Страница - 5

Имантай Сатпаев (1845-1928)

Когда в благополучной семье с хорошим достатком увидел свет первенец Сатпая и Кунсулу, дали они ему имя Имантай.

Будучи сам грамотным и деятельным, Сатпай детей своих отдавал учиться в аульные полусветские и полурелигиозные школы, открывавшиеся в то время в родных краях, затем в городах.

По сохранившимся сведениям, Имантай получил образование в Омске, в медресе Абдрахимана, участвовал в собирании материала для экспедиции Ф.А.Щербины и записывании отдельных стихов Бухар жырау Калкаманова, был в одно время бием — третейским судьей. Об Имантае Сатпаеве есть записи К.И.Сатпаева, воспоминания А.Х.Маргулана, А.К.Каюпова, З.Акишева. На основе воспоминаний и рассказов его современников пытались воссоздать образ Имантая Е.Букетов, А.Брагин, М.Сарсекеев.

Федор Алексеевич Щербины (1849-1936)-профессор ''Вольноэкономического общества" С.-Петербурга, историк, статист, организовал и руководил экспедицией в то время в 12 областях Казахстана и на основе сбора материала и подробного описания каждой из них выпустил 12 томов книг. Материалы так называемой экспедиции Щербины имеют большое значение в истории Казахстана, в них содержатся сведения о каждой из областей, ее земли, хозяйства, социальных обстоятельствах, о событиях и многих богатырях степи. В одном из томов экспедиции Щербины имеются сведения Имантая Сатпаева о жунгарских набегах и отличившемся в бою богатыре.

Имантай Сатпаев хорошо знал жизнь и творчество Бухара жырау Калкаманова (1668-1781), дружил с одним из его потомков Курманбаевым — Куреке, в свое время популярным в народе распространителем наследия своего выдающегося жырау-деда, да сам не лишенным дара сочинительства. От Куреке Имантай Сатпаев вел запись одного малоизвестного стихотворения Бухар жырау Калкаманова. Впоследствии установлено, что стихотворение — через Мусу Шорманова и Г.Н.Потанина попало в Санкт-Петербург, в архив известного ученого востоковеда И.Н.Березина. Сохранившееся в его архиве стихотворение Бухара жырау, записанное в свое время Имантаем Сатпаевым, потом было обнаружено академиком А.Х.Маргуланом и опубликовано в первом томе пятитомных сочинений Ч.Ч.Валиханова, который в свое время занимался изучением творчества Бухара жырау Калкаманова.

Ниже приводятся материалы, связанные с историей записи, комментарии А.Х.Маргулана и текст песен на казахском языке в переводе на русский.

Образец причитаний

Среди бумаг Ч.Ч.Валиханова имеются тексты на казахском и киргизском языках, написанные арабским алфавитом. Это устные предания, песни и пословицы казахского и киргизского народов, сделанные во время путешествий. Запись представляет собой черновой автограф на казахском языке без перевода, озаглавленный "Для образца(причитаний)". Полный заголовок не сохранился, край листа оторван. Автор песни — известный казахский певец Бухар жырау (ХVIII в.); он сочинил ее на смерть хана Аблая.

Один из рукописных вариантов песни хранится в Санкт-Петербурге в архиве И.Н.Березина (ф. 5, N1, л. 7). Этот вариант записан в 1880 г. Имантаем Сатпаевым для Г.Н.Потанина из уст известного баянаульского певца Куреке. К песням Бухара жырау приложено анонимное письмо, написанное на казахском языке и имеющее вид небольшой программы по сбору песен известного акына. Судя по всему, оно составлено под диктовку самого Г.Н.Потанина и адресовано Имантаю Сатпаеву. Вот содержание этого письм а в русском переводе:

"Привет г.Имантаю. Прошу записать от Куреке (внука певца) отдельные эпизоды и повествования Бухара-жырау об Аблае, в частности: осуждение Аблая, восхваление его коня, эпизод об отправлении сына своего Адиля вместе с ' Жарылгапом в Китай; на какую тему его посланцы вели разговоры с императором Китая? Рассказы о войне с калмыками — сколько раз воевали? Как именовали калмыкских ханов?

Для записи этих рассказов (песен Бухара-жырау) приехал товарищ Чокана Г.Н.Потанин с супругой".

Запись Имантая датируется 1880 г., когда Г.Н.Потанин, возвращаясь из монгольского путешествия, вместе с женой заехал в Баян-аульский район.

