Страница - 6

Глава 3

Политическая система Казахстана в период тоталитаризма

3.1 ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИЗУЧЕНИЯ ТОТАЛИТАРИЗМА

Термин “тоталитаризм” применяется прежде всего при обозначении трех радикальных диктаторских режимов XX в., в период между двумя мировыми войнами: сталинизма в Советском Союзе, итальянского фашизма и германского национал-социализма. Большинство определений тоталитаризма описывали его как модель полностью централизованной регламентации всех аспектов жизнедеятельности человеческого сообщества, которая существенным образом превосходила ранние проявления абсолютистского или автократического правления. С этой точки зрения, тоталитаризм действительно является феноменом минувшего столетия.

Хотя тоталитаризм как историческое явление принято относить к XX в., его идейные корни были заложены намного раньше. Тогда же было немало и тех, кто предупреждал о возможности его скорого прихода и последствиях установления такого режима. Если в первых работах предлагались различные идеи по радикальному преобразованию человеческого сообщества ради высоких и благих целей, где центральной всегда выступала идея блага человека, то во вторых - звучали обратные ноты, предупреждавшие о принципиальной опасности реализации подобного рода планов, потенциальной возможности оборачивания благих целей в пагубные для человека последствия. К сожалению, история развивалась в направлении воплощения доктрины тоталитаризма так же, как и убедительно доказала правоту тех, кто предупреждал о последствиях этих экспериментов.

Сказанное выше в полной мере относится и к истории Казахстана прошлого столетия, когда он входил в состав тоталитарного строя СССР. При этом в республике своеобразно отражались идущие из центра периоды усиления и ослабления тоталитарного режима, самые сильные в сталинский период, и его мягкого варианта, начиная с хрущевской оттепели и продолжаясь в период брежневского застоя. За семидесятилетний период времени политическую систему Казахстана также характеризовали типичные черты тоталитарного режима, пронизывая всю ткань политической, экономической, социальной, духовной и иных сфер жизни государства.

В дальнейшем, в этой части работы, сначала детально раскрыв основные черты тоталитаризма, нашедшие отражение в работах известных авторов, мы попытаемся очертить основные характеристики политической системы Казахстана в тоталитарный период его истории в составе Союза ССР.

Исследования природы тоталитаризма. Идеологическая природа тоталитаризма явственно обнаружила себя в противопоставлении ее другим известным течениям современности: либерализму и демократии (фашисты также противопоставляли себя социализму). Очевидно, что апологеты строительства тоталитарного государства обосновывали проект практического воплощения провозглашаемых целей на идейно-теоретическом уровне. Поэтому для полноты анализа сначала вкратце коснемся ключевых теоретических постулатов поборников тоталитаризма: идею диктатуры пролетариата Иосифа Сталина, фашистскую доктрину Бенито Муссолини и концепцию “новой демократии” Мао Цзэдуна.

Сталин в своих теоретических работах большое внимание уделял популяризации ленинизма, трактуя его как теорию и тактику пролетарской революции вообще, теорию и тактику диктатуры пролетариата в особенности. Диктатура пролетариата выступает у него в трех ипостасях: 1) как орудие пролетарской революции, .2) как господство пролетариата над буржуазией, и 3) Советская власть как форма диктатуры пролетариата. В этом смысле советская власть является у Сталина принципиально отличной от старой, буржуазно-демократической и парламентской формы, новым типом государства, приноровленным не к задачам эксплуатации и угнетения трудящихся масс, а к задачам полного их освобождения от всякого гнета и эксплуатации, к задачам диктатуры пролетариата.

Одной из центральных характеристик, отличающих советы от других форм правления, является то, что основанная на них власть объединяет законодательную и исполнительную ветви в единую организацию государства и заменяет территориальные выборные округа производственными единицами, заводами и фабриками, непосредственно связывая рабочие и вообще трудящиеся массы с аппаратами государственного управления. Советская форма государства, привлекающая массовые организации трудящихся и эксплуатируемых к постоянному и безусловному участию в государственном управлении, способна подготовить то отмирание государственности, которое является одним из основных элементов будущего безгосударственного, коммунистического общества.

Идеолог “китаизации марксизма” Mao Цзэдун был ярким почитателем политических идей Сталина. Он был создателем концепции “новой демократии”, согласно которой в отсталых странах возможно установление демократической диктатуры народа как формы диктатуры пролетариата. Демократическая диктатура народа предполагала союз нескольких классов, в том числе национальной буржуазии, под руководством рабочего класса. Такой тип являл собой переходную форму государства, создаваемую революциями в колониальных и полуколониальных странах. Предлагаемой форме власти соответствовала избирательная система демократического централизма, соответствующая положению различных революционных классов в государстве, дающая возможность выражать волю народа и руководить революционной борьбой, отвечая духу новой Демократии. Государственный строй - диктатура союза всех революционных классов, форма организации власти - демократический централизм. Таков политический: строй новой демократии, такова республика новой демократии.

Мао Цзэдун выделяет функции демократической диктатуры. Первой функцией является подавление внутри страны реакционных классов, реакционеров и эксплуататоров, сопротивляющихся социалистической революции, подавление тех, кто подрывает социалистическое строительство. Вторая функция заключается в защите государства от подрывной деятельности и возможной агрессии со стороны внешних врагов. Сравнивая демократию своей модели с двухпартийной системой западной парламентской демократии, он критикует последнюю. По его мнению, двухпартийная система является лишь средством поддержания буржуазной диктатуры и не может обеспечить свободу и права трудящихся. “В действительности же в мире есть лишь конкретная свобода и конкретная демократия, и раз в обществе существует демократия для буржуазии, то в нем отсутствует демократия для пролетариата и трудящихся”.

