Страница - 15

С КЛИНКОМ И АВТОМАТОМ

Третьи сутки, не переставая, хлещет дождь. Крупные капли барабанят по брезентовой палатке, прижимают к набухшей земле сочную траву.

Третьи сутки сидят без дела золотоискатели. Куда войдешь в такую погоду?

Сидят, ждут Михаила Злобина. Перед началом дождей парень ушел вверх по руслу безымянной речки. И вот нет. Напарник Злобина, молодой, веснушчатый парень, с вздернутым носом и голубыми, как весеннее небо глазами, периодически вскакивает с матраца и хватается за сапоги.

— Лежи, Васек,— просят товарищи.— Жаром от тебя так и пышет. Выздоравливай.

— А вдруг, что с Мишкой...

— Не пропадет твой Злобин, вернется. Может быть, где-нибудь у крали отсиживается.

Ребята смеются, озорно сверкают глазами.

«Меня утешают,-— думает Василий, укрываясь с головой одеялом.— У самих, поди, тоже кошки на душе скребут. И надо же так случиться, что перед самым поиском прилепилась простуда. Тяжело придется Злобину».

Перед глазами плывут красные, желтые, черные круги. Парню кажется, что он летит куда-то в пропасть. Сверху падают огромные серые скалы: вот-вот раздавят.

— Миша! В сторону... Прибьет! Миша-а-а...

— Опять бредит,— говорит старый золотоискатель Игнатий Федорович Скрябин.

— Парень прав. Надо искать Злобина. Мало ли что может случиться. Ручей-то вон как набух, а дождь все льет.

Встал с нар, размял отекшие ноги.

— Кто со мной?

Но не успели ребята надеть брезентовые дождевики, взять необходимые инструменты, как послышался радостный визг собак. А через минуту в палату ввалился Злобин. Мокрый, заросший, с ввалившимися щеками. Поставил в угол тяжелый рюкзак, сбросил дождевик, полез к печке буржуйке греться.

— Ты чего-же это? Как в воду канул,— сказал старший партии,— Непорядок!

— Постой, не брани,— попросил Злобин.— Не мог прийти раньше. Три шурфа пробил. Пробы в рюкзаке. И вот...

Полез в карман выцветшей солдатской гимнастерки, достал тряпицу. На мозолистой обветренной ладони матово блеснул небольшой самородок.

— Под самым перевалом, в распадке. И песка много. Хоть лопатой греби...

Ребята зашумели. Значит, не ошиблись, выбирая этот глухой уголок Восточного Казахстана. Кончится непогода и они перенесут палатку к «злобинским шурфам». Через несколько дней. Вот удача!

* * *

...Птицей распластался над проселком горячий скакун. К гриве припал всадник. Встречный ветер треплет полы чапана, обдает лицо запахами разнотравья. Скорей, скорей!

 От ay да в аул, от юрты к юрте летит страшная весть: «Война!».

Долетела она и до палатки золотоискателей. Ребята долго сидели, притихшие. Каждый думал о чем-то своем. Но когда прошли минуты оцепенения, Михаил Злобин сказал:

— Придется менять кайло на винтовку.

Про себя же подумал: «Через год вернусь в эти места. Где-то рядом лежит золотоносная жила. Надо искать.»

В конторе, куда пришли золотоискатели, долго не расчитывали. Бойкий подвижный начальник экспедиции бегал по кабинету, смешно жестикулируя руками.

— Какой фронт? Да поймите вы, чертовы дети, что золото во время войны — это те же пушки, самолеты, танки... Надо бить шурфы, промывать породу. Нет, нет! Вы мне здесь нужны. По-зарез!

Встретив требовательный, прямый взгляд ребят, остановился. Затем шагнул к столу и зашелестел бумагами.

— Ну, давай. Кто первый?

Долго изучал поданное заявление. Потом сказал:

— Так, так. Злобин, значит, Михаил Васильевич. Слыхал, А хорошо то место запомнил? У перевала. Не забудешь? Ну и молодец! Едва кончится война, топай к нам. Рука у тебя видно, Михаил Васильевич, легкая. И чутье на золото имеется.

Бросил на лист карандашную резолюцию, обнял по-отечески парня.

— До скорой встречи, искатель. Буду ждать.

