Страница - 6

К борьбе и тревоге

СМЕРТЕЛЬНАЯ СХВАТКА

Н. МИЛОВАНОВ

В первой половине марта перевал Кара-Сарык еще покрыт снегом. Переход через него в эту пору таит много опасных неожиданностей. Однако другого выхода у дутовцев не оставалось. Первыми у подножия Кара-Сарыка появились Дутов и семиреченский атаман Щербаков.

Теснимые частями Красной Армии, дутовцы на время нашли приют у атамана Анненкова. После падения Капала в Лепсинск, к Дутову, поспешно отступил Щербаков. Но и отсюда надо было скорее уходить, и путь один — через перевал.

В этом переходе Дутова и Щербакова сопровождала сотня личной охраны генерала и отряд особого назначения в триста пятьдесят сабель.

Озябшие и голодные, неизвестно куда и зачем ведомые казаки были подавлены и растеряны. Их лошади, уставшие и обессиленные многодневным переходом по горам, с трудом передвигали ноги. Жадно хватали они изредка попадавшиеся на их пути былинки курая.

На шестой день беспорядочно двигавшаяся толпа изнуренных людей добралась до первых калмыцких зимовок племени чахар, кочевья которого стояли по берегам реки Бороталы. Изумленные неожиданным появлением полураздетых русских, калмыки встретили «гостей» сдержанно. Вопреки исконному гостеприимству они отказали в продовольствии до приезда амбаня (главного начальника племени). Лишь обменивая необходимые самим вещи, русские смогли добыть питание на несколько дней.

Здесь некогда гордому атаману пришлось сдать прибывшему отряду китайской армии все оружие. Оставили ему всего пятнадцать винтовок для конвоя. Самого Дутова и Щербакова китайцы перевели в деревню Джампань, а Казаков расположили по берегу Бороталы. Предоставленные самим себе, они промышляли кто чем мог, добывая скудное пропитание. Забыты были прежде обязательные утренние молитвы, а иеромонах Иона подолгу засиживался у Дутова. В середине апреля в Джампань пришел первый оренбургский полк полковника Завершинского. Атаман заметно повеселел.

К концу весны он нашел прибежище в крепости Суйдун, что неподалеку от города Кульджи. Небольшой уйгурский городок с его узкими улочками, высокими глинобитными наборами и повернувшимися спиной к улицам домами был глухим захолустьем. Занятый хлопотами по устройству отряда, Дутов редко выезжал из своей штаб-квартиры. Тревожно прислушивался он к мелодичным уйгурским песням, пристально присматривался к окружающим его людям.

В большинстве казарм крепости были расквартированы солдаты местного китайского гарнизона, здесь же поселились казаки-семиреки, остатки былого войска полковника Сидорова. Тик что только счастливчики из дутовцев получили крои в казармах. Китайцы выдавали на душу интернированного полтора фунта муки в сутки и немного угля для отопления помещений.

Полк Завершинского был расквартирован в деревне Мазаре, Казаки его с первого же дня пошли на заработки к местным богатеям. С каждым днем падала дисциплина казаков. Дутов образовал штаб отряда во главе с бароном полковником Попенгутом и строго взыскивал с провинившихся, но это помогало мало.

Казалось, не падал духом только один иеромонах Иона. Вскоре он переехал и Кульджу и поселился там в здании старого российского консульства. Теперь его многие видели то едущим из Кульджи и Суйдун, то обратно в Кульджу, то в окрестных поселках. Образованный, умный, расчетливый Иона сумел создать Дутову большой авторитет и установить связь с находившимся в то время на востоку Китая бывшим членом войскового правительства Оренбургского казачьего войска полковником Анисимовым, денежные переводы которого серьезно поправили положение дутовцев. Казаков и офицеров приодели и на довольствие стали покупать мясо.

Иона являлся фактическим организатором и деятельным участником многих предприятий Дутова, в частности, русского коммерческого общества «Шанхоя». Разъезжая по окрестным поселкам, Иона крестил, венчал, отпевал я заводил все новых и новых знакомых среди русских эмигрантов, многие из которых, в прошлом богатые, а теперь оставшиеся без средств, шли на любую работу ради куска хлеба. К ним-то и присматривался священник. Не веря в долговечность победы большевиков, Дутов и Иона с первых же дней прибрали к рукам таких людей, надеясь создать в будущем достаточные но численности воинские части для похода против Советов. А пока что они наскоро сколачивали мелкие бандитские отряды и делали набеги на советские пограничные села. Особенно часто оправляли в такие экспедиции сидоровцев.

Жадно выслушивал атаман рассказы беженцев из Семиречья. Среди них были и специально прибывшие к нему люди от полковника Бойко, и агенты, ходившие в Семиречье по заданиям его самого. Одним из них был бывший анненковец урядник Сергей Дмитриев. Второй раз он удачно сходил в Семиречье и теперь подробно докладывал Дутову о новостях в Верном.

— С полковником Бойко я не успел встретиться,— говорил он. Его самого и дружков, что были у него но всем большим станицам, в одну ночь смели чекисты. Дунганский полк разгромил все его отряды. Сам видел обоз с трофейным оружием. Верные нам казаки рассказывали, что тогда же досталось И полковнику Сидорову.

