Страница - 27

РЕВОЛЮЦИЯ 1905 ГОДА И ЕЕ ВЛИЯНИЕ НА НАЦИОНАЛЬНО-ОСВОБОДИТЕЛЬНОЕ ДВИЖЕНИЕ В КАЗАХСТАНЕ

Революция 1905 года всколыхнула наметившееся национальное движение в казахской степи. Борьба рабочих и крестьян России не могла не отразиться на настроении масс угнетенных народов романовской империи. Правда, мы не имели в революции 1905 года выступления широких казахских масс и переселенческого крестьянства. Движение продолжало носить характер отдельных, спорадических стихийных протестов. Политические выступления масс имели место лишь в городах среди русского пролетариата и городской мелкой буржуазии (Оренбург, Омск, Ташкент).

Усилилось движение среди верхушечной части казахского общества и среди казахской интеллигенции. Появляются казахские газеты, собираются съезды общественных деятелей, «почетных людей», т. е. баев и аксакалов. Политическая слабость национальной буржуазии выявилась в период 1905 года с наглядной ясностью. Большинство съездов (Каркаралинский , Уральский и др.) представляли из себя съезды именно «почетных людей» и интеллигенции. На них принимались петиции, просьбы, обращенные к правительству. Особенно много уделялось места колонизационной политике, ибо переселение било в известной степени по всем слоям казахского общества. Наиболее «революционным» требованием было требование введения земства. Позиция буржуазии, национальной интеллигенции в основном сводится к политике соглашения с русской либеральной буржуазией; все ее надежды — на получение свободы из рук кадетов.

Казахская интеллигенция разбилась на две основные группы. Одна часть, группировавшаяся вокруг журнала «Ай-Кап» (Сералин, Д. Сейдалин и др.), стояла на пантюркистской позиции блока с татарской буржуазией, за объединение всех тюрков. Она выдвигала требование проведения оседания казахского населения и стояла за развитие татарских новометодных школ. Другая — группировалась вокруг газеты «Казах», начавшей выходить в 1913 г. ((Букейханов, Байтурсунов, Дулатов и др.), и выступала против блока с «татарами». Эта часть требовала развития казахского языка, считая, что блок с «татарами» приведет к ассимиляции. Эта группа была и против оседания, полагая, что резкое изменение казахского хозяйственного быта отразится крайне вредно и болезненно на казахском хозяйстве. По существу, группа «Казах» стояла на позиции деятелей переселенческого ведомства типа Щербины или сибирских «областников»: Потанина, Ядринцева и др., идеализировавших казахский хозяйственный строй, как наиболее «целесообразный», наиболее приспособленный к условиям природы, считавших вредной всякую ломку казахского быта и придерживавшихся модной «либеральной» «географической» теории общественного развития (Л. И. Мечников, Риттер и др.).

(''Таким образом, первая группа отражала интересы обуржуазившейся части байства (баев — торговцев северного Казахстана: Троицка, Оренбурга, Петропавловска и т. д.), близко связанной с татарской буржуазией. Вторая группа, более многочисленная, отражала интересы другой части казахской буржуазии и отчасти полуфеодального и родового байства.

Период 1905 года показал наглядно крайнюю ограниченность революционной роли национальной буржуазии в колониях в условиях империализма, где почти нет промышленности, где господство капитализма сращивается с отсталыми феодальными и феодально-родовыми отношениями. Обнаруживалась также крайняя политическая слабость буржуазной национальной интеллигенции, ее почти полная оторванность от широких народных масс, ее несамостоятельность и стремление найти поддержку у буржуазии господствующей нации, либо у буржуазии более сильной родственной нации.

Отсюда выявилась неспособность национальной буржуазии к руководству национально-революционным движением масс, неспособность ее к разрешению задач буржуазно-демократической революции. В казахском национально-революционном движении эта политическая слабость национальной буржуазии и интеллигенции проявилась достаточно ясно, предопределяя их позиции в восстании 1916 года, в Февральской и Октябрьской революциях 1917 года.

На выборах в первую и вторую Государственную Думу прошли депутатами представители группы «Казах» (Букейханов, Беремжанов, Тынышпаев, Кальменов и пр.), державшие в основном блок с кадетами.

Сыр-Дарьинская область, более отсталая, избрала одного из волостных управителей — Тлеули Алдабергенева (г. Туркестан).

Блок с кадетами (лидер казахской интеллигенции А. Букейханов был членом ЦК кадетской партии) показывает ориентировку казахской интеллигенции, ее высших руководящих слоев на русскую буржуазную интеллигенцию, на партию русских промышленных капиталисте, на либералов.

В революции 1905 года мы наблюдаем первые примеры интернационального объединения казахских пролетариев и полупролетариев с революционным российским пролетариатом для борьбы против хищников мирового империализма. Мы говорим о забастовках, происходивших на Успенском руднике в декабре 1905 года, в которых принимали участие казахские рабочие. Как указывалось выше, промышленность в Казахстане носила типические черты колониальной промышленности. Природные богатства Казахстана привлекали внимание не только российских, но и иностранных капиталистов. Но так как эти, богатства находились слишком далеко от культурных центров, то политика промышленников сводилась к хищнической эксплуатации недр и использованию дешевой рабочей силы казахов. Образовавшиеся в средине XIX столетия в северном Казахстане предприятия русских промышленников (Ушаков, Рязанов и др.) выявили богатые залежи медной руды, а в урочище Караганды были открыты залежи каменного угля.

 В 1862 году рабочих на Караганде было: 82 русских 117 казахов. Последние прикочевали к Караганде и работали в качестве сезонной чернорабочей силы; текучесть среди них была велика. В начале XX столетия Караганда, Спасский завод и Успенский рудник переходят в руки французского капиталиста Карно, который приобретает все это за 776000 рублей. За спиной французов орудовали английские капиталисты; они к весне 1905 года образовали акционерное общество Спасских медных руд, к которому перешли все предприятия. В 1914 году английская компания (Уркварт и др.) приобретает также Карсакпай (медеплавильный завод).

