Страница - 7

ГЛАВА ВТОРАЯ. ПРОТИВОБОРСТВО С КЫРГЫЗАМИ И ГИБЕЛЬ ХАНА

§ 1. НАЧАЛО КОНФЛИКТА С КЫРГЫЗСКИМИ МАНАНАМИ

Неоднократные попытки царизма привлечь к себе хана в качестве подданного или вассала — в конечном итоге решительно им отклонялись. Он отвергал все предложения, которые в случае принятия их непременно ограничили бы его влияние в казахской степи, нанесли бы урон престижу как вождю восстания. М.И. Стеблин-Каменская утверждает, что хан отказывался покориться России под предлогом “нарушения этим требования корана” [1]. Амнистии, объявленные царем дважды: в 1841, 1845 годах [2], могли бы спасти его жизнь, он мог бы, хотя под наблюдением колониальной администрации без ограничений перемещаться по степи, или же принять условия почетной ссылки, на что, к примеру, согласился великий Шамиль, коротая свои последние годы жизни в Калуге.

Знаменитому хану оставалось жить всего 6-7 месяцев. Переход на земли кыргызов, с которыми еще в 60-70-х годах ХУIII в. вел кровавые войны его дед Абылай, ему ничего хорошего не сулил. Тем не менее, начиналась последняя трагическая стадия в его жизни.

Его намерение осуществить прорыв на кыргызские земли Кенесары в случае враждебного противодействия его планам со стороны смелого, воинственного народа могло ускорить вмешательство России в эти события. В этом ракурсе нетрудно было понять ее позицию, стремившейся под видом защиты коренных жителей от “хищнических действий” ускорить свое продвижение в этот район.

Каково было положение кыргызов в канун перемещения войск Кенесары в Северную Киргизию?

Кара-киргизы, по-русски — дикокаменные, по-китайски — буруты, преимущественно населявшие район Тянь-Шанского нагорья, с древнейших времен не имели ни выборных ханов, ни султанов, ни беков, а управлялись старейшинами “патриархально” [3]. Шокан Уалиханов, досконально изучивший общественное устройство и быт кыргызов, обращал внимание на отсутствие в “дикокаменной орде аристократического элемента, не существовавшего исторически, точно так же и централизации родового управления” [4].

Основная власть сосредотачивалась в руках манапов, своим происхождением больше всего принадлежавших к черной кости, чем к чингизидам, которыми гордились казахские султаны. Последние считали себя потомками, если не самого Чингисхана, потрясателя Вселенной, то ближайших его сородичей и вельмож. По мнению военного исследователя XIX в. полковника М. Венюкова, манапы в административной иерархии кыргызов как бы равнялись главноуправляющим родовыми подразделениями — старшинам. Кроме административных функций они выполняли и функции биев, хотя судебные разбирательства вели также местные законоведы — бии [5].

По численности кыргызы относились также к довольно многочисленным народам, во всяком случае, как замечает тот же полковник, не уступали всякому другому оседлому или кочевому племени Турана [6]: число одной из главных родовых общин Солто — 20 ООО юрт, Бугу, Сарыбагыши — по 10 ООО. Племена Бугу, Сарыбагыши, кочевавшие в районе Иссык-Кульской котловины, Солту и Саяки между рр. Шу и Нарыном [7], кочевья которых порою от р. Жиргалана простирались до рр. Аксу и Кызылсу, непосредственно примыкали к казахским родам Южного Семиречья. В данном случае они практически прикрывали своих тюрко-язычных братьев от вероятных вторжений русских войск, преграждая путь в направлении Тянь-Шанских гор. Это, видимо, имел в виду А. Янушкевич: “Со времени должны завязаться более тесные отношения с жителями высокого Ала-Тау, но это может наступить лишь тогда, когда Большая орда, которая занимает пространство на пути к их неприступным горам, полностью признает верховенство России” [8].

Близость кочевий семиреченских казахов и северокыргызских племен имела, бесспорно, позитивный смысл в контексте их постоянного взаимовлияния и взаимодействия. Тесные политические контакты, общность судеб двух тюрко-язычных народов не раз, особенно в годы совместной борьбы против внешней агрессии, являлись той основой, на которой зиждились их общие интересы.

