Страница - 3

КОКАНДСКАЯ АВТОНОМИЯ

Прежде чем определить социально-политическую сущность “Кокандской Автономии” и охарактеризовать те общественные группировки и течения, которые вызвали ее к жизни, необходимо набросать краткий очерк предыдущей истории Туркестана.

После завоевания и присоединения Туркестана к территории бывшей Российской Империи, общественно-политическая физиономия края стала быстрым темпом изменяться. Русские штыки, принесшие с собой административно-политические порядки самодержавия, принесли с собой также те капиталистические отношения, которые существовали в помещичьей России. Широкой и безудержной волной хлынула сюда масса частных предпринимателей, чиновников и искателей легкой и легальной наживы, нашедших в этом крае такое “золотое дно”, которое можно было бы сравнить разве с тем, что находили первые испанцы в Америке. Туркестан был включен, как определенная экономическая единица в общехозяйственный план Российской буржуазии, и с того момента он стал ее колонией.

Торгово-цеховой строй городов постепенно стал распадаться. Патриархальному быту деревни был нанесен жестокий удар. Наиболее жизнеспособные торговые элементы городского населения начали приспособляться к новым условиям и извлекать из них максимум выгоды, выделяясь сами в определенную классовую группировку. Край стремительно начал подходить к тому историческому периоду, который характеризуется первоначальным накоплением капитала.

Финансовый, а отчасти и промышленный капитал, кото7 рый проник главным образом в наиболее экономически развитые районы страны (Фергана и т.п.) так быстро капитализировал край, что в результате более 50-летнего существования русской власти социальные отношения между отдельными группами населения приобрели характер отношений эксплуататоров и эксплуатируемых.

Если туземная торговая буржуазия, выросшая и окрепшая исключительно под крылышком русской власти была и довольна, по крайней мере, в первое время своим новым положением, то впоследствии она стала чувствовать те стеснительные узы, которыми она была опутана русской властью, защищавшей интересы исключительно буржуазии метрополии. С другой стороны туземная буржуазия постепенно открыла борьбу с теми агрессивно настроенными клерикальными слоями населения, которые всячески тормозили прогрессивное развитие туземного общества; и эту борьбу между буржуазией и духовенством стала осуществлять и доводить до конца та мусульманская буржуазная интеллигенция, которая выросла й воспитывалась отчасти на суфийской (протестантской) литературе Ирана и отчасти на европейской, выдвигая почти те же лозунги и идеи, что и русские западники в середине прошлого столетия в России. Борьба эта первое время велась вокруг тех общественных организаций, которые массами создавались в период Керенщины.

Период Керенщины наиболее характерен для определения соотношений между общественными группами коренного населения. Выборы в городские думы определенно показали, что наиболее организованные массы клерикалов все еще не терявших надежды на власть и влияние, при известных условиях блокируются с соответственными группами европейского населения и захватывают власть. Так было в Ташкенте, где городская Дума и вся муниципальная власть очутилась в руках духовенства и где либеральные круги туземной буржуазии и интеллигенции были оттерты самым бесцеремонным образом. О рабочих организациях мусульман, которые носили в тот период еще только зародышевый характер, не приходится говорить. Они были скорее в потенции, ибо при отсутствии фабрично-промышленного пролетариата в крае не имелось налицо тех объективных данных, которые необходимы для зарождения самостоятельных рабочих организаций. Первые же попытки выступления рабочих организаций кончились разгромом их; они потерпели полнейшее фиаско в борьбе с клерикалами и буржуазными слоями. Буржуазные элементы и либеральная интеллигенция, которые могли бы в той ситуации перенести центр опоры на широкие массы трудящихся и таким образом успешно ликвидировать клерикализм, недостаточно учли себе новое положение, и таким образом, они в дальнейшем, по крайней мере, в тот революционный период не сыграли крупной роли. Волна Октябрьского переворота, докатившаяся до Туркестана застала как буржуазию, так и трудящиеся массы неорганизованными и политически невоспитанными. Вполне естественно, что носительницей идеи национального “целого” и лозунгов “автономии”, под которыми буржуазия могла укрыться вполне со своими классовыми идеалами и задачами, явилась та мусульманская интеллигенция, которая есть плоть от плоти туземной буржуазии. И с этого периода начинают зарождаться организации, положившие начало и толчок тому движению, которое потом получило название “автономного движения”. Туземная буржуазия, в тот момент не вполне представляла себе основные принципы общероссийского пролетарского движения и переворота, думала под шумок обделать свои делешки, сгруппировавшись в Шура- Исламиа (Мусульманские Советы), возглавляемые Краевым Шура-Исламиа. Эти мусульманские Советы, не являвшиеся административными органами, имели то значение для мусульманской буржуазии, что они принимали участие в разделе власти с меньшевистскими и левоэсэровскими Советами. Они претендовали на роль выразителей мусульманской “точки зрения” во всем и защитников “мусульманских интересов”.

