Страница - 30

ВОССТАНИЕ КЕНИСАРЫ КАСЫМОВА (1837—1847 г.)

14 июля 1836 г. начальник 5 пограничной дистанции

войсковой старшины Лебедев, из крепости Троицкой, донес о крупном восстании среди казахов Сибирского ве-домтсва. Сообщалось, что восстание приняло

угрожающий характер: восставшие окружили Акмолинский внешний приказ и сожгли его до основания. В донесении Лебедева говорилось, что для подавления восстания, по распоряжению Западно-Сибирского губернатора князя Горчакова двинуты в степь три отряда. Один из них выступил из крепости Петропавловской и пошел в неизвестном направлении, другой поставлен в Аман-Кара-гайском приказе, в 80 в. от ст. Звериноголовской; третий отряд выступил из пределов, близких к границе Китайской, тоже в неизвестном направлении.

Так как 5 дистанция, находящаяся на границе с сибирским генерал-губернаторством, примыкала к району восставших казахов, Лебедев перевел все станицы на боевое положение, поставив половину мужского населения „в ружье".

… 25 июня Оренбургский военный губернатор генерал Перовский, получил письмо от Западно-Сибирского генерал-губернатора князя Горчакова, из которого выяснилось, что появление „хищнических шаек" на р. Иргизе было отдаленным эхом восстания султана Кенисары Касымова, начавшегося на границе Сибири.

… 12 августа, состоящий при ставке правителя Средней части Орды прапорщик Ивашкевич донес, что более 100 аулов Табынского и Таминского родов откочевали от линии по требованию батыря Джуламана. Джуламан потребовал, чтоб весь Джегалбайлинский род откочевал от линии, в противном случае грозил выжечь всю степь на месте их кочевок и таким образом обречь народ со всеми стадами на голодную смерть. И действительно скоро на всем протяжении от р. Ибейты до вершины Кумака и по берегу р. Урала вся степь охвачена пламенем пожара.

Не имея возможности держаться среди выжженных степей вблизи границы, казахи в силу необходимости начали откочевывать в глубину степи. Вслед за табынцами и таминцами откочевали казахи Шекты, кочевавшие до тех пор близ линии между р. Уралом и Илеком. Затем снялись с места Дюрт-Каринцы, кочевавшие против Орской крепости.

Из приведенных донесений можно заключить, что в первых числах августа 1838 г. все казахские роды, кочующие против линии, на участке от Илецкого Городка до кр. Орской, были охвачены каким-то стихийным волнением и постепенно уходили в степь, оставив свои обычные кочевки. Организатором этого движения был известный батырь Табынского рода Джуламан Тлянчин.

… Что были за причины, побудившие батыря Джулама-на выступить против русского правительства?

Батырь Джуламан, сын знаменитого в свое время старшины Табынского рода Тлянчи, сподвижника батыря Сы-рыма, вел давнишний спор с русским правительством из-за Ново-Илецкого района, заселенного в 20-х годах оренбургскими казаками. В этом районе до 1819г. были кочевки табынцев, которые русское правительство застроило казачьими станцами, удалив ордынцев. В течение 20 лет Джуламан батырь вел борьбу за эти земли с русским населением и никогда не мог примириться с их утратой.

Джуламан батырь на раз за свои выступления против правительства подвергался разгрому со стороны русских отрядов, выступавших с линии. Особенно сильно пострадали приверженные ему табынцы в 1825 г., когда их при помощи русского отряда разгромил султан Каратай.

Весной 1838 г., повидимому по приказу султана Кени-сара, Джуламан батырь вместе со своими однородцами покинул кочевки по р. Илеку, откочевав на р. Тургай и, соединившись с султаном Кенисарой, путем агитации, угроз и жестоких репрессий решил удалить все казахские роды из подданства России.

… Обеспокоенный событиями в степи, генерал Перовский приказал остановить казахов, удаляющихся от границы и разбить батыря Джуламана.

По его распоряжению в степь были двинуты три отряда в значительных силах с артиллерией. Из г. Орска был выслан отряд в составе 800 человек пехоты, казаков и башкир с артиллерией, под начальством полковника Мансурова.

… 16 августа Мансуров настиг дюрт-каринцев в вершине р. Ори. Все мужчины удалились из аулов, в которых остались только женщины и дети. Отряд Мансурова бросился грабить аулы. Он отнял у них 7112 баранов, 305 коз, 165 верблюдов и 450 голов рогатого скота и остановился на ночлег. Ночью отряд был окружен казахами, ко-торые пытались отбить свой скот обратно. Мансуров пустил в ход артиллерию. Казахи были сбиты и отступили, потеряв свыше 70 человек убитыми.

 Отправив отбитый скот в Орскую крепость под прикрытием башкир, Мансуров двинулся дальше в степь по Направлению к р. Иргизу. Он дошел до р. Иргиза, уже нигде больше не встречая аулов и не имея никаких сведений о батыре Джуламане. За полным истощением людей и лошадей Мансуров 7 сентября вернулся в г. Орск. Весь скот, отбитый им у дюрт-каринцев, был продан в Орской кр. с торгов на сумму 45.102 руб. Ограбленные, лишенные средств к существованию, аулы дюрткаринцев были брошены в степи. Что с ними сталось, неизвестно. Таковы были результаты поиска полковника Мансурова.

… Из донесения ген. Перовского военному министру от 18 сентября видно, что после этой экспедиции набеги казахов на линию участились; в особенности на новую линию между г. г. Орском и Троицком и даже до самой крепости Звериноголовской, где по словам Перовского давно не было слышно о нападении казахов и об угоне скота.

… Реорганизация управления Средней Ордой и назначение на должность старших султанов лиц, которые не имели династических прав на занятие ханских должностей в Орде, вследствие чего наследники Вали-хана, а особенно наследники его предшественника Аблай-хана, сын последнего султана Касым Аблаев и сын Касыма, честолюбимый султан Кенисара, не получили в новом управлении руководящих должностей, почему и оказались в резкой оппозиции к новому порядку в орде, устройство Акмолинского укрепления в Киргизской степи, на территории, принадлежащей роду султанов Аблаевых,—-все это, вместе взятое, переполнило их чашу терпения.

… Султаны Касымовы в то время располагали небольшим числом теленгутов и не имели никакой силы. Но султан Кенисара пользовался среди казахов огромным влиянием, почему скоро около него сгруппировались многие роды, недовольные новым порядком, а главное вторжением русских в их степи.

… Эмиссары от султанов Касымовых разъежали по аулам и собирали сторонников Кенисары. Их собралось уже до 5000 вооруженных казахов, с которыми он двинулся в акмолинский округ и осадил Акмолинский приказ, но взять его не мог, хотя сжег все русские постройки.

… Объединяя вокруг себя казахов, султаны Касымовы главным образом повели борьбу со старшим султаном Акмолинского округа Букейхановым, который по их понятиям не вправе был занять эту должность и за его приверженность к России.

10 сентября 1838 г. султан Кенисара с своими приверженцами напал на аулы султана Букейханова и отогнал у него массу лошадей.

… Сибирское управление стало, как пишет генерал губернатор князь Горчаков, перед неразрешимой задачей: „Безуспешно гоняясь в разных направлениях за многочисленными партиями сподвижников Кенисары,— видеть равнодушно верные волости разграбленными, а торговые и военные сообщения прерванными, или действовать на самые волости единомышленников мятежа (какие бы они не были) как на гнездилище беспорядков, остановить возраставшее и уже опасное для целого края беспокойство".