Г.Н.Потанин пишет: "Возвращаясь из поездки 1880 г., я заехал в Баян-аульский район Семипалатинской области, где провел неделю в ауле Мусы Чормановича. Г.Чорманов обязательно предложил мне воспользоваться бумагами, которые были приготовлены им для покойного Чокана Валиханова" (см. Очерки Северо-Западной Монголии, ч.ІV.СПб., 1881, с. 13-14).

Запись Ч.Валиханова датируется 1855 г. — временем, когда молодой ученый проявлял усиленный интерес к собиранию образцов казахской народной поэзии.

Вариант Имантая, хотя и записан спустя 25 лет после Чокана, но между ними нет особых расхождений, язык, стиль и основной текст обеих записей очень сходны, ] можно сказать, что взаимодополняют друг друга лишь некоторыми куплетами и отдельными строками. С точки зрения четкости правописания казахских слов вариант И.Сатпаева лучше и является верным ключом для расшифровки некоторых неясностей, встречающихся в записи Ч.Ч.Валиханова.

Печатается по черновому автографу — ЦГАЛИ, ф. 118, оп.1, д. 469, л. 29.

(Валиханов Ч.Ч. Собр. сочинений в пяти томах.Алма-Ата, Изд-во Академии наук Казахской ССР, 1961. С. 633).

Песня Бухара-жырау, записанная в 1880 году Имантаем Сатпаевым была переведена на русский язык А.Х.Маргуланом и Дж.Кармышевой, впоследствии ученый-фольклорист Н.С.Смирнова перепечатала на арабском шрифте, на казахском и русском языках и высоко оценила.

В последние годы в книге "Казахский фольклор в собрании Г.Н.Потанина" в комментарии к песне Бухар-жырау Калкаманова написано: "Тексты песен Бухар-жырау воспроизводятся по рукописи из фонда И.Н.Березина (АИВ РАН, ф.4, №1, л.7 и др.). К И.Н.Березину они попали от Г.Н.Потанина, который получил их в 1880 г. в округе Баян-аула, где Тока находился аул Мусы Чорманова… Как следует из письма неизвестного автора (возможно Мусы Чорманова — Н.С.) к Имантаю Сатпаеву, написанного по просьбе Потанина, от внука Бухар-жырау Куреке (полное имя Курманбай) были получены песни его деда… Тексты, полученные Г.Н.Потаниным от Куреке в 1880 году, — одним из первых записей песен Бухар-жырау, во всяком случае — первая значительная по объему запись".

Столь ценные материалы свидетельствуют о том, что Имантай Сатпаев хорошо знал ряд исторических событий, связанных с борьбой казахского народа против жунгарско-калмыцких завоевателей, деяния нескольких ханов и батыров и сложенные о них народные произведения и как знаменитый современник, ученый Ч.Ч.Валиханов, старше его на десять лет, ценил исторические памятники и по силе возможности заботился об их сохранении и собирании. Эти факты также свидетельствуют о том, что Имантай Сатпаев с чувством глубокого уважения относился к памяти великого казахского ученого, проявляя заботу о продолжении части его благородных дел — в тщательном сборе материалов, сохранившихся в народе для восстановления подлинной истории казахского народа.

По свидетельству академика А.Х.Маргулана, в 1862 году, когда Имантай Сатпаев был в Омске на учебе, познакомился и с Ч.Ч.Валихановым (Қазақстан мектебі. 1969. №4). Как известно, Зейңеп, мать Ч.Ч.Валиханова, происходит из аула Шормановых. Когда Ч.Валиханов гостил в ауле родственников матери — нағашылар, мог познакомиться и с некоторыми людьми из соседнего аула-аула Сатпаевых.

Ч.Ч.Валиханов в последнем письме к отцу писал: "Устал, нет никакой силы… скоро не увижу света. Мне больше не суждено повидаться с моими дорогими родными и друзьями, нет для этого никаких средств. Это будет мое последнее письмо. Прощайте, обнимаю всех… Приезжайте в Жетысу, увезите к себе мою бедную Айсары (жену), не оставьте ее без внимания и заботы" (Валиханов Ч.Ч. Собр.соч. в пяти томах. Алма-Ата, 1961. Т. 1. С. 89).

По некоторым данным, когда Чингис отправлял несколько человек из Кокчетава в Жетысу, в Алтын-Эмель, где умер и похоронен Ч.Ч.Валиханов, в этой группе был и двадцатилетний Имантай Сатпаев. Так он побывал в Алтын-Эмеле на возвышенности на могиле великого современника, почтил его память, возможно, участвовал в построении в честь Валиханова сводчатой гробницы из жженого кирпича, на которой сохранился карандашный рисунок, сделанный Г.Н.Потаниным (рисунок приведен в 1-м томе Собрания сочинений в пяти томах Валиханова, с. 88). Обратно группа вернулась в Айсары. Нужны, конечно, материалы об этой важной поездке в Алтын-Эмель.

