Страница - 11

3.3 ЭВОЛЮЦИЯ ПОЛИТИЧЕСКИХ ИНСТИТУТОВ В КАЗАХСТАНЕ В ПЕРИОД ТОТАЛИТАРИЗМА

Предваряя эту часть исследования, следует признать, что действительно в конце 20-х - 30-х годах благодаря сталинскому “большому скачку” всем республикам Союза удалось вырваться из тисков отсталости - создать мощную индустрию, повысить образовательный уровень и т. д. Но реформирование экономики не означало преобразования политической сферы, отсталость последней по отношению к первой стала существенным тормозом на пути более эффективного развития страны. Сейчас понятно, что ситуация в тоталитарном государстве иной быть не могла. Те успехи, которые были достигнуты сталинской администрацией, стали возможны благодаря сохранению, а может быть, и активному содействию реанимации традиционного патриархального сознания. Самыми привлекательными из установок которой были толерантность, иждивенчество и т. п.

Почти полное повторение черт классического восточного деспотизма без намека на подлинную модернизацию политической системы способствовало дальнейшему победоносному шествию во времени традиционного сознания народа. Как и каким бы образом не менялись политические институты за 70 с лишним лет, в народе ном сознаний они были легитимны только лишь как созданные по Воле центрального аппарата партий, ставшей чем-то вроде традиционного носителя власти.

Следующим этапом на пути продвижения, хотя бы и относительного, в сторону обновления политической сферы, стала так Называемая “хрущевская оттепель”. Предоставление некоторой свободы обществу не могло не затронуть и область политики, однако она испытала изменения менее всего, особенно в обновлении методов и структур политической власти.

Хрущев, предприняв решительные шаги по оттеснению от власти всех влиятельных соратников Сталина и провозгласив борьбу с культом личности, на деле остановился на “преобразовании сталинской командно-административной системы.., ее совершенствовании и модернизации в рамках существующей единой государственно-экономической монополии”. Все многочисленные эксперименты эпохи, “оттепели” сводились к поиску резервов для выживания системы. Вспомнить хотя бы создание на территории Казахстана трех краев, в период с 1962 по 1964 гг., которые кроме сумятицы в управлении огромной страной ничего не дали.

О брежневском периоде можно сказать, что “застой” ничего нового в существование политических институтов не внес, кроме, пожалуй, еще большего усиления традиции сакрализации власти. Катастрофическое старение состава Политбюро, в результате чего часто о форме правления в СССР брежневского периода говорят как о геронтократии. Это является следствием и одновременно показателем того, что сфера общественных, и особенно политических отношений, была чрезвычайно консервативна и эволюционировала в сторону патриархализации. Наметилась тенденция перерастания чувства социальной защищенности в порочное чувство государственного иждивенчества.

За 70 лет политические институты - партии, конституции, выборы и т.д. - не имели принципиального значения в отрыве от государства, даже в эпоху перестройки, когда сам зачинатель демократизации сдерживал продвижение этих институтов к обновлению.

И все же перестройка принесла свои плоды, активизировав процесс обновления и сделав трансформацию советского общества неизбежной. Правда, напоследок в Казахстане была предпринята попытка показать, кто хозяин в “доме” - речь о назначении Колбина, лиш-ний раз продемонстрировав, что советская система почти не продвинулась на пути к обновлению. С 1991 года Казахстану пришлось решать проблемы модернизации самому. В результате “обновления" в оформлении политических институтов проявились западные черты, но это не означало еще, что они столь же хорошо функционируют.

И сейчас любое событие в политической жизни Казахстана можно проанализировать с точки зрения его традиционности. Однако в кристаллизованном виде политические традиции встречаются очень редко, обычно границы, в которые заключены традиции той или иной сферы жизнедеятельности общества, бывают сильно размыты, что очень усложняет проработку проблемы традиций и традиционности. Сложность синтетического подхода подчас очень велика, поэтому вопрос о влиянии традиций на современные изменения общества и его политических структур остается недостаточно исследованным.

