Страница - 10

§ 4. ЛАВРЫ ПОБЕДИТЕЛЯМ

Тайные связи кыргызов с определенными военнополитическими структурами Западно-Сибирского генерал-губернаторства сразу же стали явными после гибели Кенесары и его обезглавливания. Начался торг между победителями. Кыргызские манапы один за другим стали направлять кто на имя князя П. Д. Горчакова, кто на имя Н.Ф. Вишневского ходатайства о поощрении и награждении по поводу разгрома сил казахского хана и его казни. Еще во время антиколониальных выступлений Кенесары в Среднем и Старшем жузах царизм, пытаясь лишить движение его главного руководителя, оценил голову в 6 ООО рублей серебром. Огромная по тем временам сумма. Однако как среди участников восстания, так и тех, кто воздерживался от участия в нем, не нашлось человека, кто согласился бы пойти на гнусное предательство [1].

И после казни хана инициатором правительственных поощрений победителей Кенесары, а также начальников русских отрядов, во многом к тому содействовавших, выступала российская сторона. По ходатайству князя, начальник Семиреченского отряда сотник Абакумов “За успешные действия… чем содействовал истреблению мятежников” представлялся к награждению в числе первых. П.Д. Горчаков, ловкий дипломат, прошедший богатую школу в подобных делах, понимал, какую роль для имперских интересов в будущем может иметь подчеркнутое внимание и всяческое поощрение тех, кто в большей степени приблизил уход с исторической арены Кенесары, борьба с которым на степных просторах Младшего и Среднего жузов не принесла ощутимых успехов. Его заманили в горное ущелье, и кыргызские манапы с ним беспощадно расправились.

19 мая 1847 г. П.Д. Горчаков писал военному министру генерал-адъютанту царя А. Чернышеву: “Что же касается до награждения киргизов наиболее в сем случае отличившихся, то покорнейше прошу Вашего, милостивый государь, начальственного ходатайства пред его императорским величеством о доверении мне 6 золотых и столько же серебряных медалей по одной на Александровской, по две на Аннинской, по 3 на Георгиевской лентах..[2].

Отчетливо было оговорено, что предполагаемые поощрения предназначены “по ближайшему усмотрению для тех, кто окажется того достойными” [3]. Генерал-майор Н.Ф. Вишневский, на долю которого выпала миссия консолидации усилий противников Кенесары и за блокирование его действий в Семиречье, а также натравливание кыргызов на него полагал, что в этом деле настала и его очередь. Он также не преминул воспользоваться подходящим моментом, чтобы отметить тех, кто усердно выполнял и его прямые наставления. “Долгом считаю покорнейше просить в поощрении дальнейшей преданности у правительства не оставить исходатайствовать награждение для лиц из дикокаменных киргизов, действовавших к уничтожению мятежника, а равно султана Большой орды Камбара, его сына и бия Сары (Алтаева), поспешивших дать известие к отряду (Нюхалова-Ж.К.) о таковом поражении” [4].

В отношении ряда султанов и биев, проявивших верность интересам России в борьбе с Кенесары, упомянутая инициатива генерала, однако, не являлась чем-то особенным. Еще 4 ноября 1846 г., когда происходили локальные стычки кенесаринцев с кыргызами, министр императорского двора (капитул орденов), а также государственный канцлер по иностранным делам известили П.Д. Горчакова об отправлении в его распоряжение (31 октября 1846 г.) трех золотых медалей “для ношения на шее на Аннинских лентах для раздачи” проявившим преданность правительственному курсу казахам Старшего жуза по его же усмотрению [5].

Документ содержит конкретные имена тех, кто удостоен сих награждений: Камбар Асланов, бий Сары Алтаев. Их поощряли в знак признания “их усердий”. Уже в тот период, когда силы Кенесары вошли в соприкосновение с отрядами киргизов, Западно-Сибирский генерал-губернатор еще в ту пору счел целесообразным для привлечения влиятельных кыргызских родоправителей по возможности ободрять их особым вниманием. Золотой медали удостоился бий, управитель одним из кыргызских родоподразделений Жанкарча (Жанкараш) Исходжин (Ескожин) [6].

