Страница - 5

- Я сказал ей, что нужно немного денег на починку. А она подумала, что я хочу обманом выманить у ней эти гроши. - Старик вздохнул, печально покачал головой. - Таких слов я и от чужих-то не слыхивал, а дождался от родной невестки. Я ведь ее маленькую на руках носил...Что теперь делать?..

- Родная невестка... Родная ведь... После Хасена и тебя она самое дорогое наше дитя. Мы ведь нянчили вас всех с малых лет... - губы старухи задрожали, она заплакала, вытирая глаза рукавом, - Пропади все пропадом, говорит... Мне-то еще ничего, а вот его - с его белой бородой - обозвать жуликом...

Салим с болью в сердце слушал стариков. После смерти родителей старший брат и его жена с малых лет поили и кормили Хасена и Салима. Салим любил и почитал их как отца и мать и не мог допустить, чтобы теперь больные и слабые старики жили одни в далеком ауле. Но Хасену, рано покинувшему родительский дом, их приезд, видно, оказался некстати. Что же надо сделать, чтобы они все жили в согласии? Ведь старший брат столько говорил об этом? Салиму вдруг показалось удивительным, что в этом доме еще могут сохраняться древние, добрые представления казахов о семейных отношениях.

- Вы еще не понимаете, что многое изменилось. Старые кочевья оставлены людьми. Они, - Салим бросил взгляд в сторону гостиной, - тоже откочевали... только в другую сторону Они изменились, а вы хотите, чтобы все было, как раньше...

Старики не поняли его. Брат придвинулся к Салиму, наклонился, заговорил полушепотом:

- Салим, объясни толком! Ты говоришь неясно. Что, у него не хватает денег? Трудно с едой? Может, стыдятся нас?

Почему не скажут прямо? Неужели мы в тягость им, как лишние рты?..

- Нет, не в этом дело. Они получают приличный паек, и запасы, у них есть... Просто ваша близость им в тягость. Чем же иначе объяснить то, что вы живете в передней и едите отдельно?

- Верно, верно! - Старик задумчиво закивал седой головой. Вошла Жамиля, и старик замолчал, заметив, что невестка все еще не успокоилась.

- Могут ведь работать... Так нет - только и смотрят, как бы схитрить! Дармоеды! Навалились, как во время джута...

- Что, Жамиля, уже родные стали в тягость? - Салим язвительно рассмеялся.

- Да, в тягость! - вспыхнула Жамиля.

- Кормить приходится? Разорились вконец, так, что ли?

- Может быть, в этом доме ты за все платишь? -отпарировала Жамиля, подбоченясь. - Говори дальше!.. Послушаем.

- Конечно, ты уверена, что найдешь повод избавиться от лишних ртов?

Жамиля сорвалась на крик:

- Хватит болтать! Ты, что ли, мне советчик?!

- До чего ты дошла, Жамиля! - обронил Салим. -Какими ничтожествами вы стали.

- Не тебе судить старших! Недоросль! Дармоед! Сам ни на что не способен, на нашем иждивении...

- Неправда! - сказал Салим, горячась. - Я не иждивенец!

- Не иждивенец? Зачем же ты тогда живешь здесь?

- Вот оно что! Так знай - отныне я считаю для себя позором кусок хлеба съесть в твоем доме!

- Посмотри, какой гордый стал! - Жамиля смерила его презрительным взглядом.

Из гостиной на шум выскочил Хасен, набросился на Салима.

- Что ты городишь тут? Ты!.. Возомнил себя человеком?

- Я говорю правду

Салим уже не горячился, говорил спокойно, твердо, уверенный в своей правоте. Это взбесило Хасена. Судорожно дергаясь и вращая глазами, он некоторое время не мог произнести ни слова. Наконец, сжав кулаки и заикаясь от бессильной ярости, закричал:

• Коли так... то уходи отсюда! - Злость, с которой он еще кое-как справлялся на службе, прорвалась наружу - Вон! Видеть тебя не желаю!..

Салим остался невозмутимым.

