Страница - 18

ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗАХВАТА СРЕДНЕЙ АЗИИ И КАЗАХСТАНА

… Постепенно и в следующем порядке возводились… укрепления: в 1845 г. было построенно укр. Оренбургское на р. Тургае и Уральское на р. Иргизе. Ново-Александровское укр., основанное в 1833 г. у Мертвого Култука, при начале залива Кайдак, по неудобству местности, в 1846 г. было оставлено, а вместо его построено другое, Ново-Петровское, на полуострове Мангышлаке, около Топ-Каргайского залива. Считаю необходимым сказать несколько слов об этом последнем укреплении. Место, на котором оно возвдигнуто, изобилует прекрасным известковым камнем (ракушный известняк), и потому это есть единственное во всей степи укрепление, которое сделано все из наутрального камня, а здания крыты железом. Весь потребный для постройки лесной и железный материал доставлялся водой из Астрахани, все своевременно и самого лучшего качества, по Личному распоряжению тогдашнего корпусного командира, генерал-от инфантерии Обручева. Ново-Петровское укр. замечательно по своей тщательной постройке, начатой и оконченной в продолжение менее чем полутора лет. Строителем его был инженер-капитан, ныне военный инженер-полковник, Генне-рих, по проектам которого с прошлого года приступлено к перестройке всех фортов на Сыр-Дарьинской линии.

В 1847 г., на правом берегу Сыр-Дарьи, в 60 верстах от ее устья, основано было укр. Аральское (Раимское). В 1848 г. для облегчения сообщения степных укреплений с Оренбургской линией, построен форт Карабутакский, на р. Карабутак, впадающей в р. Иргиз. Наконец, в 1853 г., со взятием Ак-мечети на месте ее основан форт Перовский; форт № 1 (Казала)— на правом же берегу р. Сыра, несколько выше рукава Казалы, и почти за половинном между ними расстоянии — форт № 2 (Кармакчи).

Несмотря на это число укреплений, разбросанных по разным пунктам обширного степного пространства, степь не пользовалась совершенным спокойствием. От времени до времени, шайки киргизов, предводительствуемые отважными батырями, нападали на беззащитные купеческие караваны или производили опустошительные набеги (ба-ранты) на киргизские аулы. Хотя после всякого такого случая и были высылаемы из ближайших укреплений отряды (поиски), но дело кончалось чаще, или даже всегда, тем, что виновные успевали укрыться и избежать преследований и через несколько времени опять принимались за прежнее ремесло. Иногда же случалось, что поиск, вместо виновных, наказывал совершенно безвинных,— обстоятельство, которое, разумеется, не могло не восстановлять киргизов против наших административных властей. По всем этим причинам, сообщение в степи не иначе могло производиться, как под прикрытием более или менее сильного конвоя. Все эти обстоятельства я привел для того, чтоб показать, в какой степени пользовалась степь спокойствием за какие-нибудь два года и даже менее до сего времени.

Уроки предшествовавших лет послужили поучительным примером для дальнейших действий. Очевидно было, употреблять всегда и везде вооруженную силу неуместно, а частью и вредно.

Ар. Грен. Письма из форта Перовский (Ак-мечеть). Военный Сборник 1859 г, т. X, с. 488—9.

… С этой эпохи [с 20-22 г.] начинает обозначаться стремление к новым наступательным движениям, можно сказать, к завоеваниям, хотя для первого раза на собственной территории, именно в сибирской степи. По представлению ген. губернатора Сперанского решено было фиктивное подданство тамошних киргизов обратить в действительное, и с этой целью в центрах проектированных им округов устроить укрепления, при которых бы помещались приказы. В такие укрепления обыкновенно высылались с линии гарнизоны из казаков и даже регулярной пехоты. Но как содержание их, по отдаленности от линии, стоило дорого, то мало по малу сибирские власти пришли к мысли выселять в степи казаков, которые суть и воины, и земледельцы вместе. Таким образом в степи постепенно образовалась новая, передовая линия, ставшая в свою очередь, предметом хищничества номадов. Нужно было опять высылать отряды, опять основывать укрепления (Актау, Улутау) и т. д. Тут начало системы, которая привела нас за Балхаш, к Или, к Алатау и наконец в Небесные горы и в Туркестан, системы, выработанной не народом, не партиями завоевателей-колонистов, а администрацией, т. е. самим правительством.