Общий ход истории оказался гораздо сильнее, чем тот национальный антагонизм, который существовал между различными народностями Туркестана. Киргизская интеллигенция, вышедшая из той массы кочевников, которая смотрела на земледельческое узбекское и торгово-ремесленное население городов как на исконных наследственных врагов своих, пошла на услужение к мусульманской буржуазии. Попытки, которые делались мусульманской интеллигенцией для примирения экономически непримиримых элементов, путем ссылки на авторитет объединяющих всех Ислама, на общее происхождение тюркских народностей, кончались полной неудачей и только “автономное движение” на один момент могло все же сплотить эти элементы. Нужно полагать, что если автономное движение давало надежду городской туземной буржуазии расправить свои крылья с одной стороны, то с другой обезземленные и пролетаризованные массы кочевников или вернее их представители надеялись дать отпор переселенческому засилью, опираясь на автономное движение. Только этим и объясняется то странное обстоятельство, что городская мусульманская буржуазия, интересы которой по существу были противоположны интересам кочевников, нашла в киргизской интеллигенции, настроенной довольно националистически, своих представителей и верных руководителей. Этим же объясняется то, что киргизская печать, которая в первые дни “автономии” молчала, а иногда и пела гимны в ее честь, после ее крушения окрестила свою интеллигенцию титулом “изменников!”.

Начало автономии было положено на том Чрезвычайном Съезде Мусульманских Депутатов, инициатором созыва которого и вдохновителем явился Краевой Мусульманский Совет, во главе с М.ЧОКАЕВЫМ и др. Автономия была объявлена 27-го ноября 1917-года в торжественной обстановке в здании Общественного Собрания г.Коканда. Было выбрано автономное правительство Туркестана, с соответствующими министерствами, как Исполнительный орган, и Народный Совет при нем, являвшийся законодательным органом. Необходимо констатировать, что автономное движение захватило только наиболее энергично настроенные части либеральной буржуазии и интеллигенции и не успело пустить корни в низах. Таким образом, Временное Правительство Автономного Туркестана, на которое возлагалось столько надежд и чаяний передовых слоев туземного общества, опиралось только на 50-60 добровольцев, набранных в центре этого движения в Коканде; но ему необходимо было как можно быстрее и во что бы то ни стало организовать себе военную опору и не имея других средств оно вынуждено было обратиться за помощью к бандитской шайке Иргаша. Однако вскоре после этого сила пролетарской революции ясно и определенно стала давать чувствовать себя. На автономное Правительство посыпались вполне законные упреки и обвинения в буржуазности и враждебности его к Советам.

