Страница - 2

Глава 1. Основы исследования политических систем

1.1 СУЩНОСТЬ СИСТЕМНОГО ПОДХОДА

На рубеже XIX—XX вв. классическая наука столкнулась с кризисом существовавшей исследовательской парадигмы. Механистическое мировоззрение, ядром которого выступала ньютоновская физика, уже не давало адекватного ответа на новые, все более сложные вопросы и проблемы. С другой стороны, рост научных знаний происходил на основе углубления специализации ученых, что вело к утрате общего языка и единых понятий, расширению пропасти между различными отрядами ученых. Наука оказалась перед лицом глобального вызова, на который наиболее удачно попыталась ответить общая теория систем.

Общая теория систем в виде отдельной концепции была сформулирована в 30-е гг. и представлена широкой научной общественности в 50-е гг. XX в. австрийским биологом Л. фон Берталанфи, впоследствии переехавшим в Канаду. Он явился также одним из организаторов, наряду с философом, психологом, социологом А. Рапопортом и экономистом К. Боулдингом, Общества исследований в области общей теории систем (1954 г.) и основателей ежегодника этого общества “General Systems” (1956 г.). В 1959 г. в Кейсовском технологическом институте (г. Кливленд, штат Огайо, США) был создан Центр системных исследований, объединивший отделы исследования операций, вычислительной техники и автоматики. Первоначально этот центр возглавлял известный профессор математики Д. Экман, трагически погибший в автомобильной катастрофе в 1962 г. Однако известность данному центру принесли его работы в бытность руководства им М. Месаровичем, основателем теории иерархических многоуровневых систем.

Впервые альтернативный по отношению к концепции Л. фон Берталанфи вариант общесистемной теории был выдвинут крупнейшим ученым в области исследования операций Р. Акофом. Параллельно с общей теорией систем Н. Винером была основана кибернетика, которая сразу же стала развиваться гигантскими темпами, найдя применение во многих областях человеческой деятельности.

Как отметил известный американский ученый А. Рапопорт, “...теоретико-системное мировоззрение возникло из двух источников: во-первых, из обнаружения непригодности “механизма” в качестве универсальной модели, во-вторых, из тенденции противодействовать делению науки на взаимоизолированные специальности”.

Быстрое развитие системного подхода, его высокая эвристическая ценность и методологическая плодотворность не остались незамеченными и отечественными учеными. В бывшем Советском Союзе в 60-70-е гг. было создано несколько групп и лабораторий в ряде НИИ и вузов, занимавшихся теоретическими и методологическими проблемами системного подхода. К их числу можно отнести группы в Одесском государственном университете, в Институте истории, естествознания и техники АН СССР, в Центральном экономико-математическом институте АН СССР, в Институте философии и права АН Армянской ССР, в Институте кибернетики АН Грузинской ССР, в Институте философии АН Украинской ССР, в Институте философии АН СССР, в некоторых научных учреждениях Москвы, Ленинграда, Новосибирска, Киева и Севастополя.

С 1969 г. издательством “Наука” стал издаваться ежегодник “Системные исследования”, основное участие в подготовке которого первоначально принимал сектор системного исследования науки Института истории, естествознания и техники. Однако первые работы, посвященные собственно системной проблематике, были опубликованы в СССР на рубеже 50-60-х гг. В.И. Кремянским, В.А. Лекторским и В.Н. Садовским.

Широкое распространение понятия “системы” в современной науке и технике (которое, как будет показано ниже, употребляется в различных смыслах) скорее символизирует приверженность определенной группы ученых системному мировоззрению, чем говорит о создании некой “метанауки”. Сложившееся направление можно обозначить аморфным термином “системное движение”, так как оно объединяет представителей различных областей науки и техники и имеет междисциплинарный характер. Методология, которой руководствуются последние, будет называться нами в последующем изложении как “системный подход”.

“Системный анализ” — это один из методов исследования сложноорганизованных объектов, заключающийся в рассмотрении их в качестве целостных образований, обладающих интегративными качествами. При этом системный анализ является только первым шагом в применении системной методологии, поскольку многими учеными незаслуженно забывается “системный синтез”. Беда современной науки заключается в том, что разобрав в процессе анализа систему на элементы, исследователь затем “забывает” ее собрать воедино, синтезировать обратно. Зачастую дело ограничивается простым сложением частей в целое, хотя подобное механистическое отношение совершенно не отражает сути системных объектов, которые представляют собой не сумму частей, а новое качественное образование.

Быстрое развитие системного движения кардинально отразилось на состоянии научного познания. Не сложно заметить, что вторая половина XX в. ознаменовалась триумфальным шествием системных идей, вытеснивших из области методологии передовых научных исследований механистическое мировоззрение.

Банкротство механицизма в столкновении с новыми вопросами, ставившимися при развитии биологии, социальных наук и современной физики (являвшейся до этого бастионом механистического мировоззрения) и не находившими адекватных ответов, поставило на повестку дня развитие новых принципов научного познания, ориентирующихся на целостность и сложность исследуемых объектов.