Демократию и свободу Мао Цзэдун трактует как две противоположные стороны одного целого. Внутри народа нельзя обходиться без свободы, но также нельзя обходиться без дисциплины, без демократии, централизма. Такого рода единство демократии централизма, единство свободы и дисциплины и есть наш демократический централизм. При такой системе народ пользуется широкой демократией и свободой; в то же время он должен ограничивать себя социалистической дисциплиной.

Наиболее радикальным из трех идеологов тоталитаризма был Бенито Муссолини, обосновавший в работе “Доктрина фашизма” основные постулаты фашистской идеологии. Прежде всего, Муссолини подчеркивает значение государства и принимает индивидуальное настолько, насколько его интересы совпадают с интересами государства, которое олицетворяет по нему совесть и универсальную волю человека как исторической сущности. Если либерализм отрицал государство во имя индивида, то фашизм подчеркивает права государства как выразителя настоящей сущности индивида. Здесь государство становится всеобъемлющим, и вне него не существует ни человеческих, ни духовных ценностей, либо они имеют ценность значительно меньшую. Понимаемый таким образом фашизм тоталитарен, и фашистское государство является синтезом и объединением, включающим в себя все ценности, объясняя, развивая и придавая силу всей жизни народа.

Политические вопросы, решаемые при либерализме борьбой партий, деятельностью парламента, при фашизме полностью замещаются силой государства. В области экономики вопросы будут решаться путем синдикализма, а в моральной сфере - путем усиления порядка, дисциплины и подчинения тому, что является определяющим моральным кодом страны.

В силу того, что католическая церковь в Италии имеет большое влияние, Муссолини отводит ей весомую роль, подчеркивая, что фашистская концепция является религиозной. Не случайно, через три года после установления фашистской диктатуры в Италии, он подписал Латеранское соглашение, гарантировавшее фашистам поддержку со стороны католической церкви (1929 г.). Человек в фашистской доктрине рассматривается в его постоянном отношении с высшим законом, “дарованным объективной волей, превосходящей индивида и поднимающей его до сознательного участия в духовном обществе”.

Критикуя социализм за бездействие и сентиментальность, Муссолини обрушивает град молний на демократию. Он отрицает, что большинство может направлять человеческое общество одним лишь фактом своего большинства, управлять через периодические консультации, называя неизменно полезным и плодотворным неравенство людей, которое не может быть выравнено путем всеобщего избирательного права. Демократический режим определяется как иллюзия суверенитета, время от времени даруемая людям, тогда как реальная действующая власть находится в руках других, скрытых и не несущих ответственность сил. В качестве полезного опыта демократии берется политическая партия, правда в перевернутом виде, поскольку по фашистской доктрине она становится единственной и полностью управляющей обществом политической организацией, не имеющей себе аналогий и параллелей.

Таковы вкратце основные постулаты идеологов тоталитарного режима. Стоит отметить, что приведенные точки зрения принадлежат не просто теоретикам, но вождям, стоявшим у основания и воплотившим в жизнь свои идеи построения тоталитарного общества. Само собою очевидно, что в своих рассуждениях они широко опирались на основополагающие принципы спланированного общественного обустройства, появившиеся задолго до периода жизни трех диктаторов.

При исследовании феномена тоталитаризма необходимо обращаться к работам представителей социалистической мысли. Так же, как и в первом случае, в них дается обоснование целей и средств построения справедливого общества волевым путем, изменения фундаментальных экономических законов, изменения природы человека в соответствии с заданной моделью личности, введения тотального идеологического контроля со стороны партии нового типа.

Прообраз общества тоталитарного типа содержится в сочинениях и прокламациях представителей леворадикальной российской интеллигенции, особенно начиная с 60-х гг. XIX в. В них террор и насилие - неотъемлемые спутники тоталитарных режимов - находили свое теоретическое обоснование и нравственное оправдание. Их идеи послужили духовной и политической оболочкой, в которой вызревало последующее насилие. Наиболее одиозные идеи предлагали П. Зайчневский и П. Ткачев.

П. Зайчневский в известной прокламации “Молодая Россия” обосновывал необходимость террора как средства достижения социальных и политических целей. В ней он призывал идти дальше “жалких революционеров 92 года” и не бояться “пролить втрое больше крови, чем пролито якобинцами в 90-х годах”. Все содержание прокламации было призывом к полномасштабной гражданской войне. Врагами были определены те, кто выступает против целей прокламаторов. Был определен и метод борьбы с ними - уничтожение “всеми способами”, если враг не сдается. Причем врагами определялись не агрессоры, а граждане своего государства.

Ленинская идея партии нового типа и неспособности масс к самостоятельной политической деятельности вне этой партии восходит к П. Ткачеву, который утверждал, что только революционное меньшинство может положить “разумное основание новому разумному порядку общества”. Автор “Катехизиса революционера" обосновывал черты революционеров, которые очень скоро и в массовом количестве поведут “локомотив истории”. Человек “нового мира" не должен иметь своих интересов, дел, чувств, привязанностей, собственности и даже имени. Его единственный интерес и единственная страсть - революция. Он презирает и ненавидит всякое проявление сложившейся веками общественной нравственности, признавая нравственным только то, что способствует делу революции, и безнравственным то, что мешает ему. Суровый к себе, он должен быть суровым к другим. Слово “беспощадный” стало неотъемлемым элементом политического и бытового лексикона во всех тоталитарных системах. Чувства родства, дружбы, любви, признательности и даже чести должны быть в нем задушены единственной и холодной страстью - революционным делом. К огорчению, эти качества в последующем сполна реализовались в поступках лидеров революционного движения.