Имантай Сатпаев был близко знаком с одним из друзей

Ч.Ч.Валиханова Г.Н.Потаниным. После Монгольского путешествия известный востоковед побывал в Сары-Арке, тогда казахские друзья тепло встречали его. Среди близких ученому людей был и Имантай. Об этом пишет и сам Потанин в книге "Казахский фольклор в собрании Г.Н. Потанина". Алма-Ата, 1972. С. 23).

В отдельных книгах Имантай сообщает, что он выполнял работы бия — третейского судьи, но сохранилось мало письменных сведений, поэтому надо тщательно вести поиски в архивах.

Однако то ли решил дед Сатпай, то ли Имантай сам надумал — в конце 40-летнего возраста вторично женился на красавице и умнице — Алиме Исиной. Подробностей о ее просхождении, биографических данных родителей и родственников не сохранились. Аульчане Шормановых и Сатпаевых рассказывали, что Алима была привлекательной молодой женщиной, ее любили особенно за склонность к сочинению коротких, острых, юмористических стихов, посвященных молодым сверстникам, говорили, что она из рода острословцев -Шоншаровых. Жаль, что не сохранились фотографии и ее эпиграммы.

В ауле Сатпаевых также с уважением и любовью относились к Алиме, у которой вскоре появились на свет в 1892 году дочка Газиза, через два года в 1894 году — сын Габдол Газиз, а в 1899 году — Габдол Гани — Каныш. Дед Сатпай, будучи в преклонном возрасте, надо полагать, был счастлив, увидев долгожданных внучку и внуков, тепло благословил их, а отец Имантай уже в конце пятого десятка жизни радовался появлению стольких детей, о которых бережно и разумно заботился, дал им хорошее воспитание и блестящее образование. Ему тоже довелось  увидеть их повзрослевшими, в кругу семей, окруженных вниманием внуков и внучек. Только огорчало то, что Алима не смогла увидеть своих детей счастливыми, она умерла в 1904 году. Сыновья и дочь с малых лет воспитывались у старшей жены Имантая — Нурум Тасболатовны, которая относилась к ним как родная мать. Долгую жизнь прожили и их воспитательницы и воспитатели — преданная семье Сатпаевых чистоплотная милая женщина Меиз, спустя много лет К.И.Сатпаев в знак благодарности назовет одну из дочерей ее прекрасным именем, а имя своего молочного брата, верного товарища по детству и юности Нурлана Касенова ученый дал одному из внуков -Нурлану Жармагамбетову. Именем родной Матери Каныш Имантаевич назвал внучку -Алиму Жармагамбетову. Имя своего единственного родного старшего брата, которого академик так глубоко любил, дал другому внуку — Газизу Батырбекову. Так ученый хотел, чтобы самые близкие ему люди продолжали благородные традиции и дела родного аула Сатпаевых.

Во время оголтелой кампании против зажиточных людей у Имантая Сатпаева не смогли конфисковать годами нажитое добро. Простые люди из соседних аулов горой стояли за уважаемого аксакала в прямом смысле этого слова, не подпуская в его аул работников НКВД. Имантай Сатпаев был уникальным человеком. Он в практической жизни никогда не противился злу насилием, а наоборот проповедовал всеобщую любовь, заботясь о бедных людях. В ауле Сатпаевых не знали криков, ругани, унижения человеческих достоинств, раздоров, ссор — такая своего рода гармония, согласие, взаимопонимание, взаимоуважение царили здесь. Для них все люди были одинаково интересны. И они любили каждого по отдельности. Так доброта и любовь, проявленные к малоимущим, сторицей вернулись в трудное время. Соседи Шалабай и Жумаш Шадетовы, Бакай и Жумагул Бекхожины, Нурлан Касенов, Козыбагар, Заир и другие члены их семьи спасли Сатпаевых от немилости властей.

Их дети и поныне живут в совхозе имени Сатпаева. Сатпаевы до последнего времени поддерживают с ними теплые отношения, помогая их внукам получить образование и трудиться по профессии.

