Страница - 10

ЛЕПСИНСКИЙ ПЕРИОД

Деятельность О. Альжанова по защите местного населения. Каракольское восстание 1912 года

Но и на месте своей ссылки О. Альжанов доставил немало хлопот местному уездному начальнику - подполковнику Аврову.

Он решил назло властям, продолжить свою неофициальную адвокатуру, хотя это было довольно трудно. Сам П. Авров приставил к нему штатных и нештатных смотрителей, которые постоянно наблюдали за домом Альжанова, как за домом политически ссыльного. Осведомители докладывали Аврову, что его дом часто посещают люди из Лепсинска и из окрестных аулов. Так в деле по надзору за ссыльным Альжановым сохранился зафиксированный со слов осведомителя донос уездному начальнику Аврову. Согласно данному доносу, сам Авров сделал доклад Лепсинскому губернатору о скрытии ссыльным Альжановым у себя дома казахов - непосредственных участников Каракольского восстания.

Каракольское восстание было названо в честь местечка Каракол, где произошли трагические события. Начиная от предгорий Тарбага-тая, через ущелье Таскескен, вдоль реки Каракол и ее притоков до самого селения Каракол были рассположены в те времена кыстау и джай-ляу отпрысков рода семиз-найман - Менлибая Тангыулы.

В то время, волостным управителем там был некто Мухаметкалий из семейства Алдияр. За крутой нрав и агрессивный характер в народе его прозвали «қырық мылтық» - сильно вооруженный, которого невозможно было призвать к порядку. Имея возле себя двух вооруженных охранников и будучи сам вооружен, он всегда пытался утвердить свою власть с позиции силы. Народ его не любил и боялся. Особенно недоброжелательно относилась к нему мужская часть населения. В памяти земляков осталась его безнравственная деятельность по отношению к женскому населению.

Если ему нравилась чья-либо жена, то он всегда находил повод отлучить ее мужа из аула на некоторое время, а сам насильственно занимался с ней прелюбодеянием. В среде своих сородичей имя этого безнравственного волостного вызывало страх, ненависть и неприязнь. Терпение его земляков переполнилось, когда Мухаметкалий изнасиловал дочь жителя поселка Каракол Жаксылыка из семейства Толей. Обратившись к Тобагулу, известному в их роду смелому и сильному джигиту, Жаксылык попросил его о помощи в деле отмщения за поруганную честь дочери.

Как передает устное предание, Тобагул бросил вызов Мухаметкалию и в борьбе жекпе-жек (один на один) поборол его, а затем, протащил на аркане верст 20 по земле. Когда он вернулся с ним на место борьбы, думая, что тот отдал богу душу, оказалось, что Мухамедкалий был еще жив и даже встал на ноги. Тогда Тобагул одним ударом шокпа-ра сбил его с ног и тот пал замертво. Это было 23 июля 1912 г. Данное событие послужило началом междоусобной разборки, перешедшей потом в крупные волнения, получившее в истории Семипалатинской волости как Каракольское [68]. Ввиду того, что убийство волостного было расценено как посягательство на власть, в стычке враждующих сторон приняли участие силовые структуры местной чиновничьей власти. Противостояние между населением и властью привело к повальным слежкам и арестам. Восстание продемонстрировало, насколько быстро и активно стал реагировать народ на произвол и насилие, исходящее со стороны представителей власти. Это были не простые споры, выяснение взаимных обид между группами людей, а вооруженное сопротивление с использованием холодного оружия (соилов, шок-паров) для избиения представителей чиновничьей администрации.

