Страница - 9

Участие О. Альжанова в защите земельных прав казахов

Заведение дела на него и высылка его в город Лепсинск

Категорическая отмена новым заведующим как основного предмета обучения “Основы ислама” и “Закона божьего” вызвала со стороны зажиточной части населения отрицательное отношение к новому директору училища, который не «уважал их вероисповедание», «извращал» их детей, превращая их в безбожников. Обвинение человека “безбожником” у православных или “имансыз” у мусульман считалось серьезным антиобщественным пороком, поскольку религия не была отделена от государства. Однако прямо обвинить его в антирелигиозных чувствах они не могли, так как он соблюдал сам ежедневно пятиразовый намаз, держал пост Оразу, знал каждые главные суры Корана, учил своих детей соблюдать минимальные требования ислама. Тем не менее, недоброжелательность его явных и неявных врагов, стала проявляться открыто и чаще. Словесные обвинения стали уже воплощаться в письменных жалобах, донесениях, сначала в уездные, волостные органы власти, а затем уже на имя Семипалатинского губернатора, обвиняя его в антиправительственных деяниях.

Кокпектинские муллы начали организовывать против О. Альжанова официальные и неофициальные доносы через «своих» людей в чиновничьи органы, обвиняя О. Альжанова в возмущении умов, подрыве авторитета царских чиновников, подкидывая мысль о вредности его поведения. Они начали предостерегать местную власть от подобного вольнодумства в отношении обучения детей казахов, его суждений о землепользовании, массовом непрекращающемся переселении русских в казахские степи. В период усиления карательной операции после революции 1905-1907 гг. обвинения такого рода были весьма опасными для любого человека.

В среде мусульманского духовенства создавалось мнение о том, что все зло идет от тех лиц, получивших образование в русских учебных заведениях и желавших внедрить в среду мусульман христианское учение. Они говорили, что создание русско-казахских школ есть путь к русификации. Поджигая религиозные страсти, эти люди сеяли недоверие к новому учителю и новым методам обучения, которые он хотел здесь внедрить. Они убеждали доверчивый казахский народ, что закрытие мусульманских мактабов влечет за собой большой вред быту, нравам, традициям казахов, их национальному характеру. Нередко безграмотный казахский народ поддавался уверениям мулл.

В их доносах О. Альжанов представлялся своими недоброжелателями не только как противник старых методов обучения, но и как возмутитель общественного спокойствия, подстрекателем аграрных беспорядков, недоброжелателем переселенческого движения в степь. Были специальные тайные осведомители, которые докладывали уездному начальству, что новый директор училища не только ярый джади-дист, но и активно выражает недовольства системой переселения народов России и наделения их угодьями в ущерб коренным жителям края. Что он призывает своих земляков отстаивать свои права на исконные земли, добивается закрепления земель своих отцов как их собственности, как это делается для переселенцев. Последний совет, который давал землякам Отыншы-торе, был очень серьезным, ибо он касался политики царского правительства.

В первое время по приезду в Кокпекты, земляки и сородичи его начали обращаться к нему как новому мугалиму, советуясь в обучении детей. Но, видя внимательное и доброжелательное отношение к их житейским проблемам, стали делиться своими бытовыми горестями. Все проблемы земляков были связаны с использованием пастбищных земель, мест зимовок скота, водопоев, летовок и т.д. Он давал им советы по многим юридическим вопросам, так как основная казахская масса практически была безграмотна и не могла постоять за себя. При этом следует иметь в виду, что О. Альжанов разъясняя людям пользу русско-казахских школ, неоднократно приходилось выслушивать их жалобы на острые социально-хозяйственные проблемы, которые волновали казахов гораздо больше, чем школы. Если в Омском суде он сталкивался с жалобами отдельных людей, то здесь излагал невзгоду каждый кибитковладелец. Равнодушным здесь он быть не мог. Опять ему пришлось столкнуться с защитой обиженного большинства. О.Альжанов хорошо понимал, с кем он будет иметь дело в дальнейшем на этом поприще, но, тем не менее, он сознательно встал на защиту людей. Однако доброжелательное отношение нового учителя к житейским вопросам постепенно стало известно широкому кругу его земляков. Большая безграмотность населения степи, незнание своих прав, безразличие и высокомерное отношение со стороны царских чинов и со стороны казахских биев лишала простой народ защиты. Более того, решение любого житейского вопроса становилось для них крупной неразрешимой проблемой. Поэтому, Отыншы-торе разъяснял процедуры обращения в суд. Многие вообще не знали русского языка, а прошения и заявления всегда писались только на русском языке. Здесь пригодилась его длительная работа в Омском областном суде. Чем больше помогал Отыншы-торе им, тем больше он приобретал врагов среди власть имущих. Неофициальная адвокатская деятельность раздражала богатых. Более того, с приездом Отыншы-торе в Кокпекты, многие неблаговидные дела зажиточной части казахского населения и богатой кучки татарских переселенцев по отношению к шаруа получили широкую огласку. Это привело к повышенному интересу к его личности со стороны представителей уездной охранки, за ним уже активно и открыто следели. Следили и за теми, кто приходил в школьное здание. Отыншы становился опорой многим в Кокпекты, и, хотя ему было всего 38 лет, многие его звали Отыншы-торе. Приставку «торе» дали земляки, уважая его за его ум, порядочность, образованность. Тогда же ему была подарена роскошная «Серебряная юрта» от земляков-умельцев за его добрые дела, благородное сердце и неравнодушие к людским судьбам.

