Страница - 6

Глава IV. Земельный вопрос в Букеевской орде

Земельный вопрос в Букеевской орде был самым главным и самым сложным. Над ним трудилось немало людей, но разрешить его в более или менее приемлемом для широких казахских масс виде царские чиновники не могли.

В условиях колониальной политики возникновение самой Букеевской орды, по сути дела, было ни чем иным, как своеобразным разрешением земельного вопроса, возникшего в результате межфео-дальных, межродовых распрей, породивших земельную тесноту и связанный с нею хозяйственный упадок в Малой орде. Как известно, отделение части казахов Младшего жуза и переход этой части на правую сторону Урала расценивались, между прочим, как самим Бу-кеем, так и его султанами, а также многими родовыми старшинами, как выход из создавшегося в Малой орде хозяйственного и политического кризиса, вызванного главным образом земельной теснотой. Казахские массы пошли за султаном Букеем на правую сторону реки Урал лишь потому, что видели в этом переходе спасение от всех тех бедствий, которые переживали они тогда, находясь в Малой орде. Они мечтали о лучших пастбищах и водопоях, о мирной, безопасной жизни.

Указ императора Павла I формально давал казахам большой простор, разрешая Букею с подвластным ему народом кочевать там, где он пожелает. Это обещание царя, собственно, и создало для Букея вначале благоприятную атмосферу, вызвав тягу казахских масс на внутреннюю сторону реки Урал. Там они надеялись найти себе хорошие пастбища и большие удобства для кочевого хозяйства. Они думали, что будут мирно жить и будут гарантированы от насилия как извне, так и со стороны своих феодалов. Но когда переселение казахов уже совершилось, когда они более или менее освоились на новых местах и разузнали действительное положение, их постигло полное разочарование, так как на “внутренней стороне” не оказалось тех условий, которые позволяли бы казахам, “кочевать там, где пожелают”. Вследствие этого у казахов вскоре появилась обратная тяга — “за Урал”. Но обратно за Урал их не выпускали. Всякий раз казачьи отряды преграждали им путь и силой заставляли возвращаться обратно. Таким образом, получилось так, что “заманчивая издали Букеевская орда оказалась для казахов западней: войти в нее можно было свободно, но выйти из нее — очень трудно”.

Дело в том, что при переходе казахов на правую сторону реки Урал нигде не указывались границы земель, отводимых для казахских кочевий. Не было сказано об этом ни в письме Джангира, ни в ходатайстве Корринга и ни в рескрипте Павла I. В рескрипте Павла I было лишь сказано, что позволяется Букею “кочевать там, где пожелает”. Руководствуясь этим положением, казахи стали занимать все пустые места в волжско-уральских степях. Но отсутствие четких указаний относительно границ казахских земель на внутренней стороне реки Урал послужило потом поводом к возникновению целого ряда споров и тяжб.

Первые букеевцы поселились на побережье Каспийского моря. Как зимние пастбищные угодья — побережье моря было очень удобно для кочевого хозяйства, оно служило хорошим укрытием. В камышовых зарослях и люди, и скот находили себе хорошую защиту от зимней стужи и вьюг, корм и топливо. Для питьевой воды пользовались снегом.

Зимой пасти скот в открытых степных местах не всегда было возможно. Побережьем моря казахи пользовались только в зимнее время, а летом откочевывали от берега, так как летом, вследствие недостатка пресной воды, а также множества оводов здесь очень трудно было жить и пасти скот. Часть их кочевала в Нарын-Песках, а часть уходила за Урал, и осенью возвращалась на свои места. Такое чередование сезонных кочевий было выгодно казахам.

Вначале букеевцы стали распространяться по всему берегу Каспийского моря и к северу: к Нарын-Пескам, Камыш-Самарским озерам, Узеням и Чижам, словом, они стремились занять такие свободные места, которые изобиловали камышами и хорошими водопоями. Особенно старались казахи занять те районы, которые раньше были под кочевьями калмыков, ушедших в Китай, -которые тогда были никем не заняты. Это объяснялось тем, что там были самые хорошие пастбища.

В первые годы казахи не были стеснены. Это усилило тягу казахов из-за Урала. И царское правительство все продолжало форсировать перепуск казахов на внутреннюю сторону. Между тем увеличение числа казахов, а также их последующий приток подняли ценность этих земель. Стали появляться претенденты на те земли, которыми до этого времени казахи бесспорно пользовались.

Вскоре выяснилось, что большая часть побережья Каспийского моря, т.е. свыше 2/3 всего побережья от устья Урала до устья Волги, оказалась в частном владении богатых русских помещиков — князей Юсуповых и графа Безбородко. С запада, на луговой стороне Волги на лучшие пастбища претендовали кундровские татары и калмыки, враждебно относящиеся к казахам. Далее с севера Уральское казачье войско самовольно захватило самые лучшие пастбища казахов; с востока по всему берегу Урала тянулась Уральская военная линия. Таким образом, Букеевская орда оказалась окруженной со всех сторон.

В поисках новых кочевий казахи вошли в соприкосновение с окружающими их соседями, с которыми у них по причине отсутствия точного размежевания земель стали возникать споры и столкновения. Возникла необходимость в более точном определении границ земельных владений казахов Букеевской орды.

19 мая 1806 г. царским правительством было издано “Положение о наделении кочующих народов землей”. Этим Положением были приблизительно установлены границы казахских земель и определено пользование зимовками на побережье Каспийского моря. Некоторые более удобные пастбища отошли в пользование кундуровских татар и калмыков. От казахских кочевий были отрезаны целые районы, прилегающие к соляным озерам; казахи были лишены доступа к соляным источникам. Обширные пастбища, расположенные на западной стороне внутренней Уральской степи, находившиеся до этого времени в пользовании казахов, были у них изъяты. Таким образом, Положением 1806 г. казахские кочевья были урезаны, их общая площадь была значительно сокращена.