Затруднения вызывает и проблема применимости к постсоветским обществам, в том числе и к Казахстану, понятия “традиционного”. В свете этого нужно отметить, что, конечно же, предыдущее состояние советского общества по многим параметрам не сопоставимо с представлениями о традиционном, так была высокая степень индустриализации, грамотности и т.п. Однако в сфере общественного сознания, политической культуры, государственного управления и т.д. оно оставалось преимущественно традиционным.

Вместе с тем в Казахстане, как ни в одной из среднеазиатских республик Союза ССР, проглядывалась тенденция оттеснения руководителей титульной национальности от управления республикой. Возьмем, к примеру, первых руководителей, побывавших у власти в республике за 70 с лишним лет: в обшей их массе, несомненно, преобладание представителей некоренных национальностей. Численность одной группы - Шаяхметов, Мендешев, Кунаев, Назарбаев, намного меньше другой - Пестковкий, Голощекин, Пономаренко, Скворцов, Мирзоян, Брежнев, Юсупов, Колбин и т.д. Соответственно этому во всех звеньях руководства наблюдалось либо преобладание, либо относительное равновесие, что влияло на стиль руководства, традиции взаимоотношений внутри самой элиты, ее отношения к власти и к народу.

В нынешней, обратной первой, ситуации, когда ощутимо преобладание в верхних эшелонах власти лиц титульной нации, меняются и ломаются прежние установки, а на смену им приходят иные, опосредованные происхождением и национальной принадлежностью, традиции. А так как население любой страны перенимает в основном ту культуру, которая проповедуется или которой придерживается элита, то налицо взаимовлияние "верхов" и “низов”, в результате чего на каждом последующем витке усиливается традиция.

Процесс усиления традиций в нынешних постсоветских государствах закономерен, так как по уровню своего мировосприятия общество в них ближе к традиционным, что сильно влияет на скорость внедрения современных политических структур.

При полном отвержении и подавлении традиционных укладов процесс модернизации замедляется и даже может пойти вспять, как это случилось в 1978 году в Иране. Не способствует успеху модернизации и придание решающего значения традициям, такая опасность существует - строительство суверенного государства всегда соседствует с выдвинутыми на первый план традициями, В данном случае небезынтересен тот факт, что гимн Казахстана включает в себя следующие слова "традиция, мужество и державность”, под последним, видимо, подразумевается идея суверенной государственности, как никакая другая нуждающаяся в обосновании традицией.

Следует напомнить, что в поиске определения понятия “традиции” многие исследователи приходят примерно к такому мнению, что они есть относительно устойчивые структуры, стереотипы поведения и мышления, в которых аккумулируется и транслируется опыт и мышление определенных групп людей. Иными словами, традицию можно определить как исторически сложившуюся, чрезвычайно устойчивую форму проявления и закрепления повторяющихся элементов общественных отношений (политическом, культурном, духовном и иных аспектах) и общественного сознания.

Данные определения в контексте нашей темы можно принимать как достаточно обоснованные, хотя существуют мнения по некоторым, касающимся определения “традиций” спорным вопросам. Например, относительно количества явлений, подпадающих под то или иное определение, проще говоря, в широком или узком смысле понимать традицию, особенно в приложении к сфере политики. Первое приведенное определение сужает рамки рассматриваемого явления. Чтобы объяснить, почему выбрана именно эта концепция, достаточно привести определение традиции, если понимать ее в широком смысле, что позволит нам не путаться при выявлении отдельных традиций. В элементарном значении традиция - все то, что существовало в прошлом, но имеет место в настоящем и будет присуще будущему, правда, часто в сильно преобразованном состоянии. В таком случае все, что имеет даже короткий срок существования, может называться традицией. Очевидно, что столь обширное толкование лишает смысла понятие традиции.

Кроме того, сами традиции подразделяют по различным отраслям жизнедеятельности общества, в которых они имеют наибольшее влияние. Конечно, обособить традиции по этому признаку, зачастую, не представляется возможным, но большинство из них специфически приложимо к отдельной сфере жизни общества. В данном случае мы рассмотрим традицию применительно к политике, причем интересовать нас будет определенный этап в развитии общества - период модернизации.