А.Х.Маргулан в своих воспоминаниях писал и о высоком проявлении любви к ближнему: "Отец Каныша Имантай был человеком умным, спокойным, глубоко думающим взвешивающим все разумно, с умом, решающий все вопросы обстоятельно, свою долгую жизнь он противопоставил несправедливости, злоупотреблению, насилию и ставил целью посильно помогать неимущим, бедным людям. Эти благородные качества Имекена (уважительное отношение к имени старшего) хорошо помнили бедняки — Козыбагар и Касен. Их сегодняшние потомки, работники Заир и Нурлан, помнят как он тратил свои силы только для созидания".

За многовековую историю ислама сложилась определенная строгая система богопочитания, отправления религиозных обязанностей в соответствии с учением Корана, с указаниями мусульманских богословов. Но несмотря на усердие служителей религии — мулл, казахи так и не стали ревностными верующими, воспринимали ислам разборчиво. Имантай и в молодые, и в зрелые годы не отличался глубокой религиозностью.

Однако на склоне лет Имантай Сатпаев то ли захотел разыскать место последнего пристанища — могилу своего отца в Мекке и поставить знак, то ли устал от бурных событий начала XX века, видя, как рушится все привычное, устоявшееся, где стали преследовать безвинных людей, не было возможностей для спокойного ведения большого хозяйства, то ли осознал, что святость и благость паломничества беспредельны — стремился к совершению обряда священного хаджжа.

Имантай договорился с одним молодым человеком из соседнего аула, чтоб сопровождал его, разрабатывал планы поездки и пребывания в далекой стране. О будущих планах, связанных с паломничеством, Имантай написал письмо в Москву, своему сыну — Канышу, где он служил, с просьбой разузнать все детали путешествия. Однако задумка отца не осуществилась, в 1928 году он скоропостижно скончался. Спустя несколько лет эту задумку деда вспомнили недоброжелатели, враги К.И.Сатпаева, и старались использовать как вескую зацепку против него. В одной из объяснительных записок 1950-х годов К.И.Сатпаев писал: "… Осенью 1927 года, возвращаясь из очередной экспедиционной поездки в

Центральный Казахстан, я заехал на несколько дней в родной аул. Мой отец Имантай, услышав откуда-то, что Советская власть объявила о разрешении желающим свободно ехать в Мекку настойчиво просил меня помочь совершить это паломничество… Из уважения к его глубокой старости я ему дал обещание разузнать об этом, и если такое разрешение имеется, то оказать возможную помощь в его поездке. Поскольку отцу было тогда 82 года, то он направлялся ехать с еще одним казахом из соседнего аула, более молодым по возрасту… Но через несколько месяцев после того, ранней весной 1928 года, мне сообщили из аула о кончине отца, чем, естественно, и закончилась вся история его паломничества".

Имантай умер в своем родном крае — Баянауле, похоронен в семейном склепе, где лежали мать Кунсулу, младшая жена — Алима Исина-Сатпаева. На гранитном постаменте на могиле Имантая была надпись на арабском языке (см. рис. на с.26).

Спустя ряд лет, по просьбе К.И.Сатпаева на могиле родителей в Баянауле установлены две одинаковые гранитные плиты с надписями их имен и фамилий, датой рождения и смерти, высокая и широкая ограда просторней прежней. К 100-летию со дня рождения К.И.Сатпаева обустраивается это священное место. Сохранилось единственное фото Имантая Сатпаева, без указания дат снимка, кажется, в его преклонном возрасте, приблизительно в 10-х -20-х годах XX века, т.е. до потрясений, тревожных неспокойных конфискационных событий, до начала массовых подозрений и арестов всех мыслящих людей.

Имантай Сатпаев изображен на фотографии в традиционной казахской одежде, на голове — круглая осенняя шапка с меховой отделкой, спокойный благородный вид с бакенбардами и с небольшой бородой. В то время, видимо, люди не предавали особого значения фотоснимкам, ведь у Сатпаевых было много возможностей сниматься на фото, они часто бывали в больших городах Омске, Павлодаре, Семипалатинске, Жезказгане, где действовали многочисленные ателье, оказывающие подобные услуги. До обидного мало семейных фотографий, когда все вместе собирались.

В ряде автобиографий, писем и записок К.И.Сатпаева отражены теплые, сыновние заботливые чувства и отношения к родителям. В автобиографиях сообщаются точные, краткие, лаконичные сведения о местах, датах рождения и ухода из жизни родителей, родной сестры и брата, двоюродных братьев.

Ранние письма конца 1920 годов XX века, написанные в Москве, когда К.И.Сатпаев работал руководителем геологического отдела треста “Атбасцветмет" при ВСНХ СССР полны чувства тревоги и заботы о родных, близких людях в далеком ауле, в дальних краях.