Кочевое скотоводство являлось доминирующей формой экономики двух соседних народов. Однако уровень благополучия, если судить по числу скота, к примеру, у относительно самых состоятельных киргиз и казахов, то и в ту эпоху складывался по-разному. “Они беднее скотом, чем, например, киргизы (казахи-Ж.К.) Большой Орды”, — писал М. Венюков. Он один из первых путешественников той поры отмечал наличие у них тибетских быков — яков, которых никогда не было у казахов и других народов Средней Азии. Яки были весьма полезны при кочевках в горах [9].

Самый богатый дикокаменный манап в то время не имел лошадей более 3000. Между тем у казахов богачи считали табуны в 15 ООО голов — один из них Айдабол из Каржасского рода Баян-Аульского округа, Азнабай в то время располагал 25 ООО лошадей, Акмолинского округа бий Сапак — 18 ООО. Эти сведения Ш. Уалиханова [10] можно было бы подтвердить и другими дополнительными данными.

Другое дело, когда в аулах Кенесары и его близких родственников в период его пребывания вблизи полуострова Камау (Камал) находилось всего около 2 ООО голов скота [11]. В самое благополучное время в его распоряжении имелось 6 ООО лошадей и 2 ООО баранов, не считая некоторого “драгоценного имущества” -ковров, меха, шелковых материй, а также других вещей длительного пользования [12]

Мы несколько отвлеклись от главной проблемы, хотя это было оправдано ввиду необходимости отражения реального сопоставимого с кыргызами потенциала и тех сложных моментов, с которыми столкнулся Кенесары, вторгнувшись в кыргызские пределы.

В сжатом сопоставлении нуждаются и вопросы военного потенциала кыргызов и Кенесары на начальном этапе их противостояния. В памяти кыргызов еще были живы события 70-х годов ХУШ в., связанные с “Жаиловым побоищем”, когда в местности “Туйскен” дед Кенесары -хан Абылай нанес им сокрушительное поражение. Известный кыргызский батыр, родоначальник Солто-Жайл с двумя сыновьями Теке и У сен погибли [13].

Кыргызы не могли не знать о победах грозного казахского военачальника над кокандцами — противниками независимости, и карательных сил царизма. Военное искусство кыргызов складывалось в ходе длительных междоусобных распрей, а также противоборства с казахами Старшего жуза. Во время военных действий местным ополчением предводительствовали самые смелые в ратном деле манапы. Об этом в свое время также писал и А. Янушкевич [14].

Кыргызским ополчением руководили способные военачальники такие как, Ормон, хан кыргызов (1830-1854), а также влиятельные манапы Жантай, Боромбай, бий Калыгул и др. [15]. Как пишет кыргызский исследователь Т.Кенесариев, на стороне кыргызов было неоспоримое преимущество: военные действия могли происходить на их родной земле. Моральная поддержка местным населением своих манапов с учетом почти постоянного вливания в их ряды новых пополнений укрепляла их войско. Ни Кенесары, никакой другой сардар не могли предположить, что перед последней, решающей битвой в начале апреля 1847 г. полководцу Ормону Ниязбекову удалось-таки собрать почти 100-тысячную армию [16].

В ином положении оказались силы Кенесары. Они были измотаны бесчисленными переходами, перекочев-ками. Находясь в Семиречье, ему приходилось угрозами, жесткими мерами упреждать опасность, дипломатическими мерами рассматривать планы своих противников, хотя он и не домогался заполучить “в собственность Алатауские горы”, как писал А. Янушкевич [17]. Лазутчики манапов неотступно следили за его действиями, информируя своих владельцев о каждом шаге хана.

Костяк войска Кенесары преимущественно состоял из стойких частей, сформированных по родо-племен-ному составу, в первую очередь, из Среднего, а также Младшего жузов. Вспомогательные отряды, влившиеся к нему в период его пребывания в Семиречье, возглавляемые батырами Рустемом, Сыпатаем и др., оглядывались на своих предводителей в зависимости от изменения соотношения сил в ходе противоборства враждующих сторон. Трудно поверить в достоверность побочных сведений, что будто бы хан с целью поразить своих противников числом своих войск, собравшихся под его стягом, пополнял число своих сарбазов женщинами и девушками, переодетыми в мужскую одежду [18]. Вообще в разное время пребывания хана в Семиречье число его войска колебалось от 6 до 10 тысяч человек [19].

