлю, по­гасила примус и снова возвратилась в комнату. Ничего не прибрано, на столе ножи, вилки, ложки, грязные та­релки одна на другой. Где же Ажар? Нет Ажар, ушла куда-то! Однако куда же? Бросить комнату неприбран- ной и уйти! Как это на нее, однако, не похоже...

Дамеш снова вышла в коридор, отворила дверь сна­чала в одну комнату, потом в другую, в третью,— из ко­ридора в спальню Курышпая, из спальни Курышпая в комнату Ораза,— нигде никого не было. Вдруг кто-то рядом истошно закричал: «Дамеш! Пожар! Горим!»

Она кинулась на кухню и увидела: в потолок бьет дымный столб пламени, и все кругом освещено желтым угарным огнем.

В это время в дверь влетела старуха Акмарал — мать Каира — с ведром в руке.

— Что вы делаете, апа? — крикнула Дамеш, хватая ее за руку.— Это же керосин, вода только разнесет его по всему полу.

Она стянула с себя голубой джемпер, что привезла из Крыма, бросила его в огонь и стала топтать. Но огонь не поддавался. Вдруг все залилось зловещим красным све­том, и густой дым ударил в лицо Дамеш. Она крикнула и проснулась.

Было уже совсем светло, на полу колебался и плыл яркий солнечный квадрат окна. Она заснула, лежа на ле­вом боку.

А сколько сейчас времени? О, уже семь? Вот заспа­лась!        -

Раньше в эту пору она всегда была уже на ногах, а сейчас вставать не хочется — так она обленилась на юге. А вот с Каиром они вчера опять поцапались, и, конечно, совершенно зря. Как теперь вести себя при встрече? И почему не могут они жить мирно? Как встретятся, так и сцепятся. Ну прямо как кошка с собакой. Қошка-то это я, подумала она. Вообще, кажется, следует уехать отсюда, ведь вон что вчера сказал Каир: «Давай кончать, иначе поругаемся навеки». И вообще странные, странные у них отношения, ничего-то в них толком не разберешь. Три го­да тому назад, когда она впервые приехала сюда, он взял ее за руку — тогда он был только сменный мастер — и прошептал: «Я ждал тебя пять лет, моя Дамеш, и вот ты приехала». А на другой день она встретила его в пар­ке с какой-то блондинкой под руку. Кем ему была эта блондинка? Кто знает? Но одно знают все: у Каира нет ни жены, ни близкого друга, ни крепкой привязанности.

В Крыму она часто думала об этом, старалась по­нять, почему это так. Может, потому, что он ждет ее? Может быть, просто еще не нашел никого себе по нраву. А ведь мог бы найти! Мог! На него многие засматрива­лись! Еще бы, стройный, высокий, совсем молодой. Ди­ректор крупнейшего завода, инженер с большим буду­щим. На такого каждая засмотрится. Ну и пусть, а она не такая. Ораз ей нравится куда больше, чем Каир. Вот с Оразом уже не поссоришься из-за пустяков. Ораз не понимает и все видит, он чуткий, скромный, заботливый. Он никогда не заденет тебя ни словом, ни улыбкой. Гово­ря с Каиром, чувствуешь себя так, словно скачешь на но­ровистом коне,— не забывай натягивать узду, не забывай время от времени давать ему по бокам, не то понесет да и сбросит. Но разве целую жизнь проживешь молча? И какой прок в том, что будешь заранее угадывать все его желания... Превратишься в любящую, послушную, покорную жену? Что приобретешь от этой покорности? И его не найдешь, и себя потеряешь.

И она вспомнила то время, когда еще студенткой про­ходила практику у старого мастера, Героя Труда, автора нескольких брошюр о скоростной варке стали. Он-то и подал ей первую мысль о паровоздушной смеси!. И кто знает: останься она тогда на том заводе, может, давно бы продували мартен по новому, сагатовскому способу. Но она бросила все и умчалась в Алма-Ату. Для чего? Для того, очевидно, чтобы усесться в аппарате министерства референтом; правда, потом она пошла на завод. Но для чего все это? Вот теперь и выслушивай неумные остроты главного инженера завода Муслима Мусина. Его-то Дамеш особенно не могла терпеть. У него каждое слово бы­ло как бы с двойным дном.

«Да разве Сагатова инженер? — спрашивал он с ко­ротким смешком.— Она женщина, женщина! Вот скоро выйдет замуж, уйдет с завода, да и...»—и махнул рукой— тоже, мол, нашли мне инженера...

Выйдет замуж! Нет, до этого ей еще далеко. Нелегко угодить такой разборчивой невесте, как она. Однажды один известный художник (он рисовал ее для выставки) полушутя, полусерьезно сказал ей: «Ты все за умом, я ви­жу, гонишься, все мудрейших да старейших себе ищешь. Тот тебе не умен, этот тебе не развит. Ну, смотри, как бы не пришлось потом в сорок лет и вовсе за дурака выйти».

Она тогда только засмеялась, а потом стала все ча­ще и чаще задумываться над этими словами. Все вокруг нее люди как люди, никто особенно не глуп, никто чрез­мерно не мудр. А она ждет такого, какого, может, и на свете нет. Почему? По какому праву? А может, она и не ждет и не ищет, а просто не знает, куда себя девать. У других семья, муж, ребенок, а у нее никого. Отсюда и ее неудовлетворенность, взыскательность к людям и не­померная строгость к ним, к их словам и поступкам. Так ведь тоже бывает.

— Да еще как бывает-то,— сказала она вслух,— и как еще бывает, родная моя.

И встала, поправляя прическу.