Страница - 1

Глава 1

С тех пор немало воды утекло...

Кольбай был не в духе. Битый час сидел он, склонившись над очагом, и дул изо всех сил, пытаясь разжечь огонь. Сырые кизяки тлели, и трехстворчатая прокопченная кибитка кузнеца медленно наполнялась дымом. После вчерашнего проливного дождя в доме и нитки сухой не осталось. Сколько уже дней пытается он привезти из оврага давно нарубленную таволгу, но разве выпросишь подводу у бая?.. Раздраженный Кольбай ложится у очага, снова и снова дует на кизяки. От горького дыма дерет в горле, из глаз неудержимо катятся слезы. Но огня, как назло, нет как нет.

- Эх, жизнь собачья!- Кольбай в сердцах отшвырнул ручные кузнечные мехи, взял из очага несколько кусков кизяка и, отвернувшись от удушливого сизого дыма, стал крошить их пальцами.

- И эта напасть, оказывается, все еще тут валяется!-Он с досадой отвел взгляд от двери, где лежал дырявый казан,

присланный на заре из байской юрты. Кольбаю было приказано починить его и принести хозяину до обеда.

- За все лето и ломаного гроша заработать не дал! Каждый божий день находит работу то у себя, то у родственников. Ну почему я должен делать все задарма?- спросил Кольбай сам у себя и надолго задумался.- Видно, потому, что живу рядом с ним. От бая никуда не денешься...

- О аллах, ведь это же издевательство! Сегодня дырявый казан, вчера девяностолетней давности стремя со сломанным упором, а там арба с перегретой осью,- ворчал Кольбай, не в силах остановиться.-Дегтя, видите ли, пожалели, за все лето ни разу не смазали колеса. А трухлявый сундук с сорванными петлями, со сломанным замком? Правда, когда-то он открывался с певучим звоном, когда это было? Сорок лет назад вместе с байбише пришел этот сундук в байский дом...

- Что за нескончаемая рухлядь?- сокрушенно вздохнул Кольбай.- Кончится ли она когда-нибудь? И хоть бы материала

давали на обшивку или жести на заплату, так нет же - ни тебе инструмента, ни ржавого гвоздя. Находи все сам, не спи ночами, мучайся. И все это за то, что бай дает тягло при откочевках. «Без меня ты бы по миру пошел. Ни разу не оставил тебя без помощи. Все лето таскал за собой, кормил». Кормил... Одна-единственная чашка кумыса в день да ложка супа, требуха, когда для байского гостя овцу заколют...

Сырые кизяки не загораются, сколько он ни крошит их. Хотя тундук откинут, дым не выходит наружу, вьется неторопливыми синими космами, опускается ниже, все плотнее окутывая его. А Кольбай и не замечает, что становится труднее дышать... Вечная копоть и объедки... Вся его жизнь, все его труды и стремления вдруг представились ему похожими на это еле заметное тление очага. И показалось, что не едкий дым, а горькая жизнь выдавливает из глаз слезы и душит, не удручающие тяжелые мысли, а трудности жизни гнетут и клонят его молодое крепкое тело... Кольбай горько усмехнулся, бросил кизяки, поднял

голову. Неся вскипевший чайник, покрытый толстым слоем сажи, вошла его жена Жамал. На плечах еще совсем юной женщины ее единственный наряд - до дыр изношенное платье. Через прорехи на плече и на боку проглядывает худое смуглое тело. Кольбай печально и долго смотрит на изможденное хмурое лицо Жамал.

- Те двое, твои родичи, опять ругаются у коновязи,-с досадой сказала она, присев у очага. Взяв щипцы, быстро засыпала золой дымящиеся кизяки.- Чтоб тебе пусто было, в этом угаре и чаю спокойно не попьешь! И чего они не могут поделить?- продолжала она, устанавливая чайник на головешки.- В угоду баю грызутся между собой... Хоть бы за что-нибудь свое, а то...

- Что еще там?- недовольно буркнул Кольбай.

- Талпак увидел, что лошади сгрудились у колодца, и кричит Сарыаузу: «Почему не напоишь? Тебя это не касается?» Тот огрызнулся: «А у тебя что, живот болит, не можешь? Видишь, я кобыл привязываю!» Разве они могут разговаривать как люди?