Ормон хан и его окружение, изучая всякую информацию о планах Кенесары, не мог проигнорировать реальные возможности хана. Стычки и непредвиденные схватки передовых частей обеих сторон явились проверкой на прочность позиции. Все могло завершиться генеральной битвой. Пока шли приготовления к ней.

Трудно установить, где же находилась первоначальная ставка казахского хана на территории кыргызских родов. Фрагментарность архивных сведений, неточность фольклорных материал ов затрудняют выполнение этой задачи. Известно, что один из активных организаторов борьбы с Кенесары манап Жанкараш послал к нему делегацию в составе 13 человек во главе с бием Тыналы с предложением мира и дружбы. Увы, хан поступил опрометчиво, он пленил посла, что дало повод Ормону и его союзникам умело использовать этот факт для дискредитации казахского правителя. Трудно было избежать боев местного значения. При одном походе хана, когда он вынудил того же Тыналы быть провожатым, сильному разорению подвергся род Тынай, где погибли “виднейшие манапы” Калпак батыр, Ормонбек и Султанбек [20]. Слухи, отчасти, распространяемые сторонниками Ормон хана, а также поборниками царизма в Семиречье о будто бы планах подчинения им “дикокаменных киргиз”, имели некоторый успех [21].

Усиленно содействовали все более усугубляющемуся раздору между ханом и кыргызскими манапами представители русских военных структур, функционировавших при окружных приказах. В этом плане особенно усердно действовали военные отряды под начальством тех же командиров карательных сил: Нюхалова, Карбышева, Абакумова. В ужесточении позиции Ормона, Жантая и др. также были повинны и ряд сардаров Кенесары, временами жестоко поступавших с пленными кыргызами. Так, в одном из набегов Кенесары, правда, по его распоряжению, “вырезаны”, а также взяты в плен до 400 человек “хлебопашцев из дикокаменных киргизов” [22]. Этим опрометчивым шагом ловко воспользовался есаул Нюхалов, который, отправив своего доверенного к кыргызам, “побуждал их собраться в значительных силах” [23].

Документ, цитируемый здесь, взят из рапорта П.Д. Горчакова военному министру. Генерал-губернатор, в свою очередь, пытаясь представить положение хана в связи с резким ужесточением позиции кыргызских вождей, писал, что, якобы, “воинственный его призрак побледнел, теперь его (не следует) оставлять без преследования...” [24].

Приведенный документ уверяет нас в аргументированности нашего тезиса о взаимообусловленности активизации действий царской России в регионе с желанием ее натравить кыргызов на Кенесары. Сближение позиции Ормон хана с царскими военно-колониальными учреждениями как прямое воздействие жесткого натиска хана, в свое время отмечал один из видных исследователей Б. Джамгерчинов [25]. Вряд ли уместно упускать из виду тайную возню кокандских правителей, также намеревавшихся если не ослабить, то дискредитировать хана. Но в данном случае более опасной для Кенесары продолжала оставаться позиция России. Дело в том, что еще до прихода хана на кыргызские земли, в 1844 г. один из влиятельных манапов Боромбай Бекмуратов от имени иссык-кульских киргизов обратился с просьбой к П. Д.Горчакову принять их в подданство империи. Князь ответил отказом. Однако обращение одного из умных манапов не осталось без внимания. Николай 1 также отверг это ходатайство [26].

Через некоторое время с аналогичным ходатайством к сибирским властям вышли одновременно видные манапы Ормон, Жантай, Жанкараш, хлопотавшие о протекции империи. На сей раз их прошение заключало в себе попытку заручиться официальным подтверждением России оказать помощь в организации борьбы с Кенесары. Хотя прошение полностью соответствовало видам Петербургского двора, последний считал преждевременным официально вмешаться в кыргызско-казахский конфликт. Под благовидным предлогом Россия снова уклонилась от конкретного ответа [27]. Представляется обоснованным мнение, что в тот момент, когда война на Северном Кавказе — в Дагестане и Чечне достигла наибольшего пика, англо-русское соперничество в районе черноморского побережья,- с одной, в Восточном Туркестане, -с другой стороны, накалилось до небывалой остроты, согласиться на принятие под свое покровительство кыргызов могло означать еще большее обострение и без того натянутых отношений с Британией. Российским дипломатам более выгодным представлялось оказание тайной поддержки противникам Кенесары.

