Бет - 4

Глава четвертая

Гульжан, сестра Сахи, поехала в Узун-Агач узнать о судьбе исчезнувшего отца. В ауле прошел слух, что ба- халши Бозтай ездил в Туркестан по торговым делам, побывал в мавзолее Ходжа-Ахмеда -Яссави и узнал о Жунусе, Говорят, старик жив и завел новую семью.

Гульжан нашла Бозтая, своего давнишнего поклонни­ка. Слух оказался ложным. Бозтай клялся, что такого разговора не было. Правда, он слышал от настоятеля мечети, что Жунус в Бухаре. А больше он о. нем ничего не знает.

Эта весть огорчила Гульжан, но зато другая новость, услышанная в Узун-Агаче, обрадовала ее. В Кастек на днях должны вернуться беженцы из Китая.

Гульжан торопилась в аул сообщить радостную весть.

Бозтай навязался проводить ее. Сколько раз он меч­тал остаться с Гульжан наедине! Красивая дочка Жунуса приглянулась ему давно. Не нравилось в ней только одно — невоздержанный, резкий характер и странная манера носить мужскую одежду. Должно быть, Гульжан знала, что женатый Бозтай к ней неравнодушен. Не по летам лысый, рыжий, он всегда был неприятен девушке, и она с радостью бы поехала домой одна. Но не так-то легко отвязаться от Бозтая.

Цыганка-ночь раскинула на небе бархатную плахту, , вышитую узорной россыпью звезд. Вдали темнели не­приступные, вечно снежные вершины Алатау. У под­ножия гор мерцали огоньки аула. Тишина нарушалась топотом конских копыт.

— Гульжан! — обратился Бозтай к девушке.— Скоро я еду в город. Есть слух, что хорошую землю дают тем, кто будет воевать.

— Какая война? — Гульжан придержала коня.

— Говорят, казахи опять будут воевать с русскими, — Кто сказал?

— Приехал адвокат Сугурбаев из Ташкента. Он го­ворил... Что же, я не против...

— Вояка! Где вы были в шестнадцатом году?

— Воевал с русскими.

— Не слыхала.

Бозтай уловил насмешку в голосе девушки.

— Отец рассказывал про многих джигитов-героев. Но о вас никогда не вспоминал...

— Вот отец-то твой и сбежал. Не хватило пороху...

— Не вам о нем судить! — возмутилась Гульжан.

Бозтай помолчал. Зачем сердить девушку?

— Я пошутил, Гульжан. Не хотел обидеть тебя. Луч­ше поговорим о другом.

— О чем же?

— У шелка одинаковые узлы, а у молодых одинако­вые желания,— начал издалека Бозтай.

— О чем это вы?

— О том, чтобы соединить наши сердца.

— Кто терпелив, на тележке догонит зайца! — на­смешливо сказала девушка.

— Думаю, что я не только догнал, но и схватил, как беркут!

— Мой беркут давно уже схватил меня.

— Знаю, на кого намекаешь. Но его нет в живых.

— Пусть змеи снесут яйца в ваши уста! — с нена­вистью сказала Гульжан.

— О, какой у вас язык! — Бозтай засмеялся.— Я не выдумал. Мне сказали беженцы из Пржевальска. Смена, . говорят, отравил уйгурский купец.

Гульжан усмехнулась. Во-первых, Смен погиб во вре­мя восстания. Об этом рассказывал Жунус, восхищаясь его подвигом в бою. Во-вторых, ее возлюбленного зовут Бакеном.

— Я дала нареченному слово, что буду ждать его воз­вращения!

— Если хочешь просидеть всю жизнь в девках, жди!

Гульжан не выдержала.

— Тот, кого я жду, уже едет! — радостно восклик­нула она.

— Кто же он?

— Вы недостойны знать его имени.

— Что? — рассвирепел Бозтай.— Даю тебе сроку де­сять дней. Если за это время не дашь согласия, пеняй на себя!

Конь Бозтая, испугавшись, фыркнул и бросился в сто­рону.

Всадник выпустил из рук повод и, потеряв равновесие, свалился с коня.

Девушка весело рассмеялась:

— Эх, вы, а еще воевать собрались!

Обидный смех хлестнул Бозтая по сердцу. Обозлив­шись на коня, он ожег его плетью. Конь умчался в горы. Гульжан захохотала еще веселее.

— Ну, что же, теперь прогуляйтесь пешком. Дого­нять вашего коня я не буду. А посадить с собой...— в го­лосе девушки прозвучало презрение.— Вы этого недо­стойны!

— Недостоин?

Бозтай попытался стащить девушку с коня. Он схва­тил ее за ногу. Гульжан плетью ударила его по голове и хлестнула своего коня. Конь рванулся. От резкого толчка Бозтай распластался на земле. Исчезая во мра­ке, девушка слышала брошенные ей вслед злобные сло­ва: «Я тебе этого не прощу!»

В аул Айна-Куль Гульжан приехала одна. В ночной темноте еле заметно выступали очертания юрт. Возле одной из них стояла мать.

— Что с тобой, моя опора? Почему так поздно? — Фатима чутьем матери угадывала волнение дочери.

