Страница - 22

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

1

...Когда серый скакун вынес его на скалу, чернобу­рая лисица мчалась уже по долине. Он подбросил бер­кута и отпустил. Хваткий беркут мигом взвился ввысь, раскинул крылья и стал парить в воздухе, высматривая добычу.

Лисица круто повернула и помчалась к горным скло­нам— видно, почувствовала опасность.

Беркут как будто этого и ждал, сложил крылья и камнем бросился вниз. Лисица растерялась: поджала хвост, начала вилять из стороны в сторону. Беркут сде­лал крутой вираж, кинулся на нее, схватил... Лисица извилась всем телом, одна нога беркута сорвалась — он захлопал крыльями, то подпрыгивал, то снова падал, но так и не смог ухватить добычу когтями второй ноги. В этот миг лисица схватила и потащила беркута.

Как жаль, вот неудача! — резкий удар камчи — серый скакун ринулся с горы в долину. Промежуток между ним и лисицей сократился на расстояние выстре­ла. Трудно попасть на скаку. После выстрела зверь не упал. Не дожидаясь следующего выстрела, лисица за­бежала за выступ горы, скрылась из виду.

Айт-шу! Опять нагайка пошла в ход. Серый скакун делал неимоверные прыжки. Вот она, чернобурка!.. Но лисица шмыгнула в какую-то яму, похожую на могилу. Соскочил с коня. Подбежал и заглянул внутрь. Лиси­на прижалась в углу ямы, сверкает глазами. Надо уда­рить се прикладом. Но кто-то схватился за руку, не пускает...

Токаш проснулся — рядом стоял Курышпай и будил его: «Вставай, вставай!» Токаш протер глаза п вскочил. Вынул из кармана часы: вовремя разбудил Курыш! Ровно в двенадцать должно начаться...

В комнате полутемно. Свеча на сундуке еле теп­лится. У дверей стоит Халима — бледная, видимо, нс спала.

Купив в центре города доги, Махмут переехал туда, а эту хибарку в две маленьких комнатки оставил сестре. Мечта Халимы — иметь над собой собственную крышу, благодаря брату, осуществилась.

Накинув на плечи кожаную тужурку, Токаш ищет кепку, пощупал вокруг — не попадается. Черт ее спря­тал, что ли!

Привыкший ходить прямо, Токаш не успел нагнуться в дверях и ударился лбом о перекладину. Идущий вслед за ним Курышпай жалобно застонал:

— Ой! Голова моя, голова!

— Ты тоже ударился?

— Нет, за тебя больно стало.

Халима невольно рассмеялась. Но во дворе запла­кала, кинулась на шею Курышпаю.

— Не тревожься! Правое дело —всегда справедли­во... Не выходи из дому. Как следует закрой ворота. Никого не впускай! — наставления Курышпая Халиме Токаш слышал, уже выходя за ворота.

Ох, этот Курышпай! До сих пор не научился держать язык за зубами! Вчера Токаш предупреждал: «Не про­говорись Халиме, ни слова ей не говори! Будет плакать, могут услышать соседи». Нет, не удержался. Хотя по нятно — живой человек, небось дума о пуле тревожит...

О себе Токаш не думал.

На улице темно, под ногами месиво грязи. Вечером сыпал дождь, он перешел в мокрый снег. Влажный воз­дух захватывает дыхание. Мартовский сырой холод про­низывает тело. Ветер с Ала-Тау качает тополя. Город спит. Не видно ни души. Токаш всматривается в темно­ту. Там, впереди, мелькает слабый огонек — оставляет в воздухе еле заметные кривые линии, вероятно, кто-то идет с папиросой.

— Видишь?

— Вижу...

— Следи! — шепотом приказал Токаш Курышпаю.

Грязь мешает идти. Между стройными тополями показался человек.

— Стой! — Голос плетью хлестнул по ночной тиши­не: из темноты выступил солдат с винтовкой в руках, преградил путь.

— Пароль?

У Бокина возникло сомнение: свои или патруль атама­на? Что случилось с Курышпаем — стоит, как старик! Подошел бы сзади и схватил...

— Семиречье! — ответил Токаш.

— Проходите! — солдат отвел винтовку.

Значит — свой, значит, на улицы вышли солдаты ре­волюции. Значит — началось.

Со стороны казармы грохнул выстрел.

— Да, началось!—Токаш прислушался: стук шагов и звон подков. С какой стороны? Курышпай даже снял шапку, чтобы лучше слышать.

Стремительный ход большой группы людей, — не разрозненно, а в ногу, твердо шагают. Дружный шаг все отчетливей, ближе, кажется, идут со всех сторон. Слыш­на отрывистая команда. Нарастающие звуки шагов на­катываются валом, они все громче в ночном прохлад­ном воздухе.