Эти события произошли несколько раньше, до гибели Кенесары. Омское начальство пока отмалчивалось, выискивая благоприятный момент для приглашения в Омск активных участников борьбы с Кенесары. В губернскую канцелярию поступали информации о резком осложнении взаимоотношений семиреченских казахов с кыргызскими родами, манапы и бии, которых были повинны в гибели Кенесары. Проявлением этого явилось пленение казахами кыргызского батыра Торегельды. Было объявлено, что он будет находиться в заточении до тех пор, пока кыргызские сородичи за смерть Кенесары не внесут соответствующий ханскому достоинству выкуп.

Кыргызская сторона предприняла ряд безуспешных попыток договориться с казахскими родоначальниками о его освобождении. По документам трудно проследить, кто же из казахских местных владельцев предъявил иск к кыргызским манапам, требуя выкуп как единственное условие освобождения Торегельды из плена. Во всяком случае, инициаторами выяснения взаимоотношений казахов и киргизов выступали лица, не принадлежавшие к аульным общинам султанов Рустема, Али Адилева; ибо, последние, как писал Жантай Карабеков, в тот момент “пребывали в благополучии” [7]. Братья Торегельды, очевидно, для согласования условий выкупа посетили аул, где содержался в плену кыргызский батыр. Затем ездили “ каракыргызы для решения претензии” семиреченских родов. Увы, “воротились без удовлетворения, потому что (те) объявили себя неприятелями (казахов)” [8]. Поездка “осталось бесполезной”, Торегельды по-прежнему удерживался у казахов.

Выход из положения подсказали султан Рустем и батыр Сыпатай, предложившие кыргызам обратиться к русским как к посредникам — отвезти голову Кенесары в Омск. Затем убедить их в необходимости освобождения Торегельды из неволи. Так и поступили. Калыгул Алибеков, которому манап Жантай уступил голову казахского хана, в свою очередь, доставил его череп в Омск, где и вручил генерал-губернатору, (см. Кенесариев Т. С. 62).

В это время внезапно обострились кокандско-русские взаимоотношения. Покорив Северную Киргизию, покончив с Кенесары, царизм выполнил свой план-минимум, причем, без военных акций, значительных финансовых затрат. Теперь на пути к реализации своих стратегических предначертаний осталось Кокандское ханство, претендовавшее на определенные территории в Семиречье.

Царизм вовсе не собирался упускать благоприятный момент для расширения своего присутствия в регионе. Вытеснение кокандцев, утверждение позиции Петербургского двора подталкивали Западно-Сибирского генерал-губернатора на неординарные действия, чтобы закрепить за собой этот благодатный край. В эти годы произошло новое обострение казахско-кыргызских отношений, чему главной причиной послужила лютая по своей неслыханной жестокости казнь Кенесары.

Обрастая невероятными подробностями, слухи об убийстве хана заставили вздрогнуть казахское общество. Только сейчас, может быть, оно начало сознавать последствия внутренних феодально-родовых распрей, не позволивших им единым фронтом выступить в поддержку Кенесары, создать крепкий альянс для противодействия тянь-шанским киргизам. Теперь все это было упущено раз и навсегда. Г олова великой личности стала объектом насмешек, издевательств. Ее по-прежнему возили из одного аула в другой, что порождало гнев казахов. Вот тогда небольшое число их, захватившее в плен кыргызского батыра, перешло на левый берег р. Или, очевидно, намереваясь выразить слабенький, не координированный султанами, потомками Абылая, протест.

