Страница - 14

4.3 СООТНОШЕНИЕ ТРАДИЦИОННОГО И СОВРЕМЕННОГО В ПОЛИТИЧЕСКОЙ КУЛЬТУРЕ КАЗАХСТАНСКОГО ОБЩЕСТВА

Каждый народ на протяжении своей истории переживает ряд периодов, которые называют переломными, переходными, трансформационными и т. д. В такие моменты людьми затрачиваются колоссальные силы для изменения своего строя и адаптации к новым условиям. Наиболее глубокие изменения в такие периоды претерпевает политическое сознание общества и как следствие политическая культура. Представляется нецелесообразным углубляться в раскрытие термина “политическая культура”, так как он более чем детально разработан как в зарубежной, так и в российской и отечественной политической науке.

Однако необходимо вслед за Г. Алмондом и С. Вербой заметить, что термин “культура” используется только в одном смысле: психологических ориентаций относительно социальных объектов. “Когда мы говорим о политической культуре какого-либо общества, мы подразумеваем, политическую систему, усвоенную в сознании, чувствах и оценках населения”. В другом случае, в связи с известным многообразием понятий термина “культура”, есть риск сосредоточиться или отвлечься в сторону от исследуемого предмета. Но в отличие от Алмонда и Вербы, внимание будет направлено сначала на выявление мировоззренческих ориентаций обществ с так называемой традиционной и современной политической культурой, естественно, в приложении к Казахстану.

В традиционной научной литературе - будь то историческая, политологическая или философская - для изучения и анализа такого рода этапов трансформаций общественных отношений берутся, в основном, классические схемы смены формаций западных стран. В лучшем случае, строй испытавших на себе их огромное влияние. По существу, до недавнего времени они были неким шаблоном при рассмотрении проблем, касающихся, в частности, общественного развития. Такое положение создавали сами западные ученые-исследователи. К примеру, Гегель игнорировал опыт тех стран, которые не вписывались в его схему исторического развития. И только относительно недавно исследователи осознали, что данные схемы неприменимы к странам, развившимся в условиях, совершенно иных, чем страны Запада.

Очень трудно подогнать под одинаковые схемы Европу и Азию. Причем, в силу обширности территории, в самой Азии даже на первый взгляд видны локальные различия, подчас довольно значительные, даже с соседствующими территориями. Только указав эти специфические моменты, мы можем претендовать на объективность, особенно если это касается области мировоззрения.

Так же, как и любая отдельная общность людей, казахская нация обладает своей неповторимой спецификой. В своей истории Казахстан проходил ряд переломных моментов, которые если не связаны со сменой формаций, то уж точно повлияли на характер развития нации, так как они сопровождались сменой не только политических, социальных, экономических ориентиров, но и в целом многих мировоззренческих установок. Это середина, - конец XV в. - становление казахской нации, определение казахами своего места в Великой степи территориально и психологически. Это время нашествия джунгар и присоединение к России, когда кочевники-казахи вплотную столкнулись с мировоззрением Востока - Китай и Запада - Россия. Это вторая половина XIX в., когда Казахстан оказался в положении колониальной окраины России. И, наконец, это период, который мы сейчас переживаем, называемый переходом к рынку.

Каждый из этих периодов трансформаций, как указывалось выше, кроме всего прочего, характеризуется сменой установок мировоззрения человека. Причем смена этих установок зачастую настолько радикальна, что каждое последующее поколение существенно отличается от предыдущего моральными, эстетическими и политическими воззрениями. А это, к слову сказать, существенный повод глубоко изучать такого рода проблемы.

Нынешнее время разные исследователи называют по-разному: переходный этап, переломный момент, цивилизационный разлом и т.д. Все они правы, ведь так или иначе, это время перемен во всех областях человеческой жизнедеятельности и, самое главное, в сознании людей. В период стабильности устойчивого существования некогда новые, современные для общества принципы превращаются в само собой разумеющиеся или в традицию, если, конечно, они совместимы с предыдущими установками или же смогли заменить их.

Таким образом, понятия "традиционное" и "современное" мировоззрение условны. Под "традиционным" следует понимать конструкции, Стереотипы некой общности людей, составляющие их менталитет, присущие им издревле или ставшие традицией впоследствии. Под “современным" подразумеваются некие привнесенные извне, доселе неизвестные либо неразвитые, в силу неэффективности установки мировоззрения. Почти всегда "традиционное” вступает в конфликт с "современным", уместно употребить и "новое", мировоззрением, которые взаимообогащая друг друга, становятся тем, что двигает общественное сознание дальше. Нетрудно заметить диалектическое противоречие, являющееся условием всякого развития. Это происходит в идеале. В чем специфика переживаемого нами периода?

В данное время происходит процесс, когда объективно усиливающееся обращение казахов к традиции, к прошлому сталкивается с конструкциями западно-европейского типа мышления, вошедшими в нашу жизнь вместе с внедрением экономических систем Запада. Идеология пропагандирует как углубление традиционного мышления - в виде пропаганды изучения языка, знания обычаев и традиций, следования заветам предков, так и внедрение форм и принципов, которыми руководствуется Запад. Это создает небывалые трудности, по существу, происходит не поэтапная замена одного на другое, а классическая сшибка двух несовместимых установок в мировоззрении общества, положение которого на данный момент можно назвать стрессовым. Но так ли глубока пропасть между "традиционным" и "современным" мировоззрением?

Казахов по этногенотипу относят к восточным народам, соответственно, приписывая им восточный образ мышления. Это отчасти так. Не вдаваясь в подробности, примем данное утверждение за аксиому.

"Современное" (как уже указывалось, западноевропейское) мировоззрение, с которым мы имеем дело сейчас, оказало влияние на огромное количество стран. Некоторые из его установок были известны и казахам после "знакомства" с Россией, чья элита по менталитету была в то время близка к Западу.

Чтобы яснее представить себе, каковы особенности того и другого мировоззрения, попытаемся выделить их главные, определяющие все остальные, стереотипы.

Восточное мировоззрение основывается на следующем стереотипе, который глазами стороннего наблюдателя лучше всего сформулировал Ницше, устами Заратустры: "В человеке важно то, что он мост, а не цель: в человеке можно любить то, что он переход и гибель". Следовательно, человек есть средство для достижения цели.

