Страница - 13

2. О колониальной политике и администрации

Особое место во взглядах Ч. Валиханова занимает критика колониальной политики вообще, царизма в осо­бенности. Этому причиной были следующие обстоятель- ства. Чокан Валиханов получил политическую закалку в рядах демократического и революционного движения Сибири и Петербурга, он сам работал в аппарате коло­ниальной администрации в Западной Сибири и Казах­стане, жил, творил и боролся в условиях усиления коло­ниальной экспансии царизма на Востоке и все большего осложнения отношений правительства с порабощенны­ми народами, был выходцем из народа, испытывавшего колониальную эксплуатацию в самой грубой форме.

Колониальные интересы царского правительства проводились в Казахстане через специально созданные органы на местах. Довольно-таки разветвленная сеть колониальной администрации, за спиной которой стояла самодержавная власть России и ее мощь, в своей дея­тельности опиралась, во-первых, на огромную вооружен­ную силу, данную в ее распоряжение; во-вторых, на со­юз с верхушкой господствующего в казахском обществе класса, в-третьих, на русские, в особенности казачьи, специальные поселения, которым предоставлялись при­вилегии и льготы и в которых поощрялись шовинистиче­ские настроения. Эти правительственные органы служи­ли олицетворением колониальной политики царизма в Казахстане.

В ряде своих произведений и публичных высказы­ваний Чокан Валиханов показал продажность, гнилость и антинародный характер колониальной администрации в Казахстане. В одной из своих последних работ, в «За­писке о судебной реформе», он указал на несуразность проводимых правительственными органами мероприя­тий, игнорирующих коренные интересы местного населе­ния. Даже такой, по его выражению, «замечательный и умный человек», как Сперанский, деятель с либеральны­ми взглядами, стоящий в начале 20-х годов во главе ко­лониальной администрации, подчинил казахов «ни с то­го ни с сего, бюрократической централизации со всеми ее мудреными инстанциями, атрибутами и названиями канцелярскими, непонятными до сих пор не только кир­гизам, но и русским». Осуждая покровительственную политику по отношению к исламу со стороны губернато­ров, имеющую явно выраженный реакционный характер, Ч. Валиханов писал: «Мы не знаем и не можем понять. что имело в виду русское правительство, утверждая ис­лам там, где он не был вполне принят самим народом». Он сокрушался о том, что невнимательность «в отноше­нии нас, киргиз, вошла уже в привычку областного начальства». Мнение Ч. Валиханова в отношении ко­лониальной администрации разделяли все его друзья сибиряки.

Официальное положение Чокана Валиханова не­сколько стесняло его как в критике отдельных чиновни­ков из колониальной администрации, с которыми боль­шей частью он был лично знаком, так и в публичном глубоком обнажении пороков системы колониального управления в Сибири и в Казахстане. Тем не менее он не скрывал своих взглядов, хотя порою облекал их в очень деликатную форму. Но зато в письмах к друзьям по борьбе он говорил, не стесняясь. Еще в 1856 году в письме Ф. М. Достоевскому, он писал, имея в виду уп­равление губернатора в Сибири: «Омск так противен со своими сплетнями и вечными интригами, что я не на шутку думаю его оставить». Далее он отмечал, что сос­ланный туда революционер С. Дуров, его политический учитель, окружен «чиновническими крючками» и должен терпеть придирки полицейских чиновников. Несколько позже в переписке с Гутковским Ч. Валиханов с нескры­ваемым возмущением сообщал, что один из ответствен­ных чиновников канцелярии военного губернатора обла­сти сибирских казахов Кури продает должности в казах­ской степи. «Все волостные управители, которые не дали [взятку] Кури в нынешнюю ревизию, уже сменены или же ждут смены». В другом письме Ф. М. Достоевскому, при­водя факт, когда ближайший чиновник губернатора Фридрихса за взятки освободил двух арестантов, Ч. Ва­лиханов называл таких людей «подлецами» и отмечал, что «законы у нас на Руси пока еще пишутся не для ге­нералов». А эти генералы «с инородцами в Сибири делают, что хотят, только разве собаками не травят». Трудно себе представить более обличительную критику системы колониальных органов и ее деятельности!

То, о чем говорил и писал Чокан Валиханов, не было преувеличением действительного положения в крае. Сов­ременники отмечали, что правитель канцелярии Почеку- нин, состоявший при генерал-губернаторе Гасфорте, был опытным среди опытнейших взяточников. Подобных в управлении было много, и когда начальство, бывало, прогонит одного, «другой является еще хуже, да и голодный торопится нажиться». «Во время моего посеще­ния города Омска в 1856 году,— писал П. П. Семенов- Тян-Шанский,— только один из членов Совета не прини­мал никакого непосредственного участия в этих злоупо­треблениях». Ч. Валиханов, как всегда метко, говорил, что чиновники колониальной администрации шьют своим женам «померанцевые платья на цитроновых лентах» на деньги, отобранные у местного населения.