Задача эта сибирским командованием была разрешена в смысле массового террора аулов кипчаков, не разбирая правых и виноватых, за исключением аулов, кочевавших при линии, вследствие чего по приказанию князя Горчакова в степь был послан отряд гвардии штабс-капитана Спиридонова, которому была дана директива разгромить сторонников султана Кенисары.

Спиридонов „покорил" несколько баганалинских и кипчакских родов и заставил их прикочевать к р. Ишиму; впоследствии эти роды вошли в состав Аман-Карагайского приказа.

Второй отряд командующего Ишимской линии полковник Ганеса разбил 6 аулов, состоявших под управлением биев Имана и Кулбая и отогнал у них верблюдов — 528, лошадей — 229, рогатого скота—52, баранов—3955, причем было убито несколько казахов. Бий Тука число убитых показывает— 105 ч., но князь Горчаков считает меньше, не говоря, сколько, т. к. по его словам, „сибирский отряд действовал с возможною осторожностью и кротостью".

… К декабрю 1838 г. Кенисара уже учредил свое наблюдение над всеми караванными путями, идущими как от Сибирской линии, так и от Троицка в Ташкент, и стал взимать с торговых караванов пошлину в свою пользу.

… Таким образом к концу 1838 г. султан Кенисара во-первых, создал, постоянную угрозу на караванных путях, идущих в Среднюю Азию и, во-вторых, организовал постоянные набеги на казахов, которые оставались вблизи русских границ как по Сибирской так и по Оренбургской линии.

… Пограничным властям Сибири и Оренбургского края предстояла долгая борьба с движением Кенисары, который с первых же своих шагов подчинил своему влиянию Среднюю и Малую казахские орды, что достигалось местом его нахождения на стыке обоих орд, в горах Улу-Тау на р. Тургае.

… По распоряжению Сибирского ген.-губернатора из Петропавловского укрепления против Кенисары в апреле выступил отряд полковника Горского.

23-го апреля отряд этот выступил из укрепления, основанного на ур. Джаргаин-Агач и пошел по направлению к р. Тургаям. Достигнув р. Татты-Тургая, отряд Горского напал на след кочевки аулов приверженцев Кенисары и, наконец, настиг самые аулы, уходящие вдаль р. Ачудаста Тургая. Это были аулы султана Кенисары и его брата султана Саржана. Для захвата аулов полковник Горский выслал вперед 200 казавков под командой хорунжиев Лебедева и Бутакова.

… Горский преследовал их на протяжении 45 верст, подбирая на пути брошенное имущество и скот. За всю эту операцию отрядом Горского был захвачено 2300 лошадей, 200 верблюдов, 10.000 баранов и 430 гол. рогатого скота и взято пленных: мужчин— 67, женщин—99.

Аулы султана Кенисары лишились всего скота. Когда Кенисара вернулся на Тургай, там уже все было кончено: аулы его были ограблены и рассеяны. Кенисара погнался вслед за отрядом Горского и настиг его близ урочища Жергаина, где и окружил. Горский едва не попался в плен. Но к своему счастью, он получил помощь, и Кенисара был отражен. Преследуя полковника Горского, Кенисара убил четырех казаков, 4 человек взял в плен и отбил до 800 лошадей обратно. Вся остальная добыча осталась в руках русского отряда.

… Страшные разгромы султаном Кенисары прилинейных казахов (киргизов) и угрозы его разгромить всех, кто останется вблизи русской границы, вынудили многих из них откочевывать от границы и присоединиться к своим единомышленникам, чтоб принять участие в общей борьбе под предводительством Кенисары. В течение лета 1839

года как от Оренбургской, так и от Сибирской линии начались откочевки казахов в глубину степей. Со стороны Сибирской линии неоднократно высылались вслед откочевавшим военные отряды, которые настигали беженцев и возвращали насильно к линии.

… Остаток лета 1839 г. Кенисара провел в борьбе с сибирскими отрядами, которые громили подведомственные ему аулы.

… Пред лицом наступающей зимы, которую казахам пришлось встречать не на обычных зимовых стойбищах, когда скот сильно исхудал, и когда сгрудившиеся аулы не находили себе достаточных пастбищ, в лагере Кенисары намечается упадок духа. Впрочем такое явление, как мы увидим, наблюдалось каждую осень, но проходила зима, наступала весна и вспышка энергии с новой силой увлекала кочевников за их отважным вождем.

… Систематические военные погромы аулов приверженцев султана Кенисары, его отца Касыма, организованные с сибирским генерал-губернатором в течение лета 1840 года, вынудили султанов Кенисару и Касыма откочевывать из сибирских и тургайских степей к Коканским владениям. Они вошли в переговоры с Ташкентским беком, который обещал им помощь в борьбе против России...

Влияние султана Кенисары среди казахов, оставшихся в подданстве России, значительно ослабло; повидимому и сам султан убедился, что он один не в состоянии вести борьбу с русским правительством, т. к. не располагал достаточными средствами и вооружением, почему и решил искать себе союзников на юго-востоке — в Бухаре или Хиве, тем более, что политическая обстановка складывалась для него благоприятно.

… Между тем внутри Малой и Средней Орд, повидимому, шла ожесточенная борьба. Казахские роды и отделения разделялись на враждебные партии. Одни из них обвинялись сторонниками Кенисары и продолжали поддерживать султана. Другие были против султана и, как видно из столкновения Кенисары с назаровцами, между ними не раз дело доходило до открытых боев.

Казахские роды, откочевавшие вглубь степей, продолжали нападать на киргиз, оставшихся на своих обычных местах. Повидимому Кенисара к этому времени обосновался главным образом среди Чумекейского, Дюрт-Карин-ского и Шектинского родов. Начальник 23 дистанции Кукбас Баубеков от 21 сентября 1840 г. донес что чумекеевцы приняли к себе султана Кенисару и выдали за него замуж дочь самого хорошего и почетного бия.

Часть казахов Кипчакского рода, особенно пострадавших от сибирских отрядов, стремились вознаградить свои потери за счет „мирных", т. е. не принимавших участие в восстании киргиз.

В январе м-це 1841 г. Перовский объявил по Орде следующее воззвание.

„От Оренбургского военного губернатора. Степным султанам, почетным биям и старшинам и всему кайсацкому народу. Объявление. Владелец хивинский, в продолжении многих лет заблуждаясь на счет истинных выгод своих подданных, крамольничал противу России, но наконец, познав невозможность и бесполезность дальнейшей вражды, прибегнул к милосердию государя императора и, отпустив всех бывших в Хиве пленных русских, с обетом впредь не приобретать их, удостоился высочайшего благорасположения.

„Зная, что многие киргизские и туркменские племена увлечены были в прежнее время Алла-Кулом и, забыв долг верноподданической присяги, данной России предками их, хищничествовали противу империи, я решился, однако ж, в уважении простоты этих племен, исходатайствовать на сей раз и для них прощение великого государя, и е. и. в. в неизменном милосердии своем высочайше повелеть соизволил тех из них, которые принесут скорое раскаяние и выдав имеющихся у них русских пленников, отрекутся от будущих грабежей, избавить от заслуженного наказания и объявить им высочайшее прощение.