Такое положение человека в восточном обществе было подмечено Марксом, взявшим за основу экономическую подоплеку вопроса: "Если не частные земельные собственники, а государство непосредственно противостоит непосредственным производителям, как это наблюдается в Азии, в качестве земельного собственника, и вместе с тем суверенно, то рента и налог совпадают или, вернее, тогда не существует никакого налога, который был бы отличен от этой формы земельной ренты. При таких обстоятельствах отношения зависимости могут иметь политически и экономически не более суровую форму, чем та, которая характеризует положение всех подданных по отношению к этому государству. Государство здесь - верховный собственник земли. Суверенитет здесь - земельная собственность, сконцентрированная в национальном масштабе. Но зато в этом случае не существует никакой частной земельной собственности, хотя существует как частное, так и общинное владение и пользование землей”. Такая пространная цитата понадобилась для того, чтобы показать, что вся система экономических отношений в Азии построена на стереотипе: человек - не цель, а средство. Целью является государство, чаще всего в лице верховного правителя - фараона, падишаха, султана, хана, хуанди.

Кстати говоря, многие исследователи отмечают, что тоталитарное государство СССР является генетически восходящим к формам восточной деспотии. Поэтому считать мировоззрение общества советского периода в чем-то в корне отличающимся от предыдущего нельзя. Самый характерный стереотип был сохранен.

Здесь нужно оговориться, К. Маркс рассматривает положение человека в государствах Азии с точки зрения и в русле выдвинутой им теории об азиатском способе производства, т.е. берет экономико-политическое состояние общества. Данную посылку следует принять верной по отношению к теме о социально-психологическом состоянии общества, хотя тезис об азиатском способе производства современными исследователями подвергается критике;

Западноевропейский стереотип можно выразить через формулировку категорического императива Канта: "Человек не может служить средством, а должен всегда служить целью", т.е. человек есть цель.

Фактически во всех вопросах, касающихся общественно-политической жизни западных государств, приоритетное значение имеет человеческий фактор, что закреплено в их конституциях. Правда, декларативно человеческий фактор присутствует и у нас. В свою очередь, строгое и неукоснительное следование правилам и законам стало нормой жизни западного гражданина. Так достигается соответствие между личным и общественным интересом и его собственной безопасностью.

Эта универсализация двух мировоззрений в некотором смысле может показаться некорректной, но такое ощущение можно сгладить, отметив, что их (стереотипы) не нужно абсолютизировать. Каждая отдельная общность людей имеет свою специфику, только ему присущую особенность мышления. Специфичность мышления каждого народа обусловливается многими факторами: природно-климатическими, экономическими, политическими и т.д. Как это происходило, может показать нам история. Вначале отметим, что казахский этнос, который является предметом нашего исследования, является этносом, более чем другие этносоставляющие Казахстана, отождествляющие себя со своей историей или, точнее, с прошлым, что видно Даже на бытовом уровне, сохранившем, хотя и номинально, родоплеменные структуры.

Истоки этногенетических и политических процессов, способствующих образованию казахской народности, восходят к глубокой древности - эпохе разложения первобытно-общинного строя. В начальной стадии эти процессы были связаны с автохтонным населением. Но в последующем развитии они все более зависели от этнических процессов на обширных пространствах Центральной Азии.

Движение этнической истории на территории Казахстана, сложение в разные периоды крупных этнических и этнополитических общностей и, в конечном итоге, казахской народности, органически обусловлены эволюцией и взаимосвязью хозяйственных форм кочевого скотоводства и оседлого земледелия. Причем приоритетное значение имело кочевничество. Это связано с тем, что территория нынешнего Казахстана - одна из частей Великой степи, занимающей огромные пространства от степей Монголии до р. Дуная, с древности была перевалочным, транзитным путем для многочисленных кочевых культур Центральной Азии в их естественном продвижении на Запад. То, что движение это имело место, подтверждает огромное количество археологических данных и письменных источников. Отметим лишь самые крупные из этих культур - элементов этногенеза Великой степи - скифы, гунны, тюрки, монголы.

Без сомнения, каждая из этих племенных групп обладала своей неповторимостью и различием в хозяйственной, военной и политической организации и культуре, так как складывались они на разных территориях и в разное время, но их объединял и придавал сходство кочевой образ жизни, естественный в условиях степи. Соответственно, они несли в себе кочевническую культуру, которая создавала психологический портрет кочевника. Почти всегда, будь то миграция отдельных племен или военные набеги, нарождавшиеся тенденции к стабильному образу жизни нарушались, и население Казахстана раз за разом повторяло уже пройденный путь.

Таким образом, кочевничество может рассматриваться как исходная посылка в рассмотрении вопросов о мировоззрении (менталитете) казахов. Нельзя, конечно, упускать из виду оседлые районы Южного и Юго-Восточного Казахстана. Но и они в немалой степени испытали влияние кочевого образа жизни, находясь во взаимодействии со степными племенами. Да и занимали небольшую по площади территорию. Кочевничество, или номадизм наложил отпечаток на все стороны жизни казахов, сформировав: во-первых, чрезвычайной силы корпоративность на основе чувства принадлежности к роду, во-вторых, условия кочевого образа жизни сформировали у казахов консервативность, что отнюдь не является плохой чертой.

Возникает вопрос, неужели XIX - XX вв. не сгладили этот традиционализм? На наш взгляд, нет. В царской России при всем отлаженном механизме русификации колониального населения чиновники часто обращались к родовым традициям для поддержания статус-кво между племенами и родами, руководствуясь принципом “разделяй и властвуй”, тем самым невольно укрепляя чувство родовой принадлежности. В СССР, при всей враждебности к культурным традициям, также невольно, догматом о коллективности укреплялась традиционность.

Сейчас этот процесс еще более усилился, так как одной из ипостасей суверенитета является национальное самосознание Народа. Этот процесс не случаен. Обратимся к теории. Социолог Тернер предложил теорию “коммунитас”, суть которой заключается в том, что некоторые общности людей, не объединенные доселе ничем, рано или поздно создают Некие структуры, упорядочивающие их жизнь.

Первый вид состояния "коммунитас" - это переход от первобытной к родовой общине. А вот какое отношение имеет эта теория к нынешнему положению в нашей стране? “По многочисленным историческим исследованиям разного рода революций и периодов радикальных перемен и структурных трансформаций отчетливо прослеживается закономерность возникновения элементов “коммунитас” всюду, где рушится установившаяся социальная структура. По всей видимости, состояние “коммунитас” задается своего рода социальной информацией, которая срабатывает всякий раз, когда разрушается социальная структура... с разрушением воспроизводственных контуров, удерживающих социальную систему в состоянии устойчивого гиперцикла, обнажаются некоторые элементарные социальные взаимосвязи, установившиеся в древности и препятствовавшие самоистреблению первобытного общества”.