Другой методологической предпосылкой формирования и становления системного подхода явилась попытка преодоления элементаризма, явно или неявно исповедовавшегося предшествующей наукой. Элементаризм исходил из постулата об онтологической данности “последних” элементарных “кирпичиков” любого объекта, порождая соответствующее представление о структуре мироздания и жестко детерминируя направление научного исследования. Отсюда следовало, что “...проблема исследования сложных объектов выступала как проблема сведения сложного к простому, целого к части, и если исследователь не знал исходного атома, простого элемента, то это рассматривалось лишь как признак слабости, неразвитости познания.

В противоположность этому концепция целостности настаивала на несводимости сложного к простому, целого к части, на наличии у целостного объекта таких свойств и качеств, которые никак не могут быть присущи его частям и природу которых нередко пытались отыскивать за пределами разумного.

Живучесть элементаристского подхода объясняется несколькими причинами. Во-первых, это самый простой путь исследования неизвестных объектов, так как вполне естественно и логично стремление субъекта разложить этот объект на составляющие для изучения каждой из них в отдельности с тем, чтобы затем именно на этой основе приступить к синтезу, к выявлению законов связи, составляющих из элементов целое. Поэтому не случайно, что аналитико-синтетический способ исследования долгое время считался абсолютным и универсальным способом научного познания.

Во-вторых, элементаризм позволяет находить единое основание у различных объектов, как например, открытие законов механики стимулировало развитие всех наук Нового времени.

В-третьих, элементаризму достаточно сильно соответствует сама логика мышления, берущая начало от античной традиции и основанная на аристотелевской схеме родо-видовых отношений.

Наконец, в-четвертых, элементаризм остается эффективным методологическим средством, на основе которого все еще продолжают совершаться научные ОТКРЫТИЯ.

Однако, несмотря на недостатки элементаристского подхода, все же представляется преждевременным отказывать ему в сохранении эвристической ценности. Поэтому думается, что еще длительное время дихотомия элементаризма и целостности будет определять направление развития научного познания.

Проблема больше заключается в том, что стратегию научного поиска составляет лишь анализ, в котором зачастую не находится место синтезу. Как пишет У. Росс Эшби, “Разделяй на части и изучай их в отдельности” — этим правилом настолько широко пользовались, что появилась угроза превращения его в догму; более того, это правило часто рассматривали как оселок, на котором оттачивался подлинно научный подход”.

Следующей предпосылкой появления системного подхода стало возникшее в процессе критики механицизма расширение научных представлений о причинности. Исходя из того, что основой механистического мировоззрения является принцип однозначного детерминизма, при котором каждая причина с непременной необходимостью порождает единственное следствие, познание двигалось строго в рамках дихотомии “необходимость — случайность”. Образцом реализации данной логики мышления была классическая механика. Нетрудно догадаться, что столь прямолинейный, однозначно детерминистский подход не мог дать удовлетворительного ответа на поставленные вопросы при исследовании биологической, психологической и социальной реальностей. В результате данные науки страдали методологической неполноценностью.

Наибольшее влияние на разрушение механистического мировоззрения оказало создание статистической физики и теории относительности. Введение первой из них в научный оборот вероятностного принципа объяснения позволило доказать на примере относительно простой системы множества молекул газа в изолированном сосуде более высокую эвристическую ценность и точность вероятностного подхода по сравнению с принципом однозначной каузальности. Теория относительности же, по сути, явилась прямым вызовом механистической картине мира, так как опровергала все ее постулаты.

Распространение вышеназванных и других (органицизм в биологии, гештальтизм в психологии, структурализм в языкознании и этнографии и др.), подобных им, принципов подхода к объекту исследования постепенно привело к тому, что наряду с причинно-следственными связями наукой были признаны и другие их виды: функциональные, корреляционные, связи развития и др.

Изменение интеллектуального климата в науке явилось одной из основных предпосылок институционализации системного движения.

Кроме того, актуальность возникновения системного подхода усиливалась мотивами унификации научного знания, создания концептуальных схем, способных облегчить взаимопонимание между представителями различных наук, избежать дублирования теоретической работы, повысить эффективность научных исследований.

Вдохновляемый изложенными причинами, основатель общей теории систем первоначально провозгласил, что произошло создание метанауки. Однако в процессе развития системного подхода, подключения к системному движению все большего количества ученых из различных отраслей науки произошло уточнение его статуса в качестве междисциплинарной теории, что было впоследствии недвусмысленно признано самим Л. фон Берталанфи. Видимо, претензии на всеохватность новой науки оказались несколько завышенными и корректнее было бы говорить о системном подходе, во-первых, как об одной из наиболее эффективных методологий исследования, во-вторых, как о теории среднего уровня.

Что же представляет из себя понятие “системы”?

Здесь насчитывается множество дефиниций, количество которых не поддается точному учету, поэтому целесообразнее выглядит вычленение основных подходов к определению системы. Необходимо сразу же отметить, что в науке до сих пор не выработано единой позиции, общепринятой дефиниции, устраивавшей бы всех сторонников системного подхода.

Поэтому можно согласиться с И В. Блаубергом и Э.Г. Юдиным, которые считают, что “...с методологической точки зрения перспективным представляется ... содержательный путь определения значения понятия системы через взаимосвязанную последовательность признаков, когда добавление каждого нового признака все более ограничивает класс объектов, подпадающих под определение, но вместе с тем остающиеся объекты получают все более развернутую содержательную характеристику”. Подобный путь достаточно распространен в научной литературе и следует отметить его плодотворность.

