Страница - 9

РЕПРЕССИИ КАК СРЕДСТВО ВНУТРЕННЕЙ ПОЛИТИКИ

Неотъемлемой чертой тоталитарной системы является разветвленная сеть репрессивного аппарата и частое прибегание к ее услугам со стороны режима в целях удержания власти. К огорчению, Казахстан за семидесятилетний период социалистического развития не миновал полосы репрессий, которая приходится на этап доминирования тоталитарного строя (1925-1953 гг).

Больше всего репрессий приходится на период руководства республикой ставленника из wентра Ф. И. Голощеки на. Преследование своих политических противников он строил главным образом на обвинении в “национал-уклонизме”, “пантюркизме”, “национализме” и т.д. Это было неудивительно, так как его оппонентами выступили видные казахские коммунисты - Т. Рыскулов, С. Ходжанов, С. Мендешев, С. Садвакасов, О. Джандосов. Голощекин нередко склонял на все лады их имена в сочетании с навешиванием политических ярлыков: “рыскуловщина”, “ходжановшина”, “садвакасовoщина" и все они по его определению - “вожди казахского националистического уклона”. "Многие из числа авторитетных деятелей республики были вынуждены покинуть ее пределы, не имея возможности продолжать работать в обстановке травли и обструкций. Нередко подвергнувшихся политическому остракизму работников Центр переводил в Москву на другую работу, пытаясь разрядить обстановку, а может, и облегчить жизнь своему ставленнику. Однако и там вождь казахстанских коммунистов не оставлял их без своего внимания. Из его уст по этому поводу можно было слышать такое: “...B это время приезжает главных групповых дед мастер тов. Ходжанов. Вообще, товарищи, не думайте, что Ходжанов находится в Москве - дух его витает здесь”. На многочисленных партийных собраниях он в присущем ему стиле громил своих противников.

В период руководства Голощекина началось уничтожение казахской национальной интеллигенции, лучшие представители которой стали выразителями патриотических чувств народа в ответ на бездумную политику нового руководства в отношении казахского края. В нагнетавшейся атмосфере всеобщей подозрительности и недоверия многие из них стали объектами травли и преследований. Коммунистическое руководство республики не доверяло им, всячески пыталось их дискредитировать, мотивируя при случае, что многие из них участвовали в национальном движении “Алаш”. Уже к концу 1928: г. было арестовано более 40 человек - из числа бывших деятелей “Алаш-Орды", большинство из которых были приговорены к расстрелу или кончили свою жизнь в тюрьмах. Были и последующие аресты. В результате объявленной чистки “от социально чуждых и идеологически нетерпимых элементов” была репрессирована почти вся старая беспартийная интеллигенция Казахстана. Репрессии в отношении казахской интеллигенции будут и после войны. Хотя методы их наказания уже стали мягче, суть обвинений носила такой же характер.

Во время коллективизации был нанесен сокрушительный удар по традиционному казахскому кочевому обществу. Тысячи крестьянских семей были отправлены в далекую “кулацкую ссылку” за пределы Казахстана. Вся их вина заключалась в том, что они со своим “частнособственническим инстинктом” не вписывались в колхозную доктрину сельского хозяйства в СССР. В то же время степные просторы Казахстана стали местом ссылки раскулаченных из других районов Союза. Казахская степь превращалась в один из филиалов нарождающейся империй ГУЛАГ. Таким образом, Голощекин на практике подтверждал свою теорию о том, что кочевники и крестьяне-переселенцы не могут быть союзниками класса-мессии, нового привилегированного слоя - пролетариата. Казахстанский аул и деревня ответили на государственный произвол стихийными выступлениями, которые свою очередь жестоко подавлялись карательными акциями. Спасаясь от репрессий, значительная часть казахских хозяйств откочевала в пределы Китая, Афганистана, Ирана. Итоги насильственных преобразований оказались настолько трагическими, что деятельность Голощекина в казахском народе сравнили с опустошительным джунгарским нашествием.

