Страница - 11

§5. ПРЕСЛЕДОВАНИЕ ПОБЕЖДЕННЫХ

С убийством хана Кенесары царизм получил возможность заметно усилить свое присутствие в южных районах Казахстана. “С его гибелью расширение русской власти в киргизской степи пошло вперед, такими большими шагами...”, — писал Н.Я.Коншин, обращая внимание на последствия гибели Кенесары [1]. Правительство всерьез надеялось, что теперь ему ничто не препятствует для более ускоренной колонизации казахских земель и через южные участки выдвинуться на среднеазиатские рубежи.

Однако ситуация в Казахстане оставалась сложной, хотя открытых вооруженных протестов после подавления движения Кенесары не наблюдалось. Часть волостей Семиречья не без влияния поражения хана приняла российское подданство. В ряде районов в довольно большом количестве казахи переходили на ту сторону р. Шу, где наблюдалась тенденция к расширению влияния России [2].

События в Тянь-Шанских горах упрочили влияние России и в смежных районах Старшего и Среднего жузов. Западно-Сибирский генерал-губернатор счел возможным произвести передислокацию воинских формирований, выдвинутых в Семиречье в связи с активизацией сил Кенесары.После ликвидации посредством кыргызских манапов последнего очага сопротивления отпала необходимость в их расквартировании в этом районе.

6 мая 1847 г. председатель Пограничного управления писал есаулу Нюхалову: '‘Есаула… велено возвратить с двумя орудиями на линию, а сотника Абакумова оставить и поручить ему действующий отряд, почему для препровождения туда из Аягуза отправить казаков новой смены с транспортом и продовольствием..[3]. Через некоторое время начальник Аягузского казачьего отряда есаул Нюхалов обратился к Н.Ф. Вишневскому с рапортом: “По предписанию Вашего,… находящийся в ведении моем Семиреченский отряд, сдал сотнику Абакумову со всеми сведениями насчет действий (отряда — Ж.К.) и отчетности. Возвратился в Аягузское укрепление и вступил в командование во вверенным мне казачьим отрядом 3 июня 1847 г. ” [4].

Как объяснить незамедлительное возвращение российских отрядов в район прежней дислокации, почему же эти воинские формирования не продолжили действия по приведению в подданство России аульных общин, еще не принявших подданство. Можно привести два соображения. Первое — ограниченный контингент явно был недостаточен для реализации более крупных задач военного назначения. Второе — часть населения Семиречья, особенно юга Казахстана, испытывала некоторую зависимость от Коканда. В период борьбы с казахским ханом кокандские правители проявляли известную сдержанность и не выказывали жесткости в отношении действий казачьих формирований. Теперь же ситуация претерпела изменения. Всякая попытка Западно-Сибирского генерал-губернатора строить в регионе новые укрепления и утвердиться в нем могли бы породить ответную реакцию с их стороны.

Вообще П. Д. Горчаков и его преемник Г.Х. Гасфорд предполагали ввести в районах Семиречья, державшихся прорусской ориентации, институт старших султанов, наподобие той системы управления, которая была введена в Среднем жузе. По каким-то соображениям этому плану не суждено было сбыться. Г.Х. Гасфорд даже остановил бы свой выбор на кандидатуре Тентек торе — Рустеме Абулфаизове [5]. Однако он был оставлен в прежней должности родоначальника. Не ввели пост старшего султана и воздержались от утверждения в предполагаемом звании “ввиду его прежних не благонамеренных поступков (очевидно, первоначальная поддержка им Кенесары-Ж.К.)” [6].

Политикой заигрывания царизм предполагал привлечь на свою сторону влиятельных кыргызских манапов. В конце 40-х годов XIX в. возникла переписка между директором Азиатского департамента Л.Г. Сенявиным и новым Западно-Сибирским генерал-губернатором Г.Х. Гасфордом. Вопрос возник в связи с “самопроизвольной перекочевкой манапа Ормона Ниязбекова с подведомственными ему волостями в Заилийскую долину, оставленную за р. Чу киргизами Большой Орды (читай после трагедии хана Кенесары-Ж.К.)” [7]. “Я тогда предписал приставу при киргизах Большой Орды поддерживать с манапом Урманом дружелюбные отношения, но не подавать ему повода на вмешательство наше в распри дикокаменных киргиз между собою...” [8],- писал Г.Х. Гасфорд.