— Поздно выехала!

Гульжан умолчала о столкновении с Бозтаем. Фати­ма сделала вид, что поверила.

— Слыхала что-нибудь про отца?

Девушка передала все, что рассказал ей Бозтай, и закончила взволнованно:

— Ой, мама, какая радость! Едут наши из Китая!

— Кто сказал?                          .

— В Узун-Агаче есть такой слух. Надо сообщить всем в ауле.

— Иди, свет моих глаз, обойди все юрты. Проси су- юнши.

Фатима забыла обо всем, словно в числе возвращаю­щихся она надеялась встретить Жунуса.

Гульжан побежала к озеру. Здесь в крайней юрте жил кузнец Токей, дядя Бакена. Токей днем и ночью не вылезает из кузницы. Про него в ауле говорили: «Токей потемнел не столько от сажи, сколько от злости».

 Гульжан подошла к юрте и толкнула двухстворча­тую филенчатую дверь.

— Кто там? .

— Токе, готовь суюнши! — воскликнула Гульжан.— Бакен едет!

— Бакен? — Токей не поверил.— Откуда узнала?

— В Узун-Агаче. Только что оттуда!

— О аллах, помоги верному рабу! — всхлипнула же­на Токея от радости.

Гульжан не стала задерживаться, поспешила к юрте акына Нашена. Он четыре года лежал в постели после того, как его высек Гейциг за призыв к восстанию. Не­мец постарался: у акына отнялись ноги.

Гульжан приоткрыла войлок и громко крикнула:

— Нашеке!

— Это кто?

— Я, Гульжан. Едут наши из Китая!

— Неужели правда?—акын хотел подняться; но боль, сковывавшая обручами поясницу, дала знать о себе. Он застонал.

— Готовьте песни, Нашеке! Завтра приду! — крикну­ла Гульжан и побежала дальше, к саманной лачужке, упиравшейся в отвесную скалу. Здесь жила бабушка Кудан, одинокая бедная старуха. В молодости она слы­ла красавицей. За ней в ауле установилась слава чародейки. Она не без успеха лечила детей. Был у нее муж-^- Гейциг его повесил как дальнего родственника Жунуса. — Бабушка! — крикнула Гульжан у самой лачужка.

— О аллах! Кто это так поздно ночью? — заворчала Кудан.

— Бабушка, суюнши! Вставай!

— Не Гульжан ли? Что тебе надо, баловница, ночи?

— Суюнши готовьте!

— Отец вернулся?

У Гульжан на миг защемило сердце.

Едут наши из Китая! — крикнула она.

— О, аллах услышал мою молитву — запричитала Кудан.

А Гульжан уже бежала дальше и громко кричала у каждой юрты, не заходя в нее:

— Наши едут! Наши!

Вскоре весь аул поднялся на ноги и зашумел. Разбу­женные старухи заохали, дети плакали, женщины звон­ко смеялись.

Каждому хотелось самому услышать подробности радостной вести.

Сияющая, взволнованная Гульжан не уставала отве­чать на вопросы. Скоро, очень скоро приедут мужья, от­цы, братья, дети. Вернутся те, кого уже и не надеялись видеть в ауле. Счастье, счастье!

Не радовалась только одна Фатима. Она вспомнила Жунуса. Тяжело было у нее на сердце. Вчера утром ма­лолетний сынишка Асхар сказал ей, что во сне видел от­ца, он упал с высокой горы. А недавно и самой Фатиме приснился муж. Жунус, высунув голову из могилы, страшным голосом звал ее на помощь: «Фатимажан, протяни мне руку!». Утром она рассказала свой сон ба­бушке Кудан. Старуха велела в жертву аллаху принести белого барана. Целый день в ушах Фатимы звучал умо­ляющий голос мужа. Мучительно переживала она ужас­ное сновидение...

Вот уже скоро два года, как муж уехал неизвестно куда. Вначале казалось, Саха знает что-то об отце, но, боясь огорчить ее, упорно молчит. Фатима хорошо пом­нит их ссору. Отец в последнее время избегал раз­говора о сыне, а Саха, в свою очередь, тоже молчал, не упоминал имени отца даже в коротких письмах к Гульжан.

Жунус, Жунус! Если бы ты знал, как тяжело жить твоей жене с Гульжан и маленьким Асхаром! Хозяйство у них как коротенькое одеяльце: натянешь на голову — ноги голые, а закроешь ноги —голова открыта. Вечно не хватает чего-нибудь! Старший сын Саха — отрезанный ломоть, живет в городе. Он даже не знает, сколько бара­нов у матери. Единственная опора в жизни — старшая дочь Гульжан. В смелости и ловкости она не уступит джигиту.

Фатиме приятно смотреть на дочь. Матери нравятся густые длинные черные волосы, сплетенные в толстые косы, правильные черты лица Гульжан. Не раз приезжа­ли из соседних аулов сваты и уезжали ни с чем. Гуль­жан упорно отказывала женихам. Фатима догадыва­лась: дочь ждет Бакена, и потому-то она сегодня так счастлива.                                                   .

Фатима кончиком платка вытерла глаза — пусть в этот день никто не увидит ее слез!