На побережье Каспийского моря находились основные зимовки казахов Букеевской орды. До издания Положения казахи свободно пользовались камышовыми зарослями побережья. Никто никаких претензий не предъявлял, так как эти камыши, в сущности, никому не были нужны. Фактически дачи обоих помещиков пустовали. Население было незначительное. В некоторых местах были ватажные постройки, в которых жили по несколько человек наемных рыбаков. А дачи помещиков простирались вдоль по берегу моря, представляя собою длинную полосу шириной 10—15 верст, а в длину она тянулась на 208 верст, при общем протяжении береговой линии от устья Волги до устья р.Урал в 305 верст.

В связи с изданием Положения приказчики помещиков, жившие на рыбных промыслах в населенных пунктах, стали ограничивать казахов в пользовании пастбищами на побережье моря. Приказчики стали обозначать границы дач маяками, межевыми столбами и более мелкими межниками, а за пастьбу скота в районе дач они стали с казахов требовать плату. Правда, в первое время приказчики ограничивались незначительными взятками с казахов, но скоро они усмотрели возможность получения с них больших выгод.

Казахи испытывали особенно большие затруднения в те годы, когда побережье моря осенью затоплялось водой. Так, исключительно трудно было им в 1819 году, когда все низменные места на побережье были затоплены хлынувшей и разлившейся из моря водой. Когда казахи прикочевали к зимовкам, то им негде было пасти скот. Все оказалось залито водой и обледенело. Зима была суровая, наступила гололедица, отчего начался падеж скота. Казахский скот мог пастись только на покрытых камышом возвышенных местах — черновых буграх, но туда его не допускали. Приказчики обставили все приморские бугры маяками и не позволяли пасти скот на этих буграх. Для казахов создалось угрожающее положение: скот оказался перед угрозой гибели. Его можно было спасти только на черновых буграх. Казахи были вынуждены идти в кабалу к русским помещикам. За право пользования камышами они должны были платить помещикам большую плату и деньгами, и скотом. Казахов заставляли косить камыш, свозить его, колоть лед, а на ватагах накладывать лед в промысловые погреба. Если казахи не соглашались на требования приказчиков, то последние при помощи кордонных начальников сгоняли казахов с зимних мест. Если же казахи отказывались платить за зимовки или давать за них взятки, то приказчики захватывали казахский скот, требуя, чтобы за него был уплачен большой выкуп. Такой порядок был заведен в районе дач обоих помещиков.

Относительно корыстолюбия ватажных жителей и промысловых приказчиков султан Шигай в декабре 1820 г. писал: “Жители по приморским берегам и промысловые приказчики из одной корысти, будучи удовлетворяемы примером прошлых зим, захватили бугров под предлогом надобности для продовольствия своего скота, что они как прежде, так теперь, допускают много киргизцев на бугры из оброку, а другие делают захваты у киргизцев скота и выпускают их даже без моего ведома и кордонного начальства делать им несоразмерные заплаты”2.

Управляющие имениями помещиков взимали с казахов за зимнее пребывание на побережье по одному рублю с кибитки, по 20 коп. с верблюда, лошади или коровы и по 5 копеек с барана. Кроме того, казахи, кочевавшие на буграх, должны были заключить с приказчиками кабальные договора, по которым казахи обязывались накосить большое количество камыша, а также убрать и свезти сено к промыслам. Казахи поневоле соглашались на такую тяжелую барщину, так как у них иного выхода не было. Приказчики смотрели на казахов, как на источник личной наживы. Так, в 1823 году один из приказчиков в письме к есаулу Кирееву советовал ему “поплотнее прижаться к киргизам, от чего будут хорошие магарычи”.

В 1834 году зима была чрезвычайно суровой, выпал большой снег. Во время сильного мороза в марте у казахов погибло несколько десятков тысяч голов скота. Многие хозяйства остались совершенно разорены. Начался голод. Несмотря на весьма тяжелое положение казахов, князья Юсуповы взыскали с них 6 тысяч рублей за зимнее пребывание в районе дач. Кроме того, Юсуповы обязали казахов заплатить за накошенные ими осенью предыдущего 1833 г. 3043 воза сена.

Пользуясь безвыходным положением казахов, приказчики всеми мерами стремились закабалить казахов, обеспечить себе необходимое количество даровых рабочих рук, в которых на пустынных берегах моря был большой недостаток. Поэтому помещики ввели в практику отработку, предпочитая ее арендной плате.

По примеру помещиков казахов стали эксплуатировать и уральские казаки, занимавшие кордонную линию около моря. По поводу этого Оренбургская пограничная комиссия писала:

“Киргизы по кочеванию около моря и по прокормлению скота своего подвергаются крайнему стеснению, как со стороны управляющих имениями князя Юсупова, так и со стороны даже казаков Уральского войска, занимающих кордоны около моря и продающих киргизам сено, накашиваемое на местах, где они должны кочевать”.

Поборы управляющих имениями помещиков и ватажных жителей очень тяжело отразились на бедных казахах, которые, будучи не в состоянии платить за зимовку, вынуждены были работать почти задаром на помещиков или же на ватажных жителей.

В тех случаях, когда межевые столбы или вехи отсутствовали или сгнили, помещичьи приказчики этим пользовались, они ставили новые столбы, преднамеренно выдвигая их далеко за черту действительных границ с тем, чтобы в пользовании казахов оставить как можно меньше пространства, чтобы больше урезать им зимовые места. Если казахи, не зная границ помещичьих земель, случайно заходили на земли помещиков, то приказчики взыскивали с казахов за потраву. Так, в 1831 г. приказчики обязали казахов уплатить за произведенную в зимнее время потраву 3000 руб.

