Страница - 3

НОВЫЕ ЛОЗУНГИ, СТАРЫЕ ЦЕЛИ

Уже в ходе гражданской войны эсеры вынуждены были пересмотреть свое отношение к Советской власти, снять лозунги об Учредительном собрании, о чистой демократии. Решающим фактором этого пересмотра явился поворот многомиллионных масс мелкой буржуазии и, прежде всего, среднего крестьянства в сторону Советской власти. В. И. Ленин отметил, что под влиянием уроков белогвардейщины и оккупантов у многих сторонников и членов партий эсеров и меньшевиков рухнули самые прочные предрассудки в их отношении к большевикам и рабоче-крестьянскому правительству.

Эволюция низов влево, четко обозначившаяся к концу 1918 года, основательно потрясла партию правых эсеров, привела к выходу из ее рядов не только многих членов, но и целых организаций, усилила левые настроения. Испытывая сильнейшее давление низов, опасаясь окончательно потерять всякое влияние в партии, верхушка ЦК пошла на некоторый пересмотр тактики и замены наиболее обанкротившихся политических лозунгов новыми. Курс на подобное ограниченное обновление выработал IX совет партии, проходивший в Москве в июне 1919 года.

После бурного обмена мнениями, претензиями и контрпретензиями центристское большинство, возглавляемое В. Черновым, преодолев сопротивление колеблющихся, навязало установку на сбор и консолидацию мелкобуржуазных элементов под обветшалым знаменем «трудовой демократии», так как якобы в гражданской войне «ни большевизм, ни реставрация... не могут одержать победы» и «из этого заколдованного круга Россию может вывести только третья сила... стать такой силой... может только трудовая демократия».

В этом лозунге со всей очевидностью проявилась мелкобуржуазная сущность эсеровского руководства. Распыленная самим производством мелкая буржуазия не могла ни сплотиться, ни отойти в сторону от борьбы между пролетариатом и буржуазией. В. И. Ленин указывал, что на своем собственном горьком опыте мелкий собственник «научился тому, чего из науки не хотят понять многие эсеры и меньшевики, что может быть только две диктатуры, что нужно выбирать либо диктатуру рабочих,—и это значит помочь всем трудящимся сбросить иго эксплуататоров, - либо диктатуру эксплуататоров». Мечты о какой-то третьей особой позиции мелкой буржуазии утопичны. Она самим ходом событий должна примкнуть или к рабочим, или к буржуазии, «либо под руководством пролетариата, либо под руководством капиталистов,— говорил В. И. Ленин,—середины нет».

Согласиться с руководящей ролью рабочего класса и Коммунистической партии эсеровские верхи не хотели. Наоборот, они жаждали нового тура борьбы. Лозунг «третьей силы» должен был как-то нейтрализовать углубившийся процесс распада эсеровских организаций, примирить на центристской основе и правых, и левых. Классовый смысл лозунга заключался в противопоставлении крестьянства пролетариату, превращении его в ударную силу установления диктатуры мелкой буржуазий. Подобный исход дела был в интересах кулацких и зажиточных слоев деревни. На них-то прежде всего и ориентировались эсеровские теоретики. Ставка на «третью силу», на привлечение в ряды эсеров тех, кто был враждебен советскому строю, означала, что прекращение вооруженной борьбы с диктатурой пролетариата — явление временное. IX совет эсеров признал этот факт, пояснив, что такой шаг лишь «тактическое решение, продиктованное положением вещей». Но коль терпимое отношение к большевикам — тактический ход, то вскоре снова в бой! Именно об этом открыто сказано в заключительной резолюции: «Впереди упорная борьба. Снова и опять придется идти на штурм уже, казалось, павших твердынь. П. С.-Р. на этот штурм пойдет».

Курс на максимальное использование временной передышки для возобновления затем борьбы с Советской властью правоэсеровский ЦК настойчиво проводил в жизнь вопреки сопротивлению левого крыла партии. Эсеровские верхи в решениях IX совета звали партию все к той же туманной гавани, на пути к которой их корабль уже дважды терпел крушение. Но курс взят, надо лишь сменить изодранные паруса «народовластия», «Учредительного собрания»— таково мнение тех, кто стоял на мостике. Вся вторая половина 1919-го и начало 1920-го годов были заняты поисками новых политических лозунгов, в которые, по мнению Чернова и Года, должен подуть ветер удачи. Постепенно, не без подсказки со стороны крупной буржуазии, эсеры при поддержке кулачества стали выдвигать нашедшие определенные симпатии в массе крестьян требования отмены продразверстки и старый лозунг свободы торговли.