• Я и сам собирался уходить.
• Сидит на моей шее!
• Ложь! - Салим не выдержал, вскочил на ноги. -Когда это говорит Жамиля, ладно... Но ты!.. Ну, да теперь все равно.

Салим принялся собирать свою постель. Хасен опомнился, на лице его выразилось смятение. Видимо, он не ожидал такого резкого оборота дела.

• Милые мои, перестаньте ссориться, - подал голос старший брат. - У нас один отец...

Но решение Салима было бесповоротно.

• Не надо меня уговаривать... - Свернув постель, он нахлобучил на голову кепку.

Независимость младшего брата подхлестнула Хасена.

- Я вижу, ты набрался ума-разума в своем никчемном институте! И это все, чему тебя научили?

- Тебе этого не понять, это выше твоего ума. Лучше не касайся этого вопроса, - усмехнулся Салим.

- Ишь, как тебя напичкали!

Хасен почувствовал, что ненависть к Салиму охватывает его все сильнее. Да, это была ненависть ко всему новому, которая родилась давно и таилась глубоко внутри. Исподволь разрастаясь, она охватывала все его существо и обернулась теперь против брата, окончательно разделив их. Теперь он уже не казался ему родным. Хасен скорее расстанется с братом, чем позволит новому войти в свой дом. Им овладело желание сейчас же найти такие уничтожающие слова, нанести Салиму такой удар, от которого тот не смог бы опомниться. И он бросил, не задумываясь:

- В таком случае, - Хасен ткнул пальцем в сторону старшего брата, - забирай и их с собой! Пусть я для всех буду плохой брат!.. Это ты хотел доказать?

Старики заплакали.

- Милый Салим, маленький наш, - стали умолять они, - уступи хоть ты... О господи, что за напасть!..

- Не надо плакать. Зачем вы плачете? - рассердился Салим. - Боитесь, что есть будет нечего?

- Есть нечего? - передразнил Хасен. - Начинаете задумываться ?

- Не плачьте. Он хотел наказать нас, но просчитался, - успокоил стариков Салим. Он двинулся к выходу. - Я отнесу вещи и вернусь за вами. Вы всегда умели неплохо работать, - не пропадем.

Хасен круто повернулся и ушел к себе.

Салим сдержал свое слово. В тот же вечер он увел стариков в общежитие. Хасен лежал в гостиной и слышал, как они собирались. Он не вышел попрощаться. Жамиля сказала, что он спит. Через некоторое время она, радостная, вошла в комнату.

- Чего тебе? - недовольно хмуря брови, буркнул Хасен.

- Ушли!

- Ушли... - тихо повторил за ней Хасен. - Разозлился я на Салима. Ему-то так и надо... А тех... жалко их...

- По мне, пусть хоть сдохнут! Посмотрим, как он справится. Ни квартиры, ни продуктов. Даже посуды нет! Гол как сокол. - Жамиля победно рассмеялась. -Посмотрим теперь на него!

- Оставь! - отмахнулся Хасен, отчужденно взглянув на нее. - Нашла кому мстить! О господи, как переменилось время. Куда мы идем? Разве мы не были одной семьей? - печально проговорил он.- Чья тут вина?

- Вечно вы переживаете. - Жамиля с беспокойством посмотрела на мужа. - Мы всегда заботились о людях, а кто сейчас вспомнит об этом? Да, вас называли«ак- журек» - «сердобольный», и что? Вон как поступил с нами даже Салим. А ведь мы его на руках носили, вывели в люди.

Слово «сердобольный» Жамиля услышала впервые от аульных аткаминеров и всегда употребляла его с особым удовольствием. Раньше, в ауле, это слово воспринималось супругами как безраздельно принадлежащее только им. В последние годы Хасена никто уже не называл сердобольным, но любимое слово еще жило в их доме. Вернее, доживало свой век.

Хасен поднялся и стал натягивать тужурку.

- Сердобольный... да-а, сердобольный... - тоскливо пробормотал он. - Делай людям добро, а благодарности не жди! Воспользуются твоей добротой и тебя же потом обольют грязью. Так, что ли, получилось у нас, Жамиля?