Трагические страницы истории Казахстана напоминают судьбу других народов, переживших репрессивное давление тоталитарной машины. Постоянная апелляция к репрессивному аппарату становится жизненно важным средством для сохранения тоталитарной политической системы. Недовольство масс методами принуждения режима и возрастающее отчуждение вследствие игнорирования их интересов, рождают реакцию тоталитарной политической системы, которая все больше прибегает к масштабным регулятивным действиям террористической направленности. “Репрессии в области социалистического строительства” провозглашаются “необходимым элементом наступления”, а “решительная борьба с вредителями” - первостепенной задачей кадровой политики партии.

Зарождение репрессивного аппарата Советской власти является прямым следствием революции и провозглашенной идеи диктатуры пролетариата. К слову, именно эта формулировка вызывала наибольшие споры у критиков революционного марксизма. Так же, как и после французской революции, новая форма власти по логике революции неизбежно должна была идти в направлении “закручивания гаек”, все возрастающей концентрации власти в руках бесконтрольно властвующего меньшинства. Необходимость прибегания к силовым методам подавления напоминает положение оккупантов на захваченной территории. Так же, как и в этом случае, приход к власти революционеров носил откровенно силовой характер и направлен против тех, у кого была отобрана власть. А это означает неустойчивость будущей власти, постоянное присутствие тени противника. При этом положении всякий возникающий против системы автоматически относится к стану врага революции и подлежит подавлению. Этими соображениями оправдывается и раздувание репрессивного аппарата государства. Кощунственное в тоталитаризме то, что все это делается от имени и во имя интересов народа, деструктивный и агрессивный энтузиазм масс направляется на борьбу с врагами революции.

Отчасти геноцид в тоталитарном обществе становится средством политизации населения. Население таким способом становится своего рода соучастником преступлений, иллюзорно участвуя во власти и воспринимая диктатуру как свою собственную. При этом рассредоточение власти в народе носит исключительно номинальный характер, абсолютная власть остается в руках избранного и закрытого в доступе авангарда, наделенного реально всей полнотой государственной власти. Здесь имеется в виду партократия, поскольку, как отмечалось, сращивание партийного аппарата и государственной власти является важнейшим признаком тоталитаризма.

Правящая партия также становится проводником репрессий. Известно, что практически при каждом случае репрессия начиналась с лишения обвиняемого членства в партии, что само по себе означало конец его карьеры. Идеологические установки партии стали чрезвычайно гибким и удобным средством для предъявления обвинений, всякий отход от базовых принципов трактовался как уклонизм и антипартийная, а значит, антинародная деятельность. Партия также служила тоталитаризму как средство спаивания власти и общества. Хотя реальная власть принадлежала лишь партийной верхушке, массовый характер и самая многочисленная армия членов Коммунистической партии из когда - либо существовавших служила упрочению режима с точки зрения поддержки массами курса руководства страны. Структуры и механизмы партийной коммуникации служили удобным звеном, соединяющим действия властей с поддержкой населения, и парадоксальным явлением в тоталитаризме стало то, что самые, казалось бы, антинародные действия порой совершались с беспрекословной поддержки низовых членов партии, считавших действительно обоснованными эти акции.

Само собой разумеется, что полное идеологическое единение партийных членов, укоренение партии в массах и высокие показатели идентификации ее членов с самого начала установления Советской власти достигались исключительно за счет полного искоренения в политическом пространстве других организаций, в какой-либо форме претендующих на власть. КПСС стала единственным игроком, умело использующим все преимущества выработанных либеральными партиями структурных механизмов для вовлечения масс в политическую орбиту. Разумеется, в отличие от либеральных партий, в данном случае не могло и быть речи о демократическом начале деятельности КПСС. Одно то, что в стране была создана монопартийная структура, гарантировало отсутствие конкуренции и благоприятствовало использованию исполнительными органами структур партийной организации в своих целях. Почти неизбежным было и то, что в сложившихся политикокультурных условиях Коммунистическая партия стала одним из главных орудий репрессивного аппарата.

