Страница - 34

Глава тридцать пятая

— Ради эмира, не жалейте милостыни! — протянул руку нищий.

Это был пароль. Но хозяйка стала браниться:

— Надоели вы со своим эмиром... Убирайся...

Маджид вышел на шум в коридор, узнав знакомый голос.

Перед ним стоял улыбающийся Шо-мирзо. Маджид крепко обнял его. По радостно сверкавшим глазам он понял, что молодой таджик оправдал его доверие.

— Ну, докладывай, что нового? — с нетерпением спросил Маджид.

— В армии эмира сорок тысяч сарбазов. Прибыло несколько тысяч ополченцев и афганский стрелковый полк из Кабула. Говорят, его прислал Аманулла-хан по просьбе шейха. Наступление эмир назначил на пятое сентября.

— Еще что?

— Агзам ездил в Локай к Ибрагим-беку, в Қарате- гин — к Махсуму Файзулле. Ведутся переговоры с басмачами Ферганы.

— Как настроено население?

— У всех брови нахмурены.

У Маджида появились в глазах веселые искорки. Он снял тужурку и стал переодеваться.

— Как вы относитесь к джадидам? — спросил не­ожиданно Шо-мирзо.

— Народу с ними не по пути!

— А Ташкент предоставил им убежище,— сказал Шо- мирзо,— Они издают газету и призывают к созданию мусульманской республики.

— Ну что же, временно они наши союзники!

— Ваш друг Амен тоже джадид?

— Нет. Амен один из тех, которые находятся в армии эмира случайно.

Маджид переоделся, и они вместе вышли на улицу. На окраине Кагана было тихо. Все окна закрыты став­нями. Они не смогли пройти через площадь, заполненную воинскими частями. Пришлось обойти кругом, мимо стан­ции. Здесь выгружались эшелоны. Красноармейцы кана­тами стягивали с открытых платформ тщательно заку- тайные в брезентовые чехлы пушки. На каждом шагу часовые — узбеки и таджики в цветных халатах — тре­бовали пропуска.

Маджид и Шо-мирзо, изрядно проблуждав, попали в бывший дворец эмира в самый разгар совещания. Ог­ромный зал был переполнен командирами и политработ­никами. На паркетном полу валялись окурки и клочки бумаг. За круглым столом стоял Фрунзе, а рядом сидел Куйбышев.

Фрунзе знакомил с диспозицией предстоящего боя. В руке он держал школьную линейку и ею водил по карте.

— ...Старая Бухара стоит на канале Шахруд в рав нине, в зеленом оазисе. На севере примыкают кишлаки с арыками и орошаемыми полями. Еще дальше—солон чаковая степь, выжженная равнина. Штурмовать город будет каганская группа. Ее левая колонна, в составе первого восточно-мусульманского стрелкового и кавале­рийского полков, а также отряда особого назначения при двух орудиях, ударит в Каракульские ворота.

Фрунзе сделал небольшую паузу и продолжал:

— Правая колонна, состоящая из партизанских от­рядов, десятого и двенадцатого стрелковых татарских полков, первого кавалерийского полка, четырех орудий пятьдесят третьего автоброневого отряда и бронепоезда, направит свой удар на Каршинские ворота. Авиация, осо­бая артиллерийская группа со стадвадцатидвухмиллимет- ровыми орудиями поддержит правую колонну. Чарджуй- ская группа из бухарских коммунистов, захватив старый Чарджуй, овладеет переправами через Аму-Дарью. Са­маркандская группа, наступая через перевал Тахта-Ка­рагач, города Китаб и Шахризяб, захватит Карши-Гу- зар и закроет путь войскам эмира на юг...

— Хочу напомнить — Бухара опоясана глинобитными высокими, толстыми стенами. В крепости одиннадцать ворот, сто тридцать одна башня. Так что эмир в этой кре­пости, как черепаха в скорлупе. Стараться взять его живым...