— Мир перевернулся, как котел, свалившийся с тре­ноги,— произнес Курышпай, даже в такой трудный мо­мент не изменивший своего шутливого тона.. Токаш ни­чего не ответил, он давно привык к шуткам Қурышпая. Сейчас он думал о другом.

Вечером Ораз сообщил: «Достигли намеченного ру­бежа — берега Весновки и там укрылись. Ждем указа­ний». Токаш передал через Жакупбека, прибывшего с донесением: «Начнем ровно в двенадцать ночи...». Время уже к двенадцати... Надо спешить. Курышпай еле по­спевал за Токашем. Вдруг голос в упор, с махорочным выдохом:

— Кто это?

— Я, Бокин. Это ты, Покудин? — Токаш сам рас­пахнул дверь, свет брызнул в лицо. Прищурив глаза, Бокин быстро вошел в комнату.

Она наполнена сизым дымом. На полу — обрывки бумаги. Отсюда только что ушли люди. Остались два • человека. Бокин поздоровался с ними. Худощавый, сред­него роста мужчина повернулся к нему. Большие голубые глаза улыбались, брови пвета ковыля вскинута вверх. Это был Виноградов. После ареста Березовского, судьба которого оставалась пока неизвестной, органи­зацией стал руководить Виноградов.

— Время выступления пришлось изменить. Сооб­щить тебе об этом не было возможности, — сказал Вино­градов.

— Почему надо было менять?

— Потому, что враг учуял. Но план прежний. Иди в казарму, возьми два пулемета и займи татарскую мечеть. Джигиты твои готовы? Хорошо! — Виноградов протянул Бокину руку. — Желаем удачи!

Бокин толкнул Курышпая.

— Айда, пошли!

С гор спустился туман. Или это туча расползлась над городом? Привыкшие к свету глаза не сразу смогли различить очертания улицы.

— Шагай за мной! — сказал Токаш Курышпаю.— И не свались в арык...

Курышпай и тут не удержался от шутки:

— Мне не страшно—на домбре может играть и хромой. А тебе пришлось бы потерять чин.

— Оставь глупости. Ты идешь не на той.

— Зачем же я взял тогда домбру?

— Что ты говоришь? Где у тебя домбра?

— Вот!—Курышпай вынул из-за пазухи револьвер и повертел нм.

— Брось дурачиться: идем скорее!

Тучи раздвинулись, показалась луна. На улицах ста­ло светлее. Прояснились белоголовые вершины Ала-Тау, они казались очень близкими.

Перед казармой школы прапорщиков — строй солдат. Все при оружии. Лица суровые. Выкачены пушки, дула их расчехлены. У ворот крепости — группа командиров. Токаш подошел ближе и сразу узнал Юрьева. Тут же стоял Саха. Петр Алексеевич выглядел бодрым. Саха, кажется, вдруг возмужал — такой стройный, бравый джигит.

Сомнения Токаша оказались напрасными: полк цели­ком вышел по призыву большевиков. Солдаты стоят у казармы и ждут ответа: сдастся ли школа прапорщиков? В противном случае они поднимут оружие. Журавлев с группой солдат направился в казарму. Все волнуются: как бы не произошло кровопролития!

Юрьев, не сводя глаз с дверей казармы, проговорил:

— Емелев с ротой солдат пошел на телеграф. Мы ждем тебя.

— Если ждете... Курышпай, скачи к Оразу! Пусть джигиты идут на татарскую мечеть! Не забудьте захва­тить моего коня! — приказал Токаш своему товарищу.

В это время из казармы вышел Журавлев; «Сда­лись!» — крикнул он. Все облегченно вздохнули. Эти си­лы врага сдались без кровопролития. Теперь Токаша бес­покоило одно: татарская мечеть набита войсками ала- ша, — вооруженные, они сидят начеку. Бой неминуем. Вчера на чрезвычайном заседании подпольного комите­та вынесено решение: по возможности, не допускать кровопролития...

Чтобы разбить войска алаша, захватить мечеть, у Токаша достаточно сил. Надежные джигиты давно ждут сигнала, собравшись под берегом Весновки. Но лучше, если бы, как и здесь, дело обошлось без крови. Веро­ятно, Курышпай уже возле Весновки. Токаш, взяв с со­бой Саху, стал пробираться к мечети. Они прошли удач­но, не наткнулись на казаков. Издали доносился топот приближающихся коней.

— Наши, — сказал Саха.

Токаш прислушался: кони мчались галопом. Кажет­ся, джигиты охваченные боевым азартом, скачут как сумасшедшие. Это плохо — разбудят войско Джайнако- ва — не миновать кровопролития!

