Страница - 8

ГЛАВА III. ИДЕИ ОБЩЕСТВЕННОГО ОБНОВЛЕНИЯ ВО ВЗГЛЯДАХ ЧОКАНА ВАЛИХАНОВА

1. Социализм и община в представлении Ч. Валиханова, его друзей и единомышленников

Социализм, как система определенных идей, стал играть заметную роль в общественно-политическом дви­жении России, начиная с 40-х годов XIX века. В это вре­мя начинают формироваться интеллигенция, способная воспринимать социалистические идеи, и профессиональ­ные революционеры — борцы за социализм, каким его представляли в ту историческую эпоху.

Характерно, что социализм в России, в силу ряда объективных условий, миновал этап абстрактно-теорети­ческого развития. Он непосредственно слился с рево­люционной борьбой передовых людей, принимавшей все больший размах, и стал ее идейной основой. Такое по­ложение обусловило быстрый успех и популярность со­циалистических идей в среде передовой и сознательной части народа.

С осложнением социальных противоречий и разви­тием русского освободительного движения политические идеалы передовых деятелен обогащались новыми мо­ментами и все больше стали отражать потребности ис­торического прогресса. Среди той части радикально мыс­лящих людей, которые ясно видели глубокие социальные противоречия, свойственные самодержавному строю, и искренне желали избавления от них, чего бы это ни стоило, идеи социализма непременно брали верх над все­ми остальными учениями. Как бы ни были различны пути подобных деятелей, они в конце концов должны были прийти к социализму — такова была особенность развития передовой общественной мысли в России XIX века. Эта особенность эпохи .хорошо передана в призна­ниях Белинского, относящихся к 1841 году. Он писал: «Я теперь в новой крайности — это идея социализма, ко­торая стала для меня идеею идей».

Петрашевский, испытавший сильное влияние Белин­ского, указывал, что в условиях самодержавного строя нет возможности не только думать, а даже дышать сво­бодно, по-человечески. По мнению его последователей, выход из этого «смрадного» положения заключался в социализме, который был призван преобразить Россию. Объясняя, что такое социализм, петрашевцы писали: «Социализм не есть изобретение новейшего времени, хитрая выдумка XIX века, подобия пароходу, паровозу или светописи, — он всегда был в природе человека и в ней пребудет до тех пор, пока человечество не лишится способности развиваться и усовершенствоваться... Социа­лизм вообще не есть прихотливая выдумка нескольких причудливых голов, но результат развития всего челове­чества... Мы осудили на смерть настоящий быт общест­венный, надо приговор наш исполнить». Если, по опре­делению В. И. Ленина, В. Белинский был предшествен­ником полного вытеснения дворян разночинцами в рус­ском освободительном движении, то историческая роль петрашевцев заключалась в том, что они положили на­чало вытеснения дворян разночинцами». Не случайно поэтому В. И. Ленин датировал существование «социа­листической интеллигенции» в России, «начиная от кружка петрашевцев, примерно».

В распространении социалистических идей в России огромную роль играла деятельность революционных де­мократов — Белинского, Герцена, Огарева, Добролюбо­ва и в особенности Чернышевского и его школы. Они и их идеи пользовались большой притягательной силой и популярностью среди недовольной царским режимом молодежи. По свидетельству одного из современников, в середине XIX века «социализм делал широкие завоева­ния в русской молодежи». «Тогдашние философские ув­лечения мыслящей молодежи, — писал А. И. Герцен,— вызваны были исканием тех средств, которые помогли бы ей справиться с окружавшей ее безобразной действитель­ностью». Деятельность Чокана Валиханова в Сибири, а в особенности в Петербурге, его активное участие в круж­ке «Сибирское землячество» говорят о том, что он отно­сился к числу этой «мыслящей молодежи», увлеченной идеями социализма. Об этом имеются и прямые указа­ния современников.

В своих поздних воспоминаниях друг и тогдашний единомышленник Чокана Валиханова Г. Н. Потанин пи­сал: «Русские политические кружки, в которых Валиха­нов и Банзаров провели свою молодость, т. е. те годы, когда складываются общественные идеи у человека, бы­ли различны... О казанском кружке, в котором вырос Банзаров, мы мало знаем, но полагаем, что он мало по­хож на друзей Валиханова. Яснее для нас характер пе­тербургских друзей Банзарова (Савельев, Григорьев). Они тоже, как и друзья Валиханова, увлекались социа­лизмом». (Курсив наш. — Авторы).