С начала своего зарождения в теории модернизации возобладали элементы этноцентризма, преувеличивавшие роль западных ценностей в достижении высокого уровня развития отсталыми государствами. В таком ключе дается определение В. Мура: “Модернизация является тотальной трансформацией традиционного домодернистского общества в такую социальную организацию, которая характерна для “продвинутых, экономически процветающих и в политическом плане относительно стабильных наций Запада”.

Структурно-функциональная дифференциация -одна из основных черт периода модернизации, но не следует ее прилагать только к этому периоду. Усложнение социальной структуры, создание иерархической структуры управления, постоянное увеличение функций политической системы характерно для любого общества на всем протяжении человеческой истории. Любое, даже малое изменение общества затрагивает сферу духовных ориентиров, слагающуюся из традиций и нововведений. В период качественной трансформации (не только модернизации, хотя в этот период и более выражено) имеет место конфликт между старой формой, преимущественно или полностью традиционной, и новым содержанием т инновацией.

Множество параллелей с прошлым, которые мы находим у политических институтов государств, некогда составлявших СССР, показатель непрерывности политического процесса, хотя налицо попытки его затормозить. Изучение связи прошлого с настоящим в контексте данной проблемы приводит к одному "глобальному" выводу - эволюционность смены политических институтов в постсоветских обществах не вызывает сомнений, хотя сам процесс неоднократно прерывался. Также несомненен инверсивный характер процесса формирования и функционирования политических институтов. Достаточно убедительно это демонстрирует хотя бы смена названий — Государственная Дума, Мажилис, Жогорку Кенеш и др.

Вместе с тем на эти общества огромное воздействие оказывают инновации, которые заимствованы из удачного политического и экономического опыта стран западной демократии. Опять-таки, если судить по названиям политических структур — Президент, Премьер-Министр, Парламент, Сенат и т.д. Сводить все изменения к смене названий нельзя, однако они весьма показательны уже одним своим появлением в политической системе бывших советских республик.

Разрешение конфликта может развиваться по четырем гипотетическим сценариям: 1. Традиция терпит поражение; 2. Новое содержание облекается в старую форму и под ее давлением принимает традиционные черты; 3. Происходит равномерное смешение традиций и новаций; 4. Последний, наиболее опасный сценарий складывается, когда нововведения бессодержательны, другими словами, если насаждаемая сверху новация не имеет под собой реальной основы в базовом сознании общества. В этом случае создавшийся вакуум стремится заполнить традиция, как более привычная и понятная для общества.

Государство, в котором составляющие его структуры новы, а функции, выполняемые ими, традиционны, не может считаться модернизированным и уж тем более демократическим, так как в модернизирующихся странах, где демократические структуры еще не окрепли, метастазы негативных традиций быстро распространяются.

Но абсолютизировать влияние традиционных механизмов на формирование политических институтов не стоит, хотя бы потому, что указанное выше воздействие инноваций подчас имеет большее значение, чем влияние традиции. Различная их пропорция и создает необычайно пеструю палитру содержательных характеристик схожих по форме государств и составляющих его государственных структур.

А в данное время для Казахстана существует опасность превращения действующих политических институтов исполнительной ветви власти на любом уровне в орудие оживления традиций. Особенно усилит эту тенденцию, как ни парадоксально это для западного человека, внедрение такой демократической новации, как выборность на местном уровне. Объяснение тому — имеющие тенденцию к усилению трайбалистские устремления некоторых представителей политической элиты.

Взаимное усиление традиций и инноваций может в этом случае привести к децентрализации государства, вместо предполагаемой положительной функциональной эффективности политической системы. Это ни в коей мере не означает, что формирование института выборности в исполнительных структурах внедрять нельзя, наоборот, только это поможет в последующем построить демократическое общество в Казахстане, выпестовать профессиональную элиту. Однако безоглядно прививать его тоже опасно, так как выборность в чистом виде - элемент федерализма.