- Ладно уж, - заметила Жамиля, довольная, что удалось успокоить мужа. - Немало мы прожили на свете.Что сделано, того не вернешь!

Хасен, одевшись, задумался.

- В общем-то, ты права, - сказал он. Голос его звучал уже увереннее, хотя был по-прежнему тих. - Ну что же, раз так получилось, пусть никто из них больше сюда и глаз не кажет, - закончил он, направляясь к выходу.

Закрыл дверь плечом, шагнул во двор.

- Выгнал сам... Наделал дел и терзаюсь... - глухо пробормотал он.

Гора выросла перед ним внезапно. Так внезапно, что показалось, что лицо обдало огнем. Он в смятении приостановился.

- Это правда. Теперь сам мучаюсь... - пробормотал он снова, как будто некто обличающий стоял на его дороге.

Поднял голову, посмотрел на пик. От гранита, покрытого серой тенью, веяло ледяным холодом. Хасену вдруг почудились грозно опущенные брови, лицо в черных трещинах морщин... Откинувшись назад, пик смотрел на него пронзительным взглядом... Глаза в прищур... В двух шагах от него... Хасен испуганно передернул плечами.

- О господи, что за наваждение? - отмахнулся он рукой и быстро зашагал к калитке.

- Вы идете туда, куда собирались? - громкий, грубый голос Жамили донесся до него точь-в-точь как утром, когда он очнулся от кошмарного сна. - А мне что делать?

Хасен остановился, оглянулся по сторонам. И во дворе и на улице никого не было видно, но все же он счел нужным быть осторожным.

• Пойди-ка сюда! - позвал он жену, шагнув ей навстречу. - Как только стемнеет, захвати мешок и посуду и беги к Касымкану. И сиди там, никуда не уходи.
• Иначе и нельзя. Я же знаю Касымканову бабу. Заговорит, запутает и захапает себе львиную долю, -подхватила Жамиля. - А урвать не удастся - ей и пища не впрок.

Хасен не дослушал жену, толкнул калитку и вышел на улицу.

Аманбай уже сидел у Касымкана. Между ними стояла початая литровая бутылка водки, из которой они, видно, уже пропустили по рюмочке. Закуска была неважная... Увидев Хасена, оба вскочили и шумно его приветствовали.

Касымкан налил по новой и, посмеиваясь, протянул рюмку Хасену.

- Промочи горло!

Хасен подошел к столу, но рюмки не взял.

- Эх, этой водичке не такую бы закуску, - рассмеялся он вместе с приятелями и посмотрел на Аманбая. - Я ожидал увидеть что-нибудь горяченькое - жаркое, например. А это что? - Хасен ткнул пальцем в кусок хлеба. - Не буду пить, если так.

- Мы ждали тебя, - сказал Касымкан. - Надо кое-что обмозговать.

- А где наш конь?

- Недалеко... Совсем близко, - замялся Касымкан. -Сперва, знаешь, надо решить одно дельце.

- Ну? - Хасен нетерпеливо поглядывал то на одного, то на другого.

- Как хорошо, что мы наконец собрались вместе! -благодушно рассмеялся Аманбай. - Посидим, как бывало раньше, побеседуем, помянем старое житье-бытье. А там и решим.

- Послушай, вы можете говорить прямо? Где лошадь?

- Да здесь она. Стоит... Какой ты непонятливый, -попытался успокоить приятеля Касымкан. - Сейчас все и решим.

Аманбай чокнулся с Хасеном, выпил.

- Днем, я говорил тебе, что мешает одна загвоздка, - начал он, обращаясь к Хасену. -

Так вот в чем дело. Коня я привел из совхоза, где раньше работал. Конь был как конь, справный. Но два месяца назад он вдруг захромал. Распухла нога. Ветеринар смотрел и так и эдак и не смог толком определить, в чем дело. Я ветеринара угостил, убедил, что конь неизлечим, что в народе эту болезнь называют «вечной хромотой». В общем, вырвал у него заключение. Потом уговорил отдать гнедка на лечение коновалу. Отвел в один аул, и там за два месяца его так откормили...