Изругали друг друга на чем свет стоит, а теперь, наверное, уже дерутся...

- А бай что?

- Глядит на них и смеется...

Жамал расстелила небольшой полосатый мешочек, служивший дастарханом, бросила на него несколько кусочков курта и стала разливать чай.

Значит, опять натравил? Подзадоривает небось: «Ты сильный, ты непреклонный, ты непобедимый?..»

- И не говори!- с готовностью подхватила Жамал.-С утра до вечера только и забавляется ими, а тем и невдомек. Ведь кто они? Талпак - табунщик, Сарыауз, сам знаешь, приставлен помогать дояркам, за кобылами смотреть, а бай величает одного батыром, другого не иначе как силачом. Каждый день ссора, родичи называются...

- Проклятье на ваши головы!- не выдержал Кольбай.- Надоели до смерти! Подождите, я отобью у вас охоту драться!.. На всю жизнь запомните!..

Кольбай все еще грозился, когда в кибитку вошел Талпак. Он был взбешен, дышал тяжело. Жамал встревоженно

оглянулась на мужа и застыла от удивления: Кольбай, улыбаясь, торопливо готовил Талпаку место.

- Э, Талпак! Дорогой батыр! Пришел? Проходи на тор!..- От его недавнего хмурого настроения, казалось, не осталось и следа. В одно мгновенье Кольбай превратился в радушного хозяина.

Талпак был удивлен еще больше. Это был парень в расцвете сил, великолепно сложенный, но туповатый. Двумя широкими шагами прошел он на почетное место. Сел, огляделся вокруг. Родич встречал его сегодня необычно. Расспрашивая о здоровье, суетливо ухаживал за ним: пододвинул дастархан ближе, подал чашку с дымящимся чаем. Это внимание придало Талпаку уверенности. Всегда молчаливый и независимый, Кольбай слыл среди родичей человеком себе на уме, далеко не простым. К тому же ремесло кузнеца - редкое в степи, а Кольбай был известен как искусный мастер. И если он так радушно встретил гостя и выказывает ему свое уважение, значит, есть за что! Талпак и вправду возомнил себя высоким

гостем. Подбоченился, стал даже посматривать на Жамал свысока.

- Чтоб и детям твоим, и внукам...- раздалась в это время снаружи непристойная брань Сарыауза. Ругался он без особого азарта, хотя и во все горло,- видно, шел один. Голос приближался. Сарыауз как будто тоже направлялся к дому кузнеца.

Кольбай замолчал, наморщил лоб, посерьезнел и, наклонив голову, краем глаза стал следить за Тал паком. Услышав Сарыауза, тот сначала беспокойно заерзал на месте, потом гордо выпрямился, уселся плотнее и громко прокашлялся, как бы предупреждая соперника, я, мол, здесь.

Сарыауз уже подошел к кибитке, когда Кольбай неожиданно и громко воскликнул:

• Да!.. Говорят, они сегодня повздорили, не дай бог, схлестнутся опять.

Этого было достаточно, чтобы огромный Сарыауз, не долго думая, вломился в двери. Но слова Кольбая подхлестнули и Талпака.

• Эй, мать твою...- яростно встретил он соперника.-Как ты смеешь лезть в дом, где сижу я!

- Ах, туда твоих предков...- не остался в долгу Сарыауз.- Святой ты, что ли, что сюда и входить даже нельзя?- И он злобно уставился на Талпака.

Кольбай глянул на одного, на другого и сокрушенно покачал головой:

- Эх, говорил же я,- подерутся...

- Ты кому это угрожаешь?- Талпак стал подниматься на ноги.

До драки было уже недалеко, и Кольбай, не давая им опомниться, ткнул жену в бок.

- Эй, жена, собирай свои чашки! Не видишь, мешаются под ногами?- и, быстро отодвинув в сторону посуду и еду, приготовил родичам небольшое поле брани.

Соперники бросились друг на друга.

- Ишь какие силачи, разве таких разнимешь! Да еще сам, как на грех, обезножел,- шага сделать не могу-Кольбай, виновато кряхтя, проковылял к выходу, с трудом взоорался на старенький деревянный сундук с короткими ножками и уселся на нем с видом постороннего зрителя.