Еще в конце апреля 1920 года на одном из совещаний белоэмигрантов в Париже ведущий теоретик и лидер партии кадетов П. Н. Милюков рекомендовал применить против большевиков новую тактику борьбы. Ее основой стал курс на использование мелкобуржуазных колебаний крестьянства. Выдвигались соответственно и новые лозунги: «чистой демократии», «народовластия», «Советы без коммунистов». В этой связи год спустя В. И. Ленин заметил: «Умный вождь буржуазии и помещиков, кадет Милюков» разъяснил ведущему деятелю эсеров В. Чернову, «что не к чему торопиться с учредилкой, что можно и должно высказаться за Советскую власть — только без большевиков». Дело в том, поясняет Ленин, что «партийный вождь крупной буржуазии яснее видит, лучше понимает классовую суть дела и политические взаимоотношения в силу своего классового положения, чем вожди мелкой буржуазии, Черновы и Мартовы».

Но пока шло опробование «новшеств», эсеровский ЦК прилагал отчаянные усилия для мобилизации, соответствующей обработки и сплочения всех и вся, кто мог пойти на штурм пролетарского государства. Особая ставка при этом делалась на кулацкие и зажиточные слои деревни. Собственно, новым в их подходе к крестьянству такое отношение назвать нельзя. Эсеры и раньше полагали, что крепкий, имущий хозяин — центральная фигура деревни, к его голосу должна прислушиваться основная масса середняков и даже беднота. Кулаки к тому же в ряде мест задавали тон и в кооперации.

Планы эсеровского руководства основывались не только на неприятии ими рабоче-крестьянского строя. Зная о влиянии разрухи на сокращение численности рабочего класса, они делали выводы о том, что войны, голод, холод, болезни породили, дескать, настроения усталости в среде пролетариата, ослабили его волю к дальнейшей борьбе, поскольку главный враг — буржуазия — был наголову разбит в ходе ожесточенных классовых битв. Эсеровские теоретики по-своему оценили значимость того факта: с кем основная масса крестьян — на стороне того и победа. Раз середняк недоволен политикой военного коммунизма — значит, советский строй не устоит под его ударами, надо только увлечь трудовые массы села под свои знамена. Исходным пунктом планов развертывания сил «трудовой демократии» являлась установка эсеровского ЦК о переносе центра тяжести партийной работы в деревню. На места полетели директивы об использовании аппарата кооперации в собирании и развертывании сил, создании в селах и волостях партийных ячеек, налаживании службы связи, приобретении множительных аппаратов, типографий. Как и в 1918 году, эсеры стали устанавливать контакты с другими мелкобуржуазными партиями и группами. ЦК партии эсеров предложил лидерам меньшевиков сформировать объединенное информационное бюро, проводить совместные пленумы ЦК и т. д. Но меньшевистское руководство, опасаясь окончательного растворения среди эсеров своих и без того немногочисленных кадров, отклонило эти предложения.

Задаче развертывания «третьей силы» было подчинено решение эсеровских верхов «принять самое энергичное участие в перевыборах Советов». Предполагалось в полной мере использовать легальные возможности избирательной кампании для антикоммунистической пропаганды в массах трудящихся, попутно проверялась действенность новых политических лозунгов, намечалось завоевать определенные позиции в аппарате Советов, главным образом сельских и волостных. И опять центральной фигурой решения задач избирательной кампании эсеров выступал кулак.

Но позиции кулачества среди крестьян уже не были такими сильными, как весной 1918 года. Активная поддержка белогвардейцев кулацкими и зажиточными кругами основательно подорвала их влияние, так же как и их идеологов — эсеров. Вместо чисто эсеровских партийных комитетов нужна была новая форма объединения антисоветских элементов села. Так возникли «Сибирский крестьянский союз», «Тамбовский союз трудового крестьянства». Вскоре эсеровский ЦК принял решение о создании «крестьянских союзов» по всей территории страны.

Самые подробные указания на этот счет давало циркулярное письмо эсеровского ЦК от 13 июля 1920 года. Лидеры эсеров выразили в нем опасение, что без их организационно-идеологического влияния действия кулачества потерпят поражение. Циркуляр напоминал местным организациям: «Главные усилия партии должны быть направлены на деревню». Важной мерой считалось вынесение на сходах крестьян решений (приговоров), в эсеровском духе порицающих деятельность местных коммунистов, проведение разверстки и т. д.

