Страница - 16

То гульба, то пальба

Знаю, что и пить, и курить, и закладывать за губу насыбай вредно для здоровья, но творческому человеку надо заполнять паузу внутри себя, это помогает в работе. А потом, любое «вредное» занятие, если делается в меру и с удовольствием, идет даже на пользу. Когда, например, после первого акта берешь в руки сигарету и делаешь первую за весь день жадную затяжку, то это ни с чем не сравнимый кайф, который мне, актеру, дает новый импульс.

Так вот, курю я довольно много, а что касается пития, то последние 50 лет делаю это регулярно. Хороших застолий в моей жизни было много. Если исходить из пол-литра в день, то, как подсчитывал Саги, за свою жизнь я выпил примерно цистерну спиртного.

Когда сын сообщил мне об этом, я сперва расхохотался, а потом счел своим отцовским долгом предупредить Саги, чтобы не вздумал подражать мне. Он парень городской, организм у него нежнее, а я прошел естественный отбор, наработал сильный иммунитет, а потом у меня есть своя система пития.

В студенческие годы я попивал шампанское, его в ту пору в магазинах было как сегодня колы. Серьезно пристрастился к спиртному уже после института - без этого в нашем производстве не обойтись. Многие актеры так и спились, перебирая без меры на банкетах. Но меня уберегли мои ангелы-хранители, алкоголиком я не стал: есть — выпью, а нет, так и не ищу. И похмельные мучения мне неведомы, наутро я всегда готов к работе.

Сразу сделаю оговорку: в день спектакля не пью никогда. Сцена - это святое. В кино - нет-нет, да и случалось.

А по-настоящему пьяным я был всего лишь раз в жизни. Сыновьям в тот день должны были делать обрезание. Чтобы не слышать их плача, я с утра убежал из дома. И весь день гудел с друзьями: кончалась одна бутылка - бежали за другой, а из закуски - только черный хлеб. Я его люблю, кстати. Только такого хлеба, какой выпекали в годы моей молодости, сейчас уже нет. Нурмухан Жантурин и Ануар Молдабеков еще держались, а я к вечеру упал на асфальт замертво.

Сидеть где-нибудь в компании и притворяться, что, дескать, я весь такой правильный, пить давно бросил, а дома потихоньку набираться - этого я не переношу. Ну как не сопроводить ста граммами рождение сына, который появился у тебя без малого в 71 год! А уж нейтрализовать вредное воздействие радиации на здоровье стаканчиком хорошей водки - так это сам бог велел. При этом не надо забывать о хорошей закуске.

Раньше я предпочитал коньяк. Но, как мне сказали специалисты, настоящим можно считать только французский, все остальное-бренди. Я им верю, поэтому и отказался от коньяка, исключение делаю только для рюмочки «Асанали». Несколько лет назад мой хороший приятель, директор винзавода Артуш Карапетян, помню, попросил дать новому коньяку свое имя. Я поставил перед ним единственное условие - коньяк «Асанали» должен быть пятилетней выдержки и только из дубовой бочки.

В последнее время всем спиртным напиткам я предпочитаю самогон. Украинская горилка, грузинская чача, шотландский виски, казахская буза - «национальность» не имеет значения, лишь бы напиток был качественным. Причем русский самогон хорош из граненого 75-граммового стакана, а виски со льдом - из широкого с толстым дном стакана богемского стекла. Лед, подтаяв, сбивает градус, и тогда напиток приятнее на вкус.

С недавних пор в моем доме прижилась «кончаловка». Рецепт этой домашней наливки из смородины с добавлением водки придумало семейство Михалковых-Кончаловских. Очень недурной напиток. По крайней мере, мои друзья всегда просят повторить, а я отвечаю, что хорошего должно быть понемногу

Как человек с опытом, я бы посоветовал старым и молодым мужчинам пить умеренно, умело и с наслаждением. Если следовать этому правилу, то алкоголь, равно как и с удовольствием выкуренная сигарета, идет на пользу, продлевает жизнь. Сам я учился пить у Айманова. Шакен Кенжетаевич мог выпить много, но при этом никогда не пьянел.