Иногда помещики в зависимости от зимних условий и от потребностей казахов в зимовках неожиданно для казахов произвольно повышали требования к казахам, кочующим зимою в районах дач, ограничивая места, где они могли бы кочевать и повышая арендную плату.

Приходилось казахам терпеть немало и от откупщиков. Дело в том, что помещики иногда сдавали в аренду некоторые свои ватаги и рыболовные места со всеми окружающими угодьями астраханским купцам-рыбопромьппленникам, которые, в свою очередь, сдавали эти места казахам и обирали их, устанавливая повышенную плату за зимовку и производя поборы деньгами и скотом и захватывая казахский скот, “за произведенную потраву”. “Промысловые приказчики всегда стараются занять бугров больше, оградить их маяками и после даже в гибельное время делают захваты у киргизцев скота, требуют несоразмерного удовлетворения, другие дают из оброку”. Кроме того, купцы нередко занимали большие площади помещичьих земель для скота, купленного ими у казахов.

Для того чтобы извлечь себе как можно больше пользы, помещики всеми мерами ограничивали казахов. Так, воспрещали казахам ловить рыбу. За самовольную ловлю рыбы их подвергали телесному наказанию. В районах дач запрещали им строить себе на зиму теплые жилища, землянки. В 1820 г. на побережье Каспийского моря султан Шигай построил себе теплое жилище. Когда об этом узнал граф Безбородко, на чьей земле жил тогда Шигай, он потребовал от султана снести эту постройку.

Еще другой пример. В 1829 году два султана: Досказы и Кулжан построили на земле князя Юсупова две землянки. Приказчик Юсупова путем судебного решения заставил султанов снести свои землянки.

Таковы были в общих чертах взаимоотношения казахов с помещиками.

Не лучше было дело в западных и северных районах Букеевской орды. Границы казахских земель были неточно-определены Положением. В дальнейшем эта неточность послужила поводом к целому ряду недоразумений и произволу. Дело в том, что в Положении говорилось, что границей казахских кочевок является р.Узень, но не указывалось, какой именно из двух Узеней: Большой или Малый. Управление Уральского казачьего войска, пользуясь этой неточностью Положения, самовольно захватило большое пространство, заключенное между Малым и Большим Узенями, шириной от 30 до 50 верст и длиной по Малому Узеню в 150 верст. Это пространство представляло собою весьма удобные пастбищные угодья, имеющие для кочевников исключительную ценность в зимнее время. Во время зимних стуж и вьюг в камышовых зарослях с богатыми водопоями кочевники со своими табунами и стадами находили незаменимое убежище.

Раньше этими пастбищами пользовались калмыки. Уральские же казахи никогда ими не пользовались, так как у них и без того было много земли; они не пользовались даже своими обширными пастбищами, находившимися за Большим Узенем к Уралу, по реке Кушуму, по рекам Чижам и в других местах: захватив это межузенское пространство без всякого права, управление казачьего войска выставило казачьи разъезды, которые сгоняли казахский скот с этих пастбищ. Начались тяжбы, происходили частые стычки, но, тем не менее, казахи продолжали пользоваться этими пастбищами. Тогда, а именно в 1813 г., управление войском перенесло укрепленную линию с Большого Узеня на Малый и тем самым окончательно отрезало у казахов эти самые лучшие пастбища. Начались новые споры и новые тяжбы. После смерти Букея казачье войско совсем перестало пускать казахов на межузенское кочевье, а также и к Камыш-Самарским озерам, которыми они раньше пользовались. В связи с потерей этих пастбищ казахи были поставлены в исключительно трудное положение. По поводу захвата земель у казахов один из царских чиновников писал: “… такое приобретение последовало, как кажется, для пользы одних казачьих чиновников, служащих и отставных, которые, сблизившись таким образом с ордой, производят вымен скота на хлеб и другие товары и в сих местах пасут стада свои”.

Уральские казачьи старшины, чиновники, станичные кулаки хорошо знали, что эти участки крайне нужны казахам, что они без них не смогут обойтись, а потому вынуждены будут арендовать их, особенно места, покрытые камышами и богатые водопоями. Захватив эти пастбища, уральские казаки неумолимо сгоняли с них кочевавших казахов, запрещали им косить сено, пользоваться речными водопоями, топливом, ловить рыбу и пр. Оренбургское пограничное начальство очень хорошо знало об этом произволе со стороны Уральского войска и расценивало его как стремление войска к увеличению своих земель за счет казахских и как стремление “получить право торговаться с ордынцами при допуске их к линии, запретить им сенокошение, дабы иметь случай к взысканию за потраву накошенного в степи сена и продать оное киргизам по высоким ценам, принудить их просить их о перепуске скота на внутреннюю сторону, дабы иметь новый повод к приобретению выгод за счет киргизов, взыскивать за водопой и вообще продолжать укоренившиеся злоупотребления”.

Как видно из приведенного отрывка, царское правительство ясно понимало ситуацию, но, тем не менее, никаких решительных мер против злоупотреблений не принимало. Единственно, что царское правительство сделало в пользу казахов, это лишь то, что оно, считая незаконными действия Уральского войска, признало необходимым произвести новое размежевание. В 1828 г. оно формально прирезало к землям казахов межузенское пастбище и Камыш-Самарские озера. Однако не пришлось казахам получить обратно эти земли, так как уральские казаки, опираясь на штыки, не пускали казахов на эти пастбища. Мало этого, в 1829 г. Уральское войсковое управление согнало казахов даже с правого берега Малого Узеня.

Таким образом, в конце концов казахам не оставалось иного выхода, кроме того, как арендовать у уральских казаков землю и платить им за право пользования ею.

