Страница - 9

IX. Бой под Иканом

В своем рассказе автор не упоминает о неудачной попытке генерала Черняева штурмовать Ташкент, бывшей 4 октября 1864 года. Но, очевидно, именно эта попытка заставила регента кокандского хана муллу Алимкула собрать войска в Фергане и двинуться на выручку Ташкента. Неудача, которую потерпел русский отряд под стенами города, ободрившая несколько упавший дух кокандцев, и растянутость вновь образованной нами новококандской линии, охраняемой отрядами, расположенными в гг. Туркестане и Чимкенте, и, наконец, деятельная, предприимчивая натура Алимкула — все это заставило начальника кокандских войск перейти в наступление. Из рассказа видно, что предприятие велось весьма скрыто и ловко и если не увенчалось полным успехом, то по причине необыкновенной стойкости уральской сотни Серова и дурному качеству кокандских войск. Иканская победа оказалась для кокандцев хуже поражения, вселив в них убеждение, что если тысячи воинов не могли одолеть сотню «русских казаков», то что же может произойти, если русских явятся тысячи?

Иканское дело прекрасно описано есаулом Серовым в его донесении коменданту г. Туркестана 8 декабря 1864 года:

«Командированный предписанием от 8 декабря за № 8 53 и получивши личные приказания вашего высокоблагородия, того же дня часа в два пополудни выступил с вверенной мне сотнею в деревню Икан, всего в числе 2-х обер-офицеров, 5 урядников, 98 казаков, 1 фельдшера, с 2 вожаками из волонтеров, при одном горном единороге, 4-мя артиллеристами и 1 фурштате.

Сотня была вооружена нарезными ружьями, а для поднятия тяжестей находилось при отряде 13 верблюдов.

По выступлении из города встретился между-садами киргиз из волонтеров Ахмет, который сообщил, что за Иканом видел кокандцев, но в каком числе, он, Ахмет, положительно не знал; о чем я тотчас же дал знать вам через казака Андрея Борисова, с которым потом получил приказание идти на рысях, что и было с точностью исполнено. Далее, за окрестными садами встретились еще двое почтарей-киргиз, возвращавшихся из Икана (у одного из них была ранена лошадь); причем они передали мне, что были встречены кокандцами и вернулись обратно; не основываясь на их показаниях, я продолжал следование, а между тем послал с этим известием к вам казака Платона Добринина, который возвратился и передал приказание продолжать следование, во время коего ни авангардом, ни боковыми патрулями неприятель замечен не был; а не доходя версты 3 до Икана (что было под вечер), в окрестностях виднелись огни, и более с правой стороны; догадываясь, что это был неприятель, я тотчас же остановился, послал вперед одного вожака-киргиза разузнать, действительно ли это кокандцы и в каком числе. Но посланный тут же вернулся в отряд и передал, что встретил неприятельский разъезд, человек 4-х; почему немедленно сделано небольшое отступление на замеченную случайно раньше позицию. Пройдя не более полверсты, отряд моментально был окружен огромными скопищами кокандцев, которые с гиком начали нападать. Не находя возможности держаться на лошадях и продолжать отступление, я живо спешил отряд, приказавши наскоро сбатовать лошадей, залечь в небольшую канаву, а с открытых сторон устроить завалы из мешков с провиантом и фуражом и из всего, чем Можно было оградиться, поставив в то же время на одном из фасов единорог.

Предупредив казаков не тратить зря выстрелов и подпустив неприятеля на самую близкую дистанцию, разом был сделан залп из ружей и единорога (из последнего даже успели выпустить два выстрела картечью), что и заставило неприятеля со значительным уроном отступить в сильном беспорядке и уже потом снова повторять неоднократные нападения, которые были, однако, совершенно безуспешными; причем, чтобы показать неприятелю численность своего отряда и его вооружение, мы старались передвигать единорог с одного фаса на другой и делать выстрелы.