Царские чиновники стали на защиту потерпевшей стороны с применением огнестрельного оружия против невооруженной толпы. Это вызвало еще более бурное негодование, став поводом к всплеску накопившегося недовольства по поводу перенесенных унижений. «Волнения каракольцев», как потом означались эти события в документах жандармерии, перешло из бытового аспекта в политическое русло. Взбунтовался уже целый аул, к ним стали присоединяться джигиты всей Каракольской волости, гнев народа перекинулся с родственников Мухамедкали на царских чиновников. Дня подавления Каракольского волнения был вызван отряд из Сергиополя (Аягуза). Прибывший казачий отряд быстро и успешно подавил сопротивление практически безоружных казахов. Статистика царских чиновников не дает сведений о количестве жертв со стороны казахских аулов. Но народ помнит такие вещи и из поколения в поколение передает о том, как многие семьи оплакивали своих сыновей, отцов, мужей. В памяти предков это событие осталось как «Каракол қырғыны». Восстание было подавлено, осталось задержать оставшихся в живых и скрывшихся зачинщиков и активистов, умевших скрыться от казаков. Аврову поступило сведение от Сергио-польского участкового пристава за № 830 от 17 августа 1912 г., что «подлежащие задержанию восемь каракольцев едут в Лепсинск к адвокату». Этим адвокатом был Отыншы Альжанов. Их семипалатинский земляк сам, будучи в ссылке и опале, не раз уже оказывал помощь по судебным тяжбам землякам как правозащитник. Получив такое донесение, подполковник Авров поручает своему служащему Акулову и негласному агенту Омару Култанову «вести наблюдение за появлением в Лепсинске каракольцев» [69]. Наблюдения Акулова и Култанова не прошли даром. Двадцать первого августа, в два часа ночи, Омар Култанов явился к Акулову и заявил, что разыскиваемые каракольцы находятся в районе Чи-линжинской волости, и от них приезжал один человек узнать, дома ли Альжанов. Как потом докладывал Акулов своему начальнику: «Култанов решил отыскивать верховых лошадей и обнаружил в скрытом месте, в саду у Альжанова 6 лошадей в седлах. Обнаруженные лошади послужили доказательством того, что искомые казахи прибыли и находятся в доме Альжанова. Дом Альжанова был на окраине, около кожевенного завода. Култанов вошел в дом й обнаружил трех казахов из Каракольской волости: Чангирея, Абылгазы, Кермена. С появлением Култанова в комнате появился сам Альжанов, который спросил его: «Что он здесь делает в такое позднее время? Култанов ответил, что по поручению уездного начальника, он разыскивает этих людей. После этого, Чангирей, Абылгазы, Кермен и Альжанов просили не выдавать их начальству и за это стали предлагать Култанову 10 рублей, говоря «Разве ты не мусульманин?». Култанов получил предложенные ему 10 рублей и согласился не выдавать их. Но сразу же после ухода от Альжанова, явился к Акулову и доложил о событии. По получению заявления, взяв собой городового Третьякова, джигитов Джумагуллу, Мулдабая и Омара, Акулов тотчас же отправился в квартиру Альжанова) [70] и арестовал помимо названных выше, еще двух каракольцев: Джунуса Назарова и Джакыпбека Би-гельдина из Западно-Чилинджинской волости». Позднее, Омар Култанов помог арестовать еще несколько казахов Чилинджинской волости: Кожахмета Торегельдина, Ахмета Джумакина, Айта Тортаева, Малегула Мамырова, Джакея Назарова, Магу Назарова и Байгуата Серикбаева, которые также были доставлены в уездное управление. Дальнейшая их судьба осталась неизвестной. А Отыншы Альжанов еще раз попал на заметку надзорным, как политически неблагонадежный человек. Когда же, предъявили факт укрывательства, он заявил, что не знает этих людей, а пустил во двор по обычаю казахского гостеприимства в сарай на ночлег [71].

После того как в доме О. Альжанова были задержаны участники Каракольского волнения, терпение подполковника Аврова переполнилось. Он решил по личной инициативе обратиться к военному губернатору с рапортом о поведении ссыльного во время его пребывания во вверенном ему уезде.