- Бала, - сказал он мне как-то после приезда сына, студента операторского факультета ВГИКа, на зимние каникулы, - надо Мурату купить костюм. Пойдем завтра с нами в магазин.

Когда подошли к универмагу, что возле Зеленого базара, Шакен Кенжетаевич свернул к шашлычной. Заказал три порции, чем несказанно осчастливил шашлычника, потом подозвал местного пьянчужку, дал пять рублей и послал за водкой в ближайший магазин. Шашлык уже перед нами, а гонца все нет Прошло полчаса, я говорю: «Шаке, наверное, он пропил ваши деньги».

«Придет!» - уверенно ответил Шакен-ага. И, действительно, на горизонте замаячил алкаш. Усталый и взмокший, он подбежал к нам, прижав к груди бутылку. Водка в те времена продавалась не во всех магазинах, и в тот день ее как раз не оказалось поблизости, пришлось бежать аж в Центральный гастроном.

Шакен Кенжетаевич налил себе граммов 150, выпил, закусил. Потом по 100 граммов налил мне и Мурату, а оставшееся отдал гонцу. Тот был счастлив, но вовсе не потому, что перепала дармовая выпивка: он пил с самим Шакеном Аймановым! Протягивая мне стакан, тесть сказал: «Будешь принимать в хорошей компании сто граммов - вреда для здоровья не будет».

Подтекст я понял так: как попало и с кем попало не лей, знай меру, и если стакан подает отец -это не пьянство. Он просто видит в тебе мужчину. Другой, менее мудрый, наверняка не стал бы пить с сыном и зятем. А Шакен Кенжетаевич этим жестом, во-первых, приподнял нас на одну с собой высоту, во-вторых, показал, что не надо гнушаться общением с простыми людьми

Я со своими сыновьями никогда не распивал на троих. Нет, вру, с Мади мне пришлось пить в одной компании. Он чуть смущался, но хотел показаться в моих глазах взрослым. А я видел в нем не сына, а серьезного и рассудительного мужчину. Саги, конечно же, выпивал, но при мне - ни разу.

Как Зелены пышные кроны, и как одиноки стволы

Накануне 70-летия друзья и поклонники сделали мне подарок - помогли выпустить пятитомник, где опубликованы письма, которые я писал своей жене после ее кончины, воспоминания о сыновьях, дневниковые записи, которые веду со студенческих лет, статьи и рецензии на мои работы в кино и театре, пьеса, написанная в соавторстве с моим другом, писателем и этнографом Акселеу Сейдимбеком.

«Песни Майры» - так называется первая книга, написанная еще в 1993 году, сразу после смерти моей незабвенной жены. Я, помнится, попал в больницу с аппендицитом, после операции дней 20 провел в санатории. Чтобы успокоить душу, которая рыдала, не утихая, я днем и ночью писал письма Майре, спрашивал, как мне жить дальше.

«Однажды, - писал я ей, - ранним-ранним утром, пока все спали, я пришел в то ущелье, где мы с тобой любили бывать вдвоем, вышел на нашу лужайку, где ты, бывало, ждала меня, и закричал во весь голос «Майра! Майра!». Представил, как ты, запрокинув голову, хохочешь надо мной, когда я, стараясь избавиться от лишних килограммов, вперевалку бегаю по лужайке. И мне стало легче, тоска на какой-то миг отступила».

Разговаривая с ней, я вспоминал наших друзей. Чаще всего - старых мастеров казахской сцены, которые любили бывать у нас дома. Блага Умурзаков, Cep-ага Кожамкулов, Калибек Куанышбаев... Майру они называли каждый по-своему - Майкоза, Майкоша, Майко, Макошжан... Они ведь знали ее с малых лет. Не мать, которой вечно было некогда, а она, малолетняя девчонка, встречала их, когда они заглядывали к Аймановым.

Прочитав «Песни Майры», один из писателей заметил: «Кто сказал, что любви не бывает? И что сегодня нет места Кыз Жибек и Тулегену?». Еще недавно я думал, что большая любовь - это большое несчастье. Сейчас готов оспаривать сам себя. Нет, несчастье несет страсть, яростная и неукротимая, отнимающая разум. А любовь - это та нежность и доверие друг к другу, какие были у нас с Майрой.