* * *

В начале Михаил Злобин попал в полковую школу младших командиров при 47-м запасном кавалерийском полку, который стоял в ту пору в Алма-Ате. Парень утешал себя тем, что быть конником не так уж и плохо. Еще раньше, до войны, Михаил видел кинофильмы «Щорс», «Чапаев», «Амангельды»... Вот по полю, словно птица, несутся кони. К их гривам припали красные бойцы. Еще миг и грозная, многокопытная лавина врезается в боевые порядки врага. Свистят клинки, храпят степные аргамаки. Кто-то подхватил дрогнувшее было знамя. И снова круговорот жестокой сечи. И все это с налету, легко, красиво.

Но... так было в кино. На деле же оказалось куда труднее. Во-первых, как показалось Михаилу, ему дали норовистого коня. Стоило дотянуться ногой до стремени, как Гром — так звали пегого иноходца — начинал скакать по кругу, намереваясь укусить солдата. И случалось, что он выбивал из седла незадачливого наездника, уносясь в конюшню или к коновязи. Ребята смеялись:

— Убьет он тебя когда-нибудь. Или покалечит. Особенно прикрывай это самое...

— Да ну вас!—отмахивался Михаил.

И, кусая до крови обветренные губы, шагал за Громом в конюшню.

Как-то на плац, где занимались бойцы, пришел заместитель командира по строевой части. Долго наблюдал за действиями Злобина, видел как Гром косил недобрыми глазами на своего нового хозяина, затем взял коня под уздцы, ласково похлопал его по лоснящейся холке. Сказал:

— Ты, Злобин, зря горячишься. Гром—лошадь хорошая, понятливая. Да и бывший ее хозяин — герой. Погиб в кавалерийской атаке. Упал, сраженный пулей, в колючий снег, да так и не поднялся.

Помолчал малость, добавил:

— И потом, когда шел бой, Гром не отходил от кавалериста. Трогал его лицо губами, бил копытом мерзлую землю: дескать вставай, хозяин! Битва еще не кончилась, а рядом рвались снаряды, мины. Это брат, понимать надо.

Немудреные слова, а глубоко запали в сердце воина. С этого дня Злобин другими глазами стал смотреть на лошадь. «Так вот ты какой, Гром!» И, бывало, нет-нет да и урвет из своего пайка то ломтик хлеба, то кусочек сахару. А едва случится свободная минута, берется за скребницу, или же ведет коня в «баню»— так называли просторный деревянный сруб, где день и ночь топились печи, имелась горячая вода. Гром страсть как любил купаться!

Но завоевать дружбу коня, это еще не все. Главное занятие: рубка лозы, преодоление препятствий, езда по кругу, джигитовка... Они выматывали кавалериста до изнеможения. Правда, Михаил Злобин еще в партии золотоискателей слыл неплохим спортсменом: он быстрее всех взбирался на крутые увалы, ловко преодолевал бурные потоки. Все это помогло парню за сравнительно короткий срок овладеть навыками кавалериста. И однажды командир полковой школы сказал:

— Ну вот, и лошадь к тебе привыкла, и командир из тебя получился. Через несколько дней на фронт...

Где-то перед войной упорно ходило мнение, что-де кавалерия в современном бою мало приемлема. Попробуй, мол, атаковать с саблями наголо танки, или самоходные установки. Но уже в первые дни Великой Отечественной войны стало ясно: кавалеристы —одна из ударных сил Советской Армии. Корпус генерала Доватора совершил легендарный рейд по тылам врага. И там, где появлялись конники, летели под откос эшелоны, взывались мосты, горели танки, автомашины, гибли целые полки вражеских солдат и офицеров. Правда кавалеристам чаще приходилось действовать, как говорят военные, в пешем строю. Но они обладали завидной маневренностью, и появлялись в самых неожиданных местах. И напрасно гитлеровцы бомбили леса, где по сведениям их разведки должны находиться красные конники, устраивали засады, сбрасывали парашютные десанты. Кавалеристы, выполнив поставленную задачу, словно смерч, уносились на новый участок фронта. И снова гремели взрывы, сверкали клинки, хлопали ружейные выстрелы.

* * *

...Шел октябрь 1942 года. Кавалеристы группами и частями возвращались из глубокого рейда по тылам врага. Они не раз смотрели смерти в лицо. Многие были отмечены правительственными наградами. А он, Михаил Злобин, был еще не обстрелянный. И тем не менее его назначили командиром отделения в один из эскадронов 1-го гвардейского кавалерийского корпуса, которым командовал Герой Советского Союза генерал-майор П. А. Белов.

Эскадронный офицер прямо заявил:

— Полковую школу кончил, звание получил. Давай покажи на что способен.