...В один из вечеров октября 1920 года жители пограничных сел Джаркситского уезда видели всадника, скакавшего к границе. Многие узнавали в нем начальника уездной милиции Касымхана Чаиышева. Он прославил себя борьбой с конокрадами и бандитами. Смелый и сильный, Касымхан не уклонялся от прямых стычек с уголовниками и, появляясь внезапно, не раз обращал их в паническое бегство. Вот и теперь те, кто видел Чанышева, думали, что где-то снова несчастье и на помощь пострадавшим спешит этот отважный, уважаемый человек... Но иные мысли занимали самого Касымхаиа. Перед ним ЧК поставила очень нелегкую задачу.

— Начните с бывшего джаркентского головы Милевского и полковника Аблайхапова, — наставлял его ответственный работник Джаркептской ЧК Давыдов. - По нашим данным, они очень близки к атаману, особенно Аблай-ханов... Вы же когда-то дружили с ними. Не Сомневаюсь, что они дадут положительный отзыв о вас атаману и, не подозревая того, сами помогут выполнить первую часть поставленной перед вами задачи — установить знакомство с Дутовым.

— Пожалуй, вы правы, но как быть с делами последних лет? Ведь я начальник уездной советской милиции.

— Ничего, — ответил Давыдов. — Пусть это вас не волнует. Дутов и те, кто его окружает, после отзыва Аблайханова и Миловского не поверят, что такой человек, как вы, честно служил большевикам. Они же знают» что Касымхан был крупным купцом, известным всему Синьцзяну. Насколько мне известно, никто из вас, Чанышевых, не опровергал в Кульдже слухи, что вы отпрыск какого-то хана... Полезны были эти слухи вам в торговых делах, полезны будут и сейчас. Тем более, что и Миловский и Аблайханов, да и сам Дутов страстно хотят, чтобы вы были на их стороне.

...У самой границы к Чаиышеву присоединился Махмуд Ходжамьяров, с которым они вместе должны выполнить поручение. На рассвете в глухом переулке Кульджи остановились у ворот небольшого домика. Спешились, тихо открыли ворота, ввели взмыленных и уставших лошадей во двор, привязали их к сараю, и только потом Касымхан постучал в окно. Здесь жили его дальние родственники.

Наскоро закусив, они легли в приготовленные хозяйкой постели и быстро уснули... С восходом солнца встали. Короткий, но глубокий сон восстановил их силы. Хозяина уже не было, ом уехал за сеном. Его жена, угощая гостей чаем, охотно рассказывала кульджинские новости. Касымхан внимательно слушал и изредка переспрашивал ее, уточняя некоторые сведения. Узнал он все, что нужно, и о Миловском.

В тот же день Касымхан пошел в город и встретил Миловского, бежавшего в Китай после осуждения за активную контрреволюционную деятельность на стороне полковника Сидорова. Разговорились. Миловский клял на все лады Советы и большевиков.

— Скоро,— говорил он,— мы покажем, где раки зимуют, всем этим оборванцам. Вот увидишь...

Миловский, видать, и на самом деле не верил, что Касымхан Чанышев — потомок ханского рода, в недалеком прошлом крупный купец, ведший оживленную торговлю с Кульджой и другими городами Синьцзяна, человек с большими связями — может верно служить Советам. Это просто не укладывалось у него в голове.

Такое доверие Миловского в Джаркенте прозвучало бы оскорблением, а здесь было уместно. Чанышев поддержал его: он тоже обижен Советами и не он один... И пришло решение: поедет в Суйдун не вечером, а на следующее утро и попытается, минуя Иону, встретиться с самим Дутовым в его особняке. Пусть-ка поволнуется Иона... «Встречусь еще с Аблайхановым и, если все будет хорошо, сам явлюсь к атаману: поймет попик, что не особенно нуждаюсь в его посредничестве. Так-то лучше будет, а то начнет, чего доброго, еще проверять и не скоро допустит к атаману».

 В назначенное утро, напившись чаю, Касымхан собрался в путь. Его сопровождал Ходжамьяров... Вот и Суйдун. Оставив Ходжамьярова с лошадьми в караван-сарае, Касымхан направился на базар. Был полдень, и он решил потолкаться среди людей, послушать, что говорят. Потом зашел в лучшую харчевню и уселся за стол в дальнем углу, откуда, не мозоля никому глаза, можно было наблюдать.

Вдруг он услышал свое имя: к нему от двери шел с детства знакомый Аблайханов. Расчет оправдался. Куда же зайти Аблайханову в таком маленьком городишке пообедать, как не в эту харчевню? Обменялись крепкими рукопожатиями и обнялись. Аблайханов с первых дней революции стал на сторону белых и выслужился до чина полковника. Довольный встречей, он смеялся, хлопал Касьщхана по плечу. Потом по-хозяйски уселся за стол и вызвал официанта. По тому, как быстро был подан обед, и по той предупредительной учтивости, с которой официант относился к полковнику, Касымхан понял, что здесь Аблайханов пользуется влиянием.