Отойдя и построившись в правильные колонны, неприятель держался далекого расстояния, а меткие выстрелы моих казаков окончательно приостановили наступление из конницы. Вслед за этим же неприятель открыл из трёх орудий сильный навесный огонь гранатами, осколками которых было убито несколько лошадей; из людей же, прикрываемых завалами, были только четверо контужены. Канонада эта продолжалась целую ночь. С правого и левого флангов их позиции были направлены выстрелы из нескольких фальконетов, причинившие вред только лошадям и верблюдам. С тех же пунктов действовала и пехота — сарбазы — из ружей, но пули их не наносили вреда отряду. Конница, построенная в боевом порядке, во все время ночи стояла на месте.

На следующее утро, 5 декабря, огонь неприятельских орудий усилился: гранаты и ядра беспрестанно летели в отряд, причиняя особенно значительный вред лошадям и оружию, причем ранено несколько казаков.

Пехота неприятеля заметно подходила массами из-под Икана на усиление осаждавших войск, но, увеличивая ружейную перестрелку, однако ж мало вредила отряду.

Весь этот день казаки держались молодецки, не допуская своими правильно рассчитанными выстрелами на близкое расстояние неприятеля и часто уничтожая его орудийную прислугу, заставляли перед в и гать, орудия. Многие даже, несмотря на огромное скопище кокандцев, которых было более 10.000, просились кинуться в штыки, но, по малочисленности отряда, этой храброй решимости допустить было нельзя.

Видя совершенную невозможность подойти ближе к нашему отряду без всякого прикрытия, неприятель начал подвозить камыш и разный мелкий лес для устройства мантелетов и каких-то щитов на двухколесных арбах, что объяснилось после. Стрельба продолжалась до ночи.

Выстрелов из единорога в первую ночь было выпущено числом до 8, при последнем из них сломалось колесо, почему встретилось затруднение продолжать стрельбу; но сметливая и удалая находчивость вице-фейерверкера Грехова с товарищами выручила и из этого положения: они тотчас, снявши колеса из-под ящика со снарядами, поддели их к единорогу, но так как ступицы пришлись длиннее оси, то фейерверкер изловчился прикрепить их веревками, отчего они не могли вращаться, и при передвижении с одного места на другое приходилось артиллеристам с помощью казаков переносить единорог на руках и спинах; особенно полезны были при этом лихачи-казаки Терентий Толкачев, Василий Казанцев, Кузьма Бизянов и Платон Добринин; все они под градом пуль и картечи на спинах своих передвигали единорог; Толкачев, кроме этого, наводил и стрелял, когда уже были ранены артиллеристы; дорогой, при отступлении, несмотря на раны, метко и ловко поражали неприятеля из ружей. Добринин, имея сквозную рану в плечо и контузию в руку, шел до соединения с отрядом, высланным на помощь, слегка придерживаясь за рукав моего пальто.

Днем 5 числа для сбережения снарядов, которых всего было числом 32, и чтобы не показать неприятелю, что при отряде был один единорог, выстрелов из него не производилось.

Того же числа, часа в два пополудни, в стороне к Туркестану послышались выстрелы из пушек и ружей, и, как оказалось после, это был отряд, высланный к нам на выручку и вернувшийся не дойдя до нашей позиции версты 3 или 4; после чего вскоре из лагеря позиции неприятеля явился посланный с запискою на татарском языке, с печатью Алимкула, такого содержания: предлагалась сдача с принятием магометанской веры, и между прочим говорилось в ней, что русский отряд, высланный на выручку, прогнан назад и что помощи не должны ожидать больше, и если я не сдамся, то отряд будет уничтожен. (Переводил записку кара-киргиз Ахмет.) Какой был дан ответ на это дикое предложение, показывает само дело.