— А вдруг не справлюсь?

— У кавалеристов нет слова «не справлюсь». В отделении, в основном, ребята грамотные. Опять же дисциплину любят. Ну, а если что и не поймешь — спрашивай: помогу.

Однако командовать долго не пришлось. Как-то Злобина назначили дежурным по конюшне. Нужно было следить за порядком, контролировать действия дневальных. Обязанности не очень сложные, но часам к трем ночи он сильно устал. К тому же трещал лютый мороз, мела колючая поземка. «А не зайти ли в «баню»? Погреться» — решил он. Знал, что за деревянным срубом тепло: наряд, как всегда, грел для купки лошадей воду. Вскоре сюда же вошел дневальный по конюшне взвода противотанковых ружей рядовой Гамзатов.

— Вы почему бросили пост? Сейчас же на место! -приказал Злобин.

— Виноват. Но уж очень курить хочется. Пробовал цигарку свернуть, да пальцы замерзли. Не гнуться.

— Давай. Только быстрее,—разрешил Михаил.

Но не успел солдат прикурить у печки, как на пороге появился дежурный по полку.

— Раскуриваете, значит? А немец рядом. Млаший сержант Злобин, к майору Магометову?

Выслушав «доклад дежурного по полку, майор очень удивился:

— Злобин? Не может быть! Парень вроде бы понятливый;

И, обращаясь к Михаилу, спросил:

— Ты чего же это, брат, подкачал? Ай-ай, как нехорошо. А я, знаешь, почему-то поверил тебе. Вот, думаю, настоящим кавалеристом будет. Джигитом! Ты, я слышал, из Казахстана? Земляк, значит. И конь у тебя наш, казахстанский. Служить да служить. А ты...

Хрустнул снегом, зашагал меж землянок.

Во второй половине дня заиграл горнист, объявляя сбор офицеров и младших командиров. Злобин занял свое место в строю, приготовился слушать. Что-то сейчас скажет комполка? Может зачитает приказ о наступлении? Давно пора — застоялись. А может...

Последняя догадка, словно огнем обожгла Михаила, но он тут же решил: «Не доложил майор в штаб о ночном происшествии. И так отчитал изрядно». И вдруг:

— Младший сержант Злобин. Два шага вперед! «Конец,»—подумал Михаил и встал перед строем. А начальник штаба уже читал приказ. «Командира отделения младшего сержанда Злобина за нарушение Устава караульной службы разжаловать в рядовые и перевести из 3-го эскадрона в 1-й».

«Но нет худа без добра»,— гласит народная мудрость. Уже через три дня командир 1-го эскадрона вызвал Злобина к себе в землянку.

— Примешь 3-е отделение.

Солдат удивленно вскинул брови.

— Это ничего, что рядовой. Была бы голова на плечах. А она у тебя есть. Так и майор Магометов сказал.

Хлопнул бойца по плечу, добавил:

— На ошибках, брат, учимся. Подтяни ребят. Скоро в бой.

И снова занятия: учебные атаки, рубка, джигитовка.

В марте 1943 года кавалерийский корпус генерал-майора Белова перебросили из под Смоленска к Харькову. И сразу же завязались жаркие бои. Один из них на всю жизнь врезался в память Михаила Злобина.

Едва кавалерийский полк форсировал по льду Северный Донец и занял оборону на высоте, как его атаковали немецкие танки. Правда, они шли по проселочным дорогам, обтекая высоту, но от этого не было легче. К тому же налетели самолеты. А против техники, как говорили кавалеристы, на лошади не попрешь.

Танки, которые обходили их, угрожали окружением и откуда-то сверху поступил приказ: «Отступить!».

Для наблюдения за противником на высоте была оставлена группа кавалеристов, с ними Михаил Злобин. Они должны были вести наблюдение за продвижением танковых колонн, заносить на специальную схему боевые порядки гитлеровцев. Выполнив задачу, кавалеристы стали отползать к оврагу, где оставили своих лошадей. Но свежие воронки от бомб и труп коновода наглядно свидетельствовали о недавно происшедшей здесь трагедии. Северный Донец был рядом. И кавалеристы пешком, проваливаясь в глубоком снегу, пробрались к своим, доставив в штаб полка ценные сведения о противнике.

* * *

...Росла и ширилась фронтовая слава кавалерийского полка. Мужал и закалялся в боях Михаил Злобин. К Днепру он подходил уже сержантом. Его отделению поручали наиболее ответственные задания.