Коротко рассказав о том, что приехал в городок только что из Кульджи, Касымхан спросил «приятеля», чем тот промышляет сейчас. Узнав, что полковник является переводчиком у атамана Дутова, подумал: «Везет ли мне или этим я «обязан» пронырливому попу?» Но, как вскоре выяснилось, Аблайханов ничего не знал о его встрече с Ионой и Миловским. «Это хорошо»,— подумал Чанышев, успокаиваясь.

Сколько помнил Касымхан, Аблайханов всегда был подхалимом и лицемером. Полковник был ласков с «другом детства» и безудержно хвастал близостью с атаманом, пересыпая свою речь уйгурскими, русскими, казахскими или родными Касымхану татарскими словами.

— Какие-нибудь важные дела привели тебя сюда, Касымхан? — наконец спросил Аблайханов.

— От тебя не скрою — важные. Хотел бы встретиться с Дутовым. Думаю, понимаешь, что у меня другого выхода, мак поближе стать к своим, нет.

- Я так и подумал, друг. Не раз говорили с Дутовым

о тебе — лихом начальнике уездной милиции. Ты бы не Пришел к нам — я сам пришел бы в Джаркент.

- Если так, доложи о моем приезде.

Аблайханов на минуту задумался, потом решительно встал и, бросив вполголоса: «Жди меня здесь», - быстро вышел из чайханы. Прошло немало времени, и Касымхан начал беспокоиться... Пришел Ходжамьяров. Они и чаю успели напиться, а Аблайханова все нет...

Но вот, наконец, и он. По выражению лица полковника Касымхан догадался, что дело идет неплохо.

Дутов принял Касымхана одного. С первых слов стало ПОНЯТНО, что он хорошо осведомлен о нем и его знатных родителях. «Видно, не без участия Ионы собрал он эти сведения,— подумал Касымхан. — А впрочем, тут ведь меня многие знают».

Дутов долго и подробно расспрашивал о делах Советов, а когда Квсымхан сообщил о неурожае и грозящем населению Семиречья голоде, атаман, самодовольно ухмыляясь, сказал:

- Ничего, недолго им осталось господствовать...

Дутов делал многозначительные намеки на силы, какие

стоят за ним, высказывал уверенность, что стоит ему перейти советскую границу, и русский народ поддержит его.

- Мне дорога помощь и начале дела, дорога верность таких людей, как вы, - говорил Дутов.

Разговор затянулся. Но Чанышев не спешил, не опровергал доводов Дутова а, не выражал сомнения. Сам говорил неопределенно, по давал понять, что готов поддержать атамана,

Поймите вы меня и мое положение, Александр Ильич, говорил Касымхан,— я держусь на волоске, любой неосторожный или опрометчивый шаг может привести к провалу... Добиваясь встречи с вами, я кое-что сказал о себе Ионе и Аблайханову, вашим приближенным. Но полностью я бы им не доверился. На мой взгляд, мы с вами ДОЛЖНЫ сохранять строжайшую конспирацию. И я бы не хотел иметь никаких посредников между вами и мною.

Что же, — ответил атаман,— я с вами согласен. Однако хочу вас предупредить: не пытайтесь обмануть меня. Если я замечу двойную игру, страшитесь, Чанышев,— месть моя будет скорой и неотвратимой...

Касымхан изобразил на лице глубокую обиду при этих словах.

— Ну-ну, молодой человек, не надо обижаться. Мы ведь не в куклы играть с вами собираемся. Сами должны понимать...

Наконец деловой разговор был окончен. Договорились, что после первой информации Чанышева (из Джаркента) атаман пришлет ему одного помощника. Потом было чаепитие и легкий светский разговор. Все это должно было означать доверие и душевное расположение хозяина к гостю на основе взаимного понимания.

Был уже поздний вечер, когда Касымхан, уставший от напряжения, которого стоила ему эта первая встреча, покинул атамана и направился в караван-сарай. Там ждал его Махмуд. С рассветом они отправились в Кульджу, а следующей ночью возвратились в Джаркент.

— Вы не спешите с письмом к атаману,— сказал Чанышеву Давыдов. — Мы напишем его вместе.

Спустя неделю Давыдов зашел к Чанышеву в кабинет, и они написали письмо, обещанное атаману. В нем излагались сведения о якобы проделанной Чанышевым работе по организации восстания в Семиречье. Письмо Дутову доставил Ходжамьяров. Возвратившись из Суйдуна, Махмуду доложил:

— Атаман ваше письмо читал при мне. А потом стал расспрашивать меня, чем я занимаюсь да как живу. Я сказал, как вы советовали, мол, я друг Чанышева, а живу тем, что понемногу торгую опием. Сказал, что ты, Касымхан, очень беспокоился за меня и судьбу этого пакета. «Ничего, я понимаю: путь опасный,— ответил мне Дутов .— На ты не бойся. А другу своему скажи, что сейчас ответа я дать не могу, а в скором времени пришлю с надежным человеком...»