В 1928 году К.И.Сатпаев так писал в одном из писем: "… Положение в нашем ауле, судя по всему, создалось тяжелое. Ко всему, о чей писал раньше, присоединилась еще смерть отца и арест одного из двоюродных братьев… Каково положение пятерых малолетних детей и жены брата, а также моей старой матери — я не знаю, т(ак) к(ак) вот уже два месяца, как нет писем от них. Брат сейчас — в Павлодаре. Его дальнейшая участь пока не известна. Я принимаю все меры, чтобы его дело было рассмотрено вновь авторитетными государственными органами. Дело о нем (брате) настолько нелепо по существу, что я почти не сомневаюсь в успехе. Это дело — специфическое порождение степной глуши, состряпанная еще на основе взяток его личных врагов. Строгий и справедливый советский суд, несомненно, скоро раскроет все эти темные махинации. Но какие тяжелые переживания выносит его семья сейчас, без средств к существованию, без него, после смерти отца? Мне как все переживать тоже тяжело, но я все-таки не падаю духом… " В письме К.И.Сатпаев писал, что искренне любил своего отца, для него он был высочайших достоинств особым, умным человеком, уход родного человека в мир иной для него — тяжелейший удар. Впоследствии он всегда вспоминал тепло и с благодарностью.

Как известно, в начале 50-х годов XX века было в Казахстане очень тревожное, трудное время, когда по идеологическому шору преследовали представителей интеллигенции, различные прогресивные начинания и мысли, усилились всякие доносы, несправедливые обвинения из-за выдуманных грязных писанин анонимщиков, злостных людей с черной душой. Обвиняли во всех грехах и Президента АН Казахстана академика К.И.Сатпаева. Отрываясь от любимой работы, он вынужден был давать объяснения на выдумки каждого. Ниже приводится один из пунктов писем К.И.Сатпаева, написанных по поводу того, что он якобы скрыл свое социальное происхождение При вступлении в КПСС. Каныш Имантаевич вступил в партию в 1943 году. "… Что касается хозяйства моего отца, то я указывал в своей автобиографии, что он имел 100-150 голов мелкого скота, 40-50 лошадей", и далее писал, что "поскольку хозяйство моего отца было чисто скотоводческим, то, учитывая реальный баланс доходов и расходов, его хозяйство, с моей точки зрения, следует считать хозяйством зажиточного середняка". Весь годовой доход по его хозяйству определен в 586 руб. 20 копеек и предъявлено ему к уплате 72 руб.98 копеек налога. Следует при этом подчеркнуть, что рассматриваемый 1927-1928 гг. являлся, как известно, годом особо тщательного учета поголовья скота в Казахстане со стороны налоговых органов, в связи с проведенным в том же году в Казахстане важнейшим политическим мероприятием — конфискацией скота и имущества баев-полуфеодалов. Как видно из данного документа, хозяйство моего отца имело фактически гораздо меньшее поголовье скота, чем указано в моей автобиографии, и давало годовой доход менее 600 рублей (а месячный — менее 50 рублей), что, конечно, нельзя считать "байским". Справедливость подобного заключения подтверждается и историческим постановлением ЦК ВКП(б) от 1932 года о мерах по подъему животноводства Казахстана, где указано, что в чисто животноводческих районах Казахстана (как, например, Баянаульский, где проживал мой отец — К.С.) разрешается иметь в индивидуальном пользовании до 150 голов мелкого скота на хозяйство, что, очевидно, и надо рассматривать, как хозяйство середняка. Но несмотря на то, что хозяйство моего отца было в действительности, в лучшем случае, хозяйством зажиточного середняка, я всегда считаю и этого никогде не скрывал, что считал себя фактически выходцем именно из среды, так называемых "социально чуждых" слоев населения по той простой причине, что дед мой был крупный бай, брат мой был в свое время репрессирован органами советской власти, а один из двоюродных моих братьев состоял ранее в партии "Алаш-Орда", причем обо всех этих фактах также было подробно написано в рассматриваемой моей автобиографии, в момент вступления в партию. Эти факты неопровержимо говорят о том, что обвинение меня в скрытии своего социального происхождения не соответствует истине. Отмечу, что именно сознание того, что я происхожу из социально-чуждых слоев населения, и удержало на долгое время мой приход в партию, хотя идейно я пришел к ней давно, еще в период своей работы в Джезказгане ".