- Жирный? - У Хасена слюнки потекли при одном упоминании об откормленном коне.

- Жиру в нем на палец, - ответил Касымкан. - А может, и больше.

Радостно-оживленный Хасен уже сам разлил водку, чокнулся с приятелями, выпил.

- Ну, ну дальше! - возбужденно кивнул он Аманбаю.

- В общем, с этой стороны все в порядке. Единственное препятствие - один колхозник, знавший гнедка раньше. Он из ударников. Он, кстати, и довез меня до города. Увидев коня, он всю дорогу ругал ветеринара, который, по его словам, ничего не смыслит и здорового коня не может отличить от больного. Я повел было речь о том, что хорошо бы заколоть коня, жира в нем на два пальца и мясцо, должно быть, вкусное, но куда там! Он взъерепенился: «Заколоть такого коня, когда в хозяйстве не хватает лошадей?!»

- А ты не смог его убедить! - упрекнул Касымкан. -Сказал бы, что нога не заживает, ветеринар, мол, прав. Есть же документы!

- Говорить-то я говорил. Да не все. Кое- что и на будущее оставил.

Хасен рассмеялся, довольный ловкостью Аман бая.

- Правильно сделал. Как можно довериться глупому казаху?

- О документах, заключении ветеринара, я и не заикнулся.

Находчивость Аманбая понравилась и Касымкану.

- Молодец! - не удержался он. - Ты, видать, с головой.

- Ну, о чем тогда разговор! - Хасен встал, подмигнул приятелям, провел указательным пальцем по горлу. -Валить надо коня... Махан кушайт! - добавил он, нарочно искажая слова.

Касымкан все еще не решался.

- А не сочтут за хищение? Законы, знаешь, теперь суровые.

- Бросьте! - оборвал его Хасен. Голос его мгновенно стал жестким. - Советская власть из-за одной лошадки не обеднеет. Мало она забрала у нас скота? Давайте режьте, черт бы побрал все! Нечего ходить вокруг да около!

Аманбай и Касымкан промолчали.

- Ну хорошо, где тот колхозник? - справился Хасен, видя нерешительность приятелей. - Надо его пригласить, накормить досыта и заткнуть ему глотку. Кроме него, никто не мешает?

- Касымкана беспокоит то, что тот днем приходил сюда и видел коня, - сообщил Аманбай.

- Вот именно, - подтвердил Касымкан. - Опасно все-таки.

Но Хасена уже трудно было остановить. Через полчаса его поддержал порядком опьяневший Аманбай. Наконец, исчерпав все доводы, вынужден был согласиться с приятелями и осторожный Касымкан. Участь гнедого была решена. Тем временем наступила ночь, и коня без опаски зарезали во дворе. Жены Хасена и Касымкана, не спуская глаз друг с друга, суетились около мужчин, разделывающих тушу.

Дома трое дружков, налегая на горячее жирное жаркое из свежей конины, принялись за вторую литровку. Развязались языки, обнажились затаенные мысли. Перебрали все истории и дела дорогих сердцу восемнадцатого и девятнадцатого годов, когда в степь еще не пришла советская власть. Хасен, хвастливо выпятив грудь, провозгласил:

• Мы, люди, вершившие исторические дела! Все трое останемся в истории!..

Но не успел он закончить свою речь, как у дверей послышался громкий топот. Раздались незнакомые голоса. Касымкан, схватив бутылку, от страха нырнул под стол. Вошло четверо в военной форме. В пятом Аманбай признал колхозника, вместе с которым приехал в город.

Говорить, доказывать свою невиновность было бесполезно. Все же Хасен попытался сопротивляться.

• Мы кадры... Ответственные работники краевого учреждения... - Хмель моментально вылетел у него из головы. Слушать его не стали...

Приятелей вывели во двор,

На повороте улицы взгляд Хасена скользнул вдаль. Большой Алмаатинский пик холодно глядел на него, -далекий и неприступный... Ровный, как гранит, не знающий поражений величественный Алмаатинский пик...

1935