Управление казачьего войска для казахов установило определенную арендную плату, а именно по 15 коп. с барана, 50 коп. за голову рогатого скота и лошадей и по 80 коп. за верблюда. И действительно, казахи ежегодно арендовывали зимние пастбища у уральских казаков и платили им за них большие суммы. Так, в 1834 г. через кордонную линию было перепущено за плату казахского скота: лошадей — 13742, верблюдов — 69, рогатого скота — 172, баранов — 1403, при 149 пастухах. За пастьбу этих табунов и стад было взыскано с хозяев скота в пользу войскового управления 7252 руб. 70 коп. золотом и серебром. Разумеется, такая высокая арендная плата тяжело отразилась на бедняцких хозяйствах, так как на арендованной земле кормился и их скот. Иногда бывали и такие случаи, что казахи самовольно прорывались на свои старые зимовые места. Но в таких случаях войсковое управление принимало самые решительные меры против кочевников.

Уральские казаки иногда перепускали на свои земли казахский скот, если казахи принимали на выпас и их скот. Они стремились использовать каждый удобный случай для того, чтобы возможно больше ограбить казахов. Так, они нарочно косили сено и оставляли большие скирды и стога там, куда перепускался казахский скот. Это делалось специально для того, чтобы это сено было потравлено казахским скотом или же куплено казахами по очень высокой цене. За потравленное сено казаки взыскивали с казахов плату, превышающую в несколько раз его действительную стоимость.

Земельные стеснения, все эти захваты, всякие поземельные споры и тяжбы неоднократно вызывали возмущения казахов и побуждали их к уходу за Урал.

Итак, мы видели, что казахские земли урезывались извне, а теперь посмотрим, как обстояло дело в отношении землепользования внутри самой орды.

Земля в Букеевской орде считалась государственной, но она находилась в общественном (общинном) пользовании и, как таковая, казалось бы, не могла стать частным владением. Однако дело сложилось иначе: вскоре большие земельные массивы в орде оказались в частном владении — в исключительном пользовании отдельных лиц: хана, султанов, тарханов, старшин и отдельных баев.

В первые годы существования Букеевской орды каждая родовая община пользовалась землею сообща. Землей пользовался только тот, у кого скот был. Земли было достаточно, а народу было тогда не так-то много.

Букеевцы вели кочевой образ жизни летом и зимой. У каждой общины были определенные районы (зимовки), где она со скотом проводила зиму, а летом выкочевывала в дальние открытые степи — летовки, оберегая тем самым зимние пастбища для следующей зимы. Глубокой осенью каждая община снова возвращалась на свои зимние пастбища. Такое чередование пастбищных угодий практиковалось казахами из года в год.

Однако такой порядок пользования землею существовал недолго. Дело в том, что из-за Урала стали прибывать новые партии казахов, которые вызвали передвижку уже ранее прибывших казахов, изменения границ районов их кочевий. В орде происходило некоторое уплотнение населения, что требовало перераспределения земельных угодий между отдельными родовыми общинами.

Хан Букей стал распределять землю по родам и отделениям и намечать отдельным общинам их раскочевки — летние и зимние пастбища. При этом в орде каждый участок закреплялся за старшинами родов и отделений с правом “кочевать с подведомственными казахами”. Каждому из таких старшин хан выдавал специальный ярлык — свидетельство на право пользования землей общинами.

Как характерный образец такого ханского ярлыка мы приводим одну грамоту, выданную в 1812 году ханом Букеем Исатаю Тайманову, который вместе с Букеем перешел на внутреннюю сторону и в то время был старшиной одного из байулинских родов. Вот что написано в этой грамоте: “Подвластному мне Бершева рода почтенному старшине Исатай Тайманову дал я сие вольное письмо в том, что с подведомственными ему киргизами позволяю я иметь зимовое кочевье при берегах Каспийского моря, между кордонов Кокаревского Плетнева, поста Пульпинского, разумея от степной кордонной дороги и до самого моря, где он за лучшее находить будет, как для себя, равно и для киргизов, ему подлежащих, каковую раскочевку киргиз передаю я на его Тайманова попечительство и волю, кроме же его с киргизами, которые состоят под его распоряжением, прочих родов киргизам я на сих местах кочевать не позволю и со стороны кордонных начальников в оном ему Тайманову препятствия никакого не чинить”.

Такая грамота выдавалась, как об этом было сказано выше, каждому родовому старшине. Так распределил хан Букей всю землю своей орды между казахами, строго учитывая их родовой общинный признак. Путем раздачи таких ярлыков хан Букей устанавливал особый принцип господства и подчинения.

Раздавая ярлыки, Букей привлекал к себе наиболее влиятельных среди народа старшин, султанов и баев и, подчинив их своему влиянию, создавал себе надежную опору. А этим лицам он отдавал “раскочевку киргиз” на их “попечительство и волю”, поставив тем самым рядовых казахов в подчинение и зависимое положение от этих же старшин султанов и баев. Последние, в свою очередь, почти по такому же принципу распределяли землю внутри общины — по хозяйственным аулам. Таким путем хан Букей проводил нечто вроде территориально-родового районирования в пределах Букеевской орды, в результате которого получилось своеобразное административное деление всей орды на отдельные родовые общины.

При распределении земли более сильные и многолюдные роды получали самые лучшие участки земли. Так, бершевское отделение, которое имело в своем составе несколько общин, получило в свое пользование “при берегах Каспийского моря” самые лучшие зимние пастбища, какие были во всей Букеевской орде. На этих зимних пастбищах, на побережье Каспийского моря, при хане Букее сосредоточивалось свыше 1/3 всего населения орды того времени.

Подобное официальное распределение общественной земли и закрепление земельных участков за отдельными старшинами и султанами в корне изменили отношения землепользования у казахов. Фактически земля оказывалась во владении тех старшин, на имя которых были написаны ханские ярлыки. Опираясь на эти ярлыки, старшины стали произвольно распоряжаться общественными землями. Лучшие земельные массивы захватывались ими в свое личное пользование, а худшие отводились рядовым казахам. Старшины через некоторое время становились уже действительными владельцами земельных угодий. Таким образом, право распоряжаться общественными землями постепенно превращалось в право частной собственности. Конечно, такое обстоятельство обостряло классовые взаимоотношения и вызывало частые общественные конфликты.