Тоталитарный режим - одна из самых изощренных и закамуфлированных разновидностей деспотии. Тем не менее борьба с ним началась еще на “дальних подступах”, когда он мыслился чисто теоретически. Нужно отметить, что уже тогда на теоретическом уровне немало было тех, кто выражал трезвый взгляд на природу предлагаемых идей, раскрывая нереализуемые цели, которые были завуалированы за благородными лозунгами, и самое главное - опасности их перерождения в последующую диктатуру.

Об опасности бюрократизации социалистического государства на базе обобществленной государственной собственности и отката общества к способу производства восточных деспотий предупреждали марксистов и большевиков их оппоненты задолго до большевистской революции в России. В частности, на это указывал М. Бакунин в работах “Анархия по Прудону “Государственность и анархия”. Он предупреждал об угрозе “авторитарного коммунизма” и “государственного социализма”, чреватых самой безжалостной эксплуатацией и произволом чиновников, распорядителей общественного состояния. М. Бакунин высказывал весьма актуальную и сегодня мысль о том, что поведение человека в данном обществе будет определяться его положением, логикой исторического процесса, и даже самые лучшие представители “красной бюрократии” со словами о народном благе на устах, большей частью, сами того не понимая, будут служить делу реакции. Среди добросовестно заблуждающихся в вопросе о всеобщем благе он видел новых “корсиканцев”, которые, являясь только врагами настоящих властей, желали бы занять их место, овладеть народным движением и направить его к своей личной пользе.

Прозорливость М. Бакунина в том, что он предупреждал: освобождение пролетариата в соответствии с марксистской доктриной приведет не к исчезновению государства, а наоборот, к его возрождению в иной, тиранической форме. Он предвидел, что вопреки теории о временном характере диктатуры пролетариата она не будет помышлять о собственном уничтожении даже после уничтожения классов, а марксистское общество превратится в новую отвратительную форму восточного деспотизма. По словам Бакунина, эта система, “которую можно определить как бесправие личности в интересах общества, уже существовала в несколько измененном виде в форме восточного деспотизма, в аристократическом государстве Цезарей, в абсолютизме божественного права. Ее теория сводится к внутренне противоречивому положению: поработить личности, чтобы освободить массы”.

Будучи не меньшим утопистом, чем К. Маркс, М. Бакунин с потрясающим реализмом сделал социальный прогноз будущего общества, воплотившего утопическую идею на практике.

Выдающийся специалист, в области социальной психологии конца XIX я XX в. Г. Лебон отмечал, что ни один апостол не сомневался в будущности своего вероучения, поэтому и социалисты убеждены в близком торжестве своих доктрин. Им представлялось достаточно простым делом разрушить и перестроить общество. И на это они поднимают миллионы людей, превращая их в обезличенную толпу. Но насилие подобно огню. Оно уничтожает в один час то, что создавалось, и наоборот, на восстановление разрушенного могут потребоваться многие годы. Стоит лишь немного вникнуть в сам процесс образования цивилизаций, - писал Г. Лебон, -как тотчас же обнаруживается, что во всяком обществе учреждения, верования и искусства представляют собой целую сеть идей, чувств, привычек и приемов мышления, укоренившихся наследственным путем и составляющих вместе силу общества”. Общество только тогда сплочено, когда это моральное наследство упрочилось в душах, а не в кодексах. Общество приходит в упадок, когда эта сеть расстраивается. Оно осуждено на исчезновение, когда эта сеть приходит в полное разрушение.

В числе первых, кто с поразительной прозорливостью оценил возможные последствия социального эксперимента, предпринятого большевиками, был известный социолог П .А. Сорокин. В статье Современное состояние России”, написанной в 1922 г., он сформулировал закон социального иллюзионизма и раскрыл его действие на примере всех великих революций, и прежде всего Октябрьской. Вывод Питирима Сорокина однозначен: “Величайшими эпохами реакции в истории любого народа являются эпохи глубоких революций, а величайшими революционерами - величайшие диктаторствующие революционеры”.

Питирим Сорокин выделяет три этапа революции. Первый этап - этап ее подъема, начала и роста. Второй -этап обратного поворота революционного маятника, когда достигнув максимального отклонения, он начинает ползти обратно. Третий этап - окончательное установление общественного равновесия, закрепления нового порядка, который представляет среднюю равнодействующую между старым режимом и тем положением революционного маятника, который является максимальным его отклонением влево. Именуя Октябрьский переворот распятием России, Сорокин констатирует, что все иллюзии и радужные надежды оказались ложными, развитие страны было прервано и не только остановлено, но и отброшено назад на одно - два столетия. Шаг за шагом революция начинает идти обратно и отнимать то, что она же щедрой рукой бросила в первые месяцы своего расцвета. Начинается ее трагедия, величайшая из трагедий, когда-либо написанных. Она принуждает отбирать то, что сама дарила, разрушать то, что сама создала. Фонд живых сил революции исчерпывается, и в силу законов необходимости, она прибегает к иным средствам.