И вновь вспомним период борьбы Ормона с Кенесары, где он был главным предводителем, награжден золотой медалью, считал себя подданным России, и предлагал несколько снисходительно относиться к его действиям. “Неоспоримо, что без его содействия и исполненной им над Кенесары казни, дела наши тогда могли взять другой менее выгодный для нас оборот. Урман, зная, какую оказал нашему правительству услугу, ожидает себе наград… об отдаче ему во владение кочевые места на Заилийской долине, никем ныне незанятых, как Ваше превосходительство усмотрите из прилагаемого его прошения на Высочайшее имя” [9].

Однако Г.Х. Г асфорд допустил ряд неточностей, главной из которых следует считать объявление этих районов свободной зоной, никем не занимаемой ни для кочевания, ни для других хозяйственных оборотов. Эти земли являлись исконными владениями казахов Семиречья, временно оставивших их вследствие массированных набегов киргиз после гибели Кенесары. Причем, губернатор открыто держал сторону Ормон хана, полагая это выгодным способом решать проблемы “за Илею и удерживать киргизов Большой орды в повиновении”. И он предлагал “лучше Урману оставаться на занятых (уже) местах, чем требовать, чтобы он удалился по следующим уважением” [10].

В пользу аргументации своей позиции он привел ряд предположений. Казахские волости, бежавшие некоторое время назад за р. Шу, к кыпчакам, успели укрыться от преследования “русских отрядов”, “безнаказанность киргизов (казахов — Ж.К.), по его мнению, может служить поводом к неповиновению других кочующих волостей” по сию сторону или (ибо) у нас нет в настоящее время собственных средств к наказанию их, то, пребывание киргизского манапа в Илийской долине следует считать благоприятным нашим видам и самим провидением нам посланным” [11]. Далее губернатор выражает свое воззрение, если Ормон закрепится в этих землях, или майор Перемышльский с отрядом в 75 человек будет его поддерживать, то казахам, временно ушедшим в сторону кипчаков, придется отстаивать свои земли и вступить с Ормоном в борьбу. “… это без сомнения заставило бы киргиз, кочующих по сию сторону Или, дорожить своими землями и защитить их от тех же дикокаменных киргиз. Полагаю, утвердить за Ормоном эти земли… ” [12].

Однако переписка этим заканчивается. Документ не позволяет установить, какую резолюцию наложил на прошение Ормон хана Николай 1. Царизм позже оказывал поддержку видным кыргызским манапам, активным организаторам борьбы с Кенесары, неоднократно подчеркивали и выделяли их “заслуги” в этом. Барон Ф.Р. Остен-Сакен, автор ряда исследований по истории Центральной Азии, как-то писал: “Когда спустились в Чуйскую долину, то к начальнику отряда выехал старший манап Сарыбагышей Джантай. Золотая медаль на груди и несросшийся рубец на лбу свидетельствовали о заслугах Джантая перед правительством и о его подвигах в борьбе с Кенесары...” [13].

Между тем, сарбазы, чудом спасшиеся во время кровавого сражения с кыргызами, благополучно достигнув Аулие-Аты и других районов, вели неустанную агитацию среди казахов собрать новое войско, начать поход на кыргызов, отомстить за смерть хана Кенесары. Для этой цели они старались использовать даже кыпчаков. Число “кыпчаков-киргизов”, кочевавших в окрестностях Аулие-Аты, достигало 20-30 тыс. человек [14].

В дальнейшем кыпчакский фактор, очевидно, будет изучаться в более углубленной форме. В настоящем же разделе мы лишь коснемся тех аспектов, которые непосредственно затрагивают изучаемую проблему.

17 ноября 1847 г. сотник Абакумов отправил рапорт

Н.Ф. Вишневскому следующего содержания: “ По собранным сведениям узнал я, что кыпчаки в числе 8 тысяч человек с сыном Кенисары пришли к черным киргизам требовать у них пленных, захваченных с Кенисарою равно и самих на верноподданство, на что сии последние решительно отказали, но боятся их многочисленности, особенно манап Джангарач, кочующий ближе к Ташкению...” [15].