Со своей стороны О. Альжанов призывал своих сородичей прислушаться, обратить внимание на тех, кто получил образование в учебных заведениях Омска, Казани, Оренбурга, Санкт-Петербурга. И хотя казахский народ в то время был в подавляющем большинстве своем неграмотным, невежественным в широком смысле слова, но он уже понимал, что выход из этого мрака лежит через просвещение. Когда О. Альжанов призывал своих соотечественников прислушаться к голосу разума, утверждая, что религия есть норма нравственного воспитания, а не путь к образованию, то многие его понимали и в принципе не были против обучения детей в таких школах. Но одно дело осознать их необходимость, а другое дело - иметь такие школы. Открытие новых учебных заведений не зависело от простых людей, они могли только морально поддержать и в лучшем случае просто отдать своих детей в данные школы. Поэтому, мусульманское население Кокпекты разделилось на разные группы. Одна группа стояла на позициях старых методов обучения, полностью поддерживая мусульманское духовенство. Другая часть приветствовала обучение в Кокпектинском училище по новой программе, предлагаемой новым учителем. Третьи допускали и то и другое. Но муллы усилили свое давление - они уже открыто обвиняли нового учителя в антиисламизме, называя открыто обучение русскому языку методом крещения казахских детей, с целью отрыва их от веры предков, народных обычаев и системы народного воспитания. Яркое вмешательство мулл в жизнь местного населения описано в романе М.Ауэзова «Путь Абая». Сам великий поэт постоянно боролся против их невежества. Будучи его современником, Отыншы очень уважал Абая и знал его общественную деятельность. В свою очередь, О. Альжанов старался доказать, что мусульманское духовенство волнует не желание сохранить духовность казахского народа, его национальные обычаи и тем более образованность, а сугубо корпоративная потребность сохранить и укрепить свое место и влияние в казахской среде. В результате упорного труда, О. Альжанову удалось набрать первый класс училища, где он взял себе основную часть обучения. Мулла, которому была предложена сокращенная программа обучения ислама, отказался от своих уроков. Это послужило толчком для начала противостояния между новым учителем и сторонников старых методов обучения. Сначала свое противодействие проявило мусульманское духовенство, объявив О. Альжанова противником мусульманской религии. Затем против него выступила группа богатых баев и биев, городских и сельских скотопромышленников. И, наконец, местная чиновничья власть, с согласия которой велась кампания по избавлению от возмутителя спокойствия.

Поддерживал он отношения и с русскими ссыльными, сосланные из Омска по распоряжению губернатора «За противоправительственную деятельность» от 4 июня 1907 г. Это были следующие люди: Созинов Иван Данилович с сыном Константином, Белявин Николай - сын надворного советника, Павлов Семен Александрович - мещанин, Порий Алексей Ефимович, Мурашов Иван Филиппович, Кау Янкель - сапожник, Кузнецов В.П., Иванов И.С. - штукатур. Самый близким для него был Иван Данилович, с которым он еще работал в Омской учительской семинарии. Его-то он и взял к себе в училище учителем. Естественно, Отыншы-Tope не мог не быть с ним в близких, дружественных отношениях, прекрасно осознавая, что это не предвещает ничего хорошего.