В другом месте Потанин, имея в виду Валиханова, Ядринцева, Шашкова и себя, прямо говорит, что «мы были социалистами». Также известно, что кружок, ор­ганизованный ими в Петербурге, близко стоял к группе Чернышевского и в начале 60-х годов вошел в состав революционной организации «Земля и воля».

Социализм шестидесятых годов был идеологией крестьянства со всеми вытекающими отсюда достоинст­вами и недостатками. Передовые деятели этого периода во главу угла своей программы ставили интересы кресть­янства и все общественные вопросы решали в связи и исходя из требований и чаяний этого класса. Это опре­делило и позицию сибирских патриотов, в том числе Чо- кана Валиханова. Когда в 1865 году арестовали веду­щих деятелей сибирского революционного движения, следователи, допрашивавшие их, были поражены тем, как они преданно защищали интересы крестьян и рядо­вых казаков. Полковник жандармерии Рыкачев, лично знавший Ядринцева, после очередного допроса, с явной целью повлиять на его убеждения, заявил ему следую­щее: «Вы, Николай Михайлович, хлопочете о народ­ной массе, хотите душу за мужиков положить (курсив наш. — Авторы), а я уверяю Вас, что, если я выведу Вас на площадь, передам в руки их, они Вас разорвут на куски».

Сибирские патриоты шестидесятых годов вполне обос­нованно называли себя социалистами. Валиханов, Пота­нин, Ядринцев, Шашков, Усов и другие действительно были социалистами-утопистами. Они не просто защища­ли интересы трудового крестьянства, в том числе и си­бирских казаков. В крестьянской сельской общине они видели зародыш социалистического общежития. С. Капу­стин в ряде своих интересных исследований крестьянско­го землевладения доказывал, что «русскому крестьянству коренной России присущ общинный строй жизни до та­кой степени, что его можно назвать прирожденным». То же самое утверждал Н. Ядринцев: «Общинный позе­мельный быт, русский крестьянский мир как бы осущест­влял уже формы европейского социализма». Вместе с тем они хорошо видели существенные изменения, проис­ходившие в жизни крестьян в пореформенный период. Как уже отмечалось выше, Н. Ядринцев далее пишет, что община сильно изменилась, в ней выдвинулось кула­чество, появились безземельные крестьяне, и «в России обнаружился тот же аграрный вопрос и безземелье, ко­торое считалось только язвой Запада». Сибирские пат­риоты тратили много энергии на то, чтобы защитить сельскую крестьянскую общину от усиливающегося влия­ния кулаков, купцов и чиновников.

Революционная деятельность сибирских патриотов имела некоторые особенности. Например, в их плане практических действий не ставилась задача освобожде­ния крестьян из-под помещичьей кабалы. Но это объяс­нялось просто: в Сибири крестьяне были более свободны, чем в других областях страны, и не испытывали такого гнета помещиков, как в Центральной России, Поэтому сибирские патриоты не могли включить этот пункт в свою программу, хотя были по-своему преданы интере­сам трудовой массы населения. Они сами указывали, что крепостным сословием в Сибири, по сути дела, являются рядовые казаки, и борьба за их интересы с целью урав­нения их в правах с другими свободными сословиями имеет такое же значение, как и освобождение крестьян Центральной России из-под помещичьей кабалы. Эта ли­ния особенно ярко проявилась во время составления но­вого Положения о сибирских казаках в 1864 году. Г. И. Потанин возглавил движение представителей казачьих низов, пытавшихся бороться за свое равноправие и сво­боду. Эти и другие дела «создали ему широкую попу­лярность среди населения, а в известных кругах (т. е. в правительственных органах.— Авторы) репутацию бес­покойного человека».