Имантая Сатпаева знал его современник поэт Султанмахмут Торайгыров (1897-1920). Об этом можно узнать по одному из поздних воспоминаний К.И.Сатпаева, рассказанных К.Жармагамбетову.

"Это было осенью 1917 года. Холодный день. Пронизывающий ветер с песком. Доктора не помогли ничем. Тяжело на душе. Я уже подумывал об отъезде.

Время шло к вечеру. Я отправился из семинарии к дому Абикей ага с книгами, которые намеревался захватить с собой в аул. На углу встречаю человека с бледным лицом. Ясноглазый, среднего роста, худощав.

— Здравствуй, братишка. Ты не сын Имеке-аксакала? -спросил он нежно.

Вроде знакомый, только не знаю, где я его раньше встречал.

  — Да, я Каныш, сын Имантая.

— А я Султанмахмут Торайгыров. Если располагаешь временем, зашел бы ко мне вечерком, — и назвал свой адрес.

— Хорошо, Султеке. Зайду.

Он жил на квартире у одного татарина. Я пришел к нему поздно вечером. На столе стопки бумаг, книги. Султеке был рад моему приходу.

— Каныш-шырагым, у меня нет основательного образования, я рос в нужде, школу не посещал. И в русском не особенно силен. Прочти мне некоторые места из этой книги, которые я укажу, и переведи их содержание, если не дословно, то хотя бы в общих чертах, -сказал поэт, протянув мне толстую объемистую книгу, обернутую желтой бумагой. Я пролистал ее. Некоторые строки подчеркнуты. Начал читать про себя. Вроде на русском языке написано, знакомые слова; но понять смысл их с первого раза оказалось не так-то просто. Пришлось прочесть снова. И только тогда смог кое-что разобрать, и то почти интуитивно. Начинаю пересказывать. Султанмахмут-ага непросто слушает, а записывает. Так мы просидели около двух часов. Вдруг обоих стал душить сухой кашель, должно быть, чад керосиновой лампы подействовал.

Это послужило поводом для того, чтобы излиться друг другу о скорбях своих. Поэт тоже болел этим страшным недугом...

После этого мы встречались еще два раза, В последний вечер Султеке, зная, что я уже еду в аул, принял меня с хорошим угощением. В один из моментов, когда хозяин вышел в переднюю комнату, я, не в силах удержать свое любопытство, быстро развернул обертку, под которой были и первые страницы книги, столь тщательно изучаемой поэтом, широко известным в степи. На титульном листе стояло: "Капитал. Критика политической экономии. Сочинение Карла Маркса. Том первый. С.-Петербург, 1872 год".

В тот же вечер Султеке меня благословил на дорогу.

— Не забывай мечту свою, — сказал он мне на прощание. -Она не только твоя, это стремление всего нашего народа. Только через просвещение, только через него лежит путь к нашему благополучию в будущем. Но для того, чтобы учиться, нужно хорошее здоровье. На что годен сокол без крыльев?..."

Этот рассказ К.И.Сатпаева восстановлен в воспоминаниях писателя К.Жармагамбетова "Соңгы сапар" ("Последний путь") в журнале “Қазақстан мектебі". 1964. №4, затем перепечатан в сборнике воспоминаний об академике К.И.Сатпаеве (Каныш ага. Алматы, 1989. С. 163-164). Этот рассказ также свидетельствует о том, что выдающийся казахский поэт Султанмахмут Торайгыров (1897-1920) знал Имантая Сатпаева, был в курсе его дел, учебы сына в городе.

Ценные воспоминания об Имантае Сатпаеве оставлены академиком Алькеем Хакановичем Маргуланом (1904-1985). Аул Маргулана находился рядом с аулом Сатпаевых, тоже в Баянауле Павлодарской области. Во время весеннелетних кочевок на берегу 300-километровой реки Шидерти аулы, как рассказывают жители этих краев, вообще бывали близки друг от друга. К тому же Алькей ага приходился зятем Сатпаевым. А.Х.Маргулан женат на второй дочери двоюродного брата К.И.Сатпаева, известного педагога и общественного деятеля Абикея Зеиновича Сатпаева (1881-1938). Раушан Абикеевна Сатпаева (1916-1986) была намного моложе мужа, но несмотря на это, они прожили многие годы счастливо, во взаимном согласии и мире. Близкие и родные, коллеги уважали и любили крупнейшего археолога и известнейшего медика-онколога.