Уместно будет возражение, что мы не докатились до точки хаоса, чтобы искать утешение в традиции. Да, но ведь этот феномен, как указывалось выше, усиливается почти перманентным обращением казахов к прошлому. Это не случайно. Л. Гумилев в своей концепции этногенеза предлагает рассматривать этнос как единый организм, подобный живому, сообразно этому растущий, стареющий, умирающий. И этот организм подвержен болезням и слабостям соответственно своему возрасту. Юность - активное накопление материальных благ, авантюризм, зрелость - пожинание плодов юности, старость характеризуется воспоминаниями о “героическом” прошлом.

Если говорить о мировоззрении Запада, нужно помнить, что западное мышление примерно с XVII в. развивается в сторону индивидуализации. И это было подготовлено всей предыдущей историей Запада, определенной следующими причинами: благоприятные для земледелия природно-климатические условия в сочетании с малой площадью земель, вследствие этого ярко выраженная частная собственность на нее. Это обусловило тенденцию к индивидуализации. Четко очерчены не только границы между индивидами, но и государствами.

В исторической литературе всегда четко оговаривается специфика развития европейских государств: “Европейский путь развития - это чередование структурных модификаций (античная, феодальная, капиталистическая), при которых частнособственническая активность, хотя временами, в первые века феодализма, и отступившая, в конечном счете, была ведущей и структурообразующей. Именно господство частной собственности, огражденное системой соответствующих политических, правовых и социокультурных институтов, породило капитализм, заложив основу бурного экономического развития не только Европы, но и всего остального мира. Без господства частнособственнических отношений капитализм не мог возникнуть, и в этом принципиальное отличие исторического пути всех неевропейских обществ от европейского, по крайней мере, до эпохи колониализма, когда неевропейские страны одна за другой были втянуты капиталистической Европой в единое мировое рыночное хозяйство со всеми вытекающими отсюда последствиями”, которые чаще всего были неприятны и возникали из-за различий не столько экономического, сколько общественного устройства и мировоззрения. Там, где колониальная политика была негибкой, возникали конфликты и очаги напряженности.

Попыток совместить два мировоззрения в истории наблюдалось много. В качестве глобальной неудачи можно привести дореволюционную Россию, впоследствии СССР. Россия была вовлечена в революцию именно тогда, когда европейское мышление начало вторжение в устоявшиеся стереотипы азиатского мышления русских (под азиатским мышлением имеется в виду общинное). Стереотип “человек - средство” взял верх, но уже в виде учения Маркса о коллективном сознании. На той же территории, но в другой стране едва наметившееся проникновение европейского стереотипа мышления со снятием железного занавеса привело к разрушению СССР. (Многие вопросы и проблемы, конечно же, лежат в плоскости экономики, геополитики и т.д., но мы рассматриваем лишь психологический аспект).

В тот момент в сознании людей произошло смещение прежних представлений и вылилось в то, что называется “эффектом сжатой пружины”. Так долго подавляемое в угоду обществу индивидуальное начало получило свободу, а идеи свободы личности - с Запада, и тут же процесс перешел в другую крайность, по существу, игнорируя коллективные интересы, получив вид слепого подражания западному образу жизни, причем в самом искривленном, деформированном его понимании. Таким образом, государства бывшего СССР не только отделились от некогда огромной страны, но и внутренне распались на множество ячеек - кланы, роды, семьи, а часто и просто отдельную личность, проповедующую свою жизненную позицию, предлагая ее как идеологическую основу для всего общества.

Так как наше государство органически входило в состав СССР и дореволюционной России, значит, ее опыт - наш опыт. Надо отметить, что такие взрывоподобные процессы будут происходить и впредь, если общество и личность не осознают своей роли в делах государства. Нынешняя идеология, в силу объективных, видимо, причин, не столь активно, как хотелось бы, пытается вскрыть и объяснить глубинную сущность изменений в обществе. Кроме того, скоротечность происходящих в обществе реформ не оставляет времени на объяснение мировоззренческих вопросов.

В таком форсированном “реформировании” проглядывается заложенное на генном уровне мышление кочевника, самой природой приученного как можно быстрее приобретать ценности, в том числе и материальные. Как, впрочем, привык в одночасье терять их во время джута. И сейчас в казахе существует страх перед скоротечностью и изменчивостью времени. Такое мышление, приемлемое по отношению к воспроизводимым ресурсам - скоту, негоже по отношению к ресурсам, невоспроизводимым и невосполнимым - нефть, руды и т.д.

Политическим лидерам пора задуматься над этим и еще затем, что в стране происходят не только преобразования экономики, но и мышления людей. Ведь изменяются не столько внешние черты нашего государства, а происходит сшибка традиционного общинноколлективистского и привнесенного индивидуалистского западного мышления.

Однако соединить эти два мировоззрения можно. Более или менее успешное совмещение их можно наблюдать в двух высокоразвитых государствах - США и Японии.

История США, которая началась с крайней заинди-видуализированности - так как вместе с коренным населением было истреблено и коллективистское сознание как традиция и осталось лишь западное мышление, усугубленное вначале тем, что в Новый Свет ехали люди с авантюрным складом характера. Вплоть до начала XX в. мышление “я сам по себе” успешно развивалось, пока кризис 1929 - 1931 гг., ударивший по всей Америке и западному миру, не показал, что однобокое мировоззрение общества, закрепленное в пропаганде индивидуализма, чрезвычайно опасно.

Свободный рынок с ярко выраженным индивидуальным началом привел экономику США в начале 30-х гг. XX в. к периодическим катастрофам, конец которым положил Ф.Д. Рузвельт, подчеркивающий, что “абсолютный приоритет должен быть отдан интересам всего общества”.

Именно в этом обществе мог стать популярным призыв еще одного Президента США Д.Ф. Кеннеди: “Не спрашивайте у страны, что она может сделать для вас, спросите у себя, что вы можете сделать для нее”.

Пример такого же разумного совмещения двух типов мировоззрения продемонстрировала Япония в послевоенные годы. Когда традиционное чувство родовой принадлежности, столкнувшись с жестко индивидуалистскими концепциями западных экономистов, постепенно трансформировалось в производственную корпоративность.

Как это происходило? К середине XIX в., когда Япония оказалась открытой для Запада, элита страны, после подробного анализа сложившейся ситуации, приходит к решению - путем целевой модернизации достичь равенства с Западом. Такая модернизация была проведена извне бюрократией страны, выбранной по личным достоинствам.

“Одним из последствий такой модели модернизации стало сохранение, и даже усиление многих аспектов японской традиции.