Ч. Валиханов остро высмеивал самого генерала Гас- форта с его манерами колониального администратора. Анекдоты, сочиненные им про генерала, были в ходу сре­ди молодых офицеров и интеллигенции Омска. Так, од­нажды Гасфорт, просматривая карту Казахстана, остал­ся недоволен тем, что горы расположены не там, где бы ему хотелось. По этому поводу Ч. Валиханов сочинил смешной анекдот о том, как Гасфорт «воздвигнул горы». В свое время этот генерал хотел ввести среди казахов новую религию, несколько отличную от христианства и ислама. Когда это намерение стало известно царю Ни­колаю I, тот написал: «Религии не сочиняются, как ста­тьи свода законов». Этот случай был положен Ч. Ва­лихановым в основу другого анекдота —«о гасфортов- ской религии».

В трудах Чокана Валиханова содержится принципи­альное неодобрение системы управления и экономической политики царского правительства в Казахстане. Говоря об основных положениях «Устава о сибирских киргизах» 1822 года, составленном при графе Сперанском, Ч. Вали­ханов в официальном представлении правительственным органам открыто указывал, что «реформы подобного ро­да, собственно, мы и считаем бедственными для народа и вредными для прогресса». Несколько позже, когда сибирское управление держало курс на развитие в Ка­захстане начал частной земельной собственности на пастбищные угодия и стало проводить политику прода­жи свободных земель состоятельным лицам, Ч. Валиха­нов высказал свое мнение о том, что «разделение земель наших по округам и приурочение летних и зимних паст­бищных мест известным родам и личностям должно счи­тать одною из главных причин, вредящих скотовод­ству»⁴⁰. О возможных отрицательных последствиях проводимых правительством мероприятий в области зем­лепользования говорили и некоторые чиновники. Один из них указывал, что «если бы по административному про­изволу изменить пути кочеваний, освященные временем и правом, то это водворило бы в степи насилия, беспоряд­ки и привело бы к всеобщим тратам».

Чокан Валиханов оставался последовательным в своей оценке налоговой политики царизма в Казахста­не. «По новейшим теориям», писал он, если следовать им, то подать должна быть «без отягощения наложена на кочевников». Между тем так называемый «кибиточ­ный сбор» и другие виды налогов несправедливы и разо­ряют народ. «Неправилен с научной точки зрения и тягостен для народа кибиточный сбор, собираемый с за­уральских киргиз. Хотя налог этот не выдерживает са­мой поверхностной критики, но некоторые наши погра­ничные администраторы, по каким-то узким соображе­ниям, увлекались им до того, что думали ввести подым­ную подать и в пашу степь». Так писал Ч. Валиханов в одной из официальных записок правительству.

О том, что из себя представлял в то время кибиточ­ный сбор, можно судить по докладной Н. Любимова, представленной в Министерство иностранных дел. Он писал: «Теперь беднейший из киргизов платит наравне с самым богатым, т. е. по 1 руб. 50 коп. сер. в год с ки­битки, налог этот для первого в высшей степени тяго­стен, для второго — нечувствителен, бедные киргизы иногда находятся в необходимости продавать последнее свое имущество (таганы, котлы и т. п.), чтобы заплатить требуемую с них подать». Председатель Оренбургской пограничной комиссии Ладыженский, прочитав доклад­ную Любимова, вынужден был согласиться, что кибиточ­ный сбор «есть сущая несправедливость».

Нельзя не отметить, что Валиханов несколько пре­увеличивал целесообразность ясака, введенного в облас­ти сибирских казахов, ставил его в пример управлению зауральских казахов, где была установлена покибиточ- ная форма обложения населения налогом. Правда, ясак был несколько разномерен и учитывал экономическое состояние облагаемого хозяйства, но и он оставался од­ной из тяжелейших форм экономической эксплуатации населения. Хотя система ясака была «более справедли­ва», как писал И. Завалишин, «рациональным нало­гом», как указывал «Колокол», что имел в виду и Чокан Валиханов, однако, по выражению самих современ­ников, купцы, ростовщики и спекулянты, которые прихо­дили па «помощь» населению со своими кредитами во время взноса налогов, как пиявки, высасывали местное население Сибири, часть которого убегала от ясака в. тундру.

Не менее обременительной была для казахов, в осо­бенности для трудового, малообеспеченного скотом насе­ления, ямская повинность, узаконенная колониальной администрацией. Ч. Валиханов намекнул ответственным органам, к чему такая повинность может привести и уже приводила в прошлом в России. «Ямская повинность,— писал он,— как известно из опыта, была в прошлом сто­летии одной из главных причин неудовольствия русского парода на правительство... У киргиз же ямская повин­ность отправляется без всякого порядка и крайне не­равномерно. Многие чиновники берут и теперь по сорок и шестьдесят лошадей под один экипаж и ничего не дают подводчикам, кроме зуботычин».

