Страница - 4

Второй период гражданской войны начинается с октября 1917 г. и продолжается по октябрь 1922 г. Это подтверждается историческими фактами и событиями. В указанных хронологических рамках осуществлялась вооруженная защита завоеваний революции буржуазно-демократического и социалистического характера, которая потребовала подчинения себе всех сторон жизни — военной, хозяйственной, социально-политической, культурной.

Однако анализ ленинских трудов показывает, что в общих рамках гражданской войны и военной интервенции выделяется хронологический отрезок времени с середины

1918 г. и до конца 1920 г., когда гражданская война слилась в единое целое с военной интервенцией, а военный вопрос, по определению В. И. Ленина, выступил как “главный вопрос революции”. Он составляет особый самостоятельный этап истории Советского государства. В самом деле, если классовые битвы после победы Октября решали вопрос о победе буржуазной или пролетарской власти, о подавлении сопротивления эксплуататорских классов и отражении первого натиска империализма, то в 1918—1920 гг. стоял вопрос о существовании Советского государства. Именно поэтому в августе 1921 г. В. И. Ленин, определяя главные этапы Октябрьской революции, писал: “3-й этап. Гражданская война от чехословаков и ’’учредиловцев" до Врангеля 1918—1920 годов". С начала 1921 года наступает новый этап, когда основные силы внутренней и внешней контрреволюции были разгромлены, хотя победа и не получила правового подтверждения противоборствующих сторон. В различных регионах страны (Дальний Восток, Средняя Азия) продолжались боевые действия, но они уже носили характер подавления остаточного сопротивления различных сторон военно-политических формирований и окончательного изгнания с территории Советского государства интервенционистских сил.

Что же касается взглядов Рыскулова по поднятым вопросам, то, помимо уже сказанного, отметим, что он видел и доказывал проявления гражданской войны еще до свержения царизма. В его понимании гражданская война в Туркестане и Казахстане началась во времена всенародного восстания 1916 г. Уже в ходе восстания Рыскулов видел и повышение политического самосознания народных масс, и рост классового расслоения, и размежевание классовых сил. Для Рыскулова восстание 1916 г. имело продолжение в свержении Октябрьского переворота (очевидно, он не случайно называл Октябрьскую революцию Октябрьским переворотом), в борьбе за Советскую власть, переросшее в гражданскую войну на территории Туркестана и Казахстана. Именно поэтому он не ставил для себя решения задачи периодизации гражданской войны, ее хронологии, начала и завершения. Тем более, что выступления басмачества (то затухающего, то вновь разгоравшегося) продолжались в различных районах Средней Азии вплоть до начала 30-х годов.

Отсюда следует, что для Рыскулова сталинская концепция истории гражданской войны не существовала. Он ею не пользовался и в своих публикациях по историй гражданской войны на нее не опирался. Более того, он о ней просто не говорит и не пишет. У него был самостоятельный и смелый подход к проблемам истории гражданской войны и военной интервенции. Прежде всего потому, что с конца 1929 г. началось уродливое развитие советской историографии. Поводом послужила публикация статьи К. Е. Ворошилова “Сталин и Красная Армия”, посвященная 50-летию со дня рождения Генерального секретаря ЦК ВКП(б). В ней рассматривались военные действия на тех фронтах и в те периоды, когда там находился Сталин. С тех пор на длительный период утверждалась периодизация истории гражданской войны, которая была дана Сталиным в его статье “Новый поход Антанты на Россию”.

Ленинскую же концепцию Рыскулов воспринимал по-своему, разделяя ее основные положения, дополняя ее своим видением истоков гражданской войны в восстании 1916 г.

И еще одно: Рыскулов однозначно видел конкретных виновников гражданской войны и военной интервенции; белогвардейцев, буржуазию (русская, националистическая), басмачей, эсеров, меньшевиков. Классовый подход очевиден и субъективен. Сказался радикализм Рыскулова. Да он это не скрывает, подчеркивая в своем письме секретарю ЦК КП(б) Узбекистана А. И. Икрамову в мае 1935 г., что “...не случайно примкнул к большевистской партии, и не случайно проводил твердую большевистскую линию в своей работе. Это,— акцентирует внимание Рыскулов,— диктовалось моим социальным происхождением и ненавистью к классовым врагам”. Вместе с тем, в его высказываниях проходит и известная дифференциация классовых сил: басмачества, революционная и “алашская” интеллигенция. Различает и большевиков, выделяя из них так называемых “колонизаторов”, проводивших, по его мнению, в Туркестане великодержавную политику. Но белогвардейцы для него все одинаковы. Он не видит отличия “демократической контрреволюции” от сторонников “белого дела” и монархистов.

Впрочем, в гражданской войне у многих были неисповедимы пути-дороги.

К примеру, председателю партии кадетов историку Павлу Николаевичу Милюкову принадлежит сомнительная “заслуга” разработки плана подавления Советской власти с помощью ...кайзеровской Германии?! Этот план полностью поддерживали украинские и крымские кадеты, местные организации кадетов в Ростове, Казани, Самаре, члены ЦК партии кадетов И. П. Демидов, И. К. Волков,

В. Д. Набоков — отец будущего классика мировой литературы Владимира Владимировича Набокова. И когда “левый” кадет князь В. А. Оболенский при встрече с П. Н. Милюковым в мае 1918 г. в Киеве задал ему правомерный вопрос: “Неужели вы думаете, что можно создать прочную русскую государственность на силе вражеских штыков?” И сказал: “Народ вам этого не простит”, в ответ услышал от П. Н. Милюкова: “Бывают исторические моменты, когда с народом не приходится считаться”.

Бежавший на Украину летом 1918 г. при переговорах с командованием германской армии Милюков настаивал на походе на Москву для восстановления самодержавия под знаменем конституционной монархии.

Гражданская война и военная интервенция подвели своеобразный итог политической борьбы и деятельности политических партий в России, которых насчитывалось свыше ста (общероссийские, национальные, либеральные, консервативные, мелкобуржуазные и т. д.). Самое большое количество составляли мелкобуржуазные партии. К лету 1918 г. на территории бывшей Российской империи действовало свыше 30 мелкобуржуазных партий, представлявших социал-демократическое, народническое, анархическое и революционно-демократическое идейно-политическое направление. Порядка десяти партий действовало в Туркестане и Казахстане. Под лозунгами мелкобуржуазной демократии в гражданскую войну вступали правые эсеры и меньшевики, возглавлявшие так называемую “демократическую контрреволюцию”. Созданные ими правительства (Комитет членов Учредительного собрания, Временное правительство Северной области, Временное сибирское правительство, Правительство Урала) прикрывали борьбу с Советской властью и реставрацию буржуазно-помещичьей власти псевдодемократией, сохранением видимости ряда элементов буржуазной демократии (престижные съезды, рабочие конференции, коллективные договоры, право на стачки и забастовки и т. д.).