«Отунчи Альджанов», - писал он, - выслан как неблагонадежный. Здесь в Лепсинске он занимается адвокатурой и пользуется большим влиянием среди местных киргиз и татар [72]. Открытое сопротивление в Каракольской волости может иметь большое значение в настроениях местного люда. Зная О. Альжанова, как неоднократно пытавшегося производить беспорядки в предыдущие выборы, и подчиняющегося русской власти только при настойчивым за ним наблюдением, считаю влияние О. Альжанова на киргиз, безусловно, вредным и опасным для спокойствия среди киргизского населения, поддерживаемого татарами». Далее, он приводит ряд доводов в пользу его антиправительственных действий: «Требует усиленного надзора за населением и, особенно, лицами, вредно влияющими на население, и посему, последних для спокойствия в уезде необходимо удалить. В первую очередь прошу об удалении в дальний уезд, хотя бы в Сырдарьинскую волость, Отунчи Альджанова» [73]. На этом рапорте военный губернатор Семиреченской области поставил резолюцию: «За поимку благодарю (участников Каракольского восстания - Авт.), но выслать Альджанова нет оснований, нужны определенные обвинения» [74].

ВЫСОЧАЙШИЙ МАНИФЕСТ 1913 ГОДА

ОКОНЧАНИЕ ССЫЛКИ

Конечно, такой энергичный человек, как Отыншы Альжанов не мог без дела сидеть и пассивно ждать окончание ссылки. У него было большое количество знакомых и друзей, помогавших. Они ценили его профессионализм и просвещенность. Он часто ездил в Верный, где он тоже пользовался авторитетом. Так как он был лишен права учительствовать, он работал частным переводчиком и делопроизводителем у купцов-уйгуров. Он вел их торговые тяжбы относительно невыполнения торговых договоров. Все это не нравилось начальнику Аврову, который пытался «поймать с поличным» ссыльного О. Альжанова. Однажды, когда О. Альжанова был на работе, в дом к нему пришли с обыском. Сопровождавший жандармов, переводчик-казах объявил супруге Отыншы, что жанадармы пришли с обыском по приказу начальника полиции Аврова. Это был первый обыск после их переезда в Лепсинск, который хорошо запомнили двое его старших детей - Бибифатима и Мухамедкасым, которым было тогда 11 и 8 лет. Запомнила этот день и его супруга, которая при виде жандармов всегда теряла самообладание. Когда жандармы прошли в комнаты, Нуржамила шепнула дочери Биби, чтобы она скорее сообщила отцу о приходе жандармов. Но выходить из дому никому не разрешили. Но Биби вышла через другой, запасной, выход из дальних комнат дома, затем через соседний двор перебралась на другую улицу. Когда она в тревоге прибежала к отцу на работу и с волнением начала рассказывать о приходе жандармов с обыском, отец ее успокоил: «Ничего не надо бояться, я не сделал ничего плохого, и в доме нет ничего плохого. Беги к маме и успокой ее, я скоро буду». Затем погладил ее по голове. Биби побежала назад, и опять через потайной вход вошла в дом. Жандармов дома уже не было, но в комнатах был полный переворот: все книги были сброшены с этажерки и валялись по полу. Жандармы забрали книги Герцена и Чернышевского, привезенные из Петербурга, а также двухствольное охотничье ружье, подаренное Отыншы жителями Кокпекты, которое им любовно называлось «Алты-атар». Что искали в доме, Нуржамила так и не поняла, но осталось чуство страха, которое сохранилось на всю жизнь, ведь первый обыск в Кокпекты закончился арестом и ссылкой семьи в Семиречье. Она не знала, чем чреват второй обыск и думала, что Отыншы опять арестуют. Сидела и тихо плакала, будучи не в состоянии собрать разбросанные вещи. Дети тоже примолкли. Уныние воцарилось в доме. Только один жиен Малбагар старался снять наступившую напряженность в доме. Сам по себе Малбагар был уникальным человеком - легко и свободно выполнял обязанности кучера, хозяйственника в доме, а иногда он становился няней и поваром. Переодевался он и в женщину, очень артистично играл для домочадцев роль сварливой жены, бая, бедняка, вызывая общий смех и восторг домочадцев и прислуги. На этот раз он нарядился в костюм старой сварливой женщины - тёщи, проклинающей всё и вся. Дети заулыбались, но Нуржамиля сначала безразлично смотрела на эти ужимки. Но смешные выражения и образ, представленный Малбагаром, заставили ее утереть слезы. К этому времени домой пришел и Отыншы-торе. Узнав, что забрали жандармы, он не испугался, а только возмутился. Аврову были нужны более существенные компрометирующие улики, для избавления «от столь грамотного и больно умного ссыльного киргиза», который только своим присутствием в опекаемой им территории причинял немало беспокойства». Авров затаил месть, которую он смог осуществить с наступлением следующих событий.

