Страница - 4

Об Абае, поэте и учителе своего народа

 Эта книга родилась более 60 лет назад в краю, где лишь два человека из ста умели читать и писать. Ее написал сын сурового старейшины» жестокого властителя рода тобыкты, богатого владетеля стад, неограниченного властелина обширного пространства Чингиских гор. Написал ее про врага своего — отца и про всех баев, хозяев кочевых стад, про казахских простолюдинов, малоимущих и неимущих.

В учебниках всего только 50-летний давности вы не найдете слов «казах» и «Казахстан». Кроме немногочисленных религиозных мусульманских школ, было лишь несколько десятков русско-казахских училищ в наиболее крупных населенных пунктах.

Священные суры корана читал мусульманский священник — мулла; гражданской и религиозное законодательство — шариат — толковал тот же мулла или имам, и толковал бесспорно лучше, чем это мог сделать сам кочевник,— лучше, понятно, с точки зрения муллы и бая. То было общепринятое мнение, и мало кому приходило в голову сомневаться в его правильности. И все-таки среди богатых образованных людей нашелся человек, не только возражавший против мнения о пользе темноты, но и с юных лет боровшийся против него светом познания. Человек этот — автор предлагаемой книги.

Абай — Ибрагим, сын Кунанбая, родился в 1845 году где-то на территории нынешнего Абаевского района Семипалатинской области. Отец Абая был не слишком образован, однако уже понимал, что образование — это сила, и решил, что его будущему помощнику, а позже, без сомнения, преемнику, следует знать учение пророка, чтобы читать Коран не хуже, чем мулла, а главное — хорошо знать шариат для пользы общества и своей собственной.

И потому он сначала отдал мальчика учиться основам ислама у местного муллы, а в 13 лет отправил в семипалатинское медресе к известному имаму Ахмеду Ризе.

Целых пять лет прожил Абай в Семипалатинске. И прожил не зря. Благодаря своей любознательности и необычайной одаренности, он, даже после бесконечной долбежки священных сур, умерщвляющей дух, и заучивания мусульманских догматов, находил время для знакомства с величайшими поэтами Востока. Хафиз, Фирдоуси, Низами, Саади, Навои и другие гиганты слова стали его любовью.

Через пять лет Кунанбай отозвал сына из медресе. Образование его не было завершено, хотя учился он блестяще. Отец решил, что для будущего старейшины рода и владетеля стад Абай знает уже предостаточно. И тогда юный Абай с грустью покинул Семипалатинск, но ни единым словом он не выразил протеста против решения отца (так позднее ни единым взглядом он не выразит досады, когда окажется, что ему предстоит взять в жены девушку, которую он и в глаза не видел). Сыновнее послушание, слепое и безоговорочное, было так же привычно и непреложно, как трава в степи и солнце на небе.

Абай вернулся из волшебного мира книг в суровую обстановку родных гор. Но он привез с собой не только тысячи строф поэтов Ближнего Востока, но и гуманистические идеи, отнюдь не соотносимые с той жизнью, которой ему предстояло жить.

В Семипалатинске он начал интересоваться также русским языком, а следовательно, и новыми идейными веяниями, которые русские принесли с собой в тогдашний Туркестан. Старый патриархально-феодальный строй стал понемногу распадаться, за русскими солдатами шли русские купцы, а с ними новые формы эксплуатации, новые формы местного управления.

А между тем, казалось, старая жизнь в степи еще не дрогнула под натиском Севера, так же как и мировоззрение Абая на первый взгляд как будто не изменилось в своей сущности. Он выполнял все, что приказывал отец, и только внутренне страдал, когда бывал свидетелем крикливых беззаконий, то и знай учинявшихся Кунанбаем. Юноша черпал утешение в стихах любимых поэтов, а если было очень уж невмоготу — в сочувственной поддержке своей чуткой матери Улжан (одной из четырех жен Кунанбая) и бабушки Зере, которая как мать Кунанбая — старейшины рода — пользовалась особым весом: могла перечить самому Кунан-баю, если крутость его превышала границы. И, наконец, утехой для Абая было сочинение стихов. Он писал их с 12 лет, но тогда никто, как и сам Абай, не подозревал, что он станет величайшим поэтом своего народа.

Откуда в сыне грубого бесцеремонного скотовладельца взялся вкус к поэзии? На какой живительной почве вырос его талант?

Песня сопровождала казаха от рождения и до могилы, как, наверное, ни в одном другом краю на свете. Каждый казах был окружен народной поэзией, она была неотъемлемой частью и праздников и будней. Рекорды европейских трубадуров по своему объему и числу песенных жанров — ничто в сравнении с искусством акынов, народных поэтов и певцов старого Казахстана.

Венцом всего был айтыс — большая песня соревнующихся акынов. Но наряду с айтысом существовал и существует в наши дни целый ряд песен для различных случаев и надобностей жизни: жар-жар, например,— песня соревнующихся певцов на свадьбе; конил айту— поэтическое соболезнование; коштасу поется при расставании; естирту — оглашение новостей, бата-сёз — поэтическое поздравление и разные другие,— больше всего как приветствия, пожелания здоровья, а также по случаю встречи друзей, примирения и еще многим, многим другим.