Любовь к Сибири, посвящение себя ее жизненным ин­тересам вовсе нельзя считать ограниченностью сибирских патриотов, тем более каким-то узким местничеством. Они свою борьбу не отрывали от борьбы передовых деятелей освободительного движения в России. В одном дореволю­ционном сборнике, вышедшем под редакцией Н. М. Яд- ринцева, об И. В. Омулевском сказано, что он «соединил в себе с личностью русского общественного бойца-шести­десятника глубокую любовь к Сибири и горячее отноше­ние к ее интересам и недугам». Это определение вполне подходит к самому Ядринцеву и его единомышленникам- друзьям — Потанину, Шашкову, Наумову, Валиханову и другим. Один из крупных исследователей истории ос­вободительной мысли шестидесятых годов М. Лемке со­вершенно правильно напомнил, что «областничество» Яд- ринцева и других сибирских патриотов было органиче­

ской частью борьбы за свободную Россию и что его нель­зя смешивать с «областничеством» позднего времени.

При рассмотрении вопроса об отношении Валиханова к идее крестьянского утопического социализма следует иметь в виду следующее: а) среди оппозиционной и ре­волюционной молодежи, в особенности Петербурга, в 50—60-х годах увлечение социализмом было широким. В числе этой молодежи несомненно был и Чокан Валиха­нов; б) непосредственное окружение и самые близкие друзья Ч. Валиханова, которые считались его единомыш­ленниками, за отдельными исключениями, разделяли идею крестьянского социализма и сделали ее знаменем своей борьбы. Известно, что, как отмечали его друзья, Ч. Валиханов в своих суждениях о политике был более глубоким и смелым, в его бытность в Петербурге резко высказывал свои демократические убеждения и выделял­ся в этом отношении среди многих своих товарищей; в) склад мышления, довольно отчетливо вырисовываю­щийся как из совокупности его высказываний, так и из всего жизненного пути, характеризует Чокана Валихано­ва не иначе как социалиста по убеждению.

То, что Чокан Валиханов был противником крепост­ного права, жаждал его отмены и освобождения кре­стьян, не может вызвать никакого сомнения не только потому, что он был в кругу и в числе передовых мысли­телей шестидесятых годов и никогда не имел с ними рас­хождений по основным вопросам. Люди, близко знавшие Чокана Валиханова, всегда подчеркивали, что он был воспитан именно «гуманной литературой шестидесятых годов», под которой понимались в первую очередь ре­волюционные произведения Герцена, Чернышевского, Добролюбова, Некрасова.

Чокан Валиханов умел учиться у опытных, образо­ванных и передовых деятелей. Вместе с тем он не был простым подражателем. Идеи русских социалистов-уто­пистов и революционеров были для него исходным мето­дологическим началом для решения практических вопро­сов, вставших перед ним.

Особенно интересны мысли Ч. Валиханова, изложен­ные им в «Записке о судебной реформе». Несмотря на то, что она посвящена узкому вопросу и носила характер официальной переписки с правительственными органа­ми, в ней мы находим ценные теоретические рассужде­ния и широкие обобщения. Для этой работы, в частности, характерно: а) открытое утверждение противополож­ности и несовместимости интересов и мнений привилеги­рованных классов общества и масс народа; б) призна­ние казахов «неразвитыми» и «младенчествующими», в то же время по «надеждам на развитие в будущем»— перспективным народом. Эти два момента следует рас­смотреть более подробно, ибо такая постановка вопроса, по выражению самого Чокана Валиханова, обусловлена «тенденциями и требованиями нашего времени».

По мнению Чокана Валиханова, казахское общество того времени состояло из привилегированных классов и народа. К первым относились «волостные управители, старейшины, султаны, бин и богатые киргизы», а на­род— это «небогатые, нечиновные и нетитулованные киргизы». Такая констатация была нужна Чокану Ва­лиханову для показа резкого расхождения интересов и чаяний этих двух социальных групп. Надо было обла­дать не только твердым убеждением, но и смелым ха­рактером, чтобы официально заявить, что «на мнения же привилегированных классов общества следует смотреть не иначе, как на отрицательное выражение истинных на­родных нужд, ибо интересы знатных и богатых людей, даже в обществах высокоцивилизованных, бывают, боль­шею частью, враждебны интересам массы, большин­ства».