Попытки осмыслить феномен тоталитаризма были предприняты и представителями русской эмиграции Г. Федотовым, И. Ильиным, Н. Бердяевым. Находясь за границей и будучи независимы от прямого контроля тоталитарной власти, они высказывали смелые мысли, оценивая перспективы советского пути развития.

В 1923 г. в журнале “Русская мысль”, редактируемом П.Б. Струве, появилась статья C. Л. Франка “По ту сторону правого и левого”, в которой автор, размышляя над причинами и последствиями смут и революций, приходит к выводу, что “пена и накипь революционного волнения, официальных лозунгов, сознательных идей и принципов и планомерно замышленных действий революции быстро выкипят и растворятся, исчезнут без следа вместе с самой революцией, глубинные же силы в иной форме будут роковым образом продолжать действовать после революции”.

Много внимания изучению сущности тоталитаризма уделил И.А. Ильин, называвший этот режим “всепроникающей, всенасилующей, всерастлевающей политической машиной”. В своей работе “Социальность или социализм?” Ильин отмечает несовпадение этих двух понятий, что и позволяет спекулировать на социальных ожиданиях людей. Социально то, что ведет к установлению порядка, закона, от которых жизнь становится справедливее, а отношения в обществе человечнее. Первым условием социальности является бережное отношение к личности, ее достоинству и свободе, тогда как порабощение и унижение человека, наоборот, исключают социальность. Под социальностью он понимает состояние духа и порядок духовной жизни свободных людей. Режим страха, угроз, доносов, шпионажа, лестй и лжи, несмотря ни на какую возможную сытость, не может быть социальным. Теоретически социализм это обещает, но на практике его осуществление, даже при самых искренних намерениях, обеспечить этого не может.

Что же касается социализма как системы, то, по мнению И. Ильина, он “не раздает из любви, а отнимает из ненависти и зависти; он есть разновидность земного стяжательства; он ищет коллективного обогащения и для этого создает личное нищенство для всех; он сулит всем равное потребительское богатство - и обманывает”. Уже опыт первых христиан, попытавшихся достигнуть социальности путем обобществления имущества, привел к разорению и кровавым распрям и был отброшен как хозяйственно несостоятельный. Тем более он не может быть эффективным в масштабе крупного государства. “Общность имущества, - пишет И. Ильин, - вообще есть дело претрудное и требующее легкой и свободной добровольности. Но именно добровольную общность не следует смешивать ни с социализмом, ни с коммунизмом”.

И. Ильин приходит к выводу, что русская революция есть величайшая катастрофа не только в истории России», но и в истории всего человечества. Советский коммунизм, имея европейское происхождение, устремился теперь на свою историческую родину, где он готовился сто лет в качестве социальной реакции на мировой капитализм. “Он был задуман европейскими социалистами и атеистами и осуществлен международным сообществом людей, сознательно политизировавших уголовщину и криминализировавших государственное правление... ”.

На опасность реализации насильственным путем утопической идеи обращал внимание и другой представитель русской философской и правовой мысли начала XX в. П И. Новгородцев. Он говорил о крушении “утопии земного рая”, о недостижимости создания искусственным путем такого уклада, при котором навсегда был бы устранен “источник порчи и несовершенства” и о крушении утопических надежд найти безусловную форму общественного устройства.

Изучение феномена тоталитаризма как левого, так и правого толка получило широкое распространение в мировой демократической социально-политической мысли. Возникновение теории тоталитаризма восходит к некоторым ранним критикам фашизма (Г. Амендола, 1923 г.: Леллио Ваосо, 1925 г.; Ф. Турати, 1928 г.; Г Хеллер, 1929 г.), которые пытались выявить особенности этой новой, с их точки зрения, исключительно опасной формы господства.

В дальнейшем (1930-1945 гг.) предпринимаются многочисленные попытки выявить структурную и функциональную общность тоталитарных диктатур на основе сравнительного изучения фашизма (соответственно национал-социализма) и большевизма.

Первым следует назвать В. Гуриана (1931). Дальнейшие исследования связаны с именами М. Лернера (1935), Т. Кона (1935). Ф. Хайека, Ф. Борнеиау (1940) и С. Поймана (1942). Завершают эту фазу два произведения: “Скотный двор” Дж. Оруэла (1945), и “Открытое общество и его враги” К. Поппера (1945). История второй фазы отмечена переориентацией ряда коммунистических и левосоциалистических писателей, таких как Франц Боркенау, Виктор Голланц, Артур Кестлер, Джордж Оруэлл, Игнасио Силоне, которые под влиянием политики советских коммунистов во время гражданской войны в Испании, “театрализованных” судов в Советском Союзе и, наконец, пакта Гитлера со Сталиным пришли к выводу об однотипности практики господства большевиков и национал-социалистов.

Высший пункт развития теории тоталитаризма приходится на 50-е гг. Начало этой фазы было отмечено книгой Оруэлла “1984”, увидевшей свет в 1949 г., а ее конец приходится на середину 60-х гг. К работам этой го периода относятся труды X. Арендт (1951), Д.Л. Тулми-на (1952), К.И. Фридриха (1954 и 1957), З.К. Бжезинского (1956), К.Д. Брахера (1957), М. Драхта (1958), Т. Бунхайма (1960 и 1962), Р. Левенталя (1960), Р. Арона (1965) и др. Эти авторы рассматривали феномен тоталитаризма каждый раз своими особыми методами: философии, беллетристики, истории, конституционного права, политологии и социологии.