Русские власти восприняли это как солидарность с позицией ташкентских беков. “Почтительнейше Вас, генерал (Вишневский-Ж.К.) извещаю, что я пред Вами клянусь Алкораном (коран- священное писание мусульман-Ж.К”) за переход наш р. Или Вы ничего худого не думайте… Я с коканом с давних времен в неприязненных отношениях. Сын Кенесары (Сыздык-Сыдык-Ж.К.) находится там. Я за отдачу головы Кенесары...” [9]. Вышеописанный и другие факты перехода казахов на другое побережье р. Или независимо от политических ориентиров (сторонники России или его противники первое время, помимо отмеченных обстоятельств) в первую очередь были продиктованы военно-политическими соображениями наказания виновников смерти Кене хана, остерегавшихся ответной реакции его приверженцев в Семиречье. С целью упреждения внезапных налетов их на кыргызов, последние осуществляли превентивные меры, что ставило казахов, особенно приграничных с Киргизией земель, в весьма щекотливое положение. Начать новую волну военных действий с ними каждый раз при появлении кыргызских вооруженных групп они не решались. Тут же поднимать аулы для отпора также представлялось маловероятным. Оставалось ориентироваться на русскую власть?

В августе 1847 г. Рустем султан и Сыпатай Алибеков, к которым кыргызские манапы были чрезвычайно благосклонны за их содействие (об этом мы уже писали) в разгроме сил Кенесары при Май-Тюбинском сражении, писали Н.Ф. Вишневскому: “С посланным от Вас в кара-кыргызы татарином (Галим Якупов) нарочито сим письмом извещаем, мы перешли для кочевки реку Илю и со времени перекочевки нашей туда не имеем от кара-кыргызов покою, ежедневно (они) отгоняют в баранту (наших) лошадей” [10].

Вернемся к первоначальному сюжету. Итак, растроганный победой манапов над “главным мятежником”, князь желал вручить им награды от имени российского самодержца и заодно поглядеть на череп казахского хана. В архивных данных отложились весьма ценные данные, воссоздающие малоизвестные нюансы обстоятельств пребывания доверенных лиц кыргызских вождей в Омске. Эти моменты в достаточной мере могут быть уяснены на основе сопоставительного разбора переписки Жантая Карабекова и Ормона Ниязбекова с омским начальством.

Дело в том, что в предыдущих разделах мы уже обращались к переписке двух главных манапов. Ценность ниже анализируемых первоисточников выражается не только в том, что они передают душевное состояние повинных в жуткой расправе над ханом. Мотивы нашего пристального внимания кроются еще и в наличии в них ценных данных о последней схватке с казахским правителем.

3 октября 1847 г. от главного манапа Сарыбагышского рода Жантая Карабекова г-ну Пограничному начальству: “В минувшем августе теперь по вызову Вашего превосходительства за получением подарков посылал брата своего Калигулу Алибекова, доверив получить от Вас, какие могли быть царские милости, которой по доставлении до Вас благополучно получить царскую награду, каким поощрялся в золотой медали и доставить оную с похвальным листом. А Ваш посланный татарин Галим Ягупов разослал нам столь великую награду, которую мне принесли как царскую милость и благодарностию, и по мне оценить ее, о чем поставлен сим в известность” [11].

Привлекают внимание два момента. Первый -Жантай, приглашенный председателем Пограничного управления сибирскими казахами Н.Ф. Вишневским, воздержался от поездки в Омск, вместо себя отправил близкого ему человека — Калыгула. Ввиду каких обстоятельств влиятельный манап не воспользовался персональным приглашением? Превалирующим фактором в этом может быть страх манапа, что под каким-либо благовидным предлогом его могли задержать. Ведь таких случаев, к примеру, с казахскими султанами, особенно после принятия Устава 1822 г., а также Особого положения об управлении сибирскими казахами от 6 апреля 1838 г. было немало. Ведь он приглашался в Омск не как подданный империи, присяга еще не была оформлена. Как поведет себя кыргызский правитель после того, как он находился в зените своей славы?

Позднее вновь вернулись к этому вопросу. 24 декабря генерал от инфантерии П. Д. Горчаков снова поднял проблему в плане выяснения обстоятельств игнорирования манапом индивидуального вызова. При этом князь ссылался на рапорт Н.Ф. Вишневского. Оказалось, что Жантаю, как и другим соучастникам трагической участи Кенесары — Рустему Абулфаизову, позволили посетить резиденцию генерал-губернатора вместе с их сыновьями, а также бием Сыпатаем и тем же Галимом Якуповым [12]. Причем, был обозначен пункт их отправки — Аягузский приказ. На проезд до Омска им выделены бланковские билеты на шесть лошадей. Сопровождение их в пути поручалось ставшему теперь войсковым старшиной Нюхалову, хорошо знакомому заочно по совместной борьбе с Кенесары. К ним должен был присоединиться еще казачий урядник, знающий местное наречие [13]. Кроме Ормон хана, действительно, прикомандировавшего в Омск своего сына Умбетгали [14], никто из упомянутых лиц не спешил снарядить в долгий путь своих наследников. Другой момент. Выходит, что царские награды манапу Жантаю доставило второстепенное лицо, посредник в тайных контактах — Галим Якупов, хотя он, одновременно, был доверенным лицом самого князя.