„О таковой монаршей милости сообщая всем степным султанам и почтенным биям и старшинам кайсацкого народа, я уверен, что они убедят соплеменников своих о необходимости последовать примеру Хивы для собственного блага воспользоваться великодушием государя императора".

… Когда воззвание Перовского распространилось в степь, с линии стали поступать сведения, что откочевавшие в глубину степей казахи начинают возвращаться к границе. В начале апреля поступило донесение от начальника Николаевского укрепления (Николаевская ст.), что алчинцы и кипчаки от Сыр Дарьи кочуют ближе к линии и достигли Кара-Кумов; аргынцы от Тургаев тоже следуют к линии.

Командующий Новой линией полковник Аржанухин донес от 6 апреля, что в аул хорунжего Балгужи на р. Тоболе, явились два посланца от султана Кенисары с письмом к самому губернатору, с просьббой направить их к султану Джантюрину, который должен отправить их в г. Оренбург. В связи с приездом послов среди казахов распространился слух, что Кенисара требует от русского начальства сменить всех султанов, дистанционных начальников и старшин, управляющих казахами при линии и все орды подчинить его управлению. Если это будет исполнено, то султан вполне оправдает себя на службе царя; всю ответственность за нарушение спокойствия он принимает на себя и усовершенствует коммуникацию торговых караванов от Бухары до России, взяв их под свою охрану. Султан обязуется кочевать вблизи границ по р. Тоболу и Аятам и просил правительство дать ему в помощь благонадежного человека, знающего киргизский язык.

… Послы султана Кенисары доставили султану Ахмеду несколько писем, адресованных на имя его, султанов и председателю Оренбургской Пограничной Комиссии. Письмо, адресованное султанам и старшинам, управляющим прилинейными казаками было следующего содержания:

„Да сделается известным присутственному месту: "Со времени деда моего Аблай-хана жил с россиянами так дружно, как с своими братьями. Но русские люди из Омской крепости и Кызыл-жарской (Петропавловской) нам покою не давали. Брата последнему 11л. При сем же последнем разе был увезен двухлетний сын Саржана, который жив или помер, не знаем. Несколько раз мы посылали письма старшим (т. е. начальству), оных не допустили. Это самое было причиною к неприязненным делам моим противу России.

„Пришедши же к сей стороне, я себя здешним (Оренбургским) старшим начальникам объявляю, что никогда против государства враждовать не буду, и это как будет следовать, доведите до сведения начальства. Во уверение сих слов султан Кенисара руку и печать приложил".

… Другое письмо было адресовано на имя Генса.

„Председателю Оренбургской Пограничной Комиссии ген.-майору и кавалеру Генсу от султана Кенисары нижайшее прошение.

„Письмо султана Ахмеда Джантюрина мы получили. С некоторого времени хотя мы, сбившись с пути, и ссорились с русскими Сибирской линии, но теперь нашли истинный путь, раскаиваемся и желаем следовать по оному, покоряясь великой милости е. и. в. и оставляли все дела, которые относились до неповиновения. Почему всепокорнейше прошу Ваше превосходительство исходатайствовать нам где следует прощение и тем доставить нам счастие; а после того хотим все прежние поступки оставить в забвении и покориться власти начальства. По удалении нашем, вследствие притеснения сибиряков мы посылали послами к начальству Табулду Туктына и Кучум-бая Казанкапова, и не только не получили от них ответа, но даже не возвратили их самих… Султан Губайдула Аблайханов попал в руки вышедшей от Вас команды; Кумджан Кучаков пленен во время кочевки со своими аулами без вины; Нурхан Семикин увлечен в то время, когда он ездил в степи один. Не благоугодно ли будет оказать им милость. Если не противно В. Пр., посылаем биев Сеид Муха Муханада Абызова и Акбая Манашева. Султан Кенисара руку и печать приложил. Писано 12 Марта 1841 г.

… Убедившись из этих писем о добрых намерениях и раскаянии султана Кенисары, ген. Перовский, считавший, что восстание Кенисары главным образом вызвано репрессиями Западно-Сибирского губернатора, вошел с ходатайством перед военным министром о даровании прощения мятежному султану Кенисаре.

К своему рапорту Перовский приложил все письма, полученные от Кенисары. В мотивах своего ходатайства Перовский говорит, что путем карательных экспедиций невозможно подавить восстания султана Кенисары, который со своими приверженцами всегда сумеет удалится в степь. Обычно войска разоряют аулы мирных казахов, озлобляют их и тем увеличивают число восставших, почему гораздо выгоднее привлечь султана Кенисары на сторону правительства, даровав ему прощение.

… Чтоб убедить султана, что прощение ему действительно даровано, Перовский предложил освободить дядю его султана Губайдуллу Кулакова и аргынского рода киргиза Бейсинбая Дюненбаева, взятых в плен во время экспедиции войск старшины Лебедева в 1839 г.

Ходатайство Перовского было уваженно. По докладу всей переписки государю военный министр от 1 мая 1841 г. сообщил Оренбугскому губернатору, что Кенисаре даровано всемилостивейшее прощение с тем, чтоб он оставался между оренбургскими киргизами и возвратил двух плененных им в 1840 г. казаков Матвея Фейгулова и Исака Сидорова.

… Ближайшие события нам покажут, что Кенисара был долек от мысли капитулировать перед правительством и вся комедия с изъявлением покорности была лишь ловким дипломатическим маневром, который он сделал для того, чтоб начать новую борьбу за осуществление своей идеи.

… Между тем целый ряд враждебных действий со стороны правительства: задержание в Оренбурге султана Ка-рабая, занятие сибирским отрядом урочища Улу-Тау, место любимых кочевок султана, о даровании ему приличного чина, вынудили султана Кенисару снова предпринять ряд враждебных выступлений против приверженцев России.

Уже в конце мая стали получаться сведения, что султан снова стал нападать на прилинейных казахов и русских.

… В течение лета 1842 г., когда Кенисара оперировал в пределах сибирских степей, в Оренбурге очень мало знали о его деятельности. Только 30 сентября были получены письма султана на имя Перовского и Генса, в которых он по прежнему уверял „в покорности" и просил отпустить домой дядю султана Карабая.

… Письма Кенисары носили успокоительный характер. Выходило, что султан занят тем, чтоб вернуть в подданство России все казахские роды, ушедшие в пределы Кокана, что во всяком случае не противоречило интересам России.

… 29 марта 1843 года по докладу сибирского генерал-губернатора состоялось высочайшее повеление о посылке в степь против Кенесары военных отрядов. Согласно повеления военный министр предписал Оренбургскому военному губернатору подготовить отряд для отправления в степь против султана Кенисары и для содействия сибирскому отряду, который одновременно должен был выступить в степь от горы Улу-Тау.

Выступив в степь из кр. Орской и сделав несколько переходов по направлению к верховьям р. Иргиза, отряд Лебедева неожиданно столкнулся с самим Кенисарой, к этому времени успевшему прикочевать к р. Иргизу. Кенисара встретил отряд Лебедева с 1500 хорошо вооруженных всадников и послал спросить о цели появления отряда. Увидев перед собой неожиданно появившегося противника в превосходных силах, войсковой старшина Лебедев растерялся. Не будучи уверен в благополучном исходе боя с противником, который превосходил его численностью в три раза, Лебедев отступил, послал сказать Кенисаре, что он прикрывает работу военных топографов. Султан Кенисара в свою очередь заявил, что он прибыл сюда по требованию правительства, которому он остается покорен и просит указать ему место постоянных кочевок близ границы.