«Чудный Днепр», когда-то так пленявший Николая Васильевича Гоголя, встретил кавалеристов настороженной тишиной. Правда, в безоблачном небе то и дело появлялись гитлеровские самолеты. Они бомбили наши тылы, дороги, по которым неудержимым потоком двигались к реке танки, артиллерия, пехота. Высоко-высоко завязывались жаркие воздушные бои.. Самолеты дымили, падали на землю, в Днепр. А правый берег молчал. Казалось, что там, на рыжих обрывах, вымерло все живое. И только ленивые мелкие волны с едва уловимым шорохом лизали желтый песок.

Командир 1-го эскадрона долго изучал в бинокль противоположный берег, недоуменно пожимая плечами.

— Да они ушли, что ли?

Но тут же поправился:

— Не может быть, чтобы оставили такой рубеж без боя. Сидят, конечно, гады. Притаились. Как бы их вызвать на огонь. Провести разведку боем. Но это неоправданный риск. Могут быть большие потери.

Через полчаса командир эскадрона приказал Злобину:

— Возьмешь надежных ребят, человек восемь. Но на тот берег не плывите. Попытайтесь подразнить их с этого берега.

...К небольшому островку, заросшему, ивняком, добрались быстро. Еще миг и умные кони вынесли кавалеристов к самой кромке воды. К осени Днепр сильно обмелел, обнажив звонкие песчаные косы. «На них,— подумал Злобин,— хорошо загорать летом. И рыбы, поди, здесь навалом. Особенно вон там, за перекатом... Но где же немцы? Почему молчат?» Злобин решил проскакать вдоль реки, увлекая за собой товарищей.

Это было уж слишком! Кто-то из тех на противоположном берегу, не выдержал, ударил из пулемета. И сразу ожила оборона противника. В ход были пущены минометы. Пули, осколки, чертили вкривь и вкось влажный песок, рубили гибкие ветки тальника. Но гвардейцев так и не достали. Восемь смельчаков, припав к гривам коней, уносились к своим, на недосягаемое для пуль расстояние. Задача, поставленная командиром, была выполнена. Враг обнаружил себя!

И еще раз вернулся к Днепру Михаил Злобин. Темной ночью 18 бойцов на двух утлых лодках начали переправу. И все шло хорошо. Но откуда-то прилетел самолет, «навесил» над рекой осветительные ракеты. И стало как днем. Еще миг и немцы обрушат на десант лавину огня. Быстрее в воду и к берегу! Злобин поднял над головой автомат, прыгнул в холодную пучину. И чуть не вскрикнул от неожиданности: вода не доходила до пояса.

Почти всю ночь держали небольшой плацдарм конники генерала Белова. Рано утром их подменили пехотинцы. Переправа через Днепр шла полным ходом.

— Все это было. И все до мельчайших подробностей врезалось в память кавалериста Злобина, также как и тот последующий бой, на правом берегу небольшой реки Припять, которую форсировали на лошадях сходу. Конники с саблями в руках выбили немцев с высоты, захватили их траншеи. Контратаки немцев следовали одна за другой. Погиб начальник штаба полка Курашинов. Пали смертью храбрых многие командиры эскадронов и взводов. Ранило и Михаила. Сержант отполз за покалеченный ствол дерева и кое-как перевязав рану, вновь продолжал вести огонь.

Шесть раз ходили конники в атаку. Был момент, когда гитлеровцам удалось вернуть утраченные позиции. Но кавалеристы выбили их снова. А там подоспела помощь... Дальше госпиталь и снова в строй.

Войну Михаил Васильевич Злобин закончил в Берлине, имея на груди орден Красной Звезды и медали «За отвагу» и «За боевые заслуги». Приехал в Казахстан. И уже совсем было собрался на Восток республики, к тому заветному перевалу, где когда-то нашел небольшой самородок золота. Но рана, полученная в бою у Припяти, давала о себе знать. Так и остался он в Алма-Ате, у подножия Заилийского Алатау.

* * *

Сейчас у Михаила Васильевича Злобина самая мирная профессия — он старший технический редактор издательства «Жазушы». Работа эта хлопотливая и, как говорят, скучать не приходится. Но нет-нет да и задумается бывший кавалерист-разведчик. И перед взором встанут картины жестоких боев, поднимутся во весь свой духовно-богатырский рост фронтовые друзья-товарищи. Многие из них не дошли до Победы. Но память о павших живет в сердце. Она — навсегда!