В частности, ценности, институты и обычаи, связанные с поддержанием социальной сплоченности, были сознательно сохранены. Например, тесно сплоченная семья во главе с отцом, была представлена в качестве идеала. Более того, миф о японском государстве как о единой семье, происходящей от единого предка, сохраняющей верность общему лидеру, т.е. императору, сознательно поддерживается системой школьного воспитания, военной подготовкой, официальной пропагандой.

В процессе модернизации японцы в значительной степени полагались на Запад в области науки, технологии и даже социальных и политических институтов, но что касается аспектов культуры, затрагивающих социальный элемент совместной деятельности во имя реализации национальных целей, японцы отвергали идею индивидуализма, который, по их мнению, выступает в роли разъединяющей силы”.

Но не стоит абсолютизировать как эти две модели социально-экономического развития, так и западно-европейские, к которым с восторгом относятся некоторые наши идеологи. Есть печальный опыт Дании| где очень высок процент самоубийств, несмотря на то, что это одна из самых благополучных стран в мире. Как оказалось, основная причина лежит не в экономической сфере, а в духовной. Крайняя заиндивидуализированность порождает духовный отрыв от других людей и общества в целом. Такой феномен наблюдается и в других развитых государствах Европы. Оторванность личности от общества порождает, кроме этой проблемы, и другие: наркомания - от безысходности, участие во всякого рода сектах и т.д.

Вышеизложенные примеры могут показаться неуместными, если руководствоваться только экономической подоплекой. Несомненно, экономическая дифференциация между нами существует, и отрыв очень большой. Но не стоит упускать из виду важнейший принцип истории - о единстве и многообразии ее. Еще раз нужно предостеречь от механического переноса их опыта, который обосновывается подчас тем, что народы -носители кочевой культуры намного отстали от Запада, в том числе, и в части политического устройства. “...Настало время поставить точки над i в вопросе о “неполноценности” степных народов и опровергнуть предвзятость европоцентризма, согласно которому, весь мир - только ... периферия Европы.

Сама идея отсталости или дикости может возникнуть только При использовании синхронистической шкалы времени, когда этносы, имеющие на самом деле различные возрасты, сравниваются как будто они сверстники. Но это столь же бессмысленно, как сопоставлять между собой в один момент профессора, студента и школьника, причем все равно, по какому признаку”. Тем более что колоссальная динамика развитых демократий не дает нам возможности внедрить структурные элементы их системы в нашу и, главное, эффективно их использовать. Нам не дано видеть развитие их системы. Мы замечаем ее статично, выхватывая из контекста, тем самым, если мы внедряем ее (систему) в свою жизнь, то уже застывшей, мертвой. Поэтому мы можем лишь руководствоваться некоторыми общими положениями и конкретным опытом, не возводя их принципы в политике и экономике в принципы нашего государства.

Однако нужно предостеречь от механического переноса двух групп противоречий: традиционного и современного, восточного и западного. В первом случае мы имеем противоречие диалектическое, с которым социосфера сталкивается во время своего существования, во втором - имеется противоречие, хотя и общепланетарного значения, но все же не такое общее, как первое, ни во времени, ни в пространстве. Оно возникло при активном взаимодействии двух локально развивавшихся цивилизаций, культур и менталитетов и, возможно, исчезнет со временем, когда сотрутся различия между ними. Сейчас же имеет место слияние их в одно, в том числе применительно к нашей стране, где нужно говорить, скорее, о кочевнической культуре и цивилизации как особом способе взаимодействия социума и природы и адаптации человека в специфической среде обитания, основанном на явлении природы преимущественно биологическими средствами производства, но который, понятно, относится к Востоку.

Если мы учтем этот момент, а также уже указывавшиеся выше специфические особенности нашего народа при внедрении элементов культуры Запада в целом, и политической культуры в частности, только тогда можно рассчитывать на успешное продвижение к цивилизованному рынку и демократической политической системе, которые, правда, несколько идеализируются сейчас, и менее болезненное прохождение этапа в нашей истории, называемого переходным или трансформационным. Без учета этих особенностей мы встанем перед лицом социальных катаклизм. Дисгармония между личным и коллективным интересом привел дет именно к этому. И даже если это не получит вид ярко выраженных конфликтов, то придем к той нестабильности, которая приведет нашу страну к разрушению системы государственного устройства. К слову скачать, нынешняя стабильность удерживается той консервативностью, которая присуща менталитету кочевника, получившему за годы советской власти форму аполитичности.

Здесь необходимо коротко остановиться на проблеме типологии политической культуры казахстанского общества, так из-за неясности в этом вопросе может быть поставлена под сомнение сама постановка вопроса о влиянии традиционности на современные социально-политические процессы, которые находят отражение прежде всего в политическом сознании и политической культуре общества. Говорить о какой-либо устойчивой политической культуре в переходный период с его поляризацией общества, ростом национализма и т.д. не приходится. Поэтому политическую культуру казахстанского общества уместно рассмотреть еще и в связи с выяснением вопроса, к какому типу относится политическая культура нашего общества?

Ни одно из современных обществ, тем более на стадии перехода, не может нести в себе идеальный тип политической культуры, т.е. быть только патриархальным, подданническим или активистским. Так и казахстанское общество относится к носителю смешанной политической культуры.

Авторы аналитического доклада “Система политических ценностей населения Казахстана” предлагают расположить политическую культуру нашего общества между тоталитарной и авторитарной индустриальной и авторитарной переходной типами политической культуры. Кроме упомянутых они выделяют еще два крайних типа политической культуры - демократическая доиндустриальная и демократическая индустриальная. (Данная типология является вариацией типологии Г. Алмонда.)

К активистскому типу демократических индустриальных стран политическую культуру Казахстана можно не причислять, даже без научных доказательств. Активистский тип характеризуется высокой степенью участия заинтересованных членов общества и хорошим знанием политической системы и ее объектов, чем казахстанское общество не отличается. Возьмем хотя бы тот факт, что более 90 % опрошенных жителей в 1996 году не было знакомо с текстом Конституции РК.

В число отсталых доиндустриальных обществ Казахстан также не входит, еще в советское время приблизившись к уровню развития индустриально-аграрных стран.

Следовательно, Казахстан действительно можно включить в список стран, где преобладает подданническая политическая культура, в терминах авторов аналитического доклада тоталитарная и авторитарная переходные. Но здесь нужно внести уточнения, так как определение типа политической культуры само по себе не раскрывает специфики Казахстана.