Войсковой старшина Лебедев, весьма обрадованный столь неожиданным благоприятным оборотом дела, донес об этом генералу Обручеву.

Военный губернатор предписал ему: не вступая в бой с Кенисарой, все-же оставаться в степи, наблюдая за всеми действиями султана Кенисары.

Кенисара явился в иргизские степи с определенной целью утвердить свою власть „хана" и сурово разделяться с врагами, не признающими этой власти. Прежде всего карающая рука султана пала на Тлеу, отделение рода Шекты, которое не пожелало признать его ханом.

… 27 июля вице-канцлер уведомил военного губернатора, что государь повелел для прекращения мятежных действий султана Кенисары в степи снарядить отряд и выслать его совместно с отрядом султанов-правителей, составленным из отборных киргиз, известных преданностью России.

На основании этого повеления 4 августа султанам-пра-вителям было предложено сформировать из ордынцев отряды: султану Баймухамеду Айчувакову из 1000 чел., Араслану Джантюрину — сколько можно, Ахмеду Джантюрину из 1ООО чел., с которыми идти: султану Баймухамеду к отряду полковника Бизянова, выступающему 8 августа из кр. Саларной, который двинется в вершину р. Уила; султану Араслану Джантюрину — к отряду полковника Дуниковского, выступающему 14 августа из кр. Орской, который пойдет вверх по р. Орь; султану Ахмеду Джантюрину быть готовым к выступлению и оставаться на р. Тоболе.

Все султаны-правители в своих действиях должны были подчиняться полковнику Бизянову и всеми мерами содействовать „истреблению хищных толп султана Кенисары, стараясь захватить его самого, При этом было объявлено, что кто в этом успеет, тот получит значительное денежное вознаграждение". За поимку султана было назначено 3000 руб.

Бизянов выслал в разные стороны несколько развед ывательных партий. Одна из этих партий, выехавшая к истоку р. Тилькары, рассеяла партию кенисаринцев, собиравших здесь ушур (дани) с хлеборобов и захватила в плен 7 чел., среди которых один назвался братом Кенисары султаном — Абулгазы Касымовым.

… За полным истощением лошадей отряды были не в состоянии преследовать султана Кенисару и вернулись обратно, пригнав в г. Орск весь скот, отбитый у Кенисары.

… Зиму 1843—1844 г. Кенисара все время проявлял активность.

В декабре уведомили Оренбургского губернатора, что султан Кенисара появился в пределах сибирских степей, на уроч. Аир-Тау, в 50 верстах от р. Сара-Су, откуда производит беспрерывные набеги на кочующие по этой реке сибирские волости Акмолинского рода.

… Ввиду враждебных действий Кенисары князь Горчаков одновременно сделал представление правительству о необходимости с открытием весны начать против Кенисары военные действия и получил на это согласие императора Николая 1.

… Таким образом новая кампания против султана Кенисары должна была развернуться одновременно с Орун-бургской и Сибирской линии и сводилась к концентрическому наступлению с трех пунктов, отстоящих друг от друга на громадных расстояниях, чуть лине тысячу верст.

… Таким образом на шестом году восстания султана Кенисары между Оренбургским и Сибирским командованием был, наконец, достигнут полный контакт, и их совместная борьба с султаном получила вполне организованный характер. Однако достигнуть вполне согласных действий всех высланных в степь отрядов, которых разделяли сотни верст, было совершенно немыслимо, что и вполне подтвердилось. Отряды действовали совершенно самостоятельно, не имея никаких сведений ни один о другом, ни о своем отважном и предприимчивом противнике.

Султан Кенисара, находясь в центре района действий, действовал по внутренним операционным линиям, которые были одинаково доступны по всем направлениям и, будучи прекрасно осведомлен о всех движениях отряда сочувствовующим ему населением степи, легко ускользал от наседающих врагов.

… Совершенно неожиданно, 23 июля, на рассвете, султан Кенисара с легкой партией джигитов, численностью до 700 чел., появился вблизи новой Оренбургской линии и напал на аулы Кипчакского и Яппасского рода Ал-тыбашева, Карагузского и Сумурунского отделений, кочевавших по р. Аяту, против Константиновского укрепления, и отбил у них 3000 лошадей, 1500 верблюдов, разбил до 381 кибитки, захватив имущества и скота на 152.328 р. и также быстро удалился в степь за р. Тобол, уходя в южном направлении.

Нападение Кенисары как громом поразило всех при-линейных киргиз, среди которых поднялась чрезвычайная паника. Все ордынцы, бывшие в отряде Лебедева, разбежались по своим аулам. В отряде не осталось даже проводников.

… 14 августа 1844 г. на восходе солнца Кенисара Касымов, незаметно приблизившись к укреплению Екатерининскому, внезапно атаковал его со всех сторон. Всего в станице было жителей 144 мужч. и 130 женщин, но на лицо в укреплении оказалось всего только 28 строевых казаков и 56 обывателей, в числе которых 12 женщин. Все остальное население по случаю летних работ было в поле. Нападение было сделано совершенно неожиданно и со всех сторон. Из крепости только выгнали в степь табуны; казаки, назначенные на сторожевые маяки, еще не успели доехать до своего места, как были схвачены джигитами Кенисары, которые, окружив станицу со всех сторон, пошли на приступ.

… Атакующие ворвались в форшдат укрепления и зажгли его со всех сторон. Вокруг станицы запылали стога сена. Ордынцы рассыпались между горящими домами, чтобы тащить, грабить. Но часть их бросилась на штурм крепости.

… Крепости Кенисара взять не мог, но сжег соседний форпост, угнал все табуны, забрал 41 чел. пленных жителей и казаков (русских), находившихся на полевых работах, из которых 8 чел. было женщин. При этом было угнано много скота.

Взятых в плен башкир Кенисары отпустил обратно, передав им письмо на имя начальника Края.

… „Господину Генерал майору и кавалеру Генсу.

„Я донести честь имею в. пр. об моей нетерпимости, что меня крайне разорили 1844 г. января 1-го числа. По предписанию главного начальства Сибирского корпуса майор Закочек разбил аулы мои и побил людей моих, множество в плен захватил и в том числе жену мою Куным-Джан, но я до сего времени никакого вреда царю не чинил, но понудила меня необходимость, разбил станицу и захватил в плен 41 человека. Но покорнейше прошу в. пр. не возможно ли будет возвратить плеников, в том числе жену мою, но и я захваченных в плен возвращу. В. пр., честь имею воздать. Султан Кенисара Касымов.

… Весь грандиозный кабинетный план сокрушения султана Кенисары совместными действиями трех отрядов, разделенных между собою почти тысячеверстными пространствами степей, как и надо было ожидать, закончился полной неудачей. Венная экспедиция, так широко задуманная в кабинете, не только не нанесла поражения Кени-саре, но не могла оградить от его набегов прилинейных казахов и, наконец, сами линии.