Итак, при хане Букее в орде начинался процесс вытеснения широких народных масс с лучших участков земли. Наиболее ценные в хозяйственном отношении земельные участки становились владениями частных лиц. Это было началом экспроприации общественных земель казахскими феодалами. Этот процесс продолжался и после смерти хана Букея. Немало земель было закреплено за старшинами отдельных родов и при его брате Шигае.

Особенно большие изменения в земельные отношения у казахов были внесены ханом Джангиром. Подражая русским помещикам, хан Джангир стремился стать помещиком-крепостником. Он даже хотел в одно время закупить в Оренбургской губрении около 500 душ крепостных крестьян”. Территорию Букеевской орды хан Джангир расценивал как свое личное владение, вотчину, а потому он считал себя вправе распоряжаться общественными землями по своему личному усмотрению. Вступив в ханство, хан Джангир проводил закрепление участков земли за старшинами заново и совершенно на другой основе. Так, в 1825 г. хан отдал в личное пользование старшины уже известного нам Исатая Тайманова определенный участок земли. Это закрепление было сформулировано ханом так: “Позволяю Вам иметь зимо-вое кочевье ваше на берегах Каспийского моря впредь и навсегда на тех самых местах, где ежегодно зимовали вы, и пользоваться подножными кормами на местах, называемых “Кюйген-арал”, Кара-Камыс и на других местах, ежели будет угодно, пользоваться вам на своих местах одним, а прочих киргизцев не впущать”.

Тут нам представляется случай сопоставить два документа, а именно: ярлык хана Букея, выданный им еще в 1812 г. Исатаю Тайманову, с вышеприведенным документом. Резко бросается в глаза разница между ними. В разное время один и тот же участок земли отдается одному и тому же лицу — Исатаю Тайманову, причем хан Букей, не указывая срока пользования землею, отдал землю старшине Тайманову совместно “с подведомственными ему киргизами”, т.е. отдал общественную землю всей общине, тогда как хан Джангир “позволяет… иметь зимовое кочевье на берегах Каспийского моря впредь и навсегда” и пользоваться одним (т.е. одному), а прочих киргизцев не впущать. Следовательно, хан Джангир отдал Тайманову землю “навсегда” в исключительное пользование — на правах частной собственности.

Таким образом, хан Джангир с самого начала своего правления устанавливал в Букеевской орде частную собственность на землю. Мало этого, он стремился создать в Букеевской орде класс землевладельцев. По-видимому, хан Джангир не надеялся осуществить эти мероприятия собственной властью. Чтобы действовать в этом направлении более уверенно, ему необходимо было получить санкцию царского правительства. Представляя свои мотивированные доводы, хан Джангир испрашивает согласие Оренбургской пограничной комиссии на раздачу земель султанам и старшинам. 12 декабря 1830 г. он писал председателю Оренбургской пограничной комиссии Генсу следующее:

“Прошу разрешить, могу ли давать султанам и старшинам участки земель в исключительное их владение? Если изволите припомнить, Вы мне советовали приступить к сей мере, особенно же к султанам родоправителям. Действительно таковая в виде наград раздача земель много бы имела хороших последствий и была бы лучшим средством к приохачиванию ордынцев к оседлой жизни. Всепокорнейше прошу Вас содействовать со своей стороны к утверждению сего предложения, которым между разными народными выгодами доставился бы мне способ устраивать некоторых из султанов, кои по многочисленности своей чувствительно уже начинают становиться в орде лишними”.

Разбирая этот документ, мы устанавливаем следующие факты: во-первых, судя по содержанию этого документа, мы видим, что мысль о раздаче земельных участков была подана хану Джангиру самими царскими чиновниками — они “советовали” ему (хану) “приступить к сей мере”, во-вторых, “раздача земель в виде наград” много бы имела хороших последствий” для хана Джангира, так как он в таком только случае мог бы создать для себя крепкую опору в лице феодалов-землевладельцев, султанско-байской верхушки, в-третьих, хан Джангир, построив себе дворец, стал вести оседлый образ жизни и был заинтересован в оседании султанской массы, а потому путем раздачи земель хан стремился привлечь султанов-родоправителей к оседанию, и, в-четвертых, хан Джангир проявляет исключительную “заботливость” о султанах, многие из которых при Джангире оказались не у дел, они действительно “по многочисленности своей чувствительно уже начинают становиться в орде лишними”, хану Джангиру необходимо было их “устроить”.

Конечно, подобное ходатайство хана Джангира не могло встретить возражения со стороны колонизаторов, так как эти мероприятия вели к разрушению основных устоев патриархально-родовых отношений казахов, что входило в задачу самого царского правительства.

Получив санкцию пограничной комиссии, хан Джангир форсировал раздачу земель султанам и родовым старшинам. Первым долгом хан закрепил за собою в личное пользование свыше 400 тыс. десятин лучшей в орде земли. Кроме того, он стал раздавать землю в частную собственность султанам, своим родственникам и приближенным. Так, брату своему Менли-Гирею хан отдал 400 тыс. десятин земли, своему тестю Караул хадже Бабажанову — 390 тыс. десятин, султанам Урма-новым — 700 тыс. десятин и т.д. Земля раздавалась и крупными и мелкими участками. Раздавая земли, хан закреплял их за новыми владельцами. Для этого, как было сказано выше, он выдавал особые ярлыки, свидетельства или записки. С 1830 г. по 1845 г. ханом Джан-гиром было выдано 1517 таких грамот. Таким образом, в результате массовой раздачи земельных участков 4500 тыс. самой удобной и пригодной для ведения кочевого хозяйства земли в Букеевской орде оказались в частном владении.