Фрунзе сделал передышку и сказал, обращаясь к Мад­жиду:

— При взятии Бухары охрану дворца и памятников старины поручаю лично вам!

Куйбышев что-то прошептал Фрунзе. Михаил Васильевич кивнул головой и снова обратился к залу:

— Обращение к бухарскому народу готово?

Узбек с огромными черными глазами на бронзовом лице прочел текст обращения.        .

В тот же вечер Шо-мирзо ушел снова в Бухару с листовками под халатом.

Рано утром началось наступление войск Фрунзе на старую Бухару.

...Внезапным фланговым ударом Красная Армия чуть не захватила в мешок передовую часть войск эмира, сто­явшую под Каганом. Казахи нуратинского бекства рас­сыпались, как горох из дырявого мешка. Сарбазы бежа­ли в Бухару, увеличивая панику и всеобщую суматоху в крепости.

Жунус в эту ночь не спал, он задремал только к ут­ру. Его разбудил грохот орудий, сотрясавший город. Дро­жали стены дома. С потолка сыпалась штукатурка.

Зажав в клещи старую Бухару, Фрунзе наносил уда­ры по двум направлениям: в ворота Шах-Джалял и в Каршинские ворота. По крепости били из тяжелых ору­дий. Начался штурм.

Жунусу удалось только к вечеру найти имама Агзама, показавшегося ему бодрым и даже уверенным в победе. Но все же имам сказал:

— Если мусульмане уйдут из своей столицы, то так хлопнут дверью, что содрогнется весь мир!

От этих слов Жунуса передернуло, но он ничего не ответил.

 Во дворце по-прежнему возлагали большие надежды на афганских стрелков и на арыки. Эмир приказал за­крыть главную магистраль, подающую воду.

На следующий день Жунус подошел к медресе ха­лифа Нияз-Қул, Гвардия эмира палила из четырех ба­шен медресе, с трудом сдерживая натиск красного бу­харского полка, наступавшего со стороны Каршинских ворот.

Жунус еще издали увидел мулл и дервишей, столпив­шихся у башен возле ворот. Одни громко читали молит­вы, другие жарко спорили. Имам Агзам разговаривал с шейхом.

Не успел Жунус подойти к ним, как из переулка хлы­нули афганские стрелки. Они шли четкими и ровными шагами, заполнив узкую улицу. Не зная куда свернуть, Жунус, подобрав полы халата, тяжело побежал впереди строя.

В это время имам Агзам раскрыл коран в красном сафьяновом переплете, поцеловал его и пошел впереди толпы мулл. Шейх остался на месте. Ворота распахну­лись настежь. Муллы протяжно завопили в один голос и побежали навстречу красному бухарскому полку. Жунус с изумлением наблюдал, не зная, что будет дальше.

Имам Агзам закричал хриплым голосом:

— Остановитесь! Во имя аллаха! Правоверные!

Уродливый дервиш сорвал с себя рубашку и обнажил грудь:

Стреляйте, мусульмане!

Имам Агзам приложил коран ко лоу и закричал еще громче:

— Стреляйте в коран! Стреляйте, мусульмане!

— Будьте вы прокляты! Вероотступники!

— О алла!

Красные воины растерялись. Некоторые опустили вин­товки. Имам Агзам взмахнул кораном над головой и упал ниц, за ним попадали муллы. Афганские стрелки от­крыли шквальный огонь. Но в эту минуту над городом низко пронеслись два самолета. Разорвались авиабом­бы: одна над афганскими стрелками, другая в крепости. Имам Агзам, бойко работая локтями, пополз обратно в ворота.

В городе вспыхнули первые пожары. Ярким бездым­ным пламенем горел хлопок.

Жунус растерялся, он не знал, что делать. В такие ми­нуты тяжело человеку быть одному. Хорошо бы разыс­кать Амена.

Қ ночи началась паника. Крепостные стены кое-где были взорваны. Бои шли на улицах.

— Бегут! — сообщил хозяин дома Жунусу.