Жамал, которая до самой драки сидела молча, ничего не понимая, подняла отчаянный визг.

А Талпак и Сарыауз изо всех сил тузили друг друга кулаками,- они то отскакивали в стороны, то яростно сходились вновь, словно вырвавшиеся на волю бараны.

Кольбай, невозмутимо любуясь зрелищем, потянул жену за рукав.

- В нашем ауле разнять их никто не сможет. Сбегай в соседний аул, приведи длинноногого Мусу. Да поворачивайся быстрей!- прикрикнул он в ответ на недоуменный взгляд жены.- Думаешь, они сами разойдутся? Никогда! А от меня, сама видишь, никакого толку, и так еле сижу...

Отослав жену, Кольбай вынул из кармана табакерку, неторопливо отправил за обе щеки по щепотке табаку. Звучно и длинно сплюнул сквозь зубы и стал снова спокойно наблюдать за парнями, как будто они не дрались, а затеяли легкую безобидную игру. Время шло. Соперники молча колотили друг друга, тишина нарушалась только тяжелым дыханием и топотом ног дерущихся. Силы у них были равны, никто никого не мог одолеть, и, чуть погодя, они начали уже просто толкаться,

норовя ухватить один другого за воротник. В тесной кибитке все было перевернуто вверх дном. Кольбай оберегал только чашки - единственную ценность в доме. Больше он ничего не жалел, и лежащий у дверей байский казан тоже.

Между тем обессилевшие драчуны стали исподтишка оглядываться на Кольбая. Воротники у них были изорваны в клочья, глаза заплыли, посоловели, на исцарапанных скулах выступила кровь. Явно наступил момент, когда обычные драки подходят к концу. Стоило Кольбаю промолвить: «Хватит»,- чтобы ребята остановились, но он, видно, решил иначе.

- Ба! А говорили, что ты батыр!- как ни в чем не бывало отвечал он на красноречивый взгляд изнемогающего Талпака.

Умоляюще оглядывался другой.

- И это все, на что способен непобедимый?- тотчас следовала «поддержка».- А рассказывали про тебя невесть что...

Конечно, после таких слов соперники снова поднимали возню, неуклюже и слабо

тыкая кулаками в воздух. Но хватало их теперь ненадолго. Прошло еще полчаса... Казалось, Кольбаю и самому надоела собственная затея. Он сидел, опустив голову, словно размышляя о чем-то. А измученные Талпак и Сарыауз уже не сводили с него глаз. Кольбай же лишь изредка окидывал их хмурым взглядом и тогда крылья его ноздрей начинали трепетать, он беззвучно смеялся.

Наконец вернулась запыхавшаяся Жамал.

• Мусы дома нет, будь он неладен!

Талпак и Сарыауз стояли посреди юрты, вяло упираясь друг в друга. Когда вошла Жамал, они все же не ударили лицом в грязь, еще разок взмахнули кулаками. Если бы Жамал знала, как они ждали сейчас Мусу...

• Ах, да, верно. Он ведь в город поехал,- спокойно откликнулся Кольбай. Мусу, за которым он посылал жену, сам же Кольбай вчера проводил в дорогу.

Тяжелый горький вздох вырвался у обоих драчунов.

Давно не обращавший на них внимания Кольбай проворно спрыгнул с сундука и, подойдя к ним вплотную, резко бросил:

- Ну, теперь хватит! Кончайте!..

Талпак и Сарыауз не заставили его повторять.

- Мразь проклятая!- Лицо кузнеца пылало от гнева и долго сдерживаемого негодования. Даже Жамал видела Кольбая таким впервые. Глаза его так и впились в растерянные лица парней.- Вознеслись до небес, и есть отчего: байскими сторожевыми псами заделались.

Вы когда-нибудь над своею жизнью задумывались? Чье богатство, чей покой охраняете? Кому это нужно?.. Хозяева смеются над вами, издеваются, а вы и рады! Уходите отсюда!..

И Кольбай стал выгонять родичей из

дома.

Измученные парни не выдержали, заплакали от стыда. Глядя на них, прослезилась и Жамал. Талпак и Сарыауз давно ушли, а она все еще не могла успокоиться, не могла понять мужа.

Прибирая разгромленную во время драки кибитку, она спросила сквозь слезы:

- Что с тобой сегодня? С чего ты это все затеял?..