Исходя из этой социальной предпосылки, Чокан Ва­лиханов берет под защиту все то, что народно и связано с будущим прогрессивным развитием народных масс. В их отсталости он видел зародыш прогресса общества, так же как и передовые деятели России того времени в от­сталой крестьянской общине видели основу социалисти­ческого общежития. Развивая свою мысль о том, что ка­захи, жившие в условиях родового деления и аульно-об­щинного строя, «по надеждам на развитие в будущем» занимают особое место, он писал: «Что всего важнее, формы нашего общественного развития находятся в том самом безыскусственном периоде (курсив наш.— Авто­ры), когда они представляют наибольшую аналогию с результатами высшего, культурного развития. На этом факте основаны все наши надежды на будущее». Этот замечательный тезис отражает идею крестьянского со­циализма применительно к жизни казахского трудового населения.

Один из весьма компетентных советских исследова­телей наследия Валиханова проф. С. Я. Булатов, надо отдать ему должное, первым правильно оценил глубокую и непосредственную связь мыслей Чокана Валиханова в вопросе о характере и будущности казахской аульно-ро­довой общины с теорией крестьянского социализма, раз­работанной и проповедуемой русской революционной де­мократией. Эта мысль была поддержана исследованием Л. В. Дюкова.

Казахская аульно-родовая община представлялась Чокану Валиханову, во-первых, как общество, находя­щееся в своем развитии в стадии «младенчества» и «бе­зыскусственного» состояния, т. е. на такой стадии, когда оно продолжало нести в себе ряд положительных черт и достоинств коллективного пользования, в первую оче­редь, основным средством производства — землей, во- вторых, как общество, имеющее «наибольшую анало­гию», сходство с «результатами высшего, культурного развития», а такими результатами высшего развития в то время считалась социалистическая общность трудово­го населения.

Чокан Валиханов не скрывал, что с этими двумя мо­ментами, характеризующими, по его мнению, внутрен­нюю жизнь аульно-родовой общины, связаны его «надеж­ды на будущее».

Каждый, кто сколько-нибудь знаком с основными идеями и произведениями Герцена, Чернышевского, До­бролюбова, легко может представить, что выдвинутые Валихановым положения о состоянии и будущности ка­захской аульно-родовой общины, в своей основе имеют революционную теорию крестьянского социализма перио­да освободительного движения в России в шестидесятых годах прошлого века. Чтобы не быть голословным, со­шлемся на факты.

Н. Г. Чернышевский, как и другие революционеры- демократы, употреблял термины «младенчествующее племя», «младенчествующее общество» в определенном смысле — в смысле патриархальной отсталости неразви­тых, отсталых сельскохозяйственных общин и их безы­скусственного состояния. «Один из величайших мыс­лителей нашего века,— писал Н. Г. Чернышевский,— высказал идею о том, что высшая степень развития но форме совпадает с совершенною неразвитостью (курсив наш.— Авторы), существенно отличается от нее содер­жанием. В приложении к истории такая идея оказывает­ся совершенно справедливою. Мы видим теперь, что конечный результат исторического развития (курсив наш.— Авторы) состоит в теснейшем сближении всех членов нации в одно плотное духовное целое. Таково же положение людей до начала цивилизации». В другой работе, написанной в 1858 году, отвечая своим критикам, Н. Г. Чернышевский подчеркивал мысль о том, что «высшая степень развития по форме сходна с его нача­лом — это мы видим во всех сферах жизни» и что «под влиянием высокого развития, которого известное явле­ние общественной жизни достигло у передовых народов, это явление может у других народов развиваться очень быстро, подниматься с низшей степени прямо на высшую, минуя средние логические моменты» (курсив наш.— Авторы),— вот теоретические и методологические пред­посылки, из которых исходил Ч. Валиханов в оценке ка­захской общины.

Чокан Валиханов очень хорошо знал произведения Н. Г. Чернышевского и других ведущих деятелей рус­ской революционной демократии. Он верил в их идеи и руководствовался ими. В этом мы лишний раз убеж­даемся, обнаруживая полное совпадение их точек зрения по такой важной и первостепенной проблеме, как оценка будущности отсталой крестьянской общины.

Нет сомнения в том, что Ч. Валиханов ценил и сло­ва Герцена, сказанные о русской общине: «Вид этих убогих сельских общин таит в себе что-то, глубоко меня волнующее. Домишки жмутся друг к другу, предпочитая вместе сгореть, нежели разбрестись во все стороны. За домами теряются бесконечные дали, поля без плетней и оград. Избушка для человека, для семьи. Земля — для всех, для общины... Крестьянин, живущий в этих до­мишках— все в том же положении, в каком застигли его кочующие полчища Чингисхана. События последних ве­ков пронеслись над его головой, даже не заставив его задуматься». Эти признаки еще более были глубоки и свойственны казахской аульно-родовой общине,— так рассуждал Чокан Валиханов.