Давыдов и Чанышев были удовлетворены сообщением Ходжамьярова. Значит, все идет как надо: скоро явится агент атамана. Кто он такой и с каким заданием явится? Малейшая неосторожность — и... Наконец было решено, что Чанышев встретит агента, как дорогого гостя, и на первое время устроит у себя в доме... Но шли дни, а посланец Дутова не приезжал. Давыдов каждое утро встречал Чанышева вопросительным взглядом, а тот только разводил руками: мол, сам не понимаю, в чем дело

...Была поздняя ночь, когда Касымхан возвращался домой с работы. Хотя дел оставалось много, но он страшно упал за эти дни и так хотелось выспаться. У ворот дома стоял какой-то человек. Чанышев невольно замедлил шаг.

- Не бойтесь,— тихо сказал незнакомец,— я к вам по делу.

Он подошел к Касымхану и подал руку:

- Здравствуйте.

Чанышев ответил на приветствие и пригласил незнакомца в дом.

- Нет, - ответил тот. —Сначала поговорим здесь.

- Кто вы тиной и откуда? — строго спросил Чанышев.

- Едва нашел ваш дом, господин Чанышев. От Или я шел левым берегом Усека и с трудом добрался до дороги на Коктала в Джаркент, и древнюю вашу мечеть не мог найти, пока людей не спросил...

Чанышев понял, кто перед ним, но продолжал слушать, ожидая подтверждения своей догадки.

- Вам письмо от Александра Ильича,— незнакомец вынул из кармана пакет и подал Чанышеву.

- А, - будто только что догадавшись, в чем дело, сказал Касымхан, - так вот вы кто. Как вас зовут?

- Меня-то? - переспросил он и, немного помедлив, ответил: Нехорошко я, Дмитрий Иванович.

- Ну, кто и, нам должно быть известно.

- Я узнал вас сразу,— сказал Нехорошко, пожимая протянутую руку.- После вашего посещения атамана на другой день рано утром нас и вашего таранчу мне показали и караван-сарае.

Ах, вот как, - промолвил Касымхан, всем тоном своим выражав и легкую обиду, и понимание необходимости такой предосторожности со стороны атамана. — Ну что ж,- как бы спохватившись, продолжал Чанышев,— идемте в дом. Переночуете у меня, а там решите сами, как вам удобнее. Для домашних — вы мой гость, давний знакомый.

Дома Чанышев прочитал письмо атамана. В нем содержалась просьба устроить Нехорошко и как можно скорее информировать об этом.

Спустя несколько дней Нехорошко был зачислен делопроизводителем в милицию. Чанышев помог ему устроиться С квартирой.

Ну, Дмитрий Иванович,— сказал Чанышев в один из первых дней после этого,— пора нам подумать и об атамане, он, небось, заждался ответа...

И на этот раз обмен письмами между Касымханом и атаманом прошел удачно. Дутов просил постоянно держать его в курсе дела.

Чанышев пошел к Давыдову. Тот был в кабинете не один: за приставным столиком сидел председатель уездной ЧК Суворов. Чанышев хотел было уйти, но Давыдов задержал его и спокойно спросил:

— Как идут дела с атаманом?

— Неплохо,— ответил Чанышев,— вот вернулся от него Азис с письмом. Читайте.

Письмо Дутова прочитал и Суворов.

— Как видно, атаман считает большой удачей, что Нехорошко устроился в милицию,— высказал Чанышев свое удовлетворение ходом дела. — Думаю, это повышает наши шансы.

— Так-то оно так,— раздумчиво сказал Суворов. — Но теперь у атамана здесь свой глаз. И, очевидно, он не один в Семиречье. Это надо учитывать и быть очень осмотрительным. Надо полагать, в недалеком будущем этот Нехорошко потребует ввести его в курс дела, ну и, естественно, знакомств с другими участниками организации, помимо вас, Чанышев.

— Это верно,— ответил Чанышев. — Мы с товарищем Давыдовым уже познакомили его с двумя «участниками».

— С кем? —спросил Суворов.

— Со связными Ходжамьяровым Махмудом и Ушурбакиевым Азисом,— ответил Касымхан.— Махмуда он

знает еще со времени нашей первой поездки к Дутову.

— Это хорошо,— одобрил Суворов,— но этого мало. Надо показать ему хотя бы еще трех-четырех человек...

Долго они в этот день обсуждали меры, которые надо было осуществить, чтобы добиться полного расположения и доверия Дутова к Чанышеву.

— Только так,— подводя итог разговору, сказал Суворов,— мы сможем выполнись решение коллегии Семиреченской облЧК: выманить кровавого атамана из его логова.

В одном из последующих писем к атаману, выполняя указания Давыдова и Суворова, Чанышев писал, что для поднятия духа участников создаваемой по его заданию организации надо бы начать переброску оружия, в частности, пулеметов, так необходимых для успеха дела...

Дутов долгое время отмалчивался, а затем в конце ответного письма как бы между прочим приписал: «Там от вас неподалеку в Чимпандзе стоит мой полковник Янчис, не с можете ли вы подбросить ему две винтовки и револьвер системы «наган»?..

"Однако хитрая лиса этот атаман", — подумал Чанышев и пошел к Давыдову.

Давыдов, прочитав письмо и выслушав мнение Чанышева, долго молчал.