Когда она умерла, я каждый день ходил к ней на могилу. Так продолжалось до тех пор, пока кто-то не сказал мне: «Асеке, что вы делаете? Ей ведь тяжело Каждая ваша слеза камнем ложится ей на грудь».

Но Саги эти предостережения не остановили. Однажды, когда ему было особенно плохо, он поехал на кладбище и всю ночь, обняв могильный холмик матери, провел там. При жизни Майры они были очень близки, младший сын всегда поверял ей все свои секреты. Он просил помощи, говорил, что ему плохо без нее.

Я, перепуганный, в сердцах отчитал его: «Что ты делаешь, сын? Ты хочешь уйти вслед за матерью?». Кто знает, может быть, справедливо народное поверье, часто ходишь на дорогую могилу - вскоре уйдешь из жизни, и Майра на самом деле забрала своих мальчиков? 

Письма Майре я мысленно продолжаю писать до сих пор. «Майра, почему ты взяла их? - упрекал я ее после смерти сыновей. - Почему ты меня не жалеешь?»

А недавно я сообщил ей, что у меня родился сын.

«Ты ведь не осудишь меня за то, что я решился на этот шаг. Когда не стало тебя, а потом наших сыновей, мы с матерью, твоей любимой свекровью, спрятавшись каждый в своей комнате, тайком друг от друга изливали боль в слезах. Абай, когда в один год ушли из жизни оба его сына, не выдержал - через сорок дней не стало его самого. А я вынес эту боль, потому что не хотел, чтобы шанырак Ашимовых разнесло так, словно в него попала атомная бомба. Мне так хочется, чтобы свет нашего с тобой очага еще долго согревал наших с тобой друзей.

Ты знаешь, я познакомился с малышом Асанали, когда он, еще трехмесячный зародыш, находился в чреве матери. Я удивился словам врачей, что у человека первым формируется сердце, а лотом позвоночник и все остальное. В следующий раз ультразвук показал главный предмет его принадлежности к мужскому полу. Я был безмерно рад - у меня будет сын! И с той поры я стал с ним разговаривать. За месяц до рождения УЗИ вдруг не показало крохотную писульку, и я страшно расстроился.

Мой младший сын родился на моих глазах. Врачи не смогли мне отказать, когда я попросил их об этом. Ты спросишь: зачем я это делал? Но ведь я актер, а значит, должен испытать в этой жизни все - вплоть до того, как человек появляется на этот свет. Я страстно молил Всевышнего, чтобы малыш родился здоровым, и, не желая рисковать, настоял на кесаревом сечении. Едва врач, подняв новорожденного над головой, произнес: «У вас сын», сердце мое наконец встало на место. Младенцу перевязали пуповину, мать осталась в операционной, а меня отвели в отдельную палату, чтобы положить сына мне на грудь. Крохотное красное тельце коснулось меня, и показалось, что я обнимаю весь мир! Я услышал биение его сердечка, его дыхание».

Вторая книга - это воспоминания о сыновьях. Те малые крохи, которые я запомнил, пока они росли, учились, мужали, становились зрелыми. Оставаясь наедине с самим собой и размышляя о своей жизни, я и оправдываюсь перед ними, и советуюсь. «Как вы могли меня оставить, дорогие мои? - невольно укоряю я сыновей. - Едва я подумаю о вас, как сердце начинает сжиматься от тоски. И я, простите меня за это, стараюсь отогнать мысли о вас, иначе просто не выживу. А ведь на мне лежит огромная ответственность перед Богом и людьми и за ваших осиротевших детей, и за ваших сестренку и братишку. Нет, нет! Никто из них не заменит вас, но я знаю, вы тоже хотели, чтобы на свет появился малыш Асанали. После его рождения мне стало легче жить и дышать. А вы, я это всегда чувствую, хотите, чтобы я жил долго. Поэтому и не зовете меня к себе. Когда я вижу вас во сне, вы всегда уходите от меня. Вы словно хотите сказать: что же станется с еще неокрепшими Ашимовыми, если и тебя не будет рядом с ними?».