Бороться с русскими и казачьими переселенческими обществами было все равно, что бороться с переселенческой политикой царизма вообще. Это хорошо понимал О. Альжанов, но бороться с самовольным захватом земель скотопромышленниками и скототорговцами было крайне необходимо. Не получая должного отпора со стороны местного населения, подкупая различными способами местных чиновников, предприимчивые скотопромышленниками из года в год захватывали все новые и новые удобные участки земли под свой многочисленный скот.

Будучи непосредственным свидетелем всего этого, зная незаконную подоплеку такого захвата, он не мог оставаться равнодушным, когда к нему обращались близкие и дальние сородичи с просьбой помочь им отстоять пастбища и пашни. Они шли к нему со своими детьми, не зная, куда и к кому обратиться, не зная где искать защиту. Естественно, О. Альжанов не мог им отказать и постепенно втягивался в бытовые тяжбы обиженных земляков. Однако борьба за права на землю была борьбой не только со скотопромышленниками. Это была борьба с волостным управителем Кайрановым, который был уже знаком ему своими амбиционными планами, а также с местными чиновниками.

О фактах помощи было сообщено в докладных документах полицейского надзора, которые были приняты во внимание, когда готовился указ о высылке его за политическую неблагонадежность (см. выше).

О. Альжанов уже знал о недоброжелательном отношении к себе чиновников, но и не мог отказать тем, кто нес к нему свою боль и искал у него совета и защиты. «Разве не для помощи своему народу я приехал сюда?» - говорил он сам себе и супруге, когда она пыталась предостеречь его. Простой народ стал искать советчика и защитника своих интересов, а царские чиновники стали узнавать стиль и почерк «письмоводителя». Крупный каллиграфический почерк О. Альжанова чиновникам был хорошо известен.

О. Альжанов не только просто грамотно писал на русском языке, но умел на нем убедительно, логически и последовательно изложить суть вопроса, о чем ярко свидетельствуют различные заявления, прошения, пояснения, написанные его рукой от имени своих просителей и от своего имени. Эти документы хорошо сохранились в архивах, благодаря педантичности и аккуратности царских чиновников при ведении «дела» на О. Альжанова как на политически неблагонадежного человека.

С каждым днем авторитет последнего среди простых людей быстро возрастал, что усиливало настороженность местных властей по отношению к его действиям. Если первые находили в нем защитника, то последние усмотрели в нем возмутителя порядка и спокойствия среди местного населения. Бесправие, испытанное народом, не позволяли ему оставаться равнодушным. Он ясно осознавал, что его дело не только учить детей, но и защищать их будущее от всесилия власти.

Осведомленные о деятельности О. Альжанова, городские чиновники не могли смириться, что «грамотный киргиз» начал выступать против них, волновать умы до сих пор более или менее смирного казахского населения.

В свою очередь местное мусульманство тоже почувствовало, откуда идет угроза их авторитету. Им очень не нравилось то, что О. Альжанов постоянно внушал простому народу, что путь к просвещению лежит через гражданские, а не через духовные мактабы и что каждый родитель имеет право сам выбирать форму обучения своего ребенка.

Нередко ему приходилось вместе с жалобщиками посещать местное начальство, выступая то в роли переводчика, то в роли защитника его интересов. Это не нравилось местной власти, которую он вынуждал заниматься делами жалобщиков. Больше всего местную власть раздражало то, что ей приходилось вновь заниматься теми вопросами, от которых они ранее отмахнулись, так как О. Альжанов писал жалобы в более высокие инстанции управления.

В письменных заявлениях в губернские органы он раскрывал не только факты притеснения, которые испытывали его земляки от местной власти, но и факты вымогательства и взяточничества всей волостной администрацией аула.

В итоге, деятельность О. Альжанова коснулась всей сферы жизни Кокпектинского общества - и переселенцев и кочевников. Поднимая любую из данных проблем, невозможно было не коснуться других животрепещущих вопросов, потому что везде был застой, рутина и несправедливость. Начиная свою деятельность, как просветитель, он фактически оказался выразителем интересов и защитником местного населения - кочевников. В итоге, его идеологическими противниками 

оказались мусульманское духовенство, имевшее влияние и авторитет среди местного населения, и группа местных биев, купцы-скотопромышленники, представители казачьих и русских переселенческих общин и, наконец, царские чиновники - хранители имперского порядка в Степном крае. Устоять против такой мощной оппозиционной силы как морально, так и интеллектуально один О .Альжанов не смог. Это оказалось невозможным!