- Темные мы еще...- ответил Кольбай глухим голосом.- Блуждаем в потемках...

Он уже тащил к очагу кузнечные мехи, собираясь приняться за работу.

Глава 2

И после этого также утекло немало воды...

Тысяча девятьсот двадцать первый год. Кольбай, Талпак и Сарыауз втроем возвращались с областного съезда союза «Косшы». По всему было видно, что в их жизни произошли большие перемены. Под седлами у них уже не слабосильные клячи, еле ноги переставляют, а ладные крепкие кони. Да и одеты всадники не в прежнюю рвань.

За плечом Талпака старая почерневшая берданка. Она не стреляет, но Талпак не расстается с ней, ему кажется, что с ружьем он выглядит внушительнее. В эти дни оба - и Талпак, и Сарыауз - совсем лишились покоя.

Уж очень большой перед ними выбор, глаза разбегаются...

- Вот возьму и милиционером стану.

- Посыльным в волисполкоме лучше!

- А может, прямо в помощники судьи или следователя махнуть?- похвалялись они друг перед другом.

Кольбай, прочно обосновавшийся в союзе, смотрел на них с огорчением.

Давно им не приходилось собираться вместе, и Талпак с Сарыаузом решили, видимо, показать себя перед Кольбаем в этой поездке. Они многозначительно переглянулись между собой, словно о чем- то договариваясь.

- У Студеного ключа,- небрежно заметил Талпак,-находится аул бая Жамана. Давайте остановимся у него, передохнем...

- Верно, пусть Кольбай на нашу теперешнюю жизнь посмотрит,- добавил Сарыауз. Нетерпеливо заерзав в седле, он словно подталкивал своего коня.- Айда, поехали! - И он решительно дернул поводья, подхлестнув своего гнедка.

- А вам все еще мало?- уронил Кольбай с безразличным видом.- Не пора ли кончать обивать байские пороги?

- Как это - обивать пороги?- вскинулся Талпак. - Как эти твои слова понимать?

- Обивать пороги - теперь баям черед. Оставим им это дело. А мы ничего не потеряем, если остановимся у Жамана,- возбужденно подхватил Сарыауз.

Возможность свободно ночевать и угощаться в байских юртах представлялась Талпаку и Сарыаузу признаком независимости, равноправия и даже неким возмездием на былые лишения. И пользовались они этими своими правами при каждом удобном случае.

Сегодня они решили показать свое новое положение и Кольбаю.

Кольбай слушал не перебивая, опустив голову, как делал всегда, когда не хотел спорить или считал, что возражать бесполезно. Со стороны можно было подумать, что он внимательно рассматривает щетки на ногах своего коня, а ноздри у него так и дрожали от беззвучного смеха.

- Да нет, я просто...- ответил он на недоуменный взгляд Талпака.- Хотел сказать, что надо бы вообще отмежеваться от баев.

Слова его, конечно, пролетели мимо ушей Талпака.

- Что, хочешь запретить нам сводить с ними счеты?- закричал тот, распаляясь.- Забыл, как они измывались над нами?

Сарыауз тоже сдвинул брови и, пригнувшись, исподлобья, пристально глянул на Кольбая, будто спрашивая: «Уж не собираешься ли ты защищать баев?» Его массивные плечи приподнялись настороженно, словно у волка, заметившего охотника.

Кольбай не спешил с ответом.

- Значит, рассчитываться с баями будем таким способом... Гм... Ну что ж, посмотрим,- промолвил он через некоторое время, глядя куда-то в сторону.

Солнце перевалило за полдень. Стояла жара.

На огне в старом казане варилось мясо. Три бывших батрака Жамана, вдоволь напившись кумыса, успели уже и основательно почаевничать. Кольбай, почти

не принимавший участия в беседе, после чая и вовсе замолчал. Вскоре он прилег, отвернулся к стенке и, свернувшись калачиком, притих. Талпака и Сарыауза по старой привычке потянуло к коновязи и к колодцам.

Бай пошел с ними, сопровождая их, словно почетных гостей. Угодливость и страх чувствовались сейчас в его словах. Слишком подробно отвечал он на вопросы, подобострастно двигал бровями, рассказывая о заботах и трудностях своего хозяйства. И о чем бы ни говорил, неизменно кончал одним и тем же:

-Родичи мы, предки у нас одни... Вы стали большими людьми, слава аллаху... рад за вас...