21 февраля 1913 г., в связи с 300-летием царствования семьи Романовых, вышел Высочайший указ о помиловании некоторых осужденных и ссыльных путем сокращения их срока наказания на один год. О. Альжанов решил попытать счастья и обратился к Лепсинсокму уездному начальнику с просьбой. «Имею честь, - писал он, - просить Ваше Высокоблагородие не находите ли возможность войти с предложением перед его Превосходительством господином Военным Губернатором Семиреченской волости снять с меня полицейский надзор с 29 июля 1913 г. и разрешить мне того же июля выехать на родину. О. Альджанов. 1913 год апреля 9 дня».

Одновременно он подал прошение на имя генерал-губернатора Степного края, ходатайствуя о сокращении срока ссылки. Последний отослал его прошение военному губернатору Семиреченской волости с резолюцией, - «уведомить меня в дополнение к отношению от 24 апреля с.г. за № 693 об образе жизни и поведении состоящего под гласным надзором полиции в Семиреченской волости отставного губернского секретаря Отунчи Альджанова». В свою очередь Семиреченский губернатор дал указание Лепсинскому уездному начальнику телеграфировать «с допросами свидетелей о поведении и образе жизни Альджанова».

Лепсинский уездный начальник Авров, который до сих пор хотел избавиться от О. Альджанова, желая отослав его подальше, теперь же не хотел отпускать досрочно. Поэтому, на запрос канцелярии края, он ответил следующей телеграммой «12196 последний рапорт 158 прошлого года август точка не оставляет знакомства неблагонадежными оказывает им содействие 79». Его хорошо поняли. «Рапорт 158»

- это была его пространная докладная о содействии Альжанова кара-кольцам. На полученной телеграмме появились властные резолюции должностных чиновников (подписи неразборчивы - Авт.) «Собрать представления генерал-губернатору о высланом», и рядом резолюция

- «Немедленно справку и представления». Чиновничья машина вновь заработала против Альжанова. Более подробный ответ, подготовленный Авровым от имени вице-губенатора Семиреченской волости гласил: «По отношению от 18 марта с.г. за № 41 уведомляю канцелярию, что киргиз Зайсанского уезда, высланный в Лепсинск на 5 лет Отунчи Альджанов по отзыву Лепсинского уездного начальника в настоящее время продолжает вести знакомства с неблагонадежными лицами, оказывает им содействие». Далее отмечалось, что «занимается адвокатурой (что ему не разрешалось как политическому ссыльному - Авт.), подает большое внимание на местных киргиз и татар» [75].