Если с начала его обвиняли в конфликте с мусульманским духовенством из-за форм обучения, то позже на него был навешен ярлык «политически неблагонадежного»! К тому же, послереволюционный период, ознаменованный карательными мерами, был для этого самым подходящим моментом.

Таким образом, уже с середины 1908 г. после пребывания его в Кокпекты менее года, губернская канцелярия совместно с местными органами власти начало «производство дознания», которое было произведено за весьма короткий срок.

Многие его обращения от своего имени и от имени земляков оставались без ответа, но все эти документы аккуратно подшивались чиновниками в особую папку его персонального дела под грифом «секретно». Более того, обращения О. Альжанова к высшим чиновникам, таким как Семипалатинский губернатор, о самовольном захвате у казахов их традиционных, плодородных земель и летних пастбищ казачьими и переселенческими общинами под хутора и станицы пред-ставлялорь как противодействие решениям государственных органов о проведении официальной переселенческой политики царизма. По этому обвинению он попадает в разряд людей с аполитичным поведением к царскому порядку и режиму. В официальном докладе Семипалатинского губернатора Сокольского генерал-губернатору Степного края Г.Тихменеву О. Альжанов был представлен как «возмутитель порядка». Это стало известно его «доброжелателям», что развязало им руки. Они поспешили воспользоваться мнением о нем, как о политически опасном человеке.

В скором времени, татарские миссионеры ислама и местная русская община начали активно создавать мнение об его дурном влияний на киргизские массы, чтобы вызвать у них неприязнь к русским. Они говорили, что его действия направлены якобы против правил и порядков, устоявшихся до его приезда, неуважительном отношений к местным органам власти и т.п.

И уже в начале 1908 г. О. Альжанов попадает под негласный надзор местной полиции и в число лиц, которые сеют смуту среди местного населения, проводят вредную агитацию. И это не удивительно, если учесть жестокий военно-политический террор по всей России. Повсюду продолжались аресты, суды над революционно-настроенными рабочими, крестьянами и сочувствующей им интеллигенцией. Степной край не был исключением. Царское правительство установило здесь, как в остальных частях империи, жестокий военно-политический режим. Территория края была разделена на два охранных района - Сибирский и Туркестанский. Повсеместно увеличивался штат полицейских - создавались новые жандармско-полицейские и казачьи отряды карательного направления. Однако, чем жестче проявлялся жандармско-полицейский террор, колонизаторская политика царизма с его военно-окупационным режимом, тем упорнее становилось и сопротивление этой политике. Казахские шаруа все сильнее втягивались в аграрно-производственные отношения. При всей своей политической незрелости, их действия послужили началом для последующих выступлений против колониальной политики царизма. Петиции, обращения, которые писались интеллигентами-разночинцами из аулов, а именно мугалимами, переводчиками и юристами, такими как Жакып Акпаев затрагивали уже не только аграрные и политически-правовые вопросы бытия казахского народа.

