Страница - 20

НЕВИДИМЫЕ ТЮРКИЗМЫ

(из книги “Аз и Я”)

В великом “Слове о полку”, как буйная трава,

вросли в славянскую строку кыпчакские слова.

С. Марков

В число тюркизмов, которые подлежат здесь рассмотрению, я не включаю лежащие на поверхности русского текста тюркские лексемы. Это всем известные и не однажды рассмотренные термины, нуждающиеся не в комментариях, а в простом переводе — яругы, япончи-цы, ортьмы, оксамиты, хоругви, чага, кощей, когань, ногата, котора, крамола и др. Некоторыми из них занимались Мелиоранский, Корш, Ржига. Правда, их переводы слов “оксамиты”, “хоругвь”, “кощей” неточны, но останавливаться на разборе этих переводов я не стану, хотя непроясненность такого тюркизма, как “кощей”, имеет важное значение для понимания “Слова”.

Тур на бороне

В “Слове” мы встречаемся с несколькими случаями кальки. Одни сделаны Переписчиком (они, как правило, создают темные места в тексте), другие принадлежат литературному языку эпохи Киевской Руси и употребляются Автором привычно и не создают завихрений в контексте. К последним относится “злат стол” — княжеский престол (“алтын такта”), “беля” — серебряная монета (“акша”).

Стремление перевести каждое узнанное им тюркское слово приводит Переписчика к необходимости грамматически устраивать свой перевод в контексте. Иногда это ему удается. К несчастью для авторского текста. Но чаще — нет. Знание тюркского языка у Переписчика весьма поверхностно. Ему, вероятно, знакомо одно из наречий. Поэтому некоторые тюркские термины, употребленные автором в гуще русской речи, Переписчик не опознал. Он признает их только в скоплении, как, например, в описании добычи первого боя и в перечислении “былей” Ярослава. Отдельно встречающиеся “кощей”, “яруги” и некоторые другие прочно вошли в литературный язык XVI в. и потому не требуют перевода.

К числу не увиденных Переписчиком тюркизмов я отношу прозвище Всеволода — буйтур. Летописи благосклонно отзываются об этом князе, отмечая его воинскую доблесть и мужество. В “Слове” описанию его ратных подвигов уделено немало места. Видимо, не случайно Автор называет Всеволода “буйтуром”. Это находка для тюркологов, мечтающих понять этимологию слова батыр (батур, боотур, богатур, богатырь). “Слово” — единственный памятник, где отразилась праформа этого популярного после XIII в. термина. В источниках Х в. его еще нет. Родился он скорее всего в кыпчакской среде в XI—XII вв. (буй-туре — буквально “высокий господин”). Сохраняет черты языка волжских тюрков.

“Слово” — уникальный памятник, в котором сохраняются многие тюркские лексемы в их самых первых значениях. Невидимый тюркизм — одно из главных доказательств подлинной древности “Слова о полку Игореве”, в основе языка которого лежит южнорусский диалект XII в.

До куриц Тмутараканя

Всеслав “изъ Киева дорискаше до куръ Тмутараканя”.

Мусин-Пушкин решил, что князь “рыскал до Курска и Тмутараканя”, поэтому и писал “Куръ” с заглавной буквы.

Ныне принято объяснение Д. С. Лихачева — “до куръдо петухов”, подразумевая “до пения петухов”.

Я предлагаю рассмотреть выражение “до куръ Тмутараканя” и с другой стороны. Есть тюркское слово “кура” — стена, ограда (в современном татарском — кура, в казахском — кора). Древность его доказывается тюркскими памятниками X—XI вв. Происхождение его прозрачно — от корня “кур” — “строй, воздвигай”; (курган — крепость, постройка).

В “Слове” еще не употребляется лексема “стена” (она германского происхождения и пришла в русский язык позже). Ее эквивалент — “забрало” (“въ Путивле на забрале”). Стена русского города Путивля — “забрало”; стена половецкого города Тмутараканя — “кура”.

Родительный падеж множественного числа — “кур”. Таким образом, перевожу: Всеслав “доскакал до стен Тмутараканя”. “Кура” — еще один невидимый тюркизм “Слова”. Переписчик мог уже и не знать древнего значения этой лексемы, но сохранил ее без перевода и толкования благодаря тому, что она звучала знакомо. В русском языке были формальные аналоги. По этой причине могли сохраниться и некоторые невидимые тюркизмы в “Слове” и прочих памятниках.