Никаких технических усовершенствований англичане не вводили, а вели хищническую поверхностную эксплуацию ископаемых. Запасы руды истощались неимоверно быстро. Уже к ноябрю 1915 года Спасский завод прекратил свою деятельность. Задача английских хищников заключалась в том, чтобы с наименьшими затратами получать колониальную сверхприбыль, а затем сбыть свои акции с немалым барышом. Ясно, что при такой постановке дела положение рабочих, особенно казахов, было крайне тяжелое. Революция 1905 года докатилась до английских концессий в Казахстане. 6 декабря 1905 года рабочие Успенского рудника предъявили администрации следующие требования: I. Немедленно снизить цены на все продукты (на снабжении рабочих наживались предприниматели, магазин приносил ежемесячно 250 рублей чистого дохода). 2. Повысить заработную плату всем рабочим, месячным, поденным и подрядным, получающим, до 50 рублей в месяц на 25 процентов, а свыше — на 15 процентов. 3. Учредить постоянное «русско-киргизское» училище с 3-мя отделениями по типу земских школ. 4. Немедленно улучшить помещения — казармы для киргизов-рабочих (казармы были без рам, окна завешаны мешками, кошмами).

Руководителями движения были штейгеры Топорнин и Невзоров. В предъявлении петиции к заводской администрации участвовали следующие казахи-рабочие: Утемис Батырбаев, Алий Умирбеков, Искак Кашкабаев, Алимжан Байчигиров.

Относительно последнего полицейский урядник доносил: «Главарем бастовавших киргиз-рабочих был заводской староста Алимжан Байчигиров,— он уклонился от правдивых разъяснений относительно забастовки».

 Английская администрация в лице Нельсона Фелля приняла все меры к ликвидации забастовки. Фелль обращается к волостному управителю Мустафину с просьбой о воздействии на казахов-рабочих. Начавшись 7 декабря, забастовка пошла на убыль к 11, волостной управитель Мустафин и кандидат в управители Джамантыков убедили казахов-рабочих прекратить забастовку, причем английская администрация обещала выдать по пяти рублей тем рабочим, которые возобновят работу. Часть требований рабочих была удовлетворена, уволенные руководители забастовки получили возможность уехать с рудника. Однако обещания, данные администрацией рабочим, выполнялись крайне неаккуратно, и в связи с этим на Успенском руднике имели место волнения рабочих в 1906 и 1907 годах, сопровождавшиеся избиением рабочих низшей администрацией, бурными рабочими собраниями, посылками делегаций (так, например, делегация от 180 рабочих казахов требовала увольнения взяточника штейгера Засыпкина, что было администрацией выполнено).

Декабрьская забастовка на Успенском руднике является наиболее ярким эпизодом проявления интернационального единства русских и казахских рабочих в борьбе против эксплуататоров.

Победа царизма, реакция после революции 1905 года еще более усилили колонизационный нажим на Казахстан. Необходимость спасения помещичьих земель вступлением на путь помещичьей эволюции в сторону капитализма, ставка на кулака — требовали переселения значительных масс крестьянства. Казахстан, Сибирь, Урянхайский край (нынешняя Танну-Тувинская республика) и даже часть Ирана (Астрабадская провинция) делаются объектами усиленной крестьянской колонизации. Положение казахских трудящихся масс ухудшается, растет глухое недовольство.

В этот период реакции, когда кадеты идут все дальше и дальше по пути компромисса с царизмом, все более отступая от своей «радикальной» земельной программы, мы не наблюдаем полевения и со стороны казахской национальной интеллигенции. Младо-турецкая революция, произведшая некоторый сдвиг в сторону сепаратистских тенденций и усилившая позиции пантюркизма (особенно и Азербайджане, Крыму и на Северном Кавказе), мало отразилась на этих слоях казахского общества.

Вместе с тем все яснее определяется пропасть между назревающим движением народных масс и национальной буржуазией и интеллигенцией, оказывающимися в стороне от этого движения. К этому периоду относится лишь одно более или менее заметное выступление буржуазной интеллигенции — обращение А. Букейханова к членам Государственной Думы, напечатанное в кадетской газете «Речь» от 22 января 1914 г. Букейханов, ссылаясь на циркуляр начальника переселенческого управления к заведующему переселенческим делом в Тургайско-Уралъском районе о том, что «киргиз надо селить вместе с крестьянами в целях распространения среди иноверцев православия и скорейшего приобщения туземного населения степных областей к русской государственности и русской культуре, и слияния его с русскими», писал: «Закон от 3 июня, благодаря стараниям охотников на киргизскую землю из князей и графов, ли-шил нас права защиты с трибуны Государственной Думы. Надеюсь, что тт. депутаты обратят внимание на то, что в приведенном документе налицо вопиющее нарушение законов, и что депутаты воспользуются 25 и 58 ст. ст. Положения об учреждении Гос. Думы».

Мы не склонны совершенно отрицать прогрессивной роли казахской интеллигенции в конце XIX и начале XX веков и в период 1905 года. Нарождавшееся в Казахстане национально-революционное движение имело несомненно большое значение. Разложение феодально-родового строя, стремление к национальной консолидации; породили неслыханные до этого в казахской степи явления, как письменная национальная литература (известный казахский поэт Абай и его многочисленные ученики и подражатели), выработка национального литературного языка, появление газет и журналов, писателей, публицистов, политических деятелей и проч.

Однако назревали события более грозные. Массы нуждались в руководстве и организации, чего национальная интеллигенция не была способна дать им. Нам кажется, что вместо неверной оценки роли национальной казахской буржуазии и буржуазной интеллигенции, как «объективно революционной» (эту ошибку допускали многие товарищи, в том числе и автор данной книги), необходимо отметить основную характерную особенность национальной колониальной буржуазии и интеллигенции — ее крайнюю политическую слабость, несамостоятельность, наклонность к компромиссам, неспособность довести до конца буржуазно-демократическую революцию, ее полную оторванность от масс, от движения масс, и сращивание известных ее слоев с буржуазией господствующей нации. Поэтому позиция их должна быть определена, как позиция национал-реформизма.

Национал-рефомистская буржуазия не могла и не может быть руководительницей освободительного движения в колониях и отсталых странах.