Кольбай лежал, пока не услышал голос байбише:

- Мясо сварилось, пора снимать котел с огня. Зовите гостей,- распорядилась она, входя в юрту.

Кто-то побежал к колодцам.

Кольбай приподнял голову, огляделся.

Женщины вносили казан.

- Байбише! Это угощение вы приготовили нам?-спросил Кольбай.

- Милый, да кому же еще?- удивилась старуха.-Конечно, вам.

- Тогда позвольте сегодня мне и гостей рассаживать.- Кольбай, улыбаясь, вскочил на ноги.

Удивленная байбише согласилась.

Кольбай так и забегал по юрте. Еще совсем недавно молчаливый и недовольный, он стал неузнаваемым.

Бешбармак был уже приготовлен в двух больших деревянных чашах, когда Сарыауз, Талпак и Жаман вернулись домой и просто опешили, увидев, как сияющий Кольбай на цыпочках носился по юрте, что- то переставлял с места на место, что-то перестилал, словно готовясь к радостной встрече долгожданных гостей.

- Проходите, проходите!.. Проходите на тор, дорогие гости!- пригласил он вошедших.

Но тор выглядел удручающе. Там вместо богатого ковра и шелковых одеял лежали пестрая от дыр кошомка, старый закоптелый тундук да облезлая воловья

шкура. Ковер же и одеяла перекочевали к порогу и переливались цветами, с правой стороны от входа, куда обычно садятся бедные родичи, самые захудалые гости.

- Сегодня пусть будет день нашей мести, джигиты!-торжественно провозгласил Кольбай, обращаясь к замешкавшимся у порога Талпаку и Сарыаузу.-Проходите же!..- и сам прошел вместе с ними.

• Раз сводить счеты, так уж как следует. Эй, хозяева! Вы отсидели свое на торе, садитесь теперь у дверей... А мы, прогнившие у вашего порога, посидим на почетном месте!..

Все присмирели и послушно выполняли указания Кольбая, с недоумением ожидая, что будет дальше.

Байбише, опустившись на одеяла, беззвучно зашамкала губами. Талпаку и Сарыаузу попросту не хватило времени для размышления: все происходило слишком быстро для них. Сбитые с толку, они сели рядом с Кольбаем.

• Несчастная кошомка и облезлая шкура, вот и вы добрались до красного угла,- весело заметил Кольбай, устраиваясь поудобнее.

- Голова барана, вырезка, все лучшие куски пусть останутся у входа,- продолжал он.- Хватит! Я покажу им, как красоваться перед гостями!.. Подайте нам сюда блюдо с костями, требухой, легкими, селезенкой...

Получив одно из заранее приготовленных им самим глубоких блюд, Кольбай поставил его перед своими спутниками и стал ровно нарезать мясо, не забывая отправлять себе в рот кусок за куском. Проголодавшиеся Талпак и Сарыауз тоже потянулись к еде.

- И ты рассчитывайся с баем, тонкая кишка. Никогда ты не оказывалась так высоко в этой юрте.- Уплетая за обе щеки жирную толстую кишку, Кольбай свертывал горькую тонкую кишку и потчевал ею «почетных гостей».

Растерянные Талпак и Сарыауз ели молча, не зная, сердиться им на Кольбая или смеяться. Слушая его слова, они то краснели до корней волос, то бледнели. Но блюдо перед ними опорожнялось быстро.

- Сидеть в доме бая на почетном месте еще не значит мстить ему за прошлые обиды. Смешаем порог с торем, так, друзья?

Джигитам эти слова были знакомы. Кольбай говорил их вчера, выступая на съезде бедноты. И сейчас он произнес их со спокойной рассудительностью, словно бы подавая Талпаку и Сарыаузу добрый совет. Они снова пытливо посмотрели на Кольбая. Нет, на лице его не видно даже подобия усмешки. Жаман и байбише сидели тише воды, ниже травы...

Сели на коней. Аул Жамана остался позади. Помолчав немного, Кольбай обратился к товарищам, ехавшим по обе стороны от него.