Становление и утверждение тоталитаризма также предполагало насильственную организацию общественной жизни на принципах чрезвычайного положения, что неизбежно сопровождалось милитаризацией. Тот принцип, когда сквозь пальцы смотрели на многие, порой антигуманные вещи, был окутан туманом политической целесообразности, диктуемой чрезвычайными. обстоятельствами. Ореол чрезвычайщины буквально возобладал во всем, неурядицы настоящего оправдывались идеалами будущего. В советской системе возможность для поддержания подобного порядка дополнительно усиливалась и самим принципом организации политической власти, когда над формальными тремя ветвями власти к законодательной, исполнительной и судебной - доминировал ЦК КПСС. На местах вся власть перешла советам, т.е. они по сути замещали функции местных исполнительных органов.

Естественно, сложившаяся структура власти была очень удобна и чрезвычайно гибка для завуалированного или открытого применения террора по отношению к несогласным с новыми тенденциями в эволюции коммунистического режима. Доминирующей формой социальных отношений в этих условиях стала политика, основанная на прямом насилии, поэтому политизация тоталитарного общества сопровождалась его милитаризацией.

Если проследить эволюцию советского тоталитарного режима с перспективы применения репрессий, то можно выявить некоторую закономерность, которая, безусловно, роднит этот режим с другими разновидностями тоталитарного строя.

Изначально террор не носил массового характера и был не более чем средством подавления оппозиции. Затем, когда ростки оппозиции были практически истреблены, террор стал средством предупреждения потенциальной возможности появления оппозиции в будущем. Постепенно поддержание постоянного террора и применение репрессии переходят в метод удержания у власти, поскольку, чем дальше укрепляется режим, тем больше накопляется заряд в обществе, потенциальный заряд противодействия, могущий при отсутствии контроля вылиться в дестабилизирующий устойчивость режима фактор. Кстати говоря, для удержания общества под контролем нередко применялось и сознательное форсирование состояния перманентного кризиса, что не давало концентрации протестного заряда. Задача взбудоражить общество, посеять панику и всеобщую подозрительность как нельзя лучше подходят для реализации этой цели. Естественно, эта цель не могла быть открыто декларируемой, и по сути, являла собой подтекст многих акций, в завуалированной форме предпринимаемых тоталитарным режимом.

Важно отметить, что непосредственная задача террора заключалась и в необходимости держать в постоянном напряжении, помимо населения, управленческий аппарат. Тоталитарная власть харизматического вождя ни в коем случае не могла допустить самостоятельности бюрократического аппарата. Она должна была стать средством удержания власти и сохранения устойчивости режима. Этой цели подходила только подчиненная и внутренне разобщенная бюрократическая система, лишенная концентрации и внутреннего единения, иначе, в противном случае, претендуя на большую власть, она также могла выступить против чрезвычайных полномочий лидера.

Наконец, с помощью террора создавался еще один дополнительный рычаг давления на массы и удержания режима у власти: масса постоянно получала образ врага, с которым нужно бороться. В виде толчка к этому послужило идеологическое обоснование данного шага, выдвинутое Сталиным в виде тезиса о том, что по мере продвижения к социализму усилится классовая борьба. Постоянно присутствующий образ внутреннего врага имел несравненную силу, позволяя отвлечь внимание людей от повседневных трудностей и проблем, переложить вину на мнимых заговорщиков, помогая мобилизовать массы и сплотить их вокруг власти.

Таким образом, идеология советского тоталитаризма с безапелляционным приматом будущего строя, оправдывающим для своего достижения любые методы в настоящем, неминуемо опиралась на широкий репрессивный аппарат. Это является еще одним свойством, роднящим советскую систему, - будь то в период неприкрытого применения насилия в сталинский период, или завуалированной репрессии позже - с другими разновидностями тоталитарного строя XX в.