Задачи буржуазно-демократической революции в колониях и отсталых странах могут быть разрешены только путем соединения национально-революционного движения с пролетарской революцией, лишь под руководством пролетариата.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ. ВОССТАНИЕ 1916 ГОДА

«Если бы не было пережитков феодализма в Китае, если бы эти пережитки не имели серьезнейшего значения для китайской деревни, то не было бы тогда почвы для аграрной революции... Существует ли торговый капитал в китайской деревне? Да, существует, и не только существует, но он сосет из крестьянина соки не хуже всякого феодала. Но этот торговый капитал типа первоначального накопления своеобразно сочетается в китайской деревне с господством феодала, с господством помещика, заимствуя у последнего средневековые методы эксплуатации и угнетения крестьян. Ошибка т. Ра-дека состоит в том, что он не понял этого своеобразия, этого сочетания господства феодальных пережитков с существованием купеческого капитала в китайской деревне при сохранении феодально-средневековых методов эксплуатации и угнетения крестьянства... Империализм поддерживает и укрепляет всю эту феодально-бюрократическую машину. То, что некоторые милитаристы, владея поместьями, являются вместе с тем владельцами промышленных предприятий,— это обстоятельство не меняет, в основном, дела. Многие русские помещики тоже имели в свое время фабрики и прочие промышленные предприятия, что, однако, не мешало им оставаться представителями феодальных пережитков. Если 70 проц. дохода крестьянина в ряде районов идет джентри, помещику, если помещик пользуется фактической властью и в области экономической, и в области административной, и судебной, если до сих пор еще имеется в ряде провинций купля и продажа женщин и детей,— то надо признать, что господствующей силой в этой средневековой обстановке является сила феодальных пережитков, сила помещиков, сила помещичьей бюрократии, военной и невоенной, своеобразно сочетающаяся с силой торгового капитала».

«Эти своеобразные условия и создают почву для этого аграрного движения крестьянства, которое растет и будет еще расти в Китае».

 «Но буржуазно-демократическая революция в Китае направлена не только против феодальных пережитков. Она направлена вместе с тем против империализма. Почему? Потому, что империализм со всей его финансовой и военной мощью в Китае есть та сила, которая поддерживает, вдохновляет, культивирует и консервирует феодальные пережитки со всей их бюрократически-милитаристической надстройкой. Потому, что нельзя ликвидировать феодальные пережитки в Китае, не ведя вместе с тем революционную борьбу против империализма в Китае».

«Характерной чертой первого этапа китайской революции является то, что она была революцией общенационального объединенного фронта, во-первых, и что она была направлена главным образом против внешнего империалистического гнета, во-вторых... Верно ли, что первый этап колониальной революции должен носить такой именно характер? Я думаю, что верно. В «Дополнительных тезисах» II конгресса Коминтерна, трактующих о революции в Китае и Индии, прямо говорится, что в этих странах «иностранное засилье все время тормозит развитие социальной жизни», что «поэтому первым шагом революции в колониях должно быть свержение иностранного капитализма». (И. В. Сталин: Беседа со студентами Университета им. Сун-Ят-Сена, Революция в Китае и задачи Коминтерна. Международное положение и оборона СССР).

В менее развернутой форме, чем в Китае, при еще большей отсталости, другими словами, при менее развитых общественных отношениях (крайняя слабость и малочисленность национальной буржуазии и интеллигенции, почти полное отсутствие пролетариата) в условиях колониальной эксплуатации, в условиях империализма произошло восстание 1916 года. Господство феодальнородовых пережитков, полуфеодального байства и бюро-кратическо-переводческо-аткамнерского аппарата, в сочетании с торговым капиталом, с одной стороны, и вся система российского империализма, поддерживающего и консервирующего это господство, с другой,— такова была обстановка этого восстания.

Даже царская администрация пыталась выступить против политики переселенческого ведомства, охраняя интересы байства и опасаясь возможных беспорядков. Сенатор Пален также осуждает эту политику, считая, что она тормозит развитие капитализма, не дает возможности создания «столыпинского помещика». Он требует оседания казахов в целях развития капитализма и казахском обществе и создания капиталистов на смену «джаксылярам». Глава переселенческого ведомства в Семиречье, где восстание было наиболее сильно, вынужден выступать против администрации. Этот известный, ненавистный казахским массам чиновник Веледцкий пишет следующее:

«Отношение за № 331 от 24 февраля 1908 года. Турк. ген.-губру Гродекову. Совершенно конфиденциально. Самое вредное обстоятельство, препятствующее ведению колонизационных работ, заключается в том, что в Семиречье слишком развито окраинное начало, противоположное государственному началу. Это начало формулировано в Семиречье: «Семиречье для семиреков», т. е. для инородцев, тогда как оно, будучи составной частью России, должно быть прежде всего для русских. Отсюда исходят все жалобы киргиз об их стеснении, но на самом деле русское население, вносящее цивилизацию в среду полудиких туземцев, живет хуже их. Наряду с этим приходится наталкиваться на странное и неестественное обстоятельство, что администрация смотрит на дело с туземной точки зрения, лишенной государственного начала, которое должно преобладать над интересами местными, сословными, классовыми и проч. Нередко на местах происходят как бы столкновения между исполнительными органами одного и того же правительства, которые безусловно недопустимы как деморализующие местное население... Для разрешения переселенческого дела нужна твердая решительность и сильная власть, и этот гордиев узел нужно раз и навсегда разрубить! Здесь же уездные начальники и сам губернатор высказывались, что они «не ручаются за спокойствие населения», но ведь это вздор: киргизское население настолько инертно, что его не выведешь из спокойного состояния этими легальными мероприятиями, когда население видит, что все делается под авторитетным влиянием высшей власти, и, во-вторых, если и могли быть осложнения, то администрация может воздействовать на киргиз в смысле их успокоения».

Положение, видно, было настолько серьезным, что администрация отказывалась оказывать содействие переселенческой организации, и Белецкий требовал твердой власти и говорил о необходимости «разрубить гордиев узел». За период с 1906 по 1914 г. Белецким было изъято по одному Семиречью 2 703 226 десятин земли. Положение Семиреченской области перед войной рисует докладная записка губернатора области Фольбаума, известного царского охранника, бывшего до того бакинским градоначальником. Приводим выдержки из этого доклада:

«Турк. ген.-губ-ру. 2 июля 1914 года, № 134. Еще в 1909., вскоре по вступлении своем в должность военного губернатора, я доносил (11 октября 1909 г. № 19791) о необходимости безотлагательно заняться землеустройством киргиз-кочевников на оседлом положении, чтобы показать им, что их интересы так же близки правительству, как и интересы прочих верноподданных... Во всеподданнейшем отчете своем за 1910 г. я, сочтя себя обязанным отметить то смутное настроение киргиз по поводу земельных изъятий, которое в Области наблюдалось, доложил, что «правильное разрешение земельного вопроса возможно ожидать в том только случае, если будет изменен план по землеустройству: не ограничиваясь водворением одних новоселов, сразу поступать к землеустройству известной территории, относясь одновременно с одинаковым вниманием как к новоселам, так и к киргизам». 7 января 1911 года № 2371 я опять разбирал тот же вопрос, проектируя для киргиз (при известных условиях) хуторское расселение...