Кто же из оставшихся в живых сыновей покойного хана в составе делегации кыпчаков-казахов посетил Киргизию? Источник ничего не сообщает. Но сам факт выставления ими требований освободить воинов Кенесары, продолжавших томиться в застенках у кыргызов, говорил о многом.

Историческая справка. История упомянутой нами миссии была связана с волнениями среди “кыпчакских киргизов”, состоявших из 20-30 тысяч человек. Они, как подтвердил 5 декабря 1847 года татарин Томской губернии г.Каинска Галим Якупов, расположились в урочище “Авлие-Ата” на р.Шу [16].

Кыпчаки действительно направляли своих послов к кыргызам и просили их представителей “прибыть к ним для совету”, для согласования вопроса о “о поступлении их под управление их управления”.

Но оказалось, что кыргызы были сильно обеспокоены предложением кыпчаков. “Дикокаменные киргизы, как сообщал тот Галим Якубов, собирали из среды себя войско с предположением, чтобы устроить защиту своему народу в случае, если кыпчаки сделают на них нападение” [17].

Казахи Семиречья, несколько оправившись от тяжелых последствий последней битвы в урочище Май-Тобе, чувствуя плечо поддержки кыпчаков, предъявляли иск кыргызским манапам, добиваясь возмещения куна за смерть хана Кенесары. Одним из тех, кто требовал этого более решительно, был батыр Саурык [18].

Подобного рода информации с некоторым опозданием доходили до военного министерства. В архиве Омской области хранится дело под названием “Материалы (рапорта, инструкции) о военных действиях сыновей Кенисара Касимова, против черных киргизцов и русских о приготовлении казачьего отряда и его походе за р.Или”.

Архивное дело содержит ценные сведения об отношении кыпчаков к сыновьям Кенесары и о наметившейся тенденции создания казахско-кыпчакской коалиции против тянь-шанских киргизов. Генерал-адьютант Анненков — 2-й сообщал военному министру о подробностях этого факта. Лаконичная приписка А. Чернышева, министра: государь император изволил читать [19].

Оказалось, что пристав Большой орды капитан Пере-мышльский, опираясь на собранные по его распоряжению сведения, донес своему начальству, что два сына Кенесары, кочующие вблизи Ташкента, встретились с начальником войск кыпчаков в Туркестане “и просили его помощи, чтобы вместе ополчиться против черных киргиз с намерением отомстить им за смерть своего отца… ” [20].

Однако ввиду осложнения взаимоотношений с Бухарским эмиратом кыпчакское начальство не могло выделить войско и воздержалось от конкретного содействия сыновьям Кенесары. Но с наступлением следующей весны (1851г.) кыпчаки организуют “экспедицию против дикокаменных киргизов”, и тогда начальник кыпчакского войска позволит сыновьям Кенесары присоединиться к их войску [21]. Увы, события в регионе в связи с действиями кыпчаков, приняли несколько иной оборот [22]. Кыпчакам и сыновьям Кенесары так и не удалось повести войска против кыргызов.

В конце 40-х начале 50-х гг. XIX века само кыргызское общество раздирали кровавые межплеменные распри. В 1855 году в одной из стычек погиб Ормон хан [23], по распоряжению которого был замучен и убит хан Кенесары.

Осложнение обстановки в регионе побудило Петербургский двор ускорить подготовку специальной военной экспедиции в Семиречье. Для чего генерал-адъютант царя просил военного министра, а тот, в свою очередь, Г.Х Гасфорда “стараться получить более подробные… по этому предмету сведения...” [24]. Хотя генерал признавал, что ввиду внимательного наблюдения казахами Большой орды за изменениями в регионе, “за всеми нашими приготовлениями (к будущей экспедиции-Ж.К.) признавал “невозможным удержать все это в совершенной тайне” [25].

Только на исходе 40-х начале 50-х годов XIX в. и кокандцы, и казахские родоначальники, приверженцы политической обособленности края, в т.ч. Старшего жуза, осознали последствия этой противоречивой позиции, вследствие которой Кенесары некоторое время оказался в изоляции и неприязненных отношениях со стороны даже некоторых прямых потомков Абылая. Даже кокандские беки стали еще осознаннее понимать, что 10-летняя борьба хана стала той защитной силой, которая удерживала и Старший жуз, и Кокандское ханство от военных акций царизма. В том, что кокандцы оказали покровительство сыновьям Кенесары после известных событий, нет ничего удивительного. Нелегкая участь ожидала и оставшихся в живых сыновей Кенесары. После его гибели от двух жен хана остались: от первой жены Кунимжан — Тайшык — 20 лет, Ахмет — 15; от Жаны л ханым — Омар — 24, Абубакир 20, Сыздык 14, Жакей 12 [26]. В книге Ахмета Кенесарина возрастные данные за тот же период заметно расходятся: Ахмету — 5, Сыздыку — 16 лет [27].