Между тем султан Кенисара, прекрасно осведомленный о всех движениях русских отрядов, в то время, как они дожидались друг друга и искали его на р. Тургае и в низовьях р. Иргиза, поднялся вверх по этой реке и в течение целого месяца безнаказанно оперировал в глубоком тылу отряда Дуниковского, около самой линии.

… С изумительной быстротой, как степной вихрь, переносился Кенисара с одного места на другое, вместе с своими аулами и многочисленными стадами; куда бы ни вышли русские отряды, они всюду находили лишь только свежие следы султана, который, предупредив их за 5—6 дней пути, уже далеко находился от своих преследователей.

… Летняя кампания 1844 г. закончилась материальной победой Кенисары. Закончив свои операции против русской границы, султан возвратился на свои зимовки в пески Кара-Кум. Все отряды, высланные против него в течение лета: Лебедева, Жемчужникова, Дуниковского, наконец, отряды султанов-правителей, возвратились на линию не только не выполнив своей задачи — уничтожить Кенисару, но даже не могли прикрыть линию и защитить от мести султана приверженцев России.

… Между тем экономическое положение приверженцев Кенисары, по свидетельству всех лазутчиков, проникавших в его аулы, было чрезвычайно тяжелым. Вследствие затрудненных перекочевок с места на место, они были лишены возможности иметь большие стада мелкого скота, составляющих богатство кочевников. Они лишились своего имущества и не имели даже достаточного количества кибиток, которые составляли излишний груз при постоянных перекочевках. При таком состоянии хозяйства они не могли существовать за собственный счет, почему Кенисара для продовольствия их был принужден прибегнуть к сбору зякета с соседних казахов; он разослал для этой цели во все роды своих есаулов.

… Генерал Обручев, хотя не был уверен в „чистосердечном раскаянии" Кенисары, несмотря на ручательство бия Яманчина, но находил возможным „частично" удовлетворить просьбу султана об освобождении его родственников и других ордынцев в г. Оренбурге, почему и просил министра исходатайствовать на это „высочайшее соизволение".

„С моей же стороны думаю,— писал губернатор министру Иностранных дел,— что хотя нельзя положиться на искренность раскаяния Кенисары, вынужденного к тому, по всей вероятности, стесненным положением, в какое приведен действующими против него покорность, он отпустил уже бывших у него наших пленных и снабдил всеми потребностями, не следует отвергать его домогательств. В противном же случае отказ после сего может утвердить его в недоверчивости к нашему правительству и ожестоячить более прежнего.

„В особенности я полагал бы возвратить Кенисаре находящихся на Сибирской линии его жену, задержанного в Оренбурге дядю султана Карабах Карачева с тремя киргизами и сосланного в г. Березов султана Габайдуллу или Абдулхана, которых выслать для этого в Орскую крепость и тогда уже, по снабжении всем нужным, отправить в аулы Кенисары в сопровождении нескольких казаков при офицере генерального штаба и чиновнике Пограничной Комиссии с той целью, что первый, пользуясь этим случаем, будет иметь возможность изобразить местность, настоящее положение мятежников и разведать о действиях и намерениях Кенисары, а это было бы весьма полезно для соображения, если полезно будет отправить в степь в будущем лете отряды войск. Для кочевания же Кенисары с его аулами, согласно высочайшему повелению, объявленному в отзыве Управляющего Министерства Иностранных Дел графа Воронцова — Дашкова от 16 сентября 1842 г. за №2684, назначить место, которое определено было бывшим председателем Пограничной Комиссии на ю ж -ной стороне Мугоджарских гор и, если не представится особенного неудобства, привести его через офицера генерального штаба на верность подданства к присяге. В случае исполнения сего Кенисарою, даже и в одном принятии места кочевания, оставить дальнейшее преследование его, ограничась до времени одними наблюдениями отрядов за всеми его поступками и намерениями".

Состав миссии, отправленной к султану Кенисаре, определялся ее назначением. Во главе был поставлен попечитель прилинейных киргиз чиновник Долгов, который по отзыву генерала Ладыженского за кототкий срок своей службы уже успел снискать уважение киргиз. Он объявлялся представителем русского правительства, полномочным лицом, которому было поручено привести султана Кенисару к присяге. Для этой цели в состав миссии был назначен даже мулла. Затем был назначен врач Пограничной Комиссии Майдель, которому было дано специальное задание. Во-первых, он должен был изучить болезни, рас-простаненные в степи, а во-вторых, искусным лечением этих болезней заслужить расположение знатных ордынцев и склонить их на сторону правительства.

Долгову было предложено „вразумить этого мятежного султана, что правительство не ищет его погибели, но желает только водворить спокойствие в Орде, им нарушенное, и поэтому стало снисходительно к его заблуждениям и милостиво к раскаянию".

„Развивая эту мысль,— говорится в инструкции, данной Долгову генерал. Ладыженским,— коснитесь силы и могущества правительства, духа наших законов и веры и затем употребите все свое старание, чтобы пробудить в нем самом желание утвердить клятвенное обещание за себя и приверженцев оставить прежнюю преступную жизнь".

… „Внушите ему,— пишет Ладыженский Долгову,— что если он примет присягу на верноподданство, то ему не только будет даровано прощение за прежние вины, но его ожидает уважение, власть, почетное звание, награды, словом, то счастье, о котором я стал ему сочувствовать в ответном письме".

… „Дайте ему понять, что правительство располагает для этого огромными средствами. Стоит только кликнуть охотников, то их явится десятки тысяч, не говоря уже о линейных казаках, в особенности из башкир, да, наконец из самих же ордынцев, ненавидящих султана".

„В знак покорности султан должен кочевать только на отведенном ему месте, извещая правительство и султанов-правителей о всех своих передвижениях, отказаться от сбора зякета, так как правительство сумеет его наградить за службу жалованием, и другим денежными наградами; он должен принять меры к охране торговых караванов, т. к. торговля является источником благосостояния народа и, наконец, убедить султана иметь при себе русского письмоводителя для письменных сношений с пограничным начальством".

В инструкции был разработан подробный церемониал встречи Долгова с султаном. Церемониал этот должен был подчеркнуть в глазах ордынцев важность и достоинство „правительственного лица", прибывшего в степь.

… „Первое свидание устройте так,— говорится в инструкции,— чтоб оно было в вашей кибитке, как лица доверенного правительства и, следовательно, понимающего свое достоинство и имеющего полное право на уважение.

„При этом ограничьтесь одною учтивостью, обоюдными приветствиями и необходимым угощением с возможною роскошью. Затем посетите его самого, сколь возможно на короткое время и, если он пришлет Вас по азиатскому обычаю съестных припасов, то, одарив посланных прилично, без излишней однако ж щедрости, отвечайте тем же, спустя несколько времени".

Во время переговоров с султаном Кенисарой рекомендовано проявить выдержку и хладнокровие.

„Азиатцы не любят поспешности,— говорится в инструкции — почему, показав особенную настойчивость, особенно горячность в случае глупых возражений, можно испортить все дело, по легкомыслию и коварству азиат-цев. Они во всем видят или предполагают для себя козны и хитрость, и поэтому надо всемерно стараться, чтобы не возбудить недоверчивость и, если она по недоразумению вкрадется, то хладнокровным объяснением рассеять ее.