Первый донос на имя военного губернатора был составлен после шести месяцев его пребывания в Кокпекты. Некие милостивые государи, а именно: Федор Батицкий и Гайнулла Абдулфаизов «В связи с желаниями нескольких кокпектинцев, уполномочили себя по их просьбе донести его Превосходительству сведения о том, что О. Альжанов нарушает добрые отношения жителей г. Кокпекты с соседствующими киргизами» [57]. Письмо от так называемого «общества народа» было подготовлено «уполномоченными» с подписями нескольких человек: «Д.И. Вединцева и его сына, а за неграмотных Захара Бойко, Тимофей Бойко и за себя - А. Несторова, Павла Веднера и, кроме того, четырех подписей на арабском языке». Всего подписалось 11 человек. Внизу была приписка - «Къ сему прошению доверенный Федор Батицкий подписуюсь» и более грамотно - «Гайнулла Абдулфаизов». Получив этот документ-протокол «общества народа» и двух «милостивых государей», Семипалатинский губернатор К.Абаза наложил на него резолюцию крестьянскому начальнику 20-го участка Зайсанского уезда господину Холмскому - «для доставления сведений и заключения». О.Альжанову стало известно, что на него написали жалобу на имя Семипалатинского губернатора некие «уполномоченные». Он решил объяснить высокому начальству суть своих намерений. Он писал: «Не я притесняю, а они киргизов Нарынской волости. Весь сочный корм киргизов вытравливается многочисленным скотом скотопромышленников (несколько тысяч голов). Приезжие переселенцы бесконтрольно рубят деревья и кустарники - главные хранилища влаги». В конце он просит «приостановить самовольную пастьбу скота и правильно понять то, что татары - скотоводы умышленно обвиняют меня во всем». В самой жалобе «городских уполномоченных» подробно описывают действия О. Альжанова: По их мнению: «О. Альжанов пользуется тем приговором съезда выборных Нарынской волости от 3 августа 1907 г.. в котором ему вместе с двумя другими киргизами было предоставлено зашита прав и интересов киргиз в судебных и административных органах по всем хозяйственным делам. Он доказывает, что выпас городского скота жителей Кокпекты производится с нарушением земельных интересов киргиз, поскольку недавно приезжие и активно богатеющие татары-купцы начали свободно запускать свой скот на природные, годами установившиеся летовки (выпасы)» [58]. Далее, в донесении отмечалось, что Альжанов занимается «подпольной адвокатурой», а именно: «пишет жалобы и просьбы, подрывает престиж местной власти, называя их угнетателями казахского народа, в своих выступлениях и беседах выражает недоверие правительству, подрывает престиж правительственных властей, по его мнению, являющимися угнетателями киргизского населения» [59]. Они также писали: «Кроме помощи в написании просьб и жалоб, Альжанов дает словесные указания и советы киргизам по их законным правам, приобретая авторитет советчика». «Поэтому, киргизы, прежде чем идти к мировому судье, крестьянскому начальнику или к другим должностным лицам идут сначала к О. Альжанову за получением от него разных советов и указаний».

В свою очередь, крестьянский начальник уезда, получив вышеупомянутую бумагу 24 мая того же года, отправил ее по своим соответствующим чиновничьим инстанциям, сделав запрос в Нарынское волостное управление. Жандармская машина «заработала», и с этого дня начался негласный надзор полиции за О. Альжановым. Дело О. Альжанова выросло к моменту его высылки в июне 1909 г. до 128 страниц. Кроме татарского купца Г.Абдулфаизова и его окружения, к доносам были причастны волостной Кайранов, который, кстати, заверил своей подписью «общества народа», отдельные бии, торговцы-ростовщики, скупщики скота, т.е. те, кому не нравился «оқыған қазақ». По рапорту Кокпектинского городского пристава Семипалатинскому губернатору от 9 августа 1908 г. за № 874 отмечалось: «Альжанов, благодаря познаниям в области законов приобрел громадное доверие в кругу киргиз» и имел «большую наклонность к порицанию членов выше его стоящих» [60].

Получив указание слежки за О. Альжановым, Холмский доложил 17 августа 1908 г. Семипалатинскому губернатору, что «до весны текущего года никаких недоразумений между крестьянами и киргизами не были (имеются жители Кокпекты). Из всех смутил О. Альжанов! Так, крестьянский начальник сообщил: «Что Альжанов призывает киргиз протестовать против существования и поддержки волостных домов, говорит об их совершенной ненужности населению, выступает против подготовки летних и зимних экипажей, сбруи для проезда по делам службы чиновников. Внушает им, что занимаемая ими земля есть их собственность, а не принадлежность государства, и потому эти земли не могут быть отчуждены для русских переселенцев» [61].

По мнению крестьянского начальника, он «старался внушить враждебное отношение к местному татарскому населению и, в особенности, к татарским муллам». В конце доноса утверждалось, что О. Альжанов «под чужим именем ходатайствует перед высшим начальством о нуждах киргизов, являясь как бы доверенным представителем стесненного законом и угнетенного правительством бедного народа» [62]. Донос правильно отражал деятельность обвиняемого, но каковы были мотивы этой деятельности и его душевные переживания, никого не интересовало.

Наступил новый учебный год, реакции со стороны учебного округа пока не было. О. Альжанов оставался на своем месте. Тогда, 18 сентября того же года, было организовано новое пространное коллективное письмо - обращение от имени «городских уполномоченных» опять на имя Семипалатинского губернатора. В письме указывалось на «вредную для населениях. Кокпекты деятельность О.Альжанова.» Они просили оказать содействие в увольнении его с должности заведующего, иначе жители Кокпекты будут вынуждены прекратить обучение своих детей в русско-киргизском училище.

Материалы дела на О. Альжанова собирались весьма педантично в течение более одного года, детально обосновывались определенные карательные меры.