Система эта, как сказано, на первое время проводилась только в западно-сибирской степи, которая со времени Сперанского получила особое административное устройство, вынуждавшее нас иметь определенные и постоянные центры за Иртышем, в 200 и 300 верстах на юг от него и от Горькой линии. В Оренбургской же степи долгое время никаких передовых линий и укреплений не было. Тамошние генерал-губернаторы больше полагались на умиротворящее влияние промышленных интересов, которые возрастали между киргизами вследствие развития караванной торговли в степи, да на временные отряды, высылаемые при нужде, и потому они не желали строить среди киргизов укреплений, а тем больше станиц. Но в 1835 году, вдруг, в Оренбургской степи не только была устроена так называемая „новая" линия, т. е. ряд укреплений между крепостями Орской и Звериноголовской, отрезавший у киргизов Малой орды обширные и наилучшие места для кочевок, но и самое отрезанное пространство заселено казаками. Мера эта в военном отношении достигла цели, т. е. прикрыла Верхнеуральскую и Уйскую линии от хищников, но совершенно разорила многих кригизов, а еще более выселенных в степь казаков, которые даже прибегали к открытому сопротивлению переселявшим властям. Притом она развила такие волнения в степи, что для обеспечения вновь водворенных станиц ген. Перовский начал было строить непрерывный вал, вроде китайской стены, долженствовавший связать крепость Орскую с укреплениями Императорским, Наследника и проч.

Кроме того, чтобы быть ближе к отдаленным кочевьям степных хищников и прикрыть от их разбоев рыбные ловли на Каспийском море, в 1834 году основано было при заливе Кайдак укрепление Ново-Александровское. Но все эти пограничные военные меры не достигали цели, и скоро в степях образовалось правильное восстание под предводительством умного и предприимчивого Кенисары Касимова. Оно продолжалось до 1845 и 1846 годов, когда наконец Кенисары был убит дикокаменными киргизами, а в степи генералом Обручевым основаны укрепления на Иргизе и Тургае. (Оренбургское и Уральское).

В 1847 году, по личной воле императора Николая, явилось даже укрепление на Сыр-Дарье (Раимское), а еще раньше того, в сибирской степи, основан Копал, за которым уже начинались кочевья Большой орды. Орда эта, дотоле бывшая независимой или подвластной номинально то китайцам, то кокандцам, в 1846 году наконец приняла русское подданство, и таким образом к 1847 году наша государственная граница, по крайней мере теоретически, перешли на Или, к хребту Алатау, к рекам, Чую и Сыр-Дарье.

Граница эта имела ту любопытную особенность, что вся средняя часть ее, по правой стороне Чуя и Сыр-Дарьи, есть бесподная степь, где нет возможности ни селить станиц, ни возводить укреплений, ни даже держать хотя бы самые легкие подвижные военные отряды. Следовательно, никакая линия не могла возникнуть на полуденной окраине наших степей, и государственный рубеж оставался фиктивным. Чтобы образовать эту линию, нужно было перейти Чуй и стать по крайней мере у подошвы Киргизнын-Алатау, Боролдая и Каратау, заняв в то же время Сыр-Дарью до Ак-Мечети или Джулека. Это и было сделано мало-помалу, сначала занятием Сыра до Ак-Мечети (1853) и водворением русских поселений за Или (1855), а потом взятием Токмака, Пишпека (1860), Аулье-Аты, Джулека, Азрета, Чимкента (1862—1864). Затем война с кокандцами, разгоревшаяся по поводу этих приобретений, привела нас д аже к завоеванию Ташкента, в котором уже до штурма его в 1865 году образовалась партия, желавшая освободиться от тирании кокандских хана и беков и перейти под власть европейски-устроенного правительства.

Покорность киргизов сопровожадалась немедленно основанием линий. С тех пор политика наша долго стояла за эти линии как за рубеж, чрез который переступать не следует… кроме, конечно, случаев, когда того требовали беспокойства, причиняемые собственными залинейными подданными… Это было странное явление двойной государственной границы — действительной и фиктивной — на пространстве от Каспийского моря до подножий Алтая. И, что еще странее, такая двойственность поддерживалась иными местными деятелями, которые не могли не знать близко всех крайних ее неудобств. Неопределительность же взглядов на степи центральной администрации была так велика, что никаких попыток к правильному устройству их не было сделано в течение целых девяноста лет со времени приобретения их. Ханы продолжали считаться главами двух орд, Малой и Средней, хотя в действительности власть их нередко бывала совершено ничтожна, и киргизы повиновались разным султанам, биям и батырям, которые не стеснялись производить всевозможные беспорядки и грабить не только наши караваны в степи, но даже самую пограничную линию.

… Для этого, с одной стороны, устроены были первые укрепления и приказы в землях Средней орды, впереди линии, а с другой сделаны экспедиции Муравьева и Берга к стране средне-азиатских ханств и основана передовая Илецкая линия около Оренбурга, в земле Малой орды.