«2 июля 1913 года за № 1397 вновь пришлось касаться приподнятого настроения киргиз и объяснить, что это настроение — результат колонизации области наряду с пренебрежением со стороны переселенческого ведомства к киргизскому землеустройству. Сверх того, при ежемесячных донесениях в департамент полиции о настроении населения, мне не раз приходилось косвенно касаться этого же больного вопроса. С полицейской точки зрения создавшееся положение не опасно, и если будут и явятся эксцессы, то их нетрудно будет подавить. Но с экономической точки зрения дело обстоит неважно. Скотоводство падает, так как лучшие земли безостановочно изъемлются, не исключая и джайлау, скотопрогонные дороги суживаются, свобода перекочевок отошла уже в область преданий. Земледелие у киргиз не может наладиться, так как они не знают, где их пашни. Те места, где они пахали раньше, отошли по большей части переселенцам, а где они пашут нынче — всегда могут быть изъяты в близком будущем... Практически земледелие большинства киргиз за последние годы, строго говоря, повисло в воздухе: во-первых, на площадях смещения им, конечно, трудно сразу завести хозяйство, и, во-вторых, нередки случаи и повторного смещения киргиз.

«В последнем рапорте лепсинского уездного начальника приведен дословный весьма характерный доклад Бахтинскому участковому приставу одного из пятидесятников на волостном съезде при обсуждении вопроса о средствах на постройку школы. Вот что сказал этот киргиз: «Постройка школы, таксыр, мысль хорошая, но для пас она сейчас не подходящая. Мы не знаем, будем ли мы оседлыми или кочевниками, и где будем жить через два-три года. Не знаем, переходить ли на оседлость; земли для всех не хватит (земли хватило бы, но баи не желали делить землю и хотели ее присвоить. С. А.). Оставаться в кочевом состоянии тоже не рука, сенокосов мало, да и то не нынче — завтра тоже отберут. Со скотом деваться некуда. Вам известно, что мы почти весь скот пасем зимой в Китае и за это платим, но мы платим и здесь за выпас летом. Берут с нас за казенные участки, берут крестьяне, берут все, кому не лень. И все берут на законном основании. Пока попадешь на джайлау, переплатишь уйму денег за казенный участок, за крестьянский. Все это до того напугало нас, что мы ни во что не верим и своего будущего не знаем» (Надо заметить, что это жалоба пятидесятника, т. е. бая или зажиточного середняка. С. А.).

«Все соображения я считаю долгом представить вашему высокопревосходительству по двум причинам: во-первых, лепсинский уездный начальник вновь доносит о непрекращающихся земельных изъятиях и абсолютном невнимании к киргизам, жаждущих оседлости, опять рождается глухой ропот по кочевьям; в двух волостях близ села Стефановского ожидались летом даже нападения на русских новоселов, предотвращенные одним влиятельным киргизом, и, во-вторых, он же доносит, что китайские власти стали заигрывать с нашими киргизами и зовут их к себе, обещая податные льготы на 10 лет».

«Следует отметить также появление в мусульманской прессе тенденциозных корреспонденций из Лепсинского уезда. Так, в 1913 году в № 7 киргизской газеты «Ай-Кап» (изд. в Троицке) была корреспонденция о притеснениях киргиз. А в № 17 «Казаха» (изд. в Оренбурге) за 1913 год кто-то жаловался, что киргизам оставлены только «белый горный покров, безводные степи и пески, вследствие чего скот превратился в «тулак» (сухая кожа), а киргизы в «аруах» (дух в виде скелета). Без давно просимого мною землеустройства киргиз вверенная) мне область еще надолго обрекается на роль арены недовольства и беспокойства кочевников. Подпись: ген. штаба генерал-лейтенант Ф о л ь б а у м».

Если матерый, опытный жандарм Фольбаум начал беспокоиться и выступать в роли защитника казахов, то ясно, что положение было чрезвычайно напряженное. Начавшаяся империалистическая война усугубила тяжелое положение казахских масс. Военная реквизиция скота (особенно лошадей), налоги и сборы на войну, надвигавшиеся на всю страну продовольственные и прочие затруднения должны были значительно отразиться на настроении казахских масс. Поражение России на фронте и участие Турции в войне на стороне Германии, несомненно, способствовали ослаблению авторитета царской власти, поколебали веру во всемогущество «белого царя» и его войска.

Нарастание классовых противоречий, кабальная колониальная эксплуатация, при которой «иностранное засилье все время тормозит развитие социальной жизни», должны были вызвать восстание масс против царизма. Призыв «инородцев на тыловые работы» был последней мерой, переполнившей чашу терпения. Началось стихийное восстание казахских масс.

Наиболее острым, кровавым было восстание в Семиреченской (Джетысу) и Тургайской областях.

Царский указ о призыве на тыловые работы «инородцев», не отбывавших воинской повинности, был объявлен 25 июня ст. ст. 1916 года. Это мероприятие правительства поддерживалось в Государственной Думе значительными группами русских помещиков при явном попустительстве кадетов. Русские националисты (Шульгин, Крупенский) и октябристы, при молчаливом согласии кадетов, требовали в думских кругах «цену крови», т. е. того, чтобы народы, не отбывавшие воинской повинности, несли бы одинаковые «жертвы» за «отечество» наравне с другими народами, были бы призваны для работы в тылу. Государственной Думой был принят соответствующий законопроект.

По объявлении указа сначала царила растерянность, особенно среди волостных управителей и байства. Ходили всякого рода слухи, массы казахов и киргизов находились в чрезвычайном брожении. Среди этих слухов в Семиречье особенно циркулировали слухи о новых изъятиях земель (самый большой вопрос для казахов и киргизов).