Однако все качественные изменения общества происходят в период относительной децентрализации - в конце концов, все суверенные государства СНГ появились в результате распада империи. И это характерно не только для современности. По словам Хайека: “В императорском Китае огромное продвижение вперед к цивилизации и сложной промышленной технологии происходило в периодически повторявшиеся “эпохи смут”, когда правительственный контроль временно ослаблялся. Однако мятежи усмирялись, и уклонения от правильного пути регулярно выправлялись мощью государства, готового любой ценой сохранять в неприкосновенности традиционные порядки”.

Хотя в некоторых странах Востока элементы федерализма присутствуют, они скорее мешают развитию общества с его тягой к сильной единоличной власти. Федерализм в его классическом американском варианте для стран Востока неприемлем, но, несмотря на это движение к демократии невозможно без свободы выбора гражданами исполнительных и законодательных органов. Как же преодолеть эту дилемму? Готового рецепта для всех стран нет. В каждом конкретном случае свой вариант внедрения демократических норм и структур.

Может быть, один из путей предотвращения опасности федерализма в Казахстане - усиление роли местных законодательных органов, результатом чего явится создание эффективной системы “сдержек и противовесов” на местном уровне, что приведет, в свою очередь, к усилению роли центральных органов как арбитров в их противостоянии. Традиции такого рода существовали у кочевников издавна, чтобы предотвратить самоуничтожение в условиях родовой демократии. Возьмем хотя бы институт бийства, выступавший и как судебный, и как законодательный орган, который составлял порой политическую конкуренцию ханам, чьи властные притязания он существенно ограничивал. С другой стороны, “в борьбе за укрепление своей власти ханы опирались на биев - старейшин жузов, ослабляя тем самым власть местных правителей”.

Несмотря на то, что, проанализировав опыт развивающихся стран в 50-е - 60-е годы, факт существования традиционных институтов и ценностей политологами уже не рассматривается как препятствие к достижению уровня современности, в практике “новых” развивающихся стран имеет продолжение тенденция воспринимать модернизацию как процесс внедрения западных образцов в традиционное общество.

Казахстанское, как и всякое транзитное общество, стремится к созданию таких политических структур, которые отвечали бы запросам времени. Однако, в сознании общества вообще и в политическом сознании в частности объективно возобладали инверсивные тенденции. Авторы аналитического доклада “Система политических ценностей населения Казахстана” отмечают: “С одной стороны, современная политическая система Казахстана является более демократической и модернизированной в сравнении с тоталитарной политической системой недавнего прошлого. С другой стороны, политическая культура Казахстана эволюционирует в обратном направлении, характерном для традиционного общества”.

Вряд ли покажутся доказательными выводы о влиянии традиционности в ходе эволюции политических институтов, если основываться лишь на опыте Казахстана. Поэтому несколько расширенно необходимо связать заданную тему с зарубежным теоретико-методологическим и практическим опытом, особенно касающимся периода модернизации.

В то время как процесс модернизации как совокупность действий, направленных на достижение современности, своей идеологической базой имеет смену традиционного уклада, основанного на твердо установленных и четко регламентированных предписаниях, освященных прошлым, на современный жизненный образец, чей фундамент гибкие, но жестко исполняемые законы, основанием которым служит рациональность. В нынешнее время ясно, что наиболее успешно процесс модернизации протекает там, где удалось достичь симбиоза инноваций с традиционными религиями, неизменным бытовым укладом народа, формами землепользования и землевладения и т.д.

Последний вывод можно подкрепить высказыванием крупного американского политолога Ш. Эйзенштадта, что в западной политологии налицо “растущее признание того факта, что вслед за начальными фазами независимого развития, когда многие из новых элит ориентировались в основном на “современные”, т.е. западные модели, начинают проявляться прежние, традиционные принципы и модели”.

Опыт многих модернизирующихся стран вносит коррективы в чисто теоретические изыскания крупных ученых Запада, считавших возможным искусственную замену старых структур на новые. При этом предполагалось, что эффективность последних будет нарастать. Однако уже первые постколониальные государства продемонстрировали некоторую несостоятельность теоретической посылки такого рода.

Особую актуальность в период модернизации получает смена политических ориентиров, так как именно в это время препятствием для экономического развития, кроме всего прочего, являются политические барьеры, обычно имеющие вид политических традиций или представляющиеся таковыми людям. Данное положение усиливается тем, что в модернизирующихся традиционных обществах существует тенденция превалирования политики над экономической сферой или, иными словами, в период становления нового общества происходит срастание сфер политической и экономической, где доминирует первая.