Относительно недавно - в начале XX века Казахстан был страной с преимущественно традиционной аграрной структурой. За семьдесят с лишним советской власти внесла большой вклад в развитие экономической сферы (не будем говорить, какой ценой), но практически законсервировала политическую сферу на прежнем уровне. Деспотические методы осуществления властных полномочий создали в обществе климат патриархальности - государство представлялось главой семьи, под защитой которого находились остальные члены общества, что породило иждивенчество, крайнюю толерантность (терпимость) к власти, индифферентность (безразличие) к вопросам политики. О том, что социальный диктат государства до сих пор воспринимается как благо, говорит опрос, проведенный ИРК в 1995г. Соответственно этому можно говорить о большой включенности элементов патриархального сознания в общую палитру политической культуры.

Вместе с тем в некоторых членах общества наметилась слабая тенденция к относительной самостоятельности от государства. Они уже составляют или будут составлять небольшую по численности группу носителей активистского типа политической культуры.

Если выстроить иерархию ценностей и ориентаций, составляющих политическую культуру, то на первом месте будет стоять подданническая, на втором - патриархальная, на третьем - совсем небольшая, но имеющая тенденцию к росту, активистская политическая культура. Основываясь на этом, отнесем политическую культуру казахстанского общества к смешанному подданнически-патриархальному типу. Думается, что Казахстану придется в будущем пройти различные этапы на пути перехода к демократии и на каждом новом в соответствии с парадигмой развития будет меняться и политическая культура. В идеале политическая культура видится с преимущественными чертами активистского типа. Указывая на возможное и желательное, с уверенностью, однако можно сказать, политическая культура казахстанского общества, будет настолько же специфически отличной от любой другой, насколько отлично это общество от других - с различием между политическими культурами составляющих его этносов, реликтами национального менталитета и т.д. Пока же политическая культура казахстанского общества крайне фрагментарна.

Такое аморфное состояние неприемлемо для общества, и люди организуются в объединения, скрепленные другими связями-интересами. Так как полная демократизация еще не состоялась, в области политики эти корпорации-объединения в нынешнее переходное время получают вид не партий, крупных политических объединений и движений, т.е. публичных образований, а вид групп давления. “Политические партии Казахстана пока еще не стали реальными участниками процесса принятия решений. По уровню институционализации они являются просто партиями, а по механизмам взаимодействия с окружающей средой - ближе к группам давления”, чьи методы - скрытое воздействие на органы власти, столь характерные для родовых отношений, которые были настолько регламентированы и загнаны в рамки генеалогической иерархии племен, что роды лишь опосредованно могли влиять на политические решения представителей власти. Такая же ситуация наблюдается и сейчас, когда авторитарный режим регламентировал все политические процессы.

Но при всей очевидности трайбалистских устремлений казахов термин “трайбализм" часто подвергается критике или же ставится вопрос о некорректности данного термина, как заведомо ввергающего в заблуждение духовное развитие казахского народа. Почему появились такие резкие суждения по поводу трайбализма? Потому что существует мнение, преувеличивающее его роль. Как известно, всякое действие порождает противодействие. Тут можно выбрать некую компромиссную позицию. Это не средний знаменатель, а именно компромисс. Как это выглядит? Начнем с того, что родовое чувство имманентно, т.е. внутренне присуще казахам, иначе не было бы вопросов: “Из какого рода будешь?”. “ Знаешь ли ты свои семь колен?”, которые обычно не остаются без ответа. Так старое поколение тестирует молодое на родовое чувство.

При этом в социальной организации нашего общества нет места такой архаичной структуре, как род, и далеко не все видится человеку через его призму. Потому выгоднее превратить народную концепцию о родовой идентичности в неофициальную символику казахского народа, которая явится его отличительным признаком, а ставшие реальностью рыночные отношения и монетаризация сведут на нет негативные явления родовизма. Так в свое время поступили Англия и Япония, оставив в целости номинально значимые институты королевской власти и дворянства в Англии и императорской власти и патронально-клиентарной системы - в Японии, что принесло им только выгоды.

В Казахстане, как и в России, после обретения независимости начался процесс легального перераспределения, так называемая приватизация, которую большинство людей восприняли как традиционную идею “грабь награбленное”. И если в России постепенно начинают выяснять причины этого и стараются их предотвратить, то у нас приватизация получила характер, если не узаконенного, то полузаконного присвоения богатств. Государству теперь нужно выбрать: допустить продолжение накопления у отдельных лиц контрольного пакета общественных богатств и возвратиться к новому перераспределению или перейти к разумному распределению оставшихся богатств и созданию среднего класса. Зная отношение казахов к земле и низкий, пока, уровень технического оснащения села, вряд ли можно считать предоставление земли каждому казахстанцу существенной попыткой решения этой проблемы, лежащей в плоскости политического сознания.

"Сфера политического сознания, особенно массовой психологии, как известно, трансформируется медленно. Конкретно историческая практика дает нам массу примеров длительного сохранения пережитков традиционного сознания, даже в условиях полностью (а не только полу-) трансформировавшихся экономических отношений. Поэтому один и тот же индивид, в политическом смысле подпадающий под категорию капиталистических отношений, в плане политического сознания и психологии бывает еще в значительной мере традиционным и часто выступает совместно с традиционалистской массой, а иногда и под руководством ортодоксальных представителей архаичных структур, расширяя, таким образом, фактические рамки влияния традиционализма во многих странах современного Востока”. Эта аналитическая выкладка на основе изучения стран Востока, начавших модернизацию ранее, несомненно, может быть применима и к Казахстану.

В нашей стране, как в любом традиционном государстве Востока, любое малейшее изменение в политической системе, в силу его консервативности, вызывает болезненные последствия. Изменение не только государственного устройства политической системы и политических институтов влияет на ход нынешних политических процессов, но и изменившийся национальный состав политической элиты. В этом случае во власть переносится традиционно присущий казахам патернализм, что зачастую не позволяет молодым проявлять политическую инициативу.

Феномен, объяснимый в кочевом обществе, когда выживание племени зависело от опыта, носителями которого было старшее поколение, неприемлем в модернизирующемся обществе. Но и сейчас старшее поколение, боясь активных перемен, само подавляет инициативу молодых: ведь перемены требуют изменений, а это грозит потерей политических позиций. В ответ на это усиливается противодействие, характерное для периода трансформации, выражающееся в том, что, когда к власти приходит молодой руководитель, он, дабы не отягощать себя как ошибками, так и авторитетом старшего поколения, тем или иным способом убирает их. Так в данное время происходит процесс замены политической верхушки, что неизбежно ведет к деградации политической системы в целом, оторванной от опыта предыдущих поколений, поначалу движимой “мускулами” новых идей.