Ч. Валиханов считал, что в казахской аульно-родовой общине сохранились весьма положительные и ценные черты взаимопомощи, чувства заступничества друг за друга и много других патриархальных обычаев в быту и самоуправлении. «Члены одного рода считались как бы членами одного семейства», и это представление имело ряд практических последствий. Казахи чувстви­тельны, и «участие, принимаемое ими в несчастии ближ­него, стоит внимания и похвалы». Обязанность «всего благополучно пребывающего общества» оказывать не­обходимую материальную помощь обедневшему члену общины («жилу»), принимать с уважением и доставлять бесплатное питание любому путнику («конакасы»), по мнению Ч. Валиханова, достойны «подражания и просве­щенному европейцу». А обычное право казахов, в той или иной степени отражавшее эту сторону жизни народа и его отсталость, «имеет более гуманных сторон».

Важной характерной чертой внутренней жизни ка­захской аулыю-родовой общины, по мнению Чокана Ва­лиханова, было то, что она в прошлом обладала значи­тельной свободой в пользовании землею — пастбищами. в ней господствовали начала общей собственности. «Мы устраивали свою жизнь, приноравливаясь к требованиям скотоводства. У наших предков постоянных зимовок не было, точно так же как и приуроченных мест для летних пастбищ,— указывал он.— Когда в одном месте был го­лод, отцы наши уходили на другие, более благоприятные, не стесняясь никакими расстояниями». Он с горечью говорил о постепенном разрушении этой системы земле­пользования и протестовал против планов правительст­венных органов, отчасти осуществляющихся, направлен­ных на углубление этого процесса путем закрепления пастбищных участков за отдельными родовыми подраз­делениями и личностями.

Все эти признаки казахских аульно-родовых общин в соединении с их сильными внутренними элементами са­моуправления в совокупности служили основанием для того, чтобы провести между нею и «результатами высше­го развития» достаточную аналогию, т. е. видеть в ней потенциальную социалистическую общность людей.

Как видно из этого, Чокан Валиханов идеализировал казахскую аульно-родовую общину и не замечал про­цесса разрушения коллективных начал, когда-то дейст­вительно господствовавших в ней. Он был убежден, что при определенных условиях можно приостановить эту «злую» силу, и доказывал другим необходимость поддер­жания в общине старых порядков и обычаев, более «близких народу». В этих рассуждениях, как солнце в капле воды, отражается позиция русских социалистов- утопистов в крестьянском вопросе и их историческая ог­раниченность. Сам по себе тот факт, что Чокан Валиха­нов в своем подходе к крестьянскому вопросу в кочевом казахском обществе и в понимании перспективы разви­тия казахской сельской общины поднялся до уровня идей социалистов-утопистов России шестидесятых годов и был солидарен с ними, составляет его крупную историческую заслугу.

Революционеры-разночинцы и демократы видели в русской крестьянской общине экономическую основу со­циализма. Они считали, что после захвата власти тру­дящимися, опираясь на крестьянскую общину и на ее основе, можно строить социализм. Известно, что петра­шевцы, под влиянием которых в значительной степени находился Валиханов, ставили перед собой цель приме­нить идеи социализма в русской действительности. Они считали орудием перехода крестьян к социализму хо­зяйство вскладчину (община), где доходы распреде­ляются по труду. Подобно коммунистам Запада петра­шевцы видели в собственности (капитале) главный ис­точник всех бедствий и в замене частной собственности общей собственностью усмотрели способ уничтожения всех зол. «Мы здесь в нашей стране,— пророчески го­ворил петрашевец Ахшарумов,— начнем преобразование, а кончит его вся земля».