Часть дефиниций системы являются настолько абстрактными, что теряют всякую операциональность, охватывая практически все явления. К ним относятся высказывания P. Л. Акофа (“Систему можно определить как любую сущность, концептуальную или физическую, которая состоит из взаимозависимых частей”), а также

А.Д Холла и Р.Е. Фейджина (“Система — это множество объектов вместе с отношениями (relationship) между объектами и между их атрибутами (свойствами)”).

Определение Л. фон Берталанфи делает акцент на взаимообусловленности характеристик части и целого: “Система — это комплекс взаимосвязанных элементов, так связанных между собой, что если изменить один элемент, то изменится остальное тоже и, следовательно, изменится вся совокупность”. На наш взгляд, ценность данного определения (помимо того, что оно является классическим) заключается в том, что здесь выделяются категории связи, целостности, взаимозависимости элементов и системы, а также вводится критерий включенности элемента в систему.

Следующая группа дефиниций вводит дополнительный критерий целенаправленности поведения системных объектов. Так, в словаре Вебстера дается несколько определений системы:

“1. Сложное единство, сформулированное многими, как правило, различными факторами И имеющее общий план или служащее для достижения общей цели.

2. Собрание или соединение объектов, объединенных регулярным взаимодействием или взаимозаменяемостью.

3. Упорядоченно действующая целостность, тотальность”.

А. Рапопорт считает, что “система — это не просто совокупность (totality) единиц (частиц, индивидов), когда каждая единица управляется законами причинной связи, действующей На нее, а совокупность отношений между этими единицами”. Далее он пишет: “Система с математической точки зрения — это некоторая часть мира, которую в любое данное время можно описать, приписав конфетные значения некоторому множеству переменных. Система тем более организованна, чем больше у нее Возможностей противодействовать возмущениям относительно “достижения выбранной цели”. Фразу в кавычках следует понимать метафорически. Никакого сознательного стремления к целям системе приписывать не стоит. “Цель” в общем смысле — это просто Некоторое конечное состояние, к которому стремится система в силу своей структурной организации”.

Достаточно распространены в литературе кибернетические подходы к пониманию системы. К ним можно отнести цитируемые А.И. Уемовым мнения М. Дреника (“Система в современном языке есть устройство, которое принимает один или более входов и генерирует один или более выходов”) и Р. Кершнера (“Система — собрание сущностей или вещей, одушевленных или неодушевленных, которое воспринимает некоторые входы и действует согласно им для производства некоторых выходов, преследуя при этом цель максимизации определенных функций входов и выходов”). Слабость этих определений заключается в сложности их применения к закрытым системам.

Часть авторов вводит большое количество дополнительных критериев в свои дефиниции. Так, академик В. И. Вернадский считает: “Система — совокупность взаимодействующих разных функциональных единиц (биологических, человеческих, машинных, информационных, естественных), связанная со средой и служащая достижению некоторой общей цели путем действия над материалами, энергией, биологическими явлениями и управления ими”. К этому же классу определений, использующих жесткие ограничения, относятся дефиниции академика П.К. Анохина, Л .A. Блю-менфельда, В.Н. Садовского, Э.Г. Юдина.

“Системой можно назвать только такой комплекс избирательно вовлеченных компонентов, у которых взаимодействие и взаимоотношение приобретают характер взаимосодействия компонентов на получение фокусированного полезного результата” — пишет П.К. Анохин.

Некоторые ученые считают данный подход несостоятельным. Например, О.Ф. Шабров выделяет системы эволюционные, возникающие естественным путем, и креационные, искусственные, имеющие создателя. Он утверждает, что определение П.К. Анохина справедливо только в отношении креационных систем, создающихся с определенными целями, имеющими некоторое назначение, сущностью которых является установка “на получение фокусированного полезного результата”. Применительно же к эволюционным системам “функционально-прагматический подход вряд ли применим. Для них определение системного качества через понятие сущности (заключающееся в интегративности — М. М.) представляется единственно конструктивным”.

Предварительно сам О. Ф. Шабров, “...следуя общепринятой традиции и чтобы не лишать оппонентов пищи для критики”, дает собственную дефиницию: “Будем называть системой совокупность элементов, соединенных отношениями, порождающими интегративное, или системное, качество, отграничивающее данную совокупность от среды, и приобщающими к этому качеству каждый из ее компонентов”.

Диаметрально противоположную точку зрения занимает В. А. Карташев, посвятивший свое монографическое исследование “памяти выдающегося ученого, лауреата Ленинской премии, академика Петра Кузьмича Анохина”. Он считает определение П. К. Анохина наиболее адекватным из всего множества дефиниций и сетует на то, что статья, из которой оно взято, являясь “...одной из выдающихся работ в “системном движении”, осталась в стороне от внимания основной массы ученых, занятых системной проблематикой, несмотря на то, что по уровню анализа систем, по безукоризненной объективности критики существующего состояния, конструктивности предлагаемых путей разрешения проблем она и по настоящее время не имеет себе равных. Однако, напечатанная в узкоспециализированном журнале, она так и осталась на долгое время достоянием узкого круга специалистов, далеких от специальных вопросов “системного движения”, как впрочем, и большинство его работ”. Далее автор подробно анализирует “три новинки академика Анохина”, разъясняя суть его концепции функциональной системы.