22 июля в Алма-Ате (в то время Верном) после молебны в соборе на площади были собраны несколько сот казахов. Перед этим губернатор созвал в губернаторском доме всех волостных управителей области, где объявил «высочайшую волю», якобы встреченную волостными «троекратным ура» («Семиреченские Областные Ведомости»). На сборе казахов после молебна губернатор разъяснил значение призыва на работы, причем говорил о том, что никто не будет освобожден, ни богатый, ни бедный. Последний момент чрезвычайно характерен, ибо губернатору Фольбауму было, видимо, отлично известно недовольство масс феодально-родовой верхушкой. Впоследствии, наоборот, царская администрация широко применяла освобождение байских детей, детей волостных управителей и аксакалов, смотрела сквозь пальцы на посылку за деньги детей бедноты взамен байских.

Восстание началось в начале августа, охватив целиком весь Каракольский (тогда Пржевальский) уезд, значительную часть Пишпекского уезда (Киргизия), части Варненского, Джаркентского, Копальского и Лепсинского уездов и небольшую часть волостей Аулиэ-Атинского и Казалинского уездов Сыр-Дарьинской области. Восстание началось в отдельных волостях, сопровождалось нападением на русские поселки, на представителей администрации, на отдельные партии переселенческого ведомства, на топографические и статистические отряды и др. Были сожжены почтовые станции, прервано телеграфное сообщение. Вооружение восставших состояло из разнообразного оружия (самодельные пики, старинные сабли, старые фитильные ружья, дробовики и пр.). В начале восстания повстанцам удалось отбить транспорт оружия, направлявшийся из Каракола (в Буамском ущелье) в количестве 170 берданок с 40 тыс. патронов. Особенно сильно восстание было в Киргизии (Каракольский уезд), где почти все переселенческие поселки сильно пострадали. В Джаркентском уезде около 15 августа были разгромлены все русские поселки от Каркары до поселка Охотничьего.

Восстание в Семиречье сильно обеспокоило правительство, и туда в спешном порядке были брошены большие военные силы (2 полка было снято из действующей армии, с германского фронта). Военные силы, действовавшие против восставших, согласно донесения военного командования, составляли следующие части: 1) Отряд полковника Гейцига — 4 роты, две легкие батареи, 4 пулемета и команды: сапер, телеграфная и телефонная, 2) отряд подполковника Алатырцева — 4 роты с 160 конными разведчиками, сотня казаков, одна батарея и 8 пулеметов, 3) 243-я Самарская дружина при 8 пулеметах, 4) 734-я Саратовская дружина, 5) 240-я Сибирская дружина— обе имели по 16 пулеметов. Из действующей армии: 7-й Оренбургский казачий полк с кольтовской пулеметной командой, 9-й Сибирский казачий полк с кольтовской пулеметной командой и 3-я Оренбургская казачья батарея.

Борьба носила крайне ожесточенный характер. С прибытием регулярных войск она приняла для восставших тяжелый оборот. Войска постепенно загоняли восставших в горы, где острый недостаток фуража и провианта вынудил их к сдаче к середине ноября 1916 года. Свыше 300 ООО казахов и киргизов перешло в китайские пределы, где они были ограблены калмыками, китайскими киргизами и казахами, проданы в рабство и т. п. Потери были значительны. Войска потеряли убитыми 3 офицеров и 97 солдат, раненными 86 человек и без вести пропавшими 76 чел. Потери русского населения: убитых 2390

чел., без вести пропавших 1299 человек и пострадавших (лишившихся имущества) 6024 семьи. Потери казахов и киргизов не учитывались, но были несомненно значительнее во много раз. Так, например, у селения Тюп во время боя было отбито 300 тыс. баранов, в другом походе «добыча» равнялась почти I миллиону голов скота. Бе-ловодский пристав Грибановский (впоследствии расстрелянный при советской власти) сжег в амбарах живыми 500 киргизов, захваченных в плен.

Другой очаг восстания был в Тургайской области, правда в значительно меньших размерах. Благодаря условиям местности, (пустыни, пески) казахи вели партизанскую войну, совершая нападения вплоть до Тургая и Иргиза, и продержались до самой Февральской революции. Здесь был избран ханом известный Абул-Гафар. В других областях й районах Казахстана почти повсеместно происходили «беспорядки и волнения», которые усилиями «администрации, волостных управителей, почетных киргиз были вскоре же успокоены». Всюду происходившие волнения действительно были успокоены администрацией и «почетными киргизами» при участии казахской интеллигенции. «Успокоение» сопровождалось арестом «беспокойных элементов» и преданием их военному суду.

В Средней Азии восстание также носило разрозненный местный характер и было легко подавлено при участии аксакалов и влиятельных людей. Лишь в некоторых пунктах оно сопровождалось кровавыми столкновениями восставших с полицией и войсками (Ташкент, Фергана и др.). Исключение составил Джизакский уезд, где узбекское население почти поголовно восстало, нападало на железнодорожные станции, сжигало их, разрушало полотно и т. д.

Джизакское восстание было особенно жестоко подавлено-царскими войсками под командой полковника Иванова-Ринова, известного впоследствии в качестве военного министра Колчака. Этот палач издал приказ по войскам, в котором писал: «Помнить, что подошва от сапога русского солдата стоит дороже тысячи жизней этой сволочи». Таких примеров бессмысленной жестокости, ужасов белого террора можно привести не мало.

Восстание, как мы видим, представляло чрезвычайно пеструю картину — от острейшей кровавой борьбы (Семиречье) до небольших «волнений» и «беспорядков».

Какова же роль отдельных классов в этом восстании?

Там, где восстание не носило развернутой формы, господствующие классы были против восстания и самым энергичным образом содействовали администрации. Особенно после того, как установилась практика найма бедняцких детей взамен байских сынков для отбывания военной службы, практика подкупа чинов администрации в целях освобождения от набора, байство и низший административный аппарат (волостные, аксакалы и проч.) использовали это обстоятельство в целях грабежа масс. К этой группе районов Казахстана, где восстание носило характер лишь небольших волнений, относятся главным образом районы старой колонизации, где казахское население было в меньшинстве (части северного и восточного Казахстана), и байство целиком и полностью было на стороне царизма.