… Караван миссии Долгова, состоящий из 35 верблюдов и 40 лошадей 19 февраля выступил из крепости Орской в степь. Он направился на юго-восток, вверх по течению р. Ори, а затем, перевалив горы Карача-Тау, пошел далее вниз по течению р. Иргиза, делая переходы от 25 до 30 верст в день.

В своем письме 1845 г. к Ладыженскому Кенисара дал весьма интересный ответ, разъясняющий истинный смысл и цели десятилетней борьбы султана с русским правительством.

… „Г. Долгов благополучно доставил нам милостивое послание Ваше во время кочевания нашего при Каракуме, на ур. Уз-Узяке. Содержание письма мы поняли и вполне обрадовались. В нем приказываете одно дело, которое мы не можем ни выполнить, ни обнять рассудком. Если отвечать Вам на этот предмет, то сердце мое трепещет пред гневом государя императора… Но как вы начальник, то не могу не объяснить об этом вам, и за то Вы не смотрите на нас с презрением.

„Обстоятельство этот обстоит в следующем: Вы пишете в письме Вашем заключительные слова: "Вы, г. султан, за нисполсланные от всевышнего милости должны пасть ниц лицом и благодарить бога, что сердце царя в руках всевышнего! Подумайте, сколько в этом предписании милости нашего государя и посмотрите на тексты Корана, в которых изображено, не должны ли вы принять на свою обязанность и не требуется ли от вас исполнения слов: „О, правоверные! Вы должны повиноваться, во-первых, богу, потом его посланнику, государям и назначенным им правителям".

Также завещание пророка „царям Вашим и правителям его Вы должны безусловно повиноваться". Вы сказали это совершенно справедливо, и тут нет ни малейшей неправды. Но всевышний бог восстановил между рабами своими различные вероисповедания, ниспослав каждому поколению пророка. Эти пророки последовавшим им народам предписали законы. Всякий, кто не последует правилам, установленным его пророком, и будет ослушаться приказаний соплеменного правителя своего, тот, как упоминается в наших книгах, рано или поздно непременно должен подвергнуться гневу и проклятию бога.

„Ныне вы приказываете быть подданным вашему государю и повиноваться его правительству. Но одобрит ли всевышний, если раб его, оставив повеления его, пойдет другим путем?

Вы требуете нашего подданства и повиновения, говоря, что бог у вас и у нас один, только разные веры. Но подумайте, можно ли это сообразить с обычаем? Если я, сделавшись подданным вашим, буду поступать против запрещений всевышнего, то страшусь его и стыжусь мусульманских правителей!

„Обдумывая все это, я нахожу, что требованию вашему источником служит то, что находящиеся в глухой киргизской орде султаны и бии, из корыстных видов, желая обмануть правительство, показывают только вид подданства. Но ежели вы думаете, что эти султаны и бии, непослушные и непокорные ордынской власти, исполняют искренно и с усердием службу царскую?

При этом докладываю, что отец великого государя императора, белый царь, покойному отцу моему Аблай хану предоставил обширную свободу, соизволили обещать, чтоб каждый владел своим, чтоб русские производили между собою торговлю, чтоб между ими свободно ходили караваны и каждый занимался своим промыслом. Таким образом поживали некоторое время, всякий находясь под беспредельной сенью покровительства государя.

„По кончине отца нашего Аблай хана преемником был сын его султан Валий. При этом хане и отце великого государя императора народ наслаждался долгое время спокойствием. Тогда никто не делал насилий и притязаний на земли киргизские; не измеряли кочевники и не строили на оных укрепления.

„При нынешнем великом государе и в наше время, доставшиеся в наследство от покойного отца нашего Аблая земли: Юлды-узяк, Кукча-Тау, Кылчаклы, Ат-Басар, Исиль-Кура, Ак-тау, Уртаг, Кар-Каралы, Каранлык, Ярка-ин, Убаган, Тобыл, Куш-Мурун, от Хаят и Тугузак до Урала усеяны укреплениями.

„Неужели у прежних государей недоставало аркана для измерения земли, не было лесу для постройки укреплений, недоставало силы делать насилия?!

„— Напротив все это показывает правосудие их. Нынешнее начальство, озабочиваясь распространением могущества государя меряет земли, строит укрепления и тем беспокоит народ. Это дело не для будущности, а только для настоящей жизни. Никто не останется вечным в этом мире… Может быть побуждаются к сему надеждою получить чины и тем хвалиться. Хитростью никто не в состоянии увеличить могущество и счастие государей, ибо то и другое даровано им нашим богом.

„О каковых притеснениях никогда не доводится до сведения государя. Я до сего сколько раз доводил об этом до сведения прежних начальств, но ни от кого не получал ответа.

„Не смею и не хочу противиться начальству, и не прошу о тех землях, на которых построены уже укрепления. Если бы вы выпросили у государя императора земли, следующие мне в наследство от отца нашего, как-то: Тургай, Улу-Тау, Сары-су и по сию сторону исиль-Нуры, то заставили бы молиться о государе императоре! Сколько я просил об этом высшее начальство, но оно никогда не слушало.

„Так как вы до сего времени было ко мне милостивы и благосклонны, то надеюсь и теперь, что чрез посредство свое исходатайствуете мне эту милость. При этом имею честь довести до сведения вашего и после отправления к вам находившихся у меня казаков, я спокойно ожидал милостивого ответа. В это время отряд Сибирского войска сделал нападение на один из аулов наших и захватил 8 чел. киргиз.

„Дабы не заслужить нарекания и не подвергнуться немилости за сопротивление, я не предпринимал по этому случаю никаких особенных мер и не выезжал из своего аула, а послал от себя одного человвека с уведомлением об объявленной мне вами милости, но в ответ получил, что отряд действует по воле высшего начальства и потому не возвращает ни людей, ни захваченного скота и имущества.

„За тем всем я остался непоколебимым и вскоре потом получил милость вашу с г. Долговым и объявил ему об этом. Долгов уведомил начальника отряда о воспоследовавшей высочайшей милости и послал к нему Джалял Тархана, который привез через 15 дней моих людей. Все это известно Долгову. Если, во-первых, бог, а потом вы, не будете поддерживать нас, то сибирское начальство очернить нас перед великим государем императором.

„Из письма вашего усмотрел я, что бйем Баймухамедом Яманчиным возвращены к вам не все казаки, которые были мною взяты, а остались будто бы некоторые у меня. Мог ли я это сделать, чтоб отправить большую и лучшую часть, а оставить малую и худую?! Великий ум ваш дает мне надежду, что вы обсудите это хорошо. Статься может, некоторые из тех русских по определению божьему умерли и о том может быть мне писали. Действительно лишь то, что у нас не остались русские. Известно это, во-первых, богу, потом казакам и бию Баймухамеду Яманчину.

„При сем присовокупляю, что правитель Баймухамед в 1843 г. с отрядом захватил брата нашего Абулгазыя, называя его татарином, потому что он лицом белокурый и что похож на татарина. Всевышний бог рабов своих творит по своему произволу кого черным, кого белокурым, кого белым, кого синим, одним словом различных цветов, и могуществу своему не встречает препятствий в творении.

„Этот Абулгазы рожден от Касыма и матери нашей Ку-чак. О действительности сего удостоверяем, начиная с меня до тысячи человек приложением рук.

„Надеясь, во-первых, на бога, а потом на вас, мы написали столько просьб и где встретите недоразумение наше, не откажите в милостивом прощении. Уповаю на милость и снисхождение Ваши. В удостоверение сего султан Кенисара Касымов печать свою приложил".