Завоевание кыргызской территории с точки зрения вовлечения для этой цели военного потенциала не требовало особых затрат. Так и произошло, но только после подавления последнего очага восстания. Причем, все это должно было свершаться руками влиятельных манапов. А потому тайная дипломатия должна была принести свои плоды — сталкивание двух народов путем разнузданной дискредитации хана, а также вовлечение в эту борьбу соплеменников его в Семиречье. Вот чего добивался сибирский губернатор, положа за основу своих тактических приемов стратегические предначертания русского двора, рождавшиеся в недрах Азиатского департамента министерства иностранных дел.

Однако в тот период кыргызские манапы еще не успели или не смогли завершить официальное оформление своих ходатайств по оформлению таких политических документов. В этом плане не совсем соответствует истине утверждение одного из первых рецензентов на известную монографию Е.Б. Бекмаханова — Э.Д. Дильмухамедова. Он дал однозначную оценку действиям кыргызского руководства, как уже (в пору обострения борьбы с Кенесары) перешедшего на сторону “русского царизма и кокандских феодалов” [28]. Также, не выдерживает критики однобокое мнение исследователя Б. Джамгерчинова, пытавшегося обосновать причину жестких мер Кенесары в отношении ряда семиреченских казахов, преимущественно северо — кыргызских племен “грабежом и сбором дани… ” [29]. Даже переход Кенесары Касымова в пределы кыргызских племен автор рассматривал как начало “грабительской войны, рассчитанной на получение наживы за счет… киргизского народа” [30].

Однако с самого начала прибытия Кенесары в район Жетысу Западно-Сибирский генерал-губернатор потерял покой и лихорадочно изыскивал пути и возможности расправы с непокорным. П.Д. Горчаков отчетливо понимал ту роль, какую могут сыграть кыргызские предводители, если ему удастся спровоцировать между ними войну в случае перехода Кенесары в район Тянь-Шанского нагорья. Тогда еще он предписал приставу Алатауского округа “поддерживать с манапом Урманом (Ормон) дружелюбные отношения, но не подавать ему повода на вмешательство наше распрей дикокаменных киргизов между собою..[31]. Дело в том, что царское правительство также было обеспокоено восстанием кыпчаков, которые стремились пробиться в Жетысу, возможно, пытались оказать помощь Кенесары в нейтрализации кокандских правителей. Восстание кыпчаков против Бухарского эмира и Коканда [32] самым непосредственным образом не затрагивает вопросы пребывания Кенесары в Семиречье и переход его на земли кыргызов. Тем не менее, эти события не могли не воздействовать на тактику действий царизма против Кенесары. Архивные источники воссоздают некоторые детали планов кыпчакских предводителей, “искавших сближения с киргизами (казахами) Большой орды как думать должно с целью получить подкрепление против бухарцев...” [33]. Даже сам факт отвлечения кокандских правителей и царизма от бурных событий в Семиречье и Киргизии, сосредоточение их дипломатических и военных усилий в обозначенном регионе оказались заметной поддержкой Кенесары, а для кыпчакских предводителей существенным подспорьем “для обеспечения своего тыла в этой распри” [34].

Однако вряд ли Кенесары всерьез стал бы увязывать свои расчеты по решению своих проблем с кыргызами на военную поддержку кыпчаков. Незадолго до описываемых событий, когда его ставка располагалась на берегу р. Теректы (Терекли), на военном совете было принято решение “замкнуть каракыпчаков в их кочевье”. Отсутствие ссылки на источник усложняет уяснение тезиса относительно факторов охлаждения взаимоотношений с ними. Что же побудило хана пойти на односторонне опасную в условиях политической изоляции его аулов конфронтацию позиции в отношении их. Я. Полферов поместил в своей обширной статье материал, предлагаемый нашим читателям. В ставку хана доставили изуродованное тело его сарбаза по имени Али. С отрезанными ушами, носом и губами привязанный к седлу, он не подавал признаков жизни. За поясом Али нашли письмо к хану: “Не батыр ты, не хан, а кровожадный шакал… все мы славные роды Каракыпчаков, от старика до грудного младенца поклялись небом и Аллахом отомстить тебе варвару за твои жестокости. Прими достойно посланца и помни, что та же участь ждет тебя, кровожадного шакала и твоего поганого брата Наурызбая” [35].