Двадцатилетний период, с 1834 по 1853 год, весь был посвящен одному упрочению и расширению наших границ в Средней Азии. И хотя при этом не было составлено ничего подобного тому изящному и глубоко-обдуманному плану, который в 1856—1864 годах привел, с неотразимой последовательностью, к обращению Кавказа в русскую землю, но правительство уже употребляло все меры, чтобы дейстовать сознательно. Для этой цели отправлялись ежегодно за нашу линию экспедиции разведочные и даже иногда политические. Но в самом начале этой деятельности была сделана важная ошибка: отрезаны у киргизов Малой орды лучшие их кочевки между Новой и Старой линиям и отданы казакам. Степь отвечала на захват волнениями, которые при Кенисаре достигли своего апогея. Борьба же с волнениями вынудила, с одной стороны, частое употребление дорогого паллиативного средства — высылки в степь временных отрядов, а с другой, привела к мере еще более дорогой, хотя и считавшейся радикальной— к военным походам в средне-азиатские ханства. Эти походы тогда были, очевидно, рановременны, но они были в духе общей политики, возникшей тогда в правительсвтенных средах под влиянием соперничества с Англией. Неудача экспедиции ген. Перовского к стороне Хивы заставила, однако, изменить стратегические приемы наши по отношению к Среднпй Азии, и от системы подвижных отрядов, имевшей будто бы ту выгоду, что она лишала киргизов их земель чрез водворение наших селений, мы перешли к системе степных укреплений, успех которой уже был испытан в Сибири.

В 1846 году положено было, в придачу к двум уже возникшим степным укреплениям, Иргизскому и Тургайскому, основать третье не на верховьях Эмбы, как полагало оренбургское начальство, а на нижнем течении Сырь-Дарьи. Это был второй роковой шаг со времени Бирона, шаг после которого не было уже поворота назад, хотя повидимому лица, производившие его, смотрели на дело иначе и думали ограничиться северными берегами Аральского моря, Сыра и Чу. Одновременно с этим „успехом" на оренбургской окраине, были сделаны приобретения и в западной Сибири: присягнула на подданство Большая орда, которая со времени падения Чжунгарского царства подчинялась то Китаю, то Коканду и не имела, по самому положению своему за Балхашем и за двумя полосами песков, никаких почти сношений с Россией.

Основание Раимского укрепления, разумеется, не успокоило Оренбургской степи, и караваны как из Бухары, так даже из Хивы, проходившие очень близко от Раима, продолжали терпеть от хищников. Притом отдаленность этого форта от действительных наших границ делала положение его самого довольно опасным, тем более, что на Сыре приходилось иметь дело уже не с одними номадами, а и с оседлыми жителями средне-азиатских ханств. Эти последние с справедливым опасением взирали на приближение грозного соседа с севера, и потому употребляли все меры понудить его возвратиться назад. Но это было уже невозможно, разве если бы мы раз навсегда отреклись от всяких владений в Средней Азии, и от приобретенного на нее нравственного влияния, которое поддерживать можно только непрерывными успехами, без малейших неудач или отступлений.

За Раимом следовала целая сыр-дарьинская линия, особено после того, как последняя попытка Перовского приложить прежнюю систему отрядов кончилась несовсем удачно, отбитием (в 1852 году) полковника Бларамберга от Ак-Мечети. В 1853 году Ак-Мечеть была взята и основан форт Перовский, с двумя другими, лежащими ниже его по Сыру. Но эта линия, если так можно выразиться, висела на воздухе. Не только снабжение ее всем нужным было до крайности затруднительно по отдаленности от Урала, но самая охрана ее требовала больших забот и постоянного напряжения всех наших сил в степи, потому что кокандцам и состоявшим под их покровительством каратауским киргизам ничего не стоило обходить наш левый фланг и перерезывать сообщения с укреплениями на Иргизе и Тургае, следовательно с Россией вообще. Необходимость примкнуть левый фланг оренбургской передовой линии к правому флангу сибирской становилось очевидной; но удовлетворить ей было не легко, потому что между Ак-Мечетью и Верным, основанным в 1855 году, лежит не менее 900 верст самых безотрадных степей.

Вопрос о соединении линий или о сомкнутии границы в начале 1860-х годов занимал одинаково как центральное правительство, так и местных главных начальников в западной Сибири и в Оренбурге; но взвесить нужные для решения его средства казалось затруднительным, как по недостаточному знанию нами местных естественных условий зачуйского края, так и по недовольно-ясному представлению о могуществе Кокана. Наконец смелые поиски небольших отрядов на Чу, Иссык-Куле, Нарыне и в Кара-тау, падение Токмака, Пишпека, Джулека, освоили нас с мыслью, что занять линию по северную сторону гор Кир-гизнын-Алатау, Боролдая и Каратау не составит большого труда. Но для занятия этой линии мы Должны были начать с обоих ее концов наступательные действия довольно бол-шими отрядами, втянуться в войну с Коканом; эта же война привела нас незаметно в бассейн Арыса, т. е. на южную сторону Боролдайских гор, к Туркестану, Чимкенту и, наконец, в 1865 году, к Ташкенту.

ВенюковМ. Опыт военного обозрения русских границ в Азии, с. 9,12, 26-32.