Теория тоталитаризма того периода исходит из трех основных идей: а) тоталитаризм представляет собой исторически новую форму господства, отличающуюся от всех старых форм автократии; б) при всех отличиях, связанных прежде всего с целями и самооценкой, есть существенно общее между национал-социализмом и большевизмом; в) для тоталитарных диктатур XX столетия типично то, что они, оперируя якобы прогрессивными идеологиями с утопическими целями, пытаются мобилизовать массы и при этом систематически нарушают не только гражданские права, но и права человека. К сожалению, не все книги зарубежных исследователей вышли в свет на русском языке. Поэтому нам удастся показать здесь основные идеи лишь некоторых из указанных авторов и их работ.

Большой вклад в исследование тоталитаризма внесла Ханна Арендт. Родившись в Кенигсберге, в еврейской семье, она сама пережила тяготы тоталитаризма, вынужденная в связи с подъемом нацизма эмигрировать во Францию, затем в США. В ее книге “Происхождение тоталитарюма”, вышедшей в 1951 г.; дан сравнительный анализ как правой, так и левой его разновидностей тоталитарного строя. Это сыграло значительную роль в преодолении той непоследовательности, которая обнаружилась при попытках изолированного рассмотрения тоталитарных режимов. X. Арендт одна из первых сумела выявить общую суть нацизма и сталинизма, несмотря на то, что исторически они оказались непримиримыми антагонистами.

Выделяя в качестве характерных черт тоталитаризма единую идеологию и террор, X. Аренд говорит о причинах его возникновения. Это 1) специфическое политическое и социальное положение евреев, которое вызвало ярый антисемитизм; 2) империализм, породивший расистские движения и претензию на мировую экспансию; 3) превращение европейского общества в общество людей, настолько одиноких и дезориентированных, что их можно было легко мобилизовать с помощью идеологии.

X. Арендт выводила возникновение тоталитарных режимов из тоталитарных движений, которые могли зародиться, по ее мнению, лишь при наличии в обществе аморфной социальной структуры, граничащей с бесклассовостью, и тоталитарного лидера. Тоталитарные движения - это массовые организации атомизированных, изолированных индивидов. Их наиболее выпуклая внешняя черта есть требование тотальной, неограниченной, безусловной и неизменной преданности от своих индивидуальных членов. Оно обычно предшествует тотальной организации страны под их правлением и вытекает из притязаний их идеологий на то, что новая организация охватит в должное время весь род человеческий. Там, где тоталитарное правление не было подготовлено тоталитарным движением (случай России), движение должно быть организовано после начала правления (сталинские репрессии) искусственным образом, чтобы сделать тотальную верность и преданность - психологическую основу для тотального господства - совершенно возможной. Такой преданности можно ждать лишь от полностью изолированного человека, который при отсутствии всяких других социальных привязанностей черпает чувство прочности своего места в мире единственно из своей принадлежности к движению, из своего членства в партии.

X. Арендт проявила глубокое чувство историзма, обратившись к анализу особенностей становления российской государственности, самодержавия, сакрализации власти, породивших широкую бюрократизацию всех сторон жизни российского общества и произвол. Все это формировало в российском менталитете, с одной стороны, постоянную готовность к бунту, а с другой, необычайную покорность воле лидера, особенно если он оказывался созвучным социальным ожиданиям масс.

Весьма обоснованной представляется мысль X. Арендт о том, что демократия слабо защищена от атак тоталитаризма. Эти режимы приходят, как правило, на волне демократической эйфории там, где демократический всплеск является отрицательной реакцией на предшествующую социальную неустроенность общества, в результате которой происходит обвальная маргинализация, и массы социально дезориентированных людей быстро подпадают под влияние специфической радикальной пропаганды. Это значит, что тоталитаризм по своей сути живуч, и он имеет неискоренимые основания в дуалистической природе самого человека.

Ни национал-социализм, ни большевизм, по проницательному. замечанию X. Арендт, никогда не провозглашали новой формы правления и не утверждали, что с захватом власти и государственным контролем их цели достигнуты. “Их идея господства была чем-то таким, чего ни государство, ни обычный аппарат насилия никогда не могут добиться, но может только движение, поддерживаемое в непрерывном движении, и именно поддержание постоянного господства над каждым отдельным индивидуумом во всех до одной областях жизни. Насильственный захват власти не цель в себе, но лишь средство для цели, и захват власти в любой данной стране - это только благоприятная переходная стадия, но никогда не конечная цель движения. Практическая цель движения - втянуть в свою орбиту и организовать как можно больше людей и не давать им успокоиться. Политической цели, что стала бы конечной целью движения, просто не существует”.

Неоценимый вклад в исследование тоталитаризма внес австрийский экономист и политолог Ф. Хайек. В своей классической работе “Дорога к рабству” он исследует предпосылки и следствия двух альтернативных способов организации социальной жизни - либерализма и тоталитаризма.

Ф. Хайек одним из первых сумел показать общую природу тоталитарных режимов, их общие экономические корни и полную экономическую несостоятельность централизованной системы, вызываемую ими моральную деградацию общества, неизбежное катастрофическое падение жизненного уровня людей. “При составлении всеобщего плана экономические полномочия должны быть переданы специальным органам, поскольку их надо детально обработать. Части связки планов тоже оказывается невозможно соединить. Будет тенденция передачи власти исполнительным органам, устранив бремя демократической процедуры. Настоятельная потребность в экономической диктатуре -характерная черта развития общества в сторону планирования”. Хайек обнаруживает также противоречие между планированием и свободой индивида, говоря о том, что “осуществление планирования, которое требует большего объема общественного согласия, чем имеется в наличии, подавляет индивидуальную свободу”.