Оставим подробное сопоставление доводов О.Ф. Шаброва и В.А. Карташева, тем более что в своих монографиях прямой дискуссии друг с другом они не ведут. Вернемся лишь к процитированному выше высказыванию А. Рапопорта: “Система тем более организованна, чем больше у нее возможностей противодействовать возмущениям относительно “достижения выбранной цели”. Фразу в кавычках следует понимать метафорически. Никакого сознательного стремления к целям системе приписывать не стоит. “Цель” в общем смысле — это просто некоторое конечное состояние, к которому стремится система в силу своей структурной организации”.

Отсюда можно сделать выводы: во-первых, о буквальном понимании О.Ф. Шабровым категории “стремления системы к цели”, или “установки на получение фокусированного полезного результата”; во-вторых, об отсутствии в большинстве дефиниций дифференциации по степени организованности систем. С другой стороны, раз речь идет об общем определении всех систем, то подход П. К. Анохина является вполне адекватным.

Л. А. Блюменфельд продолжает направление тех ученых, которые выдвигают жесткие критерии к системам, признавая наличие качества системности только при выполнении четырех условий: “Системой называется совокупность любым способом выделенных из остального мира реальных или воображаемых элементов. Эта совокупность является системой, если; 1) заданы связи, существующие между элементами; 2) каждый из элементов внутри себя считается неделимым; 3) с миром вне системы система взаимодействует как целое; 4) при эволюции во времени совокупность будет считаться одной системой, если между ее элементами в разные моменты времени можно провести однозначное соответствие”. Здесь настораживает условие № 2, являющееся отголоском элементаристского подхода, когда от исследователя требуется разложить объект до “первокирпичиков”, что приходит в противоречие с принципом бесконечности материи в пространстве. Если следовать этой логике, то существует только единственная система, элементы которой внутренне неделимы, так как они, в свою очередь, уже не могут иметь подсистем и сами быть системами. Однако ценность данной дефиниции придает, на наш взгляд, вычленение условия № 3.

Отмеченное противоречие преодолевается в определении В. Н. Садовского и Э.Г. Юдина, которые также выделяют четыре критерия: "1) система представляет собой целостный комплекс взаимосвязанных элементов; 2) она образует особое единство со средой; 3) как правило, любая исследуемая система представляет собой элемент системы более высокого порядка; 4) элементы любой исследуемой системы в свою очередь обычно выступают как системы более низкого порядка".

На наш взгляд, это одна из наиболее удачных дефиниций системы, позволяющая значительно продвинуться в направлении повышения операциональности данной категории. Здесь сложно согласиться с А. И. Уемовым, который считает подобную точку зрения лишенной смысла и критикует ее по следующим направлениям: “В этом определении второй признак излишен, так как любой предмет образует особое единство с окружающей средой. Что касается третьего и четвертого, то они не могут быть включены в определение, поскольку, как признают сами авторы, это не общие признаки всех системна лишь “обычно” встречающиеся”. В отношении первого признака А.И. Уемов пишет, что он отражает выделяемый большинством исследователей систем критерий целостного единства взаимосвязанных элементов.

Далее последний дает свое “определение системы как множества объектов, на котором реализуется определенное отношение с фиксированными свойствами. Двойственным ему будет определение системы как множества объектов, которые обладают заранее определенными свойствами с фиксированными между ними отношениями”. Или другая его дефиниция: “Системой будет являться любой объект, в котором имеет место какое-то отношение, обладающее некоторым заранее определенным свойством”.

Попытаемся предварительно подытожить сказанное, привести мнения к общему знаменателю, насколько это вообще возможно. Недостатком наиболее абстрактных определений является то, что они не позволяют отличать системы от своей противоположности. В этом плане представляет интерес вычленение двух диаметрально противоположных точек зрения.

Первая из них четко выражена В. А. Карташевым, приходящим в процессе лексического анализа понятия системы к следующему выводу: “...Наряду с отсутствием синонимов, оно не имеет в языке и прямо выраженных антонимов. Причем, если антонимия и имеет место, то она выражается в простом противоположении “система—несистема”, но не имеет основного лексического противопоставления, выраженного различными корнями, такого как “правда—ложь", “день-ночь", "жизнь—смерть", чем, собственно, и является антоним”.

Вторая точка зрения, поддерживаемая нами, предельно ясно сформулирована А.И. Уемовым. Ее мы приведем достаточно расширенно: “Некоторые полагают, что противоположным по отношению к “системе” понятием является понятие “среда”. Действительно, любая система существует в некоторой среде. Однако противоположность “системы” и “среды” — это отношение между объектами, а не понятиями. Среда противостоит системе не как нечто, отличное от системы, а как иная система.

Понятием же, противоположным “системе”, является понятие “не-система”. Тот факт, что в русском языке нет позитивного термина для обозначения этого понятия, затушевывает его, по не может служить аргументом против его существования. “Не-система” — контрадикторная противоположность “системе”. Для обозначения контрарной противоположности служит термин “хаос”.

В этом контексте удивительно, что вышеприведенная дефиниция системы А.И. Уемова также, как и большинства других авторов, не лишена следующего недостатка, отмеченного им в отношений определений своих коллег: “Они слишком широки, не дают возможности отличить систему от ее противоположности — не-системы. В таком случае утверждение о системном характере того или иного объекта лишено информационного значения”.