— Придется посылать, а? — обратился он наконец к Чанышеву. — Но непременно возьмите с Янчиса расписку за оружие.

Вопрос о времени поездки Чанышева к Янчису Давыдов оставил открытым. Дело связано с большим риском и надо было посоветоваться с Суворовым. И как только ушел Чанышев, он позвонил Суворову. Ответил секретарь: Суворов выехал в Коктал и пробудет там до завтра.

— Жаль,— сказал Давыдов и положил трубку.

Давыдов встретился с Суворовым спустя двое суток.

Пригласили Чанышева и втроем подробно обсудили детали предстоящего дела.

— Ехать лучше вам самому, Чанышев,—сказал Суворин, Но будьте осторожны: не попасть бы в ловушку.,.

В Чимпандзе у меня есть падежные люди,— сказал Касымхан, — и прежде чем встречусь с Янчисом, я буду знать о нем все.

В ночь на другой день Чанышев уехал. С полковником Янчисом он встретился только следующей ночью. Он не пошел на квартиру к полковнику, а пригласил его в туземную избушку, что стояла у дороги на Кульджу.

— Большой примет вам, господин полковник, от Александра Ильича, —сказал Касымхан, здороваясь с Янчисом.

Усадил гостя на почетное место, предложил чаю. Янчис держался настороженно, смотрел по сторонам. Потом спросил:

Ни и есть тот самый хан Касым, о котором мне говорил генерал? Однако, какой вы расторопный. Атаман еще совсем недавно говорил мне о возможной встрече с вами и вот...

— Просто удачно сложились обстоятельства,— подавая ГОСТЮ пиалу с чаем, сказал Касымхан,— не всегда так бывает. Подарочек для вас, господин полковник, я взял из. нашего запаса...

Пока они беседовали, пили чай, хозяин избушки погрузил коржуны с разобранными винтовками на лошадь полковника, Чанышев той же ночью отправился домой. Сразу же зашел к Суворову доложить о выполнении операции.

— Поздравляю,— сказал Суворов, выслушав Чанышева.— А вы не очень спешите?

— Я еще не был в отделе,— ответил Касымхан.— А в чем дело?

— Да тут в Лесновке задержали баскунчинского казака Павла Мясоедова. Он, по показаниям свидетелей, ездил в Кульджу за пшеницей, а вернувшись, рассказывал интересные вещи. Давайте послушаем его, а?

— С удовольствием,— согласился Касымхан. — А он не с тем ли обозом приехал, что мне встретился, когда ехал к Янчису?

— Возможно,— ответил Суворов.— Его задержали

только вчера.

Суворов вызвал секретаря и велел привести задержанного.

— Да пропади она пропадом, эта Кульджа, чем я там мог заниматься? —затараторил Мясоедов скороговоркой, характерной для многих семиреченских казаков.— Пашаницу погрузили — и домой, всего и ночевали-то там одну ночь...—Мясоедов долго еще уклонялся от правдивых ответов, но когда ему зачитали показания нескольких свидетелей, рассказал, как дутовцы обрабатывали обозников на измену Родине.

— А полковник Зибиров больше всех старался склонить меня на свою сторону,— рассказывал Мясоедов.— Говорил, что привезли новые орудия, и они скоро будут наступать на Россию, чтобы установить в России казачью власть...

Чанышев ушел от Суворова к вечеру. Уставший, но возбужденный рассказами Мясоедова, он отправился к себе в отдел.

Не меньше его был озабочен полученными сведениями и Суворов. «Что это?— думал он.— Хорошо продуманная провокация или атаман на самом деле получил подкрепление вооружением?»

Суворов знал, что Дутов, периодически получая деньги с востока Китая через Анисимова, значительную часть их, если не основную, выделял на приобретение оружия. Агентура Ионы по всему Синьцзяну скупала оружие.

«Как бы атаман не опередил нас,— размышлял Суворов. — Надо как можно скорее проверить показания Мясоедова, А вообще-то, пожалуй, назревает нужная нам ситуация. Атаман подымется, наконец, с насиженного места и пожелает своими глазами посмотреть прилегающие к границе территории... Письма Чанышева и Нехорошко атаману тоже должны сыграть свою роль. Особенно Нехорошко: ему-то он верит—вместе воевали против Красной Армии под Оренбургом, жили в Троицке, а потом бежали с остатками разбитых войск в Лепсинск, под опеку Анненкова».

Суворов вспомнил и о недавнем разговоре с Давыдовым: Нехорошко пишет Дутову, что организация Чанышева имеет уже две пушки.

«Все это в нашу пользу, но надо обязательно проверить, насколько дутовцы готовы к нападению на нас,— решил Суворов. — А кого же пошлем? Никто лучше Чанышева не справится с этой задачей... С другой стороны, частые появления за кордоном начальника советской уездной милиции могут вызвать подозрения со стороны властей, да и сам атаман, чего доброго, может посмотреть на это косо... И все-таки другого выхода нет».

На следующий день, посоветовавшись с вернувшимся из командировки Давыдовым, Суворов объявил о своем решении Чанышеву.