Последняя мысль нуждается в уточнении - ново или характерно для данного времени не само явление отрицания старого. Для нашего общества тоже традиционны новые масштабы этого явления, о чем можно говорить как о “дискретности” , т.е. прерывности в передаче общественной информации об управлении политическим процессом. Это не натяжка, что информация должна быть передана из рук в руки. Политический процесс преемственен и находится в постоянном движении - изменении, его отследить по книгам невозможно, а только под руководством опыта, находясь в самом политическом процессе. Огромное значение проблеме непрерывности поступления информации придают зарубежные политологи.

В обществе с сильной централизованной властью не пропускается определенной направленности информация, что неизбежно и закономерно. Приводит это обычно к тому, что информация передается устно, обычно сверху вниз, т.е. от более информированных слоев к менее информированным. Как правило, к последним оно поступает в сильно искаженном виде. Совокупность таких сведений в сознании человека искажает всю картину политического процесса в целом (речь идет о политической информации), а совокупность неверно информированных субъектов общества порождает нестабильность в обществе.

Так в нижних слоях электората создаются условия для недовольства, которое используется властью для увеличения своих властных полномочий, к новому витку централизации, ведя к еще большей закрытости власти от народа и т.д. Это вводит в заблуждение самих представителей власти на местах. Компания по раскручиванию стратегии развития до 2030 г. явилась таким показателем. Вместо реального обсуждения Программы Президента не умеющие работать с информацией такого уровня руководители превратили данное обсуждение в спектакль по немедленному претворению в жизнь, причем на всех уровнях общества, игнорируя слово “стратегия”. Об этом сообщал и сам Президент в выступлении перед акимами в январе 1998 г.

Как видно, в переходный период перед новыми странами со всей очевидностью встает вопрос о том, что делать с той социально-политической и экономической реальностью, которая складывалась у них испокон веков. Как выяснилось, традиционная система общества зачастую оказывается одним из факторов, способствующих или препятствующих развитию общества, в том числе отвечая за его безопасность.

Разрыв между политическими системой и культурой общества очень опасен, как раз с точки зрения безопасности, так как может привести к дисбалансу в политической системе и в обществе в целом. Как правило, вырисовываются две альтернативные позиции и некий срединный путь к проблеме традиционности, которые можно рассмотреть применительно к нашей теме.

Первая позиция - полное игнорирование традиционности и даже ее намеренное искоренение. По мысли К. Маркса, традиции прошлых поколений - “ужасный груз” для живого, от которого, следуя логике, необходимо избавиться. По этому рецепту действовала партийная элита Советского Союза. Не были оригинальнее и теоретики известной концепции модернизации, предлагавшие любыми способами и в кратчайшие сроки заменить традиционные структуры и сознание развивающихся стран на, как они считали, “продвинутые” западные стандарты.

Эта идея, превратившись в традиционную, до сих пор имеет своих последователей в среде людей, определяющих идеологию государственного развития новых стран, в том числе и постсоветского пространства.

Сторонники данной позиции рано или поздно сталкивались с нарушениями безопасности в любых его проявлениях - от государственной до личной. Разрушение традиционных структур меняло ту целостную систему, которой они придавали устойчивость.

“Уничтожение традиционных институтов и жизненных укладов нередко влекло за собой социальную дезорганизацию, хаос и аномию, рост девиантного поведения и преступности. Дисгармония в экономике и несинхронность изменений в различных подсистемах общества приводили к неэффективным, пустым тратам, причиняли ущерб”.

Весьма показателен в этом смысле опять-таки опыт Ирана, где шах, пытаясь продемонстрировать свою приверженность западным идеалам, преследовал исламских идеологов, выражавших традиционное мнение населения страны. Исламская революция поставила вопрос: стоит ли жертвовать безопасностью отдельной страны, региона и, в конечном счете, всего мира ради сомнительной идеи о необходимости преодоления традиционности во имя достижения современности?

Другой урок, который извлекли из событий в Иране западные ученые-гуманитарии, во многом удививший их: активными участниками революции стали студенты и интеллигенция, получившие светское образование, кого они называли агентами модернизации.

Разгадка этого феномена, на наш взгляд, опять-таки лежит в контексте проблемы обеспечения безопасности традиционного общества. В данном случае мало что зависело от того, к какому слою общества принадлежали восставшие. Вопрос в другом, не было ли это реакцией отторжения обществом режима, который, уничтожая традиционные структуры, вносил в общество дестабилизирующие моменты, отражавшиеся на безопасности каждого жителя страны?

События в Иране произошли, несмотря на то, что сами теоретики модернизации предупреждали о совместимости традиционных и современных элементов в развивающихся обществах. Кроме того можно говорить о возможности использовать традиционное состояние общества в целях реформирования политической и экономической системы и даже о позитивности некоторых традиций, в частности казахского общества. Но реальная жизнь, как известно, далека от научных абстракций, особенно тогда, когда люди сталкиваются с угрозой для жизни - своей и своих потомков.

Вторая позиция в некритическое восприятие традиций данного общества. Один аргумент - общество за время своего существования вырабатывает наиболее адекватные окружающим условиям структуры, уклады, стереотипы и т.д.

Действительно, чем можно объяснить сохранение в казахском обществе родоплеменного уклада вплоть до начала XX в., когда Европа и Америка два века назад Создали демократические институты, призванные защищать безопасность меньшинства? Не функциональной ли эффективностью в данной среде? Другой аргумент - универсальность человеческих законов не более как теоретическая абстракция, появившаяся на основе изыскания сходства различных обществ. Якобы различий никак не меньше, чем сходных черт.

Примером неприятия западных стандартов в ходе своего развития могут служить некоторые африканские страны. Во время холодной войны их лидеры па словах выражали готовность придерживаться идеологических установок того или иного лагеря, однако на деле руководствовались традиционными.

Более того, российский ученый В. Федотова приводит такой пример. На лекции по теории модернизации она задала вопрос одному из африканских студентов, который слушал ее с улыбкой: "В чем причина такого настроения?" Тот ответил: "А мы решили не развиваться". Что можно было понять так: “Мы не стремимся разрушать то, что у нас есть”.

Сохранять безопасность в условиях динамично развивающегося окружения, конечно, можно, полностью сохраняя у себя традиционные структуры, даже не развивая и не модернизируя их. Однако опыт стран, которые решили идти таким путем, оптимизма не добавляет. Частые вооруженные столкновения между родовыми кланами, отсутствие экономического роста, социальная деградация и т.п. - для них привычные элементы жизни.