«Аманат аркалаган адам» - «Человек, оставшийся выполнять наказ или взявший на себя ответственность за долги тех, кто ушел в мир иной», - говорят про таких, как я. Такую ношу дал мне Всевышний, и я против его воли идти не могу.

Я живу с ощущением, что Мади и Саги смотрят на меня с надеждой откуда-то издалека. Они словно хотят сказать: «Отец, ты ведь сильный, ты все вынесешь». А я им отвечаю: «Верю, что мы с вами встретимся, но хочу прийти к вам с чистой совестью. Тогда я смогу вас наконец прижать к своей груди и сказать те нежные и ласковые слова, которые сейчас говорю маленькому Асанали».

По утрам почему-то Мади вспоминаю чаще, чем Саги. Пронзительный взгляд, которым сын смотрел на меня в тот последний миг, стоит перед глазами, словно это случилось вчера. Сын, уже безмолвный, будто спрашивал: что теперь с тобой будет, отец? А, может, мой старший хотел сказать, чтобы я уберег его детей от тех испытаний, которые выпадали на их с Саги долю за мои грехи? Что ж, я приемлю это.

Когда в один год ушли оба моих сына, я понял: это расплата за гордыню.

Был в моей жизни момент, когда я никого, кроме себя, не признавал. Выдержать ту славу, которая обрушивается на актеров в одночасье, без издержек для души практически невозможно. Я десять лет (с 30 до 40) жил фактически бесконтрольно и неподсудно. В кино и театре - первый, на всяких застольях главный тост мой, в документах надобности не было, даже когда ходил на приемы в ЦК, - охрана и так узнавала. Я, вчерашний аульный мальчишка, который терялся и краснел даже на студенческих вечеринках, утратил ощущение реальности.

Сейчас бы никогда этого себе не позволил, а тогда мог запросто обозвать кого-то из коллег бездарщиной, хлестнуть бранным словом... Шакен Кенжетаевич Айманов, единственный человек, перед которым я пасовал, который мог одним взглядом поставить меня на место, уже ушел из жизни, когда я был в апогее славы...

Но не будь таких ошибок в моей жизни, не было бы ни человека, ни актера Асанали Ашимова, а по большому счету - Судьбы актера. Все-таки я, несмотря ни на что, прожил неплохую жизнь Хотя и говорят, что все мы гости на этой земле, безответственным временщиком, статистом или марионеткой судьбы я не был никогда. Поклоняясь как истинный крестьянский сын земле, я старался быть на ней рачительным хозяином.

Из досье

Асанали Ашимов родился 8 мая 1937 года в селе Жаилма Сарысуского района Джамбулской области. В 1961 году окончил Алматинскую государственную консерваторию имени Курмангазы (актерский факультет). Звания: заслуженный артист Казахской ССР (1970), народный артист Казахской ССР (1976), народный артист СССР (1980). Награды: лауреат Государственной премии Казахской ССР (1972), лауреат Государственной премии СССР (1974).

Фильмография: «Ботагоз» (1957); «На диком бреге Иртыша» (1958); «В одном районе» (1960); «Песня зовет» (1961); «Морская быль» (1962)»; «Перекресток» (1963); «Следы уходят за горизонт» (1963); «Крылья песни» (1966); «Тревожное утро» (1967); «Конец атамана» (1970); «Кыз Жибек» (1970); «Транссибирский экспресс» (1976); «Выбор» (1976); «Гонцы спешат» (1978); «Вкус хлеба» (1979); «Серебряный рог Алатау» (1980); «Провинциальный роман» (1981); «Чокан Валиханов» (1985); «Турксиб» (1986); «Маньчжурский вариант (1988); «Абулхаир-хан» (1993); «Ермак» (1996); «Сага о древних булгарах» (1999); «Дядя, я тебя убью!» (1999); «Дом у соленого озера» (2005).