Второе письмо Жантая написано 15 октября 1847 г. Мы намеренно опускаем фрагменты, повторяющие сведения предыдущих источников. Откровения манапа, второго после Ормон хана военачальника кыргызов, обращают на себя внимание интересными эпизодами, которые воссоздают малоизвестные сюжеты Май-Тобинской трагедии. Прежде всего, речь идет о масштабе потерь кыргызов: “Но все — таки убытков (людских жертв) наших довольно было против Кенесары”. “Когда он, мятежный Кенисара с 7 тыс. воинов своих напал на нас, тогда, сколько братьев моих храбрецов лишились жизни. Напоследок бог помог, и тогда из 7 тыс. многих погубили, но сам Кенисара спасся бегством. В нынешнем в 1847 г., когда он вновь приступил к нам, тогда выехав сему на сопротивление три дня держал его в осаде...” [15].

Следующий фрагмент документа мы уже приводили в предыдущем разделе нашей книги, но намеренно сократили его. Вопрос касался позиций Сыпатая и Рустема, по существу, оставивших хана и его воинов на произвол судьбы. Впервые цитируемый материал был напечатан Н. Я. Коншиным еще в 1902 г, но опять-таки с некоторыми сокращениями [16]. “В это время султан Рустем с бием Супатаем Алибековым, взяв войска, обратились, предоставив мне по своему разумению поступить с Кенесары...” [17]. Следующий эпизод мы уже привели в предыдущем параграфе. Нет надобности в повторении. Далее Жантай пишет о предложении, сделанном казахским ханом будучи уже в плену, выпустить его на волю за 60 навьюченных верблюдов с тюками [18]. Однако так называемое “предложение” хана будто бы спасти свою жизнь за несколько десятков верблюжьих тюков в других документах вовсе отсутствует. При его задержании присутствовало множество воинов, в т.ч. бий Калча, которому удалось схватить его. Естественно, эти свидетели в своих воспоминаниях могли повторить в беседах то, о чем говорил Жантай. Не является ли это вымыслом манапа, чтобы преувеличить свою роль в этом деле, возвыситься перед глазами Омского начальства. “… не польстившись его имением (т.е. товарами-Ж.К.) (Я) его умертвил, тем самым выказал услугу государю (русскому царю-Ж.К.), брату моему Колыгулу отдав голову. При письме оном отправил султану Рустему и бию Супотаю.., чтобы они известили Вас. Но господин генерал все это осталось в безызвестности...” [19].

Выходит, что Жантай уполномочивал донести о случившемся на Май-Тобе не кого-нибудь, а казахских батыров, видимо, полагая, что это произведет на колониальную администрацию благоприятное впечатление. Письмо заканчивается запросом манапа, что в случае, если князь П.Д. Горчаков “дозволит предстать пред его лицом” ему, а также султану Рустему, бию Сыпатаю и “по одному сыну нашему”, то для сопровождения “исходатайствовать” Галима Якупова [20].

29 ноября 1847 г. султан Рустем доверительно извещал своих близких: “… Джантай батыр просит дозволения на поездку к князю вместе со мной. Я бы со своей стороны взял (бы) сына и бия Супатая с одним человеком, с каковом дозволении на поездку прошу Вас и если будет согласие, то нынешнею же зиму известить нас. Султан Рустем...” [21].