В первой половине 1909 г. поступила жалоба на имя генерал-губернатора Степного края с конкретным предложением выслать О. Альжанова за пределы Семипалатинской волости как политически неблагонадежного человека.

В мае 1909 г. исполняющий обязанности Семипалатинского губернатора господин К.Абаза делает письменный доклад (как тогда было принято называть письменное представление в вышестоящий административный орган власти). Представление было сделано на имя заведующего Западно-Сибирского учебного округа А.Алекторова о политической неблагонадежности заведующего Кокпектинским русско-казахским училищем, губернского секретаря О. Альжанова, деятельность которого, по его мнению, «совершенно не соответствует его прямым обязанностям». Царская охранка и ее тайные агенты продолжали постоянно следить за действиями О. Альжанова. Встречи О.Альжанова с людьми по проблемам устройства школы, необходимости изменения форм обучения казахских детей, разъяснения прав коренных жителей на землю, системы налогов на землю и имущество воспринимались чиновниками как вредная агитация против политики царского правительства. Поэтому, царские чиновники сами писали в своих донесениях: «Эта агитация О. Альджанова, в связи с производящейся нарезкой переселенческих участков и водворением переселенцев в Зайсанском уезде, является прямым противостоянием (подчеркнуто нами) общегосударственным целям - делу переселения, имеющему здесь огромное значение в смысле заселения далекой окраины, населенной киргизами с китайской империей, русскими, являющихся надежным оплотом для государства». Как говорится в таких случаях, комментарии излишни.... Это дело пахло ссылкой. О.А. Тройницкий подписал документ о ссылке О. Альжанова. Канцелярия Семипалатинского губернатора в отношении О. Альжанова завершила свое дело. До вынесения данного приговора необходимо было его лишить должности и чинов. Поэтому, когда в деле скопилось необходимое количество «компрометирующих» документов, Семипалатинский военный губернатор в мае 1909 г. писал: «статский советник, согласно моему поручению вошел с ходатайством к Попечителю Западно-Сибирского округа об увольнении с должности заведующего Кокпектинским Русско-киргизским училищем губернского секретаря Альджанова» [63]. Здесь тоже было все против О. Альжанова. Его недавний соратник А. Алекто-ров давно ушел с данной должности и занимался научно-педагогической деятельностью в Томском университете. О действиях чиновников О. Альжанов даже не подозревал, т.к. данные документы проходили под грифом «Секретно». Наконец, 11 мая 1909 г. за № 111 и.о. Семипалатинского губернатора К.Абаза своим ходатайством добился увольнения О. Альжанова с должности заведующего училищем. Только что вступивший на должность Семипалатинского губернатора А. Тройницкий, представил генерал-губернатору Степного края свою подробную докладную записку с ходатайством наказать уволенного просветителя, поскольку «произведенным дознанием его (О.А. - Авт.) деятельности установлено, что он, Альжанов, занимался подпольной адвокатурой, и, имея большое влияние на степь постоянно внушает киргизам, что занимаемые ими земли есть их собственность, а не принадлежность государства. Вследствие этого, эти земли не могут быть отчуждены для русских переселенцев [64]. Признавая дальнейшее оставление Альжанова, состоящего кибитковладельцем № 6 аула Нарынской волости, в Зайсанском уезде опасным, прошу разрешения Вашего Превосходительства о выселении Альжанова за пределы высочайше вверенной мне области в порядке статьи 17 «Степного положения» сроком на 5 лет». Итак, уже 15 июля того же года судьба О. Альжанова и его семьи была решена одним росчерком пера Степного генерал-губернатора - «Выслать!» [65]. Существовал специальный государственный документ «Степное положение», в котором регулировались правовые, земельные и другие вопросы Степного края. В данном положении существовала статья 17 «О порядке удаления порочных инородцев волостей Акмолинской, Семипалатинской и Семиреченской». К числу документов по делу О. Альжанова приобщена справка, в которой приводится, во-первых, выписка Государственного Совета гражданских и духовных дел от 11 октября 1904 г. № 121 по данной статье 17. Также, в деле имеется документ от 13 января 1904 года за № 525 по г. Ташкенту Туркестанского генерал-губернатора, в котором говорится об его отношении к исполнению решения данного Государственного совета. Имелся также документ об уведомлении Степного генерал-губернатора, что «для водворения указанных в упомянутом законе порочных инородцев волостей Акмолинской и Семипалатинской по вышеназванной справке определен Лепсинский уезд Семиреченской волости» [66]. Так местом ссылки О.Альжанова был определен Лепсинский уезд.

