Страница - 17

СОЛДАТ В МАСКХАЛАТЕ

Год на фронте по закону засчитывается кадровым военным за три года. День за три дня. И действительно каждый фронтовой день, да что день,— час вмещал в себя столько пережитого, навсегда памятного, чему трудно, да пожалуй, и невозможно подобрать эквивалент мирного времени. У войны свой, особенный счет времени.

Разумеется, каждому вспоминается ярче всего то, что он видел и чувствовал сам, то что знал о своих фронтовых товарищах. Моя военная специальность в 1944—45 годах была довольно редкой — переводчик разведотдела дивизии. Но как ни люблю я свою фронтовую профессию военного переводчика, все же я хорошо понимаю, что она, как говорится, была второстепенной, основанной на результатах боевой работы полковых и дивизионных разведчиков. Ведь это они в трудных поисках захватывали ценных «языков».

Много раз, в течение более четырех месяцев исполняя обязанности помощника начальника разведки дивизии, участвовал я и в подготовке поисков. Естественно, что я близко знал многих из этих отважных людей в маскировочных халатах. Нередко в первой траншее, еще разгоряченные поиском, они коротко рассказывали мне о схватках с врагом, о трудностях пути к переднему краю противника.

Разведчики, доставившие пленного, обычно терпеливо дожидались окончания допроса, а лишь потом уходили на отдых. И при этом неизменнно задавался вопрос: «Язык» толковый?». Это любопытство легко оправдать. Ведь они шли в бой, ежеминутно рисковали жизнью именно ради того, чтобы взять не просто пленного, а именно «языка», то есть гитлеровского солдата или офицера, который может сообщить нужные командованию сведения.

Чаще всего, я откровенно отвечал разведчикам, что пленный знает достаточно много и дал ценные показания.

Лишь в редких случаях мне приходилось чуть-чуть кривить душой. И говорить, что «язык» толковый, даже тогда, когда попадался пленный, который, ввиду своего служебного положения знал не очень много. Но посудите сами — не мог же я обидеть людей, перед мужеством которых преклоняюсь, тех, кто вопреки смертям шел сквозь минные поля, проволочные заграждения, огонь врага, чтобы захватить пленного.

Много еще будет написано об успехах разведчиков. Но пусть ни у кого даже не возникнет мысль о легкости их ратного труда. Нет — это повседневная, упорная, кропотливая, сложная и опасная работа. И если не запланирован на сегодня поиск, то будут занятия, многочасовые тренировки в любую погоду — в дождь, холод, снег. И местность командир выбирает самую сложную, изрезанную естественными препятствиями, заболоченную или плоскую, как доска, в которую нужно буквально врасти, чтобы не быть вамеченным. Преподаватели на занятиях самые опытные, самые строгие, а экзамен сдавать нужно уже не командиру, а войне. Высокое мастерство, большое напряжение сил требуется, чтобы захватить «языка».

Передний край врага опутан колючей проволокой, везде минные поля. А в ночное время небо над линией фронта то и дело озаряется светом ракет. Погаснет одна, в небо устремится другая. И так без конца да самого рассвета. «Страховки» ради враг то и дело обстреливает нейтральную полосу. И, если заметит разведчиков, то сразу же обрушивает на них удары артиллерии и минометов, огненные смертоносные струи пулеметных и автоматных очередей.

Не остается бездеятельной и разведка противника. Часто происходят ожесточенные встречные схватки на «ничейной» земле с вражескими разведгруппами. Помню и такой случай, когда наша большая поисковая группа, действуя в густом лесу в районе Августовского канала, натолкнулась на хитроумно устроенную засаду противника и понесла немалые потери.

Не однажды мне приходилось с болью в сердце составлять донесение в разведотдел штаба корпуса о неудаче поиска. И, не напрасно среди разведчиков бытовала такая горькая шутка про формулу «четырех О»—осветили, обнаружили, обстреляли, отошли.

Да, далеко не все и не всегда бывало у них гладко. О трудностях, и даже неудачах, пишу же для того, чтобы читатель, особенно молодой, яснее представил себе сложную работу общевойсковых разведчиков. И тем больше чести, тем выше наше уважение к этим подлинным героям, благодаря каждодневному подвигу которых, командир своевременно получал разнообразные сведения о противнике, так необходимые для руководства войсками.