И таким образом в борьбе за легализацию и признание автономии с одной стороны и в целях “успокоения” рабочих масс, перед Временным Правительством Автономного Туркестана, которое под руководством довольно миролюбию настроенного инженера Т., искало путей и средств к соглашению с низами; во весь рост встал вопрос о политической необходимости известной демократизации состава, как Народного Совета, так и Правительства. Приблизительно через месяц после объявления автономии в Коканде же был созван Краевой Съезд Рабочих и Дехканских Депутатов — мусульман, на котором Временное Правительство продемонстрировало перед Советской властью симпатию трудящихся масс мусульман к правительству. На этом же съезде, высказавшимся за всемерную поддержку Автономного Правительства, Народный Совет на одну треть своего состава был пополнен представителями рабочих и дехкан, выбранных тут же. Правительство же, которому и нужно было это, заручившись рабочими голосами, стало вести себя гораздо бодрее, чем это было раньше. Весь политический этикет и все правила современного приличия, требуемого при существовании рядом Советской Власти, были соблюдены; и этим обстоятельством по-видимому и следует объяснить происхождение той самоуверенности и смелости, которые проскальзывают в телеграфных нотах Автономного Правительства Смольному. Основываясь на тех пунктах Брест-Литовского договора, которые говорят о самоопределении народов, Автономное Правительство настойчиво требовало от ВЦИК признания себя, как Правительства всего края. Само собой разумеется, вся эта процедура инсценирования рабочего Съезда и демонстрирование его симпатий Правительству, не обошлась без комических моментов. На этом бутафорском рабочем Съезде, который разошелся, избрав из своей среды Краевой Мусульманский Рабочий Совет, выступал с обширной программной речью покойный Полторацкий. Для ответной речи от имени Съезда и в защиту Автономии выступил некто М., который произнес длинную, историческую лекцию на тему... об убиении Гуссейна на берегу Ефрата и демократизме Ислама. Эффект был колоссальный, если не сказать грандиозный. Часть рабочих депутатов во главе с известным Н.-Х. впала в истерику и умиленно плакала под ликующими взорами тех, кто был заинтересован прежде всего в политическом закреплении положения Автономного Правительства. Лишь один скептически настроенный депутат из киргизской оппозиции, при виде этой религиозно-политической свистопляски под дудку мусульманской буржуазии, недовольно пробурчал: Опять старые песни! От Смольного, конечно, ответа не последовало, да и не могло последовать. Правительству так и не удалось организовать военную силу и образовать в самом городе, и собрать хоть одну копейку обложения. Касса Правительства была абсолютно пуста, а министры, как отравленные мыши, бегали в поисках средств. Та нищенски-незначительная сумма в несколько сот тысяч рублей, которая была собрана, как патриотический обор, по подписному листу, была исчерпана, а выход из создавшегося финансового кризиса не был известен даже великому Всезнающему Аллаху. К тому же это острое положение совпало с экспроприацией Полторацким Кокандского отделения Государственного Банка, где хранились на текущем счету значительные вклады туземной буржуазии. Последняя явно начинала нервничать и требовать себе от Временного Правительства права контроля над ним, над его расходами и т. п. Она требовала от него выступления и активной защиты своих интересов, не давая в то же время ему ни средств, ни широких возможностей. Между тем надвигались тучи. Гроза приближалась, и раскаты пролетарского грома глухо отдавались на Туркестанском небе. Образовался министерский кризис в связи с уходом первого министра Правительства, инженера М. и вопрос о премьере был разрешен избранием более активного Ч., который тут же решительно заявил, что с этого момента не будет сделано ни одной уступки большевикам, и что теперь будет вестись самая решительная политика в деле защиты мусульманских интересов. Тут необходимо констатировать тот факт трогательного братания и многообещающего единения между автономным Правительством, представляющим главным образом, мусульманские интересы и представителями русской интеллигенции, защищавшими по существу интересы российской буржуазии. В те дни Коканд, этот центр промышленной Ферганы и очаг автономного движения, являл миру такую редкую гармонию в среде буржуазии, о которой мечтал, конечно, абстрактно в своем уединении разве только сам Рессо. И если бы не Советы, державшие крепко в своих руках при помощи красногвардейских гарнизонов территорий европейской части городов, эта гармония интересов, эта взаимная симпатия, не выходившая пока однако за рамки заявлений и деклараций платонического характера, в дальнейшем получили бы, по всей вероятности, более реальное и более организованное внешнее выражение. В первый период своего существования Автономное Правительство, руководимое представителями либеральной мусульманской буржуазии и европейской интеллигенции использовало вполне европейские методы завоевания “общественного мнения”. Им были куплены и организованы три газеты — одна на русском (“Свободный Туркестан”), другая на киргизском и третья на сартовском (“Эл-Байрак”).