В конце концов, Семипалатинский губернатор А. Тройницкий пришел к заключению о невозможности удовлетворения ходатайства губернского секретаря Отунчи Альджанова о разрешении возврата на родину ввиду того, что Альджанов занимается политической пропагандой. Но в ответе написал: «Его возвращение на родину, ввиду пограничных осложнений в прилегающих к Зайсанскому уезду местностях Монголии могут привести к нежелательным последствиям». Мотивация отказа была сильная! Но это сообщение оказалось некорректным и поставило Семиреченское губернаторство в щепетильное положение! Сам Альжанов получил сообщение другого рода от вице-губернатора Осташкина. Дело в том, что 15 марта 1913 г. вице-губернатор Осташкин единолично принимает решение применить Высочайший манифест по ходатайству О. Альжанова о сокращении срока ссылки на один год. Об этом был уведомлен, как и О. Альжанов, так и Лепсинский уездный начальник. Радости О. Альжанова не было предела. Он объявил семье, что с наступлением лета они смогут быть свободными. На радостях он написал письмо сестре и зятю. «Дети уже подросли», - думал он (маленькому сыну на днях уже исполнилось 3 года), - дальнюю дорогу должны уже выдержать». Теперь он может официально устроиться на определенную должность. Он поехал в Верный к своим друзьям и договорился с ними о своей работе в Верненском окружном суде. Позже, он планировал переехать в Верный. Со своей стороны Вернен-ский окружной суд обратился в губернаторство с просьбой подтвердить факт освобождения О. Альжанова от политического надзора. Теперь возникала новая ситуация. Семиреченский губернатор дал поручение Аврову объявить сосланному под надзор Отунчи Альджанова, что «в его распоряжение от 15 марта 1913 г. за № 7009 вкралась ошибка по применению Высочайшего манифеста от 21 февраля 1913 г. и что досрочное освобождение его, просителя, зависит от Степного генерал-губернатора». А пока, старший чиновник по особым поручениям при военном губернаторе, оповестил председателя Верненского окружного суда: «Срок содержания под надзором отставного губернского секретаря Альджанова должен окончиться 29 июля 1914 года». Верненский окружной суд был оповещен, что Семиреченское губернаторство «по поручению Военного губернатора уведомляет Верненский окружной суд, что распоряжение, о снятии с Альджанова гласного надзора полицией, господин военный губернатор не принимает, а срок высылки из Семиреченской области еще не окончился. Манифест от 21 февраля сего года, ввиду недоброжелательного поведения О. Альджанова не может быть применен». Для О. Альжанова известие о том, что Верненский окружной суд получил за подписью того же губернатора новое сообщение о продолжении полицейского надзора, совершенно противоположное от предыдущего варианта, было как гром среди ясного неба.

Попав в неудобное положение перед своимитоварищами, О. Альжанов немедленно вновь обратился к военному губернатору Семиреченской области с просьбой разъяснить создавшеюся ситуацию вокруг его имени. Он просит: «Объявить ему до 18 апреля с.г., (так как в этот день, ему предстояло защищать в Верненском суде арестанта Грязно-ва), через Лепсинского уездного начальника, в силу 3 п. XXX ст. Высочайшего Манифеста от 21 февраля 1913 г., сокращен ли мне срок высылки на один год. Если ко мне не применен Высочайший Манифест, то в этом случае ходатайствую объявить мне причину» [76]. Между тем уже 8 июля Семиреченский губернатор получил ответ от канцелярии Степного губернатора: «Срок высылки киргизу Отунчи Альджанову считается с двадцать девятого июля тысяча девятьсот девятого года» и потому «ввиду неодобрительного поведения окончится 29 июля 1914 г.» [77]. Но начальник Авров получил угодную весть от своего губернатора только в октябре. В уведомлении было четко написано: «Предлагаю Вашему Высокоблагородию объявить состоящему под гласным надзором полиции Отунчи Альджанову, что отпуск на родину ему не может быть разрешен ввиду несогласия Семиреченского губернатора подполковника Г. Фольбаума. Вице-губернатор Осташкин».

По неизвестным причинам это решение губернатора О.Альжанов долго не получал. У него появилась надежда, что, возможно, его скоро освободят от ссылки. В это время он получает телеграмму о смерти матери и обращается с письменной просьбой разрешить ему выехать на похороны. Семиреченский губернатор подполковник Г. Фольдбаум и вице-губернатор Осташкин в принципе не возражали против временного выезда: «не находя со своей стороны препятствий к удовлетворению ходатайства О.Альджанова об увольнении в отпуск на родину в Зайсанский уезд по случаю смерти его матери». Однако они решили обратиться к Семипалатинскому губернатору с предложением «уведомить, не имеются ли с Вашей стороны препятствий к удовлетворению просьбы Альджанова?». В выезде ему было отказано и официальное решение было датировано ноябрем 1913 г. Об этом решении О. Альжанов узнал только в декабре 1913 г., т.к. должен быть выступить в качестве защитника киргиза Токаша Бокина в Верненском окружном суде. В декабре, числа 5 от 1913 г., Верненский окружной суд обратился к военному губернатору с просьбой: удостоверить суд в том, что О. Альджанов освобожден от статуса «политический ссыльный», под надзором полиции не состоит и может быть допущен к участию в судебном процессе. Только тогда был дан конкретный ответ, где говориться о завершении ссылки 29 июля 1914 г. Такая необязательность, пренебрежение людьми наблюдалась и в дальнейшем. Почти год потребовалось для определения статуса ссыльного, которое должно было быть определено сразу после выхода Высочайшего Манифеста от 21 февраля