Вполне понимая ограниченность сил эсеров на местах, авторы циркуляра предложили так поставить работу, «чтобы снова сблизить между собой элементы, распавшиеся после ликвидации Всероссийского Совета крестьянских депутатов и либо разошедшиеся по разным партийным группировкам (партийные эсеры, левые эсеры, народники-коммунисты, боротьбисты и т. п.), либо отошедшие от всяких партий или даже ушедшие в «толстовство», в сектантство, в анархизм и т. п.». Всем этим «братьям по союзу» эсеровские лидеры отводили весьма скромную роль «пушечного мяса». Кадры же для партийной работы циркуляр требовал отбирать тщательно, в глубоко законспирированные ячейки принимать только таких крестьян, которые «не способны увлечься смежным и конкурирующим с партией течением». Существенную роль в выработке новой программы «демократической» контрреволюции играли эмигрантские круги. К тому времени под влиянием итогов гражданской войны четко выявилась тенденция к переносу руководства антисоветской борьбой за границу, где обосновались руководящие кадры антисоветских партий и групп. По инициативе лидеров правых эсеров Чернова, Зензинова, Авксентьева, Керенского, при поддержке правых меньшевиков и деятелей других мелкобуржуазных групп летом 1920 года в Париже было создано формально внепартийное объединение «Административный центр», военный отдел которого возглавил полковник Махин Ф. Е., эсер с 1905 года. Он считался в партии военным теоретиком и со времени службы в царской армии хорошо знал районы Оренбурга, При-уралья, Поволжья. О подготовленных им и его подчиненными планах воинских операций мы еще будем вести речь, пока же отметим, что этот «теоретик», находясь в 1918 году на посту командующего частями эсеровской «народной армии» в Поволжье, уже пытался осуществить свои разработки и был бит.

Таким образом, неуклонная эволюция эсеров от мнимой нейтральности к открытой враждебности по отношению к диктатуре пролетариата шла с нарастающей силой. И хотя время от времени ЦК эсеров по инерции говорил о необходимости борьбы на два фронта: против белогвардейцев и против большевиков, то было просто прикрытием истинных целей: борьбы с партией большевиков, с Советской властью.

В марте 1920 года эсеровский ЦК в одной из своих директив открыто заявил: «Мы заняли враждебные позиции по отношению к Советской власти с самого начала. Врагами мы являемся и сейчас. Мы не отказываемся от оружия, не отказываемся от насильственной ликвидации большевизма». Решение этой задачи верхушка эсеров рассчитывала осуществить силами, которые шли за нелегальными низовыми организациями их партии, и остатками других партий и групп: левых эсеров, максималистов, народных социалистов, анархистов, меньшевиков и аналогичных буржуазно-националистических формирований, действовавших с ними единым фронтом и еще сохранявших какое-то влияние в непролетарских слоях трудящихся. В архивах почти не отложились материалы о состоянии дел в местных организациях перечисленных партий, течений и групп. Видимо, сказались их нелегальное положение, стремление уйти от бдительного ока ЧК. Отсюда определенная мозаичность и отрывочность сведений, которыми мы пользуемся.

Прежде всего об эсерах. Как и в 1917—1918 годах, они тяготели организационно к четырем центрам: Поволжскому (Самара, Саратов), Уральскому (Екатеринбург, Челябинск), Сибирскому (Омск, Новониколаевск), Туркестанскому (Ташкент). В конце мая 1920 года ЦК партии эсеров слушал доклад представителя Туркестанского краевого комитета Недотеки, который сообщил, что организации эсеров в крае немногочисленны, длительный отрыв от центра серьезно дезориентировал и тех, кто все еще считает себя социалистом-революционером, но работу по оживлению организаций на местах активисты ведут и надеются вскоре восстановить былое влияние. Факты показывают, что оживление, о котором вел речь Недотека, вылилось позднее в ряд мятежей и заговоров, прежде всего в городах Семиречья: Верном, Капале, Нарыне.

На западе Казахстана эсеры по-прежнему поддерживали тесные связи с самарской и саратовской организациями, откуда они получали литературу, помощь кадрами пропагандистов, указания о проведении тех или иных действий. В Уральске группа правых эсеров из 10 человек наладила связь с эсерами-одиночками села Бурлинское и отдельными селами Илекского уезда, намереваясь создать там партийные группы. В Гурьеве и Актюбинске эсеровских организаций и групп в 1920 году уже не существовало, а заезжие гастролеры не могли подыскать себе сторонников и быстро покидали эти места.