Дождавшись ночи и несмотря на стрельбу неприятельских орудий, казаки укрепили свою позицию, делая завалы из убитых лошадей и верблюдов. В эту ночь я вызвал охотников, чтобы дать знать в Туркестан о незавидном положении отряда. Исполнить это весьма трудное и почти невозможное поручение охотно вызвались удальцы-казаки: кавалер Андрей Борисов из дворян, Павел Мизинов и Варфоломей Коновалову второму из них — Мизинову — по слабости его здоровья я тогда же отказал, а Борисов и Коновалов с киргизом Ахметом, вызвавшимся так же охотно на это рискованное дело, отправились верхами в правую сторону, чтобы горами пробраться к Туркестану; но они наткнулись на неприятельский разъезд и, сделавши выстрел из револьвера, живо вернулись в отряд. Несмотря на неудачу, казаки снова настояли, чтобы отправиться им левой стороной, причем удалец Борисов вызвался даже пробраться один пешим, а Коновалова, не пожелавшего уже ехать вторично, заменил лихой казак Аким Чернов, которые, отправившись втроем (опять с Ахметом), удачно пробрались между неприятельскою цепью и пикетами и исправно доставили известие (с ними послана и записка Алимкула). Рано утром 6 декабря, заметивши, что у неприятеля были уже готовы мантелеты и щиты с разных сторон нашей позиции, числом 16, видя более чем критическое положение своего отряда и в ожидании помощи из Туркестана, чтобы как-нибудь оттянуть время, предупредив казаков, я вышел вперед на несколько шагов из занятой позиции, махнув к неприятелю рукой, показывая этим, что хочу иметь переговоры. Вышел кокандец с ружьем в руках, которое я настоял положить на землю. На желание мое видеть самого Алимкула он отвечал на чистом русском наречии, что он «государь и далеко отойти от своей линии не может», причем кокандец этот предлагал подойти мне самому к Алимкулу и советовал сдаться на самые лестные (только для них) обещания. Заметивши в это время, что мантелеты и щиты начали подкатывать к отряду, я упрекнул кокандца, что при переговорах наступление никогда не делается, и тотчас же вернулся на позицию. Выиграл времени более чем два часа.

Снова началась стрельба, и началась прежде из моего отряда, чтобы не дать неприятелю подойти ближе, что и продолжалось часов с 7 утра до часу пополудни. Ожесточенный неприятель стрелял чрезвычайно часто и метко, раза четыре кидался из-за ментелетов, но был отбиваем нашими выстрелами, причем окончательно были перебиты все лошади и убито наших 3 урядника, 33 казака и 1 фурштат, ранено 4 артиллериста и несколько человек казаков.

При отбитии этих нападений артиллерист Огнивов, несмотря на сильную рану, полученную в руку, вскакивал на завал и, держась совершенно открыто, махал шапкою и, ободряя товарищей, кричал «Ура!»

Не находя решительно никакой возможности держаться более на своей позиции при такой сильной стрельбе и натиске тысячной кавалерии неприятеля, живо заклепали единорог и с криком «Ура!» кинулись отступать, выстрелами пролагая дорогу, решившись пасть или пробраться к своему отряду (надежду на последний я не терял).

Отступление продолжалось часов до 4 вечера и все время почти на 8-верстном расстоянии, под сильным перекрестным ружейным огнем; причем неприятель, заезжая вперед, строился густыми колоннами с двух сторон, спешивался и стрелял по нашему отряду из винтовок и нарезных ружей. Потеря была страшная. Тяжелораненые и убитые падали и оставались на дороге. В глазах отряда кокандцы рубили их шашками и отнимали головы; ружья и патроны после убитых отбирались товарищами, которые потом ломали их и кидали по дороге: брать и нести с собой не было положительно никакой возможности, потому что все почти были ранены, и весьма тяжело; некоторые имели по 5 и 6 ран, и все-таки бодро шли вперед, поддерживая друг друга, несмотря на изнурение (двое суток ничего не ели и не пили во время осады). И эти самые люди, соединившись с высланным на выручку к нам отрядом после небольшого привала, истекая кровью, не могли даже встать с места без посторонней помощи. Все они потом были размещены по телегам и доставлены в город.

В продолжение всей осады и во время геройского от-ступления казаки и артиллеристы показали дивную и примерную храбрость, имея страшные раны; действовали молодецки! Всего убито: обер-офицер 1, урядников 4, казаков 50, фельдшер 1, фурштат 1 и ранено обер-офицер 1, урядник 1, казаков 36, артиллеристов 4 и вожак из киргиз 1.