* * *

“Синее вино с трудомъ смешено”.

Удивительный образ родили переводчики: “темно-голубое вино с горем смешено”. Подобного нет в мировой поэзии, начиная с древнеегипетских гимнов. Волшебство этой строки снимается после этимологического анализа слов, придающих ненужную абстрактность выражению.

“Синее вино” достаточно оговорено. “С трудом” — не понятно, ибо слишком поспешно переводчики поверили созвучию с современной лексемой “труд” — работа.

“С работой смешано!” — звучит достаточно абстрактно, поэтому и придумали новый смысл общеизвестному слову “труд” — горе, скорбь, чтобы как-то оправдать употребление в этом контексте.

И опять — Переписчик.

В оригинале ожидается — “синее вино съ трутомь смешено”. Автор мог употребить здесь характерное тюркское слово “турта” — “осадок, подонки” (чагатайское), “турту” — то же (османское). Например: “шарап турту-су” — осадок вина. Происходит слово от “тур” — стоять, отстаиваться.

Таким образом: “огненное вино с осадком смешенное”. А слово “труд” — работа, дело происходит от другой тюркской формы. “Турт” — 1) толкай, 2) тыкай, 3) бей (общетюркское). Сравните русское простонародное “тру-тить” — толкать, давить; украинское “трутити”, “тру-чати” — толкать, бить; чешское “троутити” — толкнуть.

В “Слове” есть любопытный глагол — “потручати”, смысл которого выступает из контекста — “бить”.

В древнеславянском рабовладельческом обществе каждый класс вырабатывал свой термин для обозначения понятия “дело”. Класс рабов — работа (от “рабити”). Класс воинов — трут, труд (от “трудити” — бить, воевать).

Я считаю, что первым значением слова “труд” было война, ратное дело. В мирное время название воина “трутень” получило народное переосмысление — дармоед, тунеядец. (Вероятно, еще в общеславянскую эпоху, на что указывает широкое распространение звучания. Сравни словацкое — труд — дармоед, древнечешское — трут и т.п.).

Развитие значений “война — работа” характерно для многих языков на определенной стадии развития общества. Сравните, например, тюркское “ис” — 1) битва, война; 2) дело, работа, труд.

.Автор “Слова” знал две неомонимичные формы “труд” — война и “трута” — осадок. И очень точно поместил их в нужные контексты:

1) “Не лепо ли ни бяшеть, братие, начати старыми словесы трудныхъ повестш о пълку Игореве” (воинские повести);

2) “Синее вино съ трутомь смешено” (с осадком).

Переписчик, не узнав второй формы, посчитал ее за ошибочную передачу первой.

Кто сыплет жемчуг на грудь Святослава и ласкает его? Тощие вдовы язычников, т.е. половцев.

Тул — вдова (общетюркское). Еще один невидимый тюркизм.

Переписчик и переводчики ориентировались на древнерусское “тула” — колчан и создали очередной аналогичный образ: “тощими (значит, пустыми) колчанами поганых язычников сыплют крупный жемчуг на грудь мне и нежат меня”.

В “Слове” дважды встречаются “тули”:

...луци у нихъ напряжены, тули отворены.

. лучи съпряже, тугою имъ тули затче.

Значение — колчаны — создается всем содержанием контекста. В этих прозрачных примерах мы видим слово другое, отличное от тулы сна Святослава.

Автор различал написания тули и тулы. Единственное число могло быть соответственно тула и тул. В протографе, вероятно, значилось: “Сыпахуть ми тъщии тулы поганых тлъковинъ великый женчюгь на лоно и негуютъ мя”, т.е. “сыплют мне тощие вдовы поганых язычников жемчуг на грудь мне и нежат меня”.

.Этот отрывок густо насыщен тюркизмами: 1) тлъко-винъ — калька с “язычник”, 2) женчюгь — кипчакская передача китайского “йенчу”, 3) тул — вдова.

Двуязычный читатель XII в. иначе понимал содержание сна Святослава, чем моноязычный читатель XVIII в. и последующих.

