Страница - 31

Восстание казахских трудящихся в 1916 году

К 1916 г. у казахов было изъято царским правительством около 40 млн. га самых лучших земель. Переселенческое управление отрезало от казахов для колонизационных целей более обжитые земли. Казахское население вытеснялось все дальше в пустынные степи и горы. Казахское хозяйство быстро приходило в упадок, и казахские массы нищали, обрекаясь на полное вымирание. Царская администрация, капиталисты и помещики тесно сплелись с казахской эксплуататорской верхушкой и совместно угнетали и эксплуатировали казахские трудящиеся массы.

* Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 17, с. 221. (Примеч. авт.).

Перед событиями 1916 г. чрезвычайно обострились противоречия между метрополией и колониями, в том числе Казахстаном, и обострились классовые противоречия в среде самого местного населения. Всякие тяжбы, эксцессы и открытые столкновения между казахскими трудящимися и русским переселенческим кулачеством и байством и царской администрацией были постоянными явлениями того времени. Это нараставшее недовольство казахских народных масс вылилось в конце концов в грандиозное восстание этих масс в 1916 г. против царизма и своих казахских, эксплуататоров.

В процессе восстания и его подавления трудящиеся массы хорошо разглядели пришлых и своих классовых врагов и друзей. Восстание 1916 г. подготовили казахские трудящиеся массы к восприятию идей Октябрьской революции. Те слои населения и националистической интеллигенции, которые были против восстания в 1916 г., во время Октябрьского переворота оказались на стороне контрреволюции, а те слои населения и часть интеллигенции, которые были за восстание 1916 г., оказались потом на стороне Советской власти.

Мои сородичи и моя семья (во главе с братом отца) после разорения в 1905 г. и переселения в бывш. Аулие-Атинский уезд и частью в Чимкентский уезд так и не оправились и переживали все те мытарства, какие приходилось переживать беднейшим слоям казахского народа при царизме. Я лично проработал несколько лет пастухом у баев и хорошо узнал, что такое голодная жизнь.

Пробиваясь к учению в русских школах, я претерпел много мытарств. В Меркенскую русско-туземную школу я поступил под чужой фамилией Киргизбаев (скрывая, что сын ссыльного). По окончании Пишпекской сельхозшколы держал экзамен в Самарское среднее сельхозучилище, но мне отказали там в приеме, потому что я «киргиз-номад, которому незачем учиться земледелию» (выражение директора училища). Первая попытка поступить в новооткрывшийся в Ташкенте учительский институт (в 1915 г.) также потерпела поражение — отказали как инородцу, и лишь по особому прошению мне дано было разрешение на поступление от министерства просвещения из Петербурга.

В 1916 г. 8 июля был объявлен приказ царского правительства о мобилизации туземных рабочих на тыловые работы фронта. Я по своим летам попадал под мобилизацию и поэтому, увидев начавшееся волнение в старом гор. Ташкенте, бросил работу под Ташкентом (на Красноводопадском опытном поле) и выехал к своим сородичам и родным в Меркенский район Аулие-Атинско-го уезда. Мой приезд совпал с начинавшимися уже брожениями казахских масс в Меркенском районе и Аулие-Атинском уезде.

Ко мне обратились ямщики и батраки, работавшие у русских кулаков в Мерке, и казахи из аулов, спрашивая, как быть. Предвидя неизбежность восстания, я посоветовал им организоваться, а неорганизованно, небольшими группами не выступать. Советовал главным образом нападать на царскую администрацию, вы-вынуждая ее отказаться брать рабочих-казахов на тыловые работы, но остерегаться столкновений с русским крестьянством. Я чувствовал опасность того, что царизм может натравить русское переселенческое крестьянство на казахов и тогда последние могут очутиться в тяжелом положении. На деле так и вышло. Повстанцам не удалось избежать столкновений с русским крестьянством (вернее кулачеством).

О том, что у меня происходят секретные совещания с казахами, по доносу одного лица узнал меркенский участковый пристав Лундин, который арестовал меня и после допроса предложил немедленно выехать обратно в Ташкент, угрожая в противном случае выслать этапным порядком. Я, посоветовавшись с родственниками и другими казахами, решил уйти к восставшим, но неожиданно тяжко заболел и целый месяц был прикован к постели. Тем временем восстания казахских масс в Меркенском районе и Аулие-Атинском уезде принимали все большие размеры. В Аулие-Атинском уезде подлежало мобилизации 22 675 казахов и киргиз-рабочих, но до конца августа набранных рабочих оказалось всего около 3 тыс.; остальных рабочих казахское население не согласилось дать.