“Демократическая контрреволюция” особенно активно действовала с мая по ноябрь 1918 г. Характерная для мелкобуржуазных партий непоследовательная политика “демократической контрреволюции” не удовлетворяла как народные массы, так и силы реакции. В ходе гражданской войны “демократическая контрреволюция” подготовила установление колчаковщины, деникинщины, толстовщины (белогвардейского режима в Приуралье и Северном При-каспии) и других реакционных режимов в различных регионах России. В этом им помогали буржуазно-помещичьи партии и монархисты, которые на первых этапах гражданской войны не решались выступить со своими платформами, но активно помогали эсерам и меньшевикам бороться против Советской власти. Активно поддержал “демократическую контрреволюцию” международный империализм и прежде всего буржуазные партии Англии, Франции, США.

Но для Советского государства не менее, если не более, опасным явилось и “белое дело” — аморфная идеология и политика белогвардейщины в общем потоке контрреволюции. Возникнув еще в середине 1917 г. как блок монархистов и кадетов с целью борьбы против революционного движения, “белое дело” в годы гражданской войны и военной интервенции стало самостоятельным политическим движением. Идеологи “белого дела” князь Н. В. Львов, русский националист В. В. Шульгин, “легальный марксист” П. Г. Струве проповедовали “национальную идею” объединения во имя спасения “единой и неделимой” России. Лозунгом “белого дела” стало непред-решение государственного строя в борьбе с Советской властью. Все проблемы бывшей Российской империи (форма государственной власти, аграрный, рабочий, национальный вопросы) должно было решить законодательное собрание типа “Земельного собора”. По существу “белое дело” явило собой шовинизм и национализм, прикрытый претензией на надклассовость, надпартийность, патриотизм. Провозглашало примат православной церкви. На первоначальном этапе развития “белого дела” в годы гражданской войны и военной интервенции в нем принимали участие все антисоветские силы — от монархистов до эсеров и меньшевиков.

Гражданская война и военная интервенция сказались и на деятельности РКП (б), членом которой, уже с дооктябрьским стажем, являлся Турар Рыскулов. Прежде всего на примере деятельности самого Рыскулова мы видим то, что можно назвать милитаризацией партийной организации. “В эпоху гражданской войны,— писал В. И. Ленин,— идеалом партии пролетариата является воюющая партия”. Не знаю, как в отношении идеала, но война требовала новых форм и методов партийной работы. При этом особое внимание уделялось военному делу, росту и укреплению Красной Армии, созданию ее резервов, укреплению войск рабочими и коммунистами, созданию командных и политических кадров.

В этой связи еще в августе 1918 г. Рыскулов выступает с докладом, посвященным обучению военному делу большевистской партии и партии левых эсеров. На основе доклада Рыскулова Аулие-Атинский Совет принимает специальное решение, обязывающее членов партии изучать военное дело. Строгость была высокой: не подчинившиеся данному решению подлежали исключению из партии. Не случайно В. И. Ленин указывал, что трудящиеся массы одержали победу “...только благодаря тому, что партия была строжайше дисциплинированна, была на страже, и потому, что авторитет партии объединял все ведомства и учреждениями по лозунгу, который был дан ЦК, как один человек шли десятки, сотни, тысячи, и в конечном итоге миллионы, и только потому, что неслыханные жертвы были принесены,— только поэтому чудо, которое произошло, могло произойти”.

Из многочисленных форм и методов организационнопартийной работы выделялись прежде всего централизация парторганов и организаций, рост и регулирование партийных рядов. Если к лету 1918 г. в составе РКП(б) насчитывалось примерно 150 тысяч человек, то за годы гражданской войны число членов партии выросло до 730 тысяча человек. Следует отметить, что весьма часто командиры, стараясь предусмотреть шансы победы над врагом, считали более тщательно количество имевшихся коммунистов, чем количество пушек и пулеметов. Чрезвычайной формой организационной работы большевистской партии, как “воюющей партии”, стали партийные мобилизации, осуществлявшиеся в сложных условиях политической, военной и экономической обстановки. В целом, в годы гражданской войны 50 процентов всех членов партии находилось в вооруженных силах Советского государства".

Но предметом особого внимания партии являлась подготовка командных кадров, особенно из рабочих и крестьян и использование военных специалистов. Так, к началу 1919 г. на 63 командных курсах обучалось свыше 13 тысяч красных курсантов. Из них почти 30 процентов были коммунистами. Что же касается военных специалистов, то около 30 процентов бывших генералов и офицеров старой армии находились в рядах защитников власти Советов; примерно столько же по различным причинам не участвовали в братоубийственной войне. А 40 процентов с оружием в руках сражались против Советской власти. Всего же к середине 1920 г. в Красную Армию и Военно-Морской Флот было принято 48,4 тысячи офицеров, около 14 тысяч военных врачей, около 27 тысяч других медицинских работников, свыше 10 тысяч военный чиновников.

Мы не случайно привели эти данные. Они показывают несостоятельность сложившегося с 30-х годов в советской историографии представления о сплошной реакционности и контрреволюционности офицерского корпуса. Напомним, что этот тезис послужил одной из “теоретических” основ начавшихся на рубеже 20—30-х годов репрессий против бывших военспецов. Между тем, из 20 командующих фронтами и регулярными фронтовыми объединениями в 1918—1920 гг. 17 являлись военспецами; из 100 командующих армиями 82 были бывшими генералами и офицерами и лишь пятеро из них изменили Советской власти.

Отношение Рыскулова к военспецам — бывшим офицерам — было неоднозначным. Он их оценивал по боевым делам и по лояльности к Советской власти. С искренним уважением и почтением относился к Федору Федоровичу Новицкому, бывшему генерал-майору и заместителю командующего Туркестанским фронтом. Резко отрицательно — к Осипову, бывшему прапорщику, военному комиссару Туркестанской республики, большевику, оказавшемуся организатором антисоветского заговора в январе 1919 г. в Ташкенте.

...Это была трагедия. В самом начале мятежа, вечером 18 января 1919 г. Осипов под предлогом необходимости посоветоваться по важному вопросу, заманивает в казармы верного ему бывшего 2-го Сибирского стрелкового полка, руководителей партийных и советских органов Туркестана и зверски расправляется с ними. Погибли как жертвы террора 14 туркестанских комиссаров. Среди них: председатель ЦИК Туркестанской республики В. Д. Вотинцев, председатель Совнаркома В. Д. Фигельский, председатель исполкома Ташкентского Совета Н. В. Шумилов, председатель Совета профсоюза и нарком финансов М. А. Ка-чуринер, нарком путей сообщения Е. П. Дубицкий, нарком внутренних дел А. Н. Малков, председатель ЧК Туркестанской республики И. П. Фоменко. В ночь мятежа в Ташкенте велась настоящая охота на коммунистов, особенно на руководящих партийных и советских работников. Было схвачено и расстреляно 34 коммуниста и ни одного “левого” эсера.

Рыскулов уцелел совершенно случайно. Дело в том, что мятежники вылавливали коммунистов по имевшимся у них адресам проживания. Многие же руководящие и ответственные работники-коммунисты проживали там, где и работали — в “Белом доме”, где находился Совнарком Туркестанской республики, и в “Доме Коммуны”, где помещались работники Ташкентского Совета. Помещений для жилья просто не хватало. Так, у председателя Совнаркома Фигельского было две смежные комнаты: в одной располагался его служебный кабинет, в другой — проживала семья. Целый ряд руководителей и ответственных сотрудников проживали на частных квартирах. Среди них был и Рыскулов, домашнего адреса которого мятежники не знали.