Как ни странно, все они после гибели Кенесары обосновались в Кокандском ханстве. Они оказались в том районе, где в предыдущий период происходили частые столкновения казахов и узбеков.Сыновья хана вынуждены были покориться кокандской власти, ввиду безвыходности положения, которое они переживали. “После смерти Кенисары, его шайки продолжали признавать власть Коканда”,- писал впоследствии А.К. Гейнс, один из лучших знатоков той эпохи [28].

Принимая под свое покровительство прямых потомков своего бывшего врага, кокандские правители имели в виду по возможности использовать их в своих политических интересах. Они пригодились бы как знамя против нарастающего давления России, что было заметно в период пребывания хана Кенесары в Семиречье, затем в Северной Киргизии.

Особой нетерпимостью к русским властям отличались Жапар и Садык (Сыздык), не прекращавшие сопротивления: первый до своего пленения в мае 1851 г., второй -до середины 70-х годов XIX в., с самого возвращения с последней битвы своего отца до весны 1851 г., пока он не оказался в плену у русских. Жапар не прекращал борьбы с царизмом. 16 мая 1851 г., как сообщал Г.Х. Гасфорд в Министерство иностранных дел, в происходившей схватке с Актауским отрядом “шайка неверноподданных киргизов” во главе с Жапаром попала в плен. “Израненный предводитель оной, Жапар Кенисарин также был задержан” [29]. По свидетельству документа, “главнокомандующий над шайкою, окруженный со всех сторон и израненный штыками и пиками здесь же сознался волостному управителю Утебаю Бабакову, что он и есть сын Кенесары Касымова — Джафар” [30]. С момента его задержания до того, как министр иностранных дел К.В. Нессельроде одобрил предложение Г.Х. Гасфорда об отправлении его в Сибирь, Жапар содержался в Актауском укреплении “под строжайшим караулом” [31]. Ему как султану “подавались медицинские пособия” от ран. В 1851 г. ему было 19 лет [32].

Вновь вступивший в управление отдельным Сибирским корпусом генерал-лейтенант Г.Х. Гасфорд старался решить его судьбу [33]. Как неоднократно производивший нападения на русские селения и открыто выступавший против политики России он мог бы понести суровое наказание. Тем более, предварительные дознания по его делу вскрыли ряд “преступлений”, совершенных с его участием после возвращения из Киргизии, причем, в Акмолинском округе. Он был схвачен где-то в конце июля 1851 г. В ходе следствия Жапар сознался в организации барымты против тех султанов и биев, которые держались проправительственной ориентации. Следует отметить и другой немаловажный факт. В акции по его задержанию участвовали не только казачьи отряды, но и местные казахи, выступившие совместно из Актауского пикета [34].

Допросы зашли в тупик. От него не могли добиться признаний, у кого же из “наших киргизов (он) имел пристанище”, хотя, как позднее губернатор сообщал в Петербург, “это обстоятельство не подлежало сомнению” [35]. Решено было произвести тайное разведывание с целью выяснения лиц, оказавших ему поддержку, давших приют, проявивших солидарность с его намерениями. При таком непреоборимом стремлении Жапара продолжить борьбу с царизмом невзирая ни на какие обстоятельства Г.Х. Гасфорд “не находил нужным” далее удерживать ханского сына в Омске. Было решено отправить Жапара в ссылку в г. Березов [36], где с 1826 по 1840 гг. находился в политическом изгнании бывший первый старший султан Кокшетауского округа Габайдулла [37]. При этом Г.Х. Гасфорд принимал в соображение следующие мотивы: “Неоднократно производил безпорядки по своей предприимчивости, наездничеству, расторопности и впечатлению, оставленному отцом его Кенисарою в умах наших киргизцов, может сделаться со временем опасным для общего в степи спокойствия, в особенности при происках правителя Ташкента, покровительствовавшего своеволию ордынцев” [38]. Далее следы одного из стойких борцов за независимость, за которую сложил свою голову хан Кенесары, теряются в безызвестности.