В заключение не могу умолчать о храбрости урядника Александра Железнова и казаков Василия Рязанова и Павла Мизинова; первый из них ободрял товарищей и в деле выказал себя сметливым и ловким стрелком, выбирая целью между кокандцами преимущественно начальствующих лиц; Мизинов и Рязанов во время осады, под сильным огнем неприятеля, разносили товарищам патроны и вообще действовали энергично. Получивши при отступлении рану в ногу, Рязанов упал и, вскочивши, снова шел до встречи с отрядом подпоручика Сукорко, отстреливаясь и сдерживая натиски неприятеля. На месте он подбил лошадь под Алим-кулом.

Не нахожу слов, чтобы вполне передать все молодецкий подвиги своих лихих удальцов-товарищей и верных слуг государя. Не было ни одного, который чем-либо не заявил себя. Эта горсть храбрых защитников во время отступления между тысячей неприятеля, несмотря на сильный холод, вся измученная и израненная, побросала с себя последнюю одежду и шла в одних рубашках с ружьем в руках, обливая кровью путь свой».

Относительно действий кокандцев к стороне Туркестана имеются указания в донесении коменданта города, подполковника Жемчужникова, от 9 декабря 1864 года; он между прочим говорит: «В 5 час. вечера была слышна довольно сильная перестрелка и учащенные выстрелы из орудий и из Фальконетов, продолжавшаяся всю ночь и следующий день; не получая никаких известий, что там делается, и боясь, чтобы не было недостачи патронов, я решился послать отряд из 152 чел. пехоты при 2 легких орудиях, с прислугою, 2 фейерверкеров, 10 рядовых, 8 казаков и 2 почтарей под командою подпоручика Сукорко для помощи сотне с тем, что ежели отряд встретит огромные силы неприятеля и усиленную преграду для соединения с сотней и увидит движение неприятеля к Туркестану, то, не выручая сотни, следовать ему обратно. С 3-х часов пополудни с цитадель-ного барбета и с могилы Азрет-Султана усмотрена была передовая цепь неприятеля, движущаяся к Туркестану, а за ней 6 сомкнутых колонн, в которых приблизительно можно было положить до 4000, почему сейчас же опять были посланы нарочные к вашему превосходительству и начальнику Сырдарьинской линии; в 4 часа неприятель был под стенами города и обложил его с трех сторон, а более всего кругом города, а в 6 час. вечера вернулся высланный отряд под командою подпоручика Сукорко, который донес мне, что он, видя движение неприятеля к Туркестану и огромные массы неприятеля перед собой, принужден был вернуться. Вечером же, по возвращении отряда подпоручика Сукорко, старшие аксакалы города, видя свое критическое положение и не имея никаких средств защищать город и остаться верными правительству, хотя они и выставили большие караулы у каждых ворот, но не имея никакого оружия кроме холодного, убедительно просили меня подать им помощь, почему я и решился, несмотря на малочисленность гарнизона, выставить на бархан Куль-тюбе (как командующий городом и его окрестностями) одно легкое орудие с прислугою, под прикрытием 60 чел, пехоты под командою подпоручика Степанова.

Под Иканом усиленная пальба из орудий и фальконетов продолжалась целый день и до полуночи, а часу в 9-м вечера небольшая партия неприятеля начала разъезжать около стен Туркестана, где расположены жители, и подъезжали к городским воротам; когда же они подъехали к первым воротам, то, встретивши оружейные выстрелы, скрылись. В 10 час. вечера явились ко мне 2 казака, Андрей Борисов и Аким Чернов и почтарь Ахмет, храбро и смело пробравшиеся из сотни есаула Серова сквозь огромные массы неприятеля как под Иканом, так и около Туркестана, передали мне две записки: одну от есаула Серова с просьбою о подаче ему помощи, а другую в подлиннике, причем представляемую от кокандского регента Алимкула Серову. На следующий день (6 декабря) неприятеля около города не было видно, и посланный разъезд объявил, что в садах никого нет; тогда я решился вторично, немедленно, выслать отряд под командою подпоручиков Сукорко и Степанова, в числе 207 человек пехоты, при двух легких орудиях, с прислугою, 10 казаков и 3-х почтарей с приказанием непременно присоединиться к сотне есаула Серова. Часу во втором пополудни прискакал нарочный киргиз от подпоручика Сукорко с известием, что сотня есаула Серова отступает, будучи окружена огромным скопищем неприятеля, и что он скоро с ней соединится; вслед за тем прискакал другой нарочный киргиз с известием, что Сукорко с казаками соединился и просит прислать вдобавок к высланным с ним семи пароконным телегам (которые заняты были артиллерийскими снарядами и запасными патронами) еще две телеги для поднятия раненых казаков, которые тотчас же и высланы с сотником Свиридовым при остальных, находившихся в Туркестане, 25 казаках. Часов в 7 часов вечера вернулся отряд и при нем есаул Серов (раненный в спину и контуженный в шею, имея пальто простреленным в 8 местах), 1 урядник, 48 казаков, 4 артиллериста; из них тяжелораненых 20 казаков, 3 артиллериста; легко ранены 1 обер-офицер, 1 урядник, 16 казаков, 1 артиллерист и 1 киргиз верблюдовожатый, контуженных: 4 казака, которые все и помещены для пользования в лазарет.