Герцен, Добролюбов и Чернышевский создали до­вольно стройную теорию о крестьянской общине как об основе социалистического переустройства общества. Они ратовали за сохранение и развитие общинной формы землепользования и порядков, связанных с нею. Герцен, видя в общине характерные для будущего социалистиче­ского общества черты, по словам Энгельса, изображал «русских крестьян как истинных носителей социализма, прирожденных коммунистов в противоположность рабо­чим стареющего, загнивающего европейского Запада, которым приходится лишь искусственно вымучивать из себя социализм». Возражая тем, кто утверждал, что об­щина чисто славянское (русское) явление, Энгельс гово­рил, что она существует у всех народов, находящихся на низкой ступени развития от Индии до Ирландии    . Он также подчеркивал, что внутри самой общины в резуль­тате периодических переделов земли объективно происхо­дит процесс дифференциации самих крестьян, ведущий к неравенству, к зарождению внутри общины кулака- ростовщика.

При всех этих недостатках общинной формы собст­венности на землю у русских крестьян и Энгельс при­знавал, что «тем не менее нельзя отрицать наличие воз- можности перевести эту общинную форму в высшую, если только она сохранится до тех нор, пока созреют ус­ловия для этого, и если она окажется способной к разви­тию в том смысле, что крестьяне станут обрабатывать зем­лю уже не раздельно, а совместно; причем этот переход к высшей форме должен будет осуществиться без того, чтобы русские крестьяне прошли через промежуточную ступень буржуазной парцельной собственности».

К. Маркс по поводу защиты Чернышевским общины писал: «Этот ученый в своих замечательных статьях ис­следовал вопрос—должна ли Россия, как того хотят ее либеральные экономисты, начать с разрушения сельской общины, чтобы прийти к капиталистическому строю, или же, наоборот, она может, не испытав мук этого строя, завладеть всеми его плодами, развивая свои собствен­ные исторические данные. Он высказывается в смысле этого последнего решения... Если Россия будет продол­жать идти по тому пути, по которому опа следовала с 1861 года, то она упустит наилучший случай, который ис­тория когда-либо предоставляла какому-либо народу, и испытает все роковые злоключения капиталистическо­го строя».

Идея крестьянского социализма русских революцион­ных демократов была утопической. Они не видели и не могли видеть в тех условиях России подлинных револю­ционных сил. способных преобразовать общество на со­циалистических началах. Тем не менее она была про­грессивной и глубоко революционной идеей, подготовив­шей последующий, более высокий этап освободительного движения.

Чокан Валиханов и его друзья-единомышленники все­цело находились в плену идеи крестьянского социализ­ма. Они выступали в защиту крестьянской поземельной общины в Сибири и в Казахстане, усматривали в ее из­менении и разрушении особый вред прогрессу. Сопостав­ляя государственный строй русского самодержавия с государственным строем цинской империи, Ч. Валиханов осуждал наличие в России крупного удельного земле­владения. Он, защищая общинную форму собственнос-

ти на землю в России, писал: «Да посмотрите, вникните в китайскую систему поземельной собственности: она ос­нована на идеях, до которых Европа дошла только в наш просвещенный век».

Близкие друзья Ч. Валиханова—сибирские патрио­ты, следуя за «русским социализмом» Герцена и общин­ной идеей Чернышевского в отсутствии частной земель­ной собственности в Сибири видели великое будущее этого края и выступали в его защиту против расхище­ния царизмом. Они также считали, что частная собст­венность вредна казахскому народу. Сибирские патрио­ты надеялись решить крестьянский вопрос крестьянской артелизацией. «Нормальнее было бы, если бы к новому способу хозяйства переходили сами крестьяне, соеди­няясь в товарищества и прибегая к усовершенствованию способов обработки земли»,— указывали они. В кре­стьянской общине они видели силу, способную водворить в Сибири рациональное хозяйство. Один из лидеров сибирских патриотов Г. Н. Потанин, правда, позже, уже в преклонном возрасте, призывал к тому, чтобы «земля не могла стать ничьей частной собственностью», «надо, чтобы земля навеки осталась общенародным достояни­ем».

Родоначальник и теоретик «русского социализма» А. И. Герцен представлял социализм как господство взаимного доверия людей, исключающее несправедли­вость, насилие и социальные контрасты. Н. А. Добролю­бов мыслил социализм как «союз трудящихся масс, союз работников». Как отмечает один из советских исследо- ватслей С. Л. Покровский, и представлении русских ре­волюционных демократов «социализм означал общест­венную собственность на средства производства и рас­пределение по труду». Они видели в нем бесклассовое общество, которому чужда эксплуатация человека чело­веком и неравенство люден. Из этого видно, что для пе­редовых деятелей этого периода было характерно ото­ждествление идеи социализма с демократизмом. Они под социализмом понимали демократические свободы и на­оборот. На эту особенность указывал и В. И. Ленин. Он писал, что «та пора общественного развития России, ког­да демократизм и социализм сливались в одно нераз­рывное, неразъединимое целое (как это было, напр., в эпоху Чернышевского), безвозвратно канула в веч­ность».