В бывших постсоветских государствах, как и почти во всех транзитных обществах, стала уже классической схема, когда участие в большой политике гарантирует экономические выгоды, и наоборот, удержать накопленный капитал невозможно без вовлеченности субъекта экономической деятельности в политику.

Это тоже своего рода политическая традиция - воспринимать политику как средство приобретения материальных благ. Особенно оживляется она в период модернизации. Причиной тому появление возможности перераспределения общественных благ при переориентации форм экономического хозяйствования.

Если во время стабильного существования традиционалистского общества создается мощный госаппарат, призванный, не в последнюю очередь, защищать свои интересы, что создает предпосылки для “использования административных методов управления экономикой” и как следствие приводит к “созданию громоздкой государственной машины, кадры которой подбираются по признакам личной преданности ... племенной принадлежности, родственным или земляческим узам. В свою очередь, созданный на такой основе государственный аппарат стремится изо всех сил сохранить административные методы управления экономикой, ибо в противном случае он вынужден будет расстаться со своей властью”.

В период модернизации в тех же обществах пытаются освободиться от чрезмерно раздутого госаппарата, однако освобождение от него путем опять-таки административных мер в виде сокращения штатов, оптимизации кадрового состава не дает сколько-нибудь положительного эффекта, так как устранением второстепенных причин и косметической чисткой глубоко укоренившихся негативных традиций невозможно его добиться.

В модернизирующихся странах нередко слышны призывы лидеров к элите следовать в своей деятельности общегосударственным целям, а не узкогрупповым или личным интересам, в значительной степени порожденным традициями кровнородственных отношений. Пережитки политической традиции наследования и замещения должностей в примитивных, но практически очень выверенных структурах управления патриархального общества четко прослеживаются и осязаются во многих развивающихся странах Востока. Они пришли из тех времен, когда принципы наследования и личность правителя были сакрализованы. И до сих пор лидеры восточных государств воспринимаются как лица, наделенные если Не божьей благодатью, то точно особой способностью управлять - харизмой, и все их поступки напрямую увязываются как с законом, так и с традицией.

В преддверии выборов 2000 года в России можно заметить тенденцию обращения к традиции по вопросу о преемнике нынешнего Президента, который, скорее всего, не будет участвовать в выборах. Тут проглядываются некоторые черты ритуалов предшествующего патриархального общества. К примеру, наиболее популярный вопрос, который недавно занимал СМИ России, был: “Чью кандидатуру поддержит президент?”, названное лицо не становится автоматически президентом, но получает несомненные преимущества перед другими претендентами. Что интересно, в лучших традициях монархий прошлого Б. Ельцин назвал очередного премьер-министра своим преемником.

Нельзя, однако, приписывать эту традицию лишь транзитным обществам, она присуща и развитым, это имеет место, когда оканчивающий свой срок руководитель может оказать устную моральную поддержку кандидату от своей партии, но и при этом они руководствуются законами партийной дисциплины и межпартийной борьбы и поддержка играет скорее роль “эстафетной палочки”.

Кроме традиций, касающихся Непосредственно власти, основной , категории политики, есть традиции, затрагивающие ряд других аспектов политики.

Один из наиболее актуальных вопросов политической науки, каким образом традиция влияет на формирование и существование различных политических институтов, так как существенной сдерживающей реформы силой является “недостаточно подготовленное и плохо организованное государственное управление. Это... не только казахстанская проблема. С этим феноменом столкнулись абсолютно все постколониальные развивающиеся и посткоммунистические страны".

Наиболее крупный из политических институтов — государство формируется, как известно, на определенной территории из общности людей с общими интересами и объединенных одной исторической судьбой, последнее подразумевает появление традиции государственности. Она ощущается в таких явлениях, как особая государственная символика, внешнеполитической ориентации, лозунгах пропагандистского толка, обращениях политического лидера к стране и т.д. Зримым обращением к традиции стал лозунг к рекламе новой столицы Казахстана: “Без прошлого нет будущего”.

