Страница - 3

Она была из тех, кто покинул родные места, не желая вступать в колхоз. А прошлой зимой вернулась, изможденная, голодная, с маленьким сыном на руках. Ее приняли в колхоз, и там она нашла свое счастье.

• Слышите, какие у нас женщины!- закивал головой Берды.- Вот что значит грамота!
• Это все Самат сделал,- подхватил Сатай,- он читал газеты, бывал на колхозных съездах.
• Дело не только в Самате,- сказал он,- ты смотри в корень! У нас теперь навели порядок. А чего только люди не терпели раньше! Откочевники наши голодали, холодали, ноги в кровь разбивали... Сколько людей ушло куда глаза глядят!
• Пропади оно пропадом!..- загомонили в один голос женщины.
• Чуть совсем тогда не погибли...
• А здесь помогли нам, как родных приняли... Берды поднял руки, словно речь собирался произносить, его голос звучал торжественно.

- А теперь у нас, бывших нищих, четыре тысячи овец. И каких! Наши овцы - лучшие во всей округе! Да еще у каждого в хозяйстве по пяти штук. А у кого нет своей коровы? Только у лодырей. Да, когда голова на месте, и тело в порядке!

В это время из-за угла большого хлева вышел Хасен.

- Голова на месте, а вот и наш зоркий колхозный глаз,- рассмеялась Даметкен, показывая на него.

Женщины так и прыснули: здоровенный рослый парень и вдруг - глаз.

- Конечно - глаз! Нашу ферму охраняет!- сказала Аяжан.

Хасен недоуменно посмотрел на нее. О чем они говорят?

- Мы обсуждаем наши дела, хорошо ли ты нас охраняешь,- сказала Даметкен и пошла в хлев.

Хасен последовал за ней. Он, оказывается, ждал бригадиров, хотел вместе с ними осмотреть скот.

Из-за загородки доносилось разноголосое блеяние овец. Оно звучало монотонно, словно овцы настойчиво

повторяли один и тот же вопрос или жалобу.

Козлята и ягнята отзывались овцам тонким звучным блеянием.

Так началось на лучшей овцеводческой ферме колхоза «Талдыузек» то самое утро, когда Шальтык запер волков в своем степном погребе.

Хасен, Берды и Сатай занялись осмотром скота, Даметкен и другие доярки привязали к ярму дойных коз и овец. Аяжан точила ножницы для стрижки.

В колхозном стаде было много породистых белых коз и овец - каракульских и линкольнских. Они славились плодовитостью и жирным, обильным молоком. Из этого молока варили уже не брынзу, как раньше, а лучшие сорта сыра - голландский и тильзитский.

Хозяйкой сыроварни была Айша; на ее же обязанности лежал присмотр за погребами.

Сегодня Айша находилась на центральной усадьбе, отправляла в город готовые сыры.

Главный доход колхозу давало молоко: овец доили два раза в день, рано утром, перед выпасом, и вечером, после возвращения с пастбища...

В это утро, как и всегда, Даметкен начала доить в дальнем углу двора. Благополучно подоив трех овец, она подошла к белой козе и вдруг замерла от испуга: вымя козы раздвоилось в ее руках, а сама коза, оседая задом, вся дрожала от боли.

Приглядевшись к ней, Даметкен пронзительно вскрикнула: вымя оказалось рассеченным, из него текло молоко, смешанное с кровью. На крик Даметкен подбежали другие доярки. «Милые, да что же это такое? Что за напасть?»- растерянно воскликнули они.

Даметкен молча стала проверять всех коз и овец в своем ряду. Остальные последовали ее примеру. То и дело доносилось:

- Ой-ой! И у этой тоже!

- Кто же это сделал?!

- Чтоб они сдохли, негодяи...

- Вот беда...

- Несчастье какое...

- Чья-то вражеская рука искалечила тридцать дойных коз и овец!

Жамал рыдала:

- Что же это такое творится, господи!

- Да брось ты вопить,- оборвала ее Даметкен.- Эй, охрана, чего зевали?!