Начались беспорядки с Кученеевской волости, где казахи убили лесообъездчика Карача и оказали сопротивление администрации. Однако специально посланный отряд во главе с прапорщиком Заведеевым * подавил эти беспорядки, арестовав ряд лиц. Из Ташкента тем временем были отправлены усиленные подкрепления по линии Аулие-Ата — Пишпек, но события успели разгореться до прибытия этих отрядов. По распоряжению уездного начальника крестьянские поселки вооружались для оказания сопротивления повстанцам. Восставшие казахи и киргизы прервали телеграфную линию от селения Чалдовар до селения Мерке. Возник ряд столкновений, 25 августа в Меркенском участке началось настоящее восстание. Телеграфная линия Мерке — Пишпек была совершенно прервана и телеграфные столбы унесены на много верст от линии. Ряд поселков подвергся нападению. Казахи и киргизы в несколько тысяч человек сделали наступление на Мерке. Отряд участкового пристава Лундина столкнулся при выезде из Мерке с казахскими скопищами и, обстреляв их, возвратился обратно.

Меркенские казахи-повстанцы, устроив ряд съездов, решили продолжать наступление: они говорили, что «задавят нападающих русских своими тысячными табунами лошадей». И, действительно, были случаи, когда казахи пускали вскачь многотысяч-

* Тем самым, который в 1919 г., получив наряд от Продовольственной директории Туркестанской республики на заготовку свинины на Балхаше, со всей группой и вооружением бежал к Колчаку, грабя по дороге казахское население. (Примеч. авт.).

ные конные табуны, чтобы создать панику в рядах своих врагов. В Меркенском районе, в Курагатинской волости особенно проявил себя как искусный руководитель восстания казахский старик по имени Аккоз, который потом был взят в плен, подвергся побоям, но остался жив.

Посланные к тому времени из Ташкента отдельные воинские части стали прибывать в Мерке, где образовался настоящий военный лагерь. 29—30 августа казахи и киргизы, вооруженные пиками и оружием, в числе 1000—1500 человек совершили новое нападение на Мерке, но были встречены отрядом солдат, давшим несколько залпов.

Казахи, потеряв много убитыми, отступили. Особо ожесточенный характер имели беспорядки и в Ново-Троицком районе. В этот район послан был отряд во главе с прапорщиком Бондаревым, который, записавшись в партию левых эсеров, участвовал во фракции левых эсеров VI съезда Советов Туркреспублики в 1918 г. В этом отряде участвовал и десяток меркенских торгоз-цев-узбеков. При столкновении с восставшими казахами отряд Бондарева взял в плен 150 человек, которые были поголовно расстреляны. Этот же отряд отобрал у казахов 4340 баранов и другой скот. К бунтовщикам Ново-Троицкого района потом присоединились чуйские казахи. Были такие же крупные столкновения и в Чуйском участке Аулие-Атинского уезда.

В конце сентября в Меркенском районе восстание казахских трудящихся было уже подавлено, и свирепствовали прибывшие карательные отряды, истреблявшие казахские аулы, не разбирая виновных и невиновных. Меркенское кулачество, русские чиновники и торговцы-узбеки (в том числе такие, как Атамырза и др.) сорганизовались в отряды и выезжали в аулы, грабили и убивали казахов. Каждый день карательные отряды и кулаки пригоняли в Мерке казахский скот и привозили награбленное имущество. На определенное время запрещен был казахам въезд в Мерке, и тех казахов, которые, не зная об этом запрете, въезжали, тут же расстреливали.