Мятеж был подавлен через два дня. 21 января 1919 г. Осипов с остатками своих сторонников бежал из Ташкента, предварительно ограбив банк.

В этой связи обратим внимание читателя на то, что и “белый”, и “красный” террор — это крайне обостренные меры и формы классовой борьбы в стране, которые проявлялись в политических убийствах, репрессиях и беззаконии. Террор — порождение не революции, а гражданской войны. Это крайне сложная и серьезная, по существу неразработанная проблема исторической науки. К настоящему времени даже неизвестна цифра жертв как “белого”, так и “красного” террора. Одни говорят о десятках и сотнях тысяч погибших, другие — о миллионах. Мы же приведем официальные данные, опубликованные в газете “Известия” 6 февраля 1920 г. членом Коллегии ВЧК М. И. Лацисом. Он указывал, что с весны 1918 г. по декабрь 1919 г. было расстреляно 9641 человек, главным образом за контрреволюционную деятельность. Сюда не входят сведения по Украине и отдаленным губерниям, в том числе Туркестана и Казахстана.

Мятеж разоблачил и руководящую верхушку партии “левых” эсеров в Туркестане. Они думали использовать мятеж для захвата власти в Туркестане. Расчет был тонок и прост: официально не разрывая с большевиками, не выступать открыто против Советов, а занять выжидательную позицию. Когда же руководство Туркестанской республикой будет обезглавлено, захватить власть в свои руки. А захват власти должен был привести к свержению Советов. В этой связи заставляет серьезно задуматься тот факт, что все расстрелянные мятежниками руководители были большевиками, и ни один из левоэсеровских руководителей не пострадал, а те из них, кого задержали мятежники, были отпущены.

Но расчеты левоэсеровского руководства не оправдались. Народные массы пошли за большевиками. Партия “левых” эсеров в Туркестане самораспустилась весной 1919 г. Часть рядовых членов партии “левых” эсеров вступила в РКП (б) на общих основаниях.

* * *

К началу антисоветского осиповского мятежа Рыскулов был уже одним из заметных руководителей Туркестанской республики, вышедших из представителей коренного населения: член Туркестанского Центрального Исполнительного Комитета, председатель Чрезвычайной Центральной комиссии по борьбе с голодом в Туркестанской АССР. Его деятельность в центральном аппарате правительственных органов Советского Туркестана началась с осени 1918 г.

В конце сентября 1918 г. Рыскулов выезжает в Ташкент для участия в работе VI Чрезвычайного съезда Советов Туркестанской республики. Съезд состоялся 5—14 октября 1918 г. На съезде присутствовали 460 делегатов с решающим голосом. Фракция коммунистов насчитывала 302 человека; фракция “левых” эсеров 158 человек. Делегаты съезда обсудили вопросы текущего момента и обороны Туркестана, экономической политики и финансового положения Туркестанской республики.

Руководители “левоэсеровской” фракции, видя соотношение политических сил на съезде не в свою пользу, решили сорвать его работу. С этой целью на третий день работы съезда, 8 октября 1918 г. они пытались спровоцировать выступления рабочих Ташкентских железнодорожных мастерских о якобы неправильно произведенных выборах делегатов. Собрание рабочих, среди которых немало было и бывших офицеров, и бывших домовладельцев и других представителей мелкобуржуазных слоев, ставших рабочими для того, чтобы избежать мобилизации на фронт или трудовой повинности, приняло решение о созыве так называемой “рабочей конференции” для рассмотрения вопроса о правомочности съезда.

Сообщение об этом вызвало возмущение съезда и делегаты “приняли меры для ликвидации “левоэсеровской” авантюры”. Рыскулов при этом занимал самую активную позицию большевика. Прежде всего отметим, что он был членом комиссии, избранной съездом, для представительства на собрании рабочих. Далее, он выступил с речами на фракции большевиков по вопросам общей политики и по вопросам об оппозиции рабочих железнодорожных мастерских. В этой связи приведем выдержки из протокола заседания фракции большевиков VI Чрезвычайного съезда Советов Туркестанской республики от 10 октября 1919 г.

“Рыскулов. Товарищи, я в составе комиссии, посланной на съезд, был также на собрании делегатов мастерских. Я удивляюсь одному: на собрании, где говорилось о диктатуре пролетариата, вдруг выступали против партии большевиков, возглавляющих эту диктатуру. Причина заключается в том, что они хотят вместо подчинения воле съезда Советов диктовать свои требования последнему. Я считаю такое поведение недопустимым и разъединяющим наши ряды.

Я, товарищи, заявляю, что этот съезд является подлинным съездом трудящихся всего Туркестана и никто не смеет не подчиниться его воле. Тут представлены делегаты туземной бедноты, а туземцев насчитывается 95 процентов всего населения Туркестана. Если рознь будет продолжаться дальше, то вспыхнет национальный антагонизм. Если не будете подчиняться воле всех трудящихся и прислушиваться к голосу мусульманского пролетариата, мы не только создадим здесь контрреволюцию, но и восстановим ханские порядки. Поэтому от имени всех туземных делегатов требую продолжения нормального хода съезда, а представителям железнодорожников советую прислушаться к голосу съезда Советов, выражающему мнение всего Туркестана.

Здесь не менее вина лежит на “левых” эсерах, которые так и стремятся предать революцию и весь мусульманский пролетариат, способствуя всяким контрреволюционным выступлениям. Против этого необходимо выступить решительно.

Не забывайте, что съезду предстоит решение огромных вопросов. Большинство туземной бедноты гибнет от голода, мы окружены фронтами, а тут товарищи, не учитывая серьезности момента, хотят вмешаться в работу съезда. Если не водворится порядок на съезде, если представители отдельных групп будут выносить свои раздоры, то мы, туземные делегаты, должны будем все покинуть зал заседания".

Мы не случайно привели стенографическую запись выступления Рыскулова по одному из важных и сложных вопросов работы съезда. Не случайно потому, что подобные выступления были характерны для Рыскулова: логичность, обоснованность содержания, убежденность в правоте своих суждений; отсюда — решительность и непреклонность. И еще — это было первое выступление Рыскулова на таком ответственном форуме, как Чрезвычайный съезд Советов Туркестанской республики, где он выступил не только от себя, но и от имени делегатов съезда, представлявших коренное население Туркестана, его народные массы. Рыскулов выступил как большевик, интернационалист, патриот, переживающий нужды трудящихся.

На съезде он также активно принимал участие в разработке решения об организации в селах и кишлаках комитетов бедноты. Но особенно он уделил большое внимание важнейшему решению съезда — принятию Конституции Туркестанской Автономной Советской Социалистической Республики. В ее основу была положена Конституция РСФСР, принятая в июле 1918 г.. Конституция Туркестанской АССР закрепляла государственную автономию Советского Туркестана в рамках Российской Федерации и выражала своим содержанием дальнейшее укрепление всесторонних связей края с Советской Россией.