Хасен и Сатай осматривали и считали баранов. В стороне стояли два каракульских с повисшими задами. Стадо только начало выходить из хлева. Хасен и Сатай во все глаза глядели на большого серого барана; он с трудом передвигался, волоча зад. Увидев это, Сатай схватил его за загривок и вывел из стада к тем двум.

- Что за болезнь их одолела?- кричал он.

- Не болезнь это...- ответил Хасен, не отрывая взгляда от баранов.- Похоже, что их охолостили!

Он зашатался и присел наземь, чтобы не упасть. И в ту же минуту его с воплями окружили женщины.

- Хасен, тридцать овец попорчено... вымя рассечено!

- Враги орудовали, не иначе...

- Чтоб они и в гробу не знали покоя, злодеи!.. Хасен, бледный, подавленный обрушившимся на колхоз несчастьем, лег в отчаянии на землю и плакал, не вытирая слез:

- Горе, горе!.. Лучше бы мне умереть!

Через минуту все узнали о несчастье. Со всех сторон сбежались доярки, бригадиры.

- Только бы поймать злодея,- кричал, потрясая кулаком, Берды.- Были бродягами - стали людьми, а врагу завидно. Знаем, чье это дело, - бая и его банды!..

Жалобно блеяли раненые животные: шерсть на них слиплась, они стояли сгорбившиеся, жалкие... Больно было смотреть на них. Аяжан отвернулась.

- Но откуда пришли негодяи?- спросила она.

- Да где наш дозор?

- Где охрана?

- Кто сегодня ночью дежурил?- подступило несколько человек к Хасену.

Он рыдал как ребенок, обхватив голову руками и раскачиваясь, словно от боли.

Появился заведующий фермой Самат: стройный, смуглый, красивый юноша в чистой белой рубашке, с наганом на боку. Легкой, быстрой походкой, гибкой грацией он напоминал молодого коня. Даже щетинка черных, коротко остриженных волос, ежиком стоящих на голове, говорила о здоровье и силе. Да и весь внешний вид молодого человека, манера держаться убеждали в том, что его нелегко сломить. Не раз уже доказывал он это, всегда находя разумный выход из самого трудного положения.

Вот и сейчас при виде подтянутого, энергичного Самата все облегченно вздохнули. Уж он-то чем-нибудь поможет! Его обступили и наперебой стали рассказывать о происшедшем. Главное он и сам знал, но выслушал всех внимательно. Затем молча осмотрел рамы кошар и лишь потом подошел к всхлипывающему Хасепу

- Что с тобой? Маленький, что ли? Хасен, опомнись!- тронул его за плечо.

- Оставь его, он убит горем!- воскликнула Даметкен. Она всем сердцем сочувствовала Хасену.

Но видно было, что большинство настроено иначе. Колхозники стояли, угрюмо опустив головы.

Вдруг произошло нечто неожиданное и странное: Самат громко расхохотался и энергично встряхнул Хасена.

- Ну и трус! Какой же ты малодушный человек! Я знаю, отчего ты плачешь - думаешь, что вся ответственность на тебе. Так знай же: прежде всего отвечаю я, и все мы отвечаем за все, что бы ни случилось! А потом, мы же хорошо тебя знаем, кто ты и откуда, у нас такими людьми не бросаются. Возьми же себя в руки, как не стыдно... Вот бы Айша застала тебя в таком жалком виде, что бы она сказала! А кстати, где она?- спросил Самат, обращаясь к женщинам.

- Айша в колхозе, а не то подняла бы его на смех.

- Так вот, товарищи, успокойтесь, идите работать. Мы распутаем это преступление... Не в первый раз нас запугивают, вредят нам... Ничего, справимся и с этим!

В эту минуту прибежал Катпа. Видимо, ему уже успели сказать о случившемся. Он был бледен, и на сером его лице еще явственней выступили большие круглые оспины.

Катпа угрюмо кивнул Самату.

- Все знаю, не одних рук тут дело, работает целая шайка!

- Как знать,- пожал плечами Самат.- Трудно сразу определить. Мне еще не ясно, надо подумать...