— Кто

— Из дворца!

— Откуда ты знаешь?

— Только что по нашей улице прошли нагруженные слоны. Прямо в Гинджуванские ворота.

Жунус поспешил выйти из дома.

По улице нескончаемым потоком двигались груженые арбы.

Жунус заметил Агзама, сидевшего рядом с шейхом в двухместной коляске. Имам знаками предложил ему место в обозе. .

— Твое счастье, что ты увидел нас! — крикнул он- Не все успели. Даже первый министр...

Дальше Жунус не расслышал. Неподалеку упал снаряд. Испуганные лошади, обезумев от страха, по­несли...

Когда эмир с шейхом и старшим евнухом находился в сорока верстах южнее станции Кзыл-Тепе, сарбазы дра­лись с красноармейцами на улицах и в домах. Из окон и крыш бухарцы ошпаривали наступавших кипятком. Пробираясь сквозь пламя, наступавшие проникли на пло­

щадь перед цитаделью. Широкая каменная лестница ве­ла к воротам дворца.

В первом ряду красных бойцов бежал Маджид с гра­натой в руке, прыгая со ступеньки на ступеньку...

Утро застало Жунуса, не спавшего всю ночь, на клад­бище под тенью туркестанского клена. Он обдумывал изречение восточного мудреца: «Память человека — ли­сток белой бумаги, на ней жизнь заносит свои заметки. Время безжалостно стирает их. Остаются лишь чуть за­метные следы начертанных жизнью трагедий, большой радости и горечи. Чтобы прочесть эти знаки, надо на­вести на них яркий луч воспоминаний никогда и ничего не забывающего сердца».

Он навел этот луч и остро ощутил свое полнейшее бессилие. Как щепку несет его водоворот событий. Трое суток прошло с того дня, как он покинул горящую Бу­хару в обозе отступавших войск эмира. За что он обрек себя на добровольное изгнание? Мог же он остаться в Бухаре, занятой войсками Фрунзе? Вместо того, чтобы решительно порвать с имамом и перейти на сторону на­рода, он безвольно последовал за эмиром, искавшим спа­сения в бегстве.

Когда Агзам предложил место в повозке, Жунус от­казался, он не хотел бежать. Но неподалеку в эту ми­нуту разорвался снаряд и напомнил ему о смерти. Страх падающего в пропасть, страх неизбежной гибели охватил его душу. Нет, лучше было бы погибнуть в тот страш­ный день, чтобы не мучиться сейчас от угрызений со­вести...

Он вспомнил Нашена, приславшего к нему джигита с приглашением вернуться домой... Зачем он не послушал мудрого акына, передавшего ему через посланца всего девять слов: «Лучше на родине быть последним, чем у чу­жих султаном...»

Солнечные лучи начали греть спину. Жунус задремал. Ему снилось подземное царство Сулеймана... Огромные змеи подносили на своих хвостах кушания и сладости. Вдруг одна из змей злобно ударила его хвостом по спине. Он вздрогнул и... проснулся.

Рядом стоял Агзам и ласково похлопывал по спине.

— Проснитесь, дорогой мирза, пора ехать! — сказал имам, опустившись рядом на холодный камень.— Ко­ляска разбита. Я нашел подводу. Только придется ехать на ишаке.

Жунус поморщился и ничего не ответил. Они посиде­ли молча, думая каждый о своем.

Имам поднялся, взял Жунуса под руку и сказал: — Помолимся аллаху и едем.

— Куда? — спросил Жунус.

Агзам удивился:

— Разве Жунусу неизвестно, куда мы едем?

— Да, мне неизвестно.

— В Гиссар. А там, аллах поможет, на отдых.

— Я надумал другую дорогу,

— Какую?

— Поехать в Ташкент.

Агзам вздрогнул, замахал руками.

— Я вам больше не попутчик, имам! — глухим голо­сом сказал Жунус.

И Агзам понял, что больше говорить бесполезно.