Непередаваемо богатая народная поэзия стала первым учителем Абая. Бабушка Зере, рассказавшая ему в детстве тысячи сказок, басен и старинных былей, научила его любить поэзию уже тогда, когда он еще не умел слушать и понимать акынов.

Зере по роли, какую она сыграла в развитии Абая, можно поставить рядом с няней Пушкина. Она сумела глубоко и навсегда заронить в восприимчивой детской душе любовь к народу и его устной литературе.

Другим источником поэтического роста явилось для Абая превеликое почтение к творчеству старых мастеров поэзии, как о том говорилось выше.

И третьим, не менее важным источником (он дал Абаю широкий кругозор и сделал его учителем всего народа), была русская поэзия. Среди немногих образованных людей той эпохи кое-кто знал произведения ближневосточной классики лучше Абая; некоторые из простых акынов также знали больше из несчетных россыпей устной казахской литературы. Однако Абай был первым, кто при помощи русского языка открыл казахам новый мир — к северу и западу от Каспийского моря. Абай был первым человеком двух культур, русской культуре он открыл путь к казахским аулам, способствуя тем самым проникновению сюда и новых мыслей.

Днем это был помощник старейшины рода тобыкты, а в свободные минутки — студент, друг акынов и молодежи, которая с удовольствием слушала его суждения, его стихи. Стихи Абай писал тайно, распространяя их под именами своих друзей. Традиционные цепи, приковывавшие его к отцу, были еще слишком крепки, чтобы их можно было разорвать. Но новые мысли разъедали их сильнее, чем ржавчина.

Наступит день — и цепи поддадутся, наступит день — и Абай решится, наконец. Он знал, что это должно наступить, нельзя все время жить наперекор своей совести. Но он боялся этого, не был уверен в своих силах.

Решительный поворот в творческой судьбе Абая произошел в 1886 году, когда уже сорокалетним человеком поэт впервые опубликовал свое стихотворение и подписал его настоящим именем.

С отцом он порвал через 10 лет после возвращения из медресе, но как поэт известность получил лишь после опубликования этого стихотворения,— название его было «Лето».

Изданию стихотворения предшествовали 13 лет упорного труда. После ухода от отца в 1873 году Абай серьезно изучает русский язык и ищет собственные пути поэтической выразительности. Он понимает: слишком многие его стихотворения — только подражание старым мастерам. Вот почему целых 12 лет он продолжает скрывать свое авторство, не заявляя никаких прав на свои стихи, даже если они приобретают популярность и разлетаются по всем аулам.

Он пробовал себя и в переводах стихов на казахский. У него не было недостатка в русских книгах, потому что не было недостатка в русских друзьях. Откуда взялись в казахских степях русские, знавшие и любившие русскую поэзию настолько, что сумели вдохновить Абая на ее изучение?

Конечно, это были не купцы, не православные священники, не полицейские чиновники Семипалатинска. Но царизм, сам того не желая, выполнял важную просветительную миссию, отправляя в ссылки на окраины Российского государства цвет русской интеллигенции. Абай свел знакомство со многими русскими ссыльными — например, с Михаэлисом и Леонтьевым, учениками Добролюбова и Чернышевского.

С их помощью и благодаря своей одаренности он овладел русским языком настолько, что за несколько лет без усилий прочел все важнейшие произведения русской прозы и поэзии. И не только прочел. Многие, очень многие из них он перевел — или, вернее сказать, переложил в стихах и прозе — на родной язык.

Так пришли в казахскую литературу басни Крылова, главы из книг Тургенева и Толстого, переданные как цельные самостоятельные вещи, и стихи, много стихов, в особенности Пушкина и Лермонтова. С 1887 по 1889 год включительно Абай переводит, по-своему обрабатывает пушкинского «Евгения Онегина» и сам кладет стихи на музыку. Не было уголка во всем огромном Казахстане, куда бы не проникли эти стихи, где не известно было бы, по крайней мере, знаменитое письмо Татьяны. И теперь, спустя 50 лет, поют его в Казахстане, многие пожилые люди считают, что это старая казахская народная песня. Из Лермонтова Абай переводил еще больше. Десятки стихотворений, большие отрывки из «Демона» стали в полном смысле слова достоянием казахского народа.

Русский язык проложил путь к казахским юртам и для западноевропейской литературы. Десяткам народных сказителей передавал Абай удивительные приключения «Трех мушкетеров» Дюма и сатирические эпизоды «Хромого беса» Лесажа,— те потом разносили их по самым отдаленным уголкам и у пастушеских костров прокладывали им путь к сотням, а потом и к тысячам новых внимательных и благодарных слушателей.

Так росла слава Абая, а с ней росла ненависть баев к нему.

Певцов-акынов, выходящих из народа, простые пастухи-кочевники любили в той же мере, в какой ненавидели баев. Ни один родовой старейшина не преминул бы похвалиться: «Слава аллаху, из нашего рода не вышел ни один акын». Напрасно пытались баи выставить акынов в неприглядном свете.