По существу, государство отличается от любого другого своей исторической традицией, иначе легко было бы, например, при помощи комплекса универсальных законов двинуть по пути прогресса все без исключения отсталые общества. Но этого не происходит, традиция присутствует везде и в переходных обществах долгое время обладает большей силой, чем правовые нормы и законы, так как имеет опору в нормах обычного права. Это присуще и казахскому народу, сумевшему преобразовать в соответствии со своими ценностями даже религиозные нормы ислама, имевшего огромное влияние в Средней Азии. Более того, среди кочевников Казахстана наряду с исламскими правовыми нормами - шариат уживались и нормы обычного права - адат.

Относительно сильная устойчивость общественных отношений в Казахстане и других странах СНГ способствовала тому, что политический опыт недавнего тоталитарного прошлого обрек своих преемников на непонимание и неприятие демократических принципов, заставляя решать назревшие современные проблемы устаревшими методами. Объяснение тому, кроме всего прочего, может быть таким - структурнофункциональная дифференциация политических институтов, которая является, по мнению всех компетентных политологов, непременным условием модернизации, часто происходит однобоко, т.е. не всегда логическим следствием структурного размежевания государственных органов становится реальное разграничение их функций. Отсюда - слабость законодательных органов власти в “суперпрезидентских” политических системах; различные межведомственные разбирательства, характерные для всех развивающихся стран; часто декларативный характер работы и т.д.

Отсутствие характерных для того или иного института государственной власти функций или, наоборот, выполнение функций, ей не свойственных, выдает в большинстве случаев слабость либо отсутствие демократических принципов и одновременно указывает на сильную патриархальную традиционность.

Не секрет, что почти все переходные общества имели основой своей социальной структуры в прошлом институты, опосредованные системой кровнородственных отношений. Традиции патриархального общества на каждом последующем историческом этапе питали тенденцию разделения общества по признакам, давно, казалось бы, отжившим или отживающим. И все потому, что “сложившиеся зрелые формы социальной структуры административно-политического устройства тоже нуждались, даже в еще большей степени, чем институты родового строя, в освящении права на самосохранение, воспроизводство и регенерацию, в обеспечении статус-кво. Лучшим путем для этого, особенно там, где престиж традиции по-прежнему оставался весьма высоким, было использование традиционного отношения к традиции во имя укрепления существующего строя”.

Парадоксально, но факт - обращение к традиции особенно усиливается тогда, когда нужно бы ее преодолевать. Старые концепции модернизации разбились именно об это явление, не сумев объяснить, почему готовые западные "рецепты" не принесли ожидаемых результатов. Последним ярким примером сокрушительной силы традиции стал, на наш взгляд, кризис в Таиланде, Индонезии, затем в других странах Юго-Восточной Азии,

Одной из подспудных причин кризиса явилось то, что благополучие, действительно созданное властью в этих странах, основывалось на навязывании населению своих решений без учета национальных особенностей, тогда как это было возможным только в условии традиционного толерантного отношения людей к власти. Отрицательное к ней отношение может подолгу не проявляться, однако какое-либо событие наподобие финансового кризиса заставляет об этом вспомнить. Возьмем, к примеру, Индонезию, где последовательно сменились президенты Сукарно и Сухарто. Предложенная ими система традиционно единоличной власти приносила плоды очень долгое время, но в одночасье была сметена, столкнувшись с необходимостью менять устаревшее политическое пространство перед лицом экономических проблем. Произошло то, что рано или поздно происходит в странах с авторитарной политической системой, власть потеряла свою опору в массовом политическом сознании.

В период модернизации сохранение существующего строя путем придания легитимности новым или вновь созданным институтам приобретает ключевое значение. В жертву этому приносится идея о свободном развитии общества.

Поэтому многие вопросы лежат в плоскости не столько проблемы модернизации, как таковой, сколько в сфере демократизации, предполагающей изменения в политическом сознании.

Власти, чтобы оправдать политику государства, декларирующего приверженность демократическим принципам, идут на создание слабых партий,исо-здающих видимость демократии. Само по себе их создание волевым решением властей — показатель традиционного отношения власти к жизни общества.