Внимательное изучение научной литературы по системному подходу позволяет говорить о том, что проблема разграничения “системы” и “не-системы”, к сожалению, не нашла общепризнанного разрешения.

Проиллюстрируем это простым примером. Допустим, мы имеем квартиру, в которой совершено ограбление. Преступник в поиске ценностей перерыл всю квартиру, оставив после себя соответствующую картину. Является ли этот “порядок” системой для хозяев квартиры? Видимо, в этом случае больше подходит термин “хаос”. С другой стороны, для высокопрофессионального следователя подобный хаос может являться системой, потому что на основе внимательного изучения воздействия преступника на вещи он может определить “почерк” последнего и приблизиться к его идентификации.

Дело в том, что хозяева вполне справедливо видят только расположение вещей в квартире, представляющее, с их точки зрения, хаос по сравнению с прежней диспозицией. В то же время в функции следователя входит изучение системы воздействия “преступника -квартира”. В этом случае объект обретает свойство системности. Мы понимаем примитивность данного примера, однако он позволяет показать парадокс “мета-исследователя”, позволяющий несколько смягчить сожаление от слабой дефинированности понятий в паре “система” - “не-система”.

По всей вероятности, при рассмотрении систем всегда необходимо иметь ввиду два момента. Во-первых, понятие системы является мощным методологическим средством познания действительности, эффективной теоретической конструкцией. Во-вторых, это реально существующее свойство некоторых объектов, родственное категориям "целостность", “интегральность”. Эти моменты являются не взаимоисключающими, а взаимодополняющими в понимании столь сложной категории, как “система”.

Таким образом, попытаемся дать свое определение. Система — это теоретическая конструкция и реально существующее свойство некоторого класса объектов, характеризуемое следующими признаками:

1) система отличается целостностью, взаимозависимостью элементов (подсистем), приводящей к появлению интегративного качества;

2) система выделяется на фоне окружающей среды;

3) в коммуникации с окружающей средой система ведет себя Как целое;

4) при изменении одного из элементов (подсистем) меняется качество всей системы.

Основатель общей теории систем Л. фон Берталанфи видел силу системного подхода в его междисциплинарном характере. Он писал: "Если вы внимательно просмотрите ежегодники Общества исследований в области общей теории систем, вы легко обнаружите следующее немаловажное обстоятельство: сходные и даже тождественные по своей структуре рассуждения применяются к явлениям самых различных видов и уровней - от сетей химических реакций в клетке до популяций животных, от электротехники до социальных наук... Более того, во многих случаях имеется формальное соответствие, или изоморфизм, общих принципов и даже специальных законов. Одно и то же математическое описание может применяться к самым различным явлениям. Из этого, в частности, вытекает, что общая теория систем, помимо всего прочего, облегчает также научные открытия: ряд принципов может быть перенесен из одной области в другую без необходимости дублирования работы, как это часто происходило в науке прошлого”.

Изоморфизм и гомоморфизм, как понятия, характеризующие соответствие между структурами объектов, играют большую роль в теории познания, кибернетике, теории систем, математической логике, физике, химии и др. науках. “Две системы, рассматриваемые отвлеченно от природы составляющих их элементов, являются изоморфными друг другу, если каждому элементу первой системы соответствует лишь один элемент второй и каждой связи в одной системе соответствует связь в другой, и обратно. Такое взаимооднозначное соответствие называется изоморфизм. Гомоморфизм отличается от изоморфизма тем, что соответствие объектов (систем) однозначно лишь в одну сторону”, — данное толкование мы можем почерпнуть из Философского словаря.

Конечно, принципы изоморфизма и гомоморфизма не исчерпывают перечень всех выводов по аналогии, тем не менее нельзя не согласиться с А. Рапопортом, который писал: “Всякое теоретическое мышление действительно основано на аналогиях’’, Поэтому использование данных методов исследования оказалось весьма плодотворным в системном подходе.

Постараемся разобраться в других системных понятиях. Выше мы уже отмечали, что на понятийном уровне антонимом категории “система” является “не-система”, или состояние хаоса, а на объектном уровне — понятие “окружающей среды”, Что же представляет из себя данная категория? Как отмечают А.Д. Холл и Р.Е. Фейджин, “для данной системы окружающая среда есть совокупность всех объектов, изменение свойств которых влияет на систему, а также тех объектов, чьи свойства меняются в результате поведения системы”. Авторы данной дефиниции сами признают некоторую ее логическую уязвимость, так как она не отвечает на вопрос: не является ли объект частью системы, если он взаимодействует с ней указанным образом? Ведь, действительно, можно говорить об операциональности данного определения при исследовании механического и термодинамического миров, но при столкновении с биологической или социальной реальностью рассечение ее на систему и окружающую среду представляет фундаментальную трудность, не всегда находящую адекватное решение. К сожалению, указанная проблема не имеет общепризнанного ответа в специальной литературе.

С разграничением пределов системы и окружающей среды тесно связано выделение термина “подсистема”. С точки зрения кибернетики, подсистема - это “совокупность элементов, объединенных единым процессом функционирования, которые при взаимодействии реализуют определенную операцию, необходимую для достижения цели системой в целом”. В вышеприведенном определении системы В.Н. Садовского и Э. Г. Юдина отмечается, что она образует особое единство со средой; любая исследуемая система представляет собой элемент системы более высокого порядка (т.е. гиперсистемы); элементы любой исследуемой системы в свою очередь выступают как системы более низкого порядка (т.е. подсистемы). Добавим, что составляющие элементы одной подсистемы являются одновременно частью окружающей среды другой подсистемы. И наоборот, не исключен такой вариант, когда окружающая среда данной системы будет являться, наряду с последней, одновременно подсистемой гиперсистемы более высокого порядка.