… Жена султана Кенисары Куным-Джан, содержащаяся с весны 1844 г. в Тобольске, проживала в доме одного богатого татарина. 21 марта Куным-Джан была доставлена в Орскую крепость, а 2 7 марта — в г. Оренбург, куда потребовал ее председатель Пограничной Комиссии.

В Оренбурге султанше был устроен весьма радушный прием как со стороны военного губернатора, так и со стороны Председателя Пограничной Комиссии. Она получила много подарков как для себя, так и для своих детей. Оказывая ей знаки внимания и радушия, пограничное начальство стремилось завербовать ее в число своих приверженцев, а через нее действовать на султана Кенисару. Султанше было объявлено, что она немедленно выедет в Орду, лишь только установится дорога и действительно стали готовить султаншу к отъезду.

… До сих пор правительство не имело вполне достоверных сведений о Кенисаре. Хотя лазутчики за последнее время давали вполне обстоятельные и заслуживающие доверие сведения о султане, но по ним было трудно составить понятие о военной организации Кенисары, что было весьма важно знать на случай новых военных осложнений. Особенно было ценно, чтоб их видел собственный глаз. Генерал Обручев решил воспользоваться благоприятным случаем и для сопровождения султанши Куным-Джан в орду назначил офицера генерального штаба поручика Герна.

В инструкции, данной генералом Ладыженским Герну, было обращено внимание последнего на то, что все последние сведения, полученные из Орды, говорили, что Кенисара не верит обещаниям правительства возвратить жену и поэтому смотрит на миссию Долгова, как на ловко расставленную сеть. Ввиду этого Ладыженский ожидал, что до приезда в Орду султанши вряд ли Долгов достигнет положительных результатов и только с ее прибытием возможно ожидать решительных шагов султана в ту или другую сторону.

… Затем Герну было сказано, чтобы он в своем путевом журнале, вместе с „достоверными путями", ведущими к ставке Кенисары, заносил бы свои наблюдения относительно жизни и „образа мысли в степи, какое действие произвело и производит наше дело с Кенисарой на ордынцев.

… В общем в инструкции был намечен ряд вопросов, по которым Герн должен был собрать более или менее достаточные сведения, а именно:

1) Из каких родов преимущественно состоит „скопище" Кенисары. 2) Как велико его влияние на них и обратно— привязанность ордынцев к Кенисаре. 3) Какими „способами" владеет помянутый султан. 4) Степень нравственного влияния его на кочующие роды. 5) Образ вооружения и состояние его приверженцев, кочующих с ним, дознав, кто из них пользуется доверенностью Касымова. 6) Приблизительная численность его аулов. 7) Нет ли среди хивинцев и бухарцев беглых русских в стане Кенисары. 8) В разговорах с Кенисарой высянить насколько искренна его покорность России, его отношения к Хиве и Бухаре и вообще все обстоятельства, имеющие какой-либо интерес к военному делу.

Но задача Герна не исчерпалась этим поручением. Доставив султаншу в аулы Кенисары, он должен был проехать к горам Улу-Тау и обрекогносцировать маршрут пути к этим горам из Тургайских степей, на случай новой военной экспедиции, а также наметить в степи места для постройки новых укреплений по направлению от Орской крепости до Каракума и оттуда к горам Улу-тау и р. Джи-ланчик, а также для изыскания месторождений свинцовых руд и каменного угля.

… Караван Герна выступил из Орской крепости только 26 апреля. Преде отъездом в степь султанша Куным-Джан просила председателя Комиссии освободить из плена 17 женщин и девушек, взятых вместе с ней сибирским отрядом. Пленницы эти по сведениям султанпш, были розданы киргизам разных родов сибирского ведомства. Председатель Комиссии, считавший, что раз объявлена амнистия, то ее нужно проводить до конца, обещал исполнить и это желание султанши и действительно снесся с сибирскими властями об освобождении пленниц.

Султанша Куным-Джан уехала в Орду в самом лучшем настроении и с твердым намерением повлиять на своего мятежного супруга, и содействовать его примирению с Россией.

… В течение почти двухнедельного пребывания в 1845 г. в аулах Кенисары поручику Герну удалось собрать очень интересные и ценные сведения о султане и его приверженцах.

„Скопища султана Кенисары,— говорит Герн в своей записке, представленной военному губернатору,— состоят из собственных его теленгутов (до 1000 кибиток), которые достались ему в наследство от хана Аблая и большею частью калмыкского происхождения и до 1000 кибиток пришатнувшихся к нему бродяг и барантовщиков из разных родов, преимущественно же аргынцев, дюрт-каринецев и чумекеевцев; говорят, что даже до 200 кибиток тама-табынцев находятся при нем; есть также боганалинцы, кирейцы, кипчакцы, и почти всех родов Оренбургского и Сибирского ведомств, но не в большом числе и большею частью люди, бежавшие по каким либо преступлениям; башкирцев — 4, татар — 6, русских — 5.

„Башкирцы и татары — эти ближайшие прислужники его, кочуют вместе с его аулом: из первых три брата бежали лишь прошлого года и, должно полагать, из 9 кантона, причисленного к Уральскому войску. Один из них серебряник и вместе с одним беглецом из Кокана обделывает серебром оружие султана, другой — башкирец — оружейник и льет стволы.

„Султан во время бытности моей в аулах его приказал брать с каждой кибитки по одному тагану и по одной мотыге с тем, чтобы башкирец из этого железа сделал ему пушку. Работу эту предполагают сделать в песках Тусун, богатых дровяным топливом.

„Организацию скопищ приверженцев Кенисары можно уподобить с разбойничьей шайкой. Кенисара действует неограниченно; за малейшее преступление наказывают смертью или рассечением головы, и поэтому страх к нему не имеет границ. Он говорит мало и каждое слово его исполняют буквально. Вместе с тем однако ближайшие, окружающие его советники совершенно владеют его волею; он никакое важное дело не решает без совещания с ними; во многом даже они не слушают его и действуют без его согласия и даже против его воли. В особенности пользуются любовью и доверием народа султаны: Нурузбай, Ху-даймаенды, Ирджан и Кучак. К числу советников еще присчитывают есаула Кенджу, Джика батыря, бия Суюна, батыря Бассы и до 20 есаулов.

„Привязанность ордынцев этих к Кенисаре поддерживается только алчностью их к добыче. Так, например, жестокая зима лишила их в нынешнем году большой части скота, так что у самого Кенисары осталось всего с небольшим две тысячи лошадей; у султана Кучака 150 лошадей и т. д. Голод, от которого умерло 100 чел. и всеобщий ропот были первым следствием этого и вынудили Кенисару ограбить яппассцев, чтоб добычею вновь привязать к себе разбойников, готовившихся уже разойтись и оставить его. Из всего этого скопища поставляется отборного войска, вооруженного пиками и саблями от 450 до 500 чел.

„Оружие, лошади и конская сбруя, принадлежащие султану, называются казенными, и после всякой баранты лучшие лошади и сбруя и все оружие свозятся к нему. На баранту или какой-нибудь набег выезжают на казенных лошадях, о дву или треконь. Лошади у султана вообще отличной доброты и силы. Но казенное оружие и лошади выдаются только есаулам и людям, выказавшим уже свою ловкость в действиях; новички же выезжают на простых лошадях и им выдается только укрюк или пика, да и та на первый раз без железного наконечника.