В условиях, когда опасность разрушения традиционной системы не ощущается, на первый план выступает внутренняя угроза, особенно при ослаблении центрального руководства, состоящего из колониального аппарата.

Но самым, пожалуй, популярным методом модернизации общества является синтез традиционного и современного. Декларируется, что традиция не противоречит современности, а даже дополняет и развивает ее, как это произошло в Японии.

Ломать традиционные структуры неразумно, так как нарушается целостность общества, уменьшается его адаптируемость к условиям внешней среды, и, наконец, население отторгает бурный натиск инноваций, а вместе с ним и существующий режим, в результате -хаос и анархия. Довольно мрачный сценарий, но жизнью доказано, вполне реальный. Законсервировать общество в рамках существующих отношений и структур также чревато многими потерями, о которых мы уже сказали.

Однако соблюсти соразмерность между традиционностью и современностью удается редко, и часто модернизирующиеся общества эту грань переходят, обычно в сторону безудержного принятия западных стандартов. Это "демонстрационный эффект”, когда общество, а точнее элита, занята показом содержательно не подкрепленных инноваций западного толка, начиная от предметов быта, заканчивая западными институтами. Они не могут не вызвать отторжения у традиционного по своей сути населения. Если в результате этого власти идут на полное удовлетворение требований общества, привычного к существованию в рамках консервативного патерналистского общества, вопрос встает о возможности развития вообще.

Из этого следует, что при совмещении традиционного и современного возникает опасность слишком частого перехода от традиции к модернизации, негативно сказывающегося на развитии общества. Одним из основных негативных последствий этого является напряженность в социальных и политических структурах, вызванных неопределенностью политики государства.

В свете этого можно со всей уверенностью утверждать, что основная цель процесса модернизации - сохранение стабильности и безопасности общества при его динамичном развитии - не может быть в полной мере осуществлена ни при одном из упомянутых сценариев модернизации.

В Казахстане, на наш взгляд, необходимо занимать гибкую, но вместе с тем определенную позицию при выработке стратегии изменений в период модернизации. Это невозможно сделать без согласования ее со спецификой общества, в котором происходят изменения. При нарушении данного условия нарастает угроза безопасности общества во всех сферах жизни, особенно в политической.

На каких основаниях можно говорить, что наибольшей угрозе в период модернизации подвергается политическая составляющая общества и на что существенно влияет традиционность общества?

Во-первых, в переходный период сначала отмечается доминирование политики над остальными сферами жизни общества, т.е. первая определяет развитие и функционирование второй. С этим утверждением ныне никто не спорит.

Во-вторых, наиболее концентрированное выражение проблема традиционного и современного получает именно в этой сфере. Политическая элита, будучи замкнутой и внутренне консервативной организацией, несет в себе традиции своего общества, но при этом, по мысли теоретиков модернизации, и в реальной жизни она призвана избавляться от традиции во имя обновления общества. Здесь, как мы видим, возникает противоречие - обновление нужно начинать с себя и со своих методов руководства. Однако годами выверенная политическая практика такова, что изменение ее правил приведет к политической дезорганизации.

Как склонен полагать казахстанский ученый Р. Кадыржанов, несмотря на подавление родоплеменных отношений в советском Казахстане, их влияние на политическую систему было ощутимым. Со снятием идеологических барьеров и ростом национального самосознания традиционные отношения казахского общества с новой силой вторгаются в политическую сферу, хотя это признается несомненным антимодернизаци-онным фактором со стороны Президента.

Тот же автор утверждает, что “с приходом к власти Назарбаева развитие клановых элит вступает в новую фазу” и наблюдается усиление двух взаимосвязанных тенденций - доминирование казахов в политической элите и возрастание кланово-трайбалистского фактора в формировании этой элиты”.

Опасность для политической системы от усиления трайбализма очевидна. Происходит консервация политической элиты в рамках одного или нескольких кланов. Ведь сама его суть в том, что каждый клан ищет пути для достижения политической власти, а все остальные рассматриваются как противники. Создание альянса с другими кланами вовсе не означает отсутствие соперничества.

Как бы то ни было, трайбализм означает, что не все социальные структуры имеют равный доступ к властным ресурсам. Отсутствие притока “свежей крови” из других социальных групп создает опасность поиска последними иных, иногда незаконных способов реализации своих интересов.

Многочисленные примеры нарушения стабильности из-за конкуренции различных групп, построенных по родоплеменному принципу, дают нам африканские страны.

Преувеличивать роль трайбалистского фактора тоже нельзя, так как на современном этапе развития этот фактор значительно кореллирует влияние рыночных отношений, вследствие чего в чистом виде трайбализм себя не проявляет. Он присутствует как один из элементов в других группах интересов.

Но наиболее важным основанием для утверждения о заметном влиянии традиций на политическую систему является то, что возрастает политическая активность и увеличивается поток требований, который идет со стороны традиционно настроенных членов общества, не отошедших еще от традиций патернализма.

Функционально неусовершенствованные политические института не способны адекватно отвечать на них, так как по сути своей остаются традиционными, однако пытаются формально быть похожими на западные, что создает напряжение в политической системе. Все это выливается в стихийные выступления населения, которые наносят ущерб безопасности государства. Сохранение патpoнатно-клиентарных отношений в среде как политической элиты, так и общества в целом служит питательной средой для разного рода нарушений прав человека, в том числе и свободы выбора, которые в приложении к упомянутому феномену являются чистой абстракцией, чего на Западе зачастую не понимают. Это является моментом, сдерживающим демократизацию общества.

Не в последнюю очередь с этим связано закономерное усиление исполнительной власти в ущерб законодательной. Слабость законодательной ветви власти не может способствовать становлению гражданского общества, а значит, трудно рассчитывать на избавление от негативных традиций.

Коррупция, против которой трудно бороться не только законодательными, но и силовыми методами, сильна тем, что она основывается на тех же патронатно-клиентарных отношениях. С глубокой древности подношения власть предержащим не считались взяткой, так как они обязывали человека, получающего их, защищать интересы дарителя. В приложении к современным институтам такие отношения воспринимаются по-иному.

Коррупция, как явление, в рамках нашей темы имеет и другой аспект. Кроме объективных экономических и политических причин, в ее основании есть еще и психологические причины. Кочевник, имея крайне ограниченные возможности для пополнения материальных благ, шел на завоевательные набеги ради их быстрого приобретения. В условиях устойчивости, когда они становились дестабилизирующим фактором и жестко пресекались, появилась барымта, обеспечивающая быстрое обогащение. С вхождением Казахстана в состав России, а затем в СССР это стало невозможным, поэтому все внимание было переключено на использование служебного положения в корыстных целях.