Коммуникация системы и окружающей среды происходит посредством “входов” и “выходов”: через “вход” в систему поступают энергия, вещество или информация, а через выход — выводятся в окружающую среду переработанные энергия, вещество или информация. При этом информация понимается в кибернетическом смысле, как “обозначение содержания, полученного из внешнего мира в процессе нашего приспособления к нему и приспосабливания к нему наших чувств. Процесс получения и использования информации является процессом нашего приспособления к случайностям внешней среды и нашей жизнедеятельности в этой среде”.

В природе встречаются системы, изучение которых представляется весьма сложной задачей в силу принципиальной невозможности для исследователя заглянуть внутрь их. В этой случае эффективным может оказаться применение исследовательского принципа “черного ящика”, родившегося в электротехнике, но затем охватившего практически все области научного познания. В электротехнической постановке суть метода заключается в следующем: исследователь, манипулируя по своему желанию входами и проводя любые наблюдения над выходами, должен сделать вывод о том, что находится внутри ящика. Такой подход открывает широкие возможности для “изучения систем, устройство которых либо неизвестно, либо слишком сложно для того, чтобы можно было по свойствам составных частей этих систем и структуре связей между ними сделать вывод об их поведении”. Противоположностью “черного ящика” является “белый ящик” — объект, внутренняя структура и функциональные связи элементов которого нам полностью известны.

Со степенью функциональности “входов” и “выходов” тесно связана разработанная Л. фон Берталанфи концепция “открытых и закрытых систем”. Главным критерием разграничения здесь служит открытость входов системы для поступления извне вещества (энергии, информации) и выходов — для вывода в окружающую среду продуктов, переработанных системой. Соответственно, в случае беспрепятственной коммуникации системы и окружающей среды мы имеем дело с открытой системой, а при отсутствии или закупоренности входов и выходов — с закрытой. Открытая система становится закрытой, если прекращается поступление в нее или выход из нее вещества (энергии, информации).

По мнению Л. фон Берталанфи, различие открытых и закрытых систем заключается в наличии либо отсутствии принципа эквифиналыюсти: “При соответствующих условиях открытая система достигает состояния подвижного равновесия, в котором ее структура остается постоянной, но в противоположность обычному равновесию это постоянство сохраняется в процессе непрерывного обмена и движения составляющего ее вещества. Подвижное равновесие открытых систем характеризуется принципом эквифиналыюсти, то есть в отличие от состояний равновесия в закрытых системах, полностью детерминированных начальными условиями, открытая система может достигать не зависящего от времени состояния, которое не зависит от ее исходных условий и определяется исключительно параметрами системы”.

Более того, Л. фон Берталанфи доказал, что в открытых системах не действует второе начало термодинамики. Данный закон тесно связан с понятием энтропии, введенным в науку Р. Клаузиусом и являющимся ныне одной из основных категорий классической физики. Энтропия выражает способность энергии к превращениям: чем больше энтропия системы, тем меньше заключенная в ней энергия способна к превращениям. Второе начало термодинамики формулируется также, как закон возрастания энтропии, и говорит о том, что в замкнутой системе энтропия не может убывать. Достижение максимума энтропии означает наступление равновесного состояния, при котором вся энергия уже превратилась в теплоту и поэтому далее невозможны никакие энергетические превращения.

Иными словами, в соответствии со вторым началом термодинамики, в закрытых системах ход событий принимает направление элиминирования различий и достижения максимальной неупорядоченности, или хаоса. Понятием, противоположным энтропии, является не-гэнтропия, ввод которой (в виде энергии, вещества, информации) предотвращает гибель системы.

Фундаментальным для современной науки явилось открытие Основателем кибернетики Н. Винером и первооткрывателем математической теории связи К. Шенноном принципа “количества информации”. Он определяется как “мера величины информации, содержащейся в одной случайной величине относительно другой”, или как “величина, обратно пропорциональная степени вероятности того события, о котором идет речь в сообщении. Чем более вероятно событие, тем меньше информации несет сообщение о его наступлении, и наоборот”.

Итак, “количество информации” отражает состояние, связанное со средним (ожидаемым) количеством возможных состояний, требующихся для угадывания истинного состояния из всех возможных вариантов. Допустим, для угадывания произвольно выбранного числа от единицы до миллиона требуется в среднем двадцать испытаний, а для той же операции поиска числа в интервале от единицы до ста требуется семь испытаний, если воспользоваться методом исключения половины оставшейся части. Следовательно, в первом случае речь идет о большем количестве информации.

Проиллюстрируем для ясности это понятие примером, приводимым одним из пионеров системного подхода, философом, социологом и психологом А. Рапопортом.