- «Как знать»,- презрительно повторил Катпа.-Дело ясное: действует байско- кулацкая организация, и здесь надо искать ее корни, водой залить их логово!.. А ну, расходитесь, ступайте работать! Какой толк обсуждать сейчас?- бросил он через плечо Самату.-Сатай, Берды, подождите! Поговорим с активом.

Катпа подождал, пока все нехотя разошлись, а затем, в упор глядя на Самата, спросил:

- Ну, так кто тут действовал, как ты считаешь? Самат нахмурился:

- Сейчас ничего еще не могу сказать.

- Но ведь это стряслось на твоей ферме. Это твои кадры! Где же большевистская бдительность? Собираешься ждать, пока преступники удерут, граница - рядом... Говори, кого подозреваешь?..

- Пока еще не знаю,- упрямо твердил Самат.

- Ах, не знаешь,- иронически протянул Катпа.-Впрочем, ты человек тут новый...- заметил он многозначительно и затем, обращаясь к Берды и Сатаю, добавил: - Тот, кто не хочет смотреть в корень, создает препятствия для своевременного принятия мер.

Этой газетной фразой, сказанной нетерпеливо и резко, он явно хотел бросить тень на Самата.

- Ах, так,- сказал Самат, пристально вглядываясь в Катпу,- ты ведь находишься здесь дольше всех, кого же ты сам подозреваешь?

Катпа ответил не сразу. Подумав, твердо сказал:

- Начальника охраны Хасена. Он в шайке, его надо арестовать немедля!

Этого Самат никак не ожидал.

- Вот как,- удивленно сказал он и обратился к бригадирам:- Что вы об этом думаете?

- У меня против него и язык не повернулся бы,-ответил Сатай.- Хасен - босоногий батрак, пришел из низов... Мы сами его выдвинули. Никто за ним не замечал ничего дурного.

- Враги всегда действуют скрытно! - перебил с возмущением Катпа.- Времена изменились, из низов-то они к нам и подбираются.

- Кто знает?- заколебался Сатай.- Каждому в душу не влезешь...

- Пусть расследуют,- вставил Берды.- Это дело следователя. Окажется ни при чем - оправдают.

- Я против!- резко сказал Самат, уверенный в полной невиновности Хасена.- Никаких подозрений он не вызывает. С такими людьми, как Хасен, с маху не расправляются.

- Ты оппортунист! - закричал взбешенный Катпа. -Но я знаю свой долг, и я его выполню! Сейчас же еду в район...

Тут уж и Самат вскипел:

- А я не допущу произвола, перегибов! Не дам арестовать Хасена!

- Подумаешь, перегибы!.. А кто, как не ты, собрал в колхоз всех баев под видом раскаявшихся беглецов?! -С языка Катпы так и полилась грязная ругань, в ярости он вопил:- Ты, ты прикрываешь классовых врагов!.. Перед правлением ответишь!

- Не ври!- вскочил Самат.- Может, скажешь, что советская власть тебе ближе, чем мне?!

- А, чтоб ты пропал! Кто здесь боролся с баями, уничтожал этих гадов? Ты, что ли? Погоди, дружок, раскрою твои делишки! Доберемся и до тебя.

- Очень хорошо! Действуй!

- Сейчас дело ясное, преступник найден! Не впервой уничтожать гадючьи норы. Ишь ты... Так и юлят, извиваются, жалят...

- Брось врать!- снова вспылил Самат.

Катпа подскочил к нему с наганом в руке. Берды и Сатай схватили обоих, но они так и рвались, готовые уничтожить друг друга.

Понемногу остыв, Катпа высвободился из железных рук Берды, вскочил на лошадь и ускакал в район.

В районный центр позвонил тут же и Самат. Бледный, взволнованный, он сообщил о происшедшем. Его собеседник Паншин слушал внимательно, спокойно, с выдержкой военного. Выслушав, дал указания, добавив:

- Преступники, несомненно, в колхозе. Надо думать, что в ближайшие двое суток все выяснится. Они, наверное, появятся опять. Будь начеку. Усиль охрану! Завтра сообщи новости.

Паншин хорошо знал Самата, верил ему, был посвящен в дела фермы.