Съезд избрал Центральный Исполнительный Комитет Туркестанской республики в составе 74 человек. Из них — 49 членов были большевиками. Рыскулов избирается в состав ЦИК и рекомендуется на работу в аппарат ЦИКа.

Для Турара Рыскулова наступил новый, качественно иной этап жизни — с ответственной, руководящей работы в масштабе уезда он переводится на работу в столицу республики в правительственные органы. После избрания в ЦИК Туркестанской республики Рыскулов назначается комиссаром здравоохранения. Разумеется, руководство Комиссариатом помогло ему войти в курс ведения дел в масштабе республики. Он прилагает серьезные усилия организационного порядка для борьбы с эпидемиями, улучшением медицинского обслуживания населения, профилактики заболеваний. Все это было нужно. Все это было хорошо. Но в рассматриваемое время Рыскулов, находясь на посту комиссара здравоохранения, главное внимание уделял решению горячей и тревожной проблеме Туркестана — борьбе с голодом, которая включала в себя очень многие стороны санитарно-профилактических мер охраны здоровья населения.

Люди голодали практически во всех районах Туркестана. Особенно страдало от голода коренное население Сырдарьинской и Семиреченской областей. Всего в Туркестане голодало 1200 тысяч человек. И это при условии богатств Туркестана, ранее не испытывавшего никакой нужды в обеспечении себя продуктами собственного производства, питавшегося хлебом, получаемым из местных житниц. По твердому убеждению Рыскулова, голод в Туркестане стал прямым следствием той экономической политики, которую проводили в жизнь до Октября 1917 г. представители местного капитала при активной поддержке российских капиталистов и царского правительства. Эта политика привела по-существу к полному порабощению Туркестана фабрично-заводским центром Российской империи.

По мнению Рыскулова, главными факторами, создавшими такое катастрофическое положение, являлись:

— огромный, искусственно созданный за десятилетие 1905 — 1915 гг. рост культуры хлопка;

— почти повсеместное сокращение посевов хлебных злаков, в связи с отведением орошаемых земель под хлопководство;

— практически почти полное уничтожение местной кустарной промышленности.

Наряду с указанными факторами общего характера необходимо отметить и недород за ряд последних лет трав, хлебов и связанный с ним поголовный падеж скота, гибель скотоводческих хозяйств или их разорение. В серьезной степени сказались итоги восстания 1916 г. и его подавление.

В самом деле, в 1916 г. под хлопком было занято 608 тысяч десятин, что составило примерно 20 процентов всех посевных площадей. Это были лучшие посевные земли. “Каждый лишний пуд туркестанской пшеницы — конкуренция русской и сибирской пшенице; каждый пуд туркестанского хлопка — конкуренция американскому хлопку, Поэтому лучше дать краю привозной, хотя бы и дорогой хлеб, но освободить в нем орошаемые земли для хлопка”,— писал в своей служебной записке ответственный чиновник российского правительственного аппарата А. В. Кривошеин в 1912 г.

Что же касается туркестанской местной кустарной промышленности, то забитая наплывом из центральных районов Российской империи товаров, она разорялась, и как следствие создавшегося положения, делала безработными ткачей, сапожников, гончаров и других кустарей, а крестьян — безземельными батраками, обслуживающими хлопководство и заводскую промышленность.

В годы мировой войны, особенно в 1916—1917 гг. разруха дошла до предела, когда железные дороги вследствие царящего на них хаоса оказались не в состоянии выполнять свои задачи по перевозкам хлеба и продовольствия из хлебородных губерний. Все это поставило население Туркестана под угрозу голода. Уже в начале 1917 г. становится ясным, что цены на хлеб и другие продукты питания заставят бедные и беднейшие слои населения испытывать ужасы голода. В самом деле, в связи с неурожаем 1917 г. дефицит хлеба в Туркестане составил 50 миллионов пудов, что вызвало более чем 30-кратное повышение цен на него.

Все слои народных масс попали в крайне тяжелое положение. Оседлое коренное население (преимущественно узбеки и таджики), как земледельческое, так и ремесленное, постепенно бросали свою повседневную работу, стаскивая на базары и продавая за бесценок наживавшимся спекулянтам-баям одеяла, халаты, домашнюю утварь — все, что можно было продать для того, чтобы на вырученные гроши просуществовать лишний день. Кочевое и полукочевое население (преимущественно казахи и киргизы) с отчаянием взирали на остатки сохранившегося скота, в массе своей погибшего в последние военные зимы от холодов и бескормицы.

“Трагизм состояния этих бедняков достиг, наконец, крайности... люди рвали друг у друга из рук мешки, наполненные мертвечиной и утоляли ею зверский голод. Случаи же продажи голодными родителями своих малых детей в полную собственность, т. е. в рабство, баям, стали обычным ужасным злом, получившим уже широкое распространение”,— писал Турар Рыскулов.

С победой Советской власти в Туркестане борьба с голодом и по существу спасение вымирающего населения беднейших слоев были поручены созданному при Совнаркоме Комиссариату народного здравоохранения, который и возглавил после VI Чрезвычайного съезда Советов Туркестана член ТуркЦИКа Турар Рыскулов. Разумеется, правительство Туркестана отпускало средства для разрешения проблемы голода. В 1918—1919 гг. заготовки хлеба в Туркестане проводились путем обязательного четырехпудового отчисления с десятины посева. Это был своеобразный продовольственный налог. Продовольствие заготавливалось и путем товарообмена (промышленные товары обменивали на хлеб по определенному эквиваленту). Осуществлялась закупка хлеба на рынке и. государственными учреждениями. Кроме того, по разнарядке Совнаркома РСФСР уполномоченные Туркестанского правительства заготавливали хлеб в различных районах России. Но заготовленный хлеб отправлялся в Туркестан в зависимости от военной обстановки. Очень часто он просто не доходил до Туркестана из-за боевых действий. Вместе с тем, для централизации заготовок хлеба и продовольствия в июле 1918 г. была создана Продовольственная директория. Она состояла из трех лиц и имела в каждой области Туркестана своих уполномоченных для объединения и координации деятельности уездных и городских продовольственных комитетов.

Рыскулов понимал, что в сложившихся условиях одному Комиссариату здравоохранения вместе с Продовольственной директорией справиться с голодом невозможно. Поэтому он разработал разностороннюю программу оказания помощи голодающему населению Туркестанской республики и предложил ее на рассмотрение ЦИК Туркестанской республики в ноябре 1918 г. Среди конкретных мер и направлений помощи голодающему населению, указанных в программе, отмечены такие, как: устройство питательных пунктов, детских приютов и колоний, принятие предупредительных мер против различных эпидемий, оказание медикосанитарной помощи, экономическое обследование голодающих. Необходимо отметить предложения организационного характера. Это очень важно потому, что они принципиально отличались от уже осуществленных или осуществляемых организационных мер правительства Советского Туркестана.