Во время восстания казахских масс в Аулие-Атинском уезде ярко проявилась предательская роль не только байства и волостных управителей, но особенно верхушки казахской националистической интеллигенции. В то время у аулие-атинского уездного начальника Суплатова помощником стоял Азимхан Кенесарин (из потомков известного хана Кенесары), который потом вошел представителем от казахского населения бывш. Сырдарьинской области в партию казахской националистической интеллигенции «Алаш» и участвовал на первых съездах этой партии и Алаш-Орды. В архивных делах обнаружен документ, по которому этот Кенесарин совместно с уездным начальником Суплатовым систематически доносили в особых сводках командующему войсками края и Сырдарьинскому военному губернатору о ходе восстания казахов в Аулие-Атинском уезде. Такую же предательскую роль во время восстания казахов в Меркенском районе сыграл учитель Карабай Адильбеков (тоже член алашской партии), который, помогая царской власти подавлять восстание и помогая за взятки освободиться байским сыновьям от мобилизации на тыловые работы фронта, накопил себе большое состояние. Помогали царским властям по подавлению восстания киргизов такие манапы, как Хашимбек Адильбеков и др.

Эта предательская роль верхушки националистической интеллигенции в Аулие-Атинском уезде соответствовала предательской линии всей казахской националистической алашской интеллигенции. Об этой предательской роли во время восстания 1916 г. казахской националистической интеллигенции во главе с А. Бу-кейхановым, А. Байтурсуновым и другими, объединившейся тогда вокруг газеты «Казах» и журнала «Айкап», сорганизовавшейся во время Февральской революции в политическую партию «Алаш», а после Октября в контрреволюционное алашордынское правительство, в печати написано много, не буду повторяться. Такую же предательскую роль во время восстания 1916 г. сыграла казахская националистическая интеллигенция туркестанской части казахов во главе с Мустафой Чокаевым, Тынышпаевым, Кенесариным и др. Эта интеллигенция потом, во время Февральской революции, организовала отделение партии «Алаш» в Туркестане под названием «Бирлик туы» («Знамя единения») во главе с Мустафой Чокаевым, которое просуществовало легально до середины 1918 г. и которое представляло собой контрреволюционное ядро Алаш-Орды в Туркестане.

Февральская революция

С самого же начала Февральской революции и с момента получения сообщения о свержении царя я покинул учебу в учительском институте в Ташкенте и выехал в Аулие-Атинский уезд, в Меркенский район, чтобы быть среди казахского населения на всякий случай ввиду быстро развивающихся политических событий. По прибытии... непосредственно увидел продолжающееся насилие меркенского кулачества над казахским населением, Казахские трудящиеся были объявлены вне закона, и всякий, кто хотел, мог издеваться над ними. Еще и в это время были случаи, когда расстреливались мирно едущие по улицам казахи. Все это проделывалось с благословения нового местного комитета Временного правительства, состоявшего исключительно из русского кулачества и царских чиновников во главе с начальником местной почтово-телеграфной конторы Рыбиным.

В день приезда я попал на площадь базара в Мерке, где были собраны многочисленные представители всех семи волостей Меркенского района (участка). На одном холме собрались казахи до тысячи человек, а на другом холме заседал местный комитет Временного правительства, окруженный меркенским кулачеством. Семи волостям казахов был предъявлен ультиматум об уплате к определенному сроку огромной контрибуции скотом и деньгами в возмещение за убытки, понесенные русским населением во время восстания 1916 г. Посредничали упоминавшиеся уже предатели — учитель Карабай Адильбеков и некоторые волостные управители, которым обещан был определенный процент от контрибуции в вознаграждение за услугу. Атмосфера была до крайности накалена. Казахов запугивали тем, что говорили о войсках, прибывающих в район по приказу Временного правительства, которые разгромят казахов, если они не уплатят контрибуцию.

Я в сопровождении своего дяди (Молдабека Джилкайдарова) двинулся на базар и решил вмешаться в это дело. Я вполне сознавал, какая опасность ожидает меня, но возмущенный до крайности происходящим, внутренне твердо решил: если нужно — пожертвовать своей жизнью, но не дать осуществиться этому грабительскому плану. Я направился прямо к собравшимся казахам, которые, узнав меня, окружили, прося совета.

Я им сообщил, что перед моим отъездом из Ташкента там была получена телеграмма от Временного правительства за подписью Керенского, что убытки русского населения, причиненные во время восстания 1916 г., будут уплачены казной, и предложил казахам поэтому никакой контрибуции не платить. Меня тут же арестовали полицейские и повели к заседавшему на другом холме комитету. Пока вели, русские кулаки чуть не растерзали меня, выкрикивая по моему адресу: «Провокатор! Бунтовщик!». Перед комитетом я, сославшись на распоряжение Керенского, объявил действия комитета незаконными. Заявил, что комитет, в котором нет ни одного представителя от казахского населения, является незаконным учреждением и не имеет права приказывать казахскому населению.