- Какая может быть месть, пока у бая все еще целы и дом, и богатство...- усмехнулся он.- Какая глупость! Это похоже на победу годами лежавшей у порога шкуры и требухи, оказавшейся сегодня на торе. Вот так!

Он замолчал и некоторое время ехал, по привычке опустив голову, словно сам размышлял над своими словами. А может, кузнец вспоминал долгие, без­радостные дни своей былой жизни?

- Нет, друзья, уж если сводить счеты с баями, так не путем сегодняшних забав,- продолжал он.- Вы поняли? Это должно быть

не спором порога и почетного места. Пора выходить на настоящую, дальнюю байгу.

И только теперь рассмеялся, окинув спутников довольным взглядом.

Сникшие, словно им налили холодной воды за шиворот, Талпак и Сарыауз обиженно пробормотали:

- Что же ты не дал нам поесть как следует?

- Сколько времени не видели доброго мяса...

- Мы все еще относимся к баям с лаской, слишком терпимо,- ответил Кольбай, не обращая внимания на их слова.- Только глаза продрали,- что поделаешь! Но свет уже разгорается...

Кони неспешной рысью шли к перевалу.

Глава 3

А это уже не давнее, наше время. Не вчерашний, а сегодняшний день...

Под вечер помещение колхозной школы было битком набито. Члены трех соревнующихся бригад явились все до одного. Приняв обязательства еще весной, на общем собрании колхоза, осенью

бригады пришли к концу соревнования, как говорится, стремя к стремени. Руководили ими знатные ударники Кольбай, Талпак и Сарыауз.

Собрание, на котором подводили итоги соревнования, превратилось в торжество. Радостная весть, что колхоз занял первое место не только в районе, но и во всем округе, разнеслась еще днем, когда приехали руководители района и многочисленные гости из соседних колхозов. И в низком маленьком зале сейчас царило веселое оживление, люди держались свободно и уверенно,- так бывает, когда одержана большая и трудная победа.

Первым от имени своей бригады говорил Талпак, одним духом отбарабанив свой рапорт.

• Наша бригада уже в сентябре месяце первой выполнила план государственных хлебозаготовок и собрала семенной фонд. У нас не ломался и не выходил из строя ни один агрегат. Транспорт работал бесперебойно. Вся бригада трудилась с большим подъемом: об этом в колхозе знают все. Лучшие из нас выработали по

триста трудодней, худшие, если только можно так их назвать, по двести. На сегодня успели обмолотить последнюю из оставшихся после хлебопоставок скирду. Последние мешки зерна уложены в колхозный амбар перед открытием нашего собрания.

Зал одобрительно загудел. Чего же еще: коротко, громко и ясно!

Так же уверенно начал свое выступление и Сарыауз. Он-то уж дал полную волю словам, и пошел, и пошел -без единой заминки и сбоя. Приостановился лишь однажды, чтобы упомянуть о том, что его бригада управилась с последней скирдой к сегодняшнему собранию.

Но потом Сарыауз поведал о достижении, какого не было у Талпака: бригада применила во время уборки новаторский метод. К приводу двух молотилок впервые «подпрягли» воду,- и с обмолотом управились быстрее, и лошадей освободили.

И тут раздался негромкий голос Кольбая:

• Вот молодец! Хоть бы словом обмолвился, что этот водяной привод для его бригады я сделал.

Колхозники разразились хохотом. Сарыауз поспешно подтвердил слова Кольбая и вежливо поблагодарил его. Главным соперником он, конечно, считал Талпака, и поэтому, не жалея слов одобрения для других, старался превзойти именно его. Кольбай понял это, качнул головой, усмехнулся.

Торжествующий Сарыауз вынул из кармана газету с постановлением окружкома.

• В ноябрьские дни в Москве собираются делегаты лучших колхозников страны. Приедут и представители из-за рубежа... Поскольку мы заняли первое место в округе, то в Москве наверняка будут ударники и из нашего колхоза.

Оживление в зале, одобрительные улыбки руководителей в президиуме придали Сарыаузу еще больше уверенности.

• И если хотите, я скажу совершенно точно: в Москву в этом случае поедет ваш покорный слуга!-самодовольно ударил он себя в грудь и расхохотался вместе со всеми.