— Но прежде чем встретиться с атаманом,— инструктировал Суворов,— надо через близких вам людей распространить в Кульдже слухи о наступившей для вас опасности в связи с арестами бойковцев Семиреченской ЧК.

— Это подходящий предлог для моего появления у Дутова,— согласился Чанышев,— но для дела, пожалуй, будет лучше, если население не будет знать о моем пребывании в Кульдже.

— Верно,— сказал Давыдов.

— Думаю, что вы оба правы,— ответил Суворов. — Дутов несомненно уже знает о провале заговора Бойко и при встрече с вами будет выяснять размеры операции ЧК. В этом случае ваша негласная поездка как нельзя лучше будет способствовать осуществлению поставленной задачи по выяснению готовности отряда атамана к боевым действиям против нас...

В этот же день Чанышев сообщил Нехорошко:

— Очень опасаюсь провала. Не съездить ли потихоньку, под предлогом командировки по уезду, к Александру Ильичу, посоветоваться? Как смотришь?

— Что же, мысль правильная,— ответил Нехорошко.— На этот раз я не буду писать атаману: вы ведь сами едете. Вот все ему и расскажите. Передайте ему, моему благодетелю, мой казацкий поклон...

Дутов встретил Чанышева радостно. Расспрашивал о здоровье и семье. Чанышев выглядел похудевшим и переутомленным. Все это Дутов отнес за счет переживаемых трудностей его работы в подполье.

— Верно, верно, дорогой, моя агентура уже донесла мне не только об этом, но и о намерении большевиков арестовать вас.

— Такое могло и еще может случиться, поэтому-то я и прибыл сюда.

— Ну что же, — сказал Дутов, — переждем все это. Оставайтесь пока у меня...

— Нет, что вы, я не могу вас стеснять,— вежливо отклонил Касымхан предложение атамана. — Я поселюсь у родственников в Кульдже. Это рядом, и вы в любое время сможете меня вызвать.

Пропустив ответ Чанышева мимо ушей, Дутов стал расспрашивать о положении в Семиречье. Из его вопросов было ясно, что он неплохо обо всем осведомлен, и Чаны-шеву беседа далась нелегко. Это был уже не тот Дутов, с которым Чанышев беседовал при первой встрече...

Касымхан просидел у атамана почти весь день, с большим трудом тот согласился, чтобы Чанышев жил в Кульдже.

— Хорошо,—сказал он,— я дам вам визитную карточку к отцу Ионе.

Открыв стол, атаман достал карточку, на которой что-то было написано по-китайски, взял карандащ и приписал внизу: «Отец Иона! Предъявитель сего из Джаркента — наш человек, которому помогите во всех делах».

«Как это понимать?—подумал Чанышев. — Ведь он же знает, что я знаком с Ионой...» Заподозрив недоброе, Касымхан, не подавая, однако, виду, поблагодарил атамана и тепло распрощался с ним.

По приезде в Кульджу Чанышев в особняк к Ионе не пошел, а спустя несколько дней, когда собрал все нужные по заданию Суворова сведения, послал к Ионе с визитной карточкой своего знакомого Турсуна: велел попросить денег и сказать, что сам Чанышев заболел и потому не пришел сразу по прибытии в Кульджу.

Иона повертел в руках визитную карточку и сказал:

— Если ему деньги нужны, пусть сам явится ночью ко мне на квартиру...

«Ясно,—подумал Касымхан, когда ему рассказал об этом Турсун. — Мне готовят ловушку. Но в чем дело?» Однако на раздумья времени не оставалось. Он поручил Турсуну сходить утром к Ионе и сообщить о выезде Чанышева и Джаркеит по экстренному вызову. С наступлением темноты Касымхан покинул Кульджу. За городом в небольшом кишлаке, ожидал его верный Махмуд.

В день приезда Чанышев увиделся с Суворовым и рассказал о случившемся.

Как видно,— сказал Суворов,— он в чем-то не довернет вам или сомневается в правильности ваших сведений и, возможно, хотел, чтобы вас послушал еще Иона. Лучшего человека, чем вы, он не имеет здесь, и пока что терять вас ему невыгодно. Ваш поспешный отъезд, конечно, насторожи его. Надо поскорее рассеять его сомнения.

Но как? спросил Касымхан.

Давайте используем Нехорошко. Вы расскажите ему, что вас вызвали в Джаркент специальным письмом ввиду возникшей опасности ареста ваших родственников, якобы заподозренных в контрабанде. Но приехав и разобравшись в слухах, вы пришли к выводу, что все это чепуха, и по-прежнему бойтесь лишь одного: чтобы ЧК не узнала о деле, которое создали и ведете по заданию атамана...

Касымхан, вернувшись к себе и отдел, вызвал Нехорошко. Тот, обычно поддакивающий Касымхану во всем, вдруг стал расспрашивать его о родственниках, а узнав, что их у Чанышева и Джаркентском уезде свыше трех десятков, переключился на помощников по организации. Его интересовало, не арестован ли уже кто из них и когда. Поверив наконец, Чанышеву, искренне ему посочувствовал и обещал разъяснить создавшееся положение Дутову.