Пока комитет спорил со мною, казахи сели на своих лошадей и уехали в степь. Возмущение кулачества против меня за срыв переговоров с казахами было настолько сильно, что я опасался за свою жизнь. Ввиду широкой огласки о моем выступлении комитет, видимо, не решился прямо отправить меня в тюрьму, а объявил заключенным под домашний арест и надзор полицейских, предложив явиться на следующий день на продолжение допроса в здание комитета. Когда я спускался с базарной площади, меня снова окружили человек 20 озлобленных русских кулаков, раздались выкрики: «Бей его!», и уже один замахнулся на меня вилами, когда раздался властный окрик: «Стой!». Крикнул прапорщик Бекчурин... Пока прапорщик спорил с крестьянами, я потихоньку улизнул из толпы. На следующий день я на улице встретил Карабая Адильбекова, который потребовал, чтобы я уехал обратно в Ташкент, «пока жив», и говорил, что не нужно заступаться за казахский народ, ибо он невежествен, испорчен и что в момент опасности может предать того, кто за него заступается. Я с возмущением отверг этот совет Адильбекова, назвав его действия предательскими. На этом мы разошлись.

Немедленно вокруг меня объединились революционно настроенная казахская молодежь и представители казахских трудящихся. На следующий день я в комитет явился уже окруженный представителями казахской молодежи и казахского населения. Сразу начали контратаку и предъявили обвинение самому комитету, квалифицируя последний как неправомочное учреждение. Под нашим давлением в комитет были введены несколько представителей от казахов, чтобы изнутри парализовать деятельность комитета и знать о его действиях. Все эти события должны хорошо помнить меркенские крестьяне и казахи Меркенского района.

В обстановке непрекращавшегося кулацкого террора, байского предательства среди казахского населения, разоренного восстанием 1916 г., для того, чтобы повести казахские массы по правильному революционному пути, мы организовали «Революционный союз киргизской (казахской) молодежи», в который вошли сразу десятка три революционно настроенных молодых казахов и киргизов в том числе: тт. Сарымулдаев, Нуршановы, киргиз Турдалы Токбаев, учитель Андреев, Асимов, Мамыров и другие, а несколько позже вошли туда же аулие-атинцы Кошмамбетов, Абланов, Джузбай Мынгбаев и др.). В уставе и положении указанного союза (основные пункты этого устава и положения опубликованы в моей книге: «Революция и коренное население Туркестана», 1924 г.) была поставлена задача — борьба против комитетов Временного правительства, против насилия кулачества и байства, сплочение революционной молодежи и казахских трудящихся для организации управления, соответствующего интересам трудящихся. Организован был также продовольственный комитет для помощи голодающей казахской бедноте.

«Революционный союз киргизской (казахской) молодежи» вскоре связался с гарнизоном солдат в Мерке и несколькими сол-датами-болыневиками из этого гарнизона. Приезжал в то время в Мерке представитель (большевик) от Ташкентского Совета и разъяснял нам сущность программы большевиков. Таким образом, мы уже в середине 1917 г. примкнули к большевистским идеям. Вскоре мы в Мерке захватили власть в свои руки, распространили свое влияние на весь Аулие-Атинский уезд, где вслед за переходом власти к Советам в Ташкенте свергли власть Временного правительства в уезде и организовали Советскую власть. Рука об руку с нами работали такие русские большевики, как тт. Федоров-Завадский, Хмелевский, Цыганков, Карев и др. Аулие-Атинский уезд и аулие-атинские казахские и киргизские трудящиеся считаются одними из первых, [кто] перешел на сторону Советской власти.

Тем временем в краевом масштабе в Туркестане происходили следующие события. Февральская революция вначале действительно всколыхнула коренное население Туркестана (тут неправы некоторые, когда говорят, что массы коренного населения остались безучастными к этим событиям).