Царское правительство не вняло трезвым голосам, раздававшимся как со стороны левых элементов, так и со стороны беспристрастных наблюдателей. Оно продол­жало проводить старую политику, иногда лишь несколь­ко обновляя ее, не меняя при этом принципов. Г. Н. По­танин, характеризуя царские реформы в Казахстане, писал, что «правительство учреждало комиссии для улуч­шения быта инородцев», но на самом деле эти комиссии ставили своей задачей только «изобретение мер к уве­личению поступлений с инородцев в казну платежей».

Резко выступал Ч. Валиханов против планов и наме­рений правительства широко распространить в степи хри­стианство и ислам, считая, что в исламе господствует «чудовищная фантастика, мертвая схоластика и ни од­ной реальной мысли». О попытках колониальных влас­тей оживить работу христианских миссионеров и провести насильственное крещение казахов с последующим пе­реселением их из степи в пограничные районы Ч. Вали­ханов писал, что «мера эта, похвальная в христианском смысле, в политическом отношении была бы величайшей ошибкой».

В свете изложенного видна явная несостоятельность взглядов тех, кто считал Ч. Валиханова чуть ли не цар­ским агентом в казахской степи и проводником колони­альной политики. Так, по мнению С. Садвокасова, «Ч. Валиханов... был искренним проводником русской ко­лониальной политики на Востоке». А советский писа­тель Ф. Попов называл Ч. Валиханова «одним из пора­ботителей казахского народа». Исследования X. Айда­ровой и К. Бейсембиева несколько рассеяли эти недоразумения, хотя по ряду вопросов в них нет еще до­статочной ясности.

Те, кто обвинял Ч. Валиханова в приверженности к колонизаторской политике царизма, ссылались при этом на такие факты, как участие его в военных действиях отряда генерала Черняева, взявшего г. Аулие-Ата, уча­стие в мероприятиях по присоединению ряда областей Киргизии к России, его поездку в Қашгарию по заданию правительства, связи с генералом Колпаковским и др. В исследованиях советских ученых по-разному описы­ваются и оцениваются эти факты, и суть их остается неясной.

В отношениях Ч. Валиханова к России следует выде­лять два момента: с одной стороны, он во всем объеме понимал прогрессивную роль России в судьбах народов Средней Азии и Казахстана, многие из которых в то время жили в условиях крайней отсталости, невежества, изоляции и религиозного фанатизма, в стороне от стол­бовой дороги цивилизации. Вырвать эти народы из ког­тей «туземных владельцев», также отсталых, но беспре­дельно алчных, и из-под «религиозного развращения» ислама он считал непременной задачей, которую следует решить путем присоединения этих народов к России. Убежденный в этом, Ч. Валиханов лично ведет работу среди этих народов, склоняя их на сторону России. Когда не удается приобщить их к России мирными методами, он не возражает и против военных походов, но рекомен­дует соответствующим правительственным органам и чи­новникам проводить эти мероприятия в пределах гуман­ности и человеческого отношения. Видя несправедли­вость, он выражает возмущение и порою отказывается быть участником злодеяний против малых народов. С другой стороны, он был критиком и противником само­державного строя в России, колонизаторской политики царизма на окраинах и вместе со всеми передовыми людьми жаждал падения русского «богдыхана». Такой взгляд, однако, не мешал ему быть русским патриотом, другом России Герцена, Белинского и Чернышевского.

Смешение этих двух аспектов в политических воззре­ниях Чокапа Валиханова может привести к серьезным ошибкам. Только разграничение их, тонкий анализ каж­дой из этих сторон с учетом целей и тактических прие­мов, к которым прибегал Ч. Валиханов, могут внести яс­ность и воссоздать историческую картину его поступков.

Рассмотрим, например, факт пребывания Ч. Валиха­нова в отряде Черняева.

В начале 1864 года в правительственных кругах цар­ской России шла подготовка к присоединению Киргизии и южных районов Казахстана к России. При этом заня­тию укрепления Аулие-Ата (ныне г. Джамбул), которое находилось в руках кокандских оккупантов, отводилось особое значение. Этот план был одобрен и утвержден царем 4 февраля 1864 года. Начальником экспедицион­ного отряда был назначен полковник М. Г. Черняев. От­ряд состоял в основном из пехотных подразделений и подразделений казачьих войск Отдельного Сибирского корпуса. Для успешного продвижения отряда его на­чальнику было предписано мирное сношение с местным населением.