Рыскулов предложил создать особую межведомственную комиссию с участием в ней представителей всех Комиссариатов Туркестана и назвать ее “Центральной комиссией по борьбе с голодом”. Возглавлять Комиссию должен член ЦИК, при котором будет действовать особая коллегия из представителей комиссариатов: здравоохранения, продовольствия, труда, социального обеспечения, земледелия, совнархозов, финансов, путей сообщения, национальных и внутренних дел, народного образования, директорий по топливу и государственного контроля.

По мнению Рыскулова, Комиссия должна была быть совершенно самостоятельной, с широкими правами, вплоть до права реквизиции и самостоятельных заготовок продовольствия, топлива. Ей также должно было быть предоставлено право кооптации в Коллегию нужных лиц со стороны, приглашения специалистов и представителей от населения районов, наиболее пострадавших от голода.

ЦИК Туркестанской республики принял программу и предложения Рыскулова и 28 ноября 1918 г. своим решением назначил его председателем Центральной комиссии по борьбе с голодом в Туркестанской АССР.

Центральной комиссии и ее председателю пришлось начинать работать в тяжелейших условиях. Количество голодающих к декабрю 1918 г. достигло одного миллиона человек. Усилилась спекуляция и сокрытие хлеба и продовольствия. Среди первых мероприятий Комиссии — 10-процентное обложение имущих классов, невзирая на национальности; создание на местах (в уездах и областях) своих представительств, с учетом того, что в местных исполкомах было засилие противников бедноты; передача детских колоний и приютов в ведение Комиссии. Чтобы решить главную задачу — накормить, одеть и обуть голодающих, нужны были огромные средства. Рыскулов их добивается и получает: на основе его доклада ЦИК Туркреспублики 13 декабря 1918 г. принимает решение об ассигновании на борьбу с голодом 40 млн рублей. А по подсчетам Рыскулова требовалось 80 789 769 рублей в месяц для всей Туркреспублики. Эти подсчеты свидетельствовали о его щепетильности и глубокой порядочности в отношении всего, что касалось народных средств. По его подсчетам суточная стоимость питания одного голодающего составляла 2 руб. 23 коп. Именно из-за нехватки народных средств и тяжелого положения Туркестана он просил отпустить не 80 с лишним, а всего лишь 40 млн рублей. При этом он надеялся, что недостающие средства заработают сами голодающие на общественных работах, заготовке топлива, ну и, разумеется, за счет наложения различных налогов на богачей-баев и манапов.

Настойчивость Рыскулова как руководителя в достижении конкретных результатов по оказанию помощи голодающим поражает. Он буквально ошеломляет своими заявлениями, запросами, телефонограммами и радиограммами различные комиссариаты правительства Советского Туркестана; добивается конкретных решений ЦИК Туркреспублики; готовит и публикует соответствующие приказы самой Центральной комиссии. В качестве примера приведем заявление Рыскулова от 2 января 1919 г. на краевой Продовольственной директории. Он сделал заявление по следующим вопросам:

— о помощи голодающим продуктами первой необходимости;

— об отпуске Центральной комиссии товара для обмена на хлеб и другие продукты;

— об отпуске дополнительных продуктов, для голодающих из резервов республики;

— об использовании аппарата краевой директории для оказания помощи Центральной комиссии;

— об отпуске сырья для организованных коммун бедноты;

— о предоставлении права Центральной комиссии на самостоятельную заготовку продуктов;

— о предоставлении права Центральной комиссии на реквизицию продуктов у баев и спекулянтов.

Все вопросы краевой Продовольственной директорией были решены положительно. Лишь по последнему пункту была сделана оговорка: “Краевая Директория ничего не имеет против предоставления права реквизиции Центральной комиссией у баев и спекулянтов различных продуктов первой необходимости, но эта реквизиция должна производиться в контакте с местными органами”.

А через месяц после заявления Рыскулова на заседании краевой Продовольственной директории и через две недели после подавления антисоветского осиповского мятежа, когда еще действовали временные чрезвычайные органы Советской власти, появляется Приказ № 17 Временного Военно-революционного правительства Туркестанской республики от 3 февраля 1919 г., принятый по настоянию Рыскулова. В нем обращалось внимание всех областных, уездных, городских и районных советов депутатов на необходимость скорейшего и повсеместного проведения мер по спасению голодающих. С этой целью предлагалось:

— все мероприятия по борьбе с голодом во всех совдепах и советских учреждениях проводить вне всякой очереди и следить за точным выполнением этих мероприятий;

— для сокращения роста количества голодающих во всех продовольственных организациях мероприятия производить на равных началах, без учета национальностей;

— усилить контроль за деятельностью органов, отвечающих за помощь голодающим.

Приказ предупреждал всех, что за преступления по службе в деле борьбы с голодом и за умышленно тормозящих дело, лица, допустившие и совершившие преступления, будут предаваться суду революционного трибунала. Персональная ответственность за выполнение данного приказа возлагалась на председателей исполкомов Советов.

Центральная Комиссия строго следила за тем, чтобы в процессе борьбы с голодом не вспыхнули эпидемические заболевания. Дело в том, что в пунктах питания скапливалось огромное количество людей, ослабленных голодом. Они являлись благоприятной средой для возникновения различных эпидемий. Особенно были опасны бытовой сифилис и трахома. В этой связи Центральная Комиссия для предупреждения заболеваний сыпным, брюшным и возвратным тифом, другими желудочно-кишечными заболеваниями, разработала, совместно с Комиссариатом Здравоохранения, специальные меры для их предупреждения. В частности, предусматривалась организация санитарно-гигиенического надзора в местностях, где проживало компактно большинство голодающего населения. На пунктах их скопления (питания, проживания) осуществлялась санитарная обработка, дезинфекция — словом, делалось все возможное для предотвращения вспышек эпидемий. Что характерно и что следует отметить: во времена борьбы с голодом в Туркестане не было крупных очагов эпидемий таких болезней, как оспа, холера, чума. Не было массовых тифозных заболеваний, венерических болезней и туберкулеза.

Для борьбы с голодом правительство Туркестана приняло решение об увеличении площади посевов. С этой целью все земли, пригодные для посева хлеба и не находившиеся в пользовании отдельных лиц или коммун, поступали в распоряжение государства для организации их засева. Идея была хороша, но плохо обеспечивалась всем необходимым для ее осуществления: не было достаточного количества семенного фонда, сельскохозяйственного инвентаря (плуги и т. д.). В этой связи Рыскулов на совместном заседании Временного Военно-революционного Совета и ЦИК Туркреспублики в конце февраля 1919 г. предложил принять экстренные меры для проведения государственных посевов для того, чтобы хотя бы что-нибудь получить у себя, в Туркестане. Надеяться на Центр было нельзя, у него хватало своих трудностей. Так как организация государственных посевов тесно была связана с организацией борьбы с голодом, то он предложил все свободные участки земли передать голодающим. Это позволило бы, по его мнению, использовать труд голодающих, устроить для них дополнительные земледельческие коммуны, создать новые комитеты бедноты. В противном случае, по утверждению Рыскулова, свободные земли, выделенные под государственные посевы, попадут в руки баев, которые и воспользуются новыми возможностями обогащения.