Самат в точности выполнил все указания Паншина, действовал деловито, но был взволнован, растерян. Нервно расспрашивал каждого:

- Заметили что-нибудь подозрительное?

Впервые в жизни его одолевали сомнения. «А не ошибаюсь ли я, ведь чужая душа - потемки? Может быть, я и вправду потерял бдительность? Вот ведь Берды и Сатай тоже растерялись. Возможно, что и мне теперь не доверяют... А как остальные?» Раздираемый этими мыслями, Самат все видел в мрачном свете. В таком состоянии он провел день. Вся ферма уже знала, что сказал Катпа о Хасене. И люди сторонились его, боялись разговаривать с ним. Не удалось Хасену поговорить и с Саматом: тот слишком занят был своими мыслями и делами.

После обеда работники фермы пили чай у Даметкен. Конечно, разговор шел о событиях дня.

- Черт его знает, чья правда: Катпы или Самата? У того и другого голова на месте, - сказал Сатай.

- Катпа раньше называл Айшу «моя жесир»,- вдруг вспомнила Даметкен,- и, когда она вышла за Хасена, он был недоволен... Может, затаил злобу в сердце.

Все знали, что Даметкен, относившаяся к Самату с особым уважением, на его стороне, да и Хасену она вполне доверяла.

- Айша частенько говаривала,- подхватила Аяжан,-что Катпа грозился: за измену, мол, ее под суд надо отдать... Впрочем, сейчас дело не в этом, - осторожно добавила она.

- Катпа здесь старожил, с самого основания колхоза... Да и вообще Катпа - это Катпа, - многозначительно отрезал Сатай.

• Ну, Катпа и на коне и под конем побывал,-задумчиво сказала Даметкен.

- Но действует он наверняка,- заметил Сатай.-Перед ним всегда какая-то цель. Он к чему пристанет -не отступит, пока своего не добьется. С ним лучше не связываться. Сколько людей поломало на нем зубы, а он всех съел... И ведь люди-то были с характером. Наверное, и сейчас он не зря говорит: что-то знает...

Люди поговорили, поговорили, но так ни до чего не додумались и разошлись.

Наступила ночь. Колхозники укладывались спать. А Самат сидел один у себя и читал газету. Вдруг он услышал конский топот, кто-то подъехал к его юрте, спешился и толкнулся в дверь. Вошел Шальтык, расстроенный, испуганный, дрожащий...

• Что случилось?
• Ох, беда!- заикаясь и путаясь в словах, заговорил Шальтык.- Сугур прискакал... Из самого Китая... хочет, говорит, в колхоз... если примут... Но нет, ой нет, он замышляет что-то плохое. Их четверо, меня повалили, угрожали, что зарежут...

Самат, не дослушав, снял телефонную трубку, чтобы позвонить в район. А Шальтык так и сыпал:

• Велел передать... самому Катпе, непременно ему, что были они врагами, а теперь добровольно вернулись... казнить и миловать в его воле. Не надеются, что их пожалеют, но ждут там, у погреба, ответа. Я не поехал к Катпе, а прямо к тебе. Ох, поясница!-Шальтык застонал.- Вчера волки перепрыгнули, еле двигаюсь... А вот приехал...

Самат тем временем нервно стучал по рычагу телефонного аппарата: в районе не откликались. До его сознания доходили лишь обрывки слов старика, а тот, не имея представления о телефоне, продолжал болтать:

• Понимаешь, дорогой, всю ночь не давали спать. На рассвете глянул - забрались в погреб, скачут там, копошатся... Что мне с ними нянчиться! Запер я погреб крепко-накрепко...

Но тут ожил телефон, и Самат заговорил в трубку:

• Все, как вы говорили, негодяи поблизости. У второго погреба, Талдыузек... Да, сейчас... Знаю.

А Шальтык продолжал:

• Там Айша была... Они ее заперли. Ведь Сугур бывший муж... Круто с ней обошлись. Что-то будет. Страх какой!
• Сам все сделаю,- говорил Самат по телефону,- не беспокойтесь. Нас хоть и мало, справимся... Есть!