— Таким образом,— как он выразился,—у Александра Ильича отпадут малейшие подозрения.

«Он,— писал агент о Чанышеве,—действительно отдается нашему делу. Что только от него зависит, он делает. Так что работа его деятельная, но очень острые шипы у Советской власти...» А в конце письма приписал: «С нетерпением ожидаем вас и вашего похода, но никак не дождемся».

Последовавший затем обмен письмами между Чанышевым и Дутовым убедили Суворова в том, что атаман не сомневается в Чанышеве.

Шел январь 1921 года. Направленные Суворовым в разведку Махмуд Ходжамьяров, Мука Байсмаков и Юсуп Кадыров возвратились из Суйдуна с нерадостными вестями. Они рассказали, что после рождества, когда Дутов не отлучался из дому, вспыхнул мятеж маньчжурского полка в Куре. Суйдунскую крепость китайцы сразу объявили на военном положении, которое, наверно, сохранится до ликвидации мятежа.

Предположение Ходжамьярова оказалось верным: только к концу января полк хунхузов (так называли жители Синьцзяна маньчжуров) наконец успокоился и крепость вернулась к мирной жизни.

Возвратившись из Алма-Аты с последними наставлениями облЧК, Суворов вызвал к себе Чанышева.

— В сущности,— сказал он,— план очень прост. Вы пригласите запиской Дутова на переговоры к вам в дом. Если он пойдет на это, вы вызовите его из крепости и затем доставите в Джаркент. По дороге в известных вам местах вас будут ожидать наши люди со сменными лошадьми для обеспечения быстрого передвижения на случай погони. Этими лошадьми вы воспользуетесь и в случае возможной неудачи. Дутов не дурак, в этом мы с вами не раз убеждались. Он может усомниться в том, что вы нечаянно ушибли ногу и поэтому не смогли сами прибыть к нему. Тогда вам ничего не останется, кроме как поскорее убираться оттуда... План прост, но осуществить его нелегко. Давайте еще раз подумаем о расстановке наших сил. Самая важная и ответственная роль будет принадлежать, конечно, вам. От вашей оперативности и уверенности зависит исход всего дела. Но не менее важную и ответственную обязанность будет нести тот, кто пойдет с вашей запиской к атаману. Как вы думаете, кто бы это мог сделать?

— По-моему,— ответил Чанышев,— это по плечу только Ходжамьярову. Во-первых, его больше всех других курьеров знает Дутов. Во-вторых, и охрана Дутова его знает. Наконец, если атаман не пожелает, как вы говорите, пойти ко мне или, что еще хуже, догадается о готовящейся ему ловушке, Махмуд лучше других сумеет найти выход из положения.

— Ну что ж, согласен с вамп. Давайте пойдем дальше.— сказал Суворов.— Завтра, кроме Ушурбакиева Азиса и

Ходжамьярова Махмуда, вам необходимо повидать товарищей Муку и Куддука Байсмаковых, Газиза Ушурбакиева, Юсупа Кадырова, Султана Моралбаева и рассказать им их задачу. Не позже 2 февраля вы при будете в Суйдун и там ожидайте дальнейших указаний, которые вам будут направлены с Ушурбакиевым.

— По прибытии на место,— продолжал Суворов,— вы распустите среди населения Суйдуиа слухи о том, что в Джаркенте арестован дутовский агент Нехорошко.

— Разве он уже арестован? - спросил Чанышев.

— Нет, это будет сделано сегодня ночью. Кроме того, скажете, что сам Чанышев с группой шпионов из-под ареста сбежал, и теперь, мол, их разыскивают. -

 — Но почему только одного. Нехорошко? А остальных двух когда? — спросил Касымхан.

— Не беспокойтесь, они от нас не уйдут, и мы еще успеем это сделать после того, как отправим вас и организуем выполнение главной задачи.

Суворов встретился с Ходжамьяровым в доме Чанышева поздним вечером. Они сидели в дальней комнате и вели вполголоса разговор.

— Вам не надо беспокоиться,—уверял Махмуд. — Если атаман не пойдет, мы его в мешке притащим. Дутов хорошо знает меня и последнее время даже стал руку подавать и угощать чаем. А казаки его — хитрый народ, они видят, с кем как обращается атаман...

 В назначенный день группа прибыла в Суйдун. Чанышев строго запретил своим помощникам в дневное время показываться на улицах. Все необходимые сведения о положении дел в крепости он собирал по ночам и был готов к выполнению задания.

Медленно тянулись дни ожидания. Только 6 февраля на рассвете прибыл из Джаркента Ушурбакиев Азис.

Все было готово. Чанышев передал Махмуду записку для Дутова и по цепочке объявил своим, чтобы в шесть часов, когда совсем стемнеет, всем подъехать к нему.