А.Х.Маргулан видел Имантая несколько раз, общался, беседовал, спустя несколько лет он восстанавливал отдельные эпизоды и содержание разговоров с ним. Воспоминания А.Х.Маргулан написал на казахском языке, ниже приводятся некоторые записи А.Х.Маргулана в подстрочном переводе на русский язык. Наброски, появившиеся в печати в 60-х годах, уникальны и редки, ибо А.Х.Маргулан был тогда единственным человеком, встречавшимся с Имантаем Сатпаевым в начале XX века.

А.Х. Маргулан: "Беседовать с Имеке было всегда интересно. Молодой человек чувствовал себя как будто бы студентом, державшим экзамен перед строгим профессором.

Мастерски рассказанные им исторические события ХVШ-ХІХ веков оставляли впечатление будто бы юношу водили в храм науки… Под влиянием отца Каныш Имантаевич в детские годы с увлечением занимался арабским, персидским языками. Выучил наизусть стихи Хафиза, Саади, Навои. Некоторые произведения он знал настолько хорошо, что иногда в часы досуга, особенно, | когда отдыхал на курортах, любил подолгу читать наизусть".

В воспоминаниях А.Х.Маргулана так был воспроизведен эпизод перевода Имантаем сына на учебу в Семипалатинск: "Помню разговор с отцом Каныша по поводу его отъезда на учебу в Семипалатинск. "То был особенно тяжелый год, — говорил он. — И мне не хотелось в такое тяжелое время далеко отпускать сына. Но вижу, у Каныша пропал аппетит, каким-то мрачным стал парень. Что делать? Отговорить его мог только Абикей. Но его нет, он отдыхал в то лето в Зайсанском уезде, Думал-думал, вижу: не удержать его в ауле. Наконец решился.

В начале августа, прихватив с собой верных спутников Бапая и Козыбагара, вчетвером отправились на телеге в дорогу. Через неделю добрались до берега Иртыша. Каныш говорит:

— Аке, давайте не поедем в Павлодар. Лучше дожидаться парохода здесь, в Кзылшырпы.

Так и сделали. Через несколько дней, во время чаепития, слышим гудок. У меня сердце замерло. Каныш радостно выскакивает на улицу, а у меня сил нет даже с места подняться. “Что станет с ним? Неужели целый год не увижу его? Дождусь ли? Ведь уже седьмой десяток кончаю..." Но пересилил себя, поднялся. Нельзя удержать сына из-за старческой прихоти. Идем на пристань. Билет куплен заранее. Быстро простившись, Каныш поднимается на палубу, мы стоим на берегу словно вкопанные. Пароход дает прощальный гудок, отчаливает. Каныш машет рукой, утирает глаза. Все же трудно пятнадцатилетнему мальчугану покидать надолго родные места. А нам каково? Бакай с Козыбагаром насупились, в глазах слезы. На устах моих молитва о скором и благополучном возвращении любимого сына..."

А.Х.Маргулан рассказывает о влиянии Имантая Сатпаева на молодежь в деле учебы, получении образования, усвоении знаний и навыков культуры: "Имекен любил науку, умственную работу, это его качество имело большое влияние на молодежь. До революции в среде степных казахов не было таких, как аул Сатпаевых, получивших образование. Среди них двоюродный брат Каныша Абикей Сатпаев. Окончив Омскую семинарию, еще в то время первым стал профессиональным преподавателем русского языка и литературы. В сегодняшних Восточном Казахстане, Семипалатинской, Павлодарской областях, наверняка, мало молодежи, кто не учился у Абикея. Второй брат Каныша Карим Сатпаев тоже учился в семинарии, способнейший человек, с глубокими знаниями, любил искусство и музыку. Родной брат Газиз (Бокеш) искусно играл на домбре, любил читать Абая, Пушкина, Лермонтова, не раз был свидетелем, как он собравшимся молодым рассказывал про роман "Евгений Онегин". Каныш был таким скромным, когда беседовали, говорил, что рядом с Бокежаном я ничего не стою. Его духовный мир был высокой горой, чем мой".

"В 1925 году наше время с Мухтаром прошло в ауле Абая слушанием рассказов старейших ораторов. Это было время пока не ослабевшего революционного веяния, чувство родственного ожидания можно прочитать на лице каждого из людей. Однажды беседа шла о "таланте". Мухтар также был скромнейшим человеком, свой талант, знания всегда старался не выпячивать. Вдумчивый взгляд черных глаз устремляя на сидящего рядом Тураша", спросил:

"Кого вы считаете среди растущей степной молодежи особо талантливым? Тураш, глядя гордо, сказал: "В этом степном крае особен талант у двоих сыновей Имантая. В сегодняшнее время я не вижу более передовых молодых людей, чем они. У обоих совершенно другой облик. Природа особо одарила их знаниями, разумом, умом и мыслями. Такие, как они, среди сегодняшней молодежи встречаются очень редко".