Хотелось бы подчеркнуть, что успех разведпоиска решали в боевой обстановке — тщательность его подготовки» умелые, решительные действия всех разведчиков. Всех и каждого. Об одном из лучших бойцов 237 отдельной разведывательной роты нашей 153-й стрелковой дивизии и пойдет дальше рассказ в этой маленькой документальной повести. Представляю тебе, читатель, этого разведчика: сержант Жангалий Кужанов.

Впервые я услышал о Кужанове (его называли в дивизии Женей) вскоре после того, как меня перевели из стрелкового батальона в разведотдел. Было это в начале февраля 1944 года.

СТАРАЯ ФРОНТОВАЯ КАРТА

Через много лет после войны бывший начальник оперативного отдела нашей дивизии майор запаса Владимир Антонович Немчак, ныне москвич, строитель, подарил мне карту-схему боевых действий нашей дивизии юго-восточнее Витебска зимой 1944 года. На карте нанесена оперативная обстановка на участке дивизии в начале февраля. Красная карандашная линия — наша первая траншея. Отсюда из этих окопов бойцы поднимались в атаку на позиции врага, укрепившегося по высотам в деревнях Горы, Малые и Большие Бобовики, Дрыбино, Косачи. Бой шел буквально за каждый метр земли, за каждый хуторок, отдельный дом, даже сарай.

Тогдашний командир дивизии Николай Иванович Краснов, коренастый человек, с хриплым, простуженным голосом, руководил боем с передового наблюдательного пункта. Но в заснеженном, густом лесу видимость была недостаточной, бой распадался на отдельные схватки. Чтобы внести ясность, куда вышли наступающие, приходилось направлять связных.

— Надо послать кого-либо из толковых ребят твоих, пусть узнают: сарай на высоте уже взяли, донесения нет,— сказал Краснов начальнику разведки Нарыжному.

— Кужанов,— негромко окликнул майор Нарыжный. Из-за поворота траншеи возникла фигурка маленького, ладного солдатика в белом маскхалате. Из-под наброшенного на ушанку капюшона сверкали ясными угольками живые черные глаза. Выслушав задание, он через мгновение легко перебросив свое тело через бруствер, уже бежал, пригнувшись, через перепаханное минами и снарядами поле к дальнему леску на высотке, откуда доносилась приглушенная стрельба. Зимой и не заметишь как сгущаются сумерки. Уже совсем стемнело, когда дверь блиндажа, куда спустился комдив с НП, чтобы переговорить по телефону, тихонько скрипнула и на пороге возникла фигура в маскхалате. Правда, даже при тусклом свете фронтовой лампы — снарядной гильзы с фитилем — было видно, что маскхалат Кужанова уже не белый, а весь в разводьях болотной грязи, кое-где порван, сразу не поймешь от проволоки ли, или осколками посекло.

Он подошел к Краснову ближе и четко отрапортовал:

— Товарищ полковник, два часа тому назад сарай и опорный пункт взяты нашим батальоном. Командир полка находится там. Он и комбат посылали двух связных к вам. Один убит, второй тяжело ранен.

Кужанов осторожно положил на стол несколько сухих щепок и клок соломы.

— Что это?— удивился Краснов.

— Вещественное доказательство. Взял в сарае. А вот донесение от командира полка — и Кужанов протянул комдиву вчетверо сложенный листок бумаги.

— Сам-то цел?— потеплевшим голосом спросил Краснов,— одновременно цепким взглядом пробегая угловатые строки донесения.

— Цел. Это только маскхалат да полушубок немного зацепило,— ответил сержант Кужанов.

— Молодец, иди отдыхай.

Когда за Кужановым притворилась дверь комдив отдал по телефону распоряжение перебросить на высоту из дивизионного резерва две усиленные стрелковые роты. А потом, положив трубку, как бы без связи с предыдущим, сказал Нарыжному.

— Да, недаром говорят, мал золотник, да дорог.

...На старой фронтовой карте за синей линией, обозначавшей вражескую оборону, нанесены рукой Немчака наименования гитлеровских соединений. Их состав, смену частей, замыслы врага уточняли своими действиями наши разведчики.

Очередной разведпоиск готовился как всегда тщательно, хотя и в сжатые сроки. Объектом поиска было избрано боевое охранение врага — пулеметный расчет, выдвинутый перед гитлеровской траншеей.

Задача: взять «контрольного языка». Почему «контрольного»? Сведения, полученные у него, должны были подтвердить, уточнить или изменить уже имевшиеся у нас данные о противнике.