Чем больше была слава акына, тем сильнее была ненависть к нему баев, не считая тех немногих акынов, которые выполняли неблаговидную роль поэтов-прислужников и за вознаграждение возвеличивали всякого рода власть имущих — от могущественного хана до местного землевладельца.

Ненависть баев была бессильна, потому что любовь народа охраняла великих акынов надежней, чем кордон солдат. Каждый считал для себя за честь, если прославленный акын посещал его жилище, и горе тому, кто хоть взглядом обидел бы редкого гостя. У акына было одно, «о страшное оружие: слово — стих акына, песня акына. Горе тому, против кого он направлял свою испепеляющую насмешку. Острейшая сатира наших дней — безобидный шлепок в сравнении со стихами акына, высмеивающего чью-то скупость или непорядочность. Отплатить ему тем же бай не умел, применить силу не решался, ну а презрение его мало трогало акына.

Об отношении к акынам в обществе можно судить хотя бы по тому, что их часто просили быть третейскими судьями в спорах, ибо считали людьми, умудренными жизнью (в большинстве случаев это так и было), и их решениям добровольно подчинялись обе стороны.

Таким прославленным мудрым акыном вскоре стал и Абай. Даже из дальних областей — Каркаралинской, Усть-Каменогорской и Зайсанской — приходили к нему соотечественники. Ему верили они больше, чем официальным судьям, больше, чем своим священникам.

К нему шли не с одними распрями: усевшись, скрестив ноги, на ковер, спрашивали и слушали рассуждения мудрого Абая о людях, о мире, о боге. С готовностью проделывали долгий путь ради того, чтобы услышать мысли, которые никто до Абая в казахской степи не излагал с такой ясностью.

Неоднократно повторял Абай свои суждения, углублял свои мысли, пока не объединил, наконец, плоды несчетных рассуждений и долгих бесед в свою тонкую книжечку. Он создавал ее на протяжении восьми лет — с 1890 по 1898 год. Она не представляет последовательно изложенное целое, проблемы, освещаемые в ней, располагаются по степени их важности. Однако не было такого вопроса, который обошел бы он своим вниманием, который не разобрал бы с вдумчивостью истого лософа и духовного вождя своего пробуждающегося народа.

Произведение это чрезвычайно смелое для того времени. Знакомясь с ним, не надо забывать, что создано оно в эпоху, когда зеленый стяг Магомета был натянут еще очень туго над огромными пространствами Средней Азии. Тогда полно было фанатиков, готовых умертвить любого, кто хотя бы усомнится в правильности буквы Корана или кого демагогический имам объявит недостаточным энтузиастом веры.

Абай был человеком верующим: традиции, воспитание и окружение влияли на него слишком долго и сильно — он не мог порвать с религией, которая, впрочем, была для него прежде всего сводом моральных норм, руководством к благородству в помыслах и действиях.

Заслуга Абая в том, что он сумел противопоставить себя двум таким мощным реакционным течениям, как панисламизм и пантюркизм. Религиозному фанатизму он противопоставлял стремление понять человека, как творение божье; фанатизму националистическому — дружбу всех народов, на каком бы языке они не говорили. Многое из того, что было упаковано в религиозную обертку, было в сущности просветительским гуманизмом — плодом влияния русских революционных демократов и их последователей.

Есть в этих прозаических вещах, так же как и в стихах Абая, мысли, которые он не мог бы почерпнуть в одной только классической литературе Ближнего Востока,— будь то раздумья о семейных отношениях, о любви и родительском долге или о вреде фатализма и фанатизма. А образцов для рассуждений и стихов о женщине он вовсе не нашел бы у своих предшественников. За свою жизнь Абай встретил тысячи женщин, достойных лучшей доли, чем та, которую определил им феодальный строй и предписал законом пророк Магомет.

Абай не дожил до такого счастья, как его ровесник Джамбул, дождавшийся подлинного расцвета своего народа после Великой Октябрьской социалистической революции.

Абай умер в 1904 году, и только через пять лет после его смерти вышла из печати большая часть его творений, до того распространявшихся во множестве списков и в устной форме.

Абая Кунанбаева постигла та же участь, что и его великого узбекского предшественника Алишера Навои. О каждом из них изданы на чешском языке романы, жизнь каждого известна, но ничего из их литературного наследия не было еще переведено. Причина тут, главным образом, в языковых трудностях. Поэзию нельзя с достаточной ответственностью переводить с другого перевода, а у нас не было пока возможности познакомить читателя хотя бы с некоторой частью этих произведений так, чтобы перевод был сделан непосредственно с оригинала. Решили потому издать сначала небольшие отрывки из прозы. И если в этом предисловии к книге так много говорится о ее авторе, то это потому, что жизнь Абая очень тесно слита с историей становления казахской литературы, вся последняя четверть прошлого века пронизана его деятельностью просветителя и поэта.

Надеемся, что в недалеком будущем мы сможем предложить читателю избранные образцы поэзии Абая — важнейшего раздела его творчества. Стихи, в которых мастерство классической поэзии Востока и мысли великого гуманиста и демократа слиты в едином вдохновенном гармоническом творении.

Л. Гржебичек (Чехословакия)