И другие потомки Кенесары Тайшык, Садык (Сыздык), Ахмет, пользуясь благорасположением кокандских правителей, участвовали во многих военных акциях против царских войск. Особенно памятна их активность во время Узын-Агашского сражения [39]. Особой неустрашимостью, преданностью делу своего отца, решительным характером выделялся Садык торе. После бесконечных мытарств, стычек, столкновений по Средней Азии и Синьцзяну он вновь вступил в пределы империи, прочно утвердившейся в Центральной Азии. Его вызвали в Ташкент и объявили: “Повинную голову не секут, не рубят. Великий государь прощает тебе твою прежнюю вину. Мы тоже прощаем. Живи в наших владениях, где пожелаешь”. И он решил поселиться у своего брата, в то время младшего помощника Шымкентского уездного начальника [40].

В начале 50-х годов XIX в. из числа бывших сподвижников покойного хана некоторой известностью пользовался Худайменды Газин, также нашедший спасение в Ташкенте. Неоднократно появляясь во внешних округах, он вызывал беспокойство местных колониальных властей. Временами он тайно посещал аулы своего отца, братьев, “имел постоянные сношения с каркаралин-скими султанами” [41]. За укрывательство Худайменды военному суду были преданы султан Бопы Уманбаев, рядовые казахи Барубай Карабасов, Байкадам Жантумганов, Карабасов отданы в солдаты. Сам Худайменды был схвачен в августе 1854 г. около Актауских гор [42].

Политической репрессии подверглись и казахи Семиречья, проявившие недоверие русской власти. В 1850 г. предписанием П.Д. Горчакова “был удален на жительство”, т.е. в ссылку в г. Обдорск, Абылай Рустемов. 20 октября того же года, как сообщал следующий губернатор Г.Х. Гасфорд, он совершил побег, и все розыски к поимке его оказались безуспешными (там же).

И в более позднюю эпоху, когда колониальная система империи утвердилась в степи, и край стал составной частью многонационального государства, люди долгие годы сохраняли память о хане Кенесары. Его почитали как великого национального героя. Факты о его личной отваге, героизме сарбазов, сражавшихся под его предводительством, люди передавали из поколения в поколение. Б. Герасимов, исследователь, известный своими краеведческими трудами, еще в начале XX в. после поездки на Барлыкские минеральные источники опубликовал в 1903 г. следующий рассказ. Вечером, находясь в юрте, он выразил желание услышать какую-нибудь историческую песню. Из кучки выделившийся музыкант, настроив домбру, сказал, что споет “про нашего султана (героя) Кенесару, хоть он давно покоен, но в памяти киргизского народа он жив до сих пор и долго еще будет жить. Сильный и храбрый был султан Кенесары, вся степь знала, что отважнее внука Аблай хана нет. Киргизы постоянно враждовали между собой и часто не слушались своих султанов. Но слово Кенесары было законом и не терпело никакого ослушания. Кенесары печалился, что киргизы, как бараны без пастуха… Гордый был Кенесары, не хотел никуда идти на поклон...” [43].

Таким образом, гонения, которые устраивались царизмом в отношении преимущественно сыновей и лиц из близкого окружения покойного хана, явились продолжением политических репрессий, которые продолжались еще долгие годы и за пределами Киргизии и Семиречья. Меры пресечения их активной деятельности включали в себя и военные акции, и попытки перетянуть их на сторону царизма или вообще нейтрализовать их. Были они обусловлены боязнью местных учреждений управления обширным краем, вероятным возникновением новых очагов антиколониальных выступлений в условиях, когда Россия взяла курс на ликвидацию остатков тех традиционных институтов национальной государственности, за которую вел борьбу Кенесары.

Я смотрю в глубину времен,

Много было великих имен,

Искандер был известен всем,

Возвеличен в поэме Рустем,

У киргизов был славен Манас,

Кене хан был в степях у нас...

Шли кровавой дорогой войны,

Белоснежные их скакуны,-

Так вдохновенно пел поэт Жамбыл Жабаев.