На севере Кустанайского уезда и в местах, где ранее действовал авантюрист Жиляев, сохранились нелегальные эсеровские кружки и группы, которые поддерживали связь с активистами Челябинской губернии. Эсеровские организации северного и восточного Казахстана, были, пожалуй, наиболее многочисленными и разветвленными. В определенной мере это объяснялось остатками былого влияния эсеров, которое они имели там с марта по октябрь 1917 года. Выступив в мае 1918 года в авангарде реакции, эсеры потом, когда режим белых окреп, стали помехой и с сентября — октября 1918 года на них пал отблеск «мучеников» колчаковского режима после того, как белогвардейцы расстреляли эсеров — членов Сибирской областной думы, лидеров партии Чернова и Зензинова выслали, а сибирского «вождя» П. Дербера упрятали в Семипалатинскую тюрьму. Все это в определенной степени помогло эсерам сохранить позиции в селах и некоторых городах этого района. Большую помощь в этом им оказал аппарат снабженческо-сбытовой кооперации, где работало много их сторонников. Не случайно, пока части Красной Армии в октябре — декабре 1919 года с боями освобождали районы Западной Сибири (частью которой в то время был северо-восток Казахстана), эсеры уже готовились о помощью кадров кооператоров к восстановлению своего влияния в массах.

4 декабря 1919 года член ЦК эсеров Е. Тимофеев подписал удостоверение работнику кооперативной комиссии при ЦК К. Славянскому, поручив ему вести работу «по сплочению и организации партийных сил в кооперации Западной Сибири, согласно директивам, ему устно данным». Эти «сплочение и организация» проявились в том, что в крупнейшей в Западной Сибири эсеровской организации — Омской — среди руководителей оказался И. Юдин, член этой партии с 1902 года, в прошлом видный боевик, а в 1917 году лидер эсеров Семипалатинска. В Петропавловске у руля подпольного комитета эсеров вновь встал злобный антикоммунист Шантуров. С помощью председателя уездной организации кооперативов Геймана он создал ядро в составе Севастьянова, Соловьева, Терехова, установил контакт с группами бывших сельских активистов из числа кулаков, стал налаживать связи с нелегальными офицерскими организациями.

Так же настойчиво вели подрывную работу кокчетав-ские правые эсеры Богаев, Ланчев, Бубенко, Филиппов, Винокуров. Базой их действий являлись казачьи станицы и хутора и те переселенческие деревни, где проживали крестьяне, принимавшие ранее участие в деятельности эсеровских организаций на Украине.

В Атбасарском уезде эсерам не удалось на протяжении 1920 года воссоздать свои организации, но наиболее верные сторонники партии не складывали оружие и, несмотря на ощутимые помехи со стороны органов ЧК, пытались быть в курсе дел антисоветского движения, используя для этого свои связи среди эсеров Акмолинщины. В самом Акмолинске и в уезде сохранились хорошо законспирированные группки эсеров, главным образом из числа кооператоров и работников народного образования. Они настойчиво вели вербовку своих сторонников в подразделениях гарнизона, где было много бывших партизан из корпуса Козыря.

Эсеры Семипалатинской губернии в 1920 году не имели единого руководящего центра, хотя небезызвестный П. Я. Дербер такие попытки предпринимал и неоднократно. Не удалось эсеровскому активу создать и уездные центры, однако в Семипалатинском уезде эсеры выступили на выборах в Советы в июне 1920 года и провели двух депутатов. Объединиться в масштабах губернии им помогли белогвардейцы из офицерской организации Меркулова — Суторихина. Произошло это уже в конце года.

Таким образом, в ряде мест Казахстана в 1920 году эсеры располагали силами для борьбы.

Значительно хуже обстояли дела у левых эсеров. За исключением западных губерний (Уральская, Букеевская, Актюбинская), они нигде самостоятельно не выступали, да и выступать было не с чем. От некогда многочисленных левоэсеровских организаций Петропавловска, Актюбинска, Кустаная, Павлодара, Семипалатинска, Верного, Перовска не осталось и следа, небольшая часть вернулась к правым эсерам, и только наиболее упорные «активисты», смыкаясь иногда с анархистскими элементами, пытались продолжить борьбу за влияние среди крестьян. Левоэсеровские кружки и группы к середине 1920 — началу 1921 года имелись в Букеевской губернии, на станции Шипово близ Уральска, в ряде подразделений гарнизонов Уральска, Гурьева, Актюбинска, в отдельных селах Кустанайского уезда.