1913 г. Об этом говорят следующие факты. Официальное освобождение от ссылки должно было быть 29 июля 1914 г. Но вот и официальный срок освобождения подошел, но никто из уездных чиновников не вызывал его для подписания документов официального освобождения. Только 4 августа 1914 г. его вызывают в канцелярию уездного начальства и вручают документ от департамента полиции МВД, который оповещает военного губернатора своим отношением от 25 июня

1914 г. на ходатайство, написанное им наимя генерал-губернаторав марте 1913 (!)г., что «господином министром внутренних дел оставлено без последствий». Этот документ по ступил в уездную канцелярию 12июля 1914 г., О. Альжанов был с ним ознакомлен, т.к. на нем осталась его собственная подпись «Читал» от 4 августа 1914 г. Но в это время он ждал не сокращения срока за 1913 г., а уже настоящего освобождения. Смешно, но факт! Никаких распоряжений на этот счет не было - полное безмолвие! О. Альжанов ждал известия об освобождении, по этому поводу он обращается с официальным заявлением на имя военного губернатора Семиреченской области, в котором он дает подробное пояснение о времени своего задержания и исчислении срока ссылки, а именно: «Означенное постановление было объявлено 29 июля 1909 г., и в тот же день я был подвергнут задержанию...». Ниже он дал квалифицированное пояснение, что «на основании ст. 4 приложения II к статье 1 (прим. 2 «Устава о предупреждении и пресечении преступлений», том XIV, издание 1890 г.), срок моей высылки должен закончиться 29 июля 1914 г., а не 12 сентября этого же года”. “Два раза я подавал на имя Лепсинского уездного начальника заявление войти с представлением о снятии с меня гласного полицейского надзора, и до сего времени мне не известно, какое сделано распоряжение по поводу моих заявлений. А потому прошу Ваше Превосходительство сделать распоряжение снять с меня лишний срок высылки». Ответов все не было. Уже шли не дни, а месяцы, а чиновничий аппарат не спешил выдавать ему официальное разрешение. Тогда он решил написать в Санкт-Петербург, в Правительствующий Сенат Его Императорского Величества Самодержца Всероссийского с жалобой на губернатора Семиреченской области о неправильном исчислении ему срока административной ссылки и задержании, снятии полицейского надзора по истечении времени ссылки. В архивных документах Семиреченской области сохранился ответ Правительственного Сената, в котором делается замечание военному губернатору, не решившему вопрос в рамках его компетенции и «коему для исполнения сего послан указ, датированный ноября 3 дня 1914 г.» Получив указ Правительствующего Сената 13 декабря того же года, Осташкин дает прямое распоряжение Лепсинскому уездному начальнику «для надлежащего исполнения с возвращением Указа областному правлению». Распоряжение дошло из Верного в Лепсинск 21 декабря, а 9 января 1915 г. О. Альжанов был вызван к уездному начальнику. Наконец, ему был объявлен указ о прекращении ссылки. О. Альжанов расписался на нем своим размашистым почерком. Таким образом, только через 5 месяцев и 15 дней он официально был освобожден от ссылки. С окончанием ссылки ему восстанавливался его чиновничий ранг и появлялась возможность работать в судебных органах, занимать должность учителя. Он был полон энергии и желания работать. Пятилетний срок ссылки закалил его, научив многому. За годы ссылки он приобрел много друзей в городе Лепсинске и в Верном, где часто бывал по делам, которые по донесениям жандармов характеризовались как «тайной адвокатурой».

Поэтому, при определении на работу в Верненский окружной суд, был снова сделан запрос военному губернатору Семиреченской области «не отказать, сообщить суду, состоит ли под надзором полиции проживающий в городе Лепсинске губернский секретарь Отунчи Альджанов. На эту просьбу военный губернатор дал указание своим подчиненным: «Уведомить, что Альджанов под надзором полиции не состоит». Этот документ позволил ему вернуться к своей прежней работе, но теперь в Верненский окружной суд.