Хан Джангир, отдавая земельные участки по родству, за заслуги отдельным султанам и старшинам, давал их под кочевья за плату, которую получал с них скотом, деньгами, продуктами, вещами и т.п. Он продавал общественные земли, сдавал их в аренду под пастбища мелким султанам, баям и отдельным хозяйственным аулам. Хан даже перепродавал участки земли, сгоняя живших на них казахов. Конечно, такие действия не могли не породить недовольства казахов. Казахи жаловались: “На песках Бурлю кочуем мы 28 лет. Джангир, вступив на ханство 20 лет тому назад, в баранный год. После этого через два года дал нам бумагу за землю, которую взял с нас 40 баранов, из коих 20 по третьему году, а двадцать по другому году, 2 лошади, 2 верблюда, 3 халата, 100 рублей денег и быка. Землю делил толенгут Чука Идильбаев.

Ныне, при даче этой бумаги, взял 600 руб. денег. Восточная сторона Бурли-кума была зимовкой Каратауова, он (т.е. хан) ее отнял и отдал таминцу Дяли Туйгужину. После отдачи нам отнял 28-летнюю зимовку Елеубая Малатауова, находящуюся в лощине “Хан-келен”, что на западе. Из этого возникло неудовольствие и отнят скот”.

Большие недоразумения в общинах возникали при отводе земли новым хозяйствам. Хан поручал отвод земли султанам, старшинам и своим приближенным — вроде ходжи Караул Бабажанова, толенгута Чука Идильбаева и др., которые при выполнении ими ханского поручения обирали народ. Лучшие участки земли отводились ими обычно тем, кто давал более солидную взятку этим “землеустроителям”. К тому же кочевники неохотно расставались с той землей, которою они до этого времени свободно пользовались, они не хотели мириться с тем, чтобы их кочевья вдруг передавались другим лицам. На этой почве происходили всякие интриги и большие конфликты.

Но в таких случаях хан Джангир поступал очень просто: он давал распоряжения силой очистить отведенные участки, согнать с них казахские аулы. Так, в 1844 г. он дал распоряжение своему уполномоченному Толенгуту Даумбаеву очистить от казахских аулов землю, предназначенную им для пастьбы его (т.е. хана) баранов. Считаем нелишним привести тут распоряжение хана в подлинном виде. Вот оно:

“Предписываю тебе согнать киргизские аулы, если оные есть, с могил Кулаган-мола, Болек-каткул, Нияз-моласы, и от колодца Бект-леу, находящегося в Карауе, прямо до большой дороги с кладбищем Габраман-моласы и от этой дороги до Бугета, находящегося на урочище Табылды-сай, на которых паслись весною прошлого года мои бараны и теперь беречь эти места для моих баранов до будущей осени, даже не пускать и свой скот, а если тебе покажется одному это затруднительным, то пустить куда-нибудь подальше от этих мест двух кибиток, имеющих скота, которым по указанию сих мест подтвердить, чтобы они смотрели за оными строго, а самому все такие быть при этом же, в случае непослушания и неповиновения каких-нибудь ордынцев, которые своевольно прикочуют на те места, то объявить мне для сделания мною должного распоряжения”.

Этот документ сам за себя говорит, комментарий не требуется. Хан предписывает своему человеку согнать киргизские аулы, не пускать и “беречь” эти места для ханских баранов.

Переход земли в частное владение должен был вызвать большие изменения в социально-экономической жизни орды в целом. Вся хозяйственная жизнь орды должна была коренным образом перестроиться теперь не на основе общинного землепользования, как было раньше, а на частновладельческих началах, на основе частной земельной собственности, почти подворного деления земли, чего раньше казахский быт не знал. И эти изменения в хозяйстве должны были повлечь за собой изменения и в общественном строе.

Действительно, раздача земель в частное владение привела, с одной стороны, к образованию в Букеевской орде особого класса землевладельцев и, с другой стороны, к обезземеливанию основных казахских трудовых масс, чего до этого времени не было в казахской действительности.

Одни из таких землевладельцев, сосредоточив в своих руках огромные земельные массивы, стали использовать эти земли для ведения собственного скотоводческого хозяйства. Они сгоняли с отведенных им участков те аулы, которые кочевали там до перехода этих участков им в частное владение. В числе таких феодалов был и сам хан Джангир, который имел крупный конный завод и большие стада овец. Он держал их на огромных земельных массивах, отнятых у казахских кочевых общин.

Другая часть казахских землевладельцев, главным образом султанская часть их, жила, в основном, за счет того, что они сдавали свои земельные участки в аренду рядовым казахам и брали за них плату — оброк в разных формах. Для многих таких феодалов сдача земли в аренду составляла единственный источник их доходов.

Средние и трудовые массы казахских родов, не имея земли для пастьбы своего скота, вынуждены были брать землю в аренду у тех же феодалов-султанов и старшин. По этому поводу Оренбургский губернатор 30 апреля 1848 г. писал: “Некоторые султаны и старшины имеют в исключительном своем пользовании как бы отдельную собственность — огромные участки, между тем как целые роды стеснены до крайности, вынуждаясь для пастьбы своего скота нанимать земли (не говоря уже о соседственных владельцах) у своих же соплеменников, раздающих оные из платы за излишеством для собственной потребности”.

Как видно из этого документа, пограничное начальство хорошо знало, что “целые роды стеснены до крайности, вынуждены для пастьбы своего скота нанимать “землю, иного выхода у казахов не было. Большие площади земель оказались в частном владении, а вместе с ними оказались в частном владении более удобные водопои, которые находились на этих землях и которые до этого были в общественном пользовании.