Что же касается меньшевистских организаций, то за годы гражданской войны они, и ранее немногочисленные, по существу распались. О плачевном положении дел у меньшевиков рассказал в письме к своим бывшим единомышленникам один из активистов (в прошлом) самарской организации РСДРП К. Золотарев. Посетив ряд городов Казахстана и Оренбург, он не смог найти ни одной сколько-нибудь организованной меньшевистской группы. Дело в том, пояснил Золотарев, что за время революции и гражданской войны, господства Колчакии, «горького опыта германской революции, власти Шейдеманов и Носке... три четверти, если не больше, демократических иллюзий изжиты меньшевиками, но, к сожалению, нужно сознаться в этом откровенно, изжита и наша партия: есть меньшевизм, но нет РСДРП, хотя и существует ЦК. У партии нет не только масс—у нее нет лица, нет собственной физиономии».

К концу 1919 года с политической арены исчезла партия меньшевиков-интернационалистов. Рухнула попытка части ее лидеров сыграть роль своеобразного политического баланса между большевиками и меньшевиками. Под давлением низов IV съезд этой партии в декабре 1919 года принял решение о вступлении в РКП (б), стал большевиком и лидер сибирских меньшевиков-интернационалистов К. А. Попов, и многие из его петропавловских и семипалатинских последователей, подобно В. А. Курамжину, активно включились в борьбу за восстановление Советской власти и вступили в РКП (б). Отдельные фанатичные приверженцы этой разновидности меньшевизма остались. Так, в мае 1920 года в Экибастузскую ячейку РКП (б) обратился Н. Панов. Только услышав от кого-то, что интернационалисты существуют как самостоятельная партия, он немедленно заявил, что считает себя ее членом и коммунистом быть не хочет.

Несколько слов об организациях анархистов. Сколько-нибудь заметной роли они не играли в Казахстане и раньше, не могли этим похвастаться и теперь. Правда, летом 1920 года на выборах в Советы анархисты попытались заявить о себе, и в Семипалатинске их кандидат был даже избран, но это скорее всего явилось результатом уважения избирателей к человеку, а не к его путаной программе. Павлодарская группа анархистов-коммунистов не смогла преодолеть барьер недоверия со стороны масс и, как говорят, чахла на корню. Окончательно ее сломил удар со стороны идеолога и вожака М. Шрейберга, обратившегося через газету к своим единомышленникам с призывом покончить с анархизмом и вступить в ряды РКП (б).

Небольшие группки анархистов-синдикалистов вели отчаянную борьбу за существование в Уральске. Их вожак, сотрудник губернской РКП Лихачев ездил в Москву на съезд федерации, привез оттуда немалое количество пропагандистской литературы и стал усиленно распространять ее среди части комсомольцев Уральска, надеясь идейно подчинить их себе. Наряду с его группой в городе действовала нелегально группа анархистов подполья. Несколько позже, весной 1921 года, чекисты обнаружили и разгромили эту кучку контрреволюционеров.

Если некоторые общероссийские непролетарские партии и группы еще сохраняли в 1920 году определенные позиции и, пользуясь колебаниями в настроениях мелкобуржуазных масс, пытались вступить в борьбу с диктатурой пролетариата, то региональные — буржуазно-националистическая партия «Алаш» и мелкобуржуазная «Уш жуз»— исчезли с политической арены Казахстана. Включившись на стороне интервентов и белогвардейцев в борьбу против Советской власти, партия «Алаш» полностью раскрыла свою антинародную сущность, трудящиеся на практике убедились, что «Алаш»— по сути дела национальный филиал кадетов. К концу 1919 года «Алаш» распалась.

Таким образом, единственным сёрьезным противником большевиков на территории Казахстана после гражданской войны остались эсеры, которые, несмотря на потерю большинства своего состава и значительной части приверженцев, сумели сохранить определенные кадры организаторов. В одном из документов ВЧК (июнь 1921 года) с тревогой отмечалось, что «у партии эсеров все еще есть немалые связи в нашей мелкобуржуазной (по составу населения) стране. На местах у нее имеются серьезные работники, которые могут самостоятельно действовать в духе общих директив». И эти директивы вскоре последовали. Эсеровские верхи, как и в 1918 году, вывели свою партию в авангард реакции.