Хайек категорически не согласен с тем, что экономические законы можно менять произвольно, ибо рынок есть величайшее достижение цивилизации, в него втянуты миллионы людей, действующих в соответствии со своими интересами, он представляет собой совершеннейшую информационную систему, которая не поддается никакому вмешательству извне, способен чутко реагировать на все социальные процессы. По его глубокому убеждению, “в нашей истории обоснование принципов экономической свободы следовало за развитием экономической деятельности, ставшей незапланированным .и неожиданным побочным продуктом свободы политической”. Это вовсе не означает, что человеку отводится роль пассивного наблюдателя. Наоборот, действуя свободно, он реализует свои цели, сообразуя, их с другими членами общества.

 Поддерживаемую многими неизбежную закономерность деградации тоталитарной власти Хайек находит в том, “что всякий диктатор при тоталитаризме должен неминуемо выбирать между отказом от привычных моральных принципов и полным политическим фиаско". Поэтому шанс на успех имеют люди беспринципные, а для создания команды будут привлекаться люди с низким моральным уровнем, эмоциональные и поддающиеся увлечению, и при этом, будет постоянная необходимость создания образа врага. Общее благо становится единственным критерием моральности действий. “Будет культ полезных привычек, а не моральных добродетелей

Ф. Хайек спорит с социалистами не о ценностях и идеалах, которые сами по себе могут быть весьма привлекательными. Он говорит о последствиях воплощения этих идеалов в жизнь, опираясь на факты. С его точки зрения, добрые намерения, которыми руководствуются многие представители социалистической идеи, разбиваются о неумолимую логику событий, которая диктует им специфические способы поведения при реализации их целей. Он считает, что тоталитаризм порой подступает постепенно и незаметно и оказывается непреднамеренным результатом самых возвышенных устремлений самых достойных людей. “Моральные принципы связаны с индивидуальным поведением, могут действовать только, если индивид свободен. Вне сферы личной ответственности нет ни добра, ни зла, ни добродетели, ни жертвы. Как невозможен альтруизм за чужой счет, также невозможен он и в отсутствие свободы выбора. Движение, провозгласившее одной из своих целей освобождение от личной ответственности, не могло не стать аморальным”.

Хайек проницательно замечает разницу в принципе правозаконности в тоталитарной и либеральной системе. Так, если следовать принципу правозаконности в тоталитарном уголовном праве, то получается так: ни одно преступление не может быть оставлено без наказания, независимо от того, предусмотрено ли это законом. Другой принцип в уголовном праве либеральных стран, где тот же принцип звучит по другому: не может быть наказания без закона, предусматривающего это наказание.

Ф. Хайек дал глубокий и всесторонний анализ тоталитаризма, имеющий и по сей день большое научное значение. Он избежал достаточно распространенной для современников точки зрения на феномен тоталитаризма как на явление национальное, присущее изначально тому или иному народу в силу его биологических и социокультурных особенностей. "Рассуждения о внутренней порочности немцев как нации... не выдерживают никакой критики и звучат не слишком убедительно даже для тех, кто их выдвигает... Проблема вовсе не в том, почему немцы порочны (наверное, сами по себе они не лучше и не хуже других наций), а в том, каковы условия, благодаря которым в течение последующих семидесяти лет в немецком обществе набрали силу и стали доминировать определенные идеи, и почему в результате этого к власти в Германии пришли определенные люди... Сводить нацизм к испорченности немецкой нации опасно вдвойне, ибо под этим предлогом легко навязывать нам те самые институты, которые и являются реальной причиной этой испорченности”.

Одним из известных утверждений Ф. Хайека является его предположение, что расцвет фашизма и нацизма был не реакцией на социалистические тенденции предшествующего периода, а неизбежным продолжением и развитием этих тенденций. По его мнению, это стало фактом даже после того, как сходство худших проявлений режимов в коммунистической России и фашистской Германии выявилось со всей отчетливостью.

В последние четыре десятилетия на изучение тоталитаризма как социально-политического феномена решающее влияние оказывала и оказывает взаимосвязь трех факторов: политико-идеологического, массово-психологического и собственно научного. Соблазн придать концепции тоталитаризма глобальный и вневременной характер возобладал во многих исследованиях западных политологов в 50-е гг. и позже. Как бы то ни было, в 50-60 гг. в немарксистской политологии и социологии выявились две главные точки зрения: 1) тоталитаризм представляет собой специфическое явление, характерное для некоторых государств XX в., отклонившихся от “нормального” исторического пути, про которому шли всегда Англия, Франция, США; 2) тоталитаризм имеет глубокие исторические корни и не раз наблюдался в истории разных эпох и народов.

Тоталитаризм как систему с присущими ей чертами и признаками наиболее полно рассмотрели К. Фридрих и 3. Бжезинский в работе “Тоталитарная диктатура и автократия” (1956 г.). Их целью было определить общую модель тоталитаризма как формы государственного управления. Они проводят прямую связь между тоталитарной диктатурой и некоторыми тенденциями индустриального обшества, подчеркивая, что для капиталистического общества подобные диктатуры не что иное, как аномальные явления, в то время как для социалистического - естественное состояние.