Кроме названных районов, восстание носило также характер частичных местных беспорядков и брожений, вскоре подавленных в районах более отсталых, мало затронутых колонизацией, как, например, большая часть Сыр-Дарьинской области, западного, северного и восточного Казахстана. Здесь либо байство и интеллигенция пошли энергично на помощь администрации, либо казахские массы, пользуясь наличием пустынь и песков, укочевывали далеко и таким образом противились мобилизации.

Наконец, в районах, где колонизация была в разгаре, и классовые отношения были обострены, восстание носило характер стихийного массового выступления. Это — Семиреченская область. Здесь байство раскололось, собственно, на три части. Одна часть действовала активно против царизма, активно участвовала в восстании, иногда возглавляла массы; другая часть оказывалась «заложниками» народа, была терроризирована массой, волей или неволей участвовала в движении; третья часть бежала под защиту царской администрации, активно участвовала на стороне царских войск в подавлении восстания, грабила со своими ближайшими сородичами и приспешниками казахские массы, забирая скот, домашний скарб и т. д. В официальных материалах и донесениях на эту группировку байства имеются совершенно отчетливые указания.

Известный предводитель киргизов Нарынского участка Канаат Абукин, крупный манап, захваченный в плен (выдан своим старшим сыном) и умершим или намеренно умерщвленный в царской тюрьме (обстоятельства его смерти недостаточно ясны), в своих показаниях определенно говорит о земельных притеснениях, поборах и взятках царской администрации. Эти обстоятельства вызвали бурное движение масс, и он считал необходимым, как глава народа, присоединиться к нему, возглавить его. В русских газетах Канаат был объявлен ханом восставших, якобы домогавшимся этого титула, стремившимся к самостоятельности и т. д. Показания Канаата не подтверждают этих заявлений. Он ханом не избирался, политических задач себе не ставил (он был уже преклонных лет, неграмотный и т. п.), а, как довольно правдиво он объяснил, поскольку масса выступила, он не мог от нее отделиться, несправедливостей же со стороны власти было много, и не в его силах или желаниях было остановить это движение.

К группе «заложников» народа, вынужденных выступить совместно с массами, в известной степени принадлежат участники восстания, манапы Ш а б д а н о в ы. Один из них был волостным управителем Атеке-Сары-багишевской волости, кончил 5 классов Верненской гимназии, был крупнейшим баем. Дед его Шабдан-батыр оказал большие услуги царскому правительству во время завоевания края, был награжден чином полковника и георгиевским крестом. В газете «Правда Востока» за 1924 г. были помещены воспоминания о восстании одного из участников его — киргизского батрака, который свидетельствует о том, что Шабдановы, видя волнение масс, ездили советоваться в гор. Пишпек к русскому адвокату, причем последний рекомендовал успокоить народ, а аксакалам и баям указать, что их дети могут быть откуплены от призыва. В результате байство стало вести отдельные совещания и переговоры, но выступление масс и требования вести народ вынудили манапов выступить. Фактически они были заложниками. Шабдановы успели вывести свои аулы в самом начале восстания в пределы Китая. Любопытны также показания жены мирового судьи города Пржевальска (Каракола), взятой с детьми в плен киргизами во время восстания. Она показала, что бывший волостной управитель, бывший с восставшими, плакал, что он погиб, очень боялся окружающих киргизов, словом, обнаруживал вид человека, силой вовлеченного в восстание. Свидетельница очень просила власть учесть поведение волостного, что и было удовлетворено властями.

Наконец, донесения военных начальников, сообщающих о «лихих» действиях войск, различных корнетов, сотников и прочих офицеров, содержат данные о «беззаветной преданности» и «усердной службе» некоторых волостных управителей, баев, аксакалов, переводчиков и т. д. Мы приводим лишь часть фактов, их имеется весьма много, и не подлежит никакому сомнению, что роль байства была в восстании именно такова, какою она изображена нами выше.

Переходим к изложению роли казахской национальной интеллигенции. Последняя была в целом против восстания. Есть некоторые сообщения, промелькнувшие в русских газетах того времени, о том, что среди восставших якобы были «молодые люди в форме русских учебных заведений». Факт этот никем не расследован и не проверен. Во всяком случае это могли быть лишь единичные случаи, а в основной массе казахская интеллигенция была не с восставшими.

Приводим два документа, рисующие роль казахской национальной интеллигенции в восстании 1916 года: свидетельское показание Тынышпаева следователю и письмо Бахытжана Каратаева и Джанши Сейдалина к председателю Государственной Думы Роузянко.

М. Тынышпаев ставил вопрос сл. образом. Казахи никогда не были против власти и против России в целом. Наоборот, империалистическая война подняла патриотическое настроение у казахов, ибо казахи рассуждали так: если победит Германия, то немцы придут в наши аулы, разорят их, угонят скот; лучше будем помогать русским — деньгами, скотом и т. д. Какое фальшивое, трусливое заверение в верноподданических чувствах в тот момент, когда на собственной родине Тынышпаева, в Лепсинском уезде, происходила кровавая вакханалия расправы войск над безоружным народом! Показание этой части насквозь лживо. Наоборот, среди казахов, как и среди других покоренных и угнетенных народов романовской империи, господствовали пораженческие настроения, вполне естественные: желали поражения России, надеясь на перемену в своей судьбе. В дальнейшем Тынышпаев останавливается на переселенческой политике царизма, на недобросовестности переселенческого ведомства, словом, в качестве главной причины восстания выдвигает плохое управление казахами. Это чиновническая постановка вопроса, которая была сделана более определенно и более резко самим генерал-губернатором Куропаткиным в его докладе, где он, касаясь причин восстания, определенно подчеркивал бесправное земельное положение казахов и безобразия переселенческого ведомства, как основную причину восстания. Тынышпаев не шел дальше царского высокопоставленного генерала, а, наоборот, более робко и лояльно формулировал причину восстания. Г. И. Б р о й д о, также неоценивавший по существу революционного значения восстания 1916 г. и считавший это восстание делом царской провокации, имел по крайней мере смелость в своем показании следователю бросить неприкрытое обвинение правительству в провокации. Таким обратом позиция, занятая Тынышпаевым,— трусливая, предательская, позорная позиция.