В новой колоде игральных карт существует определенный порядок расположения, благодаря которому можно безошибочно назвать карту, следующую за любой из них. То есть знание выбранной карты дает информацию о той карте, которая за ней следует. После неоднократной перетасовки колоды путем повторных снятий карт можно еще достаточно долго правильно отгадывать, какая из карт следует за выбранной. Однако по мере дальнейшей перетасовки вероятность правильного ответа будет все меньше, пока она не станет вовсе случайной. Таким образом, вся информация, даваемая данной картой о последующей, окажется полностью искаженной, т.е, количество информации станет близким или равным нулю. Колода от упорядоченного (детерминированного) состояния переходит в хаотическое (вероятностное). В данном случае уже невозможно изменить этот процесс непрерывной перетасовкой карт, так как первоначальный порядок все равно не будет восстановлен.

Величайшая заслуга Н. Винера заключается в том, что он математически доказал наличие формальной идентичности Между энтропией и количеством информации: увеличение энтропии можно рассматривать как “разрушение информации”, и, наоборот, информацию можно использовать для уменьшения энтропии. В этом смысле вышеприведенный пример с колодой карт может служить наглядной моделью действия второго начала термодинамики в закрытых системах, характеризующегося усилением энтропийных процессов.

Однако существует теоретическая возможность “насыщения информацией” колоды и возврата ее к первоначальному упорядоченному состоянию. Для этого необходимо проделать те же операции с картами, которые были совершены до этого, только с точностью до наоборот: если карта передвинулась вперед на одно положение, то ее надо сдвинуть назад на столько же и т.д. В конце концов мы вернемся к первоначальному порядку в колоде. Отсюда следует, что подобное вмешательство может вести к отмене действия второго начала.

Руководствуясь данными соображениями, известный физик К. Максвелл сформулировал интересную гипотезу о возможности остановки энтропийных процессов даже в закрытых системах, что привело в смятение многих ученых. Если существо с чрезвычайно острым восприятием и быстрой реакцией (“демон Максвелла”) смогло бы отслеживать движение каждой единичной молекулы и пропускать в одну дверцу резервуара с газом только быстро движущиеся молекулы, а в другую — только медленно движущиеся, то этому “демону” было бы под силу остановить процесс возрастания энтропии и увеличения беспорядка даже в изолированной системе.

Однако в аргументации К. Максвелла позже были найдены существенные ошибки. Во-первых, при расчете общего изменения энтропии не были учтены процессы, происходящие в самом “демоне”. Как показали Л. Сциллард и Л. Бриллюэн, уменьшение энтропии, вызванное вмешательством “демона”, более чем компенсируется увеличением энтропии внутри него самого, т.е. он сам, в первую очередь, подвержен разрушительным процессам. Во-вторых, если вмешивается “демон”, не входящий в данную систему, то она уже не является закрытой и второе начало термодинамики к ней неприменимо.

Важнейшими понятиями системного подхода и кибернетики являются модели гомеостазиса и обратной связи. В применении к биологическим явлениям чаще употребляется термин “гомеостазис”, который в первоначальном своем значении (по трактовке У. Кэннона) Означал “совокупность органических регуляций для поддержания устойчивого состояния организма”. Простейшим его Примером является гомеотермия, т.е. поддержание постоянной температуры тела у теплокровных животных При изменении погодных условий. Вторая, более расширенная трактовка гомеостазиса Отождествляет его с органической регуляцией и адаптацией вообще - “тип динамического равновесия, характерный для сложных саморегулирующихся систем и состоящий в поддержании существенно важных Для сохранения системы параметров в допустимых пределах”. При превышении критических порогов этих параметров включаются механизмы саморегуляций, которые на основе действия принципа обратной связи пытаются вернуть систему к нарушенному Состоянию равновесия;

Термин “обратная связь” имеет более широкое распространение в кибернетике, являющейся наукой об управлении, получений, передаче и преобразовании информаций и исследующей главным образом целенаправленные системы. Самим Н. Винером обратная связь определяется как “свойство, позволяющее регулировать будущее поведение прошлым выполнением приказов”, или как “метод управления системой путем включения в нее результатов предшествующего выполнения ею своих задач”.

Иными словами, обратная связь — это воздействие выходов некоторой системы на ее входы, выражающееся во влиянии результатов функционирования данной системы на характер ее деятельности.

В отличие от прямой связи, являющейся передачей информации от управляющего субъекта к управляемому объекту, обратная связь выполняет функцию информирования субъекта о результатах выполнения команд и служит средством корректировки деятельности управляющей подсистемы, стабилизации функциональных параметров всей системы. Образуя замкнутый круг циркуляции информации, прямая и обратная связь способствуют более эффективному достижению целей системой.

Для кибернетики характерно то, что она уделяет очень большое внимание роли и месту обратной связи в самосохранении системы, предотвращении дезорганизации и противостоянии увеличению энтропии путем адекватного информирования субъекта о последствиях его действий: “Управление машиной на основе действительного выполнения ею приказов, а не ожидаемого их выполнения, называется обратной связью и включает в себя чувствительные элементы, которые приводятся в движение моторными элементами и которые выполняют функцию предупреждающих сигнальных приспособлений, или мониторов, то есть устройств, показывающих выполнение приказов. Функция этих механизмов состоит в управлении механической тенденцией к дезорганизации, иначе говоря, в том, чтобы вызывать временную и местную перемену обычного направления энтропии”.

По мнению известного российского математика, академика В. Арнольда, “управление без обратной связи всегда приводит к катастрофам”. Можно выразиться категоричнее: без обратной связи даже нельзя говорить об управлении.