Режиссер кино: «Год дракона» (1980); «Чокан Валиханов» (1985); «Полынь» (1986); «Козы Корпеш - Баян-сулу» (1993), совместно с И. Вовнянко «Дом у соленого озера» (2005).

Артист театра: «Абай» (1964); «Легенда о моем народе» (1964); «Енлик-Кебек» (1965); «Буран» (1965); «Всеми забытый» (1962); «На чужбине» (1967); «Дон Жуан, или Любовь к геометрии» (1969); «Кровь и пот» (1970); «Кобланды» (1970); «Восхождение на Фудзияму» (1974); «Козы Корпеш - Баян-сулу» (1975); «Утреннее эхо» (1976): «Завещание потомкам» (1978); «Ревизор» (1978); «Юлий Цезарь» (1988); «Перед заходом солнца» (2002).

Режиссер театра: «Ревизор» (1978);

«Амангельды» (1980); «Есть ли яд, мною не испитый?» (1987); «Акблек» (1993); «Если бы я был султаном» (1993); «И султаны тоже смертны» (1996); «Волчонок под шапкой» (1999).

Написал сценарий к фильмам «Козы Корпеш и Баян-сулу» (1992); «Маньчжурский вариант» (1989).

Абдижамил Нурпеисов, писатель: «Помню, как что ли в 1970 году в свет вышла знаменитая экранизация «Кыз Жибек» режиссера Султана Ходжикова. И там буквально яркой звездой, затмевая юных неопытных исполнителей главных ролей, блеснул великолепный талант истинного казахского батыра, сыгранного Асанали Ашимовым. Он откровенно излучал, как нынче говорят, глубоко отрицательное обаяние, но мощный темперамент, темное роковое чувство хлынули на наши экраны с такой покоряющей неудержимой силой, напором, что фактически его злодей, Бекежан, стал бесспорным кумиром восхищенных зрителей.

Думается, как раз в таких далеко непростых, неоднозначных, трагических даже ролях по-настоящему полновесно раскрывался недюжинный масштаб его актерского дарования.

И таких ролей у него немало. Я думаю, такая творческая биография сама по себе является высшей профессиональной наградой».

Рубен Андриасян, народный артист РК: «Это актер-глыба, который каждую минуту своего существования на сцене заполняеттакой глубиной мысли и чувств, что завораживает зал даже тогда, когда ничего не говорит. Именно так было в спектакле «Перед заходом солнца», где главную роль исполнял Асанали... Более красивого подарка от актера я не получал никогда».

Герольд Бельгер, писатель и переводчик: «Давно знаю славного азамата Асанали. Для меня он не только Актер, Кинодеятель, Автор мемуаров и дневников. Аеще супермен. Воплощение казаха. Яркий представитель нации. Гордый сын земли казахской. Такой личностью стоит гордиться».

Оралхан Бокеев, писатель и драматург: «Настоящее признание Ашимову принесли фильмы «Кыз Жибек» и «Конец атамана». Его Бекежан и Чадьяров - вершина не только его личного актерского мастерства, но и всего казахского киноискусства. Наиотрицательнейшую роль - Бекежана - он сыграл так, что положительный герой был убит не только физически, он просто померк в глазах зрителя: после выхода на экраны фильма «Кыз Жибек» симпатии людей оказались на стороне эмоционального, обнаженного в своих чувствах, а потому искреннего Бекежена. А если говорить о «Конце атамана», то этот фильм и не состоялся бы вовсе, не будь там Чадьярова в блестящем исполнении Ашимова».

Вместо послесловия, или Как стать Асанали Ашимовым

Принципы, которыми я руководствовался в своей жизни, просты и понятны всем.

Первое правило. Человек должен найти свою нишу в основании здания, которое называется жизнь. Если он, как хороший кирпич, войдет плотно, без зазоров, значит, и здание его жизни будет вечным. Так было, когда я строил свой очаг с первой женой. Он у нас получился крепким - мы с Майрой прожили душа в душу 35 лет.