Группы давления представляют собой объединения людей для решения общих целей, но сформированных не на общности интересов - профессиональных, стратных и т. д., на совершенно иной общности: по признаку кровного родства, земляческим узам и пр. Наиболее завершенный вид групп давления — это политическая партия. Но в период трансформации традиционного общества происходит нестыковка требований, предъявляемых партиям стандартного образца, и реальных действий существующих партий, которых от групп давления отличает лишь декларируемая ими общедоступность. Еще одно принципиальное отличие их от классических партий западного образца — создание не на базе “программных” целей, а В основном на предпочтении личных качеств и степени вовлеченности во власть влиятельного лидера. Исключение составляют немногие партии с давним прошлым.

Российские партии, которые не в пример многим казахстанским, “карманными” не назовешь, сформированы по такому же принципу, что показывает живучесть традиций, как недавнего, так и далекого прошлого не только в Казахстане. И хотя все атрибуты партии в них присутствуют, объединяющей силой выступает пока традиционное почитание власти и его носителей как источников реального политического действия. Ту роль, которую играют оппозиционные партии в развитых странах, партии “новых” стран играть не могут в силу превалирования традиционно-патриархальных установок, заложенных в самой сути этих партий. Реализовать интересы членов партии может не организованность, активность членов партии, а достаточно влиятельный лидера допущенный во власть. Это не случайно.

По большому счету, партии создаваемые во многих постсоветских государствах, непосредственно связаны с традицией, установившейся в СССР. Отход от традиции однопартийности не мог сиюминутно способствовать созданию классических партий, с развитыми традициями межпартийной борьбы, конструктивного оппозиционного представительства и т.д.

Если в период тоталитарного строя единственная партия подменяет собой все государственные структуры, то в транзитный период появляется множество партий, большинство которых (кроме ярко выраженных оппозиционных) тесно связаны со структурами государственной власти. Остатками коммунистической традиции можно также считать частичное подавление партий, нелояльных власти.

Именно поэтому новые партии в модернизирующихся странах принято называть партиями “переходного типа”, несущими в себе элементы как традиционных групп давления с определенными интересами, но без четко оформленной программы, так и политических партий западного типа с оформленной программой, в рамках которой ставятся те или иные цели. Более сильными структурообразующими элементами политической системы являются институты исполнительной и законодательной ветвей власти.

По поводу преемственности президентской власти от соответствующих ей институтов прошлого споров обычно не возникает. В человеческом обществе любая организованность побуждала строить иерархию, во главе которой обычно стояла одна личность, что помогало достичь большей скоординированности и упорядоченности системы.

В своем крайнем проявлений власть одной личности - деспотия Наблюдалась на довольно большом историческом отрезке времени в странах Востока. Противоположное ей состояние общества - анархия или охлократия. Демократия, как она понимается сейчас и существует на Западе, на самом деле не демократия в буквальном значении, а лишь удачный и сбалансированный симбиоз крайних форм выражения власти деспотии с гипотетической анархией. Гипотетической, потому что такое состояние общества никогда не существовало долго.

На Востоке в модернизирующихся странах демократические традиции очень слабы и, наоборот, сильны традиции единоличной власти, которые в любой момент легко реанимировать. Именно поэтому в транзитных обществах, принявших формы политического устройства Запада, президентская власть принимает гипертрофированные черты. Зачастую к такой специфической форме правления применяют термин “суперпрезидентской”.

Некоторая отстраненность президента от исполнительских действий, проглядывающая в законодательно оформленном праве назначать премьер-министров, несомненно, имеет корни в традиции сакрализации власти. Это характерно для восточных обществ, потому как на протяжении всей- истории там имело место срастание политической сферы с духовной и религиозной.

Законодательные органы власти в “новых” политических системах также представляют собой усовершенствованные формы народной демократии, и сильнее всего они там, где были наиболее развиты традиции, существования аналогичных институтов. И все также традиционно ни в одном из восточных обществ, в частности, во всех постсоветских странах, они не становятся более значимыми, чем органы исполнительной власти.