Авторы выделяют несколько основных признаков, позволяющих квалифицировать режим как тоталитарный. Это: 

1) наличие массовой партии, которой принадлежит власть;

2) организация партий недемократическим способом, когда она строится вокруг лидера;

3) доминирующая роль идеологии;

4) монопольный контроль над производством и экономикой, а также всех других сфер жизни, включая образование, средства массовой информации и др.;

5) террористический массовый контроль;

В 60-70-е гг. внимание западных политологов все больше обращается на страны так называемого советского блока. В работах X. Линца и П. Уошбурна анализируется ситуация в СССР и странах социалистического содружества, прослеживаются эволюция режима и определенные национальные отличия, отмечается и наличие позитивных моментов, делающих этот режим привлекательным для людей, в том числе и осведомленных о его отрицательных качествах. Их не устраивает просто механическая идентификация правого и левого тоталитаризма. Основываясь на работах 3. Бжезинского, К. Фридриха и других исследователей, Линц выделяет следующие составные элементы тоталитарных режимов:

1) сильно централизованная структура власти, в которой господствующая группа не несет ответственности ни перед каким выборным органом и не может быть лишена власти мирными институциональными средствами;

2) монопольная, детализированная идеология, легитимизирующая режим и пронизывающая его величием исторической миссии;

3) активная мобилизация населения на выполнение политических и социальных задач с помощью целого ряда монополистических институтов, включая единственную массовую партию, которые практически душат в зародыше любую форму автономной общественной и политической организации. В результате общество целиком пропитывается политикой, и грань между государством и гражданским обществом стирается.

Видимо, под влиянием хрущевской оттепели возникает и обратная волна критики самой концепции тоталитаризма. Известные советологи И. Дейчер, Р. Такер, А. Ин-кельс, Ч. Джонсон, У. Уэлш, Г. Гласнер высказывают сомнение в справедливости применения самого понятия “тоталитаризм” к новому историческому периоду в развитии социалистических стран.

Исследованию природы тоталитарного строя СССР посвятил последние годы жизни югославский публицист, литератор и историк Милован Джилас. Глубина его понимания внутренней сути советского тоталитаризма поистине значительна. Джилас первоначально сам находился в рядах партийного руководства в Югославии, затем по причине внутреннего несогласия покинул их ряды, а за смелые публикации был подвергнут непрекращающимся гонениям.

Сложившуюся после прихода к власти Сталина высшую партийно-бюрократическую прослойку Джилас называет новым классом. Произошло, казалось бы, невероятное: цель революции заключалась в построении бесклассового общества, тогда как развитие событий продемонстрировало обратное. Этот новый класс политической бюрократии не только не несет в себе все черты прежних классов из истории человеческого общества, но и выделяется определенной самобытностью. Новый класс в коммунистических режимах к власти “приходит не за тем, чтобы завершить преобразования, а с намерением заложить фундамент новых экономических отношений и собственного господства над обществом”. Здесь сама власть равнозначна владению, пользованию и распоряжению почти всеми национальными ресурсами. Происходит известное в древних восточных деспотиях сращивание власти и собственности. Однако в отличие от них, по Джиласу, коммунисты привнесли в собственность кроме ее коллективности еще и всеохватность. Хотя “новая собственность не совпадает с политической властью, но создается и используется с ее помощью; владение, пользование и распоряжение собственностью - прерогатива партии и ее головных структур”.

Главную силу коммунистического государства и власти согласно Джиласу составляет партия. “Она - генератор всего и вся, она- начало, объединяющее в себе новый класс, власть, собственность, идеи”. Хотя руководящая роль партии нигде не была узаконена, на деле она распространялась на все организации и любой сектор деятельности. К этому привыкли и люди, приспосабливаясь к атмосфере и реальности. Весь механизм власти был сведен к тому, что политические структуры - это исключительная привилегия партийцев, во всех остальных органах и учреждениях коммунисты либо непосредственно хозяйничают, либо держат управление под своим надзором. Внутри самой коммунистической партии было достигнуто невиданное в истории политических партий полное идеологическое единство. Однако это было достигнуто ценой неоднократной чистки и прочесывания своих рядов, и в дальнейшем это единение держалось за счет предрассудков, фанатизма, доходящего порой до абсурда.

Джилас говорит об идеологизации советской экономики. “При коммунистическом режиме развитие экономики - это не только основа, но и отражение пути самого режима от революционной диктатуры к реакционной деспотии”. Необходимое на первых порах вмешательство государства в экономику постепенно оборачивается политикой, замешанной непосредственно на субъективной заинтересованности правящей бюрократии. Сначала государство захватывает все средства, преследуя цели вложения в быструю индустриализацию, а в итоге дальнейшее экономическое развитие управляется главным образом интересами правящего класса.

Среди российских исследователей тоталитаризма, чье становление прошло в условиях советской системы, видное место занимает А Зиновьев. В конце 70-х гг. вышли его книги “Зияющие высоты” и “Светлое будущее”, где обстоятельно был дан истинный портрет той системы, которая сложилась в стране и неумолимо двигалась к своему логическому концу. В 1980 и в 1990 гг. последовательно появляются его книги “Коммунизм как реальность” и “Кризис коммунизма”. Творческая судьба этого яркого и противоречивого ученого очень сложна, в его работах с большой научной глубиной дан анализ советского общества, которое автор считает реальным коммунистическим обществом.