А потом я начал строить дома. Первый из них Божий - мечеть на моей родине в честь деда Ыскака Прадара. На радость людям она вышла пригожей и уютной, и как-то очень хорошо соседствует с дубом, что растет рядом. Тот безвестный человек, кто его посадил лет сто назад, был, безусловно, хорошим человеком. Так думает каждый, кто присаживается отдохнуть под могучую тень одинокого дуба.

Потом я разломал свой старый дом (мне многое здесь напоминало о неприятных моментах в жизни - неудачная третья женитьба, смерть матери в этих стенах) и приступил к строительству нового.

Найдутся, наверное, люди, которые не преминут спросить: откуда «дровишки», то есть деньги? Отвечаю: строю на гонорары от пятитомника и фотоальбома, которые оптом приобрели у меня областные акиматы, а еще на доходы от городской квартиры, которую сдаю иностранцам. Опять же родственники помогают. Один из братьев жены -профессиональный архитектор - спроектировал дом, другой взял на себя внутреннюю отделку. Этот дом адресный - в нем хозяином будет мой младший сын Асанали.

Кстати, строительство я начал с благоустройства двора - посадил деревья и цветы. Это тоже один из моих жизненных принципов-жизнь вокруг должна быть опрятной и красивой.

У одного из русских классиков есть рассказ: заблудившаяся в лесу женщина увидела идущего ей навстречу мужчину. Вначале она испугалась, но, углядев у него в руках цветы, успокоилась: тот, кто влюблен в красоту, не может убить человека.

Название фильма “Кто Вы Господин Ка?” «Цветочник» - по кличке последней картины, где я буду сниматься, не случайное. Цветы - продолжение жизни, олицетворение любви. Среди самых дорогих подарков они стоят особняком. Скромные полевые цветы, сирень, розы... Все это любила Майра - моя первая жена Особенно она обожала сирень. Эти цветы и сейчас рядом с ней - Саги посадил на ее могиле куст сирени, а потом я взял отросток оттуда и пересадил туда, где нашел последнее пристанище сам Саги.

Второе правило. Человек должен активно созидать и искать что-то новое. В фильме «Чокан Валиханов» я придумал такой эпизод. Когда Тезек-торе (Тезек Нуралиев - старший султан Алатауского округа), на сестре которого Валиханов женился будучи уже тяжело больным, спрашивает, что же нужно сделать, чтобы изменить безрадостную жизнь вокруг, Чокан отчеканивает: «Рыть!».

- Что рыть? - пугается Тезек-торе.

- Колодцы, миллионы колодцев. Будет вода, не будет - не важно, главное, не сидеть на месте и неустанно искать что-то. Чтобы пасти барана, потом зарезать его, сварить и съесть - много ума не надо, так можно и самому превратиться в это животное.

Третье правило. Не жить в долг, рассчитывать только на себя. Я в своей жизни занимал деньги всего лишь раз - когда покупал первую в жизни машину. Уж очень был велик соблазн - ездить на своей «Волге», потому и побежали с Майрой к Абдижамилу Нурпеисову.

Сам я частенько одалживаю, а иногда безвозмездно даю деньги. Ко мне в офис, бывает, захаживают бывшие детдомовцы. Им много не надо - тысячу-другую, которую они чаще всего тратят на сладости. Грех им отказывать в этом. Я радуюсь больше, чем они, когда эти дети уходят от меня удовлетворенными.

Недавно ко мне зашла одна из тех, что занимает у меня традиционную сумму - 500 долларов. «Асанали-ага, не думайте, пожалуйста, что я забыла про долг. Как только появятся деньги, я сразу вам отдам». В тот момент я гордился не собой, а тем, что имею дело с человеком совестливым и порядочным.

Четвертое правило. Умейте смеяться и шутить, когда хочется плакать, обуздывать зависть, считать трудовую копейку, но не быть жадным.

Когда меня спрашивают, как ты смог выдержать все удары, что свалились на тебя в одночасье, отвечаю, что мне помогает юмор. В конце концов, мои проблемы - это только мои проблемы. Давая кому-то возможность жалеть себя, продлеваешь тем самым жизнь своим врагам. Когда мне было совсем тяжело и плохо, слезы я показывал только одному человеку - Майре. Помню, я вернулся из командировки в Москву. Умом-то понимал, что ее уже нет и она никогда не встретит меня у порога, и все же, когда дверь открыла родственница, я молча прошел в нашу комнату и беззвучно зарыдал перед портретом жены.