„Возвратившись с баранты, или набега, казенные лошади сдаются в табун, а казенное оружие свозится в кибитки, называемые кунак-хан. Эти кунак-хан (оружейные султана) числом до 7, во время опасности и преследования русскими отрядами обращаются в гостинницы: вся лучшая молодежь, охраняющая султанскую ставку, в них живет, кормится и поится султаном. Во время дня им отпускается вдоволь мяса и кумысу; днем они спят, но зато ночь должны бодрствовать и объезжать вокруг ставки и табунов; составлять разъезды, высылать людей для осмотра ночлегов неприятеля и т. д.

„За отличия в действиях первая награда есть выдача казенного оружия, в коем порядок соблюдается следующий: после обыкновенной древки или укрюка выдается пика с наконечником; потом большой прямой нож (я встречал многих с нашими форменными саперными ножами); потом кривая сабля; далее жалуют есаулом и выдаются разные уже наружные отличия, состоящие из полотняных и бархатных лоскутков, пришиваемых на плечи и на грудь; у почетных людей ножны сабель в чехлах из красного сукна.

"Ружей в аулах султана не более 100 и те все с фитилями и большею частью на рожках; сверх того у него три длинных ружья, которые возят близ его кибитки, во время же действий постоянно находятся при нем. Ружья эти ему достались из Бухары и возятся на верблюдах. Сабли большею частью также бухарские; впрочем есть также много Златоустовских клинков. Слухам, что кенисаринцы сами делают порох, нельзя дать никакого вероятия; вероятно они покупают его также в Бухаре.

„Достояние приверженцев Кенисары самое бедное; кибитки и одежда их хуже, чем у наших байгушей; все богатства их заключаются прежде всего в скоте, который во многих аулах издох прошлой зимой. Тамошние киргизы никак не хотят верить, что у нас на линии хороший работник нанимается за 5 или 6 баранов в месяц; там они получают в 6 месяцев одного барана.

„Разграбление яппассцев несколько поправило их, но не надолго; добыча досталась слишком легко и ее не берегут. Из 80 тыс. баранов, составляющих по общему отзыву число награбленных у яппассцев, к осени останется вероятно не много, а к зиме надобно будет прибегнуть к новым грабительствам, чтоб не терпеть голода.

„Скотоводство хищников состоит из весьма значительного числа верблюдов, по слухам до 80 тыс., что, впрочем, кажется преувеличенным; лошадей было весьма много, но теперь едва-ли наберется до 20 тыс., баранов до 80 тыс., коров не более 15 или 16 голов в ауле одного Джика-ба-тыря. Скот этот в весьма хорошем теле, за исключением лошадей, которые только в табуне Кенисары содержатся в исправности, потому что пасутся постоянно на лучших лугах; остальные по совершенному почти бескормию места между Тургаем и Джиланчиком весьма в дурном теле.

„Никто даже из самых приближенных к Кенисары лиц не знает направления следующей кочевки и места ночлега. Когда он намерен перекочевать, то с рассветом садится на лошадь и отправляется по середине конского своего табуна, куда заблагорассудится. За ним поднимается тотчас его аул, а потом уже и другие. Он сам останавливается не иначе как на отличных кормах и остается посреди табуна, пока кибитка его не постановится. Остальные же аулы следуют за ним и останавливаются на ближайших удобных местах.

„Кенисара объявил мне что он намерен перейти через Тургай и направиться по Улькаяку на Карача-Тау, Иргиз, Кармышаклу, Орь, чтоб на базаре в Орской крепости разменять скот на нужные предметы и хлеб. Общая же молва, напротив, та, что он никак не решится перейти с аулами через Тургай, пока неудостоверится совершенно в том, что со стороны линии не будут высланы против него отряды. Места же зимовки своей он никогда не определяет заранее и никому об этом не объявляет. Когда же Улу-Тау, Тургай, Иргиз будут заняты нашими укреплениями, то ему остается одна Сыр-Дарья, ежели он не побоится соседства Коканского ханства, хивинцев и близости нашего отряда на р. Иргизе. Зимою он вообще в самом беззащитном положении: все приверженцы и теленгуты его, по скудности кормов, по необходимости отделяются от него и отдельно ищут удобных мест.

„Бухарцев, хивинцев и коканцев до моего приезда в аулах Кенисары не было. 25 мая прибыли два хивинца о двуконь с небольшим вьюком на одной лошади, намерение коих никак узнать не мог. Бухарцы никогда не присылают к нему послов, а он напротив, ежегодно посылает эмиру подарки и всячески старается поддерживать дружеские сношения с ним. С коканцами он в давнишней вражде. Хивинцы тоже прошлой осенью присылали к нему послов с подарками, с просьбой, чтоб он не грабил зя-кетчиков, которые посылаются ханом на Сыр-Дарью и Куван-Дарью. Вообще же говорят, что он опасается хивинцев и не надеется на их дружеские уверения."

… Постоянные степные укрепления, возведенные на р. р. Иргизе и Тургае, занятые довольно сильными военными силами, а также выдвижение в степь отрядов султанов-правителей, подкрепленных значительным числом казаков в корне изменили соотношение сил в Средней части Орды не в пользу султана Кенисары.

Теснимый Сибирскими отрядами от укреплений Джер-гаина и Улу-Тау, а Оренбургскими со стороны Иргиза и Тургая, Кенисара не мог держаться в районе своих прежних кочевий, простирающихся к западу от гор Улу-Тау по р. Джиланчик, р. р. Тургаям и Иргизу.

… Перед ним лежали две перспективы: 1) или покориться русскому правительству и признать над собой власть султанов-правителей, которых он презирал и ненавидел за измену и предательство. В этом случае в знак милости правительство обещало пожаловать султану земли, когда-то принадлежащие знаменитому его деду Аблай хану, наследником которого он считал себя, или, 2) следуя традиции великого независимого деда, оставить свои наследственные земли и силой оружия проложить себе пути на восток, к пределам Китая, Восточной Бухары или отвоевать у Кокана старые казахские земли по среднему течению р. Сыр-Дарьи.

„Я никогда не оставлю своего батырства,— говорил Кенисара,— и умру, совершив чудо храбрости".

Султану Кенисаре было тесно в Тургайских степях; он не мог примириться ни с опекой Пограничной Комиссии, ни с опекой правителей-султанов, предавших, по его мнению, интересы народа. Оставалось уйти на Восток, и он ушел.

… Сведений о султане получается все меньше и меньше, и в мае 1846 г. переписка о султане Кенисаре совершенно прекращается как в Пограничной Комиссии, так и в канцелярии военного губернатора.

… Между тем приверженцы Кенисары к тому времени уже в достаточной степени были деморализованы эпидемией, которая выхватила из рядов Кенисары много его соратников. Под влиянием военных неудач и эпидемии, Кенисара удалился к пределам Китая, в Большую Орду, к своему дяде султану Рустему Аблаеву.

Никаких материалов о дальнейших действиях султана Кенисары в бывшем Оренбургском архиве нет. Дальнейшая борьба с Кенисарой велась уже со стороны Сибири.

А. Ф. Рязанов. Восстание К. Касымова. Рукопись.