Собственность на землю оберегалась, а посягательство на чужую землю подвергалось наказанию. У многих родовых общин кочевья были весьма ограничены, некоторые роды потеряли летние пастбища, а некоторые лишились зимних пастбищ. Были и такие общины, которые не имели ни зимних, ни летних пастбищ. Обычные кочевые пути были совершенно нарушены и перерезаны частными владениями. Доступ к водопою прекратился, создались большие чересполосицы.

Обезземеленные казахи вынуждены были арендовать землю у султанов и баев. За арендованную землю они платили султанам и баям деньгами, скотом и вещами. Но аренда земли у своих соплеменников не совсем обеспечивала потребности кочевников в пастбищах. Их было мало. Они не могли прокормить скот круглый год. Поэтому вынуждены были арендовать землю у помещиков и у уральских казаков, а также и у соседних русских селений, кундровских татар и калмыков.

Обычно аренда земли для общего пользования производилась не отдельными рядовыми казахами, а родовыми старшинами, родоуправителями, которые потом распределяли землю между хозяйственными аулами и собирали деньги. При сборе арендной платы эти управители делали большие злоупотребления. Так, в 1835 г. один из крупных феодалов, тесть хана Караул ходжа Бабажанов, под видом уплаты арендной суммы помещику, собрал с казахов 10 тысяч рублей, из коих 1000 рублей отдал управляющему помещику, а 9000 рублей оставил у себя.

В 1828 г. казахам было разрешено временно пользоваться землей в бывшем Черноярском уезде Астраханской губернии. Участок этот заключал в себе 547 000 десятин. В 1839 г. казахам была предоставлена также во временное пользование часть степного пространства в Каревском и Новоузенском уездах. Площадь этого участка, известного под названием “Таргунский”, определялась в 872 800 десятин. В 1841 г. хан Джангир, опасаясь обострения общественных конфликтов, вынужден был снять в арендное пользование казахам калмыцкий участок в количестве 832 273 десятины, расположенный погранично с Букеевской ордой, с платой по 480 руб. в год.

Помимо захвата земель в частное владение, общая площадь земель, удобных для ведения кочевого скотоводческого хозяйства, беспрерывно сокращалась и по другим причинам.

Дело в том, что с наступлением теплого времени снег таял и вода широко разливалась по ровной степи, особенно при орских берегах, верхние солончаковые слои почвы, растворяясь в воде, превращались в сплошную грязь. Казахский скот большими гуртами и крупными стадами перегонялся с места на место, кормился на одних и тех же ограниченных участках летом и зимою, выщипывая траву, вытаптывал, месил ногами почву, вырывая траву с корнями и тем самым лишал растения связующего элемента и не давал им времени укрепиться в почве.

К тому же в прикаспийских степях при скудности атмосферных осадков в знойные дни все выгорает. То же самое, даже с еще большей силой, происходило и в песчаных районах Букеевской орды.

Конечно, при таком положении пастбища истощались, площадь песчаных пространств все увеличивалась. Там, где некогда были прекрасные пастбища, образовались голые песчаные степи. Так, например, ханская ставка, занимавшая прекрасный оазис, богатый растительностью, впоследствии была окружена песками и оказалась в лощине, окруженной барханами. Это произошло оттого, что лес, прилегающий к ставке, был истреблен, кормовые травы были выщиплены и истоптаны гуртами скота, которые во время ставочных ярмарок подолгу оставались в ее окрестностях.

Итак, площадь удобной для кочевого хозяйства земли в Букеевской орде сокращалась из года в год.

В засушливые годы, когда в степи все выгорало и вода в колодцах исчезала, казахи испытывали особые затруднения. В такие годы бывали у казахов большие падежи скота, так как у них для прокормления скота не было запасов сена, они почти не заготовляли сена на зиму, да и заготовлять-то его в нужном количестве было негде. Так, в 1827 г. у казахов пало много скота: верблюдов 10 500 голов, лошадей 280 580 голов, рогатого скота 75 480 голов, баранов 1012 тыс. голов. При этом пострадали главным образом рядовые скотоводческие хозяйства, земли которых отошли в частное владение.

Многие казахские хозяйства из-за недостатка земли шли в пастухи в соседние уезды Самарской и Астраханской губерний, а также Оренбургской губернии с условием выпасать на чужой земле и свой скот.

В поисках пастбищ казахи невольно закочевывали на земли соседних селений: русских, казачьих, татарских, калмыцких. В джутовые годы казахи, чтобы спасти скот от гибели, самовольно вторгались со скотом в степи Саратовской и Астраханской губерний, за кордонные линии на пустопорожние места. В таких случаях жители селений захватывали казахский скот и не возвращали хозяйствам. На этой почве происходили частые споры и столкновения. Иногда казахи вынуждены были сдавать свой скот для прокорма линейным жителям исполу. Кулаки и начальники форпостов и кордонов, пользуясь безвыходным положением казахов, за бесценок скупали у них скот целыми гуртами. Таким образом, при хане Джангире происходило обезземеливание и обнищание широких казахских масс, что нашло свое отражение и в казахском фольклоре:

Хану этот удел был мал:

Землю он у народа взял.

............................

Наших северных пастбищ ряд

Отнимают,

Угождает царю во всем

Хан Джангир в старанье своем,

А остатки лучших земель

Он султанам в дар отдает.

Опечалился наш народ:

Смерть голодная идет.

Обострение земельного вопроса вызывало недовольство широких народных масс. Часто происходили общественные конфликты, которые после смерти хана Джангира еще больше усиливались. Это обстоятельство побудило царскую администрацию менять курс своей политики в отношении этой орды, вследствие чего оно стало обращать на землепользование казахов более серьезное внимание.

В 1845 г., в год смерти хана Джангира, производилось размежевание земли Букеевской орды партией генерал-майора Яковлева. Но результаты этого межевания остались неуточненными.