А. Зиновьев глубоко проникает в сам механизм тоталитарного воздействия на личность, видя в тоталитарной системе свою логику. Она антигуманна, экономически неэффективна, исторически бесперспективна, в то же время внушает людям определенное чувство уверенности в возможности существовать и получать, обходя ее жесткие правила, отдельные мелкие преимущества. Не случайно то, что лишившись их (но получив при этом возможность гораздо полнее реализовать себя), многие люди оказались социально неадаптированными.

А. Зиновьев отмечает, что сталинский тоталитаризм был явлением в социальном базисе страны, а не в сфере политической. Этим объясняется высокая степень его живучести. “Коммунистическое общество стабильно до такой степени, что внутри его просто не вызревают достаточно серьезные силы, способные разрушить его изнутри. И бессмысленно надеяться на какие-то радикальные перемены этого общества в сторону западных демократий, обусловленные внутренними потребностями коммунистических стран”.

Большой вклад в исследование советского общества, его тоталитарной природы внесли А. Некрич и М. Геллер. Их фундаментальный совместный труд “Утопия у власти” содержит глубокий исторический анализ советской тоталитарной системы от создания предпосылок до ее крушения. Находясь в вынужденной эмиграции, они имели возможность свободно излагать свои взгляды, не подвергаясь ограничениям цензуры.

Исследование советского тоталитарного режима в СССР начинается с конца 80-х гг. Вышла целая серия сборников. Всесоюзная Ассоциация молодых философов при Философском обществе СССР провела научно-теоретическую конференцию на тему “Тоталитаризм как исторический феномен”. Хотя вопросов было поставлено больше, чем получено ответов, исследованию феномена тоталитаризма был дан новый и весьма сильный импульс. Были рассмотрены основные признаки тоталитаризма, его связь с азиатским деспотизмом и радикальными идеологическими доктринами, апеллирующими к идее социума. Подчеркивалась и его связь с развитием европейских прав и свобод, демократических институтов, которые позволили появиться на свет радикальным доктринам, не считающимся с моралью и с человеком. Большое внимание было уделено историческим особенностям развития тех стран, которые были поражены бациллой тоталитаризма, их культурным традициям, особенностям развития социальной структуры и т.д.

В ходе последующих дискуссий предпринимались попытки как осмыслить исторически пройденный путь, так и проявить возможность выхода из кризиса системы путем очищения идеи социализма от извращений, допущенных в период сталинизма. Известный своей непримиримостью к сталинскому деспотизму и всяческому насилию над личностью А. Бутенко одним из первых обратился к исследованию тоталитаризма советского типа, названного им тоталитаризмом коммунистических цветов. Им сделана серьезная попытка не только выявить суть тоталитаризма и его общие проблемы в России, но предложить пути преодоления его последствий. В споре со своими оппонентами он последовательно проводит мысль, что советский тоталитаризм был грубым извращением марксистских идей и тех целей, которые преследовал В. И. Ленин.

Подводя итоги анализа существующих точек зрения в обосновании сути тоталитаризма, следует отметить прежде всего то, что в этих работах широко раскрываются многие стороны такого сложного явления недалекой истории. Совершенно очевидно, что в будущих исследованиях появятся отличные от прежних, новые трактовки данного феномена, что вероятно, будет тесно связано с новым осмыслением феномена тоталитаризма поколением исследователей, свободных от личного переживания и эмоционального отношения к нему, появлением иных подходов и т.д. Основываясь на показанных выше трактовках природы тоталитарного режима, можно выделить главные его характеристики. Таким образом, о наличии тоталитарной системы могут свидетельствовать следующие признаки.

1. Наличие всеобщей идеологии, пронизывающей все сферы жизни общества, устраняющей любое проявление инакомыслия, инакодействия. Ставка на радикальное обновление общества на основе утопических глобальных идей, в том числе возвеличивание в скрытой и открытой форме избранности, исторической миссии своей расы.

2. Монополизация власти единой массовой партией, тесно связанной с государственными органами и по сути замещающей функции госаппарата. Она нацелена на управление тоталитарным строем и контроль над обществом, подготовку и выдвижение новых, лояльных к режиму кадров.

3. Строго иерархическая вертикальная система управления, увенчанная фигурой харизматического лидера; бюрократизация системы управления, закрытый характер ее формирования и отсутствие механизмов общественного контроля за властью.

4. Жесткий контроль со стороны государства за экономикой, ликвидация почти всех форм негосударственной собственности.

5. Постоянные или периодически повторяющиеся репрессии как средство внутренней политики.

6. Монополия на средства вооруженной борьбы, устранение возможности организованного сопротивления оппозиции.

7. Монополия государства на средства массовой информации, полное отсутствие плюрализма, унификация политической, общественной и духовной жизни.

Конечно, приведенные характеристики тоталитарного строя не могут охватить всех его отличительных признаков. К тому же сами признаки находятся в тесной взаимосвязи между собой, и порой трудно провести линию разграничения между ними. Тоталитарные режимы также разнятся друг с другом в зависимости от типологии (фашистская, коммунистическая, национал-социалистическая), что особенно отражается на состоянии отдельных компонентов. Тем не менее, отмеченные характеристики, на наш взгляд, являются ключевыми при исследовании советского тоталитаризма, равно как и анализа казахстанского случая. Далее, через изучение ключевых из выделенных характеристик, попытаемся раскрыть основные признаки политической системы Казахстана в период советского тоталитаризма.