Сотрудничество двоюродных братьев Святослава с худыми вдовами-половчанками о многом говорит. Братья и вдовы обряжают его к погребению по тенгрианскому (половецкому) обряду.

* * *

Отрар был уничтожен дотла (1218 г.). С этой зловещей победы и началось нашествие Чингисхана на мир. Отрар более не поднялся.

Сейчас — это обширный глиняный холм, испаханный траншеями археологов. Судьба Отрара мне напоминает историю кипчакского народа.

...Монашеское отношение к степнякам передалось и современным историкам. Так, римляне всех неримлян (даже эллинов) нарекали варварами. Китайские хронисты не признавали за людей ни индийцев, ни туранцев.

Арабы, давшие миру алгебру и астрономию, фигурировали на страницах европейских хроник только в качестве сарацинов, т.е. язычников, и не более.

Кипчаки были полуоседлым народом. Они составляли значительный процент населения среднеазиатских городов Сыгнака, Туркестана, Мерке, Тараза и, главным образом, Отрара.

Отрарская библиотека считалась второй после знаменитой Александрийской. Из среды кипчаков вышли выдающиеся деятели науки и культуры Востока — Исхак аль-Отрари, Исмаил аль-Жаухари, Жемал аль-Туркестани, аль-Сыгнаки, аль-Кыпчаки и др.

Солнцем в этой плеяде звезд был, несомненно, Абу Наср аль-Фараби (870—950 гг.), кипчак из г. Отрара, основатель арабской философии, Второй Учитель мира, как называли его при жизни. Очень рано он добился возможности изучить, перевести на арабский произведения великого Аристотеля, Платона и других древнегреческих философов. Он сделал музыковедение отраслью математики. Оставил труды в самых разных областях науки. Писал стихи, как многие ученые-энциклопедисты того времени.

В Европе Х в. не было ни одной фигуры, равной по значению для мировой культуры “поганому половцу” аль-Фараби.

.Монгольская опасность объединила на поле Калки кипчаков, русских и их вассалов — ковуев, берендеев, черных клобуков. Пестрый образ народа южнорусских степей. Калка стала последним щитом Руси. И этот щит не выдержал удара туменов Субудей-багатура.

13 — несчастливое число у христиан. XIII в. стал трагически несчастливым и для кипчаков.

Монгольский буран разметал их по земле. Часть занесло в Венгрию, другие укрылись в горах Кавказа, некоторые оказались в арабских странах.

За последующие века кипчаки так и не смогли подняться и вновь обрести самостоятельность. Они ассимилировались в среде племен, увлеченных чингизидами, и после развала империи вошли в состав казахского, узбекского, татарского, каракалпакского и башкирского народов. В Крыму их потомки — степные ногайцы, на Кавказе — балкарцы, карачаевцы, кумыки, кавказские ногайцы.

. В метафорической фабуле казахского эпоса “Кара кыпчак Кобланды” (“Великий Кипчак Кобланды”) выражена судьба кипчаков. Он никому не отказывает в помощи. Он отправляется в дальние походы выручать народы, нуждающиеся в поддержке. Единственно, кого он не смог защитить, — себя. Возвратившись из последнего похода, Кобланды нашел свою землю разграбленной. Жену и детей его увезли неизвестные враги.

.В современной историографии и художественной литературе кипчакам повезло еще меньше, чем на Калке. Раненых мечами добивают перья.

К. Гамсахурдия не может простить им участия в освобождении Грузии (см. роман “Давид Строитель”). В битве при Дидгори на стороне Давида было 60 тыс. воинов. Из них 45 тыс. конников хана Артыка. Остальные — грузины, армяне, осетины.

Чтобы подчеркнуть роль рыцарей Картли, писатель-патриот превращает союзников в недочеловеков. Армяне и осетины, по его мнению, трусы. Кипчакам же достается больше всех. Они прежде всего варвары, грабители, а не воины. В меню их входит человечья кровь и “собачье мясо, сваренное в кумысе”. Шатры их почему-то покрыты шкурами белых медведей (хотя белых медведей кипчаки впервые увидели в ХХ в., в Алма-Атинском зоопарке). Имена их в романе весьма характерны — Абай, например.

Сулейменов О. Эссе, публицистика, стихи,

поэмы. АЗ и Я. Алматы: Жалын, 1990.

Материал предназначен для внеклассного чтения.