Существуют различные классификации обратной связи. В зависимости от направленности действия выделяют отрицательную обратную связь, действующую в сторону уменьшения отклонения системы от первоначального состояния, и положительную обратную связь, увеличивающую отход от начальных параметров функционирования системы. По критерию характера связи различают непрерывную и дискретную, статическую (жесткую) и динамическую (гибкую), а также линейную и нелинейную обратную связь.

Если считать, что обратная связь служит согласованию целей и результатов функционирования системы, то следует согласиться с О. Шабровым в его подходе к дефилированию отрицательной и положительной обратной связей. Под первой он подразумевает такое “обратное воздействие на управляющую подсистему, которое корректирует ее поведение в сторону ослабления факторов рассогласования”, обеспечивающих “сохранение параметров системы в заданных пределах, ее гомеостазис”. В отличие от отрицательной, “положительная обратная связь — это такое обратное воздействие на управляющую подсистему, которое корректирует поведение последней в сторону усиления факторов рассогласования”, результатом чего становится усиление отклонения, нарастающее либо до саморазрушения системы, либо до включения Механизмов отрицательной обратной связи.

Отсюда видно, что жизнеспособность системы зависит от соотношения отрицательной и положительной обратной связей. Если первая направлена на поддержание гомеостазиса, то вторая — на дестабилизацию равновесного состояния и несет негативную нагрузку, поэтому названия “положительная” и “обратная” не должны вводить в заблуждение исследователей систем. Необходимо не забывать также, что отношения прямой и обратной связи могут существовать не только между системой и окружающей средой, но и между подсистемами.

В соответствии с принципом эквифиналыюсти, открытые системы стремятся к достижению равновесия, определяемому только параметрами системы и не зависящему от стартовых условий. Выделяются несколько типов равновесия. Если после небольших отклонений от равновесного состояния система возвращается к исходному положению, то можно говорить о стабильном равновесии. Если же первоначально небольшие отклонения преимущественно возрастают и система все дальше уходит от состояния равновесия, то такое равновесное состояние является нестабильным (неустойчивым).

Некоторые сторонники системного подхода уделяют столь большое внимание категории стабильности, что считают ее основным системным качеством. В частности, М.И. Сетров дефинирует систему как “комплекс компонентов, рассмотренный со стороны его стабильности”, который образуется на основе связей между подсистемами. Он считает главным критерием классификации устойчивости систем характер связи между ее подсистемами: “Если подсистемы связаны прямой связью, то образуемая ими система оказывается ультрастабильной и называется статической. При наличии между подсистемами обратной связи система оказывается динамической, т.е. ее подсистемы (или элементы) способны менять положение друг относительно друга и сами способны к изменению. Динамическая система при наличии положительной обратной связи между подсистемами и элементами оказывается способной к развитию”.

Представляется, что здесь произошла некоторая подмена понятий. Вряд ли в первом случае можно говорить об ультрастабильной системе, так как отсутствие обратной связи между подсистемами неизбежно ведет ее к катастрофе, о чем говорил академик В.И. Арнольд. Скорее, следует вести речь об иерархической системе с однонаправленностью управляющих сигналов сверху вниз, отличающейся отсутствием автономии управляемых подсистем. Во втором случае присутствует механистическое понимание способности системы к изменению как возможности подсистем меняться местами. Однако сложно не согласиться с последним тезисом М. И. Сетрова, так как, действительно, наличие положительной обратной связи дает системе возможность выйти за первоначальные параметры и начать развиваться. Но это развитие в случае отсутствия отрицательной обратной связи может в любой момент обернуться саморазрушением системы.

Переход системы из одного состояния в другое управляется законами теории вероятностей и подчиняется в большей мере стохастическим закономерностям, чем линейно детерминистским. Этот факт открывает широкие возможности по привлечению аппарата теории стохастических процессов для прогнозирования и описания поведения систем, что повышает операцио-нальность и степень востребованности системных исследований, выводит на новый качественный уровень их междисциплинарный характер.

С категориями равновесия, стабильности, гомеостазиса, обратной связи тесно связано понятие “адаптация”. Оно характеризует процесс и результат приспособления систем к изменениям окружающей среды и собственных подсистем, выражающееся в способности первых по получению благоприятных последствий для своей деятельности, ведущее к повышению эффективности их функционирования. Основным механизмом адаптации обычно признается отрицательная обратная связь, обеспечивающая адекватное реагирование сложной системы на динамические процессы в окружающей среде.

Таким образом, можно сделать следующие выводы. Системный подход явился адекватным ответом на вызов классической науке, вошедшей на рубеже XIX—XX вв. в полосу затяжного кризиса. Благодаря междисциплинарному характеру системных исследований в развитии науки появилась контртенденция универсализации знаний, что помогло снизить дублирование теоретических изысканий, позволило более рационально распределить силы ученых, диверсифицировать подходы и сконцентрировать ресурсы на приоритетных направлениях. Категория “система” доказала свою опе-рациональность и высокий эвристический потенциал. Благодаря изоморфности особенностей строения, функционирования и поведения систем произошло признание системной методологии в качестве эффективного исследовательского инструментария, пригодного к применению как в естественных, технических, точных науках, так и в гуманитарных дисциплинах.