Чокан Валиханов был последовательным демократом. Основными условиями развития народа он считал его просвещение и свободу. «Успех прогресса обусловливает­ся двумя факторами: знанием и свободой»,— говорил он. Ч. Валиханов ратовал за равенство людей, за режим, в котором не было бы места сословным привилегиям. Царские чиновники, не желая допускать избрания Ч. Ва­лиханова старшим султаном, вербовали себе в союзники казахскую знать, приводя как аргумент, что «он, мол, держится понятия о равенстве и отличать вас по роду, богатству, как свой брат натуральный киргиз, не бу­дет...»

Социалисты шестидесятых годов горячо и страстно говорили и боролись за обновление общественного строя, за освобождение личности и мысли из-под гнета и огра­ничения. Эта идея проходила основным лейтмотивом и в убеждениях Валиханова, Ядринцева, Потанина, Шашко­ва и других сибирских патриотов. В ненапечатанной ру­кописи С. Шашкова есть места, характеризующие на­строение его товарищей, возвратившихся из Петербурга в Сибирь: «Мы все явились в Сибирь в каком-то вос­торженном состоянии экзальтированных прозелитов по­вой идеи, одушевлявшей нас. Мы могли говорить о Си- бири, об ее обновлении, о будущих задачах целые часы, горячо, пламенно говорить... У нас явилась потребность скорее высказаться, передать, провести свои идеи в жизнь, побудить и заставить жить это общество. Мало того—заставить трепетать его и воспламеняться тем же огнем, какой кипел в нас. Мы неустанно пропагандиро­вали везде обновление России (курсив наш.— Авторы) и, не довольствуясь кружками, искали случая говорить публично, читать лекции и зажигать сердца». Извест­но, что эти публичные выступления, проведенные с со­блюдением цензурных ограничений и с ведома офици­альных властей, а отсюда — со многими недомолвками, были в свое время расценены как «антигосударственные» и «мятежные», а ораторы арестованы и приговорены к длительным срокам тюремного заключения.

Об идее обновления России и Сибири, владевшей умами сибирских патриотов, говорил и Ядринцев. В своих воспоминаниях в несколько завуалированной фор­ме он писал про шестидесятые годы, что «это была эпоха обновления русской жизни, под которою мы жили тогда и распускались. Эпоха незабвенная, где все веяло про­буждением умственной жизни и лучших человеческих ин­стинктов».

В идею обновления общественного строя, разумеется, можно вкладывать различное содержание. К ней можно подходить с различных классовых и групповых позиций и с разными мерками. Понимание идеи обновления об­щественной жизни сибирскими патриотами в принципе было тождественно взглядам русской революционной де­мократии. Точнее говоря, они переняли эту идею у рус­ской революционной демократии, в лагерь которой они входили. Об этом говорили сибирские патриоты, и откры­то в этом сходятся почти все дореволюционные авторы, близко знавшие многих из них. Обновление русской жиз­ни, о котором мечтали сибирские патриоты, было обнов­лением на началах свободы и равенства, справедливости и любви во взаимоотношениях членов общества.

Идеалы, которым собирались служить Потанин, Ва­лиханов, Ядринцев, Наумов и другие патриоты Сибири в пору своей молодости, в шестидесятых годах, были пре­красны и возвышенны. Сама жизнь толкала их на путь. участии в освободительном движении того времени, ког­да, казалось, даже воздух был пропитан демократически­ми и революционными идеями. «Русское общество никог­да не переживало больше того, что пережило в эпоху так называемых «шестидесятых годов» (1855—186'2 гг.),— писал один из поздних биографов Н. М. Ядринцева.— Эта была светлая полоса, о которой и до сих пор так приятно всегда вспоминать. Славное прошлое, слав­ные деятели—-его работники; вечны идеалы, их стиму­лировавшие.— любовь, свобода, равенство» (курсив наш.— Авторы).