Накопившаяся десятилетиями под гнетом царизма жажда к национальному самоопределению вырывалась наружу. Во всех городах и даже в кишлаках и аулах устраивались манифестации в связи с Февральской революцией. Движение возглавляла буржуазно-националистическая интеллигенция, шумно приветствовавшая Февральскую революцию, оказывавшая поддержку Временному правительству и возвещавшая в своих обращениях к населению о наступившей национальной свободе и равенстве для всех. Эта националистическая интеллигенция и туземная буржуазия быстро организовались во всякого рода союзы и политические партии, отражавшие интересы туземной буржуазии. В Ташкенте и в ряде других городов края возникла организация мусульманского духовенства «Джамиаты улема» и «Макама-и-шарья», имевшие особое влияние в старом городе Ташкенте. Национальная интеллигенция (джадиды-прогрессисты) организовалась вокруг краевого совета мусульманских депутатов и краевого «Шуро-и-исламия», избранного на 1-м краевом мусульманском съезде в мае 1917 г. В эти организации включились и представители казахской национальной интеллигенции (Мустафа Чокаев и др.)

В крае, областях и уездах по примеру общего комитета Временного правительства организовались полуофициальные национальные учреждения: комитеты киргизских (казахских), туркменских и других депутатов, возглавляемые теми же байскими буржуазно-националистическими элементами, для чего созывались краевые и областные советы.

Кроме этого, создавались по признакам отдельных национальностей самостоятельные политические и культурно-просветительные организации. Так, например, казахская националистическая интеллигенция (как упомянуто выше) организовала отделение партии «Алаш» в Туркестане под названием «Бирлик туы» и начала издавать казахскую газету под этим названием. Татары организовались в союз «Итифак». Среди узбеков (особенно в старом Ташкенте) возникали всякие пантюркистские и панисламистские организации: «Туран», «Турк адм-марказиат», «Тараки-парвар», «Чолпан», «Нашри маарип», «Ишчиляр тодасы» и др. Как грибы, росли всякие национально-культурные организации и союзы: «Мугалим джамиаты» (союз учителей), «Талаба-лар джамиаты» (союз учащихся), «Мардекорлар джамиаты» (союз рабочих), союз торговцев и т. п. Организовался в старом Ташкенте даже союз имамов (духовенства). Во многих местах возникли библиотеки и читальни, которые использовались национальной интеллигенцией также для агитации. Все эти союзы и национальные культурные учреждения не допускались к организации при царском строе.

Между улемистами и прогрессивными интеллигентами шла борьба за влияние и руководство коренным населением, борьба вокруг завоевания мест в Ташкентской городской думе и проведения своих списков в учредительное собрание. Была борьба за захват влияния в школах и других культурных учреждениях. Но несмотря на эту борьбу, в основном и те и другие отражали интересы туземной буржуазии и стояли за некоторые автономные права для Туркестана, оставаясь в системе России, признавая и приветствуя правительство Керенского. Но и те и другие не выдвигали никаких лозунгов по облегчению положения трудящихся слоев коренного населения. Наоборот, эти национально-буржуазные организации призывали всех к единству во имя отстаивания общих национально-культурных прав. В казахской и киргизской части населения Туркестана ту же активность проявляла казахская националистическая интеллигенция и особенно в той ее части, которая до этого работала в аппаратах царской администрации. Во многих уездах и участках назначались комиссары Временного правительства из казахов.

Вначале на почве споров об автономии туземная буржуазия и интеллигенция встречали со стороны русских буржуазно-либеральных организаций края некоторое сопротивление, но с дальнейшим развитием событий в связи с назревающей пролетарской революцией туземные имущие элементы и буржуазно-национальная интеллигенция стали находить общий язык с русской буржуазией.

Рабочие и бедняцкие массы, получившие урок во время восстания 1916 г., помня предательство туземной буржуазии и националистической верхушки интеллигенции, и так недоверчиво относились к этой интеллигенции, а во время Февральской революции должны были горько разочароваться в громких лозунгах и обещаниях буржуазно-национальной интеллигенции о свободе. Буржуазно-демократическая революция в Туркестане не принесла никакого облегчения трудящимся. Продолжались карательные действия против участников восстания 1916 г., дальнейшее изъятие земель и взыскание контрибуций с этого населения.

После Октябрьского переворота в Ташкенте, когда власть перешла в Туркестане к Советам рабочих и солдатских депутатов, туземная буржуазия и националистическая интеллигенция, в том числе националистическая казахская интеллигенция, решительно встали против Советской власти и боролись с ней до последней возможности и всеми мерами.

Революция и национальности, 1935, № с. 36—45.