Следующий фрагмент материала, удостоверяет, что рассказываемое событие произошло в бытность его в Киргизии “… хан приказал развести костры, и когда вода закипела, плененные каменные киргизы, с их семействами приводились к кострам со связанными руками, и на их глазах жены и дети бросались теленгутами (гвардия) на кипящие котлы и варились там; а пленные мужчины были поставлены в шеренги и умерли под жестокими пытками..., пали под ударами ятаганов и все приближенные, заподозренные в измене. Приказано идти немедленно в горы и уничтожить каменных киргиз до последнего младенца...”. Хотя ссылки на эти факты не указаны, автор в примечании подтверждает — все это исторический факт [36].

Явная гиперболизация “жестокости” хана не вызывает никаких сомнений. И во время пребывания Кенесары в Семиречье, и особенно в дни съездов степной элиты 23 июня, 4 июля 1846 г. подчиненные генерала Н.Ф. Вишневского намеренно прибегали к таким приемам, чтобы вспугнуть волостных, султанов, старшин и вообще собравшихся по его вызову. И после того, как они разошлись по своим аулам, сторонники России нарочито распространяли по аулам слухи о, якобы, беспощадности хана по отношению к своим недругам. Еще 22 сентября 1846 г., когда ханские силы имели местонахождение в устье р. Или, распространялись слухи о будто бы свирепой расправе распоясавшихся его туленгутов над кыргызами. Вот как это записал А. Янушкевич, сам испытавший жестокосердие царских палачей при подавлении польского восстания: “долетела до нас весть о походе Кенесары на дико каменных киргизов. Слышно, что уничтожил 700 юрт. При этом не обошлось без жестокости, будто бы привязывали беременных женщин к керегам (решетчатые остовы юрты-Ж.К), вспаривали им животы...”. Были простодушные номады, которые принимали подобные слухи за истину, и такая тактика все же давала свои некоторые плоды, часть казахов, изменив своей первоначальной позиции, осуждая хана, склонялась к правительственной ориентации, “… наши киргизы говорят, — продолжает А. Янушкевич, что Кенесары поступил, как дикий зверь… ” [37].

Узын-кулак (степной телеграф) тут же распространял подобные известия по аулам, что производило впечатление по тем или иным событиям. Приверженцы же хана, сопровождавшие его, твердо державшие его сторону, по-прежнему верили в его цели, что он продолжает в трудных условиях ту же борьбу, которую он воспринял от своего старшего брата. Вдохновленный его твердым характером, безмерной стойкостью акын-воин Нысамбай, надрывая струны своей домбры, пел как соловей:

О ты, батыр Кенисара,

Надежда и мечта казаков (казахов-Ж.К.).

Скоро степь наших предков-дедов

Познай свободу и вольную жизнь,

Приветствуйте, ковыль пушистый,

Громко воспевайте в выси голубой,

Тургаи (жаворонки) про славу Кенесары.

Разные вести о фактах некоторой суровости доходили и до кыргызов, с тревогой прислушивавшихся ко всяким сообщениям из районов расположения ханских аулов.

До начала активных военных действий с казахами Ормон хан созвал собрание манапов Сарыбагыш, Бугу, Черик, Солто, Саруу и Кушгу, т.е. почти всех основных северо-киргизских племен. Было решено готовиться к войне, предвидев в действиях и планах Кенесары -отобрать власть феодально-родовой их знати [38].

И в тот период, когда войска Кенесары еще не покидали пределы Семиречья, время от времени кыргызы, действовавшие разрозненными группами, давали отпор, “иногда доводя страх даже на ханские войска” [39].