Мы напоминали выше и о письмах главного манапа Ормон хана к Омскому начальству. Одно касается непосредственно вопросов награждения манапа золотой медалью. Оно представляет некоторый интерес в том ключе, что еще раз озвучивает личные соображения военного предводителя кыргызов относительно последствий ликвидации им последнего очага сопротивления казахов. “После прекращения жизни мятежного султана Кенисары по вызову Вашего превосходительства о прибытии к Вам за получением милости государя императора Я, уполномочив сына моего Умбеталия, отправил такового к Вам за получением каких есть подарков, который в сопровождении товарищей прибыл благополучно кВам, а потом доставить их нам...” [22]. В отличие от двух писем Жантая, прежде всего изложившего в них свои соображения по поводу казахско-кыргызской войны, Ормон хан главное внимание в своем сообщении обращает на царские награждения. Если Жантай все же воздержался от отправки в Омск своих сыновей, чего добивался Н.Вишневский, то Ормон хан отрядил в Омск собственного сына. Получение царских наград в ту пору имело для них большую значимость, чем меры безопасности, которой придерживались другие кыргызские манапы, а также ряд влиятельных казахских султанов, о которых мы уже говорили.

Речь шла об объявленной по линии Пограничного управления сибирскими казахами царских наград Ормону — Золотой медали, халата, обложенного золотым галуном и похвальной грамоте [23]. Тут же он счел нужным напомнить Вишневскому, что “другие же подведомственные ему люди” уже получили такие медали. Кроме названных в том перечне поощрений, ему — главному военачальнику, обеспечившему победу над врагом России, полагалась золотая сабля. И он добивался через Умбетали, чтобы ему прислали и золотую саблю, за что он выразил готовность быть верным “к услугам” Вишневского. В знак благодарности и радости он приложил к письму свою тамгу [24].

Другое письмо касалось политических соображений Ормон хана, вернее, рассмотрения обеими сторонами “ремонтного сбора” (повинностей) с кыргызского населения. “Мы еще с Вами в прежнем отношении” [25], -писал Ормон хан. Тем самым, давал знать российскому генералу, что Киргизия по прежнему сохраняет свой прежний статус — независимая страна, что всякие сборы, в т.ч. кибиточная подать, собиравшаяся у казахов Среднего и Младшего жузов, пока не имеет ни юридическую, ни реальную почву. “Предоставление права (кыргызским родоначальникам-Ж.К.) разбираться по своим обычаям, это мы уважаем. Одним словом, от посланного Вами татарина, мы через расспросы узнали весь порядок (дальнейших взаимоотношений-Ж.К.) в подробности. И потому, что нам дела Вашего народа кажутся предпочтительными. У нас же ремонт… бывает обременительный… ”. 23 октября 1847 г. Ормон Ниязбеков собственноручно прикладывал свою печать [26].

Таким образом, не успели расправиться с пленными, тут же кыргызские бии, манапы не замедлили известить начальников казачьих отрядов, в частности Нюхалова и Абакумова о произошедшей в горах трагедии. Те со своей стороны с такой же завидной поспешностью дали знать об этом в Омск. Далее с такой же оперативностью сообщение с подробностями было доставлено в столицу империи, которая 10 лет находилась в томительном ожидании, когда и при каких обстоятельствах Кенесары — вождь освободительной войны — сложит свою голову.

Награды посыпались на головы тех манапов и других лиц, кто так или иначе отличился в жестокой схватке с ханом в последнюю фазу войны. Золотые, серебряные медали, дорогие халаты, даже воинские звания были призваны еще теснее привязать кыргызскую военную элиту к России, превратить их в послушных союзников. По сути награды империи вручались лицам, которые отнюдь не являлись подданными России. До поездки в Омск кыргызский манапы, бии и др. не имели тесных связей с губернской канцелярией. Все решалось за спинами самих киргизских предводителей. Не остались без внимания и казахские султаны, бии, батыры, поступившие непоследовательно как во время финальной битвы, так и после этих событий, оказавшись в весьма неловком положении. Всего золотых медалей удостоились 12 кыргызских манапов, биев, батыров [27]. Ормон хану же за особые заслуги перед царским двором, выражавшиеся в разгроме отрядов Кенесары и его уничтожении, присвоен воинский чин — подполковник русской армии [28].