Полковник Черняев по прибытии в Омск по совету генерал-губернатора Западной Сибири Дюгамеля при­гласил Ч. Валиханова принять участие в экспедиции, с чем последний согласился. Полностью о целях, которыми руководствовался при этом Ч. Валиханов, мы можем строить лишь догадки. Однако несомненным является од­но: он хотел лично принять участие в изгнании коканд- ских владельцев из пределов Казахстана и Киргизии, приносивших огромное бедствие коренному населению, и обеспечить этим территориям покровительство России. Немаловажное значение имело и то, что отряду предпи­сывалось «должное обращение» с народом. Вполне ве­роятно, что Ч. Валиханов собирался оказывать известное влияние на Черняева и его отряд в целом в этом на­правлении. «Если, вследствие успеха нашего оружия, правитель Ташкента или Туркестана изъявили бы же­лание,— доносил Дюгамель военному министру Милю­тину,— отложиться от Қокана и проявит готовность сде­латься как бы вассалами России, то я предложил пол­ковнику Черняеву, не отвергая подобных предложений,

вступить с ними в предварительные переговоры, а мне донести. Для такого рода сношений при нем будет со­стоять штаб-ротмистр Валиханов». В отряде было не­мало казахских и киргизских джигитов, которых назвали киргизской милицией.

Продвижение отряда из укрепления Верного в на­правлении Аулие-Аты проходило мирно и с соблюдением наставления. Киргизские роды, находившиеся в ведении манапов Жантая, Байтика и Турегельды, выразили же­лание быть в русском подданстве и даже предложили бесплатно доставить лес для строящегося Токмакского укрепления. Некоторые бии и манапы добровольно взяли на себя обязанность обеспечить почтовую связь и частью служили при отряде проводниками. «Достижению тако­го благоприятного результата наших сношений с тузем­цами,— доносил Черняев,— много способствовали своим знанием и усердием штаб-ротмистр Валиханов и помощ­ник начальника Алатавского округа артиллерии поручик Мединский, которым и принадлежит успех этого дела».

Вечером 3 июня 1864 года полковник Черняев отпра­вил посланца к аулиеатинскому беку Нияз-Али-датхе с требованием безоговорочной капитуляции, обещая без­опасность жителям города и его гарнизону. На следую­щий день в шесть часов утра посланец возвратился в сопровождении одного аулиеатинского купца. Комендант крепости просил четырнадцать дней на размышление. «Поручив состоящему при отряде штаб-ротмистру Вали­ханову отвечать беку, что предложенные мною условия остаются неизменными, я приказал снова открыть огонь»,— доносил Черняев. Скоро Аулие-Ата было за­нято без потерь. Таким образом, экспедиционный отряд выполнил свою первоначальную задачу. Вскоре 4-я рота 9-го батальона, 3-я временная сотня и 50 милиционеров из состава отряда генерала Черняева с пленными возвра­тились в укрепление Верное. С ними прибыл и Ч. Вали­ханов.

Возвращение Ч. Валиханова получило в литературе различное освещение. Г. Потанин и Н. Ядрипцев, самые близкие его друзья, в своих воспоминаниях указывают на определенные расхождения Ч. Валиханова с генера­лом Черняевым, имевшие место в бытность его в отряде, Так, Г. Потанин писал, что «при взятии Пишпека или Аулие-Аты, не помню, зверства русских войск огорчили его», а Ядринцев указывал; «Не сошлись ли эти два дея­теля, или Валиханов содрогнулся и в нем запротестовало чувство в виду предстоящей борьбы в Средней Азии, остается неизвестным». Такие факты вполне могли иметь место.

Гуманист Ч. Валиханов, преданный своим идеалам, не мог быть участником грабежа и зверств, если таковые действительно учинялись отрядом. Расхождения же с генералом Черняевым, если и были, то, по-видимому, были неглубокими. Генерал высоко ценил заслуги Чока- на Валиханова и, представляя его к награде, писал, что он «был весьма полезен при сношении с туземцами во время движения отряда от реки Чу до Аулие-Ата, а в день 2-го июня и при штурме крепости исполнял свой долг с хладнокровием и самоотвержением. Полагаю на­градить следующим чином ротмистра». 10 марта 1865 го­да это звание было ему присвоено.

Этот частный случай нахождения Ч. Валиханова в отряде генерала Черняева при грубом подходе может быть квалифицирован лишь как служба интересам ца­ризма. Но тогда всякое занятие официальных должнос­тей в государственном аппарате также может быть рас­ценено как защита интересов правительства. Находясь в отряде, Чокан Валиханов преследовал свои цели, служил своим идеям: он боролся за присоединение южных рай­онов Казахстана и Киргизии к России — к России демо­кратической и революционной. По нашему мнению, идей­ный мотив для Ч. Валиханова был главным.