Столь хороших слов впоследствии стали слышать много — писал А.Х.Маргулан.

Это очень важные, ценные, исторические свидетельства о Сатпаевых. По ним можно узнать многое. Сатпаевы были не только известными, но и уважаемыми людьми в ауле великого поэта Абая Кунанбаева (1845-1904). Приведенные выше факты лишний раз подтверждают это.

На вопрос собеседника Мухтара Ауэзова Турагул, не задумываясь, прямо отвечает. В ответе названы Имантай и его два сына, Значит, Турагул знал их раньше, возможно, и близко, раз их способности и благовидные дела высоко ценил.

Имантай в то время прославился как бий — судья, оратор, старший сын Газиз стал известен как образованный, культурный, деловой руководитель, председатель поселковых предприятий Баянаульского района, Баянаул и Семипалатинский край — по территории и по системе управления близки. Второй сын Имантая Каныш в то время студент — один из лидеров учащейся казахской молодежи, которая не только овладевала знаниями, но и активно вела историко-краеведческие, культурно-просветительские дела краев районов и городов.

Так этими делами молодых Сатпаевых интересовалась тогдашняя казахская элита, один из крупных представителей которой — Турагул Ибрагимов.

Сохранилось еще одно воспоминание об Имантае и его детях 20-х годов XX века. Это краткое, но ценное воспоминание академика АН Республики Казахстан Арыктая Каюповича Каюпова. Известный.геолог, доктор геолого-минералогических наук (1965), профессор( 1968), заслуженный деятель науки РК (1971) в воспоминании "Заман елшісі" ("Посланец эпохи"), написанном для сборника "Қаныш аға" — Воспоминания об академике К.И.Сатпаеве, живо и интересно рассказывает об Имантае и его детях.

"В 1926 году летом в Тузашы, где мы жили некоторое время — свыше двадцати всадников во главе с Имекен (отец Каныша — Имантай) остановился в нашем ауле — все перед глазами".

"Черную остову юрты Абеке" пришли в наш дом, Абдынаш первый предок. Среди них был Каныш, его брат Газиз.

Имекен — высокого роста, нос прямой, с редкой бородкой, острые глаза, привлекательный, а Каныш тоже высокорослый, стройный, высоколобый, кудреватые волосы, одетый "по-русски" светловатый жигит — перед глазами..."

В повести "Первый академик" писатель Алексей Брагин на основе рассказов современников пытался создать образ Имантая:"Кем же был его отец, Имантай?

Он не только знал арабский шрифт, умел читать и писать, но и запомнил наизусть отдельные суры Корана. До революции Имантай и ему подобные считались уже постигшими книжную мудрость, что поделаешь, и такие грамотеи в степи встречались нечасто. Но даже не ахти великие знания Имантая в сочетании с природным умом и острым чувством справедливости давали ему возможность помогать попавшим в беду. Он был щедр на добрые советы, разбирал тяжбы, не отказывался написать письмо на имя волостного и выше. Его даже бием избирали, родовым судьей -он вершил суд по степным законам. Как шутили в аулах, он был "зеленым сапогом", т.е. имел право щеголять в зеленых сафьяновых сапожках, отличавших бия от прочего люда.

… памятью он обладал редкостной. Любил рассказывать предания, сказки. Помнил бесчисленное множество песен и прежде всего баянаульских. Напевал их под свою домбру низким негромким голосом. Каныш Имантаевич не раз себя ловил на том, что и он поет голосом отца.

Был ли он богатым отец? Дед Каныша, Сатпай, человек властный и оборотистый, несомненно, принадлежал к числу богатых скотоводов баянаульской степи. Имантай же унаследовал от отца малую часть его овец и самую скромную зимовку. Но он был сыном Сатпая, и это в Прииртышье отдавалось эхом богатства и родовитости".

Писатель так продолжал свой рассказ о родителях К.И.Сатпаева: "… Алиму, свою мать, Каныш Имантаевич, как ни старался, вспомнить не мог. Смутно возникало перед ним белое-белое лицо с большими глазами. И он как бы слышал полузабытые слова:"Гани".

В младенчестве он не был Канышем. Мулла дал ему арабское имя Габдулгани, сокращенно Гани. Канышем стала ласково называть его Нурум, старшая жена отца. Она заменяла мальчику бабушку, а после смерти Алимы — и мать".