Смех, юмор и шутка помогают избежать серьезной грозы в доме. Однажды мы с друзьями встречали Новый год в нашей полуторке на улице Фурманова. Апашку, мою мать, с Саги и Мади мы с Майрой отправили к друзьям. Новый год наша актерская компания встретила хорошо. Но радость и веселье были испорчены кражей нитяной авоськи, полной казы и карта. Мать берегла высланное из аула мясо пуще ока. И вот на тебе - кто-то срезал висящую за окном авоську...

Майра страшно расстроилась. Взбучка от свекрови была неминуемой. А я очень кстати вспомнил историю, связанную со смертью брата матери. «Медеубай умер», - сообщил я без всяких предисловий. Мать замерла в шоке, у нее даже слез не было - настолько неожиданным было известие. Придя в себя, она горько упрекнула: «Что же ты не подготовил меня к этой страшной вести? Так мне было бы легче».

«Успокойся, я тебя выручу», - пообещал я Майре.

Утром мать с детьми вернулась домой. Я, несмотря на шум-гам, делаю вид, что сплю, Майра волнуется. Мать первым делом кинулась к окну. Не найдя там мяса, стала искать его на кухне.

- Куда же мясо запропастилось? - спрашивала она у самой себя.

Услышав это, я понял, что пора выходить на сцену.

- Садись, - велел я матери и понес: - Жизнь - штука сложная, если мы будем все принимать близко к сердцу, то можно остаться и без него...

Я так долго тянул резину, что мать не выдержала:

- Кто в этот раз?

- Не кто, а что, - поправил я ее. - Мясо украли.

- Да бог с ним, с мясом, - с облегчением вздохнула мать. - Главное, все живы.

Вышла на улицу, походила, успокоилась и только потом спросила: «А как украли-то?».

Пятое правило. Если хочешь сказать многое -лучше помолчи. Никогда не забуду встречу в одном из областных центров. Я шел с товарищем по улице, как вдруг из небольшой толпы отделилась пожилая женщина, так напоминавшая своим обликом мою мать. Она подошла ко мне, молча встала на колени передо мной и поцеловала мне руку. Я не знаю, почему она это сделала: может, ее трогала моя работа в кино или на театральной сцене, а, возможно, услышала о недавней смерти моей матери.

Шакен Кенжетаевич Айманов никогда не учил как надо жить или играть на сцене, но его молчаливые уроки дали мне больше, чем все институтские лекции вместе взятые. Этому же принципу старался следовать и я. С сыновьями я мало общался, пока они были маленькие, нотации читать мне было некогда, да и не умел я этого, видели меня и курящим, и выпивающим, и неправедным, но, странное дело, они меня боготворили даже будучи уже взрослыми, семейными мужчинами. Недавно перед спектаклем один молодой актер сказал мне: «Ага, я работал на летних каникулах у Мади грузчиком, когда мне было лет четырнадцать. Он вас считал за бога».

Видя, что я сник после этих слов, он вышел из гримерной. Минут через пятнадцать вернулся: «Простите, что я вас расстроил перед спектаклем». «Что ты, - сказал я ему. - Ты, напротив, настроил меня на образ».

Когда ушла из жизни Майра, и Мади, и Саги страшно переживали за меня. Я это чувствовал по вскользь брошенным тревожным и любящим взглядам, по тому, как они старались не оставлять меня одного. Когда я вскоре женился на Гульбану, ни единым словом не упрекнули, хотя я чувствовал: мачеха была им не по душе.

...Мне нередко приходится слышать такой вопрос: как стать Асанали Ашимовым? Вначале пытался что-то формулировать, найти какие-то нужные слова. А сейчас отвечаю: никак. И рассказываю одну степную притчу. Степного мудреца спросили однажды: как вы стали таким мудрым в окружении глупых, завистливых, ленивых людей? «Я учился у них», - ответил мудрец.