Они свернули с угла Киргизской улицы и вышли на Торговую. Перед мечетью никого не видно. Почему же они так беспечны?

Подъехали конники во главе с Оразом и окружили мечеть. По приказу Токаша джигиты перемахнули че­рез низенький палисадник и подошли к мечети —она была закрыта. Токаш быстро взбежал по деревянным ступенькам и плечом толкнул крашенную с орнаментом дверь. Задвижка отскочила, и дверь распахнулась. Джи­гиты гурьбой вошли в мечеть. Бледный лунный свет, издавший через широкие полукруглые окна, достигал дальних углов зала.

На полу, застланном коврами, тесно, как отдыхаю­щие овцы, спали солдаты алаша. Ноги одного покои­лись на животе другого. Теснота невероятная — ступить негде.

Дремлющий у дверей дежурный очнулся, наконец, схватился за оружие:

— Стойте!— крикнул он по-русски.

— Не шуми,— сказал ему Курышпай,— людей раз­будишь.

— Курыш, отбери у него оружие, оно лишнее ему. Курышпай мигом выхватил у дежурного винтовку. Окрик дежурного разбудил спящих.

— Пропали, убивают!

Все всполошились. Некоторые схватились за вин­товки.

— Не двигаться!—крикнул Бокин.— Брось оружие!

— Ах, вот кто здесь! На тебе! — раздался оглуши­тельный выстрел. Пуля взвизгнула возле уха Токаша.

Саха кинулся на того, кто стрелял. В этот миг на Саху набросился откуда-то появившийся Салимгерей Бурнашев.

— Ты бунтарь, сын грешного бунтаря! — он толкнул Саху в грудь.

— Прочь руки!

— Вас с Бокиным давно ищет правительство!

— Твое правительство свергнуто, Бурнашев!

— Бей его!

Дальше слушать Токаш не мог. Он повернулся на­зад:

— Курышпай, Ораз, будьте готовы, — и отделив­шись от своих джигитов, неторопливо подошел к Бурна- шеву. Все притихли.

— Руки прочь! — крикнул Бокин Бурнашеву.

Бурнашев, отскочив от Сахи, всем телом повернул­ся к Токашу. Его зеленые глаза горели, как у волка. Зубы сжаты. Правая рука медленно поползла к револь­веру.

Подоспевший Курышпай быстро схватил Бурнашева за руку, крепко стиснул. Тут в мечеть стремительно вбежал одетый по-офицерски Какенов. Длинные черные усы закручены. Он подошел вплотную к Бокину.

— Выйди отсюда!—прохрипел он.— Если хочешь остаться живым— выходи!

— какенов!—сказал Бокин спокойно.— Поостынь не много. Сегодня сила на нашей стороне!

— У тебя нет силы! Ложь! Уходи из мечети, веро­отступник!— кричал, злясь, Какенов.

— Посмотрим,— Токаш подал знак Оразу. Тот с группой своих джигитов обезоружил Какенова.

— Джигиты! — Бокин встал на стул.— Сегодня власть перешла в руки большевиков. Солдаты на нашей стороне. Сопротивление бессмысленно, зачем проливать кровь? Власть атамана свергнута. Дети бедняков, выхо­дите сюда и вливайтесь в наши ряды. Кто не желает служить революции, пусть сдает оружие и расходится по домам! А кто вздумает сопротивляться.— Токаш воз­высил голос,— тому пощады не будет. Посмотрите в ок­но! Вы окружены!

Это провокация! Ложь! — крикнул Бурнашев.

— Вокруг мечети — солдаты,— сообщил кто-то, вы­глянув в окно.

— Все равно ни один казах за тобой не пойдет! — закричал Какенов и пытался вырваться из рук держав­ших его джигитов.

— Джигиты! Кто хочет быть с большевиками, вы­ходите сюда! — крикнул Сагатов, резким движением го­ловы откинув упавшую на лоб прядь черных длинных волос.

- Я!

— Мы пойдем!—отозвались те, что были недалеко от Сагатова, они стали образовывать отдельную группу.

Курышпай толкнул плечом Бурнашева:

— А ты чего, буржуй?.. Выходи!

Бурнашев злобно посмотрел на Курышпая.

— Погоди же ты, подлец! — процедил он сквозь зу­бы и, бросив свое оружие, подошел к Какенову.

— Джигиты, следуйте примеру Бурнашева! — крик­нул Какенов.

Еще несколько человек побросали оружие и отошли назад.

— Освободите Какенова, он офицер,— требовал Бурнашев.

— Тебе-то чего нужно? Молчи! Лучше будет,— посо­ветовал Курышпай.

— Саха!—Бокин повернулся к Сагатову:— Каке­нова отведи в тюрьму. Остальные дела я закончу сам!