В 1848 г. Министерство государственного имущества, в ведении которого находилась тогда Букеевская орда, высказало мнение о необходимости перераспределения земли по родам “сообразно с действительной потребностью”. Это уже явилось следствием того, что царское правительство приняло окончательное решение внести изменения в дело землепользования казахов.

16 августа того же 1848 г. Пограничная комиссия сделала Временному совету предложение “Об отводе земли под кочевье старшинам Бершевского рода Конакаеву и Тастемирову с подведомственными киргизами”, что было сделано Временным советом за счет частновладельческих земель.

Этот отвод земли, по сути дела, был не чем иным, как первым шагом царского правительства по пути перераспределения земли Букеевской орды. Этот случай внес некоторое оживление в требования обезземеленных народных масс, которые открыто стали выражать свое недовольство частным землевладением. Положение становилось все более серьезным, так что царская администрация вынуждена была признать его таковым. В 1849 г. букеевцам разрешено было пользоваться 63 480 десятинами из прибрежных дач у Каспийского моря князя Юсупова и графа Безбородко с платой по 850 руб. в год.

9 апреля 1852 г. она писала председателю Временного совета:

“При жизни еще хана простые киргизы начали ощущать видимый недостаток в поземельных довольствиях для содержания своего скота, вследствие чего происходят взаимные неудовольствия, служащие постоянным источником беспорядков и ссор между киргизами и поводом, с одной стороны, к притеснениям, с другой — к жалобам”.

Как видно из этого документа, царская администрация признавала, что “простые киргизы начали ощущать видимые недостатки в поземельных довольствиях для содержания своего скота”, что служит, по ее признанию, “постоянным источником беспорядков и ссор” между киргизами. Общественные конфликты царские чиновники считали “беспорядками”. Причин недостатка земли царские чиновники не указывали. Между тем основными причинами этих “беспорядков” были обезземеливание и грабеж “простых киргизов”.

Опасаясь дальнейшего усиления общественных конфликтов, царская администрация решила произвести перераспределение земли в орде, о чем атаман Уральского казачьего войска генерал-майор Геке оповестил казахов Букеевской орды: “Правительством усмотрено, что от неуравнительного распределения земель в орде многие киргизы, менее других ею наделенные, стеснены в отношении прокормления своего скота, а через это затрудняются в уплате положенного с них зекета, почему и определило уравнять эти земли соразмерно нуждам каждого, разделив их по числу скот, чем и дается возможность каждому из вас продовольствовать свой скот, не платя за его довольствие большие деньги другим богатым ордынцам, владеющим значительными поземельными участками”. Ясно, что при перераспределении земли “по числу скота землю могли получить только богачи, имущий класс, а бесскотные, бедняцкие массы казахов все же без земли”. При таком сугубо классовом подходе к решению земельного вопроса иначе и быть не могло.

В 1854 г. Оренбургский генерал-губернатор решил произвести хозяйственное межевание всей территории Букеевской орды, на что последовал царский указ 22 июня 1855 г. Началось межевание земли, которое закончилось к осени 1856 г. В результате этого были уточнены границы округов и частей орды. Во время межевания Временным советом были сняты для казахов в Царевском уезде 20 456 десятин удобной для пастьбы земли и 25 163 десятин удобной с платой по 1306 руб. 60 коп. в год.

В этом же 1856 г. все ханские грамоты, выданные им на право исключительного владения землею, были аннулированы, а почти все частновладельческие участки были пущены в общее распределение на общих основаниях, т.е. на тех основаниях, на каких эти мероприятия проводились во Внешней орде.

Однако прежние землевладельцы не совсем подчинялись этим мероприятиям царского правительства. Опираясь на ханские грамоты, они по-прежнему продолжали пользоваться земельными участками на правах частной собственности. Ввиду этого Временный совет в том же 1856 г. дал распоряжение всем правителям об отобрании ханских грамот. Отбирание грамот производилось до 1862 года.

В 1863 г. межевой партией штабс-капитана Большакова была произведена проверка межевых работ 1836,1838 и 1845 гг. Причем выяснялось количество земель под зимовки и сенокошение, для летней пастьбы и вовсе негодные земли Букеевской орды. По последней съемке оказалось всего земли в Букеевской орде 6 973 004 десятин. При последнем измерении казахских земель партией Большакова в состав их была включена 83 481 десятина, принадлежавшая тогда в Прикаспийских дачах князю Юсупову и графу Кушелеву-Безбородко и находившаяся в пользовании казахов с 1849 года. Между тем по обме-жевании — уже впоследствии (1885 г.) — этих участков, после выкупа из частного владения в собственность государства, в них оказалось 128 712 десятин. Таким образом, при окончательном установлении границ Букеевской орды в ней было всего 7 106 967 десятин.

В 1863 г. при повторном межевании земель наследникам хана Джангира в “вечное потомственное владение” было отведено 41 ООО десятин земли из Таргунского участка. Этот участок несколько позже был отделен от Букеевской орды и причислен к Новоузенскому уезду Самарской губернии.

В последующий период производилось отчуждение еще некоторых участков земли специального назначения. Так, в 1869 г. Оренбургским губернатором разрешен был сотнику Бабажанову в аренду под садоводство на 70 лет с оплатой по 19 руб. в год земельный участок в 95 десятин близ озера Турган. После смерти его эта оброчная статья перешла к его сыну. В 1873 г. из пользования казахов было изъято 130 539 десятин, которые были отмежеваны Уральскому казачьему войску. В 1891 г. и 1892 г. 127 000 десятин отошли в ведение управления Министерства государственного имущества для образования особого лесничества.

За исключением всех вышеуказанных участков земли особого значения территория Букеевской орды была распределена между всеми частями орды. Причем все частновладельческие участки были совершенно аннулированы. Подворного наделения земли также не производилось.

Вся земля снова поступила в общинное пользование казахов на общих основаниях. Этот порядок землепользования казахов сохранился почти до Октябрьской революции.