Наступило назначенное время. Чанышев подошел к Махмуду и, подавая ему револьвер, сказал:

— Возьми на случай, только смотри — без нужды не стреляй. Если атаман откажется выехать из крепости, возникнет опасность гибели группы, не зевай. В крепость я поеду вместе с вами, хотя в записке и пишу другое. Смотри сюда: вот здесь расположен караул,— сказал Касымхан, расправив рукой схему крепости, начерченную на клочке бумаги.—Здесь окно из кабинета Дутова, форточка всегда открыта. Здесь оставляем лошадей с коноводом. Самое важное — не выпустить из караулки охрану Дутова. Беру это на себя. Надеюсь, никто из охраны на помощь к атаману не придет. При неблагополучном исходе с самим и его адъютантом ты справишься?

— Будь спокоен.

— Хорошо. В крепости будем вести себя, как дома. Никаких сомнений в успехе, никаких волнений. Делать все быстро, решительно. Потом на коней — и к воротам. Пойдет все гладко, как мы хотим,— погромче благодари атамана, чтобы услышали тебя под окном. Я успею пройти ворота, вовремя буду на квартире и встречу гостей.

— Ладно,— ответил Ходжамьяров и направился к сараю, где стояла его лошадь.

Чанышев тоже сел на коня, и они выехали со двора. По дороге в крепость к ним присоединились остальные.

Вот и ворота крепости.

Ходжамьяров ловко соскочил с седла, подошел к воротам, держа за повод лошадь, и попросил вышедшего ему навстречу китайца доложить Дутову о приезде его с товарищами. Атаман уже знал об аресте Нехорошко и побеге Чанышева и распорядился пропустить в крепость всех.

По они заехали не все: за воротами остался Султан Мо-ралбаев.

Азис Ушурбакисв, Куддук Байсмаков и Юсуп Кадыров встали при въезде во двор, где был особняк Дутова. Чаньшев, передав свою лошадь Азису, задержался будто ненароком у дверей караульного помещения, расположенного во дворе рядом с воротами, а Ходжамьяров, бросив повод своей лошади Куддуку, быстрым шагом направился к атаману. Часовой беспрепятственно пропустил Махмуда в дом и беззаботно вступил и разговор с подошедшим к нему Мукой Байсмаковым.

Вдруг в доме прозвучали один за другим три выстрела.

Мука выхватил из кармана револьвер, и не успевший еще опомниться часовой снопом повалился на перила веранды. Чанышев несколькими выстрелами в дверь и окно караульного помещения загнал назад в караулку кинувшихся было оттуда казаков. С перепугу они побросали винтовки и забрались под нары.

Размахивая револьвером, выскочил на крыльцо Махмуд Ходжамьяров и быстро побежал к лошадям.

— Скорей,— бросил Чанышев.

Мгновение—и все они поскакали на выезд.

Китайские солдаты, стоявшие у ворот крепости, о чем-то

громко переговаривались между собой.

Чанышев и Ходжамьяров произвели в их сторону несколько выстрелов. Те в панике разбежались. Путь свободен.

И только далеко за городом Махмуд поведал о том, что произошло у Дутова в кабинете.

Исполнители задания ЧК по ликвидации главы антисоветского заговора атамана Дутова Касымхан Чанышев (слева) и Махмуд Ход-жамьяров.

«Когда я зашел, Дутов сидел за столом и что-то читал. Я низко поклонился, подошел к столу и подал ему записку. Он сухо поздоровался со мной и стал читать ее. Атаман не пригласил меня сесть, как делал раньше. Было видно, что он не в духе. Прочитав записку, он строго спросил:

— А где Чанышев?

— Он не смог приехать сам, ушиб сильно ногу и ожидает вашу милость у себя в доме.

— Это еще что за новости? — резко сказал атаман, и не успел я сообразить, что ответить, как он повернулся к сидевшему в противоположном углу за маленьким столиком адьютанту и крикнул: «Взять его!». Тот бросился ко мне, а я выхватил револьвер и выстрелил сначала в Дутова, потом прямо в лоб подскочившему ко мне адьютанту. Падая, тот свалил подсвечник с горящей свечой прямо на атамана. Увидев, что атаман ворочается и стонет, я выстрелил в него второй раз и бросился в дверь.

— Так, может, он еще жив?—встревожился Касымхан.

— Не знаю, но думаю, что я убил его,— ответил Махмуд.

   — Смотрите:  над крепостью поднялась ракета!—крикнул кто-то.

—Погоня будет, — сказал Махмуд. — Надо торопиться.

— Ладно,— сказал Чанышев.— Мы с Азисом едем в Кульджу, а вы скачите домой.

...Застигнутые врасплох дутовцы растерялись и после тревоги, поданной прибежавшим в крепость начальником штаба Попенгутом, еще долго не могли организовать погони.

Чанышев и Ушурбакиев с трудом проскользнули спустя два дня между рыскавшими вдоль границы дутовскими разъездами. Но они теперь твердо знали, что атаман мертв.

Смерть Дутова привела к окончательному разброду в рядах белоэмигрантов в Синьцзяне. Рядовые казаки потянулись сначала в одиночку, а потом и толпами на Родину. Иона пытался первое время удержать отряд в своих руках, но, потерпев неудачу, бежал из Синьцзяна в Маньчжурскую провинцию Китая, где еще долго промышлял под именем отца Мефодия.

Банды атамана Дутова не стало. Так закончились кровавые похождения еще одного злобного врага Советской России.