Наконец, в мероприятиях по подъему трудоспособности голодающего населения и привлечению их к общественнополезному труду большую роль играла кустарная промышленность. Именно поэтому ее развитию Рыскулов как председатель Центральной Комиссии придавал серьезное значение. Об этом свидетельствует, к примеру, один из приказов Центральной Комиссии по борьбе с голодом, подписанный им 3 марта 1919 г. В нем, в частности, говорилось о том, что в развитие ранее отданных приказов при помощи экономических отделов местных Советов для организации в Туркестане кустарного производства необходимо:

— немедленно приступить к организации и оборудованию кустарных мастерских: ткацких, войлочных, сапожных, столярных, гончарных и других;

— открыть мастерские по тем отраслям кустарной промышленности, которые развиты в данной местности и которые легче соорганизовать по имеющимся материалам и контингенту трудоспособных голодающих;

— привлечь к работе по созданию мастерских мастеров из местных профессиональных союзов;

— продумать вопросы заготовки сырья и орудий труда для мастерских.

Таковы были лишь общие контуры деятельности Турара Рыскулова на его первом высоком посту республиканского масштаба. Он проявил и мудрость руководителя, и опыт организатора, и зрелость политика в решении серьезной и сложной государственной проблемы. Об этом свидетельствует доклад Рыскулова как председателя Центральной комиссии по борьбе с голодом на VII Чрезвычайном съезде Советов Туркестанской АССР.

Съезд работал с 7 по 31 марта 1919 г. и обсудил три основных вопроса: об экономическом положении Туркестана, о финансовой политике и отчет о работе ТуркЦИКа и Совнаркома. С докладами о борьбе с голодом Рыскулов выступал и на пленарном заседании съезда и на заседании продовольственной секции съезда 20—22 марта 1919 г.

В своих выступлениях Рыскулов прежде всего отмечал необходимость и правильность создания Центральной комиссии по борьбе с голодом и ее аппарата в центре и на местах. Он отметил, что, положив в основу своей деятельности детальное и обстоятельное изучение главнейших причин голода и безработицы, в первую очередь среди коренного населения, Центральная комиссия тем самым получила возможность ориентироваться в этом сложном вопросе. Комиссия и ее аппарат создали свыше 130 столовых и питательных пунктов в Сырдарьинской, Ферганской, Самаркандской и Семиреченской областях, открыли приюты в Коканде, Андижане, Черняеве, Ташкенте. Большая работа была проведена по трудоустройству голодающих. Тем не менее положение оставалось тяжелым, так как Туркестан по-прежнему оставался отрезанным от хлебородных районов центра России. Решить полностью проблему трудоустройства сельского населения не удалось, ибо безработных было порядка 900 тысяч человек. В этой связи в перспективе предусматривались общественные работы по ремонту старых и проведению новых оросительных систем в Ташкентском, Голодностепном, Черняевском, Перовском и Аулие-Атинском уездах.

В целом же, напряжение сил и огромные средства, выделенные для борьбы с голодом, позволили организовать питание около 970 тысяч голодающих, что составляло 1/7 часть всего населения Туркестана. Причем, 75 процентов приходилось на кочевые хозяйства казахов и киргизов.

Вместе с тем, Рыскулов подверг серьезной критике всю деятельность всех советских органов Туркестана, занимавшихся теми или иными сторонами рассматриваемой проблемы. Он обратил внимание прежде всего на то, что во многие продовольственные органы пробились лица исключительно для личной наживы. Очень часто получаемое продовольствие тут же продавалось на базаре или расхищалось баями, перекупщиками, спекулянтами.

“В дальнейшем,— замечает Рыскулов,— должны быть приняты самые существенные мероприятия по борьбе с голодом — с этим бичом народных масс. Сама организация Центральной комиссии — ненормальное явление; когда в нашем правительстве имеется целый ряд экономических органов, на которые возложены прямые обязанности борьбы с голодом, здесь приходится создавать особый орган. Этому органу отпускается громадное количество бумажных денег, этому органу Советская власть стремится предоставить права монополии — и тут же идет против себя, отпуская бумажные деньги, идущие на базар при приобретении хлеба по спекулятивным ценам; купить в другом месте по твердым ценам не приходится, потому что краевая Продовольственная директория определенно заявляет: мы вам дать ничего не можем, потому что у нас нет. И поэтому, если не покупать хлеб у спекулянтов, то значит подписать смертный приговор тем, которые голодают. Но строить здесь Советскую власть на костях туземного пролетариата нельзя, как хотят допустить некоторые”.

В конце своего выступления Рыскулов сказал, что прокулацкие элементы партии левых эсеров Туркестана стремятся к срыву выполнения распоряжений советских правительственных органов о твердых ценах и хлебной монополии. К сожалению, это часто у них случалось. Рыскулов был абсолютно прав.

На VII Чрезвычайном съезде Советов Рыскулова вновь избирают в состав ЦИК Туркестанской республики. Председателем ТуркЦИКа становится Казаков Аристарх Андреевич — из рабочих, член большевистской партии с апреля 1917 г., а заместителем, или, как говорили раньше, товарищем председателем ТуркЦИКа — Рыскулов Турар Рыскулович.

* * *

В апреле 1919 г. у Рыскулова определилось новое направление работы: борьба с ферганским басмачеством. Созданная с этой целью Чрезвычайная комиссия 2 мая 1919 г. выехала в Фергану.

В автобиографии Рыскулов выделяет три периода своей деятельности в годы гражданской войны и военной интервенции (я бы для точности назвал не периоды, а направления деятельности). Так вот, руководство борьбой с голодом он определяет как первый период (направление) своей деятельности в годы войны. Второй период (направление) деятельности Рыскулов объединяет со временем деятельности мусульманских коммунистических организаций РКП (б) в Туркестане. Наконец, третий период (направление) — “это период осуществления идеи борьбы с переселенческим кулачеством, т. е. с колонизаторством”. Все они учтены в данной книге.

“Остальные работы,— перечисляет далее Рыскулов,— определяются в неутомимых работах на разных постах и в провинции (в ряде работ, например, в Фергане совместно с т. Сорокиным и Турсунходжаевым, когда удалось разоружить "дашнаков", отслоить от басмачей туземные массы, следствием чего был переход Мадаминбека, Калы-ходжи и других руководителей басмачества на сторону Советской власти)".

За этими скупыми и краткими строчками скрыта огромная и напряженная политическая, военная и организационная деятельность, имевшая принципиальное значение в борьбе с басмачеством в Ферганской долине.

Комиссия была сформирована в следующем составе: председатель Комиссии — председатель Совнаркома Туркестанской республики Сорокин К. Е.; члены Комиссии — Рыскулов Т. Р. — заместитель председателя ТуркЦИКа; член ТуркЦИКа Турсунходжаев. В Комиссию входили также ответственные работники наркоматов внутренних дел РСФСР и Туркреспублики. При Комиссии была группа переводчиков. Для большей оперативности и быстрой связи с городами и районами вся работа Комиссии проводилась в поезде.