Не лучше письмо Б. Каратаева и Д. Сейдал и на к председателю Государственной Думы Родзянко — документ, являющийся «перлом» позорнейшего предательства народных масс и отвратительного лакейства перед царизмом. Есть некоторые моменты в этом письме, приводящие факты о роли казахского общества в восстании 1916 г. Вот этот документ в выдержках:

«Все рабочие из киргиз, служащие по вольному найму у самих киргиз, у разных русских и нерусских купцов, у казаков казачьих войск и т. д., после появления высочайшего повеления вдруг бросили работу и разошлись по своим аулам и особенно к своим родичам, передавая панику и бунтарское настроение (На казахскую бедноту сваливается обвинение в иницативе восстания. Это верно подмечено, но одновременно характеризует самих авторов письма. С. А.). Создалась паника-путаница; каждый киргиз призывного возраста, хотя бы он был бедный, распродав то имущество, какое у него было, приобрел для себя лучшего коня или такового просто реквизировал у соседа. Такие молодые люди, объединившись в толпу всадников, где в 50, где в 100, где и в 1000 чел. и т.д. вооруженную палками, косой или зубцами от граблей на концах палок, в редких случаях охотничьими ружьями, разъезжали по аулам и присоединяли к толпе своих сверстников, одних добровольно, других насильно, путем угроз... Состояние киргизской молодежи призывного возраста до начала сентября напоминало то состояние рогатого скота, в котором он бывает в мае месяце, когда находит на него овод, и он, мучимый нестерпимой болью, подняв хвост, скачет в разные стороны, не различая ни глубоких ям, ни глубоких оврагов, в которые он может упасть». После такой характеристики поведения народных масс, которую мог дать только предатель, только представитель господствующего класса, беспощадный в отношении угнетенных и подхалим в отношении царских властей, идет изложение поведения волостных управителей, баев и прочей феодально-родовой верхушки.

«Эксцессы толпы были направлены, главным образом, против своих волостных управителей, аульных старшин, их писарей, аксакалов (стариков), которые призваны составлять списки лиц призывного возраста. Эксцессы эти иногда сопровождались такими актами со стороны толпы, как убийство управителя Чингирлауской волости Ахмета Сарыбалина и его волостного писаря Галия Тяуки-на, повлекшее за собой взятие под стражу 13 человек киргиз этой волости (из них 4 человека повешены по приговору Казанского военно-окружного суда), убийство волостного управителя Кара-Балыкской волости Кустанайского уезда Саума Кадырова, повлекшее за собой взятие 21 человека под стражу (из них повешено тоже 4 человека), убийство волостных писарей Алимбетовской и Тараклинской волостей Актюбинского уезда... В Кзыл-джарской волости Лбищенского уезда крестьянский начальник 3-го участка г. Логашкин нанес побои одному киргизу, находившемуся в толпе и указывавшему на неправильное составление списков, и раздраженная этим поступком толпа набросилась на Логашкина, нанося ему удары нагайками. Логашкину спас жизнь один здоровенный аульный старшина, который, обхватив Логашкина и покрыв его своим корпусом, упал на него, крича: «Убейте меня, а не крестьянского начальника». Неизвестно, в связи ли с этим случаем, или нет, арестован почетный уважаемый киргиз Кзылджарской волости Галий Мау-ленбердиев по обвинению по ст. 129 Угол. Улож., хотя всем киргизам известно, что он убежал и склонял киргиз своей волости к спокойствию. Пристав 2-го стана Темирского уезда Музафар Тяукин (киргиз по происхождению), отражая нападение толпы, выстрелом из револьвера убил наповал одного киргиза. Нападавшие киргизы кричали: «Майлыбай», «Майлыбай», что означает, что нападавшие Принадлежали к роду «Кете» и приглашают сородичей на помощь. Многие управители, аульные старшины и аксакалы, опасаясь от насилия молодежи, нашли убежище в таких городах, как Уральск, Илецк, и других оседлых русских центрах».

Авторы собрали факты, характеризующие отношение феодально-родовой верхушки к восстанию. Отношение это изображается как отрицательное, направленное против народных масс; нет сомнения, что эта картина верна. Но одновременно авторы проявляют такое же отрицательное отношение к «бунту», всецело приписывают его массам.

Еще более характеризуют отношение указанных незаурядных представителей казахской национальной буржуазной интеллигенции (один из них Б. Каратаев — бывший член 2-й Государственной Думы, а Д. С е й д алин — присяжный поверенный) к восстанию 1916 года следующие строки:

«Киргизы, или так называемые киргиз-кайсаки, в лице своих верхушек — ханов и родовых старейшин — приняли российское подданство в XVIII столетии добровольно, сами по своему почину, без пролития крови, и обязались защищать пределы Российской империи от нападения внешнего врага. В том же XVIII столетии башкирский бунт был усмирен киргизами на основании этого обязательства. В преследовании французского завоевателя Наполеона I после оставления им Москвы участвовали добровольцы-киргизы во главе с киргизом, коллежским ассесором Байжаном Кошанбаевым, вплоть до самого Парижа, побывав по дороге в Германии. Завоевание Туркестанского края генералом Черняевым, Хивы ген. Веревкиным, Бухары генералом Кауфманом и туркменов ген. Скобелевым сопровождалось деятельным личным и материальным участием киргиз-кайсаков. Генералы Черняев и Скобелев составляют не только русских, но и киргизских народных героев, сложить головы за которых киргизские джигиты и батыри (богатыри) считали за счастье для себя».

Какое отвратительное подхалимство перед русскими монархами в этих излияниях!

Дальше авторы письма просят отсрочить призыв до мая 1917 года.

«Такая отсрочка до мая 1917 года, безусловно успокоив киргиз, обрадовала бы киргиз-мусульман, вообще проникнутых религиозным фанатизмом, если бы она была разрешена по случаю наступавшего в субботу 24 сентября праздника «Курбан-Байрам». Надо бы поспешить с отсрочкой тем более, что в некоторых областях, например Тургайской, издан такой незакономерный циркуляр, по которому за неявку молодежи призывного возраста ответствуют и подлежат наказанию аксакалы (старики), хотя никакой аксакальской должности по законам не существует и наказание их противоречит закону».