К поиску готовились девять человек. Возглавлял группу старший сержант Иван Федорович Шаталов, отважный воин друг Кужанова.

Иван Шаталов здесь же под Витебском, но на месяц раньше стал известен после любопытной истории. Группа, которую он возглавлял, прорвалась к вражеской траншее и взяла пленного. Обратно к себе разведчики вернулись не только с пленным, но и с добротной печной трубой. Дело в. том, что в их землянке труба была плохонькая — поблизости найти лист железа было здесь проблемой, отступая гитлеровцы все в округе разорили, уничтожили.

Так вот старший сержант Шаталов в ночной темноте, в горячке боя рассмотрел, что на вражеском блиндаже вполне приличная труба. Он ее рывком выдернул, в образовавшееся отверстие «опустил» гранату, взрывом обрушило гитлеровский блиндаж. Разведчики беспрепятственно вернулись к себе. А потом знай нахваливали Ивана Федоровича. Благодаря его смекалке, в тесной землянке разведчиков стало теплее, уютнее, печурка оснащенная трофейной трубой дымить вовсе перестала. Впрочем эта история одна из многих, которые можно было бы рассказать о фронтовой жизни бывшего колхозника из сельхозартели «Наша Родина» Ивана Шаталова. До войны он работал в Краснодарском крае. А в нашу дивизию прибыл уже из госпиталя, после ранения.

Итак, Шаталов повел свою группу в очередной поиск. Настали самые напряженные, ответственные минуты.

...До вражеского боевого охранения, где находилось два пулеметчика противника, разведчики подползли бесшумно, вслед друг другу. Залегли, притаились. Время от времени гитлеровцы, находившиеся в охранении давали короткие беспокоящие очереди из станкового пулемета и пускали ракеты, освещавшие окружающую местность.

Разведчики залегли за кустарником и ждали момента, когда погаснет очередная ракета, но вот прозвучала короткая, приглушенная команда старшего группы. Бойцы бросились вперед. У каждого из них была четкая, заранее поставленная и продуманная задача.

Жене Кужанову предстояло обезвредить одного из пулеметчиков. А он, заметив, ринувшихся к траншее советских солдат, открыл огонь длинными очередями. Кужанов, который был совсем рядом, отчетливо видел пульсирующее смертельное пламя. Исход дела решали мгновения. Резким рывком Женя проскочил расстояние, отделявшее его от траншеи боевого охранения, и достиг так называемого «мертвого» пространства, куда огонь из пулемета не мог опуститься из-за рельефа местности. Отсюда сержант Кужанов двумя короткими автоматными очередями заставил замолчать вражеского пулеметчика. Затем он спрыгнул в траншею. Нужно было решать основную задачу — взять пленного.

Где же второй пулеметчик? В темноте его не было видно. Вместе с подоспевшими товарищами Кужанов стал искать. Но что это? В одней из стенок траншеи ниша, завешенная плащпалаткой. В ней, по-видимому, пулеметчики по очереди укрывались от непогоды, а главное, от артиллерийского и минометного огня. За плащпалаткой и притаился гитлеровский солдат. И вот уже, подчиняясь разведчикам, пленный быстро выбирается из траншеи и бежит в сторону советских позиций, сопровождаемый двумя нашими бойцами.

Но схватка с врагом еще не закончена. С основных позиций противника в сторону разгромленного боевого охранения бросилась большая группа гитлеровцев. Наши разведчики открыли по ним огонь из трофейного, пулемета и автоматов. Враг залег и тут же начал в панике откатываться к своей траншее. Захватив пулемет, разведгруппа под прикрытием артогня, открытого нашими артиллеристами, стала отходить к своему переднему краю.

Во время боя был ранен Иван Шаталов. Казах Кужанов оказал своему русскому другу первую помощь и вынес его с нейтральной полосы.

Пленный, который был взят в этом поиске, стал для меня первым «языком», в допросе которого мне довелось участвовать как переводчику. Может быть, поэтому так хорошо запомнилось все, что с восхищением говорили о действиях Кужанова его боевые товарищи.

Кто же он, Кужанов, откуда родом, как стал настоящим бойцом — разведчиком, таким, каким проявил себя в разведпоиске в ночь на 8 февраля 1944 года. И если мы с полным основанием говорим о преемственности семейных традиций, то и я начну с рассказа об отце Кужанова. Думается, что без строк из биографии отца солдата неполным будет и рассказ о судьбе самого солдата минувшей войны.