В демонстрациях и манифестациях, организованных в различных городах Туркестана в честь автономии, горячее участие принимали учащиеся русских гимназий, представители меньшевистских Советов и европейская интеллигенция. Но с другой стороны Автономное Правительство, которое не сумело сорганизовать сколько-нибудь прочный государственный аппарат и правопорядок, вынуждено было опираться на бандитскую шайку Иргаша, находившемуся под влиянием агрессивно настроенных мусульманских клерикалов, что в свою очередь довольно охлаждающим образом действовало на настроение европейского общества. К тому же опасения европейского общества о возможности перехода автономного движения, руководимого буржуазной интеллигенцией в движение, вообще антиевропейское, были не без основания, особенно в последний период существования Автономного Правительства, когда борьба с большевиками значительно обострилась, и в процессе борьбы к движению примкнули широкие слои кишлачного населения, усердно агитируемого клерикалами. Вот почему в последний день, когда разразились события, когда скрытая борьба между Автономным Правительством и красногвардейским гарнизоном города приняла характер открытой бойни, когда Автономное Правительство, фактически потерявшее всякое влияние над своими военными силами очутилось в руках Иргаша и стоявших за ним клерикалов, к красногвардейцам примкнули все европейцы, способные носить оружие. В этих событиях армянская националистическая партия “Дашнак-цутюн”, организовавшая свой штаб во главе с известным С. сыграла крупную провокаторскую роль, и это обстоятельство значительно опередило характер дальнейших событий, вылившихся потом в басмачество.

События начались в ночь с 29 на 30 января 1918 года. Первым сигналом к событиям послужило ночное нападение группы добровольцев, организованное, конечно, не без ведома и не без указаний деятелей Автономного Правительства. На другой же день, когда атмосфера была достаточно накалена и когда Совет Депутатов потребовал от старой части города выдачи участников нападения и ареста министров, Краевой Совет Мусульманских Рабочих депутатов объявил фактически распавшееся Автономное Правительство низвергнутым; и власть официально перешла в руки мусульманского Совета. Фактически старый город не мог задержать министров, которые заблаговременно покинули город. И эту кашу, заваренную туземной буржуазией и ее правительством, пришлось доваривать мусульманскому Совету. Несколько раз велись переговоры между крепостью, опиравшейся на обывателей русской части города и бандитов из “Даш-накцутюна” с одной стороны и Старым Городом, находившегося в руках Иргаша и клерикалов с другой. Само собой разумеется, при такой ситуации не могло быть примирения между обеими сторонами, и война фактически продолжалась. После восьмидневного боя, подоспевшим из Ташкента Осиповским отрядом, события были ликвидированы. Так кончилось и безусловно умерло автономное движение, которое было организовано мусульманской буржуазией и в первое время носило характер буржуазно-интеллигентного. Под конец же, при соотношении сил общественных группировок, которое существовало в тот период, нити власти буржуазией были утеряны, а все бедствия разразились над головой мелкобуржуазного, торгово-ремесленного населения города. В дальнейшем события вошли в свою колею. К Совету были привлечены трудящиеся мусульмане. “Дашнакцутюн” был объявлен III Коминтерном вне закона.

Трудящимся мусульманам затем пришлось пройти в Советах ту практическую школу политического воспитания, которая необходима для массовой организации, и которая является необходимым условием привлечения масс к государственному строительству.