Уже 29 июля 1909 г., поздно вечером, О. Альжанов был задержан в своей квартире кокпектинским приставом. Эту ночь хорошо запомнила его жена, которая была беременна четвертым ребенком. Никто из родственников и друзей не знали об его аресте. На следующий день - 30 июля он был немедленно отправлен этапом с тем же приставом в Семипалатинск, вернее в Семипалатинский тюремный замок. А 9 сентября ему был вручен указ начальника Степного края о высылке его на пять лет в город Лепсинск Семиреченской волости Туркестанского края. В Семипалатинском тюремном замке он содержался до 23 сентября, т.е. почти два месяца. Через день - 24 сентября «содержащийся в Семипалатинском тюремном замке казах Зайсанского уезда Отунчи Альджанов отправлен этапным порядком под надзором полиции под заключение в Лепсинский уезд». Он был водворен в город Лепсинск при сопровождении двух полицмейстеров. Этапный путь для О. Альжанова был длиной в 12 дней, который он прошел пешком. Наконец, 3 октября он прибыл в место назначения в город Лепсинск под надзор полиции, о чем было сообщено всем инстанциям Департамента полиции. Потянулись долгие годы ссылки. В городе Лепсинске его определили под надзор полиции, лишили всех чинов, права учительство-вания, выезда за пределы Лепсинска в течение пяти лет (политическим ссыльным было запрещено работать в учебных заведениях). Выслав О. Альжанова в Семиреченскую область, семипалатинский губернатор немедленно сообщил главному начальнику Степного края в Омск, что: «Киргиз Зайсанского уезда Семипалатинской области Отунчи Альжанов согласно распоряжению главного начальника края от 15 июля 1909 г., на основании статьи 17 Степного положения выслан на 5 лет в Лепсинский уезд за политическую неблагонадежность».

Главной причиной высылки блюстители порядка записали: «занимался подпольной адвокатурой, внушал киргизам недоверие к правительству и подрывал престиж местной власти». В глазах Семипалатинского губернатора он был настолько опасен, что не мог даже быть отпущен на кратковременное пребывание в своем ауле по случаю смерти матери. При этом Лепсинский губернатор Сокольский через три года после определения О. Альжанова в ссылку, в ответ на запрос о его возможном выезде категорически сообщает следующее: «Отунчи Альджанов, киргиз Нарынской волости, Зайсанского уезда, аула № 6 выслан из пределов области за противоправительственную деятельность, выразившуюся в том, что он имел постоянные сношения с киргизами, внушал последним, что занимаемые ими земли принадлежат Царскому Государству и не могут быть отчуждены для казачьих и русских переселенцев. Так как водворение переселенцев в области ещё не закончилось и приток их из европейской части России ежегодно увеличивается, то нахожу возвращение О. Альжанова на родину нежелательным, ибо благодаря его антиправительственному направлению мысли, он может принести много вреда в деле заселения области» [67].

Таким образом, народный просветитель О. Альжанов стал жертвой царской политики переселения людей из Центральной России на земли Казахстана. Ничего не могло повлиять на положение казахов, даже защита их прав грамотным человеком была пресечена без суда и следствия.

Можно предположить, что только он не передумал, что только не испытал за пешую дорогу одинокий борец. Он до последнего дня в тюрьме думал о снисходительности властей. Но потом понял, что судьба его окончательно предрешена на будущие пять лет. Мысленно он был с семьей. Что будет с ними в дальнейшем, как сложится его жизнь в новых краях, он не знал. Высылка по статье «за политическую неблагонадежность» лишала всего, чего он добился в служебной деятельности. Прежде всего, политические ссыльные не допускались в систему образования, значит, он как учитель лишался права учить, как и русских, так и казахских детей. Поступить на службу в чиновничьи органы, тем более было не возможно, так как он получил временную отставку в своем чине и не мог работать даже переводчиком.

Лепсинский уезд был для него совершенно не знаком, никого он там не знал. Ему было известно только одно: это была пограничная зона с Китаем, и там должны были быть воинские части. И надеяться ему было не на кого: брат и отец умерли. Брат раньше от туберкулеза в городе Санк-Петербурге, а отец 3 года назад, мать жила в Аксуате с дочерью и зятем.

Только глубокой осенью его родственники привезли его семью в Лепсинск.