Прежде чем рассказать о работе Комиссии, отметим, что зарождение и распространение басмачества в Фергане как социально-политического явления относится ко времени организации уже известной читателю “Кокандской автономии”. При этом подчеркнем совершенно ошибочное, неверное утверждение будто басмачество времен гражданской войны в Советском Туркестане — это тот же уголовный бандитизм, имевший место в дооктябрьское время. Басмачи дооктябрьского времени — это деклассированные элементы.

Басмачество, совместно с белогвардейцами и внутренней контрреволюцией, было тесно связано с англо-американским империализмом, получая от него оружие, снаряжение, боеприпасы, валюту. Так, представитель Асхабадского правительства бывший действительный статский советник Е. П. Джунковский сообщал Штабу Главнокомандующего вооруженными силами Юга России генерала А. И. Деникина: “В начале 1918 года произошло то знаменитое ’’Кокандскоё восстание", окончившееся подавлением, разгромом г. Коканда и расхищением имущества банков и частных лиц. В отдельных городах Закаспийской области происходит деятельная подготовка к восстанию, причем, в нем участвуют русские и сарты, интеллигентный класс и местное рабочее население, скоро разочаровавшееся в большевиках. Руководящую роль в подготовке к свержению Советской власти играл “Туркестанский союз для борьбы с большевизмом”. В июне Советская власть в Асхабаде была свергнута и вскоре территория от Красноводска до Асхабада и на восток к реке Аму-Дарья была очищена от большевиков...

“Надо отметить,— объективно продолжал Е. П. Джунковский,— что восстание в Асхабаде и других пунктах по Средне-Азиатской дороге носило стихийный характер, было преждевременно, нарушая планы "Туркестанского союза", согласно коим предположено было бы произвести восстание одновременно в центре — в Ташкенте, в Асхабаде, заняв предварительно Красноводск английскими войсками. Таким образом, Туркестан был бы прикрыт с севера войсками атамана Дутова, а с запада от Красноводска — английскими войсками. Это лишило бы туркестанских большевиков военной помощи из центра.

Положение асхабадского правительства в июле месяце становилось критическим.

К счастью, за несколько дней до восстания в Асхабаде “Туркестанский союз для борьбы с большевиками” командировал меня в Мешхед к англичанам, где и было достигнуто с ними соглашение о помощи “Туркестанскому союзу” деньгами, отрядов сипаев и артиллерийским снабжением.

В момент асхабадского переворота отряд сипаев подходил к русской границе к городу Мамед-Абад, в 25 верстах от станции Артык Средне-Азиатской железной дороги.

Асхабадский исполнительный комитет в свою очередь обратился за помощью к англичанам, и в результате переговоров в середине августа подписано с англичанами условие, по которому они обязаны были помочь исполнительному комитету деньгами и отрядом сипаев в 500 человек.

Интересы англичан в установлении порядка были весьма значительны. Именно поэтому из Ирана постоянно прибывали англо-индийские войска. В скором времени после асхабадских событий в Закаспий прибыли — из Ма-мед-Абада через станцию Артык и из Экзели через Крас-новодский порт — батальон пехоты, три эскадрона конницы и одна батарея. В самом же Красноводске гарнизон английских войск составлял 800 человек.

Общее руководство басмачеством с момента его возникновения осуществлял религиозно-националистический центр, имевший основную базу в Ташкенте. Весной 1918 г. организация басмачества вступила в новую фазу и под явно националистическими пантюркистскими лозунгами. Лозунги же были такими: “Туркестан — мусульманский край", “Конец русскому господству в Туркестане”, “Смерть русским”.

В то же время в городах Ферганы усиленно проводилась организация партии “Дашнакцутюн”. “Дашнаки” — члены партии “Дашнакцутюн” создавали свои партийные армянские националистические дружины и вооружали их английским оружием. На первый взгляд “Дашнакские дружины” казались совершенно безобидными, тем более, что они ставили задачу обороны европейского населения от басмачей. На деле же они провоцировали коренное население на борьбу против Советской власти и обостряли национальную рознь в Ферганской области. А советское военное командование в Фергане не замечало, что “дашнакские дружины” своими грабительскими действиями в старых “мусульманских” городах и кишлаках Ферганы лили воду на мельницу басмачества.

Между тем басмаческие отряды и их руководители — курбаши — росли, как грибы после дождя. Все они мечтали о безраздельном господстве и единоличной власти в Фергане. Все они друг другу завидовали, подозревали в неблаговидных действиях, интриговали и, случалось, что в боевых действиях изменяли и мешали друг другу. Особенно курбаши ревновали друг друга к англичанам, которые снабжали их всех деньгами и оружием. Кроме того, ферганское басмачество снабжалось оружием также и эмирской Бухарой и ее эмиром Сеид-Алимханом. Несмотря на свое численное превосходство басмачество не применяло тактики позиционной войны в боевых действиях против Советских вооруженных сил. Передовые басмаческие отряды были небольшие и предельно подвижные (как пешие, так и, в особенности, конные).

Весной 1919 г., к прибытию Чрезвычайной комиссии в Фергану, басмачество на своем вооружении имело уже не только винтовки, но и гранаты, и пулеметы. Басмачи все чаще и чаще начали действовать объединенными силами многих отрядов. При этом в деле военного руководства значительную роль стало играть русское белогвардейское офицерство. Ферганское басмачество настолько окрепло, что под сферу его деятельности подпала значительная часть Ферганской области. И это в условиях резкого ухудшения военно-политического и экономического положения Туркестанской советской республики. В самом деле: на Закаспийском фронте английский генерал Малессон сковал значительные советские силы; Актюбинский (Оренбургский) фронт постоянно пополнялся уральским казачеством, северо-казахстанским и западно-сибирским кулачеством; эмирская Бухара готовилась к выступлению против Советов с тем, чтобы вклиниться между Самаркандской и Закаспийской областями.

В этих условиях советское военное командование в Фергане стало нервничать, все чаще и чаще предъявлять правительству требования о присылке дополнительных воинских подразделений. Но фронтов в Туркестане хватало и все они требовали подкреплений, а воинских частей не хватало. Отсюда следовала политическая актуальность направления Чрезвычайной комиссии для борьбы с басмачеством в Ферганской долине.

Первое ознакомление Комиссии с прифронтовой обстановкой в Фергане было самое неблагоприятное для военных, партийных и советских местных органов. Обращало на себя внимание отсутствие должного порядка в городах, население жило в постоянной тревоге. Дисциплина в войсках была слабой. Процветала спекуляция, особенно вином И самогоном. Межнациональная рознь вызывала явное отчуждение даже в партийных организациях. Это объяснялось активной пропагандой со стороны басмачества и практически полным отсутствием разъяснительной работы со стороны Советской власти.

На предварительное ознакомление с местной политической, военной и экономической обстановкой, национальными отношениями члены Чрезвычайной комиссии потратили несколько дней. Они наблюдали жизнь населения на улице и на работе, побывали в “старых” городах днем и ночью, стараясь установить связь с местным коренным населением. Местные руководящие органы ожидали от Комиссии решительных военных действий, полагали, что вместе с Комиссией прибудут дополнительные воинские подразделения. Но были разочарованы, когда увидели небольшой вооруженный отряд молодежи, разместившийся в двух железнодорожных вагонах.