Зачем безудержное обогащение жителям степи? Тут мы сталкиваемся с проблемой, характерной для восточных стран. В условиях, когда человеческая жизнь была полностью подчинена интересам государства, человек представлял ценность как личность, только имея богатство, с помощью которого мог рассчитывать на личную безопасность, так как оно обеспечивало лояльность тех членов общества, которые были в состоянии защитить его интересы.

В степи эта мотивация усиливалась природными факторами. Зависимость от джута - глобального бедствия, когда зимой наступала пора бескормицы, заставляла людей запастись как можно большим количеством скота, руководствуясь принципом “Чем больше наживу, тем больше останется”.

При переносе такого принципа на современную почву коррупция и воровство получают размах, угрожающий безопасности государства. Стоит ли этому удивляться, если, изучая традиционное казахское общество, исследователи отмечают: “Накопление богатства в казахском обществе осуществлялось тремя способами: за счет поборов, войн и грабежей, эксплуатации нищенства. Голодных, готовых на любую работу, было в избытке. Свободный от личной зависимости, рациональный труд стоял вне традиции и морали".

Жесткость оценки оправдана, спорить с ней, значит, спорить с Абаем, знатоком казахского менталитета, который писал: “Люди жаждут богатства. Правда, они не молят его у создателя, ибо знают: всевышний наделил их силой, чтобы трудились, и разумом, чтобы овладевали наукой. Но сила не всегда используется для честного труда, а разум часто растрачивается попусту. Достаточно быть благоразумным, уметь искать и работать без лени, чтобы в доме не иссякал достаток. Но люди хотят богатства и идут на угрозы, хитрость, попрошайничество. И вот повержены честь и человеческое достоинство и добыто желанное богатство”. Конечно, за словами Абая кроется нечто более глубокое, и апеллирует он к народу в целом. Но нас интересует другое, не осталась ли реальная, а не декларативная рыночная политика государства, направленная на элементарное накопительство? Пока это так.

У представителей традиционного общества это не вызывало большого возражения, так как власть предержащие действовали в рамках традиции. А как быть, когда они пытаются внедрить в сознание общества инновации западного капиталистического мировоззрения? Тогда народ, заметив несоответствие между словом и делом, начинает возмущаться, несмотря на то, что агрессия масс долго сдерживается опять-таки их традиционной лояльностью к власти, которая использует ее для поддержания своей легитимности и даже для выправления тяжелой экономической ситуации.

Косвенно это подтверждает тот факт, что с подачи одного из районных маслихатов по стране готова прокатиться и набирает обороты волна сборов ценностей в пользу реформ. Не углубляясь в рассуждения, кем это санкционировано, отметим, что государство до сих пор относится традиционно к еще не сложившемуся гражданскому обществу, инициируя такого рода акции, которые при экстраординарных обстоятельствах (в виде принудительного вовлечения населения в нее) могут стать фактором нарушения политической стабильности в стране.

Данная ситуация напоминает обычай, по которому в казахском обществе при избрании хана, после того как его поднимали на кошме, совет знати расходился, забирая с собой весь скот, принадлежащий ему. “Этот акт назывался хан-талау (буквально: ограбление хана) и означал, что избранный хан ничего собственного не имеет и переходит как бы на содержание народа. В оправдание этого представители родов немедленно пригоняли новое поголовье скота из стад и табунов народа, которое, возможно, значительно превышало количество расхватанного ханского скота”.

Избегая сомнительных исторических аналогий, надо, однако, заметить, что отношение к народу со стороны властей остается традиционным. Политическая элита накопленные не очень законными методами у государства (в роли хана) материальные ресурсы ни отдавать, ни пускать в развитие пока бесперспективной, с точки зрения экономической целесообразности, не хочет, поэтому апеллирует к традиционному чувству поддержки Родины, приводя в рассматриваемом случае ситуацию военной поры. Такое отношение к народу не встречает сейчас какого-либо противодействия, но со временем, когда упорно внедряемые в его сознание стандарты рыночного менталитета дадут о себе знать, старые методы работы вряд ли устроят подавляющее большинство населения.

Склонность власти в удобный для себя момент апеллировать к традиции показала руководитель Центризбиркома 3. Балиева в разговоре с иностранными наблюдателями, заметившими ряд “несоответствий” в избирательном законе страны, которая, в частности, просила не забывать о том, что Казахстан - молодое государство со своими особенностями и традициями”. Это можно прокомментировать так: мы оставляем за собой право принимать избирательный закон, отвечающий духу общества, где он действует, а не тем ценностям, которые имеют наличие в западных странах. Настораживает, что приверженностью традициям можно оправдать любой антидемократический нюанс в законе.

Если суммировать сказанное выше, можно констатировать, что пока традиционность казахстанского общества со всеми его атрибутами - патронатно-клиен-тарными отношениями, трайбализмом, лояльностью к власти и консервативностью - является тем фактором, который сдерживает население от крайних проявлений недовольства в отношении политической системы. Однако этот факт должен вселять больше тревогу, нежели надежду, так как политический котел может взорваться.

Указанные выше явления и многие аналогичные им, проистекающие из-за недостаточного понимания влияния традиционных конструкций мышления на современный политический процесс, будут затруднять ход реформ в Казахстане. Неумение изменить традиции прошлого погребет под собой самые чистые помыслы реформаторов. Закрывая глаза на традицию, мы рискуем потерять самобытность. Особенно если затянется процесс вестернизации и на смену ему не придет реальный процесс модернизации. "Сегодня в странах третьего мира главное состоит в том, чтобы найти путь между открытостью по отношению к мировому рынку (которая необходима, потому что она способствует конкуренции) и защитой личной и коллективной самобытности от девальвации и чуждых идеологических построений". Это означает и то, что в условиях догоняющей модернизации, увлекшись внешне удобными концепциями развития, Казахстан может оказаться в роли периферии мирового интернационального процесса.

В заключение надо отметить, что, как и все общество в целом, политическая культура Казахстана претерпевает серьезные изменения. В первую очередь это связано с обретением независимости и провозглашением демократического пути развития. Начался переход от тоталитарного строя к демократическому. Следствием трансформации общества в политической культуре стала очень медленная эволюция в сторону от тоталитарной системы ценностей. Хотя и декларируемая приверженность демократическим ценностям и модернизация институтов политической системы не означали изменения базового сознания общества, в том числе и политического, однако, справедливости ради, надо отметить, что само появление новых политических институтов вкупе с демократическими ценностями, как и следовало ожидать, ознаменовало собой начало структурного и функционального обновления общества.