7-го числа поутру мною послан был почтарь Ахмет с 4-мя почтарями к Икану для разузнания о неприятеле, который вечером часу в 9-м донес мне, что кокандцы еще расположены кругом Икана; 8 числа, с рассветом, был послан тот же Ахмет для той же надобности к Икану и, возвратившись, объявил, что Алимкул со своим войском отправился по направлению к Сырдарье, взяв е собой иканского аксакала и всех иканских жителей с имуществом, в том числе жен и детей, а сакли зажег; оставшиеся в Икане по старости лет и дряхлости (в том числе отец иканского аксакала с женой) объявили, что у Алимкула было войско более 20.000, что в деле с уральской сотней под командою есаула Серова потеря кокандцев простирается убитыми 90 человек главных начальников и более 2000 пехоты и кавалерии, сколько же ранено, неизвестно: под самим Алим-кулом ранен аргамак белой масти, который остался в Икане, почему я сего же числа отправляю отряд для уборки убитых наших казаков».

О переговорах между Садыком и уральцами во время самого отступления в донесениях не упоминается. Если подобный эпизод и был, то он, очевидно, не замечен командиром: уральцы отступали, растянувшись в линию по направлению движения, что давало им возможность отбивать беспрерывные нападения кокандской кавалерии, атаковавшей преимущественно с флангов. О какой-либо стройности во время отступления, конечно, нельзя было и думать: «Казаки шли гуськом, отстреливаясь направо и налево».

Шум битв последующего времени, перемены в составе высших местных начальников и лихорадочная деятельность по административному устройству Туркестанского края — все это в совокупности было причиною того, что воспоминание о геройском подвиге храбрецов под Иканом ослабло, как бы затушевалось новыми подвигами русских войск на полях Средней Азии. Но свежо и живо сохранился подвиг уральцев в памяти как самих уральцев, так равно и среди войск — участников славных черняевских походов. Между тем на месте боя открытой, пустынной степи виднелся небольшой бугорок с черным поломанным крестом наверху, печально отмечавшим место, где бились из последних сил и погибли в неравном бою храбрые казаки.

Генерал-майор Н. И. Гродеков, назначенный военным губернатором Сырдарьинской области, в 1883 году возбудил вопрос о постановке памятника над прахом павших казаков и быстро довел это дело до конца. Памятник сооружен на доброхотные пожертвования, и торжественно открыт 6 декабря 1884 года, в двадцатилетнюю годовщину боя. Он состоит из кирпичной колонны до 6 ар. вышины, увенчанной крестом; над цоколем прибита чугунная доска с надписью: «Памяти воинов, павших под Иканом в 1864 году». Колонна обнесена оградою из чугунных пушек, соединенных цепями; кругом разбит садик из карагачей, тополей и других деревьев. Кроме того, в православной церкви гор. Туркестана помещена чугунная плита с именами казаков, павших под Иканом.

7 декабря 1884 года государем императором пожалованы 4-й сотне 2-го уральского казачьего полка знаки отличия на головные уборы с надписью: «За дело под Иканом, 4, 5 и 6 декабря 1864 года».