Первым мероприятием Чрезвычайной комиссии по борьбе с басмачеством была решительная борьба с самогонщиками и торговцами вином. В течение трех дней в этом отношении Чрезвычайная комиссия добилась полного успеха. По словам местной молодежи “теперь даже для лекарства нельзя найти вина”.

Повседневные наблюдения членов Комиссии показывали, что национальная отчужденность в Фергане приняла нетерпимые формы. Коренное население вначале и к Рыскулову, и к Турсунходжаеву, как к членам Комиссии, не говоря уже о ее председателе Сорокине, проявляло недоверие и подозрение. Затем недоверие и подозрение переросли в безразличие. Но установление контактов с коренным населением было упорным, настойчивым и доверительным. Листовки, обращения, беседы с рядовыми басмачами вызывали недоумение местных жителей, особенно басмачей. Их поражало то, что им не угрожали оружием и не отнимали у них оружие силой, а предлагали обращаться в Чрезвычайную комиссию с жалобами на своих обидчиков. Прием посетителей-басмачей с заявлениями и жалобами вели председатель Наркомата внутренних дел РСФСР Соколов и руководитель группы переводчиков Юнусов. Большое значение имело открытие городских базаров и предоставление гарантий на ведение торговли. Наконец, решением Комиссии были сняты с занимаемых постов и высланы из области администраторы и ответственные работники, скомпрометировавшие себя в глазах коренного населения.

Лед недоверия к Комиссии растаял. В Комиссию стали приходить дехкане, ремесленники, торговцы в таком количестве, что секретариат Комиссии едва успевал работать. Но особенного доверия и расположения коренного населения Комиссия добилась после разоружения всех “дашнакских дружин” во всех городах Ферганы. Это было большое событие, весть о котором быстро облетела всю Фергану. По городам и кишлакам пошли слухи и легенды. Одни говорили, что в “Фергану сам Ленин прислал красных большевиков”; другие уверяли, что в “Фергану приехали красные комиссары”. Словом, коренное население ликовало, дисциплина среди басмачей резко упала, а басмаческие курбаши растерялись от результатов работы Комиссии.

Но самое внушительное впечатление производили митинги. Комиссия организовывала их по расписанию. О митингах население оповещалось заблаговременно (листовки и устно). Митинги устраивались в базарные дни на городских базарных площадях Маргелана, Намангана, Андижана. Народные массы заполняли до отказа базарную площадь, прилегающие к ней улицы, крыши домов. Отдельные любители забирались даже на деревья. Но тишина, внимание присутствовавших на митингах всегда поражала членов и работников Чрезвычайной комиссии. На митингах члены Комиссии говорили о политике Советской власти, том, что русские контрреволюционеры и иностранные империалисты мешают советским людям жить и работать. Объявлялась амнистия басмачам, если он сложат оружие и не будут воевать против Советской власти. Но воинские отряды были наготове прежде всего потому, что на митинги приходило много басмачей, однако провокации были редки.

В целом Чрезвычайная комиссия своей работой в Фергане в значительней! мере расстроила планы курбашей и ослабила басмачество. Значительно реже стали совершаться их набеги. Их стало меньше еще и потому, что Чрезвычайная Комиссия организовала в “старых” городах смешанную охрану из красноармейцев и местных жителей. Весной и летом 1919 г. силы басмачества пошли на убыль. Весенние и летние полевые работа дехканство Ферганы в основном выполнило, и Ферганская область стала выходить из голодной полосы. Когда же заметно сгладилась национальная рознь, а руководящие работники военных, партийных и советских органов получили предметные уроки политической борьбы с басмачеством, Сорокин, Рыскулов и Турсунходжаев отбыли в Ташкент для исполнения своих прямых обязанностей.

Результата деятельности Чрезвычайной комиссии по борьбе с басмачеством в Фергане позволили ее членам (Сорокину, Рыскулову, Турсунходжаеву) сделать выводы, которые впоследствии учитывались при борьбе с басмачеством в Самаркандской, Сыр-Дарьинской областях и в Закаспии.

Прежде всего сложность понимания социально-политической природы ферганского басмачества состояла в тесном переплетении социальных, экономических и классовых причин с национальными противоречиями и с крайне тяжелыми последствиями колониальной политики царизма. Дело в том, что при царизме в Фергане сложилось огромное хлопковое товарное хозяйство. Здесь наблюдалось глубокое классовое расслоение дехканства. Байская верхушка, эксплуатировавшая дехкан в порядке наемного труда и издольной системы, была значительна. Занимавшаяся торговлей и посредническими операциями, она практиковала также ростовщичество. Экономически Фергана была тесно связана с экономикой, банками и текстильными фирмами центральной России. Отсюда Фергана получала практически всю промышленную продукцию и полностью обеспечивалась русским хлебом. Гражданская война все экономические связи разорвала. Басмачество способствовало разрыву экономических связей Ферганы не только с Россией, но и с соседними областями Туркестана. Рынки закрылись. Кольцо замкнулось.

Члены Чрезвычайной Комиссии при беседах с хлопкоробами и из писем и жалоб дехкан слышали, видели, читали одно и то же: “хлопок — бар, а хлеб, чай — ёк”. К тому же провокациями, насилиями, грабежами басмачи вынуждали хлопкоробов покидать свое хозяйство и уходить в горы. И когда в результате Деятельности Чрезвычайной Комиссии коренное население частично порвало с басмачеством, среди народных масс слышался уже другой лейтмотив: “война — яман, базар — дело хорошее”.

В разжигании национальной розни в Фергане свою кровавую лепту внесли партийные дружины “Дашнакцутюн”. Это и понятно: в тех кишлаках и городах, где побывали данные дружины, басмаческих действий и агитации не требовалось — коренное население в страхе покидало свои жилища и уходило в горы, спасаясь от зверств дашнаков. Басмаческие курбаши к программам дашнаков добавили свои провокации и выдавали все это за действия советских красноармейцев. Отсюда нетерпимость коренного населения к командованию советских вооруженных сил очевидна.

В то же время руководящие партийные и советские органы, военное командование Ферганы, не понимая социально-политической сущности басмачества, усматривали в нем лишь уголовную направленность. Из такой односторонней оценки проистекали многие ошибки политического характера. Так, когда начала разжигаться национальная рознь, политические руководители не придали этому серьезного значения. Крупнейшей ошибкой было то, что советские и большевистские руководители Ферганы всех, кто покинул свои дома, причисляли к басмачам. Они не пытались отделить трудящихся дехкан, батраков, издальщиков-арендаторов и городских ремесленников от буржуазных националистов, истинных басмачей — баев, ростовщиков. Именно эта ошибка привела к тому, что чем больше в Фергане воевали против басмачества, тем больше росли их силы.

В целом же, лишь соединение Советского Туркестана с Советской Россией в сентябре 1919 г., после прорыва фронтового окружения, обусловило окончательное поражение басмачества и всей внутренней и внешней контрреволюции в этом далеком многонациональном крае. Басмачество было ликвидировано совокупными военными, политическими и экономическими мерами Советской власти.