Оба бригадира, здоровые, напористые, умеющие к тому же показать себя перед

публикой, готовы были, как в старину говорили, гору свернуть.

И тут с невозмутимым видом поднялся Кольбай.

- На нашем току остались еще три скирды,- начал он. - Малость припоздали с обмолотом. Можно сказать, что в этом отношении мы отстали...

- Ну и хватит,- прервал его Талпак.- Что еще дальше объяснять?- и возбужденно посмеиваясь, машинально, словно перед схваткой, засучил рукава.

- Ага, умник, проиграл наконец!- не удержался и Сарыауз.- Сам признаешься?

По залу словно ветерок прошел. Колхозники зашептались, задвигались, кое- где раздались смешки. Председатель, покачивая головой, что-то разъяснил гостям. Казалось, само собой возникло общее мнение - бригада Кольбая потерпела поражение. Да и скромность, с которой держался бригадир, его негромкий, едва слышимый в зале голос как бы подтверждали, что он и сам смирился с поражением. Между тем Кольбай неторопливо рассказывал о работе

бригады, о ее трудовых достижениях. Он, конечно, чувствовал настроение зала, но продолжал говорить по-прежнему ровно и тихо. Вся его бригада сидела в левой стороне зала и внимательно, с достоинством слушала. Одобряюще улыбнулась мужу Жамал. Уже готовясь завершить речь, Кольбай оглянулся на своих товарищей и неожиданно улыбнулся.

• Конечно, есть еще у нас недоделки, но вот в одном наша бригада впереди. Пожалуй, только у нас на деле ликвидирована неграмотность,- закончил Кольбай.

Талпак и Сарыауз ринулись в бой одновременно:

• Это мы-то, по-твоему, неграмотные?
• Да мы все газеты и журналы прочитали!

Оба, перебивая друг друга, принялись было выкладывать, что и как они читали, но Кольбай неторопливо прервал их:

• Я говорю не о личной подготовке.

Только сейчас он осторожно повел взглядом в сторону председателя и руководителей района. И эти слова произнес так же спокойно. Лишь от

далеко запрятанного смеха вздрогнули крылья его ноздрей, точь-в-точь как в тот далекий день, когда он в доме бая Жамана потчевал Талпака и Сарыауза требухой.

- А-а-а, ты о бригаде говоришь!- протянул Талпак, понижая голос- Так бы и объяснил сразу.

- О массе, значит...- заметил Сарыауз.

- Да товарищи, именно о массе! - твердо сказал Кольбай, уже всецело овладевая вниманием зала.- В нашей бригаде грамотные все. Но научились-то мы читать и писать не просто для того, чтобы называться грамотеями. Я говорю о настоящем уровне развития, который позволит овладеть необходимыми знаниями. Все мы тянемся к культуре. А вот что у нас получается,-вопрос! Верно я говорю, товарищи?

- Правильно!

- Все верно, бригадир!..- поддержали его в зале.

- Мы пришли на собрание прямо с тока.- Кольбай обвел взглядом притихший президиум.- У нас сегодня много гостей. Хотелось бы познакомить их со всей

бригадой.- Он повернулся в зал.- Товарищи, пройдите сюда да не забудьте захватить книги. - Несколько женщин и около тридцати мужчин, вынимая книги из-за пазухи и из карманов, потянулись к президиуму.

- Покажите - ка ваши книги? Кто что читает? - спросил Кольбай.

- Я решения седьмой конференции,- начал было комсомолец Жакыл, но его перебили:

- Доклад о национальной культуре...

- Читаю поэму «Степь»...

- У меня «Красный конь»...

- А я читаю занятную книжку про Талтанбая,-сообщила, звонко смеясь, Жамал. Годы сильно изменили ее: на смуглое лицо легли морщинки, но была она радостно оживлена.

Неожиданно громкий голос Кольбая покрыл возбужденный говор собрания:

- Надо учить всех! Пусть райком партии уделяет этому побольше внимания. Свет знания... Он должен освещать нам путь к коммунизму!..

Его слова звучали так уверенно, что Жамал подумала: «А ведь боялась я за него напрасно. Просто не может быть, чтобы Кольбай хоть в чем-то уступил Талпаку и Сарыаузу».

Зал встретил призыв Кольбая бурными аплодисментами. Председатель подошел и крепко обнял его.

1934