Против хана объединилась грозная коалиция кыргызских манапов. Дальновидный Кенесары осознавал масштабы грозящей ему опасности. И он не терял надежды решить возникшие между ними проблемы мирными средствами, выразив готовность начать переговоры. Одно печальное событие внезапно усугубило и без того натянутые отношения между Ормоном и Кенесары ханом. Осенью 1846 г. казахским батыром Старшего жуза Шоруком был убит Солтинский манап Жаманкара. Вследствие ответного набега кыргызцы перебили казахских сарбазов, угнали табуны лошадей [40]. Незадолго до этого к Ормон хану прибыло посольство от Касымова с призывом объединить усилия для совместной борьбы против царской России. В свое время известный кыргызский исследователь Б. Джамгерчинов объяснял причины неудачи этой миссии отказом Ормона признать Кенесары ханом. Это дало повод кыргызскому вождю выразить решительный отказ домогательствам казахского правителя [41]. На этом по сути пресеклись точки соприкосновения двух правителей. Другие источники не подтверждают и не оговаривают их условия. Правда, в исторической литературе в разных вариантах не один раз приводилась другая версия казахского хана, в сущности, опровергающая суть вышеизложенной версии, послужившей главным поводом к противостоянию двух видных деятелей Центральной Азии той эпохи.

Обращение хана Кенесары к Сарыбагышским манапам Ормону и Жантаю: “Цель моего прихода сюда — не враждовать и проливать кровь, а соединить силы киргизов и каракиргизцов в одно, отделить их от Коканда и вообще освободить от притеснений кокандцев. Между тем, случились некоторые нежелательные дела. Теперь, на все происшедшее между нами я объявляю Салават и прощаю Ваше неразумие. Что я не питаю злобы можете видеть из того, что выпускаю на свободу и невредимыми Халча бия и его двести джигитов. По получение этого письма удалите из сердца опасения и сомнения и явитесь ко мне, чтобы соблюсти обряды покорности и тем достичь высокой степени счастья, после чего Вы возвратитесь домой. Если же это предложение не придется по сердцу, и Вы не откажетесь от вражды, то отвечайте сами за свою судьбу. Предупреждаю, что если кто-нибудь из моих людей будет без вины или если хоть заплачет малый ребенок, то грех будет на Вас” [42].

В разное время документ приводили в слегка измененных вариантах, в т.ч. в советский период. Мы предпочли сослаться на вариант профессора Е.Т. Смирнова, которому удалось выпустить книгу на исходе XIX в., с пояснительными комментариями и справочными сведениями. “Салават” (салауат) означает прекращение всяких исков, вооруженных столкновений между противоборствующими сторонами, мусульманский компромисс на основе взаимоприемлемых условий [43]. Мы упомянули выше, что перевод на русский язык осуществлен за два года до выхода книги из печати [44].

Исследователь Э. Дильмухамедов посредством сопоставления аналогичных текстов: на чагатайском шрифте и русском языке, несколько усомнился в идентичности перевода на русский язык, которым пользовался Е.Б. Бекмаханов. И предложил свой вариант перевода, полагая в точности передать смысл обращения Кенесары к Ормону, находя ряд отклонений в переводе, который осуществил тот же профессор Е.Т. Смирнов. Приводим часть текста, предложенного Э.Д. Дильмухамедовым. “По получению этого письма удалите опасения и явитесь ко мне, оказав услугу по обычаю, найдете в высокой степени удовольствие, после чего Вы возвратитесь домой..[45].

Неидентичность некоторых фраз в переводах никак нельзя отрицать, но письмо явно содержит открытую угрозу кыргызским манапам. Резкий повелительный тон присутствует и в том, и в другом вариантах текстов обращения Кенесары. Оно действительно, было неприемлемо для местных правителей. Речь шла, по крайней мере, о существенном ущемлении независимости кыргызских правителей, воспринявших обращение хана как политический диктат. Все шло к крупномасштабной войне. Находясь во враждебной ему среде, практически в окружении агрессивно настроенных соседей, Кенесары поступил опрометчиво. Хотел того или нет, теперь исход десятилетней ожесточенной борьбы должен был решиться на поле брани, на кыргызской земле. Испытывая недостаток во всем, все более усиливающийся напор превосходящих сил противника, бросившего вызов непрошенному гостю, Кенесары также прилагал невероятные усилия, чтобы найти выход из создавшейся крайне сложной ситуации. Он шел к своей гибели. Жить-то оставалось ему около четырех месяцев.