Восстание 1916 года обнаружило глубокие социальные изменения в казахском обществе, вскрыло его классовые противоречия. Оно выявило тенденции массового движения казахских трудящихся, направленного против империалистической буржуазии, против ее социальной опоры внутри аула — байства. И хотя движение носило стихийный, неорганизованный характер, и не было налицо развернутой аграрно-крестьянской революции, но совершенно очевидно, что тенденции движения действовали именно в этом направлении. Казахские трудящиеся в еще не оформленном, стихийном восстании дрались за национальное освобождение, за национальную консолидацию (оформление), которая могла быть достигнута лишь на путях классовой борьбы с империалистической буржуазией и со своими собственными эксплуататорскими классами. С другой стороны, восстание отчетливо выявило способность национальной буржуазии и интеллигенции завершить дело национального освобождения, ее половинчатость и предательство, вступление ее на путь национал-реформизма. Тем самым определились пути дальнейшего развертывания казахского национального революционного движения, тесная зависимость его от революционной борьбы российского пролетариата против империализма.

Между тем до сих пор в нашей современной, марксистской литературе мы встречаемся с самыми различными оценками восстания 1916 года. Многих смущают частности, которые они не умеют сочетать с анализом общего; другие впадают в оригинальные собственные мудрствования, приводящие часто к немарксистским, а иногда и прямо меньшевистским оценкам восстания 1916 года. Мы считаем необходимым остановиться вкратце на этих вопросах.

Первое из подобных объяснений восстания немарксистского порядка — это «теория провокации», пущенная в оборот Г. И. Бройдо и подхваченная Т. Рыскуловым и др. Обратимся к фактической стороне дела. Прямой, сознательной провокации в обстановке 1916 года трудно было ожидать от царского правительства. Война принимала неблагоприятный оборот, затруднения в стране росли, и вызывать в такой момент намерено восстание в тылу было бы по меньшей мере безрассудно. К тому же в это время турками предпринималось наступление в Иране и, следовательно, подстрекательства и волнения в Азербайджане, Средней Азии и Казахстане едва ли могли диктоваться стратегическими соображениями. Царизм мог спровоцировать восстание до войны, когда происходил разгул колониальных грабежей, изъятий земель, а в 1916 году, наоборот, переселенческой волны в Казахстан как раз не было. Мало того, самое объяснение восстания провокацией игнорирует развитие классовой борьбы в Казахстане, умаляет все значение национально-революционного движения (выходит так, что если бы не было провокации, не было бы восстания, не было бы вообще революционного движения в Казахстане) . Ведь и Тынышпаев но существу говорит о провокации. Нам кажется, что едва ли Г. Б р о й д о имел в виду исчерпать объяснение социально-экономических причин восстания указанием па «провокацию». Он бросил некогда смелое обвинение в лицо царскому следователю, а из одной его фразы выросла впоследствии целая теория провокации. Других авторов (Галузо и др.) сильно смуащет роль байства в восстании. Они встают на позицию либо полного отрицания роли байства, либо, признавая его руководящую роль, не решаются признать восстание 1916 года революционным. Мы выяснили подробно этот вопрос выше. В целом байство не было на стороне масс. Местами оно было втянуто в восстание, ибо колонизаторская политика отчасти ущемляла и интересы байства. Потому нет ничего удивительного, что в отсталых колониях часть феодальной верхушки выступает против империализма. Ленин указывал на деление всего мира угнетенные народы и угнетающие нации.

 Неверное понимание первого этапа национально-революционного движения в отсталых колониях приводят к меньшевистским (троцкистским) формулировкам вроде той, которая имеется в книге «Весь Казахстан» (изд. 1931 г.): «Факты избрания ханами крупных баев, главным образом, из числа тех, кто был побежден на выборах волостных управителей, и лозунги, которые выдвигались этими баями, свидетельствуют о том, что субъективно это было движением за восстановление власти ханов и султанов, за восстановление старины (подобный вздор широко распространяла официальная печать в 1916 г. С. А.). Субъективно восстание было контрреволюционным движением, оказавшись под руководством баев, «оппозиционных» волостным управителям. Восстание приобрело заметное революционное значение потому, что оно было массовым и ослабило фронт империалистической войны отвлекши значительные силы «на подавление» восстания и на охрану городов, ж.-д. путей, телеграфа». Вот образец путанного немарксистского определения восстания 1916 г.!

Есть еще одно мнение, на котором в значительной мере основана приведенная формулировка. Дело в том, что восстание 1916 года сравнивают с движениями типа курдских, бахтиарских восстаний в Турции и Иране или с движением Баче-Сакао в Афганистане, организованными английской контрразведкой и, следовательно, носящими прямо контрреволюционный характер. Но такое сравнение абсолютно недопустимо. В этих странах восстание было направлено против национально-революционного движения в данной стране со стороны реакционных феодальных элементов, выступающих против развивающегося буржуазно-демократического движения. Оно используется империализмом в целях подавления движения. Сравнивать восстание 1916 года с подобными движениями значит приписывать царизму прогрессивную роль в Казахстане (развертывание царизмом буржуазно-демократического движения или развитие капиталистических отношений, против которых, очевидно, должны были выступать реакционные феодальные элементы). Делать подобные сравнения — значит действительно ровно ничего не понять в ленинизме, встать на враждебную, классово-чуждую троцкистско-меньшевисткую позицию. Движение, возглавленное Баче-Сакао в Афганистане, шейхом Саидом в Курдистане, арабскими и бахтиарскими шейхами в Иране, есть реакционное, контрреволюционное движение против национально-революционного движения в Турции, Иране и Афганистане. Оно может быть сравнено с басмачеством в Средней Азии, поддержанным интервентами и представлявшим контрреволюционное движение байства против Советской власти. Недаром великодержавные шовинисты также пытались дискредитировать восстание 1916 года, называя его «басмачеством».

Восстанием 1916 г. кончается второй период истории казахов, колониальный период, в течение которого росли и развивались предпосылки Октября в Казахстане. Далее идет третий период, когда эти предпосылки развивались в полной мере и развернулись в революцию казахских трудящихся масс, которые в союзе и с помощью революционного российского пролетариата и под руководством коммунистической партии и великого вождя народов товарища Сталина одерживают в настоящее время великие победы на фронте строительства социалистического общества.